CC BY
58
Расим Агаев,
политолог (Азербайджан)
ИРАН: НАЦИОНАЛЬНЫЙ ФАКТОР
В современном мире не так уж много государств, готовых взять на себя смелость не соглашаться с задачами глобальной политики США. Иран не только перечит всему тому, что провозглашает Америка, но и открыто выражает несогласие с ролью мирового лидера, которую та взяла на себя. Более того, теократический режим, фактически бросив вызов США, мобилизовал немалые ресурсы для противодействия планам «модернизации Большого Ближнего Востока», чреватого, по мнению аналитиков, сломом системы безопасности стран региона и неизбежным сворачиванием социально-политических и экономических программ развития.
Если рассматривать политическую стратегию Тегерана в широком плане, то приходится признать, что международное сообщество во главе с США пока что не нашло эффективных средств обуздания ядерных амбиций исламского государства, влияние которого на региональные дела и его стратегическая роль все более возрастают. Атомная программа ИРИ хоть и достаточное основание для международного беспокойства, но не единственная причина конфликта США-ИРИ, который не перешел пока в фазу открытого вооруженного вторжения исключительно ввиду проблем, возникших в ходе войны в Ираке, давно признанной многими американскими политиками катастрофической.
Иранское сопротивление имеет стратегическую направленность, ибо в контексте прогнозируемого цивилизационного противостояния (С. Хантингтон: «Столкновение цивилизаций будет доминировать в мировой политике») политика ИРИ направлена на консолидацию мусульманства, защиту мусульманских ценностей, создание единого антиамериканского фронта перед лицом той политики, которая именуется глобализмом и которая, будучи обусловлена объективным ходом мировой истории, как двигатель социального прогресса, по мнению национальных государств, и прежде всего мусульманского мира, несет в себе угрозу их самобытности, представляя собой новую форму неоколониальных мировых отношений. К стратегической задаче укрепления и объединения исламского мира иранские идеологи подходят под углом зрения, в первую очередь, религиозной консолидации, включающей также примирение шиизма и суннизма, увязывая эти усилия с процессами
109
политической и экономической интеграции. Сейчас этот проект кажется едва ли не гипотетическим. Однако уже начинают действовать факторы, свидетельствующие об актуализации новой геополитической тенденции.
Неустойчивость нынешнего миропорядка, связанного с доминантной ролью США, опасность которой особенно проявилась в Ираке, объективно подталкивает исламский мир двигаться именно в этом направлении. Так что процесс консолидации исламского мира с учетом его огромного людского и экономического потенциала в состоянии выдвинуть ИРИ в диспозиции мировых сил в качестве лидера нового «полюса», способного изменить всю геополитическую ситуацию в районе Большого Ближнего Востока, тем более что Иран не скрывает своих амбиций в отношении лидерства в исламском мире. Он уже сейчас пользуется сочувствием и поддержкой Организации Исламская конференция, занимая лидирующие позиции в «исламской восьмерке». Несмотря на единодушное неприятие теократического режима ИРИ западной демократией, можно говорить все же о значительной эволюции исламского правления за последние десять лет, получившей ускорение в результате реформаторской деятельности президента Мохаммеда Хатами. Инициированный им «диалог цивилизаций» был поддержан ООН и свидетельствовал о демократическом потенциале политического ислама вообще и иранской его разновидности в частности.
Поддержка, оказанная рядом ближневосточных и азиатских стран в связи с мерами США по международной изоляции ИРИ, никого не должна обманывать - большинство населения мусульманских стран, например Саудовской Аравии, Индонезии и др., настроены антиамерикански и не скрывают своих симпатий к позиции Ирана. Стремление ИРИ взять на себя ответственность за упрочение сил мусульманства посредством модернизации ислама, не упуская при этом возможности, имеющиеся в европейском интеллектуальном наследии, и является, думается, глубинной причиной опасений США.
Иран остается не только самым главным антиамериканским идейно-политическим, а теперь уже, очевидно, и военным препятствием на пути дальнейшего продвижения США к евразийским пространствам. Он как бы не дает замкнуть геополитическую цепь благожелательных стран, образующих своеобразный плацдарм, закрепившись на котором США могут взять под контроль такие энергетические ресурсы и трансконтинентальные коммуникации,
110
которые придадут их потенциалу нечто большее, чем статус единственной супердержавы.
