CC BY
283
ж нтерпретация как фундаментальная операция познания
Л. А. МИКЕШИНА
1. Логико-методологические
проблемы интерпретации
Интерпретативная деятельность человека неотъемлема от его бытия, которое всегда предстает как истолкованное каким-либо образом. Объективная потребность в истолковании вызвана не только различными позициями, «перспективами» в отношении субъекта к миру, но и бесконечной изменчивостью самого мира. Для понимания природы интерпретативной деятельности значимо то, что человек выходит к миру не непосредственно, а через знаковые, в особенности языковые, объективации -в целом через «символические универсумы», «чеканящие бытие» (Э. Касси-рер), задающие предметные смыслы при осуществлении не только познания, но любого вида деятельности.
Интерпретация в естественных науках. Посвящая интерпретации отдельную главу в фундаментальном исследовании «Человеческое познание, его сфера и границы», Б. Рассел подчеркивал, что к вопросу об интерпрета-
Л I-
ге
и
к я £ X О X
=г
-X
Ч
9
ции незаслуженно относились с пренебрежением. Все кажется определенным, бесспорно истинным, пока мы остаемся в области математических формул; но когда возникает необходимость интерпретировать их, то обнаруживается иллюзорность определенности, точности той или иной науки. Требуется специальное исследование природы интерпретации. Для Рассела интерпретация (эмпирическая или логическая) состоит в нахождении наиболее точного, определенного значения или системы значений для того или иного утверждения. В современных физико-математических дисциплинах интерпретация в широком смысле может быть определена как установление системы объектов, составляющих предметную область значений терминов исследуемой теории. Она предстает в качестве логической процедуры выявления денотатов абстрактных терминов, их «физического смысла». Один из распространенных случаев интерпретации - содержательное представление исходной абстрактной теории в предметной области другой, более конкретной, чьи эмпирические смыслы установлены. Такая интерпретация занимает центральное место в дедуктивных науках, теории которых строятся с помощью аксиоматического, генетического или гипотетико-дедуктивного методов1. Дальнейшее развитие и усложнение проблема интерпретации получила в теории относительности и в квантовой механике, что нашло отражение, например, в продолжающейся дискуссии о парадоксе Эйнштейна-Подольского-Розена, от понимания которого зависит истолкование квантовой механики.
В другой области - программе искусственного интеллекта (ИИ) во второй половине 20 века - теоретики вышли на проблему интерпретации как на фундаментальную составляющую эпистемологии, теории значения и языка. Известны, в частности, исследования американских специалистов Т. Винограда и Ф. Флореса, которые стремились преодолеть стандартную теорию ИИ, опирающуюся на традиционную эпистемологию и методологию. Высоко оценивая значимость интер-^ претации, они выявили ее бытийную природу и универсально-£ синтетическую сущность, ее особую атрибутивно-имманентную роль ^ в познавательной деятельности. При этом в основу нового подхода
т ученые положили герменевтические идеи М. Хайдеггера и Х.-Г. Гада-
« __ ■
X 1 Рассел Б. Человеческое познание, его сфера и границы. Киев, 1997.
С. 252-259; см. также: Carnap R. Foundations of Logic and Mathematics. Zf Chicago, 1939 (здесь дается анализ интерпретации как семантической процедуры), а также работы Н. Кемпбелла (словарь, связывающий теоретические термины и термины наблюдения), Г. Маргенау и Р. Карнапа Ф (о правилах соответствия), Ф. Нортропа (об эпистемических корреляциях L*j:j как специальном виде интерпретативных утверждений).
мера, которые переосмыслили герменевтическую идею интерпретации, вывели ее за пределы анализа текстов в сферу фундаментальных основ бытия и познания человека понимающего2.
