CC BY
56
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КАРАМЗИНСКОГО ТЕКСТА В ПЬЕСЕ Н. ЛАПИНА «ВЗЯТИЕ КАЗАНИ»
Н.А. Буранок Самара
Н.Лапин - Василий Иннокентьевич Лапин (родился до 1827 г., умер в 1886 г.) - детский писатель и педагог. Его книги на исторические сюжеты были весьма популярны в XIX веке, «благодаря их доходчивости, живому языку, умеренной дидактичности и беллетризации изложения» [1].
Родился В.И.Лапин в Перми, образование получил в Казани, окончил гимназию (1843), а затем с отличием Казанский университет (1847). Здесь же, в Казани, он начал служебную карьеру и писательскую деятельность. Неслучайно поэтому обращение писателя Н.Лапина к казанской теме в его художественно-исторических ведениях: повести «Покорение Царства Казанского» (2-е изд. в 1887) и ранней трагедии «Взятие Казани» (опубл. в 1855 г.).
В печать пьесу «Взятие Казани» Н.Лапин представил сразу для постановки ее на сцене: цензурное разрешение на опубликование получено 19 ноября 1854 года, а первая постановка состоялась на сцене Александрийского театра 27 октября 1854 года в бенефис актрисы Ю.Н.Линской. В спектакле были заняты актёры Максимовы, Сосницкий, Сосновский, Васильев, Орлова и др. [2]. В Александрийском театре спектакли по пьесе Н.Лапина прошли ещё через день после первой постановки, три раза в ноябре и один раз в декабре 1854 года, всего прошло шесть спектаклей [3], особого успеха пьеса не имела. В «Отечественных записках» появилась рецензия, в которой была оценена как несостоятельная попытка автора «придать истории разговорную форму», связать «картины какою-то сомнительною любовью, заставить исторические разговоры вести стихами... иногда довольно звучными» [4]. Подобная рецензия не даёт представления о действительных достоинствах и недостатках пьесы Н.Лапина, она слишком шаблонна, аналогичные отзывы рецензентов сопровождали многие пьесы массовой исторической драматургии XIX в.
Конечно, о художественных открытиях у авторов подобных пьес говорить не приходится, но и эти сочинения - часть историко-литературного процесса, а потому заслуживают внимания историков литературы. Кроме того, инсценирование отдельных эпизодов летописи государства Российского» Н.М.Карамзина, иллюстративный подход второстепенных и третьестепенных драматургов к историческим темам - закономерный результат осмысления исторического прошлого русским обществом середины XIX в., массовая
драматургия непосредственно отразила самый процесс вхождения истории в культуру, процесс формирования исторического общественного самосознания
[5].
Пьеса Н.Лапина - типичное в этом отношении произведение массовой исторической драматургии середины XIX в.
Композиционно трагедия Н.Лапина разделена не на действия и явления (в театре она шла в 5 действиях), а на десять «отделов»; жанр её обозначен автором как «сценическая поэма». Подобные нетрадиционные для драматургии определения структурных элементов и жанра были весьма характерны для пьес «третьестепенных» авторов. Так, жанр своей пьесы «Царь Иоанн Васильевич Грозный» А.Сухов обозначил как «исторический драматизированный рассказ в стихах» (1858), «драматическим представлением» назвали свои пьесы об эпохе Грозного Н.А.Полевой и П.Сухотин. Поиск новых жанровых форм обусловлен несомненным влиянием исторической прозы (и научной, и художественной) на историческую драму и попытками подражания пушкинской драматургической поэтике. В большинстве пьес массовой драматургии преобладает эпическая, лироэпическая, а не собственно драматическая композиция. Историзм в таких пьесах «обеспечивается» переложением карамзинского текста в стихи.
В «первом отделе» пьесы Н.Лапина «Взятие Казани» действие происходит в царском дворце в Казани. Сюжет здесь выстроен в соответствии с исторической ситуацией, воспроизведённой в «Истории государства Российского» Н.М.Карамзина. В пьесе Н.Лапина татары собирают совет: заключать ли мир с московским царём и каковы должны быть условия этого мира. Сюжет динамичен, сразу же обозначило конфликт: в татарском стане одни - за мир (Муралей, Корач, Зониеш) другие (Алимердин, абыз, Сумбека, Кошак) - против. «На мир мы ни за что не согласимся» (5), - заявляет абыз. Корач Зониеш высказывает другое мнение: «Не выгодна для нас война с царём Московии» (8). Параллельно с политическим конфликтом в первом «отделе» пьесы начинает разворачиваться психологический конфликт. Решение столь важного политического вопроса о мире или войне с Москвой осложняется чисто человеческими отношениями, приязнью и антипатией персонажей друг к другу.
Татарский воевода князь Муралей (упоминание о нём есть у Карамзина [6]) отстаивает необходимость мира с Москвой.
Не тягостны условья мира:
... признать царём Казанским Шиг Алея, с тем,
Чтоб он женился на тебе (8), -говорит Муралей царице Сумбеке (у Карамзина она Сююнбека - 183).
Сумбека же воспринимает эти слова Муралея и как его предательство отчизне, и как личную месть ей за то, что она отвергла его сватовство:
Сумбека
... А ты
Простить не мажешь мне
отказа
И, чтоб меня сгубить, - отчизну Свою постыдно предаёшь!
Муралей
Отчизне не изменит Муралей!
А сватовство не поминай:
Ты не хотела быть моею - пусть
Иной с тобой соединится (10).
Муралей доказывает, что здесь нет никакого предательства, а Шиг Алей не нравится царице («Конечно, Шиг Алей не очень собой красив»), то из-за этого «нельзя же воевать казанцам» (9). По Карану, разрешение на брак Сююнбеки с Шиг Алеем просил у Иоанна I отец: «Юсуф хотел выдать дочь свою, вдову Сююнбеку, за Шиг,. чтобы согласить волю Иоаннову с желанием народа казанского» (181), «Иоанн дозволил Шиг Алею жениться на Сююнбеке» (192).
