CC BY
59
УДК [738:7.033.21]"08/14"
Ю. И. Арутюнян
Интерпретация восточных влияний в византийской керамике IX-XV вв.
Изучение ориентальных влияний в византийском декоративно-прикладном искусстве связано с анализом технических приемов, исследованием рынка сбыта продукции, выявлением группы декоративных и изобразительных мотивов. Интерпретация восточных типов изделий заметна в ранневизантийских светильниках и сосудах-«ампулах». Поливная керамика Константинополя, Коринфа и Патлейны средневизантийского периода характеризуется активным использованием элементов восточного декора: геометрических узоров, «гильоше», архитектурных форм (аркада) и растительных (пальметта, розетка, акант) мотивов. Белоглинная полихромная керамика эпохи расцвета декорируется сложными фигуративными композициями, флораль-ные и зооморфные элементы соседствуют с линейным орнаментом и куфическими надписями. Красноглин-ная керамика Пергама и Трапезунда украшается традиционным восточным узором, узлами и плетенками. Форма и декор некоторых керамических изделий имитируют сасанидские предметы из металла.
Ключевые слова: византийское искусство, декоративно-прикладное искусство, керамика Византии, стилизация в искусстве, орнамент в искусстве, ориентализм в декоре, типология изделий из глины, поливная керамика
Yuliya I. Arutyunyan Eastern influences in Byzantine ceramics of 9th-15th centuries
The study of Oriental influences in the Byzantine applied arts is associated with the analysis of techniques, market research products, identifying a group of decorative and visual motifs. The interpretation of the Eastern types of art works is noticeable in the early Byzantine clay lamps and vessels-«ampoules». Glazed ceramics of Constantinople, Corinth and Patleina of the middle Byzantine period is characterized by the active use of elements of Oriental decor: geometric patterns, «guilloche», architectural forms (arcade) and plant ornamentation (palmette, rosette, acanthus). White-clay polychrome ceramics is decorated with complex figurative compositions, floral and zoomorphic elements coexisting with linear ornament and Kufic inscriptions. Red clay pottery of Pergamum and Trebizond is decorated with traditional Oriental pattern, knots and braiding. The shape and decor of some ceramic products imitate Sasanid metalwork.
Keywords: Byzantine art, applied arts, Byzantine ceramics, stylization in art, ornament in art, orientalism in decor, typology of clay products, glazed ceramics DOI 10.30725/2619-0303-2019-2-146-150
Византийская культура со времен расцвета первых художественных центров на территории Римской империи воспринимала и по-своему претворяла восточные влияния в архитектуре, резьбе по камню, монументально-декоративном искусстве. Ориентальные мотивы занимают особое место в керамике. Традиционно исследователи выявляют два основных пути распространения и творческой переработки подобных культурных взаимовлияний: непосредственное обнаружение привезенных на территорию империи предметов и интерпретация технических и декоративных приемов местными мастерами. Талбот Райс отмечает, что если византийские мотивы нечасто встречаются в восточной керамике, то влияние исламского искусства прочитывается весьма четко и последовательно [1, p. 194]. Действительно, лишь отдельные фрагменты византийских изделий обнаружены в Сирии, в то время как раскопки на террито-
рии Константинополя позволяют реконструировать весьма широкий спектр межкультурных контактов: египетская фритта и люстр были обнаружены в ходе археологических изысканий Британской академии на Ипподроме в 1927 г., керамика Ракки, Фустата и персидские фаянсы были найдены на территории Большого Дворца в сезоны 1937 и 1952 гг. Подобные находки обогащают знание о торговых контактах и раскрывают пути распространения влияний.
Важнейшим аспектом для понимания эстетических предпочтений и художественных закономерностей эволюции стилистической системы декоративно-прикладного искусства Византии является анализ однотипных формальных приемов, иконографических и сюжетных заимствований. Проблемы взаимосвязи орнаментов и технологии изготовления керамики различных регионов империи и сопредельных территорий поднимались в исследованиях
Т. Райса [2; 3, р. 503-515; 4, с. 104-108; 5, с. 193], А. Грабара [6], Й. Стржиговского [7], Д. В. Айнало-ва [8], А. В. Банк [9; 10] и В. Н. Залесской [11]. Вопрос взаимовлияния традиций остается одним из ключевых при изучении византийской художественной культуры.
Комплексная система художественных взаимодействий и сюжетных перекличек может быть прослежена как на примере технических и технологических аспектов создания изделий, так и при анализе характера декора, формальных приемов, принципов организации композиции, ритмического строя, стилистических подходов, колорита, сочетания изображения и текста, сю-жетно-повествовательных и иконографических особенностей.
