CC BY
106
ОБЗОРЫ
УДК 159.9.01
«ИНТЕНЦИОНАЛЬНЫй» ПОДХОД
к трактовке феноменов в психологии м.и. яновский*
Донецкий национальный университет, Донецк, Украина
В статье анализируются различные стороны понятия «интенциональность», предложенного австрийским философом и психологом Ф. Брентано как ключевое для его подхода к психическим феноменам. Рассмотрены явные и неявные аспекты метода «работы» с интенциями, возможные пути его коррекции.
Ключевые слова: интенциональность, Ф. Брентано, психотехника, самонаблюдение, апперцепция.
Одной из программ развития психологии как самостоятельной науки, по М.Г. Ярошевскому, был «интенциональный» подход к психическим явлениям, предложенный австрийским философом Ф. Брентано (1838-1917) [9]. О его роли и значимости можно судить хотя бы по тому, что идеи З. Фрейда о явной или скрытой мотивированности непроизвольных психических реакций человека очень созвучны идеям Брентано об интенциональности как центральном свойстве всех психических феноменов, в отличие от природных (физических).
В этом смысле Ф. Брентано может считаться предтечей З. Фрейда. Последователями его провозглашали себя Э. Гуссерль, а вслед за ним - экзистенциалисты, гуманистические психологи. «отголоски» идей Брентано можно найти в культурно-исторической психологии. Таким образом, его доктрина, возможно, является «ключом» к целому ряду психологических концепций XX века.
© Яновский м.и., 2011
* Для корреспонденции:
Яновский Михаил Иванович кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии
Донецкого национального университета (Украина) E-mail: yanovs@rambler.ru
нашей задачей будет выявление того, в чем состоит суть главного исследовательского метода Ф. Брентано [1, 2, 11-13].
В целом исследователи сходятся во мнении, что Брентано предложил в качестве основного метода психологии не что иное, как некоторую форму самонаблюдения [9]. Однако его вариант самонаблюдения имеет существенную специфику. По Брентано, психические феномены должны фиксироваться, «схватываться» в жизни, в реальных жизненных ситуациях, а не в специально организованных исследованиях, лабораториях и т.д. [9]. Суть варианта самонаблюдения Брентано - так называемое «восприятие мимоходом» [6, с. 72], как бы «боковое зрение» (точнее - «боковое» сознание), позволяющее осуществлять наблюдение психических феноменов «в жизни». Памятуя о спорах, которые вызывал метод интроспекции в ранней психологической науке, естественным было бы предположить, что одна из целей этого «восприятия мимоходом» - минимизация возможного искажения, которое вносит субъект в свой внутренний мир, в наблюдаемые явления при актах самонаблюдения. Такое предположение согласуется с пониманием Брентано природы психического вообще. Дело в том, что если самонаблюдение искажает (или даже отменяет) наблюдае-
мый психический процесс, то это означает, что мы считаем, что силой, способной управлять психическим процессом, является направленность субъекта. Как только субъект обращается внутрь себя, меняется протекание всех психических процессов. Отсюда легко сделать вывод, что обращенность, направленность субъекта - это, собственно, и есть сущность психических процессов. Именно к такому выводу пришел Брентано, и, используя старый философский термин, назвал такую направленность субъекта, отношение его к чему-либо «интенцией» [1, 8]. Согласно Брентано, общее свойство всех психических явлений (в отличие от физических) - именно «ин-тенциональность» [7, с. 323-324].
однако сведение сущности психических явлений к интенциональности, то есть к импульсу направленности субъекта на что-либо, приводит к перестройке понимания существа самонаблюдения. самонаблюдение как изменение интенциональ-ности есть вообще не столько наблюдение, сколько построение, деланье себя - то есть не что иное, как психотехника. Не столько фиксация факта, реальности, сколько акт «творения реальности». Причем, поскольку в самой сущности психики, как представляется, кроме интенции больше ничего реального, подлинного нет, это -«творение реальности из ничего», то есть произвольное действие, ни из чего не исходящее. Субъект лишь «производит» интенции. он не в состоянии найти в своем опыте точку отсчета, предшествующую интенции; и он всегда уже имеет какую-либо интенцию, точнее ее следы, поэтому фиксировать, созерцать возможно лишь следы актов интенций. Субъект не может интенцию наблюдать непосредственно: его обращенность к чему-либо это и есть интенция. В попытке такого наблюдения мы лишь создаем новую интенцию. поэтому изучать интенции можно только по косвенным следам - через «восприятие мимоходом».
