CC BY
302
Правовые и политические аспекты управления
Козлов С.Е.
Интернет-активизм как форма политического участия в
современной России
Козлов Сергей Евгеньевич — аспирант, факультет политологии, МГУ имени
М.В. Ломоносова, Москва, РФ.
E-mail: sergeukozlov [email protected]
SPIN-код РИНЦ: 1669-4864
ORCID ID: 0000-0002-9115-5811
Аннотация
В статье рассматриваются формы политического участия в цифровой среде, меняющие современные политические практики. Отправной точкой для изучения предмета статьи являются функции универсального коммуникационного пространства — Интернета. Отмечается, что симбиоз электронной демократии и гражданской активности создал предпосылки для возникновения множества неформальных форм политического участия в интернет-среде. В исследовании используется функциональный и институциональный подход, а также структурно-функциональный анализ для выявления взаимосвязей между политической интернет-активностью, институциональными параметрами политической системы и демократизацией российского общества. Автором рассматривается интернет-активизм как процесс неформального политического участия в цифровой среде, обладающий подлинной информацией об общественном мнении и предоставляющий большие перспективы для понимания механизмов формирования общественного дискурса по политическим вопросам. Наглядным доказательством результативности такого политического участия могут служить широко известное «дело Ивана Голунова» или выборы в Московскую городскую Думу 2019 г. Автор выделяет подлинный интернет-активизм и слактивизм как альтернативные формы политического участия в цифровой среде. Делается попытка их демаркации, и поднимается проблема моделирования новых, более точных, методов оценки эффективности интернет-активизма. В статье также проанализированы основные предпосылки становления интернет-активизма в Российской Федерации, рассмотрены актуальные формы его проявления. По результатам изучения современной научной литературы и нескольких эмпирических исследований автором делается ряд выводов: социальные и политические видео, посты, репосты действительно могут приводить к реальным действиям (например, направлению пожертвований); интернет-активизм такого рода повышает осведомленность, способствует изменениям мировосприятия и появлению чувства долга у человека, вовлеченного в интернет-активность. На примере современного российского опыта утверждается, что в некоторых случаях интернет-активизм мобилизует людей участвовать в экономических и социально-политических офлайн-событиях независимо от их масштаба.
Ключевые слова
Функции, интернет-пространство, формы политического участия, электронная демократия, интернет-активизм, неформальное политическое онлайн-участие, слактивизм.
DOI: 10.24411/2070-1381-2020-10053 Введение
Появление Интернета кардинально изменило коммуникативные возможности современных обществ. Это в полной мере касается и политической сферы, которая подверглась значительным трансформациям в связи с развитием интернет-коммуникации. Безусловно, современная Россия входит в круг государств, где интернет-
активизм как форма политического участия развивается быстрыми темпами, достаточно проследить те нововведения, которые были сделаны в этой области за последнее десятилетие.
К задачам настоящей работы можно отнести изучение сущности интернет-активизма, роли интернет-активизма как формы политического участия, рассмотрение подходов к изучению феномена интернет-активизма, определение места социальных сетей в развитии политического активизма в России.
Среда и предпосылки для развития интернет-активизма
Первое десятилетие XXI века характеризуется различными подходами к использованию Интернета со стороны государств в политической деятельности. Так, А. Чадвик и К. Мэй выделяют несколько моделей: управленческую, административную и партиципативную. Каждая из этих моделей отличается целями и задачами, ради которых осуществляется политическая работа в Интернете [Chadwick, May 2003].
Согласно принципам управленческой модели использование Интернета в политике обусловлено лишь в качестве инструмента оптимизации работы политической системы и участия в ней граждан. Для этой модели характерна организация «сверху-вниз». Государство рассматривает всемирную сеть в качестве механизма облегчения бюрократических процедур и обеспечения более эффективного процесса передачи информации от власти к гражданам.
Административную модель с предыдущей роднит то, что именно государство организует трансляцию информации в общество. Однако она предполагает более широкое участие граждан в политической активности, в том числе в процессе принятия административных решений, настолько, насколько это санкционировано государством.
Парципативная модель предполагает широкое включение населения в политическую деятельность. В данном случае отношения между государством и обществом представлены как наиболее гармоничные и равноправные. Эта модель обеспечивает диалог между властью и гражданами, поскольку предоставляет людям возможность выступать с политической инициативой, участвовать в дискуссиях, непосредственно касающихся принятия тех или иных законопроектов или административных решений.
