CC BY
18
УДК 301
ИНТУИТИВНО-ИГРОВЫЕ РЕСУРСЫ «ОБОЛЬЩЕНИЯ» ВЛАСТИ В РЕЧЕВОМ ПОВЕДЕНИИ ПОЛИТИКА
© 2010 г. С.В. Киселев
Институт по переподготовке и повышению квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук Южного федерального университета, ул. Пушкинская, 160, г. Ростов-на-Дону, 344006, info@ippk. sfedu.ru
Institute for Retraining and Increase in the Qualification of the Instructors of the Humanitarian and Social Sciences of Southern Federal University, Pushkinskaya St., 160, Rostov-on-Don, 344006, info@ippk. sfedu. ru
Выявляются связи между принятием управленческих решений и речевым поведением политических деятелей. Анализируются возможности интуитивной подстройки и адаптивной корректировки политико-речевого поведения властных персоналий к масс-медийной аудитории как ресурса усиления управленческого влияния. Исследуются перспективы моделирования общности оснований политико-речевого, шахматно-аналитического и социально-игрового управления в рассмотрении и приведении к искомому результату ситуаций неопределенного (многоальтернативного) выбора решений.
Ключевые слова: политико-речевое поведение, рациональное, интуитивное, игровое моделирование.
Article is devoted to the communication revealing between acceptance of administrative decisions and speech behavior ofpoliticians. Possibilities of intuitive fine tuning and adaptive updating of political speech behavior of an imperious personnel to a mass media audience as resource of strengthening of administrative influence are analyzed. Prospects of modeling of a generality of the bases ofpolitical speech, shess-analytical and socially-game management in consideration and reduction to required result of situations of an uncertain (multialternative) choice of decisions are investigated.
Keywords: political speech behavior, rational, intuitive, game modeling.
Одной из ключевых проблем выражения так называемых общественных интересов, которыми руководствуются гражданское сообщество и представляющие его властные институты, является реализация делегируемых полномочий в принятии решений и поддержание того ресурса социального доверия, которым пользуются избранные лидеры для успешного проведения своего курса. Ведь массовое сознание оперирует скорее эмоциональной солидарностью с публичными действиями персоналий власти, близких сердцу обывателя, чем интеллектуальным осмыслением абстрактно-документальных ее обязательств. Этим ресурсом приращения властного влияния на душевную расположенность публичной аудитории должны непременно обладать политические лидеры, желающие не только идти вслед за общественными настроениями, но и трансформировать их в нужное русло управленческих действий.
Предлагаем рассмотреть механизмы публично-речевого поведения представителей власти, находящих в нестандартных ситуациях общественных вызовов успешные модели решений, основанных не на шаблонных, а интуитивно угадываемых речевых образах как ресурс дезавуирования оппонентов и привлечения поддержки аудитории. Выделим некоторые рационально формализуемые подходы к управлению нестандартными действиями в условиях безотлагательной ситуации принятия альтернативных решений, реакцию на которые трудно заранее спрогнозировать.
Тематике публично-речевого влияния властных образов путем трансформации провокативных вызо-
вов-ответов агрессивной информационной среды уделялось внимание в концепциях театрализации политической сцены Р. Барта, манипулирования политическими рейтингами масс-медиа П. Шампаня, теории игровых диспозиций габитуса П. Бурдье, игрового соблазна нарушений легитимности власти Ж. Бодрий-яра и др. Однако акцент исследования в них смещался скорее на общие стратегии политической игры в целом, чем на средства их ресурсного, в том числе интуитивно-речевого, обеспечения.
Структурированию российского властно-политического поля информационно-речевых образов уделяется недостаточное внимание на уровне теоретико-дискурсивного анализа, отстающего от непрерывных апробаций штабов политтехнологов в периоды избирательных кампаний. Однако научное осмысление отдельных феноменов общественного сознания не должно двигаться в русле конъюнктуры заигрываний с электоратом, необходимо прояснение более углубленных характеристик взаимодействия массовых и институционально-бюрократических репрезентаций социальных ожиданий и их претворений в управленческих действиях и намерениях.
