CC BY
67
^Интерпретация и выражение эстетического
в парадигме христианского миропонимания
УДК 008:1-027.21
Н. Е. Шафажинская
Московский государственный университет технологий и управления имени К. Г. Разумовского
Статья посвящена анализу и интерпретации учёными-богословами эстетических категорий в системе ценностей и смыслов христианского (православного) миропонимания. С религиозно-философских позиций раскрывается содержание таких понятий, как красота, гармония, прекрасное, чистота, созерцание и другие. В объяснении происхождения и содержания эстетических феноменов автор обращается к основоположникам древнехристианской онтологии, аксиологии и антропологии — святителям Макарию Великому, Иоанну Златоусту, Амвросию Медиоланскому и другим религиозным философам, раскрывающим субстанциальность возвышенного и прекрасного в природе бытия и личности. Отмечается особая образность богословских текстов, характерная для эстетического выражения религиозного чувства и духовных трансформаций. Акцентируется внимание на едином трансцендентном источнике происхождения и неразделимости этического и эстетического в христоцентрической мировоззренческой парадигме.
Ключевые слова: эстетическое, миропонимание, красота, прекрасное, гармония, чистота, добродетели, христианство, трансцендентное, созерцание.
N. E. Shafazhinskay a
Moscow State University of Technologies and Management named after K. G. Razumovskiy, The Ministry of Education and Science of the Russian Federation, Zemlyanoy Val, 73, Moscow, Russian Federation, 109004
INTERPRETATION AND EXPRESSION AESTHETIC IN THE PARADIGM OF CHRISTIAN OUTLOOK
Article is devoted to the analysis and interpretation by scientists-theologians of esthetic categories in system of values and meanings of Christian (orthodox) outlook. From religious and philosophical positions the content of such concepts as beauty, harmony, fine, purity, contemplation and other categories reveals. In an explanation of an origin and the maintenance of esthetic phenomena the author addresses to founders of drevnekhristiansky ontology, an axiology and anthropology — prelates Makari Veliky, Ioann Zlatoust, Ambrose Mediolansky and other religious philosophers opening a substantsialnost of sublime and fine life in the nature and the personality. The attention is focused on a uniform transcendental source of an origin and inseparability ethical and esthetic in a hristotsentrichesky world outlook paradigm. Keywords: esthetic, outlook, beauty, fine, harmony, purity, virtues, Christianity, transcendental, contemplation.
Шафажинская Наталья Евгеньевна — доктор культурологии, кандидат психологических наук; педагог-психолог высшей категории, профессор кафедры педагогики и психологии Московского государственного университета технологий и управления имени К. Г. Разумовского
Shafazhinskaya Natalya Evgenyevna — Full Doctor of Cultural Studies, Ph.D. (Psychology), educational psychologist of the highest category, Professor of Department of Pedagogics and Psychology, Moscow State University of Technologies and Management named after K. G. Razumovskiy
e-mail: [email protected] © Шафажинская Н. Е., 2014
Понятие эстетики в богословии неразрывно связано с феноменом красоты как одной из основополагающих категорий философской, религиозной и культурологической области гуманитарного знания. Определение А. Ф. Лосева, в соответствии с которым эстетическое является выражением той или иной предметности, данной как самодовлеющая созерцательная ценность [7], в христианской (православной) мировоззренческой парадигме приобретает особый характер, обусловленный самой «над-мирной» — надэмоциональной, надчувст-венной — сущностью Красоты как высочайшей гармонии, заданной и выраженной в акте божественного творения. Постижение этой Красоты, являющейся одним из наименований Бога, переживание прекрасного относится, по мнению современного учёного-богослова митрополита Илариона (Алфее-ва), к сфере мистического опыта человека, выводящего его «за собственные пределы» и ставящего его перед чем-то необыкновенно радостным [5]. Основоположники древнехристианской антропологии раскрывают субстанциальность возвышенного и прекрасного в природе бытия и личности. У подвижника IV века преподобного Макария Великого человеческая душа, сопричастная, увенчанная и «осиянная» в результате бого-общения «неизреченной красотой» славы Света Христа, «делается вся светом», «вся блистает светом», который возможно увидеть только «душевными очами» [8, с. 25]. Божественная красота и преобразованный ею новый человек описываются такими возвышенными, благозвучными категориями и выражениями, как «свет», «чистота», «любовь», «одеяния Царства неизреченного света», «одеяния веры, надежды, любви, радости, мира, милосердия, благодати», а качества души, преображённой от воздействия Святого Духа, называются «божественными, животворными одеяниями света, жизни...» [8, с. 25, 36]. Одним из безусловных критериев возвышенной, божественной красоты человека, созданного «по образу и