Общее мнение татар склоняется к признанию необходимости мира с Москвой. Мир нужен Казани, это понимают даже ярые враги Москвы, сторонники Сумбеки. Так, Алимердин вынужден признать, пока с Москвой не сладить, «да и торговля в самом деле» без мира невозможна. Сумбека в отчаянии: мир с Москвой не принесёт ей ничего, кроме позора и гибели. Муралей, высказывая общее мнение воевод, объявил народу, что «мир решён с царём московским», a царице велел готовить «подарки свадебные жениху» (11). Чувства Сумбеки кипят, скорбный плач сменяется негодованием:
О! Это имя Шиг Алея,
Как будто громовой удар Меня разит, и, пламенея Во мне кипит страстей пожар!
Урод и телом, ин душою -И хочет мною овладеть!
, Скорей решуся умереть,
Чем быть изменника женою (13).
Душою Сумбеки владеют ненависть к назначенному ей в мужья Шиг Алею и любовь к Кощаку, который отвечает ей взаимностью.
Кощак, как и Сумбека, слышать не хочет о мире, он рвётся в бой и готов побить «московские войска» (7). «Я не устрашуся русских встретить» (13), - говорит он Сумбеке. Это соответствует карамзинскому тексту: «...надменный Кощак, гремя саблею, обещал победу царице» (183). Карамзин даёт Кощаку весьма нелестные характеристики: «любовник» Сююнбеки, «крымский улан Кощак, ненавистный народу» (182), «думал жениться на ней, умертвить её сына и быть царём» (183). Завершая его характеристику, Н.М.Карамзин пишет, что «гордый Кощак и сорок пять знатнейших его единоземцев были взяты в плен и казнены в Москве» (183).
В пьесе Н.Лапина образ Кощака романтизирован: Кощак страстно влюблён и бесстрашен, он герой.
От битвы я не отступлюсь,
И верно слово батыря:
Спасу тебя - иль не вернусь (13),-говорит он Сумбеке. Она сначала не хотела пускать любимого в «неравный бой» («Но ты один не сломишь силы // Ужасной русского царя» - 13), а затем, восторгаясь его мужеством, прощается с ним:
Постой!.. Иль нет, иди, тебя Но сердцем буду я с тобой,
Любила я за то, что ты герой; И пусть любовь моя, молитвы,
Ты хочешь жертвовать собой; - Тебя спасут в час роковой!
Не удержу тебя от битвы, (13)
Сумбека принимает решение. Муралей велел ей готовить для жениха свадебный подарок - наряд, пропитанный ядом, и она заранее торжествует свою победу:
Пощеголяй моим нарядом! О если бы дары такие
Недолго данник твой, Россия, Я поднесла и всем врага»!
Пробудет здесь в бесчестье нам! (14)
Итак, в «первом отделе» движущими силами событий являются страсти людей, их чувства. Любовь, ненависть - и история. Историю Н.Лапин сопрягает с судьбами конкретных людей, с их личной жизнью. Тема войны или мира с Москвой актуальна для времени создания пьесы: шла Крымская война. Безусловно, авторский голос звучит в пьесе. Татары говорят о патриотизме русских, об их беспримерной преданности царю и отечеству. Они боятся сразиться с русскими.
Биться с московской ратью мы не можем...
Нам просто запросто нельзя '
Сражаться с русскими. Погибель Нам угрожает от войны... (6), -говорит Чура. Устами татарина Чуры поётся слава России и русском) оружию.
Во «втором отделе» действие переносится в сад Кульшерифа, где работают русские пленники - боярин Артемьев, Иван Сергеев и Василий. В разговоре пленных развивается тема войны и её тягот. «По пяти татар на каждого из наших было» (14-15), - рассказывает Васильев об обстоятельствах своего пленения. Верноподданническими и патриотическими мотивами насыщена беседа пленников. Их положение тяжко, но небезнадежно:
Хоть мы в плену, но есть надежда, Что царь освободит из плена нас... (15).
Куда труднее, по их мнению, приходится «православным грекам», которых «тиранят» турки. Артемьев уверенно говорит: «Когда-нибудь побьем за них поганых турок!» (15). В этой реплике звучит патриотический голос автора, создающего пьесу в год Крымской войны.
Артемьев, всем сердцем желая вернуться на родину, славит её w\ своём восторженном патриотическом монологе:
А ведь родина какая!
Уж её ли не любить!
Необъятная, святая,
Так что любо русским быть!
Наша матушка богата
Всем, что нужно для людей:
Много золота у ней,
Самоцветных всех камней Не вместит ни чья палата,
Для врагов найдёт булата,
И железа, чугуна Нам довольно даст она,
Для своих родных детей Хлебец есть всегда у ней.
Да найдёт и для гостей,
Если гости не с враждою, -А врагов уложит спать,
Под снеговой пеленою Приготовив им кровать.
Как же быть: известно дело: Все дела свои ведёт
Русский ловко, живо, смело -Разобьёт либо возьмёт! -
Ах ты, Русь моя родная!
(20-21)
Патриотический мотив сменяется лирическим. Пленники обратили внимание на странную весёлость Артемьева (с шутками и юмором рассказал о своём пленении). Оказывается, причина этой весёлости - прекрасная Селима. Девушка не «басурманка», «она в святой закон обращена, и в её глазах Артемьев видит «любовь и веру» (17).
