CC BY
32
ФИЛОСОФИЯ
УДК 11
ИНТЕРПРЕТАЦИОННЫЕ ПРАКТИКИ СОЦИУМА
О. Д. Агапов
Нижнекамский филиал Института экономики, управления и права (Казань) E-mail: agapov@nzh.ieml.ru
В статье рассматриваются место и роль интерпретации как способа бытия субъекта социума, в частности, формируется представление о специфике интерпретации в процессе конституи-рования смысла социальных институтов.
Ключевые слова: интерпретация, социальные институты, цивилизация. Socium and its Interpretation Practices O. D. Agapov
The article investigates the place and role of interpretation when defining a subjects being in a socium. In fact, the article generates the general notion about the specific character of interpretation in the process of constituting the purpose of social institutions. Key words: interpretation, social institutions, civilization.
Реальность истории, осмысленная как реальность бытия человеческого рода в пространстве-времени сущего делает возможным понимание связи таких явлений/понятий как «общество», «культура», «цивилизация». Икономия истории - ее конкретная размеренность развертывается всегда в различных ракурсах и векторах, развивается как «персихорсис» ипостасей, каждая из которых представляет собой форму бытия лика человечества как всеединого субъекта. В частности, каждое племя, народ, нация, страт, сословие, класс, семья, государство есть момент развития всеединого субъекта истории, ее пространственно-временная данность, вне и без которой нет бытия истории. Одной из ипостасей бытия человеческого рода как субъекта истории выступает общество, представленное как некое развивающееся в определенном пространстве/времени сообщество людей, объединенных типичными способами организации жизни, вмещающее в свой контекст целую совокупность отношений, позволяющих каждому человеку как части всеединого субъекта истории реализовать себя, осуществить в установившихся структурах исторического бытия.
В известном смысле история как бы «затухает» в общественных отношениях, поглощается ими, становится более размеренной. Парадокс, но общество, многим обязанное истории, оказывается «неблагодарным», изгоняет ее из своего центра на периферию, стремясь всю энергию исторического творчества направить в иное русло, в повседневность, этот «плавильный тигль» всех возможных энергийных устремлений человеческого рода. С другой стороны, история именно в обществе, в его организации и существовании каждого из его многочисленных институтов дана в своей завершенности /полноте. Именно поэтому каждая историческая эпоха обретает свой неповторимый облик.
Общество представлено как со-вмещение времен: прошлого, данного через тенденции или социетальный капитал; настоящего, представляющего собой некую ситуацию; будущего, данного как совокупность возможностей. В социальных отношениях энергия субъектов направлена вовнутрь, стягивается вокруг насущных проблем, становящихся «завязью» бытия конкретного «здесь-и-сейчас» социума. Другими словами, цель истории трансцендентальна и задает вертикаль бытия человеческого рода как всеединого субъекта истории, а суть социального таится в его недрах, в самом факте существования исторически возникших и существующих конфигураций отношений «человек - природа», «человек - человек» и т.д. И поэтому, если история зовет за «границу» социальных институтов, отметает их как условности, то общественные установки, проявляющие себя в морали, праве, идеологиях, напротив, полны осуждения подобных устремлений, предлагая вместо этого идеал глубины и полноты освоения. Немецкий социолог Н. Луман, рассматривая вопрос становления современной социальной теории, специально отмечает, что вопрос о том, что является историей, в социологии методологически запрещен, выносится за скобки рефлексии1.
В разворачиваемой картине взаимоотношений истории и общества, на наш взгляд, проявляется общий ход динамики человеческого рода, представленного процессами опредмечивания и распредмечивания, где история есть процесс опредмечивания, кристаллизации сил человеческого рода, а общество есть момент распредмечивания выявленных сил, момент доведения их до своего расцвета и предела. Таким образом, развитию человеческого рода присущи своеобразные ритмы опредмечивания и распредмечивания, где за каждым прорывом к трансцендентному и одновременно экзистенциальному следует обращение к вновь обретенному, конституированному. Задача распредмечивания состоит в инкорпорировании исторического опыта в «телос» цивилизации. На стыке линий опредмечивания и распредмечивания рождается культура.
Итак, общество есть исторически возникший феномен, определенная сингулярность или социем, сама конфигурация которого представляет для каждого этого сообщества проблему (тайну), на постижение и дальнейшее преодоление которой он направлен. Смысл общества в нем самом, в факте совместности, в чуде взаимного сосуществования взаимоисключающих начал. Именно поэтому путь развития общества - это череда дифференциаций, разделения исторически сцепившихся родовых отношений.
