РУССКИЙ ЯЗЫК
УДК 81'42
И. А. Суханова
Интертекст и контекст: цитата из «Капитанской дочки» в романе А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу»
В статье рассматриваются интертекстуальные связи фантастического романа А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1965) с хрестоматийным текстом русской литературы - романом А. С. Пушкина «Капитанская дочка». Самая первая фраза романа Стругацких: «Я приближался к месту моего назначения», - представляет собой цитату из второй главы «Капитанской дочки». Функция этой легко узнаваемой цитаты в новом контексте не сводится только к созданию комического эффекта. В тексте Стругацких обнаруживается значительное количество интертекстуальных связей с текстом Пушкина, несмотря на то, что сюжеты двух произведений не имеют между собой ничего общего. Тем не менее, мы находим небольшие цитаты, совпадения отдельных лексических единиц и грамматических форм, а также сходство некоторых ситуаций, поддерживаемое этими общими единицами. При анализе «младшего» текста выявляются не только изменения смысла цитат в новом контексте, но и общие черты в содержании романов: для обоих произведений значима идея чести и достоинства человека. В романе Пушкина это честь офицера и дворянина, в романе Стругацких - честь ученого. С темой чести связана тема истинного и мнимого. Другая общая тема - исторические судьбы страны, ее трагическое прошлое. Таким образом, неожиданная цитата из «Капитанской дочки» в начале фантастического романа эпохи Оттепели играет роль сигнала для поисков более глубокого сходства между произведениями.
Ключевые слова: интертекстуальные связи, цитата, русская литература ХХ века, Аркадий и Борис Стругацкие, роман «Понедельник начинается в субботу», А. С. Пушкин, роман «Капитанская дочка».
RUSSIAN LANGUAGE
I. A. Sukhanova
Intertext and context: a quotation from The Captain's Daughter in the novel «Monday Begins on Saturday» by Arkady and Boris Strugatsky
The article concerns the intertextual liaisons between the science fiction novel Monday Begins on Saturday by A. and B. Strugatsky (1965) with the anthological novel The Captain's Daughter by A. S. Pushkin. The very first phrase of the Strugatskys' novel: Я приближался к месту моего назначения (I was approaching my destination) - is a quotation from chapter 2 of The Captain's Daughter. The function of this absolutely recognizable quotation in the new context is not only the creation of comic effect. It turns out that the text of the science fiction novel contains a lot of intertextual liaisons with Pushkin's text though the plots of the two works seem to have nothing in common. But we can see small quotations, coincidences of separate lexical units and grammar forms and the resemblance of some situations supported by these common units. The analysis of the "junior" text not only reveals the alterations of the sense of the quotations but discovers the common features of the novels: both concern the idea of the person's honor and dignity - the honor of an officer and a gentleman in Pushkin's novel and the honor of a scientist in the science fiction novel by Strugatskys. The theme of the true and the imaginary is connected with this one. Another common theme is the historical fate of the country, its tragic past. So the unexpected quotation from The Captain s Daughter at the very beginning of the science fiction novel of the Thaw epoch plays a role of a signal to look for deeper connections between the two novels.
Key words: intertextual liaisons, quotation, Russian literature of the 20th century, Arkady and Boris Strugatsky, the novel «Monday Begins on Saturday», A. S. Pushkin, the novel «The Captain's Daughter».
Начнем с общеизвестного факта: первая фраза первой главы первой части романа братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» представляет собой точную цитату из романа А. С. Пушкина «Капитанская дочка»: Я прибли-
жался к месту моего назначения [4, с. 13; 5, с. 5]. Хотя цитата никак не маркирована, никакой более или менее сведущий в художественной литературе человек не заподозрит знаменитых фантастов в плагиате, то есть в попытке выдать чужое
© Суханова И. А., 2017
за свое: цитата явно рассчитана на узнавание. В 1965 году, когда вышел роман А. и Б. Стругацких, наша страна еще была «самой читающей в мире», большинство школьников еще прочитывали произведения из школьной программы, а в некоторых школах абзац из II главы «Капитанской дочки», начинающийся этой фразой, задавали учить наизусть. Таким образом, начало романа Стругацких должно было мгновенно узнаваться как цитата из хрестоматийного произведения Пушкина, вызывать комический эффект от неожиданности и сразу задавать дальнейшее восприятие текста как иронического и пародийного.