Теперь, когда путь на родину свободен (народ потребовал от мул и военачальников мира с Москвой), русского боярина задерживает Казани «зазнобушка». Артемьев предлагает Селиме уехать на Русь вместе с ним и там обвенчаться, но девушка решительно отказывается. Для любимого она готова «пожертвовать собой, рада вытерпеть мученье», но никогда не пойдёт на «преступленье», не оставит родину. Селима, как и Артемьев, горячая патриотка. Долг перед родиной для не выше любви. Но конфликт чувства и долга, со времён классицизма ставший штампом в исторической драматургии, тут же снимается. Пришедшего в отчаяние Артемьева Селима успокаивает, рассказывая ему свой вещий сон. Ей снилась Казань, над которой летел «звон колоколов, и повсюду возвышался ряд сияющих крестов, и парил орёл двуглавый... и татары, словно братья, к русским дружно шли в объятья», а чудный голос обещал ей блаженство в родном городе, новом владении Руси (24). Артемьев уверен, что сон сбудется, и они с Селимой будут счастливы:
В стороне твоей родной В русской церкви православной Обвенчаюся с тобой! (25)
Вещий сон часто встречается в произведениях исторического жанра. Известный исследователь исторической драматургии В.А.Бочкарёв указывает, что вещий сон относится «к числу компонентов исторической драмы,
появившихся у самых истоков жанра» и бывших «собственной принадлежностью исторического сюжета, положенного драматургом в основу произведения» [7]. Вещий сон играет в сюжете исторической пьесы весьма существенную роль и принадлежит «к числу наиболее идеологически значимых частей драмы» [8]. В пьесе Н.Лапина вещий сон не только предсказывает судьбу влюблённой пары, но и грядущее покорение Казани Русью, что явится благом для обоих государств. «Православная святыня», которая «над луною воспарит», воспевается как оплот могущества Руси и гарантия мира между народами. Этой патриотической экзальтации Артемьева антитетичное настроение главы казанских мулл Кульшерифа, по сюжету пьесы отца Селимы. Он убеждённый враг Москвы, и вести о её близком торжестве над Казанью приводят старика в отчаяние и негодование:
Как допустим .посрамлены, (...) .
Чтоб потомок Чингизхана Под власть рабов своих подпал. (19).
Кульшериф решает выйти, несмотря на свою болезнь, к народу и вдохновить его на бой с русскими, хотя его предупреждают, что народ настроен решительно и больше не хочет воевать с русскими.
Таким образом, лейтмотивом второго отдела является контрастное восприятие татарами и русскими важнейшего исторического события, которое вот-вот свершится - падение Казани. В сюжете при этом лидирует любовнолирическая линия, автор продолжает сопрягать историю и частную жизнь людей - как действительно исторических лиц, так и вымышленных персонажей.
В «третьем отделе», как и в первом, действие происходит в «царском дворце в Казани» (26); интрига, возникшая в первом отделе, получает дальнейшее развитие. Царь Шиг-Алей опасается действий Кульшерифа и думает его «схватить и посадить под стражу», но воевода Чура убеждён, что это будет ошибкой, ибо «в народе Кульшерифа почитают святым избранником пророка», его арест вызовет в народе бунт, а в Казани и так неспокойно (26). Во время их беседы приносят свадебные подарки от царицы Сумбеки. Но хитрый царь не верит в её покорность и благосклонность, подозревает, что в дарах Сумбеки таится гибель для него. Он велит отдать угощение собакам (они тут же подохли) и пригласить на пир Сумбеку и её сторонников («Я их на ела угощу» - 27). Пришедшая царица, торопя своё освобождение, спрашивает, когда Шиг-Алей наденет подаренную ею одежду — «Сегодня», Сумбека торжествует: «Итак, Казань - свободна завтра» (29-30).
Коварный Шиг-Алей говорит, что перед пиром ему хотелось бы проявить милосердие - «виновного простить» - мирзу Кощака, который с дружиной ногаев напал на Шиг-Алея, когда тот подходил к Казани. И в знак милости он велит тут же надеть на Кощака один из подаренных Сумбекой нарядов. Сумбека в отчаянии, что её замысел не только раскрыт и не принесёт гибели её врагу, но и погубит её любимого. Не в силах противостоять жестокому Шиг-Алею, она проклинает его. Царь сообщает Сумбеке, что свадьбы не будет, а её вместе с сыном «не царство ждёт, иное», их повезут «прямо в русскую столицу (33-34). Сумбека не теряет надежды отомстить
злодею.
В «четвёртом отделе» действие переносится на берег реки Казанки| (в авторской ремарке дана временная характеристика - «во время разлива Волги» - 35). На реке царицу Сумбеку ждёт «русская ладья, богато украшенная и готовая к отплытию» (ремарка, 35). Народ сожалеет об участи своей царицы - «она была добра», а Шиг-Алей, «как зверь, лютует над Казанью» (35). Н.Лапин строит действие в данном отделе как массовую сцену, зрителем и участником происходящих на сцене событий является народ: авторские ремарки указывают на «толпу народа», «голоса из народа», «народ», реплики произносят «один из народа», «другой», «третий». Их реплики полны горечи: когда-то Москва «был покорной данницей татарской», теперь же «москвичи увозят царицу нашу в плен», а они, боясь русской дружины, не смеют защитить (36). «Вся Казань проливала слёзы, узнав, что сию несчастную пленницу выдают государю московскому», - пишет
Н.М.Карамзин (183).
Сцену прощания народа с царицей Н.Лапин выстраивает по карамзинскому тексту.
Традиционным элементом трагедии с античных времён является плач. В соответствии с жанром плача, автор строит его на контрастах: в минуту ужасного настоящего, предвидя безотрадное будущее, Сумбека вспоминает прекрасное прошлое своей жизни. Так не похожи эти пышные проводы на то ликование, которое охватило город при встрече её, невесты Сафа-Гирея, будущей царицы Казани. Н.Лапин сумел передать в плаче и поэтичность Сумбеки, и ее мусульманское мироощущение:
И как в сонме ярких звёзд Месяц в радостном сиянье, -Средь вельмож меня державный Повстречал Сафа-Гирей И на трон Казани славной Посадил женой своей. (37).
Сравнение с месяцем - традиционным символом мусульманской веры и государственности - естественно возникает в речи героини, подчёркивая её любовь и верность родному краю.
Плач Сумбеки лиричен, пленница-царица и в минуту отчаяния полна достоинства и благородства. Такой её рисует и Карамзин «Не укоряя ни вельмож, ни граждан, Сююнбека жаловалась только на судьбу: в отчаянии лобызала гроб Сафа-Гиреев и завидовала его спокойствию» (183).
