CC BY
62
УДК 200-299.24
Е.А.Новосельский
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СВЯТОК В КОНТЕКСТЕ МИФОПОЭТИЧЕСКОГО МИРООЩУЩЕНИЯ И ПРАВОСЛАВНОГО МИРОПОНИМАНИЯ
Статья иллюстрирует возможность интерпретации русской традиционной народной культуры в контексте мифопоэтического мироощущения и православного миропонимания, органично синтезирующей традиционные для русских «языческое» (естественно - природное) и христианское мировоззрения, выраженные в фольклоре.
Ключевые слова: фольклор, фольклоризм, абсолютная мифология.
Evgenie Arkadyevich Novoselskiy interpretation OF the christmas-tide in mifopoetichesky'S context of ATTITUDE AND ORTHODOX OUTLOOK
Article illustrates the possibility of the interpretation of Russian traditional people culture in the context of the mifopoeticheskogo attitude and orthodox ideology, organically synthesizing traditional for the Russians “heathen” (is natural - natural) and Christian of the world views, expressed in the folklore.
The keywords: folklore, folklorizm, the absolute mythology
Преодолевая понятие «двоеверия», достаточно прочно привязанное к русской народной культуре, мы ищем её прочтения в контексте мифопоэтического мироощущения и православного миропонимания. Б.Н.Путилов рассматривал фольклор как материал для позитивных и негативных высказываний по поводу многих - одних и тех же - жизненных ситуаций.
«Всеохватность фольклора, - писал он, - предопределяет его идеологическую неопределённость и «всеядность», свободное отношение к альтернативным, подчас взаимоисключающим трактовкам и кон цеп-циям, перепады оценок» [13, с.70]. Всё это подтверждает устремлённость русского духа к вещам предельным, игнорирования им относительных мировоззрений, поиск и формирование мифопоэтического восприятия мира.
Период «зима-весна» (январь-май) отмечен в народной культуре особой космоцентричностью. Земля зимою обременена снегами, её жизнеродящая сущность скована морозом, а белые снега осмысляются как саван. В этот период «смерти земли» человек целиком обращён к Вселенной, к небу. Там он ищет помощи, ищет законов порядка и гармонии, способных вдохнуть жизнь в Матушку-землю. Однако и на небе царствует тьма, хаос. Ночи все дольше, холода все сильнее. Солнце, от которого напрямую зависит будущность мира, будущность земли, все реже поднимается над горизонтом. Необходимо вернуть его на законное место, оформить Вселенную в благоприятном, понятном времени и пространстве, придать ей черты гармонии, порядка:
Покатилось колесо с Новагорода,
С Новагорода и до Киева,
Со Киева ко Черну-морю,
К Черноморью ко широкому,
К широкому ли, глубокому,
Колесо, гори - катись
Со весной красной вернись!.. [5, с.18].
Но самому человеку вернуть миру его жизненные ритмы не под силу, особенно русскому человеку с его сильным природно-стихийным началом. В это время в жизнь могут проникнуть силы зла, смерти, что, по сути, и демонстрируется в «страшные» вечера, когда по улицам бродит различная «нечисть» в вывернутых шубах, в страшных масках. Эта «нечисть» - ряженая молодежь - проказничает, погребает под снегом дома, заваливает ворота, двери, окна, трубы, всех пугает : «в ночь на Новый год ходят по улице деревни и ищут всякие находящиеся не в порядке вещи, как-то : неубранные сани, сбрую, дрова, ведра, солому и прочее. И все это стаскивается в одно место... При этом вещи стараются уложить в кучу так, чтобы потом труднее было вынуть потребовавшуюся вещь». [12, с.38]. Тёмное, мрачное, страшное время. Весь мир погружается в небытие. Вещи теряют свою реальность. Судьба человека повисает в ночи, во мраке хаоса.
О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно?..
Что значит странный голос твой,
То глухо-жалобный, то шумно?..
Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!..
О! Бурь заснувших не буди -Под ними хаос шевелится!.. [11,с.73].
Именно так мучительно и напряжённо всматривался человек традиционной культуры в бытие, определяя его и различая индивидуальности вещей, их порядок. Этот процесс как никогда актуализировался в период неопределённости, открытости, доступности небытия вплоть до чувственного его присутствия. В это время повсеместно гадали.