Уже в ранневизантийский период типы светильника и ампулы обретают характерные для восточных регионов черты: композиционная структура с явной отсылкой к формам изделий из металла, принцип расположения узора, акцент на геральдических мотивах, стремление к насыщенной декоративно-пластической системе, использование характерных орнаментов и устойчивых иконографических схем.
Светильники овальной формы со щитком V—VI вв. исследователи связывают с североафриканскими влияниями, а грушевидные аттических мастерских традиционно сравнивают с сирийскими аналогами, обнаруживая в форме туло-ва и ручки, расположении и характере декора следы разнообразных ориентальных влияний [12, с. 165—166]. Изображение хризмы и креста, растительные мотивы (пальметты), зооморфные и антропоморфные персонажи занимают центральное место в убранстве предметов, свидетельством чему являются предметы из коллекции Государственного Эрмитажа [12, с. 155—165].
«Ампулы» сохраняют свою прочную связь с египетской и малоазийской традициями, ту-лово, предполагающее наличие открытой плоскости, позволяет создавать изображения, иконография, композиция и пластическое решение которых создают предпосылки для сравнения данного круга памятников с монументальными формами изобразительных искусств. Единство иконографических схем, архитектурных мотивов и атрибутов, наличие четко читаемых изображений и стилистическая целостность данной группы указывают на общий источник и позволяют выделить несколько региональных мастерских, связанных с египетским монастырем св. Мины, Сирией, Пергамом и Смирной. Керамические изделия в форме «ампул» из коллекции Государственного Эрмитажа отличаются разнообразными композиционными и иконографическими решениями, изображения святых (полуфигуры,
персонажи, восседающие на троне или стоящие под арками) [12, с. 220—222, 228—229], всадники [12, с. 223—224], оранты [12, с. 231] соседствуют с крестами и розетками.
Начиная с VII столетия керамические изделия покрывают монохромной глазурью, цвет которой варьируется от приглушенного теплого золотистого до темно-коричневого и от прозрачно-оливкового до насыщенного зеленого; более ранние предметы остаются гладкими, позднее их поверхность покрывает тонко прочерченный орнамент. Со временем керамическая масса становится более светлой, в цветовом решении предпочтение отдается холодным тонам, декор приобретает пластичность и объемную моделировку. На следующем этапе материал становится более рыхлым, формы приобретают разнообразие, сосуд венчает сложнопрофилированный обод. К Х в. силуэт трансформируется, появляются составные изделия, глазури играют меньшую роль в украшении предметов, в качестве оформления используют небольшие комки глины, покрывающие в определенном ритме тулово сосуда, подобную керамику нередко именуют «лепестковой» за сходство декоративного мотива с растительной формой. Концептуально близкий прием можно наблюдать в керамических сосудах, обнаруженных на территории Италии. Указанная группа предметов технически и по художественному решению близка к фрагментам керамики с желтой или зеленой глазурью и рельефным декором из Самарры и Суз IX в., круг памятников восходит к римским традициям и, по мнению Талбота Райса, является примером сохранения и интерпретации классического наследия [1, р. 196].
Обширная группа полихромных изделий была обнаружена в ходе раскопок на территории Константинополя, отличительной чертой предметов является использование росписи и тонкого слоя прозрачной бесцветной глазури. Можно выделить три основные типа сосудов: во-первых, круг произведений с очень плотной структурой красновато-коричневого тона, росписью коричневым и зеленым; во-вторых — белоглинную керамику с рыхлой пористой структурой и пастозно нанесенной краской, широкого спектра оливковых и бурых оттенков; в-третьих, предметы простого рисунка, декорированные лаконичной черно-белой росписью. Оригинальные формы, сложная техника и разнообразие типов, отличающие данную группу, выделяют эту керамику; влияние Востока сказывается здесь наиболее ярко и последовательно. Датируемые !Х—Х! вв., эти предметы, происходящие из Коринфа и Константинополя, Херсонеса
и Патлейне (Велики-Преслав), стилистически близки византийским произведениям декоративно-прикладного искусства - резной кости, металлу и текстилю. Аналогичные изделия так называемой «Родосской группы» были обнаружены в Изнике, однако предположение Моргана [13, р. 68] о малоазиатском происхождении керамики принято считать ошибочными, археологические раскопки позволили обнаружить печи и другие признаки производства во всех указанных центрах.