О мой царь, на веки милый! Бедной жалкою рабой
Преждевременной могилой Увлекает за собой
Поделись с своей вдовой! Иноземная дружина,
Посмотри - твою царицу И туда ж, Сафа-Гирей,
В чужестранную столицу, - Твоего увозят сына
Для позора и цепей! (37) Следуя за Карамзиным, Н.Лапин буквально цитирует его.
У Карамзина: «Вельможи утешали её и говорили, что Иоанн милостив» (183-184) - в пьесе: «Не печалься так, царица! // Милосерден царь
Иоанн!»; «бледной, слабой» (184) называет Сумбеку историк - у Лапина она говорит о себе как о «бледной пленнице, унылой // горько плачущей жене» (37); Карамзин указывает, что у ладьи встретил Сююнбеку князь Оболенский (184) - именно он встречает и утешает Сумбеку в пьесе.
Сочувственные слова Оболенского вызывают у казанской царицы поток обвинений-предсказаний: её любимый город во власти царя-изменника Шиг-Алея, который терзает Казань и «тешится» над нею, «будто тигр над робкой ланью», и скоро «кровью улицы зальё1Ч39).
О Шиг-Алее как о злодее говорят абыз и Муралей.
Абыз . Муралей
Какой он царь! и правда, О казанцы! лютый зверь
что злодей! Вами властвует теперь!
Еще недавно он царит, Для него одно веселье -
А сколько мучит и казнит... Видеть пытку, смерть людей.
Муралей призывает покарать тирана, рассказывая о пире Шиг-Алея, где ничего не подозревающих, безоружных людей вдруг «без состраданья стали резать, как зверей» (41).
Такое развитие событий строго соответствует карамзинскому тексту: Шиг-Алей, узнав, что его замышляют убить, «дал пир во дворце и велел резать гостей, уличённых или только подозреваемых «мене..; Два дня лилась кровь» (185).
Народ требует мести. Кульшериф, глава казанских мулл, возмущён бесчинствами нового царя и благословляет народ на месть: Отомстите Шиг-Алею! И погибнет пусть злодей! (42)
Возгласом народа «За оружие Скорей!» заканчивается «четвёртый отдел» пьесы Н.Лапина.
В «пятом отделе» действие происходит в «лагере русских под Коломною», в «ставке царя». Все сюжетные перипетии пьесы заимствованы из карамзинской истории. Карамзин с тщательностью летописца описывает события, происходившие в России весной, летом и осенью 1552 г. Драматург выбрал из этих событий основные, с его точки зрения, спрессовал их в энергичную драматическую сиену. Сцена построена так, что о событиях, происходящих в разное время и в разных местах, царю Иоанну сообщают послы, гонцы, очевидны событий - персонажи, выполняющие функции вестников из классических трагедий. Но монотонности в пьесе нет. Сообщения вестником вводятся таким образом, что каждое следующее усугубляет и без того сложную ситуацию. Для Руси сложилось тяжёлое положение: бунт в Казани, «крымский хан с своей ордою // поднимается войною», и на западных границах неспокойно (44). О событиях в Казани рассказал Хабаров. Шереметев сообщил, что здесь, под Коломной, собралось ополчение, готовое по первому приказу царя «показать себя в сраженье» «и мятежников Казани // за измену покарать» (44). Палецкий говорит о напряжённом положении на южных и западных границах Руси. Адашев известил о настроении царя и выразил своё восхищение:
Храни его, творец! Как много Что готов за счастье подданных
Забот ему! Как входит он во все. отдать
Недаром он сказал народу, Последнюю свою рубашку (46).
Характеристика царя, данная Адашевым, написана драматургом с опорой на карамзинский текст. Историк подробно рассказывает, как по велению молодого царя в Москве собрались «люди избранные» из всех городов, ибо «юное, пылкое сердце его хотело открыть себя перед лицом России». «В сей великий день... Россия в лице своих поверенных присутствовала на лобном месте, с благоговением внимая искреннему обету юного венценосца жить для её счастия...» (171). Слава царя и его подданных зиждется на православии:
Нашей вере чистой, правой Все мы преданы душой (46).
Таким образом, появление на сцене царя подготовлено, первые же реплики Иоанна свидетельствуют, что Адашев говорил правду. Находя примеры у Карамзина, Н.Лапин изображает доброту, патриотизм, чистоту веры русского царя.
Карамзин сообщает, что польский король Август освободил из плена князей Михаила Булгакова-Голицу и Селеховского. «Царь изъявил Августу искреннюю благодарность и с живейшей любовию принял старца Булгакова, 38 лет страдавшего в неволе, обнялся с ним как с другом» (189). Этот исторический эпизод воспроизведён и в пьесе (47). Сцена с западными послами также упоминается у Карамзина: «В генваре 1549 года воевода витебский, Станислав Кишка, и маршалок Комаевский приехали в Москву; вступили в переговоры о вечном мире; требовали, как обыкновенно, Новагорода, Пскова, Смоленска, городов северских...» (178). Н.Лапин переносит визит послов на более позднее время, когда царь с войском находился под Коломной, готовясь усмирять Казань (фактически царь был в Коломне в июне 1552 г.).
Польские послы, воспользовавшись трудной ситуацией, сложившейся на границах Московского государства, пытаются диктовать Иоанну свои условия, ущемляющие русские государственные интересы, грозят войной с Западом:
И кого же Русь найдет,
Кто бы ей в бою помог?
Кто же ваш союзник?
Иоанн и Бог (50).
И далее он произносит длинный монолог, славящий Бога как защитника и спасителя Руси:
Он защитник веры правой... Если запада державы,
За неверных мусульман,
Из корысти иль для славы Вышлют рать на христиан, -
Мы навстречу этой рати. Осенив себя крестам, Под покровом благодати -Силы Вышняго - пойдём... (50).