подобию Божию», у первых Отцов церкви и философов эпохи патристики выступают морально-нравственные паттерны, а именно те драгоценности — они же добродетели, которые являются истинными, непреходящими украшениями индивида, объективированными как во внешних атрибутах — самом облике, одежде, нравах, манерах, порождающих при их созерцании соответствующее эмоционально-психологическое восприятие, так и нравственных ценностях, воплощённых в помыслах и поступках. Такая взаимосвязь эстетического и этического определяется религиозной спецификой христианского мировоззренческого подхода, постулирующего априорность единого источника творения красоты — внешней и внутренней. Макарий Египетский прибегает к красноречивым аллегориям, говоря о том, что «как в видимом мире царь на служение своё избирает людей благообразных и хорошо образованных, так и в Небесном чертоге Небесному Царю служат те, которые непорочны, безукоризненны, чисты сердцем» [8, с. 145]. В качестве иллюстрации назовём некоторые аспекты становления женской мен-тальности в системе христианского воспитания, в рамках которого действовали особые морально-этические, эстетические правила и предписания, способствующие духовному преобразованию всей женской природы. Именно евангельские принципы, определяющие мировоззрение и поведение женщины, являлись доминирующим морально-этическим вектором и эстетическим эталоном древнехристианского мира [9]. Высочайшая культура нравственности, благочестия, чистоты и духовной красоты, скромности, сдержанности, утончённости и смирения внешнего облика — вот что отличало эстетизм праведниц. Киприан Карфагенский считал их олицетворением добродетели и чистоты: они «суть цветы в древе Церкви, краса и благолепие благодати, торжество природы ... образ Божий, сообразный святости Господа, лучшая часть стада
Христова» (Киприан, святитель)1. Важным замечанием подвижника и христианского философа является указание на то, что воздержание и целомудрие состоит не только в «непорочности плоти», но и в скромности одежд и украшений. Подчёркивается, что «телесная одежда» не должна противоречить внутреннему совершенству, а такие добродетели, как строгость, благочестие, стыдливость, должны быть выражены во всём внешнем убранстве девушки. Считалось весьма неприличным, к примеру, украшать своё лицо, гордиться красотой тела. Роскошная одежда и внешность девицы, являясь определённым индикатором «качества её сердца», могли служить соблазном и «возбуждать в других нечистые мысли»: «Девственнице неприлично величаться богатством. Истинное богатство составляют блага духовные» (Киприан, святитель)2. Близкое по смыслу высказывание находим у святителя Иоанна Златоуста (IV век): «Истинная красота познаётся не по внешнему виду, а по нравам и пристойному поведению» [6]. Святитель Амвросий Медиолан-ский, рассуждая о критериях нравственно-эстетической чистоты, писал о том, что благочестивую девушку обнаруживает её строгость, отражённая в очевидной стыдливости, тихой походке и скромном выражении лица, которые могут являться «прямыми признаками добродетели» (Амвросий Медиолан-ский, святитель)3. Воспевая красоту и высоту женской праведности, выдающийся подвижник и деятель христианской церкви IV века святой Афанасий Великий пишет о том, что девство превосходит человеческое естество, делая того, кто добровольно избрал его, подобным Ангелу. Мыслитель выделяет кардинальное отличие возвышенно-духовного христианского целомудрия, об-
1 Цит. по: Казанский П. С. История православного монашества на Востоке. Москва : Паломник, 2000. Ч. I. С. 75. С. 75.
2 Цит. по: Казанский П. С. История православного монашества на Востоке. Москва : Паломник, 2000. Ч. I. С. 77—79.
3 Цит. по: Сидоров А. И. У истоков культуры святости. Памятники древнецерковной аскетической письменности. Издательства «Паломник» и «Сибирская Благозвонница». Моск-
ва, 2002. С. 55.
