CC BY
117
Филологические науки
105
Список литературы:
1. Большая российская энциклопедия: в 30 т. / Председатель Науч. ред. совета Ю.С. Осипов; отв. ред. С.Л. Кравец. Т. 2. Анклиоз-Банка. - М.: Большая Российская Энциклопедия, 2005. - 766 с.
2. Большой толково-фразеологический словарь Михельсона: антология [Электронный ресурс] // Университетская библиотека online [Офиц. сайт]. -Режим доступа: http://bibliodub.ru/?page=dict&dict_id=127 (дата обращения: 08.11.2015).
3. Квятковский А. Поэтический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1966. - 376 с.
4. Кудрявицкий А.И. Поэзия безмолвия: Антология. Стихи. - М.: Изд-во «А и Б», 1999. - 56 с.
5. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Ни-колюкина. Институт научной информации по общественным наукам РАН. -М.: НПК «Интелвак», 2001. - 1600 стб.
6. Муза пламенной сатиры: Русская стихотворная сатира от Кантемира да Пушкина / Сост., автор вступ. статьи Л.Ф. Ершов; примеч. А.Л. Ершова. -М.: Современник, 1988. - 540 с.
7. Первопрестольная: далекая и близкая: Москва и москвичи в поэзии русской эмиграции / сост., авт. вступ. ст. и примеч. Б. Романов. - М.: Русский мiръ, 2005. - 576 с.
8. Поэзия Октября 1917-1940 / Сост. и коммент. Т.Ф. Прокопова; пре-дисл. Д.М. Молдавского. - М.: Просвещение, 1987. - 319 с.
9. Прохоров Е.И. Текстология. Принципы издания классической литературы. - М.: 1966. - 204 с.
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ФОЛЬКЛОРНЫХ ОБРАЗОВ В ПОЭЗИИ А.И. ТОКАЕВА
© Хетагурова Д.К.*
Центр скифо-аланских исследований им. В.И. Абаева Владикавказского научного центра Российской академии наук и Правительства Республики Северная Осетия - Алания, г. Владикавказ
В статье анализируются стихотворения осетинского поэта-символи-ста А.И. Токаева. Выявляется особенность трактовки фольклорных образов. В стихотворениях «Беспечные люди», «Бусина желаний», «Бог слепых», «Суровая зима, когда ты убегала...» органично соединяются фольклорные, мифологические образы с собственно авторским, символистским мировосприятием.
Ключевые слова: символизм, мифология, фольклор, поэзия, избранничество.
Научный сотрудник, кандидат филологических наук.
106
НАУКА И СОВРЕМЕННОСТЬ - 2015
Творчество поэта и драматурга Алихана Инусовича Токаева (1893-1920) занимает значительное место в истории осетинской литературы. Поэт-символист, новатор осетинского стихосложения, незаурядный драматург, публицист, художник, он с особым интересом относился к осетинскому народному творчеству, по-новому интерпретируя мифологические и фольклорные образы.
Расцвет творчества А.И. Токаева приходится на начало ХХ века - время символизма. Именно эстетика символизма явилась основой для поэтического мира Алихана Инусовича. Поэтому трактовка фольклорных образов в поэзии Токаева ведется именно с позиции символистской, где символ - универсальный способ проникнуть «за видимую оболочку вещей к их сокровенной и вечной сущности» [5, с. 11].
Интерес к фольклору проходит через все творчество поэта, обогащая и питая его поэтический мир.
Ярче всего в лирике Токаева фольклорные образы и мотивы присутствуют в стихотворениях «^нжмжт аджм» («Беспечные люди»), «Цыкурайы фжрдыг» («Бусина желаний»), «Куырмыты хуыцау» («Бог слепых»), «Тызмжг зымжг, куы лыгьтж ды...» («Суровая зима, когда ты убегала...»).
В стихотворении «^нжмжт аджм» («Беспечные люди») [12, с. 162] показано столкновение лирического героя, осознающего свою обособленность, и безликой толпы - «беспечных людей». С помощью фольклорной символики передаются противоречия и боль, раздирающие героя.
Весь текст стихотворения построен в форме диалога героя и толпы, открывается он вопросом к лирическому герою, вопрошающие - неизвестные, безымянные люди: «Почему ты так бледен, мальчик?» На что герой отвечает: «Моя душа не такая / Как ваша... Трудно ей жить...».