В контексте нашего исследования место и роль интерпретации в социальном бытии задана современностью как кругом или он-тотрансцензусом понимания, все элементы которого даны в превращенном качестве, в качестве знаков и символов породивших их деятельности, жизни. Именно превращенные формы представляют подлинный предмет интерпретации, создавая единое основание наук социально-гуманитарного цикла. Задача интерпретации — дать вторую (третью и т.д.) жизнь превращенным формам, а вместе с этим способствовать конституированию индивида в субъекта истории, вхождению каждого из нас в мир истории, общества, культуры, цивилизации.
На наш взгляд, цель интерпретации социокультурных структур и институтов различается в зависимости от целей, намечаемых в рамках социализации и аккультурации, в контексте восхождения к ценностям исторического порядка. В частности, социализация направлена на усвоение первичного и жизненно необходимого внутри той или иной формы уровня знаний, умений и навыков. Аккультурация связана с более серьезными намерениями: не только внешне усвоить, но и изнутри высветить архитектонику имеющихся «здесь и сейчас» отношений, образующих жизненный горизонт, всю ситуацию эпохи. Для каждой формы врастания индивида в телос надындивидуального бытия цивилизации характерна своя линия, форма и стиль интерпретирования, темп и ритм осмысления. Но несомненно одно: все обозначенные практики жизни нуждаются в органоне, в постоянной работе по истолкованию, направленному на соотнесение и удер-
жание связи, смысла многих интенций и элементов, вскрываемых в каждой социокультурной форме, историческом событии.
Разница целей, выдвигаемых различными социальными институтами, задает различие форм интерпретации. В социальном бытии интерпретация проявляет себя как метод конституирования локуса социальной реальности в формате «здесь и сейчас», а также как своеобразная манифестация собственного бытия, воплощающегося в факте разговора, диалога, речи по поводу. Здесь граница интерпретации обусловлена определением предмета совместной деятельности, меры необходимости в кооперации сил и в установлении примерного режима осуществления совместного труда.
Таким образом, специфика интерпретации в собственно социальном плане состоит в выстраивании формата отношений между людьми. Причем этот формат каждый раз будет иным, в зависимости от «игры сил», включенных в социальную форму субъектов. Повседневность полна подобного рода интерпретаций, направленных на установление операциональных коммуникаций, назначение которых не выходит за пределы обстоятельств их породивших. Однако при всей банальности, рутинности, монотонности и повторяемости вне подобного рода интерпретаций жизнь социума невозможна, ибо в каждой из этих ситуаций (диалог в автобусе, в очереди, в учительской, в студенческой аудитории) решается задача, невыполнение которой не дает полностью осуществиться полному циклу социального воспроизводства. Особенно ярко это проявляет себя в сбоях при коммуникации, когда привычный ход событий начинает рушиться из-за невыполнения принятого ритуала, несоблюдения церемонии, невыполнения обязанностей и обязательств. Неслучайно, что О. Розеншток-Хюсси видел истоки революций, войн, конфликтов в разрушении привычного хода мысли, разрушении линий коммуникации.
Осознав факт замкнутости общественных структур на себе, немецкий социолог Н. Луман посчитал необходимым для осмысления общества как социальной системы ввести понятие аутопойесиса. По его убеж-
дению, оно наиболее адекватно для схватывания и концептуализации бытия общества, спецификой развития которого является основанное на коммуникации самовоспроизводство границ между собственно социальным и окружающим миром (средой). Фундаментальное положение его теории общества состоит в том, что любое описание общественных структур обращает внимание субъекта описания на самого себя, что, безусловно, ведет к «автологике», к учету фактичности и историчности самого субъекта. Данное положение отличается от принятой в классической социальной мысли объект-субъектной дистанции, ведет к логике самореференции, поиска идентичности: в сущности, ведет к индивиду, проблеме его существования и развития. Поиски идентичности задают самоописание. Таким образом, смысл социальности в самой социальности, и «даже изначальная предпосланность смысла ни в коей мере не противоречит тому, что смысл порождается в сети тех операций, которым он также непременно предшествует <...> какое-то свойство мира, обязанное своим происхождением какому-либо творению, учреждению или источнику. Поэтому не существует никакой идеальности, отделенной от реальности фактического переживания и процесса коммуникации»2.