Укрощение Ирана неизбежно и, перефразируя известный афоризм, можно утверждать, что если б у Ирана не было ядерной программы, ее пришлось бы придумывать. (Президент АР Гейдар Алиев, вернувшись из Ки-Уеста в 2001 г., на узком совещании обронил фразу: «Американцы не оставят в покое Тегеран. Они войдут в Иран». Именно с этой фразы началась массовая застройка олигархами азербайджанской столицы. По утверждению экспертов, примерно 80% небоскребов, возведенных за последние годы в Баку, остаются незаселенными. Злые языки утверждают, что массовые новоселья в Баку ждут своего часа - бомбардировок иранских ядерных объектов.)
Применение США совместно с европейскими партнерами против Ирана функциональной блокады не столько наказание, сколько своеобразный ускоритель разрушительных процессов, за которыми может последовать взрыв сепаратизма, который в свое время подвел к гибели две великие федерации (или империи) -СССР и СФРЮ. В Вашингтоне отдают себе отчет в том, что попытка подвергнуть Тегеран международной изоляции вряд ли приведет к желаемому результату, хотя бы ввиду того важного обстоятельства, что ИРИ даже в условиях экономической и технологической блокады продолжает оставаться одним из главных игроков на мировом энергетическом рынке. Составляющие этой достаточно надежной позиции хорошо известны: Иран, будучи вторым - по объему экспорта - членом ОПЕК, постепенно превратился в стратегического партнера Индии и Китая, а также ряда стран ЕС в качестве поставщика энергоресурсов. Поддержка им нового масштабного энергетического проекта - создания газового ОПЕК -еще более упрочит это положение. Отсюда - ставка на дестабилизацию иранского теократического государства посредством разжигания имеющихся межнациональных противоречий. Независимо от того, какой сценарий будет выбран для реализации планов ликвидации власти исламистов, объединяющих радикальные, умеренные и даже либерально мыслящие группировки иранской политической элиты, - жесткий (военное вторжение) или мягкий (вариант оранжевой революции), - итогом могут явиться открытый распад по советскому образцу или скрытая форма федерализации иракского типа, ибо Иран мучительно болен теми же болезнями, коими стра-
111
дали ее империи, - национализмом, который везде и всюду составляет идейную основу любого сепаратизма.
Поскольку на предшествующих этапах дробление крупных тоталитарных государственных образований ставилось важнейшей целью американского глобализма, облегчающего задачи взятия под контроль необъятных геополитических пространств от Багдада до Пекина, логично предположить, что в случае с Ираном ставится та же задача. Тем более что имеется конкретная информация о создании специального управления в военном ведомстве США, целью которого является подрыв клерикального режима изнутри. Так что в ближайшей перспективе Иран может столкнуться с теми же проблемами, что и его соседи - Грузия, Азербайджан, Ирак, один за другим лишившиеся целостности и суверенитета над своими автономиями и попавшие под жесткий контроль Вашингтона. Ислам, как официальная идеология после шахской, в какой-то степени консолидировал иранское общество, но он, как и советский марксизм при реальном социализме, оказался не в состоянии примирить национальные противоречия, тем более что некоторые из них, например азербайджано-фарсидские, имеют в Иране долгие исторические корни. Помимо азербайджанцев (по разным данным - от 25 до 30 млн.) в Иране проживают несколько миллионов курдов, туркмен-шиитов, арабов-шиитов, белуджей. Степень их участия в государственных делах, как и уровень политизации, различна, но при этом у каждой из этнических группировок свой перечень претензий к Тегерану. Ныне перед фактом американской угрозы многим лидерам, вынашивающим сепаратистские идеи, кажется, что настал час предъявить счет, как они говорят, иранскому шовинизму. Наличие мощной внешней поддержки делает их претензии реальными. И хотя арабы-шииты с опаской относятся к разговорам об американской экспансии, курды, по мнению наблюдателей, могут стать явными союзниками США, безусловными сторонниками американского присутствия в Иране. Опираясь на свои связи в Ираке и Турции, курдские боевики уже совершают вылазки против иранского правительства на территории провинции (остана) Западный Азербайджан.
Таким образом, политическое поведение национальных меньшинств в значительной мере прогнозируемо, чего, правда, нельзя однозначно сказать об азербайджанцах, второй после фарсов по численности и государственному весу народности, несмотря на то, что представители именно этой национальности проявляют
112
наибольшую политическую активность и организованность. Именно их автономистские требования в последние годы получили широкий международный резонанс. Эти обстоятельства в сочетании с другими геополитическими факторами позволяют сделать вывод, что любые сценарии федерализации (расчленения) Ирана в значительной мере зависят от того, какую позицию в ирано-американской конфронтации займут азербайджанцы.