Большинство западных стран пошли по пути вовлечения граждан в участие в
политических процессах посредством Интернета, что соответствовало демократическим
ценностям. Однако растущее желание людей «высказываться» и оказывать влияние на
принятие политических решений породило вопросы о возможностях и способах
155
практической реализации демократических принципов и идеалов в интернет-среде. Ответом на новые вызовы того времени стало появление формы электронной демократии, где предполагается использование информационно-коммуникационных технологий для расширения возможностей каждого гражданина. С. Колеман и Д. Норрис развивают идею электронной демократии в качестве гибридного решения старых теоретических дебатов между представительной и прямой демократией. «Если проблема прямой демократии заключается в популизме, а разочарование, которое испытывает представительная демократия, — это разобщенность между политическими представителями и избирателями, то понятие прямого представительства как политически привлекательного и конституционно ответственного синтеза обоих может оказаться способом оживления легитимности демократии в эпоху интерактивных услуг и отношений», — пишут ученые. [Coleman, Norris 2005, 31]. Авторы также отмечают, что наряду с взаимодействиями между гражданами и государством существует важная онлайн-сфера взаимодействия C2C (citizen-to-citizen), благодаря которой создается «социальный капитал и укрепляется демократия».
Попытки «переноса» демократии в онлайн, налаживание обратной связи с гражданами, политизация интернет-активности отражаются и в новом способе политического участия — интернет-активизме. Степень его значимости как формы политического участия оценивается экспертами неоднозначно. Так, М. Гладуэлл считает использование Интернета для выражения политических идей лишь слабой заменой настоящего, «живого» участия в политике. По его мнению, интернет-активизм не может оказать столь большого влияния как офлайн-акции, протесты или выступления1. Другой исследователь, Евгений Морозов, рассматривает интернет-участие лишь как иллюзию влияния на решения в политике. Именно Морозов стал автором термина «слактивизм»2.
В то же время такие исследователи, как Стюарт Фокс, Лэйнс Беннет и Рассел Далтон, полагают, что интернет-участие является современной и ничуть не менее эффективной заменой офлайн-активизму [Fox 2014; Bennett 2012; Dalton 2008]. А.Н. Балашов и М.А. Бочанов считают, что на российской почве развитие социальных сетей способствовало возникновению новых форм политической активности, используемых оппозиционными к правящей элите силами [Балашов, Бочанов 2017].
1 GladwellM. Why the Revolution Will Not Be Tweeted // The New Yorker. [Электронный ресурс]. URL: www. newyorker. com/magazine/2010/10/04/small-change-malcolm-gladwell (дата обращения: 20.02.2020).
2 Morozov E. The brave new world of slacktivism // Foreign Policy [Электронный ресурс]. URL: http://foreignpolicy.com/2009/05/19/the-brave-new-world-of-slacktivism/ (дата обращения: 20.01.2020).
Е.В. Морозова и И.В. Мирошниченко утверждают, что Интернет представляет собой беспрецедентную платформу для роста гражданской активности в отечественных реалиях [Морозова, Мирошниченко 2011]. Подобное разнообразие оценок вызвано разностью подходов к пониманию интернет-активизма как формы политического участия. В связи с этим необходимо проследить общие концептуальные положения политического участия как такового.
Что же касается термина «политическая активность», то А.Н. Балашов и М.А. Бочанов определяют ее как «целенаправленное долговременное действие субъекта, которое обусловлено определенной политической позицией» [Балашов, Бочанов 2017, 23]. На наш взгляд, данное определение не в полной мере отражает феномен интернет -активизма, поскольку интернет-среда добавляет виртуальное пространство политического действия. Я. Теохарис выделяет ряд функций Интернета, которые способствуют росту политической активности граждан:
1) мобилизационная. На настоящий момент, по сведениям многочисленных исследований, политическая мобилизация посредством коммуникации в Сети рассматривается в качестве неотъемлемой составляющей политического участия в целом. Иными словами, индивидуумы или различные политические организации могут использовать Интернет для привлечения активности граждан.
2) информационная. Интернет предоставляет возможность распространять в обществе информацию о социальных или политических проблемах, а также оказывать влияние на принятие тех или иных резолюций, петиций или законопроектов.
3) коммуникативная. Политический активизм в интернет-среде становится более персонифицированным, что положительно влияет на убедительность различных политических акций или инициатив, позволяет лидерам мнений продвигать свои идеи и заручаться поддержкой сторонников [Teocharis 2015].
Надо отметить, что в связи с перемещением политической активности в Интернет появились новые формы выражения политических позиций и новые способы поддержать или опротестовать то или иное заявление.
Так, Я. Теохарис выделил три типа сугубо электронного политического участия:
1) к первому относятся универсальные формы, такие как электронные петиции, чья специфика нахождения в онлайн-формате объясняется лишь наличием надлежащих технологий;
2) ко второму — гибридные формы, сочетающие как онлайн-участие, так и перенос политических акций в офлайн-режим, например организация митинга в социальной сети;
3) наконец, к третьему относятся типичные формы, характерные только для онлайн-формата: «лайки», комментарии к постам и репосты [Там же, 6].