Таким образом, метод самонаблюдения здесь несколько трансформируется и
распадается на два варианта своей реализации: 1) «восприятие мимоходом», то есть наблюдение следов психических явлений, ретроспекция; 2) «конструирование» себя вместо наблюдения, психотехника. оба варианта в действительности внутренне связаны. Ретроспекция есть фиксация и анализ стихийных психотехник, «произведенных» субъектом в каких-либо уже прошедших ситуациях. но если существуют стихийные психотехники, то имеются также и сознательные психотехники. Можно предположить, что, по крайней мере, в некоторых случаях последователи Брентано ставили задачу именно в таком виде: создание и реализация сознательных, целенаправленных психотехник и замена ими стихийных психотехник. но даже если такая задача не ставилась, то в целом здесь субъект имеет дело именно с психотехниками: он либо реализует их, либо ретроспективно воспроизводит (благодаря «восприятию мимоходом»).
Важным является то, что такая ретроспективная фиксация не есть особый акт самосозерцания, самонаблюдения, при котором сознание, какой-либо его процесс выступает как объект непосредственного наблюдения. психотехники не могут наблюдаться непосредственно. Ведь в их основе лежит интенциональность, ее изменение, а, по словам американского психолога р. мэя, «интенциональность состоит в самом действии», и ее «не следует путать с интроспекцией, вглядыванием» [4, с. 256]. Субъект раскрывает интенциональность «скорее своим действием, а не взглядом на себя» [там же]. психические феномены, рассматриваемые как интенциональности, не могут наблюдаться непосредственно как некие объекты, поскольку представляются формами деятельного самопроявления субъекта. психика в таком понимании -асубстанциональна. Сама по себе она не существует. То, что называют психикой, есть лишь форма деятельного проявления материальных объектов особого рода -живых существ. Такое понимание психи-
ческого ведет свое начало от Аристотеля - основного философского авторитета Ф. Брентано [9, с. 226; 10], и встречается у учеников Брентано - например, у Э. Гуссерля. Так, согласно Гуссерлю, «опыт дает психическое как некий несамостоятельный слой бытия людей и животных, который в основном слое [своего бытия] суть физические реальности. Поэтому психология есть несамостоятельная ветвь конкретной антропологии, соответственно, зоологии...» [3, с. 63].
психика у Брентано ненаблюдаема непосредственно, поскольку вся является активностью, деятельностью, а для наблюдения нужен объект, - то есть некое пассивное образование. Но пассивность есть свойство, по Брентано, чисто физических предметов. Поэтому и наблюдение в прямом смысле возможно лишь в приложении к последним - то есть наблюдение в прямом смысле слова возможно только извне как внешнее наблюдение.
С тезисом об интенциональной природе психики у Брентано тесно связан тезис о полной сознаваемости психических процессов [2]. Действительно, если всякое психическое явление - это субъектное действие, если оно «делается» субъектом, то оно априори «прозрачно» для него, то есть - осознается, с большей или меньшей отчетливостью. Из этого вытекает следующий парадокс: наблюдаемы лишь бессознательные явления, то, что не осознается. сознаваемое - ненаблюдаемо. наблюдаемы лишь следы, отпечатки сознания в каком-либо материале. сознание остается здесь всегда лишь предположением, допущением, теоретическим конструктом, служащим для истолкования определенных фактов.
«Восприятие мимоходом», ретроспекция как основа метода самонаблюдения, предложенного Брентано, таким образом, являются постоянным «заглядыванием» назад, в прошлое, но при этом никогда не возникает реального соприкосновения, контакта субъекта-наблюдателя с предме-
том наблюдения. Метод Брентано поэтому неотъемлемо содержит в себе элемент домысла, более или менее безосновательного «фантазирования» (в форме проекций, мифологизации, или еще как-либо). Исследователь здесь фиксирует не «со мной было то-то и то-то», а «необходимо, чтобы было то-то и то-то, так как без этого невозможно объяснить то, что я наблюдаю сейчас».