Всякая ориентация или смысл в социальном бытии есть конструкция, направленная на различение, нуждающееся в обновлении каждый раз, когда мы переходим от одного типа деятельности к другому. Смысл реализуется всегда в двойной связке, и в этом коренное отличие социальной системы от органической: в частности, «живые системы создают для своих клеток особый окружающий мир, защищающий их и создающий возможности для их специализации, а именно, организмы <...> психические и социальные системы образуют свои операции как наблюдающие, которые делают возможность отличать саму систему от окружающего ее мира - и это несмотря на то, что операции могут осуществляться лишь в системе. Другими словами, они различают само-референ-цию и ино-референцию. Их границы являются не материальными артефактами, а форма-
ми с двумя сторонами <...> Дифференция система/окружающий мир осуществляется два раза: как произведенное самой системой различение и как различение, наблюдаемое в этой системе»3 (курсив мой. - О. А.).
В подобной ситуации двойного описания социальная форма становится неисчислимой для самой себя, неопределенной определенностью, реальным парадоксом, где всякое вхождение в каждый из элементов общества сопровождается внесением/вынесением некоего смысла. Общество при таком подходе перестает быть механизмом, а воспринимается как поле, внутри которого возникают структуры упорядочивания рекурсивностей «так, чтобы во всяком процессировании смысла можно было бы ретроспективно обращаться и предвосхищать нечто многократно используемое. Это требует избирательного сгущения и, одновременно, подтверждающего обобщения того, что в отличие от другого можно характеризовать как то же самое» (курсив мой. - О. А ). Исходя из указанного понимания задач смысла в обществе, Н. Луман делает вывод о том, что каждый определенный смысл подразумевает как себя самого, так и другое, отсюда - порядок порождения смысла - «бесконечный процесс, т.е. неопределенная связь отнесений, к которой, однако, возможно определенным образом получать доступ, а также воспроизводить
4
его» .
Форма общества одновременно актуально конкретна и содержит в потенции различные сценарии своего существования, поэтому мы, безусловно, согласны с луманов-ским утверждением, что общество - это система, конституирующая смысл, где каждая актуальность являет собой своеобразный экран (сознание), на который проецируются все новые и новые состояния системы. Социальная проблема есть конструкт ино-рефе-ренции (линия опредмечивания) и самореференции (линия распредмечивания). Следовательно, сознание общества «живет» современностью, понятой как проблема, а социум живет своей парадоксальностью, данной как неразрешимости внутри дискурса общества: пространство таких структурных неразрешимостей, по Т. Х. Керимову, и есть
пространство нередуцируемого множества структурных возможностей. Именно игрой таких возможностей обусловливается возможность дискурса как такового»5.
Таким образом, общество живет сознанием своей гетерогенности, а не гомогенности, индивид в исторически возникшей форме находит много того, что позволяет ему отстраниться, уйти от исторической экзистенции и трансцендентальности, заняться миром, имеющимся в формате «здесь и сейчас». Общество живет коммуникацией исторически возникших субъектов, само существование которых хотя и относительно, преходяще с точки зрения исторического сознания, но весьма интересно с позиции жизни, взятой в ее краткосрочности. Разрыв и нетождественность исторического и социального сознания наиболее полно явлены при осмыслении категории «смысл истории». В частности, один из ведущих российских философов А. С. Панарин отмечал, что проблема «смысла истории» касается тех, кто по тем или иным причинам потерпел неудачу, оттеснен от доминирования в мировом политическом процессе. Те же, кто устроился в настоящем и присоединился к господам мира сего, ориентированы на статус-кво, им не нужна история, олицетворяющая великие перемены. Страны и нации-«победительни-цы» в гонке за социальное лидерство в лице своих отдельных представителей, как правило, заявляют о том, что именно их порядок является периодом конца истории, временем, воплощающим все тенденции общественного развития: среди таких апологетов можно выделить Г. Ф. Гегеля, А. Кожева, Ф. Фукуяму. Но подобные утверждения и представления являются во многом апологией социальной конфигурации (формации/цивилизации), которую они выражают, и политическими интересами «сил», стоящих за плечами глашатаев «конца истории». Время возникновения проблемы смысла истории А. С. Панарин относит к драме древнего Израиля, к периоду завоевания Иудеи римскими императорами. «Маленькому народу (отчужденному от истории народу, классу, социальной группе. -О. А.) нужна большая вера в высший смысл истории, свое достоинство перед лицом по-
бедителей. Вопрос о смысле истории как вопрос о надежде и человеческом достоинстве потерпевших, о том, что их великое терпение не бессмысленно»6.
С этого времени в европейской культуре существует парадокс «смысла истории», согласно которому самые слабые, но сохранившие веру и призвание, восторжествуют над самыми сильными. Сознанию «неустроенных» в истории свойственна особого рода мистическая впечатлительность, и их взгляд высматривает малейшие трещины в порядке бытия. Позднее, в Новое и новейшее время, теологическая по своей сути вера в справедливость была определенным образом секуляризована. Торжество добра, восстановление прав униженных и оскорбленных предполагается в подобных концепциях «здесь и сейчас», в формате настоящего. Таким образом, идея «смысла истории» выступает в качестве руководящей цели и мобилизующей силы социальных образований (класс, этнос, нация, политическая и иная элита) в их современной общественной жизни.