Одной из характерных особенностей политико-административной деятельности является сочетание рациональных, т.е. логически обоснованных, и иррациональных, не вполне формализуемых, интуитивных действий, предпринимаемых носителями властных полномочий как для осуществления программных целей, так и укрепления институционального статуса. Однако если обдуманное целенаправленное действие
выражает императивное долженствование властного управления, обоснованное и соответствующее социально-правовым, морально-этическим и иным нормам регламентации (т.е. легитимной предписанности), то действия политиков в нестандартной ситуации или положениях многоальтернативного выбора отличаются заметно более свободным субъективно-оценочным подходом поступков «по наитию».
Самой политике в отличие от юриспруденции присуща значительно более широкая свобода выбора и руководства принципами делать и «то, что не запрещено», и то, что недопустимо формальными ограничениями, но направлено «на благо народа», исторического прогресса и так далее по возможности избегая открытой конфронтации с существующим порядком. Конкурирование участников публично-властной авансцены исходит, прежде всего, из речевой многозначности смыслов, улавливаемых в мнимо -эксклюзивной самоидентификации адресатов сообщений. Возникает эффект так называемой социальной играизации, «латентной скрытности», «квазифика-ции», «блефа», «нелинейной социализации» [1, с. 700, 703] участников коммуникации, иллюзии особой избранности которых основаны на взаимной расшифровке знаков интимной доверительности.
Для политиков, в отличие от академической профессуры или моральных авторитетов, первичен не акт сомнения в достоверности, верификации или этическом соответствии заявляемых действий, а волевая целенаправленность и реализуемость преследуемых задач. Они сами устанавливают и изменяют правила игры с социальными контрагентами, вовлекая их в игру надежд и иллюзий, явных и ложных обретений. Ведь «правило есть не что иное, как сама возможность игры, дуальное пространство партнеров; искать в нем самоцель (закон, истину) - значит разрушить саму игру и ставку» [2, с. 245]. Политик как авантюрный игрок (шулер у Ж. Бодрийяра) должен одновременно удерживать нити своего успеха, основанные на переинтерпретации правил игры к своей выгоде, с одной стороны, и следить за недопущением пересмотра общепринятой версии правил - с другой. Азартность участия в игре аудитории, относящейся к обращениям к ней властных персоналий как видоизменяемой, «переформатируемой» реальности, основана на конкуренции соперничающих смыслов и интриге любопытства, что же будет дальше. Такая игра завораживает, ибо «ставит на место этой реальности вселенную обязательств, предпочтений, поединков -вселенную очарования в строгом смысле слова, вселенную соблазна», создавая в некотором смысле иллюзию акционерного участия обывателей в метафоре «предприятия по обольщению случая» [2, с. 250, 252], управляющего настроениями в политико-речевом воздействии (обольщении) публичной власти.
Субъективными основаниями политики обусловлена критика легковесности ее рационального анализа. Показателем неоднозначного отношения к перспективам научного управления политикой стала дискуссия о перспективах развития и финансирования
Конгрессом США (1998 г.) исследований Американской Ассоциации политической науки (American Political Science Association, APSA). В специальном докладе комитета APSA признавалась влиятельность существующих мнений о политологии как «не вполне вдохновляющей (not very exciting), [находящейся] не в авангарде исследований, в некоторой степени журналистской и реформистской» [3, p. 895].
Следует признать, что политическая деятельность менее всего считается со своими формальными предписаниями. Еще Гегель отметил, что «охотнее всего отделяет действительность от идеи рассудок, который принимает грезы своих абстракций за нечто истинное и гордится долженствованием, которое он особенно охотно приписывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каким он должен быть, но каким он не является» [4, с. 90].
Зависимость легитимности политической власти от общественных настроений вызывает иррациональные мотивы обращений к чувствам потенциальных избирателей в интуитивно распознаваемой конъюнктуре действий, поддерживающих атрибуты лидерства. В современном информационном обществе персональные лидерские качества политической элиты приобретают особенную ценность. При гипердинамичном обмене сведений в мировой сетевой коммуникации многократно возрастают риски репутационных потерь или напротив дивидендов респектабельного доверия вследствие резонансных откликов на те или иные поступки политических игроков, осуществляющих как предполагаемые, так и неожиданные действия.