Разумеется, комический эффект в новом контексте - это уже изменение смысла, новый поворот цитаты, по выражению А. К. Жолковского [2, с. 18], то есть то, что и составляет суть интертекста. Но вряд ли дело здесь ограничивается только комическим эффектом. Если в тексте обнаруживается цитата, атрибутированная или нет, всегда есть смысл посмотреть, нет ли еще обращений к тому же источнику.
Рассмотрим более широкий контекст, выделяя при этом совпадающие фрагменты. Отметим, что перекликается даже ритм повествования.
Стругацкие: Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянам, поросшим желтой осокою. Солнце садилось уже который час, все никак не могло сесть и висело низко над горизонтом. Машина катилась по узкой дороге, засыпанной хрустящим гравием [5, с. 5].
Пушкин: Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями [4, с. 13].
Кроме точных совпадений, можем указать параллели типа Машина катилась / Кибитка ехала, далее, после точно совпадающего словосочетания, причастный оборот, являющийся определением к слову дорога и т. д.
Возникает вопрос: зачем нужны эти переклички? Что общего в ситуации? Только то, что оба героя едут и что оба повествования ведутся от первого лица? Но ведь разница не только в том, что в одном случае фигурирует кибитка, которой правит ямщик, в другом, в соответствии с эпохой, машина, которую герой ведет сам.
Сюжетных различий гораздо больше, чем совпадений. Петруша Гринев едет зимой и вскоре попадет в буран, а Саша Привалов едет летом, и никакое стихийное бедствие ему не грозит. Едут герои в совершенно разных географических местах: Гринев подъезжает к Оренбургу, а Привалов - к вымышленному городу с красноречивым, однако, названием Соловец, в северных широтах, в условиях полярного дня, когда солнце никак не может сесть.
Тем не менее, в двух ситуациях просматривается важное для сюжета сходство. И тому, и другому герою предстоит судьбоносная встреча. Гринев впервые встретится с Пугачевым, что в дальнейшем значительно повлияет на судьбу Гринева. Во время этой первой встречи Пугачев укажет Гриневу дорогу, Гринев же, по сути, подвезет Пугачева на облучке к постоялому двору (что потом припомнит Савельич: За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? [4, с. 17]). В романе Стругацких Привалов посадит в машину двух голосующих на дороге незнакомцев, которые также определят его судьбу - в результате этой встречи и этого знакомства он останется в Соловце. Заметим, что внешность этих незнакомцев имеет что-то общее с внешностью Пугачева, причем признаки распределены между двумя персонажами: один (Роман Ойра-Ойра) -смуглый и горбоносый, что автоматически вызывает представление о черноволосом человеке; другой (Володя Почкин) - с бородой. Сравним: увидел черную бороду <...> В черной бороде его... (Пушкин [4, с. 16]). И впечатление, производимое случайными встречными на главных героев несколько схоже: у Пушкина - Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское [4, с. 16]; у Стругацких - Их лица понравились мне, и я остановился. <... > Положительно, это были приятные люди [5, с. 6]. Заметим, что у Стругацких речь идет о неизвестных с ружьями, вышедших из леса (то есть присутствует некая общая сема опасности, чего-то преступного). Впрочем, незнакомцы окажутся глубоко положительными учеными из Института Чародейства и Волшебства.
Дальнейшее сходство ситуации в том, что и Гриневу, и Привалову предстоит ночевать в избе, где происходят таинственные вещи - шифрованный разговор казаков у Пушкина и сверхъестественные события, в том числе странные разговоры неизвестных голосов, у Стругацких. Впрочем, интригующие разговоры Саша Привалов слышит
уже в дороге - попутчики упоминают Мерлина и чему-то смеются; на следующий же день он слышит в чайной в Соловце непонятный разговор о диване. В Избе На Куриных Ногах Привалов видит странные сны, которые, может быть, и не сны вовсе; впоследствии будет ясна связь этих снов с его дальнейшей деятельностью. А Гринев еще в кибитке, которая колеблется подобно судну - лодке на волнах в бурном море, подъезжая к постоялому двору, увидит вещий сон, которому суждено в известном смысле сбыться. Изба, в которой спит или дремлет Привалов, также колеблется, но по фантастическим причинам - ночью из-под нее показываются куриные ноги.