Заканчивается монолог выражением уверенности в победе. И как прямое следствие этого монолога-молитвы появляются гонцы с благополучными известиями: под Тулой победили осадившего ее крымского хана Дивлет Гирея. «21 июня, - пишет Карамзин, - получили в Коломне известие, что крымцы явились близ Тулы... 22 июня, в первом часу дня хан приступил к городу, и янычары кинулись на стены. Тула для защиты своей не имела воинов, отправив их всех на службу государеву; но имела бодрого начальника и великодушных граждан: одни тушили огонь, другие бились мужественно, и янычары не могли взять крепости. Хан отложил приступ до следующего утра, а ночью удалился, сведав, что сильные полки идут от Каширы. Граждане тульские стояли на стенах всю ночь: при свете зари увидели бегство татар...» (193-194). Далее Карамзин рассказывает, как воеводы Щенятев и Курбский, встретив татарское войско, разгромили его вдвое меньшими силами (194-195). В пьесе, как и у Карамзина, о победе под Тулой царю рассказывают гонцы:
Можно нам сказать правдиво:
То была не битва - диво!
Даже женщины, ребята, -Все разили супостата (51 -52), -рассказывает гонец об обороне Тулы горожанами. Другой гонец, сообщая (в соответствии с карамзинским текстом) о разгроме татарского хана войском Щенятева и Андрея Курбского, так завершает свой рассказ: :
И теперь Давлет-Гирей,
Со стыдом от пораженья,
Потеряв почти всю рать,
Не осмелится движенья На Россию предпринять (52).
Иоанн говорит польским послам (у Лапина гонцы разговаривают с царём в присутствии послов): «Наш союзник помогает! Вам угодно воевать?» (52), послы просят мира и не вспоминают уже о своих требованиях. Заканчивается сцена обращением царя к своим полководцам:
И теперь - за Русь родную,
Веру правую, святую, -На последний, грозный бой •
Дети Руси - все за мной! (53).
Здесь драматург тоже цитирует Карамзина, называя воинов «детьми». У Лапина они - «дети Руси», у Карамзина - они царю «любезны, как дети». Историк сообщает: когда Иоанн объявил о походе на Казань, а в войске возник ропот («уже несколько месяцев на службе», «невозможно вынести дальнего похода, для коего не имеют ни сил, ни денег» - 195), то царь о готовых продолжать службу сказал: они «будут мне любезны, как дети. Другие же могут остаться: мне не надобно малодушных!» (195).
В «шестом отделе» действие происходит в «русском стане под Казанью. Вдали видна крепость» (53). Декорации к действию имеют романтический колорит: «Многие палатки сорваны бурею. Ночь незадолго до
рассвета. Воины греются около огней» (53). Ночной пейзаж, буря - это романтически насыщенные образы, подчёркивающие драматизм и напряжённость происходящих событий и настроение героев пьесы. Но, вместе с тем, драматург исторически точен в описании обстановки действия, буквально заимствуя её у Карамзина: «На другой день сделалась
необыкновенно сильная буря: сорвала царский и многие шатры...» (200). «Жестокая сеча» (200). прошедшая минувшим днём (23 августа 1552 года, как указывает Н.М.Карамзин - 199), а на следующий день буря «потопила суда, нагруженные запасами» (200). Карамзин пишет, что, войско было в ужасе: «Думали, что всему конец; что осады не будет; что мы, не имея хлеба, должны удалиться со стыдом» (200). В записи о событиях 6 сентября Карамзин пишет, что осаждающие терпели большие неудобства «от ненастья, от сильных дождей, весьма обыкновенных в сие время года, но суеверием приписываемых чародейству... казанские волшебники ежедневно, при восходе солнца, являлись на стенах крепости, вопили страшным голосом... производили ветр и облака, из коих дождь лился реками; сухие места делались болотом, шатры всплывали, и люди мокли с утра до вечера»; волшебства исчезли, когда из Москвы привезли царский животворящий крест, святили им воду, чтобы «кропить ею вокруг стана» (205-206).
У Н.Лапина события двух - трёх первых недель осады сжаты во времени до нескольких часов. О минувшей «сече» Воротынский говорит: «Неверные дерутся храбро». Он посылает разведать, где казанцы достают питьевую воду:
Когда ее у них мы переймём,
Тогда, быть может, покорятся (53).
Эта подробность также заимствована автором у Карамзина: поисками и уничтожением тайного подземного пути, по которому осаждённые ходили за водой к реке Казанке, занимались князь Василий Серебряный и Алексей Адашев (204). В пьесе разведать тайник вызывается Артемьев, желающий увидеться со своей возлюбленной Селимой. Выстраивая сюжет, драматург переплетает исторические факты и лица с вымышленными событиями и персонажами в соответствии с характерным для романтического историзма принципом «могло быть».
Воротынский предупреждает, что татары не смирятся и утром «вылазку они затеют» (54), воины начинают об этом разговор.
Особенно усердствуют, убеждая в необходимости снять осаду, иностранцы, находящиеся на службе Иоанна - немец Доннербац и француз Пишо. С этими персонажами в пьесу вносится комическое начало. Смешны в русском произношении уже самые их имена, а фамилия Доннербац комична и по смыслу: она состоит из соединения двух слов - немецкого Dormer (гром в прямом и переносном смысле) и русского бац (просторечное сказуемое в значении «ударил, стукнул»), громкой фамилией «ударил гром» наделён трусливый человек; кроме того, эта фамилия вызывает ассоциацию с немецким «Donnerwetter!» (гром и молния!, чёрт возьми!), что также усиливает комический эффект. Комична речь иностранцев, ибо она строится на ужасном «акценте», коверканье слов; русские фразы мешаются с
немецкими и французскими словами и фразами. Комична и жалоба Доннербаца на непогоду, из-за которой он схватил простуду. Один из русских воинов (1-й) иронично замечает на его жалобу:
Вестимо, в грязь не ловко всем,
Да только горлышко у нас Не разболится от простуды -И холод русскому здоров (55).