Потенциал интуитивных действий политических деятелей как игроков публичной сцены основан на демонстрации информационного «обольщения» массового сознании и соблазна податливости аудитории - от непосредственных сексуально-физических реминисценций до насильственных актов жестокости, смерти и т.д., выражая согласно Бодрийяру механизм обольщения. Под ним он понимает «закон непрерывного ритуального обмена, непрестанного повышения ставок обольстителем и обольщаемым - нескончаемого потому, что разделительная черта, которая определила бы победу одного и поражение другого, в принципе неразличима - и потому, что этот бросаемый другому вызов (уступи еще больше соблазну, люби меня больше, чем я тебя!) может быть остановлен лишь смертью» [2, с. 58 - 59].
Потребность в интуитивной корректировке действий на политической авансцене усиливается при безотлагательной, подстраивающейся под резонанс восприятия аудитории стратегии выбора успешных действий «по наитию», когда следование рациональным стандартам слабо прогнозируемо. Это в особенности касается ситуаций прямых контактов с аудиторией в режиме on-lain, пресс-конференций, конфликтных стыков при формах открытого диалога.
Здесь могут проявиться несколько моделей непосредственной адаптации к обстоятельствам противодействия актам дезорганизации публичного статус-кво политика.
Вариант 1. Пассивная реакция «непричастности» к конфронтации, стратегия «умывания рук»», как это было в поведении уклонившегося от прямого комментирования и разбора ситуации Президента США Дж. Буша, в которого во время его пресс-конференции в Багдаде 14 декабря 2008 г. одним из иракских журналистов, находившимся в зале, были брошены ботинки с оскорбительными репликами. Отстранившийся от конфликта Дж. Буш заявил, что ему это не причинило вреда и все, что он может сказать, это то, что ботинки были десятого размера (по российским меркам 43-го) [5]. Формально уместное при данных обстоятельствах возмущение недопустимым нарушением правил безопасности главы государства на публике прозвучало бы как акт его беспомощной слабости.
Вариант 2. Упреждающее управление агрессивными событиями. В прямом эфире на телеканале СМБС Президенту США Б. Обаме мешала назойливая муха, которую он после проигнорированных предупреждений «Эй, лети отсюда!», попросту убил, продолжив интервью репликой «Так на чем мы остановились?». Но и на этом он не успокоился, завершив компрометирующий эпизод отзывом: «А как выразительно я ее прихлопнул? Как считаете, Гиббс?». -«Очень впечатляюще», - ответил журналист. «Вот, она здесь. Не хотите заснять?» - предложил Обама [6, 7]. В этом случае обычное следование протоколу, оставление без внимания объектов репутационной дискредитации официального лица могло привести лишь к более комичным последствиям его дискредитации.
Вариант 3. Вовлечение в резонансный отклик на событие. Во время визита президента США Б. Обамы в Египет на проходившей экскурсии в июне 2009 г. в пирамиде Хеопса, он, увидев на стене портрет древнего египтянина, стремительно подошел к нему и заявил: «Да это же вылитый я! Вы на уши посмотрите!». Ответной реакцией сопровождающих лиц такая игра была продолжена выражением уверенности, что изображенное лицо принадлежит к иерархам древнеегипетского государства [8]. Проявленная здесь самоирония американского лидера, игра с собственным официозом и сравнение с иными социальными персонажами ломает дистанцию отчужденности и недоступности должностного лица для публичного общения в реминисценциях межкультурного диалога.
Вариант 4. Многозначность смыслов сообщений, сочетающих как официальную, так и личностную версии трактовки событий, в проецировании солидарно-контекстных оценок аудитории. Данные социологических исследований резонанса публичных выступлений В.В. Путина в период российского президентства показывают эффективность используемых им интуитивных реакций на неоднозначные ситуации. Согласно выводам Фонда общественного мнения, в располагающей манере диалога Путина с журналистами выделяются стиль ответов, манера поведения (четкость, корректность, юмор и др.). Проводившееся параллельно с его выступлением голосование фокус-группы показывает согласие со значительной частью
тезисов, в том числе ответом Путина на вопрос: «Согласны ли Вы с мнением Ю.М. Лужкова, что гей-парад - дело сатанистов?» [9]. Дистанцируясь от необходимости прямых оценок коллег, он вместе с тем перевел комментарий в русло ироничной импровизации, заметив, что «мое отношение к гей-парадам и к сексуальным меньшинствам - оно простое, оно связано с исполнением моих служебных обязанностей и заключается в том, что одна из главных проблем страны - это демографическая. Но я уважаю и буду в будущем уважать свободу человека во всех его проявлениях, во всех его проявлениях - свободы этой, значит...». Всплеск одобрения фокус-группы пошел с реакции на фразу «из главных проблем страны - это демографическая» до максимальной оценки согласия с выражением «во всех его проявлениях» [9]. То есть аудитория вполне оценила и прямое подтверждение необходимости уважения и признания всех без исключения гражданских прав и свобод, и скрытую иронию в отношении фривольных девиаций социальных норм.