Интерпретация в гуманитарных науках. Все богатство, разнообразие и специфика интерпретации как базовой операции в полной мере проявляются в гуманитарных науках. Так, конкретные логико-методологические особенности интерпретации раскрывает К. Гемпель при исследовании функции общих законов в истории в связи с более широкой проблемой объяснения и понимания. Интерпретации исторических событий представляют собой подведение изучаемых явлений или под научное объяснение, или под некоторую общую идею, недоступную эмпирической проверке. В первом случае интерпретация является объяснением посредством универсальных гипотез; во втором случае она, по существу, выступает псевдообъяснением, обращенным к эмоциям, зрительным ассоциациям, не углубляющим, собственно теоретическое понимание события. Особая проблема, рассматриваемая Гемпелем, - это интерпретация теории как аксиоматизированной системы, требующей эмпирической экспликации теоретических терминов с помощью формальных правил дедуктивной логики3.
Проблему интерпретации в сфере социологии исследовал М. Ве-бер, сочетая ее с герменевтическими понятиями истолкования, интерпретирующего понимания, интеллектуальной интерпретации, вчувствования, существенно углубляя понимание проблемы в связи с введением понятий целерациональности и ценности. Его концепция «понимающей социологии» тесно связана также с особым типом интерпретации - поведения и действия человека, - феномена, отличного от текстов, языковых сущностей вообще. Вебер осуществил тонкое различение разных видов и форм интерпретации; в частности, толкования лингвистического смысла текста и толкования его духовного содержания, историческое толкование и толкование как ценностный анализ. Как основатель «понимающей социологии», он разработал методологию на базе определенной концепции интерпретации и новых понятий «идеального типа» и «целерационального действия»4. Она стала базовой в методологии социального познания и культуры, что в целом оказало существенное влияние на развитие этих областей социального знания. я
Winograd T., Flores F. Understending Computers and Cognition. New Jersey, 1987. P. 27-29.
3 Гемпель К. Г. Логика объяснения. M., 1998. С. 28, 161. X
4 Вебер М. Критические исследования в области логики наук о куль- '¿j-туре // Культурология. XX век. Антология. С. 48—49; он же. Основные ($} социологические понятия // Избранные произведения. M., 1990. С. 603-604. im Ь
Общеметодологические параметры и особенности интерпретации исследовались также на стыке гуманитарного знания и герменевтики в направлении выяснения ее канонов, обоснованности и неопределенности, соотношения с критикой и реконструкцией. Итальянский ученый Э. Бетти, известный работами по общей теории герменевтики, а также герменевтическим манифестом, разрабатывал герменевтику, в отличие от Гадамера, преимущественно в качестве методологии понимания и интерпретации, трактуя последние как эпистемологические процедуры. Один из его последователей - современный американский литературовед Э. Д. Хирш - развивая теорию обоснования интерпретации, опирался на работы лингвистов, представителей герменевтики и философов науки и стремился найти и реализовать методы «строго» научного обоснования интерпретации5. По-видимому, для исследования природы интерпретации должны быть учтены обе когнитивные практики, представленные в герменевтике и методологии гуманитарного знания - экзистенциально-онтологическая Хайдеггера-Гадамера и методологическая Бетти-Хирша, которые в определенном смысле могут рассматриваться как взаимодополнительные.
В когнитивных науках, исследующих феномен знания в аспектах его получения, хранения и переработки, интерпретация понимается в качестве процесса, результата и установки в их единстве и одновременности. Интерпретативные процедуры опираются на знания о свойствах речи, о человеческом языке вообще, на локальные знания контекста и ситуации, на глобальные знания конвенций, правил общения и фактов, выходящих за пределы языка и общения. Для этой операции существенны личностные и межличностные аспекты: взаимодействие между автором и интерпретатором, между различными интерпретаторами одного текста, а также между намерениями и гипотезами о намерениях автора и интерпретатора6.