Француз Пишо по своему характеру хвастун, но и он получает свою порцию отрезвляющей иронии, тот же русский воин говорит ему:
...если все французы на тебя По удали и силе схожи,
Так страшного тут много нет (5б).
Пишо продолжает хвастать: «Французы не боятся ничего», на что 3й воин замечает: «Конечно... пьяному и море по колено» (56).
Осторожный, трусливый немец предлагает воинам «ухаживать отсель на ретирад», на что 1-й воин отвечает ему: «... русским бегство-то не мило» (56). Но и среди русских начинают звучать речи о тяготах осады, о неприступности крепости, о насылающей ненастье казанской колдунье, о бесконечных нападениях татар на русский стан - весь этот разговор сводится к одному «лейтмотиву»:
Да, лучше бы вернуться нам
Скорей с осады по домам (57).
Эти слова услышал Иоанн. Обращаясь к воинам, он произносит страстный патриотический монолог, убеждая, что пути назад нет: нужно покорить Казань, чтобы освободить многочисленных русских пленных, чтобы навсегда прекратить набеги орды на Русь и защитить православную веру. О царской речи такого содержания упоминает и Карамзин (199-200), но у него царь воодушевляет воинов перед первым штурмом Казани. Н.Лапин сдвинул её на более позднее время, когда первый неудачный штурм и буря внесли смятение в души воинов, подорвали веру в успех. Речь царя вызвала патриотический подъём в строении воинов:
Царь,
Веди нас на сраженье!
Показать пришла пора,
Что умрём без опасенья За Христа и Русь (58).
Всеобщим «Ура!» заканчивается шестой «отдел». В следующем «отделе» действие опять переносится в Казань, в сад Кульшерифа. В этой значительной по объёму сцене, как и в начале пьесы, соединились воедино вымысел и история, любовь и война, патетика и лиризм. Сначала развивается лирическая тема. Селима, дочь Кульшерифа, грустит в саду о своём возлюбленном - Артемьеве. Вдруг появляется Артемьев в татарской одежде, Селима рада встрече с любимым. Молодой человек делится с ней своим планом: под видом гонца от рати Арской (Артемьев убил настоящего гонца) он предстает перед Кульшерифом, чтобы направить его рать в бой не в то время, когда ждёт его помощи Япанча, - и в результате русские, которым
Артемьев послал весть «на бумажке со стрелою» (61), разобьют обе татарских рати. Селима беспокоится за любимого: его план слишком опасен. Но Артемьев не боится смерти за родину. Так любовная плавно перетекает в патриотическую, причём патриотические настроения выражает не только Артемьев, но и Кульшериф. Каждый из них безмерно любит родину. Кульшериф принимает ложного гонца и отдает приказание отправить рать в бой, радуется близкой победе над Москвой и сетует, что он стар, не может участвовать в сражении:
И над московскими стенами
Победоносными руками в Батыя стяг поставить вновь (62).
Тут же следует реплика Артемьева «в сторону»: «Ты ошибаешься, старик! Батыя стяг не развернется» (62).
Кульшериф поручает Алимердину хорошо угостить гонца. Татарский воевода хвастает своей удалью и ненавистью к русским, чем раздражает Артемьева. Хвастовство сменилось полным позором татарского воеводы, когда Артемьев назвал себя и предложил ему поединок. Сначала он попытался бежать, а потом умолял Артемьева сохранить ему жизнь: он готов отказаться и от своей веры, и от родины, и всю родню отдать в услужение Артемьеву. Низким, подлым Алимердин рисует Н.Лапин Алимердина, противопоставляя его истинным патриотам: с одной стороны, Артемьеву, с другой -Кульшерифу.
Далее развивается угрожающая для Артемьева ситуация. Кульшериф узнаёт о разгроме своего войска и обвиняет Япанчу в измене. То же обвинение бросает Кульшерифу Япанча:
Старик!
Зачем сгубил мою дружину?
Не выслал войско в помощь нам (68).
Оба, наконец, понимают, что стали жертвой обмана; Артемьева как предателя схватили.
Тем временем в кустах находят связанного Алимердина, который по принципу «лучшая защита - нападение» требует казнить Артемьева как «москвитянина» и колдуна, наславшего на Алимердина полчища «нечистой силы», - потому-то он и оказался связанным и не участвовал в сражении; по его словам, «нечистая сила» предсказала лёгкую победу русским, потому что в сражении не будет храброго Алимердина.
И вот свершилось предсказанье:
. Казани рать побеждена!
И только от того, что я
Лежал в кустах. ..(71 -72).
Трусливый Алимердин вышел сухим из воды, а Артемьеву Кульшериф грозит страшными мучениями. Селима умоляет отца пощадить Артемьева или предать мучениям и её вместе с ним - она его любит. Возмущённый предательством дочери, старик проклинает её и велит бросить в темницу:
И за преступную любовь
Пускай её прольётся кровь (73).
Принимая решение отца, Селима говорит, что готова покориться судьбе и вместе с любимым принять любые мучения, только в том, что она полюбила, вины нет; отца и родину она не предавала. Исповедь дочери и страстность её чувства подсказали Кульшерифу другое решение:
Да, любовь, быть может, их -Не погибель нам - спасенье (74).
Он предлагает Артемьеву дочь в супруги и казанский трон, если Артемьев примет их веру: «Будешь мой и царь, и сын» (75). Артемьев отвечает страстным монологом, решительно отвергая предложение Кульшерифа. Его дочь он любит всей душой, но своей вере, родине и царю не изменит никогда. Кульшериф даёт ему три дня на размышления:
Или лютые мученья,
Или жизнь, любовь и троп (77).
Селиму запирают на эти три дня в её комнате, а Артемьева - в темнице. Так заканчивается седьмой «отдел».
Всё его содержание - авторский вымысел; с Карамзиным только одна точка соприкосновения: историк сообщает о разгроме русскими рати Япанчи в Арском лесу (203). Сюжет выстраивается в соответствии с избранным жанром драматической (в определении Н.Лапина - сценической) поэмы, для которой одинаково важны и драматический конфликт, и лирическое начало.