Почему в методе Брентано присутствует компонент «домысла», «фантазирования»?
«Восприятие мимоходом» - это ненапряженное, нарочито упрощенное фиксирование каких-либо событий в психическом мире субъекта в процессе какой-либо деятельности. Почему? Потому что субъект здесь фиксирует лишь то, что сумело вызвать его непроизвольное внимание и непроизвольное запоминание (ведь это восприятие именно «мимоходом»), то есть лишь те раздражители, которые сильны, или необычны, или вписываются в ожидания и стереотипы сознания. Очевидно, что «восприятие мимоходом» имеет высокий порог «восприятия», ибо здесь субъект фиксирует лишь то, что само зафиксировалось, без его внутренней работы, без усилия самоизменения и самонастраивания (то есть при консервации нечувствительности, своего рода «черствости» сознания). Здесь, в общем, мы сталкиваемся с той же познавательной установкой, которая в свое время критически оценивалась С.Л. Рубинштейном: «наивное сознание признает объективным миром, бытием <...> когда, живя и действуя, мы сталкиваемся с ним, готовым без нас и независимо от нас.» [5, с. 102].
«Идеология», соответствующая данной установке, в европейской науке восходит, по-видимому, к Аристотелю, к его известному тезису о том, что суть вещей находится в самих вещах, - то есть в том, что может быть зафиксировано в простых, неразвитых формах восприятия. Отметим, что позиция эта противопоставлялась Аристотелем платоновской позиции, согласно кото-
рой сущность (идея) вещи доступна лишь высшим, развитым формам познания: интуиции, «умозрению» - формам, которые, в отличие от обычного восприятия, слепы к грубой, чувственной стороне вещи. Поэтому познание сущности вещи предполагает целенаправленную перестройку познавательного аппарата субъекта, - переориентацию души, ума с мира материи на «мир идей».
Но аристотелевский тезис «суть вещей - в самих вещах» может быть понят еще в одном аспекте - онтологическом. Вещь не только должна познаваться через себя, но она и «производит», «делает» себя. За вещью ничего нет; она и есть последнее основание самой себя, образно говоря, не признает себе никакого «отца», кроме самой себя (здесь, кстати, можно усмотреть гносеологические корни «эдипова комплекса» З. Фрейда, да и вообще эдиповой проблемы, осознанной древними греками в виде мифа-трагедии).
поэтому брентановское «восприятие мимоходом», с одной стороны, фиксирует психические явления непроизвольно, то есть без работы сознания, а, с другой стороны, приписывает им всегда субъектное, произвольное происхождение. непроизвольность воспринимающего субъекта, но «произвольность» объекта восприятия (напомним, «восприятия мимоходом»). Собственно, интенции, о которых говорил Брентано, это и есть эти «произвольности» объектов восприятия. Однако, какова связь между «непроизвольной» позицией субъекта и «произвольностью», находимой им в объекте? Можно указать на тот простой момент, что пассивный субъект любое событие, происходящее с ним, вынужден приписывать внешнему активному источнику. Если при этом учесть, что непроизвольность, пассивность субъекта в данном случае является стороной активной деятельности субъекта, то мы должны прийти к единственно возможному заключению: «произвольность» объекта восприятия - это как бы «инициатива»,
«разрешение», даваемое объектом на выявление субъектом активности в той или иной сфере. Субъект находится в активной деятельности, но он пассивен, инерционен в определении направления активности; объект выступает в роли источника внешних регулирующих, управляющих сигналов. он будто бы подает условные знаки субъекту, «позволения» на определенное направление реализации внутреннего импульса активности субъекта. Субъект имеет запас потенциальной энергии, объект «развязывает» сдержки этой энергии; он является смысловым оправданием «выплескивания» активности субъекта, как бы сигналя ему, что эта активность оправдана, нужна. В этом смысле объект здесь важен не своим собственным содержанием, а способностью выполнить функцию знака-«оправдателя» (носителя смысловой нужности), знака-«пускателя» определенной активности субъекта, «выплеска» его энергии. поэтому объект здесь заменим -как заменим повод для реализации активности.