Процедура интерпретации рассматривается как базовая в этноме-тодологии, этносоциологии и этнопсихологии. Поскольку коммуникация между людьми содержит больший объем значимой информации, чем ее словесное выражение - ибо в ней необходимо присутствуют неявное, фоновое знание, скрытые смыслы и значения, подразумеваемые участниками общения, то требуется специальное истолкование и интерпретация. Американский исследователь Г. Гарфинкель представил этнометодологию как общую методологию социальных наук, где интерпретация рассматривается в качестве ее универсаль-
О ного метода, а социальная реальность - как продукт интерпретацион-
х _
ЯР 1
X Hirsch Е. D. The Aims of Interpretation. Chicago, L., 1972.
6 Демьянков В. 3. Морфологическая интерпретация текста и ее моде-
ф лирование. М., 1994; Cognitive Science. An Introduction. Cambridge
L-Ь (Mass.), L, 1987.
Ш
1 Hi
£
m
ной деятельности, использующей схемы обыденного сознания и опыта7. Интерпретация является основным методом и в «интерпретатив-ной антропологии», где, в частности, в поисках «интерпретативной теории культуры» американский ученый К. Гирц полагал, что анализировать культуру должна не экспериментальная наука, занятая выявлением законов, а теория, сочетающая как собственно методологический, так и экзистенциально-герменевтический подходы при осуществлении интерпретации8.
2. Философское понимание интерпретации
Обращение к опыту философии и методологии науки убеждает в том, что интерпретация не может быть представлена только как логико-методологическая процедура; она существует как многоликий феномен на различных уровнях бытия субъекта. Соответственно, философское рассмотрение интерпретации предполагает выявление онтологических предпосылок этого феномена, понимание природы интерпретации в различных философских концепциях, особенно в герменевтике и аналитической философии. На онтологические аспекты интерпретации обращал внимание еще Ф. Ницше, для которого человек «полагает перспективу», т.е. конструирует мир, меряет его своей силой, формирует, оценивает; само разумное мышление предстает как «интерпретирование по схеме, от которой мы не можем освободиться», и ценность мира оказывается укорененной в нашей интерпретации. Размышляя об этом в «Воле к власти», он предлагает объяснения данному феномену, в частности утверждая, что всегда остается «зазор» между тем, что есть мир, бесконечно изменчивый, становящийся, и устойчивыми, «понятными» схемами и логикой. Всегда возможно предложить новые смыслы, «перспективы» и способы «разместить феномены по определенным категориям», т.е. не только «схемы» действительности, с которыми работает философ, но и сама действительность открыты для бесконечных интерпретаций. «Пер-спективизм», способность к интерпретации, обосновывается им как неотъемлемое, фундаментальное свойство бытия субъекта, его сознания. Для него «существует только перспективное зрение, только перспективное «познавание», поэтому интерпретация принимается как фундаментальный момент познания, отношения к жизни и миру9.
О
!
Л
tz
Garfinkel Н. Studies in Ethnometodology. Englwood, Cliffs, 1967.
8 Гирц К. Интерпретация культур. М„ 2004; Geertz С. The Interpreta- 5 tion of Cultures. N. Y., 1973. ' " g
9 Ницше Ф. К генеалогии морали//Соч.: В 2-х т. Т. 2. М, 1990. С. 491; он же. Воля к власти. М„ 1994. С. 224, 241.
В контексте феноменологической философии принципиально важным для понимания укорененности интерпретации в бытии является положение Э. Гуссерля о том, что «сознание (переживание) и реальное бытие - это отнюдь не одинаково устроенные виды бытия, которые мирно жили бы один подле другого, порой «сопрягаясь», порой «сплетаясь» друг с другом. ...Между сознанием и реальностью поистине зияет пропасть смысла»10. Он настаивает на том, что любая реальность обретает для нас существование через «наделение смыслом», а любые реальные единства - это «единства смысла», которые предполагают существование наделяющего смыслом сознания. В более поздних работах, как известно, наряду с абсолютным, трансцендентальным сознанием он будет размышлять и об «историческом горизонте», о человеческих смыслах науки, о «жизненном мире», что существенно изменит представления об источниках задаваемых смыслов. Однако очевидно, что смыслополагание и расшифровка смыслов, составляющие суть интерпретационной деятельности, рассматриваются Гуссерлем в сфере такого типа бытия, как сознание, а реальность - другой тип бытия - существует для нас через наделение смыслом. Абсолютным здесь является то, что человеческое бытие есть бытие осознанное, всегда осмысленное, проинтерпретированное.