разцом которого явилась Приснодева Мария, от обострённо чувственного восприятия и такого лее воплощения красоты ветхозаветной и языческой (Афанасий Великий, святитель)4. Данные иллюстрации отражают лишь частный аспект в интерпретации религиозно-эстетического феномена: с одной стороны, мира материального, а с другой — трансцендентного, то есть бытия, находящегося «по ту сторону» земного мира, за пределами человеческого сознания, чувственного восприятия и вне всякого несовершенства. Фундаментальные положения в интерпретации феномена эстетического содержатся в теологической концепции Блаженного Августина, центральной идеей которой предстают абсолютная Истина и божественная Красота как порождения Творца мира видимого и невидимого, созданного по законам высшего разума и абсолютной гармонии. Поэтому всё в мире носит на себе её следы. Бытие для Августина, как и истинная красота, существует лишь у Бога, который есть чистая форма. Всё лее остальное отражает только причастность бытию: чувственный мир представлен в соединении формы и материи, в котором безусловное превосходство принадлежит красоте духовной. «Поздно возлюбил я тебя, истинная Красота, — взывает Августин. — Ты был во мне, я же был во вне... Ты прикоснулся ко мне, и зажглась во мне любовь» [2]. Красота, Истина, Любовь — Бог есть Любовь (1 Иоан. 4:16) — и основание, и венец всего творчества и жизненного пути Августина, его философского и личного поиска. Весьма часто в высказываниях апологетов христианства присутствуют противопоставления внешних свойств объекта и его истинной сущности, выраженные в этико-эстетической антиномии наблюдаемых явлений: внешнего — искажённого, холодного, безобразного, и истинного — возвышенного, прекрасного, чистого, любящего.
4 Цит. по: Сидоров А. И. У истоков культуры святости. Памятники древнецерковной аскетической письменности. Издательства «Паломник» и «Сибирская Благозвонница». Москва, 2002. С. 78.
В связи с этим следует указать на ряд понятий, соединяющих в себе как формную, так и содержательную компоненты. Среди таких понятий — чистота, к которой апеллируют христианские мыслители и писатели, прибегая в своих интерпретациях к яркой метафоричности в качестве выразительного художественно-образного средства. Один из великих учителей Церкви преподобный Ефрем Сирин (IV век) чистоту уподобляет пальме, имеющей белую сердцевину, покрытую снаружи жёсткой корой. Внутреннюю белизну пальмы богослов уподобляет «любви от чистого сердца» ко всем людям, пусть даже грешникам, но способным на покаяние, а внешнюю жёсткость — холодности и неприятию сластолюбия, роскоши, «телесных изяществ», излишества в «убранстве одежд», лукавства, пристрастия к дорогим яствам, пьянству, «нерадению» и прочим страстям, препятствующим восхождению души к совершенству [3, с. 25—26]. Сама красота богословского текста свидетельствует об изысканном эстетизме художественного языка писателя, воспевшего гимн чистоте — «родоначальнице любви и жития ангельского, радующей сердце приобретшего её и окрыляющей душу к небесному»; «расцветающей как роза среди души и тела и весь дом наполняющей благоуханием..» [3, с. 27]. Для христианского миропонимания и эстетического выражения религиозного чувства авторы часто используют яркую образность, в которой изменения внешней формы являются индикаторами внутренних, духовных трансформаций. У Макария Египетского, в частности, встречаем: «И как там, в обольщении, ветхий человек совлёк с себя человека совершенного и носит одежду царства тьмы, одежду хулы, неверия, небояз-ненности, тщеславия, гордыни, сребролюбия, похоти, а подобным образом, и другие одеяния царства тьмы, нечистые и скверные рубища, — так и здесь те, которые совлекли с себя человека ветхого и земного, — те облеклись в нового и небесного человека ... чтобы всецелый человек был чист и носил на
себе небесный образ» [8, с. 36]. Чистота, свет, святость, созерцательность — эти категории неизменно присутствуют в трудах христианских мыслителей нового времени вопреки многолетнему опыту обмирщения духовной культуры и деформации изначального смысла данных понятий в общественном сознании. Однако своего нравственно-эстетического значения для приверженцев христианского «пути ко спасению» они не утратили. В интерпретации святителя Игнатия Брянчанинова (XIX века) христианской красоты и нравственной чистоты как добродетели акцент сделан на «отчуждении тела от действительного впадения в грех и от всех действий, приводящих ко греху, отчуждении ума от помышлений и мечтаний блудных», за которыми последует и «отчуждение тела от плотского вожделения» [4, с. 309]. Эстетизация, наслаждение подобными мечтаниями и помыслами, по убеждению учёного-богослова, оскверняют человека и отчуждают его от богообщения, что может привести к гибели и самого существа человека, и его дальнейшей жизни, если не произойдёт своевременное, добровольное и глубокое покаяние. В связи с этим целесообразно помнить о том, что эстетическое созерцание, впечатление, восприятие мира и его дальнейшее осмысление, рефлексия, самовыражение тончайшим образом взаимосвязаны и формируют внутреннюю направленность мыслей и поступков индивида. Сам термин «созерцание» в буквальном, духовно-аскетическом смысле, имеет прямое отношение к созерцанию человеком своего Творца. Митрополит Сурожский Антоний (Блум) полагает допустимым его толкование в расширенном смысле, однако главным считает интерпретацию созерцания «как видения Бога, Его путей и становления Его твари» [1, с. 422]. В созерцании мира, его психолого-эстетическом восприятии, человек видит как бы сияние божественной благодати. Такое созерцание, ввиду падшей человеческой природы, не может быть ясным и чистым, но «тусклый», «оск-
вернённый» и «потухший» мир, каким он нам иногда представляется, может стать путём к созерцанию Божественного присутствия. И здесь религиозный мыслитель отмечает особый нюанс, который человек, к сожалению, часто не замечает: «Созерцание ... требует от нас установки на то, что, когда я слушаю, я хочу слышать, и когда я смотрю, я
хочу видеть» [1, с. 422].