необходимо учесть теперь, что под «объектами» в данном случае подразумеваются события внутренней жизни субъекта, различные психические явления. последние, в свою очередь, - не что иное, как виды психической деятельности субъекта. получаем такую итоговую картину: метод Брентано предлагает фиксировать те виды внутренней психической деятельности, которые «разрешают», регулируют реализацию интегральной деятельности субъекта. Иначе говоря, Брентано предложил изучать техники саморегуляции активной деятельности субъекта.
Теперь мы можем ответить на вопрос о происхождении домысла, фантазирования в методе Брентано (см. выше). Поскольку сущность психического процесса, явления - интенция, произвол субъекта, творение им импульса активности «из ничего», постольку психический процесс не регистрируется изнутри непосредственно. он изначально импульсивен, и это качество
постоянно в нем присутствует, то оставаясь фоновым, подразумеваемым, то выходя на первый план. Регуляция его возможна лишь извне - извне по отношению к его первичному импульсу-интенции, так как последний здесь является основой и должен оставаться в сохранности. Тогда внешняя регуляция сводится либо к запрету, либо к разрешению реализации импульса -сам импульс остается неприкосновенным, то есть нерегулируемым, неизменяемым. Домыслы и фантазии нужны для «обслуживания» импульса-интенции и для того, чтобы заменить внешнюю по отношению к нему, независимую от него реальность. Фантазии создаются как искусственная, удобная псевдореальность вместо такой внешней реальности, которая потребовала бы подстройки, действительных изменений в самом импульсе-интенции. Поэтому у Брентано «на место понятия, изображающего сущностную структуру действительности, встает логический концепт, который управляет сознанием» [6, с. 75]. Брентано называет это качество интенции (а значит и любого психического феномена) «имманентной предметностью», из чего следует, что интенция - это импульс активности, направленный не на реальный объект, а на его имитацию, «модель» в сознании самого субъекта [1]. Отметим происхождение внутреннего регулятора интенции - «имманентной предметности» - от имитации субъектом, уподобления субъекта внешнему предмету. Эта имитация заменяет реальный предмет, и так происходит, «ин-териоризация» формы. Так, Аристотель объяснял восприятие как процесс, при котором «мы способны воспринимать форму без материи» [6, с.73]. Эта аристотелевская идея, собственно, и послужила основой для разработки Брентано идеи имманентной предметности как базового свойства интенциональности [там же].
Интенция, основываясь на «имматери-ализации, лишении воспринимаемого его действительного существования» [там же], получает свободу от императивов матери-
ального, внешнего мира, но одновременно становится безадресной. Если рефлекс -это действие как бы без автора, действие «обес-субъеченное», то интенция - основа действия безадресного, действия «в пустоту», в среду, которая как бы не имеет плотности и потому есть просто «экран», на который субъект может спроецировать любую форму активности, с любым предназначением, любым «адресом».
Интенция, будучи основой безадресного действия, является формой снятия субъектом ответственности с себя - за счет снижения ценности (и цены) действия, за счет превращения его в действие вне материальной реальности. Такое погашение субъектом своей ответственности за действие в интенции является важнейшей характеристикой последней. оно непосредственно вырастает из тех манипуляций ответственностью, которые совершаются субъектом внутри своей деятельности в «восприятии мимоходом», когда «срабатывают» и попутно фиксируются внутренние действия, разрешающие или запрещающие субъекту его деятельность. Эти внутрисубъектные «разрешения» и «запреты» представляются не чем иным, как перераспределением, манипулированием ответственностью за совершение действия. В этом смысле понятие «интенция» органически вырастает из метода, предложенного Брентано. Сам же метод Брентано является методом психотехники, методом построения психической активности.
Возникает вопрос, причислять ли данный метод к самонаблюдению и считать ли его особой разновидностью последнего?