В первую очередь людей интересовала, конечно, их личная судьба. Её «слушали» под окнами -весёлый ли разговор, брань, скука или грусть; у церковных дверей в полночь - венчальное или погребальное пение; на перекрёстках дорог у земли - шумит ли она соками, или молчит; у окна - как проедут, тихо или весело и пр. [1, с.16]. Гадали на вещах: на кольцах, монетах, башмаках, топорах, дровах, полотенцах, гребнях и пр. Гадали с животными: с курами, коровами, свиньями, лошадьми, кошками, собаками и т.д. Гадали с огнём, с водой, с землёй, с ветром. Гадали с пищей, с одеждой, с жильём, с сараями, овинами, банями. Гадали с книгами, с зеркалом, с тенью, с волосами. В общем, гадали со всеми вещами (вещь в самом широком смысле), что соприкасались человеку. Человек вводил их в свою жизнь, отождествлял всю множественность мира в своей судьбе, в своей личности. При этом человек давал им возможность «выговориться», обрести свою индивидуальность. Все стихии и вещи сходились в нём, как в микрокосмосе, преодолевали свою разделённость, но оставались со своей индивидуальной сущностью.
Однако такой космос был детерминирован законам смерти, страданий. Русский крестьянин не прятался от этой реальности, он знал, что мир во зле лежит, и что ответственность за это положение лежит на нём, на человеке. Потому ему необходимо погрузится в этот «злой» мир, вобрать его в себя. Гадания были самые разнообразные: на замужество, на достаток, на дальний переезд, на разлуку, на болезнь, на смерть.
Идёт смерть по улице,
Несёт блин на блюдце.
Кому кольцо вынется Тому сбудется, скоро сбудется,
Не минуется.
Далеко не благодушную, не комфортную картину мира представляла, в отличие от цивилизации, традиционная культура. Человек в реальности представал перед тьмой хаоса, вступал в ночь. Потому все основные действия Святок разворачивались ночью.
Но чтобы не сгинуть в этом мраке, чтобы окончательно не подчиниться детерминизму хаоса, народ «путал» такой космос. Мужчины переодевались женщинами, женщины мужчинами, дети стариками, старики молодыми. Одевали вывернутую наизнанку одежду. И, конечно, смеялись. Смех, как действенное средство перевернуть бытие, на Святки был актуален, как никогда. «На Новый год рядились стариками, молодыми, девки маски одевали, соломы набивали в рубашки. Лошадью покрывалися... Наряжались покойником. Две палки положим, свяжем, положим куклу, накроем белым платком. Несём. Кто плачет - а сзади песни поют. Несут по улице, народу соберется уйма. Бабы глядят, а девки гудят. » [12,с. 19]. Чувство юмора необходимо человеку особенно в пограничных ситуациях. Что и развивала традиция.
И вот со всем этим «багажом» подчинённых року, судьбе вещей и стихий мира, страхов и вполне очевидной неуверенности, что даже Солнце взойдёт или нет, человек входил в храм встречать Рождество Христово. В пещере, в глубинах мироздания рождается Новое Бытие - Спаситель.
Христос родывся -Тварь веселися!
Спасение открылось нам.
Бог з чоловиком помырывся,
Прощен наш праотец Адам.
Торжествуйте, лыковствуйте! [7, с. 158].
Произошедши раз в Вифлееме в первый год нашей эры феноменально, - «Рождество, Твое, Христе Боже наш, возсия мирови Свет разума», как поётся в тропаре праздника, - это событие повторяется для каждого человека в отдельности и для всех вместе ноуменально каждый год. «Бог стал Человеком, чтобы человек мог стать богом» [6,с. 263]. Человек во Христе вновь обретает утерянное при грехопадении общение с Творцом. Через Христа ему возвращается способность постигать бытие и преображать мир своим трудом, своим творчеством, воспринимать окружающее не только как данность, но и как возможность самореализации. И он уже вправе говорить:
Спиридон - свет - поворот,
Стоит прямо у ворот,
Колесо в руке несет,
Красно солнышко зовет,
Ко святой Руси ведет.
Разгорайся, солнце красно,
Ты на свете не погасло! [5, с.482]
Взошло «Солнце Правды». Раз и навсегда совершена космически - экзистенциальная революция. Человек «во Христе» уже не раб природы и судьбы, но её царь, властелин:
Над вертепом звезда ясна Всему свету воссияла.
И пастушки со ягнятки Перед маленьким дитяткой На колени припадали,
Христа - Бога целовали. [4,с.50].