Отметим также и то обстоятельство, что герои оказываются «в стороне глухой и отдаленной» [4, с. 9] - Белогорской крепости в Оренбургской губернии /Соловце за полярным кругом, причем оба вместо Петербурга/Ленинграда, - по разным причинам, но не по собственной инициативе. Гринев мечтал о службе в гвардии, куда и был записан, Привалов - ленинградец, на Севере он в отпуске, намерен пробыть в Соловце два дня и возвратиться в Ленинград. Соловец в его восприятии - своего рода аналог Белогорской крепости в восприятии Гринева: оба видят почти одни и те же детали пейзажа - бревенчатые строения и старую пушку, забитую мусором. Сравним:
Потянулись старинные крепкие заборы, мощные срубы из гигантских почерневших бревен, с неширокими окнами, с резными наличниками, с деревянными петушками на крышах. <...> [Переулок] был неширок и зажат между тяжелых старинных заборов... [5, с. 10]; ... у поворота рядом с тротуаром торчал из земли ствол старинной чугунной пушки, дуло ее было забито землей и окурками [5, с. 46] (Стругацкие);
. но ничего не видал, кроме деревушки, окруженной бревенчатым забором. <...> улицы были тесны и кривы; избы низки и большею частию покрыты соломою. <...> У ворот увидел я старую чугунную пушку... [4, с. 19]; ... она [Василиса Егоровна] увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камешки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками [4, с. 36] (Пушкин).
В обоих произведениях встает вопрос о благодарности за услугу. У Стругацких Роман и Володя хотят отблагодарить Привалова, устроив его на ночлег к «бабе-яге» Наине Киевне:
- Вы переночуете в доме, - сказал горбоносый, - на относительно чистом белье. Должны же мы вас как-то отблагодарить...
- Не полтинник же вам совать, - сказал бородатый [5, с. 9-10].
Затем речь идет о том, как расплачиваться с хозяйкой:
- Все уладится. Просто бабке нужна мзда, а у нас с Романом нет наличных.
- Я заплачу, - сказал я. <...>
Володя замотал головой:
- Ничего подобного. Вон он уже идет. Все в порядке [5, с. 14].
Вопрос о плате за услугу, причем в сумме, кратной пятидесяти (ср. полтинник), возникает и позже, когда бабка Наина Киевна уговаривает Привалова подвезти ее на местную Лысую гору, и ему удается избавиться от нее, затребовав пятьдесят рублей. Все это перекликается с эпизодом из «Капитанской дочки», когда Гринев хочет отблагодарить вожатого, то есть Пугачева, а Савельич ему возражает:
Я позвал вожатого, благодарил за оказанную помочь и велел Савельичу дать ему полтину на водку. Савельич нахмурился. «Полтину на водку! - сказал он. - За что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя, сударь: нет у нас лишних полтин» [4, с. 16-17].
Мотивы старшего текста, как видим, варьируются в младшем тексте, хотя и достаточно свободно.
Однако к чему все эти аналогии? Интертекст, конечно, может способствовать генерализации сюжета. Однако в двух произведениях нет ничего общего ни с точки зрения жанра, ни с точки зрения сюжета. Роман Стругацких - фантастический, по определению В. Кайтоха - пародия на «технологическую утопию классической жюль-верновской разновидности» [3]; по современным меркам может рассматриваться и как фэнтэзи; в нем нет никакой любовной линии, никаких общественных потрясений (если не считать таковым эксперимент Выбегалло, грозивший свертыванием пространства), нет персонажей, похожих на персонажей «Капитанской дочки». Однако на чисто формальном уровне не только в рассмотренных фрагментах обнаруживаются отдельные лексические единицы, связанные с «Капитанской дочкой» и воспринимаемые именно так в свете уже разобранного сходства.
Сравним: С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки [4, с. 8] (Пушкин);
[Домовой Тихон] славился среди местных домовых рассудительностью и трезвым поведением [5, с. 115] (Стругацкие);
...уложили в нее [кибитку] чемодан, погребец с чайным прибором... [4, с. 9] (Пушкин);
...потом Федор Симеонович тяжело вздохнет, откроет погребец и наполнит две рюмки эликсиром Блаженства [5, с. 243] (Стругацкие).
Отметим также обращение батюшка: старушка Василиса Егоровна обращается так к Гриневу, приглашая его к обеду [4], а бабка Наина Киевна - к Привалову, когда против своей воли вынуждена его угощать [5].