Мы исходим из того, что самонаблюдение - это фиксация каких-либо исходных психических явлений и переадресовка их в ту «систему координат» сознания субъекта, где данное явление может быть понято адекватно, без искажения его сути. В методе Брентано «сырая» информация (то есть непосредственный опыт, наблюдаемое «сейчас») заменяется ретроспекцией - воспроизведением имманентных субъекту
следов прошлого опыта, и все содержание самонаблюдения сводится к психотехническому манипулированию режимами функционирования сознания, то есть перебору его «систем координат». Примером могут служить некоторые формы реализации феноменологии Э. Гуссерля, где первичная «сырая» информация выводится из сознания методом так называемой «феноменологической редукции» [7, с. 198-201].
принципиальным недостатком метода Брентано является то, что, стремясь очистить субъектность и рассмотреть ее саму по себе, в форме ее собственной активности (в ее интенциях), он раскрывает на самом деле «неуправляемые» спонтанные формы активности субъекта, за которые субъект не несет ответственности и где он просто «озвучивает», стимулирует те действия, которые зародились вне его самого. Здесь субъект оказывается лишь «проводником» активности, но не ее инициативным сознательным (ответственным) источником. пафос Брентано - стремление высвободить субъекта от среды его активности -дает обратный эффект: он оборачивается превращением субъета в бессознательного «агента» той же среды, - во многом за счет того, что субъект своим существом перестает участвовать в порождении и изменении средовых процессов.
Интенциональный подход в некотором смысле склонен к интеллектуализации изучаемой реальности. Действительно, и научно-понятийное мышление есть не просто эффективный путь познания мира, а познание, подчиненное системе «запретов» и «разрешений», то есть управляемое особой системой своего рода психотехник. Правда, если в мышлении последние доминируют, то оно становится псевдомышлением -формой саморегуляции, в которой субъект дает себе социально безопасную систему «разрешений» и «запретов» на свою произвольную активность, на произвол своих интенций, вплоть до случайных интенций -«прихотей». Тогда мышление выступает не столько как инструмент познания, сколько
как инструмент «вписывания» удобного мнения в систему социально-культурных «разрешений» и проведения его через систему «запретов». Удобство же мнения само, в свою очередь, состоит в том, что оно является, по функции, «разрешением» субъекту определенных интенций (в простом случае - прихотей, желаний). Даже процесс выработки понятий через обобщение повторяющихся фактов - основа понятийного мышления - опирается на последовательную цепь утвердительных «да» какой-либо форме активности субъекта, какой-либо его интенции (повторение факта стирает в сознании субъекта его содержание, но закрепляет стереотип обращения с ним). И наши понятия, которыми мы пользуемся в познании мира, часто, таким образом, не столько раскрывают сущность вещей, сколько содержат правила обращения с ними (именно такое понимание понятий встречаем в психологической школе Л.С. Выготского - А.Н. Леонтьева, где понятия - это интериоризованные формы деятельности с вещами, и каждое понятие содержит в «упакованном» виде именно социально «разрешенные», закрепленные способы действия с вещами).
Тяга интенционального подхода к интеллектуализации изучаемых процессов связана уже с тем, что интеллект, мышление по определению являются опосредованным отражением действительности, опосредованным познавательным процессом, то есть разворачивается без непосредственного контакта с реальным миром; конкретные объекты для интеллекта заменимы, поскольку он имеет дело с абстракциями. Интенциональность также не имеет прямых контактов с миром, и конкретные объекты для нее заменимы. В конечном счете и интенция имеет замену внешнего мира в самой себе в форме «имманентной предметности» (см. выше) и интеллект заменяет реальность сконструированными схемами и моделями. Проблема состоит в том, что интеллект предназначен к познанию, а интенциональность - к по-
рождению активности. Это означает, на наш взгляд, что, несмотря на «созвучие» интенционального подхода с проблематикой интеллекта, данный подход имеет ограниченный характер и способен отражать и раскрывать лишь такие формы интеллекта, где субъект исходно имеет утилитарный интерес, определенное пристрастие к объекту - то есть имеет интенцию, которая «неприкосновенна» (а, следовательно, и не-рефлексируема и способна на порождение мифологем-проекций под видом научных понятий).