Таким образом, именно воспринимающий субъект принимает на себя ответственность за собственную созерцательно-образную деятельность, которая в значительной мере определяет формирование его художественно-эстетических вкусов, морально-этических предпочтений, ценностей и смыслов.
Примечания
1. Антоний, митрополит Сурожский. Труды. Москва : Практика, 2002.
2. Блаженный Августин. Творения. Санкт-Петербург, 1998. [Т. 1] : Об истинной религии.
3. Ефрем Сирин, преподобный. Избранные слова. Москва : Издательство православного братства святого апостола Иоанна Богослова, 2002.
4. Игнатий Брянчанинов, святитель. Полное собрание творений. Москва : Паломник, 2001. Т. 1.
5. Иларион (Алфеев), митрополит Волоколамский. Доклад «Богословие красоты» на Международной научной конференции «Судьбы прекрасного: красота с позиций гуманитарных наук». 17.04.2012. Выступления. Межхристианские отношения. Новые документы.
6. Иоанн Златоуст, святитель. Творения. Санкт-Петербург, 1906. Т. 12. Кн. 2. Слово 14: О женщинах и красоте.
7. Лосев А. Ф. Две необходимые предпосылки для построения истории эстетики до возникновения эстетики в качестве самостоятельной дисциплины // Эстетика и жизнь. Москва, 1979. Вып. 6. С. 221—238.
8. Макарий Великий, преподобный. Духовные беседы. Клин : Фонд «Христианская жизнь», 2001.
9. Шафажинская Н.Е. Нравственно-эстетические приоритеты женской идентичности в православной культуре // Методология, теория и практика в современной педагогике, психологии, социологии, философии : [материалы Международной научно-практической конференции (Новосибирск, 19 августа 2013 г)]. Новосибирск : Сибпринт, 2013. С. 115—127.
References
1. Antoniy, mitropolit Surozhskiy. Trudy [Works]. Moscow, Praktika Publ. [Practice Publ.], 2002.
2. Blazhennyy Avgustin. Ob istinnoy religii [The true religion]. Tvoreniya [Creation], St. Petersburg, 1998.
3. Efrem Sirin, prepodobnyy. Izbrannye slova [Featured words]. Moscow, 2002.
4. Ignatiy Bryanchaninov, svyatitel'. Polnoe sobranie tvoreniy [Complete collection of works], Moscow, 2001.
5. Hilarion (Alfeyev), Metropolitan of Volokolamsk. Report on «Theology of Beauty» at the International Scientific Conference «Destiny beautiful: beauty from the standpoint of the humanities.» 17.04.2012. Performances. Inter-Christian relations. New documents, (in Russian).
6. Ioann Zlatoust, svyatitel'. Slovo 14: O zhenshchinakh i krasote [Word 14: On the women and beauty]. Tvoreniya [Creation]. St. Petersburg, 1906.
7. Losev A. F. Dve neobkhodimye predposylki dlya postroeniya istorii estetiki do vozniknoveniya estetiki v kachestve samostoyatel'noy distsipliny [Two prerequisites for building aesthetics to history of aesthetics as an independent discipline]. Estetika i zhizn\ Vyp. 6. [Aesthetics and life. Issue 6]. Moscow, 1979. Pp. 221—238.
8. Makariy Velikiy, prepodobnyy. Dukhovnye besedy [Spiritual conversations]. Klin, 2001.
9. Shafazhinskaya N. E. Nravstvenno-esteticheskie prioritety zhenskoy identichnosti v pravoslavnoy kul'ture [Moral and aesthetic priorities of women's identity in the Orthodox culture]. Metodologiya, teoriya i praktika v sovremennoy pedagogike, psikhologii, sotsiologii, filosofii : materialy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (Novosibirsk, 19 avgusta 2013 g.)] [Methodology, the theory and practice in modern pedagogics, psychology, sociology, philosophy: materials of the International scientific and practical conference (Novosibirsk, on August 19, 2013)]. Novosibirsk, 2013. Pp. 115—127.