Эта космогония продолжается в Богоявлении, когда Творец Своим вхождением в воды Иордана освящает, крестит праматерию, символом которой является вода. Мироздание освобождается от зла до самых основ. И человек, погружаясь в крещенскую «иордань», омывает себя, микрокосм, всю Вселенную. Он следует путём Христовым вплоть до Креста, распинающего грех. И картина мира уже иная: благая. В Православии богатый опыт такого мировоззрения. Так, например, им делится русский странник, бродяга: «Когда при сём я начинал молиться сердцем, всё окружающее меня представлялось мне в восхитительном виде: древа, травы, птицы, земля, воздух, свет, всё как будто говорило мне, что существуют для человека, свидетельствуют любовь Божию к человеку и всё молится, всё воспевает славу Богу. И я понял из сего, что называется в Добротолюбии «ведением словес твари» и увидел способ, по которому можно разговаривать с творениями Божиими». [10, с.43]. Уже в ином свете, в Свете Христовом, предстают все вещи и стихии мира. Не в их ограниченности и конечности, но в причастности бытию абсолютному. «Иной человек ума и преизбыточного, а идёт, примерно хоть по полю, и ничего не замечает. Потому как у него в глазах и ширина, и долина, и высь, и травка, и былие - всё обыдень дело. А иной человек, умом незлокозненным, сердцем бесхитростным действующий, окроме ширины, и долины, и выси слышит тут гласы архангельские, красы бестелесные зрит. Пташка Божия тебе песенку поёт, ветерочки мягкие главу окружают, листочки звуками тихими в ушах шелестят...и столько становиться для тебя радостно и незаботно, что даже плакать можно!» - рассказывал Щедрин о своей беседе с отставным солдатом, семидесятилетним стариком, шедшим на Афон. [9, с.21]. Все вещи и стихии мира предстают в «чудесном» виде, когда их эмпирическое существование открывается в контексте самого самого, по учению
А.Ф.Лосева, последней их действительности, их настоящей реальности.
У А.Ф.Лосева, среди многих трудов есть работа, посвящённая исследованию глубинной сущности вещей, их индивидуальной самости. В этом очерке, который так и называется: «Самое само», он не пытается познать, - что в принципе невозможно, - непознаваемую, трансцендентную сознанию суть, составляющую бытие той или иной вещи. Он просто обращает наше внимание на наличие таковой. Но если Кантовская вещь-в-себе совершенно отсутствует в сознании человека, то самое само присутствует как тайна. «Тайна есть то, что по самому существу своему никогда не может быть раскрыто. Но она может являться. Явление тайны не есть уничтожение и разрешение тайны, но есть только такое её состояние, когда она ясно ощутима, представима, мыслима и сообщима - притом сообщима именно как тайна же». [8, с.460]. И явления тайны, которые не есть сама тайна, не есть самое само, суть символы этого самого самого. Если вещи-в-себе у Канта по-сути отрицательные фикции, о которых нечего сказать совершенно, через явления которых мы ничего не скажем, не помыслим об индивидуальной сущности, о глубинной самости вещи-в-себе, то «.символы самого самого, будучи тайной, суть положительные реальности, оплодотворяющие собою бесконечное о них размышление и заставляющие подолгу - и часто мучительно и напряжённо - в них всматриваться».(Там же).
Все сказочные, былинные герои, все сказочные шапки-невидимки, ковры-самолёты, прострел-трава, птица Сирин, Сивка-бурка и пр., проявляют какую-либо силу, умение, знание в аспекте своего абсолютного самоутверждения, своего самого самого. Человек наделял обычные вещи чудесными свойствами исходя из сущности самих вещей. В самих вещах кроются их абсолютные свойства. Человеку лишь надлежит их выявить. И такие возможности ему даны, - это его слово, культура, где есть место символу. «Хорошо видеть самое само в космосе, в Боге, во всех вещах, взятых как целое. Но ещё лучше не потерять его из вида в вещах мелких, частичных, случайных, временных и никому не интересных. На них-то как раз и выступает с элементарнейшей очевидностью вся простота, но и вся неприступность, вся абсолютность этого самого самого. На них-то мы как раз и учимся понимать всю условность человеческих оценок, всю эту шаткость и субъективизм общеизвестных квалификаций» [8, с.505]. Необходимо вглядываться, вдумываться в каждую вещь, искать её откровения в Свете Христовом через символы, рождаемые интенциональным к ней подходом. Но нельзя смотреть на них в ином «свете» и наделять их сущности символами иного качества, небытия, хаоса, делающего их враждебными человеку.