Влияние Востока в большей степени распространяется на декоративное решение предметов, чему не в малой степени способствовало сохранение эллинистических традиций [8, с. 5-6]. Интерпретация наследия прошлого отражена в известной группе керамических икон, состоящих, подобно изображению Святого Федора из Патлейны, из нескольких пластин или монолитных. Орнаментальное оформление керамики может восходить к сасанидским и исламским источникам, региональным вариантом трактовки подобных узоров становится декоративно-прикладное искусство Византии. Пластины с орнаментом «гильоше», обнаруженные у Ипподрома Константинополя и в Топкапы, стилистически близки к декоративным мотивам золотых и серебряных изделий Ирана.
Цветочный орнамент с трилистниками повторяется на плитках из Патлейны, появляется в эллинистическом искусстве, в сирийских росписях и коптских тканях. Пальметты и листья аканта, встречающиеся на плитках и сосудах, близки к сасанидскому и ранне-исламскому кругу предметов из металла с характерным растительным узором. Исследователи связывают развитие этого типа орнамента со стукковым декором мечети Ибн Тулуна в Каире. Античный акант появляется и в керамике Византии, и в искусстве Востока, особенно региона Месопотамии, что отражено в росписях деревянных панелей мечети Укба (Великая мечеть Кайруана). Мотив розетки, характерный для плиток из раскопок на Ипподроме в Константинополе и находок в Болгарии, повторяется в стукковом декоре Самарры, в сасанидском архитектурном декоре Ктесифона и персидском текстиле. Плитки, обнаруженные на территории монастыря Липса в Константинополе, украшены розетками, напоминающими декор деревянных балок мечети Аль-Акса в Иерусалиме. Листья - наиболее традиционный мотив узора керамических изделий Константинополя и Патлейны, можно отметить общие черты подобных орнаментов со стукковым декором мечети Ибн
Тулуна, резных балок Аль-Аксы, рельефов Самарры и Сузы.
«Перо павлина» - элемент, типичный как для византийского, так и для исламского искусства, например, он встречается в росписях Самарры. В коллекции Лувра и Государственного Эрмитажа несколько фрагментов плитки покрыты четким ритмизованным узором. Декор в виде аркады характерен для находок в Константинополе (Ипподром, Студийский монастырь), Патлейны. Связанный с эллинистическим искусством, он появляется и в стукковом декоре Самарры, и в персидских орнаментах, и в украшении мечети Ибн Тулуна в Каире.
Белоглинная полихромная керамика XI-XII вв. может быть декорирована сложным орнаментом, комбинирующим геометрические и растительные мотивы, «летящие штрихи», «капли» и пальметты обрамляют орнамент, напоминающий стилизованное куфическое письмо [12, с. 46, 54]. Зооморфные изображения - львы,павлины,лани - вписаны в центрические и геральдические композиции. Христианская символика соседствует с сюжетами античной мифологии. Фигуративные изображения отличаются обобщенным характером линейной структуры графических акцентов, декор тяготеет к условности образного языка, динамической выразительности поз и движений [14]. Ориентальные тенденции характеризуют форму кувшина типа «чайник» [12, с. 86-87].
Красноглинная керамика с тонкой гравировкой сграффито связана с пергамской школой, выполненные в «медальонном стиле» блюда декорированы восходящим к восточной традиции орнаментом типа «гребенка». Напоминающие о средневековых сказаниях о «чудесах Индии» сюжеты указывают на круг восточных влияний, трактовка костюмов и оружия героев, композиционное решение и характер орнаментации стилистически близки к школе Трапезунда. Образы фантастических существ и сцены битв с монстрами отражают восточные влияния и стремление к декоративности.
Орнамент в виде концентрических кругов связан с сельджукской керамикой [12, с. 147], тип плетенки, именуемый «узел Соломона», встречается как на византийских, так и на ближневосточных сосудах [12, с. 186], а тип чаши на кольцевой ножке с «сегнеровым колесом» на дне восходит к характерным образцам золо-тоордынской керамики [12, с. 214]. Своеобразный бутылевидный сосуд своим силуэтом и формой обнаруживает «стилистическое сходство с ближневосточными бронзовыми кувшинами Герата XII - начала XIV в.», что «свидетельствует
об имитации в глине иранских сосудов из драгоценных металлов» [12, с. 223].