Автохтонное азербайджанское население составляет большинство в пяти северо-западных провинциях Ирана - Западный Азербайджан, Восточный Азербайджан, Зенджан, Ардебиль и Ги-лян, а также почти половину населения в столице ИРИ - Тегеране, и, наконец, в священном городе шиитов - Куме. Один из парадоксов иранской политики заключается в том, что, будучи давним соперником суннитской Турции, шиитский Иран достаточно долго фактически представляет собой государство тюрко-фарсидского ареала. Многочисленная народность турков-азери, с XIX в. именовавшихся в пределах Российской империи, а потом и СССР азербайджанцами, играла особую роль в государственных делах, общественной и культурной жизни страны. Был даже достаточно длительный период в истории иранского государства, когда влияние азербайджанского элемента усилилось настолько, что это привело к появлению правящей династии Сефевидов (XVI в.), тюркской по происхождению. Азербайджанская историография склонна трактовать время правления тюркской династии как подтверждение того, что именно азербайджанскому государствообразующему элементу обязан Иран исламом шиитского толка, сыгравшим решающую роль в соперничестве с Османской империей, равно как и создании современного иранского государства.
Противоречивость политики официального Тегерана в отношении азербайджанской части населения, как при шахе Мухаммеде Реза Пехлеви, так и после него, состояла в том, что игнорировалась главная особенность статуса второй народности - его государство-образующий характер. Как следствие, правящие круги всячески отказывались признавать за азербайджанцами какие-либо права на автономию, даже ограниченную культурными рамками, что, с одной стороны, служило причиной мощных демократических движений, периодически сотрясавших Иран, с другой же - создавало благоприятную почву для внешнего вмешательства в иранские дела. По крайней мере, движение Саттархана (начало XX в.) и движение за автономию (1941-1946) непосредственно были связаны с
113
военным вторжением Москвы, не скрывавшей своих геополитических проектов, связанных с ее далеко идущими планами в ближневосточном и восточном направлениях. В первом случае восставшее полукрестьянское воинство народного предводителя Саттархана, дошедшее до Тегерана, было разгромлено русскими казаками, во втором же дело обстояло значительно серьезней. Советские войска, введенные в Иран сразу же после нападения Германии на Советский Союз, создали на территории, называемой Южным Азербайджаном, партию азербайджанских демократов, во главе которой был поставлен коминтерновец Мир-Джафар Пе-шевари, ранее засланный в Иран, где ему пришлось большей частью просидеть в тюрьме вплоть до ввода советских войск. К концу Второй мировой войны азербайджанские автономисты имели не только свою партийную организацию, но и собственное правительство, милицию, отряды самообороны, парламент. И хотя сам Пе-шевари и его пропагандисты не переставали заявлять о том, что они ставят своей целью завоевание автономии для азербайджанского народа в рамках целостного иранского государства, ни для кого не представляло секрета, что дело движется к сецессии - отделению целого ряда иранских областей, находившихся под контролем Красной Армии, и присоединению их к Советскому Азербайджану. В документах, опубликованных к концу 1945 г., говорилось, что лидеры автономистского движения, руководствуясь историческими, географическими и этнографическими данными создаваемой Азербайджанской национально-демократической республики, включают в ее состав около двух десятков крупных городов (Тебриз объявлялся столицей) - практически всю северную часть страны. Границы новой, как сказали бы сейчас, никем не признанной республики, согласно разработанной карте, определялись с учетом исторического расселения азербайджанского населения. Столь уверенное поведение азербайджанских автономистов объяснялось просто - к тому времени И. Сталин подписал секретное постановление Политбюро ЦК ВКП(б), недвусмысленно названное «О мероприятиях по организации сепаратистского движения в Южном Азербайджане и других провинциях Северного Ирана». Осуществлению этого советского проекта помешал ультиматум Г. Трумэна, который позже вспоминал, что весной 1946 г. он дал приказ командующим наземными, морскими и воздушными силами быть в полной боевой готовности, потребовав от Москвы вывести свои войска в установленное время, о чем была достигнута договоренность еще в Ялте.