Последний из типов является достаточно спорным. Сомнения вызывает относительная дешевизна, малая энергозатратность и сложность расчёта эффективности подобного рода активности. Именно поэтому Гладуэлл, Морозов и другие называют данную форму интернет-активности слактивизмом. Морозов определяет слактивизм следующим образом: «положительная интернет-активность, имеющая нулевое политическое и социальное влияние»3. Исследователь утверждает, что эта форма политического участия является крайне недорогой, совершенно символической и, как следствие, несмотря на персонализацию политических акций, на деле имеет весьма слабый уровень воздействия на реальную политику. А «лайки», по мнению ученого, в социальных сетях могут подменять классические формы политического участия, поскольку дают индивиду уверенность в том, что он/она уже выразили свою политическую позицию в Интернете. В качестве примера Морозов ссылается на эксперимент датского психолога А. Колдинг-Йоргенсена, который создал в «Фейсбуке» группу по защите от сноса одного из исторических фонтанов Коппенгагена, которому в действительности ничего не угрожало [НаешсЬеп 2019]. В течение месяца к группе присоединилось более 27 тыс. человек, однако никаких реальный действий ее участники не предпринимали, более того, никто даже не подумал проверить достоверность представленной в сообществе информации4. К мнению Е. Морозова присоединяется и отечественная исследовательница К.А. Крайнова, которая считает, что онлайн-активизм придает политической активности оттенок театральности, лишая людей веры в действенность их участия в политике [Крайнова 2013, 63].
3 Morozov E. The brave new world of slacktivism // Foreign Policy [Электронный ресурс]. URL: http://foreignpolicy.com/2009/05/19/the-brave-new-world-of-slacktivism/ (дата обращения: 23.01.2020).
4 Васильченко В. Новое слово: Слактивизм — как социальные сети отвлекают нас от реальных дел // Аппарат [Электронный ресурс]. URL: https://apparat.cc/network/slacktivism/ (1ата обращения: 20.02.2020).
С другой стороны, Летиция Боуд считает, что не следует отвергать значение «лайков» как способа проявления политической активности. Она подчеркивает, что обсуждения в Интернете могут стать лишь отправным пунктом для участия в протестах и акциях в режиме офлайн. Кроме того, исследовательница отмечает, что небольшие действия в поддержку той или иной позиции — репосты или смена аватарки — способны повлиять на общественную атмосферу вокруг политического события [Bode 2017]. Я. Теохраис, в свою очередь, утверждает, споря с Е. Морозовым, что нельзя оценивать интернет-участие по эффекту, которое оно оказывает в офлайн-политике. Необходимо акцентировать внимание на мотивации участников интернет-платформ посредством данных форм участия [Teocharis 2015, 8]. С методологической точки зрения в анализе политических постов необходимо углубляться не столько в смысл сказанного, сколько в то, каким образом то или иное политическое заявление было интерпретировано участниками дискуссии или читателями платформы/блога.
К подобного рода выводам приходит британский ученый К. Джонсон, доказывая гипотезу, что «чем сильнее мотивация пользователя поделиться социальным видео, тем сильнее его стремление узнать больше о содержательной нагрузке кампании (заключенной в этом видео) в дальнейшем» [Cat 2015]. В заключении своего эмпирического исследования он пишет, что «мотивация узнать больше не обязательно ведет к последующим действиям, но просмотры, лайки и репосты видео могут приводить к значимой поддержке даже относительно не известной социальной кампании» [Ibid].
Так, социальное видео в поддержку «Кампании Мэйвис» (учительницы из Сингапура, которая организовала в Камбодже небольшую бесплатную столовую для голодающих детей) подтверждает данную причинно-следственную связь. Целью этого видео, созданного сингапурской некоммерческой организацией Our Better World, было привлечь пожертвования и волонтеров для того, чтобы помочь Мэйвис накормить больше детей, а также вдохновить зрителей на создание позитивных социальных изменений в их сообществах5. За время кампании видео посмотрели больше 40 тыс. человек; из них почти 20 тыс. пришлось на аудиторию из США, а 6-7 тыс. — на Сингапур. После запуска видео Мэйвис стали приходить пожертвования со всего мира, сумма которых в результате составила $16000; из них $6000 пришлось на США. Учитывая, что до запуска видео Мэйвис не получала никаких пожертвований из США, можно предположить, что $6000 были отправлены интернет-пользователями именно из
5 Kitchen of cheer // Our better world [Электронный ресурс].
URL: https://www.ourbetterworld.org/story/kitchen-cheer (дата обращения: 25.02.2020).
этой страны. Полученные пожертвования позволили учительнице кормить в неделю на 50 детей больше и увеличить размеры кухни. Мэйвис также получила и другие формы помощи — волонтерскую поддержку, пожертвования вещей и т.д.
Эти данные иллюстрируют, что распространение социально-политических видео в интернет-среде действительно может приводить к реальным действиям (например, пожертвованиям) и прогрессу в отношении стратегических целей различных кампаний. Как минимум, такого рода интернет-активизм повышает осведомленность, способствует изменениям мировосприятия и появлению чувства долга у вовлеченного интернет-пользователя. Как максимум, интернет-активизм мобилизует людей к участию в социально-политических офлайн-событиях по мере их возможностей.