Исследования последних десятилетий отмечают не только общность мотивов и совпадение иконографических форм, но и определенную технологическую связь византийских центров керамики с восточными регионами. В публикации под редакцией Генри Магвайра [15] на основе современных междисциплинарных подходов, основанных на комплексном характере изучения археологических находок, выявляются закономерности производства керамики, в разделе, посвященном физическому и химическому анализу. К. Вог и А. Букийон отмечают связь константинопольских мастерских с выработанными на Востоке техническими и декоративными приемами [15, р. 53—55]. Сравнительный анализ предметов из нескольких коллекций позволяет исследователям выявить базовые позиции, отражающие единство принципов производства керамики различных художественных центров Византии и мира Востока [15, р. 69—72].
В масштабном труде, посвященном экономической жизни Византии, описаны пути распространения изделий Константинополя и Патлейны как на Запад (прежде всего в Италию), так и на Восток [16, р. 601—603]. Вслед за Талботом Райсом ученые отмечают очевидную связь со средиземноморской, персидской, египетской и китайской традициями [16, р. 606—608]. Выявляя направления распространения технических приемов и декоративных мотивов, авторы публикации делают вывод о сложном характере обмена изделий — от международной торговли до региональных и местных рынков сбыта керамики. Таким образом, взаимные контакты обеспечивали преемственность и постоянное обновление продукции, отражение как ориентации на Восток, так и воплощение характерных для конкретных территорий материалов, техник [17] и эстетических предпочтений [16, р. 608—609].
Таким образом, восточные влияния в византийском декоративно-прикладном искусстве охватывают широкий спектр явлений: они касаются формы, нередко навеянной сосудами из других материалов (керамика и металл), общего силуэта, характера трактовки деталей. Ориентальные мотивы в декоре относятся как к типам орнамента и принципам расположения узоров, так и к особенностям воплощения отдельных элементов геометрического, растительного и зооморфного характера. Фигуративные изображения тяготеют к восточной иконографии, образы фантастической фауны связаны с традиционным типом ориентальных мотивов или с мифологией. Каждый вид изделий оформляется на основе определенного корпуса средств
художественной выразительности - приемами построения композиции и размещения декора, колористическим решением, техническими особенностями, с обращением к типичной тематике и к узнаваемым мотивам. Нередко на керамических сосудах появляются имитирующие куфическое письмо декоративные элементы, напоминающие сходные формы в каменной резьбе и ювелирном искусстве. Ориентальные мотивы в византийской керамике, сопряженные с эллинистическим наследием, сложной структурой империи, открытой непосредственным влияниям Востока, особенностями взаимодействия с иными регионами, включая Дальний Восток и Персию, формируют яркий художественный язык и отражают специфику декоративно-прикладного искусства средневековья.
Список литературы
1. Rice T. D. The pottery of Byzantum and the Islamic world // Studies in Islamic art and architecture in honor of professor K. A. C. Cresswell / Center for Arabic Studies. Cairo: Amer. Univ. in Cairo press, 1965. P. 194-236.
2. Rice T. D. Byzantine glazed pottery / introd. by B. Rack-ham. Oxford: Clarendon press, 1930. XII, 120 p.
3. Rice T. D. Byzantine art. Harmondsworth: Penguin Books Ltd; Norwich: Jarold & Sons Ltd, 1968. 610 p.
4. Райс Т. Д. Византийское искусство. Москва: Слово/ Slovo, 2002. 252 с.
5. Райс Т. Д. Византийцы: наследники Рима. Москва: Центрполиграф, 2009. 208 с.
6. Grabar A. Recherches sur les influences orientales dans l'art balkanique. Paris: Les Belles Lettres, 1928. XIII, 150 p.
7. Strzygowski J. Orient oder Rom: Beiträge zur Geschichte der spätantiken und frühchristlichen Kunst. Leipzig, 1901. 191 S.
8. Айналов Д. В. Эллинистические основы византийского искусства: исследования в области истории ранневизантийского искусства. Санкт-Петербург: Тип. И. Н. Скороходова, 1900. IV, 229 с.
9. Банк А. В. Искусство Византии в собрании Государственного Эрмитажа. Ленинград: Гос. Эрмитаж, 1960. 131 с.
10. Банк А. В. Византийское искусство в собраниях Советского Союза: альбом репродукций. Ленинград; Москва: Совет. худож., 1966. 390 с.
11. Залесская В. H. Памятники византийского прикладного искусства: кат. коллекции / Гос. Эрмитаж. Санкт-Петербург: Гос. Эрмитаж, 2006. 272 с.
12. Памятники византийского прикладного искусства: византийская керамика IX-XV вв. Санкт-Петербург: Гос. Эрмитаж, 2011. 256 с.
13. Rice T. D. Charles H. Morgan II, The Byzantine pottery. Corinth. Results of the excavations conducted by the American School of Classical Studies at Athens // Journal of Roman studies. 1944. Vol. 34, № 1/2. P. 151-152. URL: https: // doi.org/10.2307/296801 (дата обращения: 2019-04-19).