114
На этом с демократическим движением азербайджанцев было покончено, но сама борьба вокруг Южного Азербайджана, жестокость, проявленная Тегераном при разгроме сепаратистов, посеяли довольно живучие семена недоверия в отношениях двух основных народностей Ирана.
Покойный шах Реза Пехлеви «разрешил» этот сложный межнациональный вопрос чисто по-восточному, женившись, после развода с первой женой-персиянкой, на выпускнице Сорбонны Фер-рах-ханум, имевшей азербайджанские корни. Справедливости ради, пожалуй, следует сказать, что матримониальный подход к проблеме в условиях мусульманской страны доглобалистского периода не лишен был здравого смысла и определенной эффективности, во всяком случае, надолго снял социальное напряжение. Представители азербайджанских деловых кругов, интеллигенции, протежируемые шахиней, получили доступ ко двору, стали закрепляться в составе правящей элиты. Кроме того, в сознании простых людей шахиня и ее гуманитарная деятельность способствовали распространению негасимых азербайджанских иллюзий о переходе трона, символа реальной власти, под азербайджанский контроль. Приход к власти аятолл на какое-то время еще более укрепил положение азербайджанцев в иранском обществе, и это связано было с обстоятельством, оставшимся, к сожалению, незамеченным за пределами Ирана - впервые азербайджанцы декларировали не узконациональные цели, а выступали за общедемократические преобразования в общегражданском протестном антидиктаторском потоке.
Само исламское движение в Иране развивалось при скрытом соперничестве двух духовных лидеров - аятоллы Мохаммеда Ша-риат-Мадари, видного азербайджанского религиозного деятеля, и Рухоллы Хомейни, перса по происхождению. Шариат-Мадари, более известный в народе под именем «Мерджейи-ат-Теглиди», что в переводе с фарси означает «Образец для подражания», считался духовным лидером всех иранских азербайджанцев и в этом качестве стал одним из главных вождей революции в Иране, неофициальным основателем влиятельнейшей партии «Халге-мусульман». Иранцы помнили, что в 1963 г., благодаря непререкаемому авторитету Шариата-Мадари, удалось спасти от казни будущего лидера ИРИ - аятоллу Р. Хомейни, приговоренного к смерти шахом. Это обстоятельство, однако, как часто случается в ходе революционных переворотов, не устранило политических противоречий в отношениях двух лидеров, поскольку после свержения шаха, на этапе про-
115
ведения общественно-политических реформ, не могла не всплыть на поверхность их национальная составляющая.
Партия «Халге-мусульман», объединив в 1979 г. вокруг себя иранских азербайджанцев, недовольных как наследием шахского режима, так и радикальными исламскими клерикалами в Тегеране, организовала в конце 1979 г. многотысячные манифестации в Теб-ризе, Куме и других городах в поддержку аятоллы Шариат-Мадари, который вдруг оказался фактически под домашним арестом. На этих митингах впервые совершенно неожиданно для хо-мейнистов прозвучали призывы к созданию Азербайджанской Исламской Республики. Молодой теократический режим поступил с очередным революционным порывом азербайджанцев точно так же, как это делала монархия, - выступления были безжалостно подавлены. Единственная и, пожалуй, существенная разница заключалась в том, что сделано это было руками других азербайджанцев - последователей аятоллы Хомейни, коих, как выяснилось, было также немало. Эта двуединность азербайджанских исламистов в Иране сохраняется и по сию пору, приобретя после кончины двух лидеров исламской революции - Хомейни и Шариат-Мадари - как бы новое качество - разделение на ортодоксов, консерваторов и реформаторов-националистов. Один из главных идейно-политических постулатов Хомейни о том, что законы ислама не делают различий между национальностями, имел не только чисто идеологическое значение. Пожалуй, пристальное исследование перемен, произошедших в этом плане в иранском обществе, привлечение к участию в управлении государством азербайджанцев, как и других нацменьшинств, расширение возможностей для их карьерного роста и предпринимательской деятельности многими в стране воспринимаются как реальное подтверждение эффективности исламской демократии, противопоставляемой западной, европейской. Первым премьер-министром Рухолла Хомейни назначил азербайджанца Мехди Базаргана, известного экономиста, которого называли «мозговым трестом» исламской революции. Главнокомандующим всеми иранскими военно-морскими силами стал адмирал Аббас Мада-ни, в 1979 г. открыто поддержавший революцию исламских радикалов.