Наконец, недавнее исследование подтвердило определенную демобилизирующую роль интернет-участия, которое может сводиться исключительно к слактивизму [Wilkins et al. 2019]. Однако в то же самое время отмечается, что интернет-дискуссии в ряде случаев также способствуют продвижению определенных гражданских инициатив. Основной базой для подобного эффекта становятся обмен информацией и рост осознанности участников интернет-дискуссий за счет процесса индивидуальной интерпретации политических заявлений [Lee, Lim 2019]. Таким образом, очень важно разделять, что конкретно должно пониматься в качестве подлинной политической активности, выражаемой в рамках интернет-коммуникации, а что следует рассматривать как слактивизм.
Электронное участие и интернет-активизм в РФ
Если обратиться к ситуации в Российской Федерации, то сразу нужно отметить ряд характерных особенностей. К концу 2019 году около 78% населения страны имели доступ к Интернету6. Несмотря на высокое доверие старших возрастов к телевизору как источнику информации, в больших городах России наблюдается ярко выраженная тенденция к получению информации преимущественно посредством Интернета [Бронников 2017, 94].
Характерной особенностью российского политического электронного участия является преобладание в нем элементов электронной демократии. Это объясняется высокой степень вовлеченности государства в интернет-коммуникацию. Так, в 2010 г. возник сайт «Демократор», в задачи которого входила политическая активизация
6 Общая аудитория Интернета // Mediascope [Электронный ресурс].
URL: https://webindex.mediascope.net/general-audience (дата обращения: 01.02.2020).
граждан: «объединяться вокруг общих социально -значимых проблем, совместно редактировать тексты коллективных обращении" в органы государственной власти и местного самоуправления, отслеживать состояние работы по указанным коллективным обращениям». В 2014 г. Правительство Москвы создало онлайн-проект «Активный гражданин», который представляет собой платформу для проведения референдумов и дискуссий среди жителей столицы по вопросам городского благоустройства. На начало 2020 года проект насчитывает более 2,7 миллионов пользователей и более 135 миллионов собранных мнений, а число проведенных голосований перешагнуло 4,4 тысячи7.
Однако свобода политической активности граждан на правительственных интернет-платформах достаточно жестко лимитирована и ограничена инструментами участия на данных платформах. К примеру, пользователи «Активного гражданина» не выбирают, какой вопрос вынести на голосование, темы заранее подобраны модераторами ресурса. Проект «Российская общественная инициатива», существующий с 2013 года, не зарекомендовал себя с положительной стороны. На февраль 2020 года только 18 инициатив набрали необходимые для рассмотрения 100 тысяч голосов. Помимо множества этапов проверки и правки инициатив, на этапе принятия и экспертного заключения 16 из 18 были отклонены экспертной группой или не стали законопроектом. Только две инициативы были узаконены. Хотя закон об организации «зеленого щита» Москвы и Подмосковья был принят и подписан президентом в июле 2016 года, но по состоянию на ноябрь 2018 года лесопарковый зелёный пояс «с ограниченным режимом природопользования и иной хозяйственной деятельности» вокруг Москвы, согласно новому закону, всё ещё не создан8.
Тем самым выявленные противоречия и нерешенные процедурные моменты в функционировании данных платформ (регламент принятия решений, модерация и прочие вопросы) не могут служить полноценным пространством для роста интернет-активизма.
7 Число участников проекта «Активный гражданин» достигло 1,5 млн пользователей // Информационный Центр Правительства Москвы [Электронный ресурс]. URL: https ://icmos.ru/news/45172-chislo-uchastnikov-proekta-aktivnvv-grazhdanin-dosüglo-1-5-mln-polzovatelev (дата обращения: 03.02.2020).
8 Эксперты ОНФ настаивают на создании лесопаркового защитного пояса Москвы и Подмосковья // Общероссийский народный фронт [Электронный ресурс]. URL: https://onf.ru/2018/07/30/ekspertv-onf-nastaivavut-na-sozdanii-lesoparkovogo-zashchitnogo-povasa-moskvv-i/ (дата обращения: 20.02.2020).
А.В. Садилова обобщила отечественные практики интернет-активизма, разделив их на проактивные (обладающие выраженным демократическим потенциалом) и реактивные (призванные устранять промахи в политике правительства). Исследовательница также отметила повышения политической активности на субнациональном уровне федеративного государства, выделив значимость возникновения таких микроплатформ, как региональные, городские и районные сайты для развития интернет-активности на низовом уровне [Садилов 2015]. Примечательно, что локальные интернет-платформы представляют весьма значимую перспективу для роста интернет-активизма в России, поскольку они предполагают высокий уровень заинтересованности населения в решении конкретных вопросов. Так, А.А. Фролов и А.А. Агурова провели анализ интернет-активности на примере регионального протестного сообщества «Московский мусор в Ярославской области». Анализ социальных сетей «ВКонтакте» и «Фейсбук» показал, что наиболее распространенной формой выражения своей политической позиции является «лайк», затем следует комментарий, а самым редким является репост [Фролов, Агурова 2019].