Феномен «интенции» возникает в «восприятии мимоходом», где субъект как бы снимает с себя ответственность, то есть - рефлексию, и как бы провозглашает: «Не я!». Поэтому интенция исходно - вещь «неприкосновенная» для анализа, для за-глядывания в ее основания. В интенцио-нальном подходе интенция - мерило, а не объект измерений. Она здесь и есть последнее основание любого рассматриваемого психического процесса.
Нерефлексируемость интенции - принципиальный недостаток рассматриваемого подхода. Именно она делает данный подход непригодным в изучении других форм интеллекта, кроме «утилитаристской» (например, «бескорыстных» форм). В связи с этим, на наш взгляд, необходима коррекция данного подхода, позволяющая устранить его недостатки. Сама коррекция состояла бы в следующем.
Интенциональный подход, как выяснено выше, использует форму самонаблюдения, при которой на первый план выходит режим работы сознания, «адресация» содержания сознания, но само содержание отходит на второй план, редуцируется. Реализуется техника регуляции сознания, способы его «вписывания» в ту или иную систему координат, но при этом теряется исходное содержание сознания. Это приводит к тому, что вырабатывается способность имитировать содержание за счет использования знания требований, предъявляемых каждой конкретной системой
координат. Такая имитация приобретает форму знакового, «жестового» поведения: субъект совершает движения, содержащие внешние признаки определенных действий, которые в данной конкретной системе координат получают автоматически нужную оценку. Возникает иллюзия, что при помощи определенных психотехник можно «сыграть» то, что называют чувством, мышлением, творчеством и т.д. Или, иначе говоря, знание определенного языка культуры позволяет сообщить миру о своей причастности к культуре. Овладение системой условностей при забвении исходного реального «сырого» естества. последнее, оставаясь «сырым», то есть неотреф-лексированным, направляет активность субъекта неявно для него самого, поскольку он «закрывает глаза» на эту часть себя. Коррекция интенционального подхода, таким образом, должна состоять во введении рефлексии того, что предшествует кажущемуся творению интенции «из ничего». Интенция, помещая исходное содержание в какое-либо измерение, в какую-либо систему отсчета, только лишь дает имя ему, а не творит его. Имя должно не отрицать и не игнорировать содержание, а давать право ему действительно существовать и раскрывать себя в гармонирующей с ним системе координат. поэтому правильное именование - это проблема, на которой должен был бы сконцентрироваться интенциональный подход, когда он начнет рефлексировать то, что предшествует интенции. Имя должно соответствовать именуемому содержанию.
Для этого действие именования не должно доминировать, вытеснять само именуемое содержание. Оно должно сосуществовать вместе с ним. Действие именования должно нести в себе механизм самоограничения, «самосдерживания» от «растекания» по горизонту сознания субъекта. Это значит, что имя должно строиться как не единственное, «абсолютное», а как заменимое. Заменимым элементом в интенцио-нальном подходе, как можно вспомнить, является внешняя реальность, а субъект и его
интенции-импульсы - незаменимы. Тогда как должно быть наоборот: реальность незаменима, а заменимы интенции-импульсы. Иначе говоря, имена должны быть заменимы и подстраиваться под содержание реальности, а не наоборот. Имя для субъекта должно быть фоном, а не фигурой в своих отношениях с содержанием. Вот почему в действии именования субъект не должен исходить из чего-либо, кроме самого себя: из каких-либо ситуативно удобных систем оценивания и измерения реальности. Субъект здесь должен стать абсолютно имманентным самому себе, чтобы именуемое содержание, реальность стала абсолютно внеположной, представленной перед субъектом. стать имманентным себе - значит стать «прозрачным» для себя, измеримым собою для себя. Но всякое действие измерения - это и есть в свернутой форме замена чего-то на что-то, объекта измерения на единицы измерения. То есть, имманентность себе - это измеренность самим собой, «замененность себя на себя». но, теперь можно отметить, имя - это не что иное, как особый заменитель, представитель предмета. Действие именования - это действие замены предмета на что-либо, представляющее его перед кем-либо. Следовательно, имманентность себе для субъекта - это самоименование. Субъект, будучи заменимым перед незаменимой реальностью, совершает самоименование в предстоянии перед не-именуемой реальностью.