Вместе с тем при необходимости обострения политической риторики В. Путину удавались хлесткие резонансные фразы, подчеркивающие непоколебимость отстаиваемой позиции. К ним, несомненно, принадлежат фразы о том, что «мы будем преследовать террористов везде, в аэропорту., в туалете поймаем, мы и в сортире их замочим» (из выступления его в должности премьера в 1999 г.), «мы не будем вести переговоры (со странами Балтии) на платформе каких-либо территориальных претензий; не Пыталов-ский район они получат, а от мертвого осла уши» (из ответов на вопросы на встрече с коллективом «Комсомольской правды» в мае 2005 г., комментируя претензии Латвии на Пыталовский район) и др. [10].
Экспертами выделяются импровизации сакраментальных выражений Путина, одновременно схватывающих и «нерв» проблемной ситуации и ее препарирование в раскрытии и существа коллизии, вносимой оратором многозначности смыслов, близких и импонирующих широкой аудитории. Именно такое сочетание хлесткости, афористичности и контекстно -игрового посыла содержится в известной реплике В. Путина на пресс-конференции для представителей СМИ (14 февраля, 2008 г.) «Пусть жену свою учат щи варить!» в связи критикой Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) ОБСЕ хода президентских выборов в России [11, 12]. Как полагают комментаторы, в частности председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документа-ционным и информационным спорам, вице -президент Общества любителей российской словесности М. Горбаневский, в этом высказывании видна перелицовка Путиным «культовой цитаты . любимого миллионами нормальных людей фильма «Место встречи изменить нельзя», поскольку «эмоциональный по натуре, премьер временами начинает тяготиться необходимостью многие свои заявления зачитывать «по бумажке», интуитивно понимая, что «яркие фразы еще и некая форма вербовки аудитории», особенно для «тех людей, которые работали в развед-
ке» [13]. Хотя для внешней (нероссийской) аудитории подобные высказывания воспринимались менее комплиментарно, в российском массовом сознании они вполне содействовали образу уверенного в себе, находчивого, яркого политика, не уклоняющегося от конфронтационных вызовов оппонентов.
Эти и подобные им стратегии подстройки политического актора к напряжению давления виртуально-информационной медиа-среды показывают эффективность адаптивных механизмов интуитивного преломления сигналов раздражения-стимулирования в их целостном обобщении и эмоционально подкупающей реакции переадресации в нужном контексте разрешения в ситуации многоальтернативного выбора.
Одной из близких аналогий логико-иррациональной борьбы за подчинение реальных и потенциальных оппонентов стратегии навязываемых образов влияния оказываются подходы интеллектуально-игрового моделирования властных решений, оперирующих, как и при формировании благожелательных речевых образов, информационными коллизиями оппозиций целеориентированных планов, борьбы за инициативу в условиях конкуренции игрового противостояния. Альтернативы считываемого алгоритма стандартизируемых, логически обоснованных и интуитивно предполагаемых выигрышных ходов политических фигур, учитываемых в контрдействиях оппонентов, сродни структуре конкурирующих стратегий участников - игр с полной или неполной информацией, т.е. открытого или скрытого выбора управленческих возможностей согласно их классификации Дж. фон Нейманом и О. Моргенштерном [14, с. 77]. Значение теории игр особенно велико при анализе многоальтернативных и равновозможных исходов ситуаций даже при отсутствии «четкого критерия относительно того, какую концепцию решения следует применять при анализе любой социальной ситуации в реальной жизни» [15, с. 9].