Могут перекликаться и отдельные формы, например, с архаическим окончанием творительного падежа: покрыты соломою [4] - поросшим желтой осокою [5] в вышеприведенных цитатах; заметим, что оба случая встречаются в описании пейзажа, увиденного героем впервые.
Если обратиться к макроуровню, можно отметить и отдаленное сходство некоторых ситуаций. Так, например, совещание у Януса накануне опасного эксперимента Выбегалло может напомнить военный совет у Пугачева и военный совет у генерала Р. Описи Камноедова и Наины Киевны могут ассоциироваться с реестром Са-вельича, который он подает Пугачеву. Привалов, подобно Гриневу, сочиняет стихи, тоже не очень удачные, но вполне подходящие для стенгазеты и другой наглядной агитации. Даже арест Гринева и вставшая перед ним необходимость оправдаться пародийно отзываются в столкновении Привалова с милицией по поводу неразменного пятака - он вынужден объяснять, что не злоумышлял, а экспериментировал.
Отдаленное сходство ситуаций может сопровождаться перекличкой отдельных лексических единиц, не обязательно идентичных, но, например, однокоренных или относящихся к одной лексико-семантической группе. Так, пурга в Со-ловце в новогоднюю ночь может восприниматься как аналог пушкинского бурана в степи.
Ссора закадычных приятелей - Федора Симеоновича и Кристобаля Хунты - может напомнить перебранку Белобородова и Хлопуши, то есть соратников, двух сподвижников Пугачева, тем более, что Федор Симеонович имеет отношение к пугачевскому бунту:
[Федор Симеонович] вновь вернулся в Россию в разгар пугачевщины, был обвинен как врачеватель бунтовщиков, обезноздрен и сослан в Соло-вец навечно [5, с. 95]. Сравним: в «Капитанской
дочке» Белобородов произносит в адрес Хлопу-ши - рваные ноздри. Заметим, что и противник Федора Симеоновича - Хунта - маленького роста, как Белобородов.
В этом же эпизоде мелькает слово дуэль, приятели переходят с ты на вы (Изволь! Извольте!) - здесь уже отсылка к дуэли Гринева и Швабрина, прежде считавшихся друзьями. Однако у магов из НИИЧАВО все кончится благополучно - эликсиром Блаженства из погребца Федора Симеоновича.
Все это может рассматриваться как переклички именно в присутствии точной, мгновенно узнаваемой цитаты, помещенной в сильную позицию - в самое начало текста - и выполняющей поэтому роль сигнала для поиска этих перекличек. Но почему же их оказывается так много? В чем же, наконец, глубинное сходство двух текстов?
Фраза Я приближался к месту моего назначения в «Капитанской дочке» находится во второй главе. В прямом смысле место назначения для Гринева - Оренбург, однако вскоре выяснится, что служить герою придется не там, а в Белогор-ской крепости, где и начнутся все основные события его судьбы. То есть в выражении место назначения есть метафорический перенос. В романе же Стругацких метафора усиливается. Подъезжая к Соловцу, Саша Привалов еще не знает, в каком смысле Соловец - место его назначения. Он предполагает, что встретится там со своими друзьями - встреча назначена, чтобы дальше всем вместе возвращаться в Ленинград. Но оказывается, что Соловец назначен ему судьбой как место жизни и деятельности (когда он рассказывает, он это, разумеется, уже знает). Поэтому расширяется и значение слова приближался - он приближался не только в пространстве, но и во времени. И это действительно его место: хотя он и удивляется соловецким чудесам, но он их не отторгает, не бежит от них, они ему интересны и даже нравятся. Он оказывается человеком того же склада, что и чудаки-маги из НИИЧАВО, которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно [5, с. 143], которые даже от новогоднего стола сбегают на работу. То есть в Со-ловце и в НИИЧАВО он находит свое место в жизни.
Но что представляет собой этот академический институт? Его местоположение за полярным кругом, в городе с говорящим названием
Соловец, наводит на мысль, что он мог быть создан на базе бывшей лагерной «шарашки». Среди сотрудников оказываются ссыльные - тот же Федор Симеонович, сосланный в Соловец навечно за участие в пугачевском бунте, или привеченный им домовой Тихон. Возникает также вопрос, а каким образом оказался здесь, например, Кристобаль Хунта, бывший иностранец и работник церкви в терминологии Выбегалло [5, с. 175] - не отразилась ли здесь судьба испанского эмигранта 30-х годов и одновременно - многих отечественных служителей церкви в 20-30 годы? И не из бывших ли охранников происходит завхоз Камноедов? Любопытно и то, как попали в Соловец, например, легендарный Мерлин (пропущенный через Марка Твена) или исторический (а скорее всего - литературный) Джузеп-пе Бальзамо? Начальником отдела технического обслуживания института оказывается персонаж по имени Саваоф Баалович Один - вряд ли это простая насмешка над религиями в духе эпохи государственного атеизма. Присутствие всех этих персонажей за полярным кругом вызывает ассоциацию с булгаковским: Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! [1, с. 14].