Восьмой «отдел», в котором действие происходит в русском под Казанью, открывается комическим (из-за смеси русско-немецкой, французской, коверканной речи) разговором Пишо и Доннербаца. В это время русские ратники собираются в строй. Наступило утро решительного штурма Казани. Воротынский благословляет воинов на битву. Он ещё не закончил речь, как раздался страшный взрыв, стена крепости разрушилась, за нею видны изумлённые татары (авторская ремарка - 78). Со словами: «С нами Бог!» - русские воины бросились в пролом. На уровне ремарки и декораций драматург воспроизводит описанную Карамзиным картину взрыва крепостной стены, в результате которой крепость была взята. Фраза «С нами Бог!» - тоже из карамзинского текста (209).
В девятом «отделе» продолжают развиваться события, начавшиеся в седьмом. Прошло три дня, наступил день казни Артемьева. Селима одна, у окна, выходящего в сад, размышляет об ожидающей её участи. Прислужница сообщает ей, что русские уже ворвались в Казань и толпа их бежит сюда. Тут же показываются иностранные наёмники и русские воины. Пишо и Доннербац в первых рядах - не потому, храбро сражались, а потому, что хотят побольше захватить добычи. Один из русских ратников предупреждает:
Ещё татары не совсем Побеждены и могут сильно За алчность наших наказать (8O).
Здесь драматург опять цитирует Карамзина: «Но ещё сия победа не была решена совершенно...ибо россияне, овладев половиною города, славного богатствами азиатской торговли, прельстились его сокровищами, начали
разбивать домы, лавки... Тут ожили и малодушные трусы, лежавшие на поле как бы мёртвые или раненые... все алкали добычи... относили в стан и снова возвращались в город, не думая помогать своим в битве. Казанцы воспользовались утомлением наших верных чести и доблести: ударили сильно и потеснили их, к ужасу грабителей, которые всё немедля обратились в бегство» (210-211). Драматург щадит честь русских воинов, в его пьесе грабежом и мародерством занимаются только наёмники Доннербац и Пишо. Немец так объясняет свое поведение:
...пес топычь (т.е. без добычи - Н.Б.) нельзя. Сраженья
Тля фоина тапычей фажны (т.е. для воина добычей важны - Н.Б.).
Затем иначе крофь пролить? (80).
Артемьев (его русские освободили из темницы) останавливает грабителей и защищает от них Селиму. Кульшериф, увидев дочь и Ар-. темьева вместе, впадает в ярость, но он бессилен:
Опять ты здесь, злодей лукавый! Пусть он, жених, тобой И ты, предательница-дочь! любимый,
Повеселись! Твои друзья Завоевали край родимый! Помехою не буду я.
Пускай свое насытит мщенье,
Мою прольет нещадно кровь,
А ты -за то в вознагражденье -Отдай ему свою любовь! (83-84).
Кульшериф убеждён, что русские не могут не мстить, но Воротынский, объявляя о взятии Казани, говорит не о мести, а о прекращении битв и распрей. Кульшериф слушает его со всё возрастающим интересом:
То не голос грозный мщенья В час кончины слышу я, '
То небес благословенье Над тобой, земля моя! (85)
Он благословляет на брак дочь и «русского воина» и славит русского царя. В начале пьесы Кульшериф был очень болен, теперь он чувствует близость смерти, но душа его не в смятении и ужасе, а в просветлении: он спокоен за родной город, который, наконец, будет жить спокойно и счастливо под властью русского царя. В действительности, как пишет Карамзин, Кульшериф погиб во время штурма Казани, когда русские ворвались в пролом: «...их духовные... и первосвященник Кульшериф встретили россиян не с дарами, не с молением, но с оружием: в остервенении злобы устремились на верную смерть и все до единого пали под нашими мечами» (211). Н.Лапин, отступая от карамзинского текста, меняет обстоятельства смерти Кульшерифа (впрочем, он и не умирает в его пьесе, он только чувствует близость смерти) ради утверждения идеи мира и добрососедства русского и татарского народа. Его Кульшериф - одно из
главных действующих лиц пьесы, с которым связаны все нити сюжета и развитие драматического конфликта. Потому-то для автора особенно важно, чтобы необходимость покорения Казани Россией осознали именно жители Казани и увидели в этом благо для себя. Целесообразность происходящих событий подчеркивается переменой в отношении Кульшерифа к русским и московскому царю.
Действие в десятом «отделе» происходит на территории казанской крепости, русские теснят татар, сражение заканчивается. Татары выдают русским своего царя Едигера и воеводу Корача Заниеща, на сцену выбегают освобождённые русские пленные. Десятый «отдел» завершает пьесу и полностью выстроен по карамзинскому тексту: буквально к каждой фразе из пьесы Лапина легко найти аналогичную в тексте «Истории» Н.М.Карамзина. Сравним:
Н.Лапин Н.М.Карамзин
Пленные: Где он, наш избавитель царь!.. (86) О государь! ты вывел нас Из ада! ты для бедных, сирых не щадил Своей главы! (87) «У ворот стояло множество освобождённых россиян, бывших пленниками в Казани: увидев государя, они пали на землю и с радостными слезами взывали: «Избавитель! Ты вывел нас из ада! Для нас, бедных, сирых, не щадил головы своей!» (213).
Иоанн: Скорее в стан их отвести И там питать их с моего стола (87). «Г осударь приказал отвести их в стан и питать от стола царского» (213)
Палецкий: ~> Великий государь! Вот пленный царь Казанский Едигер. Иоанн (Едигеру): Ужели ты не знал, как Русь сильна. Едигер (обнимает его колени): Прости меня, Великий Государь! Тебе я буду век слугою. Иоанн: Тебе и всем врагам прошенье! (87). «Князь Палецкий представил ему (Иоанну- Н.Б.) Едигера: без всякого гнева и с видом кротости Иоанн сказал: «Несчастный! разве ты не знал могущества России и лукавства казанцев?» Едигер, ободрённый тихостию государя, преклонил колена, изъявлял раскаяние, требовал милости. Иоанн простил его» (212).