«Смысл истории» противоположен «смыслу общества» и «смыслу культуры». Повторюсь: смысл общества в нем самом, где структура общества воспринимается как данность, которую можно изменять (перекомбинировать - реформировать), но не развивать. Вернее, здесь развитие трактуется как изменение. Л. П. Карсавин отмечал, что изменение есть «появление в предмете новых, извне привходящих к нему свойств или исчезновение (во вне) старых, перемену во взаимоотношении вещей или разъединимых частей одной и той же вещи. Изменение коренным образом связано с понятием "мены", сводится к перераспределению и предполагает разъединенные части (элементы, атомы), нечто содержащие их (пространство) и систему их взаимоотношений)»7. Развитие же, наоборот, подразумевает целостность и единство развивающегося субъекта, а не изменяющейся объект. В контроверзе понятий «изменение»/«развитие» дана разница социальной и исторической жизни, разница миропонимания и мироповедения человека общества и человека истории. Первый ориентирован на «большое время», на метапроект,
на предельные смыслы и абсолютные ценности, второй предпочитает «малое время», микропроект, конкретные значения и релятивистское понимание ценностей. Политическим манифестом человека общества выступает либерализм с его апологией индивидуализма, экономическим кредо - стихия рыночного хозяйствования, научным идеалом -позитивизм.
Итак, общество гетерогенно, оно есть, по Л. П. Карсавину, «социальный хаос», «где хаос становится космосом, и космос разлагается в хаос»8.
Таким образом, общество всегда определенная размеренность — поле понимания, где каждый элемент этого конгломерата обладает двойным смыслом - самореференцией и ино-референцией, а следовательно, нуждается в постоянном процессе интерпретирования и самоинтерпретирования, в тавтологичных процессах конституирования смысла для каждого случая, его комбинации. И самое главное, здесь мы полностью согласны с Т. Х. Керимовым, в гетерогенной социальности существует множество форм ее упорядочивания и репрезентации, каждая из которых неадекватна, поскольку оказывается именем отсутствующего всеобщего тождества и единства общества, поэтому любые средства упорядочивания и репрезентации социальности будут неадекватными, ибо они могут быть только единичными или возможными формами, выполняющими функцию невозможного единства и тождества общества. Последнее присутствует в конкретных социальных формах как отсутствие. Более того, российский философ убежден, что «если общество возможно как таковое, то только потому, что общество лишено общего (содержания) и частной формы его репрезента-ции»9. Все вышесказанное об обществе позволяет определить его как некую сингуляр-ность/социем, сущность которой не дана заранее, она всегда устанавливается, когда «существование каждый раз сингулярно рождается, выходит к присутствию, поскольку время не вещь, не сущее, не причина или основание сущего, а его про-исхожде-ние, его прибытие (неприбытие, уход), следовательно, его различие, избыточность»10.
Сингулярность каждый раз отрезана от всего остального мира, но вместе с этим всегда имеет отношение к чему-либо, временно или пространственно. Сингулярность тем самым создает ситуацию со-бытия. Социальное постоянно дезистирует (воздерживается) от абсолютного присутствия. Неслучайно в своей социальной философии Л. П. Карсавин выделяет в бытии социальной личности сложную иерархию: от социальных эфемерид до периодических и постоянных личностей, где, соответственно, социальные эфемериды - это случайное и недолгое общение незнакомых людей, объединенных одним чувством или импульсом (толпа, митинг); периодическая личность есть личность, бы-тийствующая определенный период (партийный съезд, соревнования), а постоянная личность - это социальная форма, образующая основу преемственности.
Таким образом, общество - всегда сосуществование поверхностного (случайного), статического и динамического, самодовлеющего и функционального. В силу этого и встает вопрос о социальной идентичности и постоянной интерпретации социальных процессов и тенденций.
Примечания
1 См. : Луман Н. Общество как социальная система. М., 2004. С. 18.
2 Там же. С. 45.
3 Там же. С. 46.
4 Там же. С. 47.
5 См. : Керимов Т. Х. Неразрешимости. М., 2007. С. 3.
6 Панарин А. С. Смысл истории // Вопр. философии. 1999. № 9. С. 5.
7 Карсавин Л. П. Философия истории. СПб., 1993. С. 27.
8 Там же. С. 180.
9 Керимов Т.Х. Поэтика времени. М., 2005. С. 27.
10 Там же. С. 159.