Преимущества интуиции, выходящей за пределы формально просчитываемых следствий предпринимаемых действий в играх открытого типа, таких как шахматы, основаны на полном предъявлении и расстановке ресурсов соперников. Политической игре конкурирующих образов властного доминирования, несомненно, присущи и структурные компоненты шахматно-игровых стратегий в диапазоне общего содержания интеллектуальной метафоры управления, мобилизации геополитических ресурсов и алгоритма анализа успешных моделей поведения.
Множество социально-ролевых интеракций, в которые вовлечены люди, плюрализм авансцены программных заявлений политика выделяют азартно-игровое содержание взвешенных и спонтанных действий участников виртуально-информационной игры. Этим обусловлено сравнение жизненно-игровых стратегий вторым шахматным чемпионом мира Эм. Лас-кером, полагавшим, что «жизнь неопределенна; шахматы, к счастью, тоже, ибо игра, в которой все ясно, как дважды два четыре, с такой же несомненностью теряет интерес» [16, с.113]. Г.К. Каспаров, 13-й чем-
пион мира, указывает на идентичные шахматному анализу процедуры поиска оптимальной стратегии управления в условиях целенаправленного приведения сложноорганизованной многофакторной среды управления к требуемому положению. Идет ли речь о социально-корпоративном менеджменте, реализации политических амбиций, мирных переговорах, разработке полководческих операций, управлении информацией фондовых рынков и других сферах типологически общей для них структурой моделирования выступает расчет и предугадывание «начальной стадии», «уязвимого места», «стратегического планирования» или «тактической операции» [17, с. 30].
Риск, выступающий для политика профессионально неизбежным компонентом деятельности, подразумевает и искажение вносимых его действиями (заявляемыми программами, выступлениями и т.п.) смыслов, как преследуемых, так и непреднамеренных. В этом отношении он близок балансу игровой стратегии шахмат планируемых по расчету действий (очевидных при их формализации и для противника) и по наитию интуиции, т.е. «выбора наилучшего продолжения, не имеющего логического последовательного обоснования» [18, с. 168]. И здесь удержание равновесия неизбежно сопровождается критическими ситуациями в «периоды неопределенности, [которые] сопровождаются неизбежными жертвами», тем большими, «чем труднее определить качественные различия между альтернативами» [17, с. 324, 326].
Очевидно, что опыт и интуиция, подсказывающие верный путь успешного разрешения ситуации, при этом должны опираться на учет следующих параметров комплексного рассмотрения, оценки и преобразования неопределенной ситуации к искомому состоянию:
- ее сложности, т.е. количеству и характеру взаимодействующих в социально-игровой системе элементов;
- выявления модусов напряжения и давления социальных агентов и изменений их направленности;
- диагностики пиковых моментов («критических развилок» по Каспарову) для процессов управления;
- ощущение времени для инициирования действий, нарушающих равновесие социальной системы для преодоления ее стагнации и факторов дезорганизации и др.
К ключевым качествам шахматных мастеров и политиков Каспаров относит интуитивное распознавание назревающего критического момента «перелома позиции» в успешной стратегии социально-игрового управления. Это взгляд поддерживает экс-чемпион мира Б.В. Спасский, полагающий, что «самое сложное в шахматной партии - уловить критический момент. В этом, на мой взгляд, заключается высшее искусство шахматиста. Оно приходит с возрастом, с опытом» [19, с. 20]. Показательным примером такого творческого подхода он считает свою партию с претендентом на мировую корону Б. Ларсеном (Сан-Хуан, 1969).
Такую же резонансную партию, повлиявшую и на спортивный итог матчей за мировую корону с А.Е. Карповым, приводит и Каспаров, выделяя в ней обобщение интуитивной стратегии подавления контригры
противника. Описывая ход 120-й партии (Севилья, 1987) [17, с. 328 - 330], он выделяет моменты игровых действий, ориентированных не на выискивание очевидных промахов оппонента, а на создание условий управления неопределенной (многоальтернативной) позиционной ситуацией, стимулирующих неуверенную игру противника.
Фазы такой стратегии интуитивного ослабления оппонента он емко выразил в осмысленно-речевом ее анализе. К структурным компонентам ощущаемо -верного порядка действий им были отнесены: избегание четко обозначенного плана главного направления игровых действий, осуществление давления по всему фронту, маскировка нарастающей активности на флангах, подталкивание противника к обострению ситуации в целях ясности его намерений (сужения спектра преследуемых целей), изменение ритма игры с позиционного маневрирования, равномерного напряжения на тактический характер комбинационных осложнений, изменивших в итоге цельно-корректное восприятие игры соперником и обусловивших его поражение.