Значительную часть нынешнего иранского парламента, кабинета министров, теократических структур, бизнеса, военной элиты составляют этнические азербайджанцы. Среди них: человек, которого часто называют врагом США № 1, - духовный лидер Ирана
116
аятолла Сеид Али Хаменеи; глава военной опоры государства -Корпуса стражей исламской революции (КСИР) - А. Сефеви; вице-президент Ирана, влиятельный глава Иранского национального ядерного агентства, занимавший долгие годы пост министра нефтяной промышленности, опытный политик Гуламрза Агазаде. Достаточно ли этого, чтобы сохранить гармонию в межнациональных отношениях, стабильность в стране и единство исламского государства? Нельзя сказать, чтобы в азербайджанском социальном массиве недооценивали нововведений государственного управления иранских властей. Однако в критике внутренней политики правящих кругов азербайджанская националистическая интеллигенция педалирует меры, безусловно направленные на разъединение азербайджанского населения: изменение административного устройства областей, исторических районов проживания азербайджанцев, торможение их социально-экономического развития, выдавливание из страны лидеров националистического крыла азербайджанского демократического движения, перманентное преследование инакомыслия. Таким образом, то, что представляется элитным группировкам духовенства, правительственному истеблишменту и крупным предпринимателям выражением социального равноправия в его исламской интерпретации, довольно широкие слои азербайджанского населения считают продолжением традиционной иранской шовинистической политики в новой ее редакции.
Этими настроениями жило не одно поколение азербайджанской интеллигенции, но нынешний подъем волны демократического движения непосредственно вызван к жизни факторами геополитического и внутреннего порядка: распад СССР; обретение независимости советскими республиками, и прежде всего Азербайджаном, американо-иранский конфликт из-за ядерной программы, за которым явственно просматривались планы США по переустройству Ирана; либеральные реформы правительства М. Хатами (1989-2004). В остальном новая волна демократического движения явилась продуктом внутренних противоречий, присущих иранскому государству, нежелания правящего класса предложить азербайджанцам приемлемую программу культурного самоопределения в рамках существующего государственного устройства. Глава Исламского комитета России Гейдар Джемаль, побывавший в 2004 г. в ИРИ, был удивлен ростом сепаратистских настроений в азербайджанской этнической среде: «Если 10-15 лет назад азербайджанцы и персы подчеркивали, что национальная проблема разрешена, что
117
азербайджанцы занимают видное место в политической системе Ирана, то сегодня я столкнулся с проявлениями национализма, особенно у молодежи, мечтой об отдельном азербайджанском государстве, четкой неудовлетворенностью статусом азербайджанского населения, недовольством положением культуры, языка и повышенным вниманием к потокам информации из Баку».
Первые попытки иранских студентов-диссидентов несколько лет назад поднять Тебриз (историческая столица Азербайджана, которая и поныне этнически считается азербайджанским городом) закончились довольно плачевно. В полном соответствии с восточными традициями иранские власти вздернули на столбах нескольких наиболее дерзких сторонников демократизации и национального самоопределения. Остальные, в том числе и лидер местных автономистов, профессор Тебризского университета, доктор Мах-мудали Чехраганлы, оказались за тюремными решетками. Последний, выпущенный под давлением международной общественности, попытался было перебраться в Баку - за поддержкой. Но тут обнаружилось, что официальный Баку предпочитает дистанцироваться от сепаратистского движения своих иранских соотечественников. После кратковременного пребывания в США иранский «Эльчи-бей», как стали именовать не без сарказма Чехраганлы в Баку, протежируемый американцами, наведался-таки в АР. Вместо ожидаемой поддержки от азербайджанских коллег - оппозиционных демократов иранец был публично обвинен в связях с американскими спецслужбами и счел за благо ретироваться на Запад. Для азербайджанских властей любая форма поддержки Тебриза чревата симметричным ответом Тегерана. И прежде всего на «армянском фронте». Иран, солидаризировавшийся с Азербайджаном в карабахском конфликте, в то же время всячески разрушает экономическую блокаду, установленную Азербайджаном совместно с Турцией вокруг Армении, давно наладив довольно широкие экономические отношения с последней, обеспечивая своего христианского соседа газом, нефтепродуктами, электроэнергией, потребительскими товарами. (Гейдар Алиев как-то с горечью вынужден был привести доверительное признание первого президента Армении Л. Тер-Петросяна о том, что, если бы не помощь ИРИ, Армения не продержалась бы и недели.)