Несмотря на растущую интернет-аудиторию в социальных сетях и сохраняющийся среди российских граждан тренд на получение информации преимущественно из Интернета, на данный момент нельзя однозначно сказать, является ли политическая коммуникация в социальных сетях формой активизма или пассивной имитацией пользователями заинтересованности в политической повестке. Согласно опросу ВЦИОМ от 2017 г. «Социальные сети: кто туда ходит и зачем?» (выборка от 18 до 65 лет), российских интернет-пользователей в социальных сетях чаще всего интересует: «юмор» — 43%, «здоровье» и «новости о событиях в стране» — 41%, «семья, дети, дом» — 33% и т.д. Политикой интересуются 23% опрошенных9. Однако свойственные социальным сетям относительная свобода слова, широкий охват аудитории, наличие локальных сообществ по интересам делают их перспективной платформой для развития интернет-активизма.
Информационная функция Интернета, используемая для повышения активности граждан, неоднозначна, поскольку граждане России зачастую не доверяют информации, размещенной в социальных сетях10. Согласно ряду исследований, для граждан России характерен стереотип, что Интернет представляет собой источник непроверенной
9 Опрос: «Социальные сети: кто туда ходит и зачем?» // ВЦИОМ [Электронный ресурс]. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=116254 (дата обращения: 21.02.2020).
10 Источники информации: мониторинг // Фонд «Общественное мнение» [Электронный ресурс]. URL: http://fom.ru/SMI-i-internet/13323 (дата обращения: 20.02.2020).
информации или компрометирующих данных [Балахонская, Быков 2011]. Причина в том, что в РФ не существует достаточно развитых и успешных форм регулирования информации, это указывает на низкий уровень цензуры. Возникает амбивалентная ситуация: регулирование Интернета негативно скажется на свободе интернет-активизма, в то же время отсутствие регулирования влечет за собой создание и распространение ложной информации. Однако большинство исследователей считают, что обмен политической информацией в Интернете является первым шагом к политическому просвещению населения [Лобанова 2015]. К примеру, Н.К. Радина отмечает, что интерактивный характер общения в сети играет большую роль в конструировании политической реальности [Радина 2018, 116-118]. Наличие онлайн-платформ дает возможность сформировать относительно активные сообщества комментаторов, хорошо информированных в сфере современной отечественной политики. В 2010 г. в Центре Беркмана Гарвардского университета был проведен анализ политического блогинга в Рунете. В результате этого масштабного проекта были выявлены кластеры либеральных, консервативных и националистических блогов [Цит. по: Мисников 2013, 163]. В 2018 г. Н.К. Радина провела контент-анализ более 27 тыс. онлайн-комментариев на политические темы и выявила несколько групп задач, которые комментаторы ставили перед собой. Было установлено, что самыми популярными являются задачи эмотивно-консолидирующего типа (23,6%), заключающиеся в попытке выразить свою картину мира с целью наладить конструктивный диалог. Лишь на две десятых процента (23,4%) уступают задачи контрольно-реактивного типа — выражение оценочных суждений. Далее по популярности следует манипулятивный тип (22,3%) — попытка доминировать и навязать иерархию, информативно-воспроизводящий тип (16,1%) — передача информации без оценочных суждений, и на последнем месте стоит волюнтивно-директивный тип (14,6%) — стремление привлечь собеседника/адресата к активным действиям [Радина 2018, 120-121].
Исследования подобного рода проливают свет на малозаметные флуктуации общественного мнения и представляют большие перспективы для понимания механизмов формирования общественного дискурса по политическим вопросам. Они также позволяют проследить формирование политических инициатив в Сети, проанализировать распространение информации по политическим проблемам и понять механизмы политического участия населения.
Заключение
С точки зрения коммуникативной функции в Рунете существует множество платформ для обмена мнениями. Некоторые из них созданы правительственными организациями с целью улучшения коммуникации государство-общество. Однако, как было отмечено, необходимо поощрять интерактивный характер общения на подобных сайтах, чтобы избежать ограничения свободы выражения общественной позиции.
Можно отметить, что мобилизационная функция Интернета весьма широко используется оппозиционными силами для создания сообществ и активации сторонников антиправительственных настроений. Она также позволяет координировать действия различных благотворительных и спасательных организаций. В современных реалиях нельзя недооценивать эти формы интернет-активизма.
Наконец, необходимо обратить пристальное внимание на борьбу с так называемыми «фейк ньюс» в Интернете, чтобы избежать разочарования граждан в политических сведениях, которым они не могут доверять.