Философская герменевтика как учение об интерпретации. Наиболее обстоятельно интерпретация, как известно, разрабатывалась в герменевтике, начиная с правил и приемов истолкования текстов, методологии наук о духе, и завершая представлениями понимания и интерпретации как фундаментальных способов человеческого бытия. По Г. Г. Шпету, который одним из первых дал исторический обзор герменевтики, проблема понимания предстает как проблема рационализма. На его основе должны быть выявлены место, роль и значение всякой разумно-объективной интерпретации. Вопросы о видах интерпретации, в том числе исторической и психологической, также ^ тесно связаны с этой проблемой. В. Дильтей, объединяя общие прин-ципы герменевтики и разрабатывая методологию исторического по-^ знания и наук о культуре, показал, что связь переживания и понима-
05
X
ния, лежащая в основе наук о духе, не может в полной мере обеспечить объективность, поэтому необходимо обратиться к искусственным х и планомерным приемам. Именно такое планомерное понимание «длительно запечатленных жизнеобнаружений» он называл истолкованием или интерпретацией.
х
т _
10 Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической
/Уц философии. М., 1994. С. 10-11.
Онтологический «поворот» Хайдеггера в трактовке интерпретации переводит ее рассмотрение на экзистенциальный уровень, где само понимание определяется как способ бытия, Dasein. Истолкование формирует понимание, которое становится «не чем иным, но самим собою», «усваивает себе свое понятое»11. Онтологический «поворот» вывел герменевтическую интерпретацию за пределы анализа текстов в сферу «экзистенциальной предструктуры понимания». Были выделены первичное - дорефлексивное - понимание как сам способ бытия человека, тот горизонт предпонимания, от которого никогда нельзя освободиться, и вторичное понимание, возникающее на рефлексивном уровне как философская или филологическая интерпретация, укорененная в первичном предпонимании. Сам Хайдеггер дал блестящие образцы интерпретации филологических и философских текстов Анаксимандра, Декарта, Канта и ряда других мыслителей и авторов художественных текстов, руководствуясь, в частности, принципом «понимать автора лучше, чем он понимал себя сам».
Для Гадамера понимание и интерпретация осуществляются в языке как в универсальной среде, в которой отложились «схематизмы опыта». Объективная необходимость интерпретации языковых и символических объектов, текстов коренится в их неполноте, незавершенности и многозначности, в существовании скрытых довербальных и дорефлексивных феноменов, неявных идей и предрассудков. Как подчеркивает Гадамер, «интерпретатор не в состоянии полностью воплотить идеал собственного неучастия»12, поэтому в интерпретацию вместе с историческим мышлением входит и его «горизонт истолкования», включаются принадлежащие ему понятия и представления. Одна из традиционно обсуждаемых философских проблем интерпретации - временная диспозиция текста (автора) и интерпретатора, или проблема оценки плодотворности истолкования в связи с временным отстоянием. Временная дистанция между текстом и интерпретатором рассматривается Гадамером не как помеха, но как преимущество позиции, позволяющей задать новые смыслы сообщениям автора, проявиться подлинному смыслу события. Но если речь идет о подлинном смысле текста, то его проявление не завершает- т ся, - это бесконечный процесс во времени и культуре. и
Возможность множества интерпретаций ставит проблему истины, я «правильности», гипотетичности интерпретации. Обнаруживается, что вопрос об истине не является более вопросом о методе, но становит- jjj
ся вопросом о проявлении бытия для понимающего бытия. Отмечая
——-—' - х
11 Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 148.
12 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. ф М., 1988. С. 461. i-b
Hii!