Уникальность героя состоит именно в том, что его душа иная, его сердце горит болью, связанной как с реальным миром (сочувствие обездоленному, голодному народу), так и с осознанием своей Избранности, некой сверхчеловечности, а отсюда трагическое принятие своей отверженности и вынужденного одиночества.
Пытаясь объяснить свои тревоги и горечь сердца толпе, герой становится понятным только тогда, когда обращается к фольклорной символике.
Герой говорит о своем внутреннем мире, пользуясь яркими, экспрессивными образами («Черный человек», «черный ворон», «черный камень»):
Сау лжг мын айста мж худт. Черный человек забрал мой смех.
Зжрджйы сау дур фыцы. В сердце кипит черный камень.
Фидар ыл сау сынт хжцы... Крепко его держит черный ворон...
(здесь и далее стихотворения приводятся в оригинале и подстрочном переводе)
Только после этих слов состояние лирического героя стало людям (безымянной толпе) относительно понятно, даже испугало их настолько, что они прокляли и прогнали героя.
Филологические науки
107
В Осетии начала XX века сознание любого осетина было чрезвычайно мифологическим и религиозным. Бытовая и общественная жизнь осетинского народа была неразрывно связана со множеством богов, т.н. «дзуаров»: «... едва ли есть другая религия, столь богатая фантазией, создавшая такое поразительное многобожие, столько духов, святых и т.д., которая так глубоко проникла бы во все функции личной и общественной жизни человека, как осетинская. Он, осетин, еще с детства сжился с представлениями о том, что есть множество богов, духов, нечистых сил, и что все радости и горе, вся жизнь человека зависит от них. Если кто им угождает, то они даруют ему радость, кто гневит их, того они наказывают и заставляют страдать» [6, с. 470]. То есть осетин издавна привык жить бок о бок с божествами и духами, населяющими землю так же плотно, как и человеческое сообщество.
Поэтому, когда герой называет главного виновника своих страданий не-кеого «Черного человека» - все понимают, что с ним что-то не так, что теперь героя нужно бояться. Ответ можно найти в мифологии и религиозных верованиях осетин, в которых есть два загадочных персонажа.
Первый - Ахсавидар: «зловещее ночное привидение в виде темного силуэта всадника, иногда черт <...> Если Ахсавидар приснится человеку, а тем более привидится наяву, то, согласно суевериям осетин, этот человек после тяжелой и долгой болезни умрет» [3, с. 32].
Второй - Хуызисаг («отнимающий образ») выступает как «зловещее существо, с которым встречается умерший в загробном мире. Также X. называют людей с “дурным глазом”, которые, встречаясь на пути с человеком, могут изменить его вид к худшему (забрать образ, лицо), подвергнуть опасности, наслать болезни и т.п.» [3, с. 184].
Любое из этих существ могло бы стать тем «Черным человеком», который забрал смех, т.к. после встречи с ним герой стал бледный, печальный, истощенный. Поэтому, не понимая причины внутреннего состояния героя, люди нашли свое объяснение в мистических поверьях. Ведь то, чего человек не понимает, пугает его. Именно болезнь - то, чего осетины боялись больше всего, самыми опасными и страшными в осетинском пантеоне богов были божество оспы - Аларды и божество эпидемий - Рыны Бардуаг. Этот страх объясняется тем, что различные эпидемии в период с XVIII по XIX вв. уносили огромное количество человеческих жизней в Осетии. Поэтому проще прогнать человека, у которого такая странная болезнь, чем попытаться помочь ему.
Сгущение красок, мрачные видения, мистическая окраска - это характерные черты всей поэзии Токаева. В данном же тексте негативные, мрачные образы, заимствованные из фольклора, дают представление о герое как о чуждом и чужом. Поэтому герой предстает в сознании толпы как некий прокаженный, которого необходимо изгнать из общества:
108
НАУКА И СОВРЕМЕННОСТЬ - 2015
Мж фжстж дуртж жхсынц. Цжуын сынджггай жз джр. Фжрыст сж дзырдтжй мж сжр... Дзурынц... Худынц... Хжрынц...
Вслед мне камни бросают.
Тихо я ухожу.