Неясным перспективам Большого Азербайджанского государства в бурных водах современной геополитики правящий класс современного Азербайджана, повязанный на мировом нефтяном
118
бизнесе, предпочитает зримые преимущества практической власти. Идейный багаж лишенной былого революционного романтизма оппозиции ничего, кроме русофобии и следования в фарватере американской политики, предложить находящимся на подъеме исламским демократам не может. К тому же проведение политики разделенного народа в сложном геополитическом узле, каковым является район от Персидского залива до Каспия, с учетом планов США и особой позиции России в отношении Ирана, потребовало бы большего политического опыта и дипломатического искусства, чем те, какими располагает нынешнее политическое руководство АР. Во всяком случае, позиция невразумительного молчания, занятая официальным Баку в период карикатурного кризиса в Иране, подтвердила подозрения относительно прохладного отношения азербайджанских властей к проблемам азербайджанского демократического движения в ИРИ, равно как и перспективам объединения Азербайджана.
Некоторые наблюдатели высказали предположение, что карикатура, помещенная в популярной газете «Иран», явилась пробным камнем иранских спецслужб, рассчитывавших таким образом прозондировать политические потенции азербайджанских автономистов, а заодно и собственно Азербайджана с его неизжитыми претензиями представлять всех азербайджанцев. Во всяком случае, предположение, что оскорбительный для азербайджанцев сюжет появился в подконтрольном иранским властям издании вследствие редакторского недосмотра, представляется наивным объяснением. (Замысел карикатуры, вызвавшей повсеместно бурную реакцию азербайджанского населения, был крайне прост и откровенно про-вокационен. В заметке под заголовком «Что делать, чтобы остановить насекомых?» Азербайджан сравнивался с помойкой, его население именовалось «насекомыми, питающимися от персов», читатель призывался уничтожать «насекомых».) Тот факт, что в конечном счете сотрудники газеты, виновные в происшедшем, отделались легким испугом, а выпуск газеты спустя некоторое время возобновился с публикации редакционной статьи, восхваляющей исторические заслуги азербайджанцев перед иранской государственностью, говорит в пользу приведенной выше версии. (Вообще иранцы большие мастера применения восточного иносказания в дипломатической практике. М. Хатами как-то на переговорах с Г. Алиевым, выслушав дефиниции последнего относительно международного статуса Каспийского моря, с невинным видом обра-
119
тился к переводчику: «Не о Мазандаранском ли озере идет речь?». Это был тонкий намек на то, что Каспий когда-то иранцами считался их внутренним морем.) Реакция азербайджанского населения на карикатурный выпад показала, сколь взрывоопасным оставались межнациональные отношения в ИРИ. Волнения прокатились практически по всем крупным городам, населенным азербайджанцами. На улицы и площади вышли десятки тысяч людей. Впервые за последние 25 лет в Иране возникла опасность гражданского противостояния, причем не на межконфессиональной или социальной, а именно на национальной почве, отмечали наблюдатели. Об остроте ситуации и политической направленности умонастроений манифестантов свидетельствовали озвучиваемые лозунги: «Смерть режиму мулл», «Единый Азербайджан со столицей в Тебризе», «Баку -Анкара - Тебриз», «Язык тюрков не перейдет в персидский», «Мы не хотим жить в клетке, если она даже золотая» и т.д.
Отличительной чертой противостояния явилась открытая поддержка, оказанная депутатами-азербайджанцами парламента ИРИ своим соотечественникам. Депутат Акбар Алеми, избранный
от Тебриза, с трибуны парламента ИРИ обвинил правоохранитель- оит и
ные органы Ирана и военных в применении чрезмерной силы против безоружных демонстрантов, убийстве мирных жителей и многих других преступлениях. Подчеркнул он и то, что карикатурный сюжет лишь переполнил чашу терпения азербайджанцев, ставших объектом шовинистической политики, подвергаемых притеснениям и унижению их национального достоинства. Однако волнения азербайджанского населения носили все же стихийный характер -ни организации, ни организованности, ни ярких лидеров. Тем решительней были действия властей. Конгресс азербайджанцев мира (КАМ), действующий за рубежом, вскоре распространил заявление, в котором указывалось, что в ходе усмирительной операции властей погибли 40 человек, более 1000 получили ранения, арестовано около 11 тыс. азербайджанцев. В разгар кризиса иранские диссиденты (азербайджанцы) стремились с помощью информационных акций привлечь внимание международной общественности и своих соотечественников в АР к событиям, разъяснить цели и характер азербайджанского демократического движения. Но вспышка национального недовольства показала устойчивость исламского режима. Не получив широкой международной поддержки и не имея серьезной опоры в рядах азербайджанской буржуазии и духовенства, протестные акции постепенно стихли. Активность,
120
главным образом, информационную, проявляют лишь обосновавшиеся за пределами ИРИ центры азербайджанской националистической оппозиции - Конгресс азербайджанцев мира (КАМ), которым руководит доктор Джавад Дерехти, и Движение национального пробуждения Южного Азербайджана (М. Чехраганлы), располагающее представительствами в ряде стран, в том числе и в АР.