Как уже говорилось, каких-либо общественных потрясений в романе Стругацких нет, он даже, можно сказать, слишком оптимистичен для творчества этих авторов (сравним с такими произведениями, как «Трудно быть богом», «Хищные вещи века» или «Пикник на обочине»). Однако в романе ощущается память о недавних исторических эпохах, что проявляется не только в рассмотренных выше намеках. В свете отсылок к роману Пушкина возникает предположение, что «зерном» этой «памяти» стал эпизод из «Капитанской дочки» - допрос изуродованного башкирца как предвестие новых трагедий.
Проходя по институту в ночь своего дежурства, Привалов замечает гипсовые ноги в сапогах, торчащие из кучи обломков древних идолов [5, с. 112], а также пустое место от портрета в лаборатории Выбегалло. Читателю середины 60-х было абсолютно ясно, что гипсовые ноги - и именно в сапогах - принадлежат одной из еще недавно стоявших по всей стране в каждом парке и в каждом учреждении статуй И. В. Сталина. Массовое снятие этих статуй произошло после разоблачения культа личности, который в контексте таким образом сближается с идолопоклонством, а то обстоятельство, что статуя оказалась именно среди идолов древних, подчерки-
вает, что эпоха культа (культов) безвозвратно ушла в прошлое. Что же касается пустого места от портрета, то здесь интересен вопрос, чей портрет убрал конъюнктурщик Выбегалло. Вряд ли это все еще не заполненное место портрета Сталина, ведь его статуя уже нашла себе место в куче древних идолов; скорее всего, речь идет об оперативно снятом портрете Н. С. Хрущева, отставка которого имела место осенью 1964 года. Псевдоученый (то есть своего рода самозванец) Выбегалло воспринимался и воспринимается, в первую очередь, как карикатура на печально известного «народного академика» Т. Д. Лысенко, разоблачение которого состоялось вскоре после отставки Хрущева. Не исключены, конечно, и другие прототипы, прозрачные для читателя 60-х годов. Так, фраза царские жандармы меня не запугали [5, с. 175], произнесенная узником царизма Выбегалло, может, на наш взгляд, отсылать к биографии биолога О. Б. Лепешинской, старой большевички, в начале ХХ века отбывавшей ссылку вместе с В. И. Лениным, а во времена Лысенко прославившейся сенсационными опытами по самозарождению живых клеток; открытия Лепешинской впоследствии были признаны несостоятельными. (Вспомним, что Выбегалло растит в автоклаве модель идеального человека; а создание «нового человека» было одной из целей большевиков).
В «Капитанской дочке» приметы недавнего прошлого призваны указать на приближение новых потрясений, в романе же «Понедельник начинается в субботу» напоминают о том, от чего общество недавно избавилось. Однако тревожную ноту вносит судьба такого персонажа, как А-Янус, который, в отличие от всех людей, живет в обратном направлении - из будущего в прошлое: ведь прежде, чем он доберется до Николая Кровавого и крепостного права, ему предстоит пройти через эпоху репрессий. Об этом не говорится прямо, однако это само собой разумеется по логике вещей.
Надо заметить, что роман Стругацких не только «раздерган на цитаты», как обычно пишут в аннотациях, он сам изобилует цитатами из самых разных произведений, однако только отсылки к «Капитанской дочке» образуют систему. Цитаты из других источников могут, например, выступать в функции фразеологизмов, в этих случаях других обращений к тому же источнику искать, видимо, не приходится. Например:
... ковер примерно полтора на полтора с черкесом, обнимающим младую черкешенку на фоне соплеменных гор [5, с. 83];
... из озера поднялась рука, мозолистая и своя, и в той руке серп и молот [5, с. 108];
Он был живой, весомый и зримый хам... [5, с. 214].