Разболелась голова от их слов... Говорят... Смеются. Едят.
Самое известное стихотворение в поэтическом наследии Токаева -«Цыкурайы фжрдыг» («Бусина желаний») [12, с. 72] - это первый сонет на осетинском языке, богато наполненный фольклорными образми-символами.
«Цыкурайы фжрдыг» - «бусина, исполняющая что ни попроси» (дословный перевод) или «бусина исполняющая желания», элемент осетинского фольклора, где бусина - волшебный камень, «величайшая домашняя святыня. <.> Встречается очень редко и по народному поверью достается “счастливцу” с опасностью для жизни, так как добывается из зева самых ядовитых змей» [11, с. 328]. Вера в волшебную бусину переходила из поколения в поколение, она являлась неким «фамильным талисманом, приносит богатство, счастье, благополучие, ограждает от несчастья, исполняет все желания» [9, с. 68]. Бусина хранилась в доме, в тайном месте, ее нельзя было тревожить и показывать чужакам. Культ бусины при этом был не только домашним (охранял одну семью), но существовали еще и бусины, хранившиеся в святилищах, «находящихся вне дома и имеющих влияние на целое общество того или иного ущелья» [10].
В стихотворении Токаева трактовка этого сакрального образа ведется разнопланово. С одной стороны - это несомненно образ фольклорный (лирический герой добыл ее у змеи, бусина лечит болезни и исполняет желания), с другой стороны бусина для героя - способ и возможность как собственно духовного мистического преобразования (способность летать к небесам и падать в пропасть), так общечеловеческого и общемирового.
Мжнмж цыкурайы фжрдыг ныр ис. Есть теперь у меня бусина желаний. Адзух вжййы мжнмж жппжт, цы курон. Всегда бывает у меня все, что попрошу. Уый нжу зжххон, ужларвонтжй у - Она не земная, с небес она - от солнца, хурон, Лечит неизлечимые болезни, боль ду-
Дзжбжх кжны фыдниз, уый зоны рис. шевную знает.
В стихотворении упоминаются имена осетинских божеств и святых, таких, как Святой Дзивгиса, Сафа, Уацилла и Артхурон:
Нж радта уый мжнжн ыстыр дзуар Дзывгъис, Не великий святой Дзивгис ее мне дал, Нжджр та Сафа, Уацилла, Артхурон. И не Сафа, Уацилла, Артхурон.
Аз калмжй байстон уый - уыди фыдхъулон, Я отнял ее у змеи - была очень пестрая. Цжхжртж калгж сау маргжй сыгъдис. Искры бросая, горела черным ядом.
Святой Дзивгиса («Дзивгъисы дзуар») - «одно из самых почитаемых святилищ в Куртатинском ущелье, посвященное Уастырджи. Возможно, что некогда Дз.дз. был святым селением Дзивгис, близ которого расположено святилище Дз.дз. Сами жители села называют это святилище <.> молельней
Филологические науки
109
в честь Уастырджы - Уастырджы кувандон» [3, с. 55]. Где Уастрыджи - одно самых уважаемых и почитаемых божеств в осетинской мифологии, является «покровителем мужчин, всадником на чудесном белом коне» [8, с. 428]. Отождествляется со Святым Георгием.
Следующее божество, упоминаемое в тексте, это Сафа: в осетинской мифологии «божество очага и покровитель надочажной цепи (raxys). Ему приписывается изготовление первой надочажной цепи, спущенной им с неба в подарок людям» [2, с. 9]. Бог-кузнец, с его именем связан целый ряд обрядов семейного цикла.
Уацилла - один из самых популярных божеств, бог-громовержец, «повелитель бурь, покровитель земледелия» [4, с. 21].
Артхурон - (букв. «солнечный огонь), божество огня, насылающее накожные болезни, он - «олицетворение небесного огня солнца. На это намекает и утверждение, что Артхурон насылает накожные болезни, потому что последние, по народным суевериям, находятся в связи с огнем и солнцем» [8, с. 451]. В сказаниях выступает иногда и «как проситель у верховного божества Хуыцау о даровании людям богатства и благополучия» [3, с. 30-31].