Межнациональный кризис в ИРИ выявил и другое, а именно то, что в разрастании азербайджанского национального движения не заинтересована прежде всего сама южноазербайджанская элита, ибо ее экономические и финансовые интересы неразрывно связаны с интересами финансовой и торговой элиты всего Ирана. Азербайджанцы из иранской элиты, вложившие немало инвестиций в нефтеносные районы страны, не могут отказаться от своих экономических преференций. А без их поддержки и участия протестные выступления, какими бы мощными и многочисленными они ни были, не в состоянии структурироваться в политическое движение с ясными национальными и общедемократическими целями и задачами.
На беду 30-миллионного азербайджанского населения ИРИ независимая часть их исторической родины - АР, всегда представлявшаяся им воплощением самостоятельности и мечтой их государственности, перестала играть ту притягательную роль, которая отводилась ей в советское время. Процесс психологического отчуждения, связанный с проживанием в разных этнополитических и культурных условиях, усиливается противоположными идейно-политическими и цивилизационными устремлениями двух государств - ИРИ и АР. Антиамериканизм южноазербайджанской элиты не находит понимания у правящей элиты независимого Азербайджана, связанного с США множеством обязательств, вследствие чего межгосударственные отношения двух стран все время находятся в атмосфере растущего недоверия. В Азербайджане уже действуют как минимум четыре военные базы США, кроме того, введены в эксплуатацию два американских военных радара, один из которых уже контролирует часть воздушного пространства Ирана. Сюда следует добавить также американскую станцию слежения за морским побережьем при входе в бакинскую бухту. Усиленными темпами идет строительство новых американских военных авиабаз в пригородах Баку. И все это на фоне ожидаемой бомбардировки Ирана американской военной машиной. Логическим следствием такой политики АР явилась поддержка правительством республики
121
антииранской резолюции Совета Безопасности ООН весной 2007 г. В соответствии с обязательствами, вытекающими из этого документа, правительство АР заморозило финансовые и банковские счета иранских компаний и физических лиц, причастных к обогащению урана и разработке ракетных носителей. Введены также визовые ограничения для некоторых иранских чиновников и эмбарго на поставку оружия из Ирана. Это решение, ставившее фактически Азербайджан в положение союзника США в их мерах по экономическому удушению Ирана, а следовательно, и его многомиллионного азербайджанского населения, было встречено общественностью и политическими силами не без критических всплесков в оппозиционном стане, но в целом достаточно хладнокровно, если не сказать резче - равнодушно. Официальная формула, к которой прибегает Баку в подходах к конфликту из-за ядерной программы ИРИ, проста и устраивает всех: «Если международное право позволяет проводить ядерные разработки, то они должны осуществляться в рамках международного права. Вопросы, вызывающие беспокойство, должны быть решены дипломатическим путем». Так высказывается обычно президент АР Алиев. За этой формулой - плохо скрытая досада азербайджанских верхов на задиристых мулл, ядерные амбиции которых угрожают региону крупными неприятностями. Но то, что беспокоит правящие круги, вполне устраивает некоторых оппозиционных политиков. Война и неизбежная дестабилизация ситуации, по крайней мере, от Персидского залива и до Апшеронского полуострова, может ускорить распад ИРИ - последней империи на Востоке, полагают некоторые оппозиционные лидеры, в частности председатель партии «Умуд» («Надежда»), депутат Милли Меджлиса (азербайджанский парламент) Игбал Ага-заде. В этом случае, по его мнению, слияние двух Азербайджанов - Северного (АР) и Южного (обширные территории ИРИ), становится вопросом времени. У его коллеги по парламенту, лидера Народной партии Панаху Гусейнова, немало претензий к властям ИРИ, связанных с правами азербайджанцев, и все же его несколько смущает такой способ достижения автономии: «Что же, выходит, для того, чтобы добиться объединения азербайджанского народа, необходимо сбросить на его голову американские бомбы?!» - искренне возмущается он. Но в целом оппозиционные партии националистического толка (а их в АР большинство) склонны считать такую перспективу хоть и жертвенной, но приемлемой. Озвучиваются в Баку и иные, более трезвые точки зрения.