На пути к электронной демократии в России, которая в первую очередь осуществляется по инициативе правительства, можно выделить ряд существенных упущений: акцент в политическом участии делается на создании формализованных платформ для работы с гражданами (РОИ, Активный гражданин, региональные проекты общественного благоустройства), конечная задача которых — улучшение уровня жизни в России.
Вместе с тем при полном отождествлении интернет-активизма с формализованными платформами теряется неформальная и делиберативная коммуникация в интернет-среде, выраженная через комментарии к блогам, интернет-СМИ, постам в социальных сетях. В исследованиях, посвященных политическому участию в Интернете, ученые указывают, что перечисленные формы являются подлинным интернет-активизмом, характеризующимся делиберативностью и дискуссионностью [Там же, 166]. Политические события 2019-2020 годов («дело Ивана Голунова», выборы в Московскую городскую Думу) продемонстрировали, что данная интернет-активность граждан обладает сильной политической мобилизационной силой, способной перерасти в офлайн-действия. При изучении подобного интернет-активизма (назовем его в противоположность формализованным платформам неформальным интернет-участием) необходимо оценивать цифровую политическую активность не за конкретный эффект и офлайн-результаты, а рассматривать как сложный процесс работы с мотивацией субъекта политической активности [Teocharis 2015, 10]. При этом
164
неформальное интернет-участие следует отличать от слактивизма, основные черты которого — бесцельная политическая направленность, отсутствие последующих действий от слактивистов в офлайн-среде, развлекательный характер интернет-активности и иллюзорность участия и т.д. 11. Принципиальным же отличием подлинного интернет-активизма является внутренняя мотивация актора.
Таким образом, изучая интернет-активизм, мы неизбежно приходим к выводам, что данные формы политического участия значительно актуализируют позиции граждан, а также являются индикатором демократических перемен в обществе. Социальные и политические видео, онлайн-обсуждения и другие формы интернет-активизма действительно могут вести к реальным действиям (например, пожертвованиям) и прогрессу в отношении стратегических целей кампании. На примере российского опыта можно утверждать, что такого рода интернет-участие повышает осведомленность, способствует изменениям мировосприятия и появлению чувства долга у человека, вовлеченного в интернет-активность. В некоторых случаях оно мобилизует людей к участию в социально-политических офлайн-событиях по мере их возможностей. В определенной степени эффект от политического участия в интернет-среде достаточно трудно подсчитать или оценить, однако четкие результаты исследований из области социально-экономических отношений показывают, что проблема лежит в неэффективности методов измерения политического интернет-участия. Поэтому к первостепенным задачам для будущих исследований в этой области можно отнести переосмысление места интернет-активизма в концепции политического участия и разработка качественных методов для его измерения.
Список литературы:
Балахонская Л.В., Быков И.А. Сетевая философия: принципы создания и распространения интернет-текстов в рекламе и PR // Известия ПГПУ им. В.Г Белинского. 2011. № 24. С. 23-29.
Балашов А.Н., Бочанов М.А. Интернет-технологии как фактор развития политической активности граждан: тренды и противоречия // РоШВоок. 2017. № 2. С. 22-34. Бронников И.А. Гражданский интернет-активизм: тенденции и перспективы // Вестник Поволожского института управления. 2017. Т. 17. № 4. С. 94-102. Б01: 10.22394/16822358-2017-4-94-102.
11 Morozov E. The brave new world of slacktivism // Foreign Policy [Электронный ресурс]. URL: http://foreignpolicy.com/2009/05/19/the-brave-new-world-of-slacktivism/ (дата обращения: 20.01.2020).
Краинова К.А. Интернет как средство политической манипуляции в современном политическом управлении // PolitBook. 2013. № 2. С. 60-67.
Лобанова О.Ю. От обывателей к активистам — и обратно. Обзор протестных исследований в России 1991-2015 годов // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2015. № 5. С. 24-36.
Мисников Ю.Г. Pro или Contra? Исследование актуализации политических позиций участниками публичной дискуссии в русскоязычном «живом журнале» // Политическая наука. 2013. № 1. С. 161-191.
Морозова Е.В., Мирошниченко И.В. Сетевые сообщества в условиях чрезвычайных ситуации": новые возможности для граждан и власти // Полис. Политические исследования. 2011. № 1. С. 140-152.
Радина Н.К. Цифровая политическая мобилизация онлайн-комментаторов материалов СМИ о политике и международных отношениях // Полис. Политические Исследования.
2018. № 2. С. 115-129. DOI: 10.17976/jpps/2018.02.09.
Садилова А.В. Практики российского интернет-активизма на субнациональном уровне // Человек. Сообщество. Управление. 2015. Т. 16. № 4. С. 49-59.
Фролов А.А., Агурова А.А. Индексный анализ гражданской активности в социальных сетях // Известия Иркутского гос. университета. Серия: Политология. Религиоведение.