Отрицая помощь почитаемых богов и святых, герой подчеркивает тем самым то, что добыча бусины - это результат его собственных стараний, и покровительство богов ему не нужно. Отняв бусину у ядовитой змеи, герой овладел мистическими знаниями, которые нужны ему не для блага собственной семьи или села (как было бы в традиционной, фольклорной трактовке), но для всеобщего счастья:
Фжндонжй жз фжтжхдзынжн ужларвмж, ^ркалдзынжн нж зжхмж Рухсжй тын. Мж аууон бжстыл райдайдзжн хжтын.
Джлдзжхжн та ныккжсдзынжн йж арфмж, Дунетыл таудзынжн ржсугъдджр фын. £з талынгжн жрхаудзынжн йж тарфмж
По своему желанию я улечу к небесам, Рассею по нашей земле Луч света.
Моя тень по свету станет скитаться.
И бездне я всмотрюсь в ее глубину,
По свету буду сеять прекраснейший из снов.
Я во тьму упаду в ее глубину.
В этом стихотворении гармонично соединились осетинские фольклорные мотивы («бусина желаний»), идеи символизма о могучей мистической личности и эстетическая позиция самого поэта - отдать все во имя счастья собственного народа, где, распространяя над миром «прекраснейший из снов», лирический герой погибает в темной глубине.
Фольклорный мотив волшебного меча, рассекающего камни [7], присутствует в стихотворении «Куырмыты хуыцау» («Бог слепых») [12, с. 145].
Лирический герой взывает к богу, который отвернулся от людских страданий, зажмурился и спит глубоким сном, не замечая ужасов, которые царят на земле:
110
НАУКА И СОВРЕМЕННОСТЬ - 2015
Дымгж футтытж кжны -Бапыхцыл дж рихи... Цжссыг, сау цжссыг кжлы. Сау зжрдж фждих и.
Ветер дует -
Растрепалась твоя борода... Слеза, черная слеза бежит. Черное сердце разделилось.
Хъжр кжнын джумж, кжнын Туджы малы цаджй.
Малы мардыл жз кжлын, Бахъжрзын жнцаджй.
Кричу тебе, кричу Скопилась кровь озером.
Спотыкаюсь о бесчисленных мертвецов, Тихо причитаю.
Хъусыс? Нал хъусыс, цы, ды? Бацъынд дж жртхуыстжй... Аджм нал ысты - цъыфы Бахуыссынц мжрдхуыстжй...
Слышишь? Или не слышишь ты? Зажмурился как потухший огонь. Нет уже людей - в грязи Засыпают мертвецким сном.
Однако все взывания героя остаются без ответа, и тогда он принимает решение, берет на себя функции бога:
Цыргъ кжнын ныр жз мж кард, Дурты джр куыд даса.
Сурын, сурдзынжн фыддзард, Дард йжхи куыд ласа!
Точу я теперь свой меч,
Чтобы даже камни мог рассечь.
Гоню, тяжелую жизнь буду прогонять, Чтобы прочь убиралась!
Волшебный меч, рассекающий камни, фигурирует в нартовском эпосе в цикле «Уархаг и его сыновья, Ахсар и Ахсартаг», где Ахсар сделал себе меч «ахсаргард» из небесной руды: «обоюдострый меч, - такой, что от удара его любой камень, любой металл пополам распадались, а сам меч не тупился» [7, с. 49-50]. Кроме того, во многих других циклах сказаний о нартах присутствует меч, наделенный особыми свойствами. Так Батраз - один из центральных героев эпоса, грозовое божество, Сверхчеловек, обладающий неимоверной силой, часто отождествляется со своим мечом: «меч Батраза заброшен в Черное море. Когда. сверкает молния с запада, осетины относят это сверкание к блеску меча Батраза, бросающего себя из моря на небо для истребления нечистых сил и бесов» [1, с. 19].
Таким образом, образ волшебного меча взят из осетинского фольклора, но использован в особой функции - не для собственных подвигов, не для того, чтобы сразиться с богом, отвернувшимся от людей, а для того, чтобы отогнать прочь несчастья со страдающей земли. Тем самым лирический герой выступает в образе мистического защитника, не ищущего славы для себя, а сражающегося за счастье народа.
В стихотворении «Тызмжг зымжг, куы лыгътж ды.» («Суровая зима, когда ты убегала.») [12, с. 134] Алихан Инусович обращается к образу Удхассага, особо часто встречающемуся в его поэтических текстах.