14. Papanikola-Bakirtze D., Maurikiou Ph. N., Bakirtzes Ch. Byzantine glazed pottery in the Benaki Museum. Athens: Mouseio Benake, 1999. 204 p.
15. Materials analysis of Byzantine pottery / ed. by H. Ma-guire. Washington: Dumbarton Oaks, 1997. 175 р.
16. Véronique F., Spiese J.-M. Pottery and glass in Byzantium // The economic history of Byzantium: from the 7th through the 15th century / ed. by A. E. Laiou, C. Morrisson, N. Oikonomides, C. Pitsakis. Washington: Dumbarton Oaks Trustees, 2002. URL: https://halshs.archives-ouvertes.fr (дата обращения: 2019-04-19).
17. Technology issues of Byzantine glazed pottery from Corinth, Greece / E. Palamara, N. Zacharias, M. Xanthopoulou, Zs. Kasztovszky, I. Kovacs, D. Palles, E. I. Kamitsos // Microchem-ical journal / Amer. Microchemical Soc. 2016. № 129. P. 137-150.
References
1. Rice T. D. The pottery of Byzantum and the Islamic world. Studies in Islamic art and architecture in honor of professor K. A. C. Cresswell / Center for Arabic Studies. Cairo: Amer. Univ. in Cairo press, 1965. 194-236.
2. Rice T. D.; Rackham B. (introd.) Byzantine glazed pottery. Oxford: Clarendon press, 1930. XII, 120.
3. Rice T. D. Byzantine art. Harmondsworth: Penguin Books Ltd; Norwich: Jarold & Sons Ltd, 1968. 610.
4. Rice T. D. Byzantine art. Moscow: Slovo /Slovo, 2002. 252 (in Russ.).
5. Rice T. D. Byzantines: heirs of Rome. Moscow: Tsen-trpoligraf, 2009. 208 (in Russ.).
6. Grabar A. Recherches sur les influences orientales dans l'art balkanique. Paris: Les Belles Lettres, 1928. XIII, 150.
7. Strzygowski J. Orient oder Rom: Beiträge zur Geschichte der spätantiken und frühchristlichen Kunst. Leipzig, 1901. 191.
8. Ainalov D. V. Hellenistic foundations of Byzantine art: research in history of early Byzantine art. Saint Petersburg: I. N. Skorokhodov print. house, 1900. IV, 229 (in Russ.).
9. Bank A. V. Byzantium art in State Hermitage collection. Leningrad: State Hermitage, 1960. 131 (in Russ.).
10. Bank A. V. Byzantine art in the collections of the Soviet Union: album of reproductions. Leningrad; Moscow: Sovetskii khudozhnik, 1966. 390 (in Russ.).
11. Zalesskaya V. H. Monuments of Byzantine applied art: catalogue of collection / State Hermitage. Saint Petersburg: State Hermitage, 2006. 272 (in Russ.).
12. Monuments of Byzantine applied art: Byzantine ceramics of 9th-15th centuries. Saint Petersburg: State Hermitage, 2011. 256 (in Russ.).
13. Rice T. D. Charles H. Morgan II, The Byzantine pottery. Corinth. Results of the excavations conducted by the American School of Classical Studies at Athens. Journal of Roman studies. 1944. 34 (1/2), 151-152. URL: https: // doi. org/10.2307/296801 (accessed: 2019-04-19).
14. Papanikola-Bakirtze D., Maurikiou Ph. N., Bakirtzes Ch. Byzantine glazed pottery in the Benaki Museum. Athens: Mouseio Benake, 1999. 204.
15. Maguire H. (ed.) Materials analysis of Byzantine pottery Washington: Dumbarton Oaks, 1997. 175.
16. Véronique F., Spiese J.-M. Pottery and glass in Byzantium. Laiou A. E. (ed.), Morrisson C. (ed.), Oikonomides N. (ed.), Pitsakis C. (ed.) The economic history of byzantium: from the 7th through the 15th century. Washington: Dumbarton Oaks Trustees, 2002. URL: https://halshs.archives-ouvertes.fr (accessed: 2019-04-19).
17. Palamara E., Zacharias N., Xanthopoulou M., Kasztovszky Zs., Kovacs I., Palles D., Kamitsos E. I. Technology issues of Byzantine glazed pottery from Corinth, Greece. Microchemical journal / Amer. Microchemical Soc. 2016. 129, 137-150.