Иоанн (крусским воинам): А вы, святое ополченье! Усердьем пламенным горя, За веру, родину, царя, Сегодня много пострадали! На диво будущим векам Победу славно одержали (87). «Воины мужественные! -говорил он (Иоанн - Н.Б.).-В сей зна-менитый день страдая за имя божие, за веру, отечество и царя, вы приобрели славу неслыханную в наше время. Никто не оказывал такой победы!» (213, курсив Карамзина)
Иоанн: И чем могу воздать я вам? О падшие сыны России? . Где нет ни плача, ни страстей -. Стяжали вы венцы златые И славу здесь между людей. Потомок самый отдаленный Добром вас будет поминать. И впишет церковь, ваша мать, Вас всех на хартии священной (87-88). «Чем могу воздать вам?.. Любезнейшие сыны России там, на поле чести лежащие! вы уже сияете в венцах небесных вместе с первыми-мучениками христианства. Се дело божие: наше есть славить вас во веки веков, вписать имена ваши на хартии священной для поминовения в соборной Апостольской церкви» (213).
Иоанн: А вы, алмазов дорогих Ценнее, - ранами сияя, Товарищи трудов моих! (88). «... многие витязи, по словам летописца, сияли ранами драгоценнейшими алмазов» (213, курсив Карамзина)
Иоанн: ~~ Врагов погибших всё именье И всё богатство их царей Вам отдаю без исключенья. Теперь вы стали мне милей Сокровищ царского венца! (88). '«... Иоанн велел тушить огонь в городе и всю добычу, все богатства казанские, всех пленников, кроме - одного Елигера, отдал воинству» (213).
Воротынский (входит с русскими воинами): О царь! Окончен бой кровавый! И ты увенчан новой славой. Что делать нам? Иоанн: Благодарить творца! (Все преклоняют колена) (88). «Пальба умолкла... Тогда главный военачальник; князь Михайло Воротынский, прислал сказать государю: «Радуйся, благочестивый самодержец! Твоим мужеством и счастием победа совершилась: Казань наша, царь ее в твоих руках, народ истреблён или в плену; несметные богатства собраны: что прикажешь?» Сдавать всевышнего, ответствовал Иоанн...» (212, курсив Карамзина).
Драматург в финальной сцене, как и во всей пьесе, инсценирует Карамзина, переводя прозаический текст в стихотворный.
Пьеса Н.Лапина, написанная к 300-летию взятия Казани Иоанном IV и в годы Крымской войны, пронизана патриотическими идеями. Автор, находя у Н.М.Карамзина благодатный исторический материал, славит «веру, царя и отечество». Этой задаче отвечает и жанр произведения - «сценическая поэма». «Поэма, - подчеркнул еще А.Н.Соколов, - это произведение «воспевающее» и в этом случае героическое» [9]. Восхищаясь мужеством мусульман - защитников города, - Н.Лапин поёт восторженный гимн героизму русских воинов - христиан. Драматург не называет своё творение трагедией, хотя предназначает его именно для сцены. Во «Взятии Казани» отсутствует собственно трагедийный конфликт: пьеса имеет благополучный финал, взятие Казани воспринимается как историческая необходимость (и, в итоге, «благодать») не только со стороны русских, но и самими казанцами; как только Казань оказалась в руках русского царя, все враждебные настроения её жителей исчезают, наступает полная гармония межнациональных отношений.
В том же направлении к примирению и гармонии развивался и лирический сюжет пьесы - любовные отношения русского и знатной татарки, тайно от отца принявшей христианство; Кульшериф даёт
согласие на брак молодых людей, благословляя тем самым союз России и Казани. Но, поскольку Селима уже христианка, это союз людей одной веры. Так Н.Лапин сгладил сложнейшую проблему взаимоотношений людей разного вероисповедания. *
Едва ли эта проблема решена и сейчас. Современный татарский историк, анализируя события того далёкого времени, пишет, что цель Московского государства была - «сделать Казань русским городом, взамен ничего не давая», «совсем уничтожить татарскую Казань» [10].
Примечания:
1. См.: Русские писатели: 1800-1917. Биографический словарь: В 5 т. Т. 3. М, 1994. С. 289.
2. Лапин Н. Взятие Казани. СПб., 1855. С. 2-4. Далее при цитировании этого издания страницы указываются в тексте.
3. См.: История русского драматического театра: В 7 т. Т. 4. М, 1979. С.
300.
4. Отечественные записки. 1855. Т. 98. Отд. 5. С. 43.
5. См. об этом наши работы: Буранок Н.А. Особенности изображения
исторических лиц в трагедии И.И.Лажечникова «Опричник» // Русская стихотворная драма ХУІН-начала XX веков. Самара, 1996. С. 98-108; Буранок Н.А. Эпоха Ивана Грозного
в массовой драматургии 1840-1850-х гг. // Проблемы современного изучения русского и зарубежного историко-литературного процесса Самара, 1996. С. 7073; Буранок Н.А. Трагедия А.Ярославцева «Князь Владимир Андреевич Старицкий». Особенности интерпретации карамзинского текста // Культура и текст. Вып. 1. Литературоведение.
Часть 1.СПб.-Барнаул, 1997. С. 65-68.
6. Карамзин Н.М. История государства Российского: В 4 кн. Кн. 3 (т.УІІ-IX). Т.VIII. Ростов-на-Дону, 1990. С. 213. Далее при цитировании этого издания номер страницы указывается в тексте курсовом.
7. Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия XVII -XVIII вв. С.56-
57.
8. Там же. С. 57.
9. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М., 1955. С. 10-11.
10. Алишев С.Х. Казань и Москва: межгосударственные отношения в XV-XVI вв. Казань, 1955. С. 158.