Тызмжг зымжг, куы лыгъдтж ды, Нж уалдзжг хъазгжйж куы 'рттывта, Ужд та ныххаудтжн жз мжты,
Ужд та мж удхжссжг фжлывта.
Суровая зима, когда ты убегала,
Наша весна играючи блистала,
Тогда я опять провалился в переживания, Тогда опять меня Удхассаг обманывал.
Филологические науки
111
Йжхи рждывта уый мжнмж,
Йж цжвжг сигжцыл ысдаудта. Уый тардта, тардта мжн цжммж, Йж джндаг цжвжгжй ысхъаудта.
Он рвался ко мне,
Свою косу точилом наточил. Он гнал меня, гнал к леднику, В зубе ковырял косой.
Удхассаг - «(букв. «душеноситель») - существо, которое, согласно верованиям осетин, приходит за душой человека в день его смерти; ангел смерти» [3, с. 155-156]. Часто олицетворяет саму смерть, поэтому и в данном стихотворении имеет ее атрибут - косу. Для осетин является самым ужасным чудовищем, часто присутствует и в ругательствах, как нечто отвратительное и злое.
Для Токаева Удхассаг олицетворяет чувство тревоги, предчувствие чего-то ужасного, грядущих страданий. В пограничном состоянии межсезонья герой стоит перед выбором, сделать который ему мешает Удхассаг, обманывающий и тянущий к гибели. Тем самым переходное время в природе отождествляется с внутренними сомнениями, душевными тревогами, отрицаниями и ожиданиями, воплощающимися для героя в образе обманчивой, зловещей Смерти-Удхассага.
Таким образом, будучи поэтом-символистом, Алихан Токаев трактует фольклорные образы многогранно, органично вплетая мифологическую символику в собственный поэтический текст, где оно обретает новое значение, соединяя современность и архаику, становясь универсальным поэтическим символом, служащим для передачи глубинных смыслов образного мира автора.
Список литературы:
1. Абаев В.И. Нартовский эпос осетин // Сказания о нартах / Пер. с осет. Ю. Лебединского. - Владикавказ: Издательско-полиграфическое предприятие В.А. Гассиева, 2000. - C. 3-42
2. Абаев В.И. Safa // Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: в 4-х томах. Т 3. - Л.: Наука, 1979. - С. 9-10
3. Дзадзиев А.Б, Дзуцев Х.В, Караев С.М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. - Владикавказ: Издательско-полиграфическое предприятие В.А. Гассиева, 1994. - 284 с.
4. Дюмезиль Ж. Предисловие к «Книге о героях» // Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. - Владикавказ: СОИГСИ, 2001. - С. 16-23.
5. Колобаева Л.Н. Символ в понимании символистов // Колобаева Л.Н. Русский символизм. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. - С. 10-29.
6. Магометов А.Х. Религиозные верования // Магометов А.Х. Культура и быт осетинского народа. - Орджоникидзе: Ир, 1968. - С. 469-490.
7. Меч Ахсара // Сказания о нартах / Пер. с осет. Ю. Лебединского. Владикавказ: Издательско-полиграфическое предприятие В.А. Гассиева, 2000. -
С. 46-50.
112
НАУКА И СОВРЕМЕННОСТЬ - 2015
8. Миллер В. Религиозные верования осетин // Миллер В. Осетинские этюды. - Владикавказ: СОИГСИ, 1992. - С. 421-488.
9. Сланов А.А. Семейные ценности // Сланов А.А. Традиционная духовная культура осетин. - Владикавказ: СОГПИ, 2007. - С. 67-70.
10. Сокаева Д.В. Предисловие // Информационный бюллетень отдела фольклора и литературы. Образ чудесной бусины в фольклоре осетин. -Владикавказ: СОИГСИ, 2007. - № 3, февраль. - С. 2.
11. Хетагуров К.Л. Особа (этнографический очерк) // Хетагуров К.Л. Собрание сочинений: в 5-ти томах. Т. IV - Владикавказ: Издательско-полиграфическое предприятие В.А. Гассиева, 1999. - С. 313-374.
12. Токаты А. Уацмыстсж. - Орджоникидзе: Ир, 1973. - 308 ф.