Но отсылки к роману Пушкина, как мы видели, носят систематический характер. Текст романа Стругацких и построен по образцу «Капитанской дочки», так, например, к каждой главе подобран эпиграф. (Однако есть и отличия: в романе 3 части, три автономные истории). Не исключено, что значим сам факт, что в качестве пре-текста проходит хрестоматийное, классическое произведение, написанное в XIX веке, повествующее о веке ХУШ и активно изучаемое в школе в веке ХХ. Здесь можно усмотреть аналогию с тем, что некоторые персонажи романа Стругацких живут уже не первое столетие. Это и упоминавшиеся выше литературно-исторический персонаж Джузеппе Бальзамо и легендарно-литературный Мерлин (вечные образы), а также гоголевский персонаж Хома Брут. В этот же ряд вписываются Янус Полуэктович Невструев 1841 года рождения, единый в двух лицах (2 экз. в списке Камноедова) - тип самоотверженного ученого, поставившего опасный эксперимент на себе самом; маг и кудесник времен Тишайшего Федор Симеонович Киврин - тип русского интеллигента; бывший великий инквизитор Кри-стобаль Хозевич Хунта - тип испанского рыцаря в русском представлении (заметим, что отчество этого персонажа образовано от испанского имени Хосе во французском произношении - видимо, это прозрачная отсылка еще к одному вечному «испанскому» образу).
Если рассматривать эти «вечные образы» сквозь призму отсылок к «Капитанской дочке», можно заметить, что так утверждается вневременная актуальность эпиграфа к пушкинскому роману: Береги честь смолоду. В обоих произведениях речь идет об истинном и мнимом, о чести и самозванстве; у Пушкина - на примере чести офицера и дворянина, у Стругацких - чести ученого. Ведь среди сотрудников НИИЧАВО есть истинные маги, а есть обладатели волосатых ушей. В тексте романа (ч.2, гл. 5) имеется почти публицистический фрагмент, напрямую говорящий об истинном и мнимом в науке. Все это ак-
туально не только для 1965 года, это одна из вечных проблем. Здесь, на наш взгляд, и кроется самая глубинная связь с романом Пушкина.
Библиографический список
1. Булгаков, М. А. Мастер и Маргарита [Текст] I М. А. Булгаков. - М. : АСТ: АСТ МОСКВА: Транзиткнига, 2006. --573 с.
2. Жолковский, А. К. Блуждающие сны и другие работы [Текст] I А. К. Жолковский. - М. : Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1994. - 428 с.
3. Кайтох, В. Коротко об авторах [Электронный ресурс] I Войцех Кайтох II Аркадий и Борис Стругацкие. - Режим доступа: http:IIbestproxyx.appspot.comIrusf.ruIabsIindex.htm.
4. Пушкин, А. С. Капитанская дочка [Текст] I А. С. Пушкин. - Л. : Издательство «Нау-ка»,1985. - 320 с.
5. Стругацкий, А. Н., Стругацкий Б. Н. Понедельник начинается в субботу [Текст] I А. Н. Стругацкий, Б. Н. Стругацкий. - М. : АСТ: АСТ МОСКВА, СПб: Terra Fantastica, 2010. - 283 с.
Bibliograficheskij spisok
1. Bulgakov, M. A. Master i Margarita [Tekst] I M. A. Bulgakov. - M. : AST: AST MOSKVA: Tran-zit-kniga, 2006. - 573 s.
2. Zholkovskij, A. K. Bluzhdajushhie sny i drugie raboty [Tekst] I A. K. Zholkovskij. - M. : Nauka. Izdatel'skaja firma «Vostochnaja literatura», 1994. -428 s.
3. Kajtoh, V. Korotko ob avtorah [Jelektronnyj resurs] I Vojceh Kajtoh II Arkadij i Boris Strugac-kie. - Rezhim dostupa: http:IIbestproxyx.appspot.comIrusf.ruIabsIindex.htm.
4. Pushkin, A. S. Kapitanskaja dochka [Tekst] I
A. S. Pushkin. - L. : Izdatel'stvo «Nauka», 1985. -320 s.
5. Strugackij, A. N., Strugackij B. N. Ponedel'nik nachinaetsja v subbotu [Tekst] I A. N. Strugackij,
B. N. Strugackij. - M. : AST: AST MOSKVA, SPb. : Terra Fantastica, 2010. - 283 s.
Дата поступления статьи в редакцию: 12.05.2017 Дата принятия статьи к печати: 23.05.2017