Элементы аналогичных сочетаний соглашательских действий, следующих правилам игры с аудиторией, и внезапных перехватов инициативы в провока-тивных позициях демонстрировали указанные приемы поведения Б. Обамы, В. Путина и других политиков в нешаблонных стратегиях захвата общественного внимания и симпатий.
Приведенные пересечения содержания политико-речевого, шахматно-аналитического и социально-игрового управления ситуациями внерационального взаимодействия субъекта и его контрагентов показывают перспективную исследовательскую значимость теоретического осмысления разработки и сопоставления моделей самоадаптивных стратегий противодействия информационно-речевой коммуникации властно-политического и интеллектуально-игрового поля.
Актуальность поиска иных, нежели планомерная реализация насущных потребностей, эффективных способов взаимодействия с неупорядоченной, слож-ноорганизованной средой принятия управленческих решений в отсутствии четких ориентиров достижения успеха, подтверждается коллизиями нашего повседневного опыта сочетания категорий причинности и случайности, забывая о непрограммируемых основаниях свободы воли человека, взыскующей к вопро-шанию непредопределенного исхода: «что наша жизнь? - .Игра!».
Поступила в редакцию
Литература
1. Кравченко С.А. Социология: парадигмы сквозь призму социологического воображения: учеб. для вузов. М., 2007. 750 с.
2. Бодрийяр Ж. Соблазн. М., 2000. 318 с.
3. Political Science at the NSF: The Report of a Committee of the American Political Science Association // PS: Political Science and Politics. 2000. Vol. XXXIII. № 4. Dec.
4.Гегель Г.В.Ф. Наука логики // Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т.1. 452 с.
5. Деев С. Ботинки просвистели мимо // Рос. газ. 2008. № 4812. 15 дек.
6. Обама на глазах миллионов американцев убил «прилипалу». URL: //www.newsru.com/world/17 jun2009 /muha. html (дата обращения: 17.07.2009).
7. Обама убил муху в прямом эфире. URL:// www.korrespondent.net/world/872611/print (дата обращения: 19.07.2009).
8. Во время визита президента США Барака Обамы в Египет его сводили на экскурсию - к Сфинксу и в пирамиду Хеопса 06.06.2009. URL: //www.1001tema.ru/component/ option,com_presscan_article/doc,3000646885/ (дата обращения: 19.07.2009).
9. Пресс-конференция В. Путина (февраль 2007). [08.02.2007. Опрос населения]. URL: http://bd.fom.ru/ re-port/map/d070621 (дата обращения: 09.08.2009).
10. 20 высказываний Путина, ставших афоризмами. 07.05.2008. URL: http://smi2.ru/redirector/?go=http: //www.rian.ru/politics/20080507/106744531.html (дата обращения: 20.07.2009).
11. Путин: «Пусть поучит жену щи варить!» 14.02.2008. URL: http: //media.izvestia.ru/politics/article81/ (дата обращения: 27.03.2010).
12. Путин про ОБСЕ: «Пусть жену свою учат щи ва-рить».14.02.2008. URL: // www.regions.ru/news/2124792/ (дата обращения: 30.03.2010).
13. «Медвединки» и «путинки» - 2008. Как рождается политический фольклор. 02.01.2009. URL: http: //vlasti.net/ news/33250 (дата обращения: 30.03.2010).
14. Нейман Дж. фон, Моргенштерн О. Теория игр и экономическое поведение. М., 1970. 708 с.
15. Харшаньи Д., Зелтен Р. Общая теория выбора равновесия в играх. СПб., 2001. 424 с.
16. Ласкер Эм. Учебник шахматной игры. М., 1980. 351 с.
17. Каспаров Г. Шахматы как модель жизни. М., 2007. 352 с.
18. Линдер В.И., Линдер И.М. Шахматная энциклопедия. М., 2004. 320 с.
19. Крогиус Н.В., Голубев А.Н., Гутцайт Л.Э. Борис Спасский: в 2 т. М., 2000. Т.2. 360 с.
2 апреля 2010 г.