¡1
этот момент, П. Рикёр, чьи идеи лежат в русле онтологического «поворота», предлагает такую трактовку интерпретации, которая соединяет истину и метод и реализует единство семантического, рефлексивного и экзистенциального планов интерпретации. Он полагал, что множественность и даже конфликт интерпретаций являются не недостатком, а достоинством понимания, выражающего суть интерпретации, и можно говорить о текстуальной полисемии по аналогии с лексической13.
Концепция «радикальной интерпретации» в аналитической философии. Иной опыт и иная традиция рассмотрения интерпретации сложились в одном из ведущих сегодня направлений - в аналитической философии, в частности в ее лингвистической версии, для которой, по словам Д. Дэвидсона, за общими особенностями языка стоят общие «параметры» и свойства реальности14. Именно эти онтологические идеи служат предпосылкой и основанием его теории интерпретации, являющейся наиболее разработанной и аргументированной в аналитической философии сегодня. Он существенно расширил понимание метафизических, онтологических предпосылок интерпретации, сделав предметом внимания собственно проблемы бытия субъекта. Реальность - не только объективная, но и субъективная - формируется и существует с помощью языка и интерпретации. Сознание не носит личного характера, основой познания являются интерсубъективность, наша коммуникация с другими людьми и объектами, а также ситуации и события, интегрированные в один и тот же «контекст значения», с необходимостью предполагающий интерпретатив-ную деятельность. Теория Дэвидсона получила название «радикальной интерпретации». Как и У. Куайн, он исходил из того, что понимание отдельного предложения связано со способностью понимания всего языка как единой концептуальной системы; интерпретируя фразу говорящего, мы должны проинтерпретировать всю систему. Принцип доверия, или «максима интерпретативной благожелательности» (charily), должен лежать в основе понимания и интерпретации, обеспечивая возможность коммуникации15. Метафизическое обоснование теории радикальной интерпретации включает как важнейшую составляющую семантическую теорию истины, по-новому развиваемую Дэвидсоном в аспектах соотношения истины и значения, истины О -
дг 1 Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.,
Ж 2002. С. 37-41.
14 Дэвидсон Д. Истина и интерпретация. М., 2003. Ф 15 Davidson D. Inquiries into Truth and Interpretation. Oxford, 1984.
P. 195-197.
i* ""1 J3
m
и факта, метода истины в метафизике и других. Поскольку мнение и значение не могут быть реконструированы из речевого поведения единственным способом, то интерпретация всегда будет неопределенной. Однако это не должно рассматриваться как недостаток интерпретации, - это ее неотъемлемая особенность, связанная со свойствами самого языка, в качестве концептуальной схемы влияющего на результаты интерпретации.
Итоги. Проблема интерпретации, возрастание значения которой было отмечено за рубежом в связи с лингвистическим и даже «интер-претативным поворотом»16, не может рассматриваться как дань герменевтической моде, как частный метод или произвольная, нестрогая процедура. Признание фундаментальности интерпретативной деятельности субъекта понимающего, интерпретирующего, познающего -одна из основных черт современной парадигмы познания. Она должна по-прежнему разрабатываться как в традиционном логико-методологическом, аналитическом ключе, так и в собственно фило-
софском контексте - как фундаментальный атрибут познания и деятельности субъекта, его бытия среди людей, в языке и культуре. Еще более значимой проблема интерпретации становится в связи с изменением природы философии в наше время. Ю. Хабермас обращает внимание на то, что «философия, даже если она устраняется от проблематичной роли указчика места и судьи, все-таки может - и должна - сохранить за собой притязание на разумность, выполняя более скромные функции местоблюстителя и интерпретатора»17.
J3
н
«
и и
к
(О X
X
--о
16 Rabinow P., Sullivan W. (Eds.) Interpretative Social Science. Berkeley, £ 1979
17 Хабермас Ю. Философия как «местоблюститель» и «интерпрета- jjj. тор» // Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000.
С. 12.