2019. Т. 29. С. 28-43. DOI: https://doi.org/10.26516/2073-3380.2019.29.28.
BennettL.W. The Personalization of Politics: Political Identity, Social Media, and Changing Patterns of Participation // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2012. No. 644. P. 20-39. DOI: 10.1177/0002716212451428.
Bode L. Gateway Political Behaviors: The Frequency and Consequences of Low-Cost Political Engagement on Social Media // Social Media + Society. 2017. Vol. 3. No. 4. P. 1-10. DOI: https://doi.org/10.1177/2056305117743349.
Cat J. 2015 Slacktivism and The Social Benefits of Social Video: Sharing A Video to "Help" a Cause // First Monday [Электронный ресурс].
URL: https://firstmonday.org/ojs/index.php/fm/article/view/5855/4458 (дата обращения: 10.02.2020).
Chadwick A., May C. Interaction between States and Citizens in the Age of Internet: «e-Government» in the United States, Britain and the European Union // Governance. 2003. Vol. 16. № 2. DOI: https://doi.org/10.1111/1468-0491.00216.
Coleman S., Norris D. A New Agenda for E-Democracy // Oxford Internet Institute, Forum Discussion Paper No. 4. 2005. URL: http://www.oii.ox.ac.uk/resources/publications/FD4.pdf (дата обращения: 15.03.2020).
Dalton R. Citizenship Norms and the Expansion of Political Participation // Political Studies.
2008. No. 56. P. 76-98. DOI: https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.2007.00718.x.
Fox S. Is It Time to Update the Definition of Political Participation? // Parliamentary Affairs.
2014. Vol. 67. Is. 2. P. 495-505. DOI: https://doi.org/10.1093/pa/gss094.
Haenschen K. Self-Reported Versus Digitally Recorded: Measuring Political Activity on
Facebook // Social Science Computer Review. 2019.
DOI: https://doi.org/10.1177/0894439318813586.
Lee S.H., Lim T.Y. Connective Action and Affective Language: Computational Text Analysis of Facebook Comments on Social Movements in South Korea // International Journal of Communication. 2019. Vol. 13. P. 2960-2983.
Teocharis Y. The Conceptualization of Digitality Networked Participation // Social Media + Society. 2015. DOI: https://doi.org/10.1177/2056305115610140.
Wilkins D.J., Livingstone A.G., Levine M. All Click, No Action? Online Action, Efficacy Perceptions, And Prior Experience Combine to Affect Future Collective Action // Computers in Human Behavior. 2019. Vol. 91. P. 97-105. DOI: 10.31234/osf.io/uy6dg.
Дата поступления: 11.02.2020
Kozlov S.E.
Internet Activism as a Form of Political Participation in Modern Russia
Sergey E. Kozlov — postgraduate student, Faculty of Political Science, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation. E-mail: sergeukozlov [email protected] ORCID ID: 0000-0002-9115-5811
Abstract
The article discusses the forms of political participation in the digital environment, changing current political practices. The starting point for studying the subject of the article are the functions of the universal communication space — the Internet. It is noted that the symbiosis of e-democracy and civic activism created the prerequisites for emergence of many informal forms of political participation on the Internet. The study uses functional and institutional approaches, as well as structural and functional analysis to identify the attitudes between political Internet activity, the institutional parameters of the political system and democratization of Russian society. The author considers Internet activism as an effective informal political participation in the digital environment, which has genuine information about public opinion and provides great prospects for understanding the mechanisms of public discourse on political issues. The "case of Ivan Golunov" or elections to the Moscow City Duma in 2019 can serve as a vivid proof of such forms of political participation effectiveness. The author identifies genuine Internet activism and slacktivism as alternative forms of political participation in the digital environment. An attempt is made to demarcate them and the problem of modeling new, more accurate methods for estimating the effectiveness of Internet activism is raised. The article also analyzes the main
prerequisites for the development of Internet activism in the Russian Federation, considers the current forms of its manifestation. Based on the results of studying modern scientific literature and several empirical studies, the author makes a number of conclusions: social and political videos, posts, reposts can lead to real actions (for example, donating); this kind of Internet activism raises awareness, encourages changes in perception of the world and the emergence of a sense of duty among the people involved in Internet activity. On the example of Russian experience, it is argued that in some cases, Internet activism mobilizes people to participate in economic and socio-political offline events, regardless of their scale.
Keywords
Internet activism, forms of political participation, e-democracy, online political participation, political activity, slacktivism.
DOI: 10.24411/2070-1381-2020-10053
References:
Balahonskaya L.V., Bykov I.A. (2011) Network Philosophy: Principles of Internet-texts Creation and Dissemination in Advertisement and PR. Izvestiya PGPU im. V.GBelinskogo. No. 24. P. 23-29.