Хотя существуют мифы, у индейцев, например, существуют сказки К.И.Чуковского, где вещи восстают на своего создателя. Но здесь человек оказывается не собою. Он теряет своё обличье, а потому вещи его не воспринимают. В иерархии космоса каждому своё место и своё личное призвание, которые должен определить в силу своей обязанности царствовать именно человек.
Итак, в недрах космоса - в ночи, в пещере (вертепе), от Жены маленьким дитяткой рождается Христос, обладающий человеческой природой. Молодым побегом из-под земли, из-под снега пробивается новое, невиданное Бытие. И постепенно проникает во все и вся: в первозданные стихии материи во всю вселенную, во всю землю, к каждому человеку. Оно разрастается «виноградием», расходится по всем «авсенем». А разносят новую жизнь дети и неженатая молодежь, которые в зимневесенний период выступают на первых ролях: они главные в колядках, первые в катаниях с гор, первые во встречи весны, в хороводах, в играх, в веселье. Сакральная значимость юного, перспективного в жизни человека и мира в это время во главе угла. Земля набирается соками, готовится к весенним родам (многие из гаданий на Святки заключались в «слушании земли»), солнце все чаще и выше выходит на небо (подрастает), год растет, весь мир растет:
Да виноградие да красно - зеленое!
Да уж мы ходим, не ходим спо Нову - городу Уж мы ищем, не ищем господинов двор.
Господинов двор да высоко на горе,
Да высоко на горе, да далеко в стороне,
На семидесят верстах да на восьмидесят столбах.
На каждом ли столбе по маковке,
Да на каждой на маковке по замчужке,
Да на каждой на замчужке по ленточке,
Да на каждой на ленточке по кисточке,
Да на каждой на кисточке по свечки горит [3, с.38].
Из двора во двор, из дома в дом ходят колядовщики, величают и славят Христа, хозяев, разносят новую жизнь - рассыпают зерно - творят новый мир:
. А среди того двора, что три терема стоят,
Виноградое красное, зеленое.
(Припев повторяется после каждой строки)
Что три терема стоят златоверховаты .
Что в первом терему красно солнце.
Красно солнце, то хозяин в дому.
Что в другом терему светел месяц.
Светел месяц, то хозяйка в дому.
Что в третьем терему часты звезды .
Часты звезды, то малы детушки.
Хозяин в дому, как Адам в раю.
Хозяйка в дому, как оладьи на меду.
Малы детушки, как олябышки [2, с.37-38].
Мир организуется, оформляется по законам гармонии, любви, обретая целостность семьи. Вообще в этот период все семейно-бытовые обряды - свадьбы, например, - читаются несколько иначе, чем, скажем, осенью. От действий православного человека зависит не только прочность и гармония социума, но и всей Вселенной. Чем больше в семье любви и согласия, чем больше в ней детей и достатка, тем плодороднее земля, тем организованнее космос. В контексте космогонии, миротворчества формирует крестьянин свою жизнь зимой-весной.
Литература
1. Календарные обряды Владимирской деревни / сост., вступ. ст., прим., подгот. текстов
В.В.Дмитриева. - Владимир, 1995.
2. Коринфский А.А. Народная Русь. - Смоленск 1995.
3. Лосев А.Ф. Самае само: сочинения. - М.,1999.
4. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. -М.,1991.
5. Лосский Н.О. Характер русского народа в 2-х кн. Кн.2. - Б/г: Посев, 1957.
6.«Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Издание Введенской Оптиной Пустыни.
1991.
7. От осени до осени: вспомогательные материалы для занятий первого года обучения по программе «Введение в народоведение»: из цикла программ «Мир народной культуры»: хрестоматия / сост. М. Ю. Новицкая. -М.,1994.
8. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. ГК МЕМОИІАМ. СПб., 2003.
9. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия собранные М. Забылиным. Репринтное воспроизведение издания 1880 г. - Симферополь 1992.
10. Русская народная поэзия. - Л.,1984.
11. Снегирёв И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды, Ч.1. - М.,1990.
12. Терещенко А.В. Быт русского народа. Ч.ГУу. - М.,1999.
13. Тютчев Ф.И. Лирика. - Минск,1999.