122
Вот одна из них - мнение независимого политолога, в прошлом основоположника Народного фронта Зардушта Али-заде: «Наши ура-патриоты продолжают гоняться за призраками. США желают сменить политический режим в ИРИ, а не строить еще одно мусульманское государство».
Трудно с этим выводом не согласиться. Весь вопрос только в том, как американцы собираются это делать. Какой опыт будет задействован - югославский, иракский, афганский? США, как и другие вовлеченные в иранскую интригу, согласны лишь со сменой режима, заинтересованы в новом разделе иранского энергетического «пирога». Да, в ходе нового исторического процесса южные азербайджанцы в случае вероятной федерализации Ирана (и то, с учетом курдского фактора) могут получить право на культурную автономию. Но не более того. Трудно предположить, что США, а также Европа и Россия согласятся на создание нового большого азербайджанского государства в регионе, где и без того расширено исламское влияние. Это, думается, не в интересах России с ее неспокойным Северным Кавказом, и без того тяготеющим к ареалу Большого Ближнего Востока. Хотя, по большому счету, с учетом политики конфликта цивилизаций, взятого на вооружение Западом, для Евразии, каковой все-таки является Россия, куда перспективней была бы политика диалога цивилизаций и сближения с исламским миром. В пользу этого тезиса говорит не только геополитическое своеобразие России, но в не меньшей степени исторический опыт сосуществования двух культур на ее пространствах, наконец, потребности независимой, самостоятельной политики в меняющемся контексте мировых сил.
Таким образом, кризис переживает не только иранское теократическое государство, оказавшееся неспособным гармонизировать межнациональные отношения, но и само демократическое движение азербайджанцев. Идея создания собственного государства, включавшего бы объединение двух частей народа и исторически принадлежавших ему территорий по обе стороны реки Аракс, постепенно трансформировалась в автономистские требования культурной автономии, которые правящей теократии также представляются опасными, необоснованными, противоречащими принципам исламского государства. Советский Азербайджан во времена создания в Иране Демократической республики Южный Азербайджан представлял для иранских соотечественников притягательную силу не только ввиду очевидных социально-экономических
123
достижений, но, главным образом, потому, что за его спиной стояла мощь СССР. Надежды нынешних демократов возложить эту роль на США не оправдываются. У азербайджанской интеллигенции (по обе стороны Аракса), настаивающей на культурной автономии, на международной арене имеется не больше союзников, чем у АР в ее борьбе за возвращение Нагорного Карабаха.
Геополитические реалии таковы, что США вряд ли смирятся с укреплением иранских позиций в глобальном масштабе, и в этом плане периодическое обострение конфликта США-ИРИ неизбежно. Военная интервенция по типу иракской на данном этапе маловероятна. Предпочтительной представляется политика расшатывания клерикального государства изнутри. Но одного азербайджанского фактора для этого будет, как теперь представляется, явно недостаточно. Азербайджанский национализм, как и нация в целом, оказались сильно подорванными, не найдя оптимальных решений в условиях исламизации, с одной стороны, и внешних угроз, связанных с распадом СССР, - с другой.
На этом фоне в последнее время внимание привлекает новый геополитический проект - создание курдского государственного образования в Ираке, оживление курдских автономистов в Турции, усиление курдского элемента в Иране и Азербайджане. На это указывает и поддержка, которой пользуются различные отряды курдского национализма со стороны США, несмотря на то что его ведущая политическая организация - ПКК - официально признана международным сообществом террористической. Но этот вопрос, непосредственно связанный с азербайджанским фактором в ИРИ, требует самостоятельного рассмотрения.
«Вестник аналитики», М., 2007 г., № 3, с. 78-94.
Б. Миркасымов,
историк
ШИИТЫ В ИРАКЕ
И ДРУГИХ ГОСУДАРСТВАХ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА. (Как «шиитский фактор» влияет на политику стран региона и ведущих мировых держав)
Практически ежедневно средства массовой информации России и других стран сообщают из Ирака о непрекращающихся кровавых столкновениях мусульман-шиитов и мусульман-суннитов.
124