Balashov A.N., Bochanov M.A. (2017) Internet Technologies as a Factor of Development of Political Activity of Citizens: Trends and Contradictions. PolitBook. No. 2. P. 22-34. Bennett L.W. (2012) The Personalization of Politics: Political Identity, Social Media, and Changing Patterns of Participation. The Annals of the American Academy of Political and Social Science. No. 644. P. 20-39. DOI: 10.1177/0002716212451428.
Bode L. (2017) Gateway Political Behaviors: The Frequency and Consequences of Low-Cost Political Engagement on Social Media. Social Media + Society. Vol. 3. No. 4. P. 1-10. DOI: https://doi.org/10.1177/2056305117743349.
Bronnikov I.A. (2017) Civil Internet Activism: Trends and Prospects. Vestnik Povolozhskogo instituta upravleniya. Vol. 17. No. 4. P. 95-102. DOI: 10.22394/1682-2358-2017-4-94-102. Cat J. (2015) Slacktivism and The Social Benefits of Social Video: Sharing A Video to "Help" a Cause. First Monday.
Available: https://firstmonday.org/ojs/index.php/fm/article/view/5855/4458 (accessed:
10.02.2020).
Chadwick A., May C. (2003) Interaction between States and Citizens in the Age of Internet: «e-Government» in the United States, Britain and the European Union. Governance. Vol. 16. No. 2. DOI: https://doi.org/10.1111/1468-0491.00216.
Coleman S., Norris D.A (2005) New Agenda for E-Democracy. Oxford Internet Institute, Forum Discussion Paper No. 4.
Available: http://www.oii.ox.ac.uk/resources/publications/FD4.pdf (accessed: 15.03.2020). Dalton R. (2008) Citizenship Norms and the Expansion of Political Participation. Political Studies. No. 56. P. 76-98. DOI: https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.2007.00718.x.
Fox S. (2014) Is It Time to Update the Definition of Political Participation? Parliamentary Affairs. Vol. 67. Is. 2. P. 495-505. DOI: https://doi.org/10.1093/pa/gss094. Frolov A.A., Agurova A.A. (2019) Index Analysis of Active Citizenship in Social Networks. Izvestiya Irkutskogo gos. univer. Ser.: Politologiya. Religiovedeniye. Vol. 29. P. 28-43. DOI: https://doi.org/10.26516/2073-3380.2019.29.28.
Haenschen K. (2019) Self-Reported Versus Digitally Recorded: Measuring Political Activity on Facebook. Social Science Computer Review.
DOI: https://doi.org/10.1177/0894439318813586.
Krainova K.A. (2013). The Internet as a Means of Political Manipulation in Modern Political Management. PolitBook. No. 2. P. 60-67.
Lee S.H., Lim T.Y. (2019) Connective Action and Affective Language: Computational Text Analysis of Facebook Comments on Social Movements in South Korea. International Journal of Communication. Vol. 13. P. 2960-2983.
Lobanova O.Yu. (2005) Ot obyvateley k aktivistam — i obratno. Obzor protestnykh issledovaniy v Rossii 1991-2015 godov [From the layman to the activists — and vice versa. Review of studies of protesting movements in Russia 1991-2015]. Neprikosnovennyy zapas. Debaty opolitike i kul'ture. No. 5. P. 24-36.
Misnikov Yu.G. (2013) Pro ili Contra? Issledovaniye aktualizatsii politicheskikh pozitsiy uchastnikami publichnoy diskussii v russkoyazychnom «zhivom zhurnale» [Pro or Contra? A study of the actualization of political positions by participants in a public discussion in the Russian-language "live journal]. Politicheskaya nauka. No. 1. P. 161-191. Morozova E.V., Miroshnichenko I.V. (2011) Setevyye soobshchestva v usloviyakh chrezvychaynykh situatsii : novyye vozmozhnosti dlya grazhdan i vlasti [Network communities in emergency situations: new opportunities for citizens and authorities]. Polis. Politicheskiye issledovaniya. No. 1. P. 140-152.
Radina N.K. (2018) Digital Political Mobilization of Online Commentators on Media Materials on Politics and International Relations. Polis. Politicheskiye issledovaniya. No. 2. P. 115-129. DOI: 10.17976/jpps/2018.02.09.
Sadilova A.V. (2015) Russian Internet-activism Practices on the Subnational Level. Chelovek. Soobshchestvo. Upravleniye. Vol. 16. No. 4. P. 49-59.
Teocharis Y. (2015) The Conceptualization of Digitality Networked Participation. Social Media + Society. DOI: https://doi.org/10.1177/2056305115610140.
Wilkins D.J., Livingstone A.G., Levine M. (2019) All Click, No Action? Online Action, Efficacy Perceptions, And Prior Experience Combine to Affect Future Collective Action. Computers in Human Behavior. Vol. 91. P. 97-105. DOI: 10.31234/osf.io/uy6dg.
Received: 11.02.2020