Итак, подлинное имя реальности - то, которое выявит в себе относительно себя предстоящий перед ней субъект: «Я есть тот, кто есть». Отметим, что в христианстве, по-видимому, эта идея воплотилась в идею сыновности человека Богу: каждый субъект, говоря в системе нашей терминологии, в самом себе имеет начало подлинного родства с Абсолютной Реальностью, Абсолютным Содержанием.
Если теперь от понятия «имя» вновь вернуться к понятию «интенция», то можно соответственно сказать следующее: первичная форма интенции - та, в которой,
через которую субъект себя как бы призывает к бытию, через которую обнаруживает себя в бытии. Первичная интенция - это позволение себе быть со стороны самого себя. Поэтому первичная интенция - это не акт интроекции субъектом реальности в себя (в форме «имманентной предметности»), а акт отдачи себя реальности, акт жертвы собою, в некотором смысле. В первичной интенции субъект позволяет себе стать объектом, приобрести объектность как измерение своего существования.
Парадокс последней - объектности -состоит в том, что она проявляется вполне лишь в ситуации «ненужности» субъекта, «неприятия», выталкивания его со стороны реальности. Полное приятие тождественно незаменимости, а заменимость - неприятию. объектность выявляется в ситуации, где субъект оказывается ненужным, то есть «неприложим», «невключаем», «не-интроецируем» ни одной системой явлений в мире. И, следовательно, исходно интенция - это то, относительно чего невозможно найти в мире ни «разрешения», ни «запреты». Ибо возможные «разрешения» и «запреты» могут касаться лишь того, что уже известно в мире, без участия данного субъекта. Уникальность же данного конкретного субъекта - вне пределов видимости мира, то есть вне уже существующих измерений и стереотипов, поскольку она для мира еще не есть, еще только возможность. Важно отметить, что эта возможность не для чего-либо в мире, а для мира как такового, как целого.
В интенции, таким образом, субъект именует себя перед лицом мира и предоставляет миру право (признает возможность) выбрать (или отвергнуть) себя, «позвать» себя и стать включенным в мир.
То есть, перед тем как быть «позванным», субъект позволяет себе выявиться в согласии с собственной природой, как бы эманировать свое имя из себя. В дальнейшем субъект должен включиться в мир под своим, а не под чужим именем (более понятным или более привычным миру). Это дает
возможность субъекту включиться в отношения с миром своей сущностью, а не лишь периферийными проявлениями. Сопрягая свою сущность, свое подлинное естество с миром, субъект как бы устанавливает себя в мире, а не мир перед собой. Субъект движет себя, а не те или иные элементы внешнего мира для себя, относительно себя. Он адресует себя, то есть «предъявляет», представляет себя миру. Роль «запретов» и «разрешений», исходящих от среды деятельности, от мира, снижается, поскольку первичным «разрешением» оказывается «разрешение», даваемое субъектом самому себе. Нужно только отметить, что это разрешение не на деятельность субъекта, не на существование и осуществление интенции, а на предъявление субъекта миру, на «огласку» его перед миром.
Понимаемая подобным образом интенция является, по сути дела, частным вариантом процесса апперцепции. Действительно, устанавливая себя в мире, субъект фактически делает первые шаги в какой-либо рефлексии прошлого или предстоящего опыта; он задает общий целостный контекст, отправную точку, исходя из которой затем будет оцениваться опыт субъекта. Что, собственно, и есть апперцепция.
Отрыв интенции от апперцепции приводит к выхолащиванию первой. Так, «ин-тенциональный» подход, как мы видели выше, склонен сводить психические процессы к психотехникам, то есть целенаправленному применению определенных средств, меняющих режим сознания. Но отказ от апперцептивной базовой целостной рефлексии приводит к тому, что часть внутреннего мира субъекта остается неприкосновенной, а значит и неуправляемой, что делает психотехническую активность субъекта либо узкоограниченной, либо скорее прикрытием неосознанных, неотрефлексированных глубинных доминант психической активности субъекта.
Понимание психических феноменов как своеобразных интенциональных по своей природе «практик», которые могут при не-
обходимости корректироваться и отлаживаться, характерно для целого ряда подходов психологии XX века: культурно-исторической, экзистенциальной психологии, психоанализа. Многое из явных или неявных аспектов »интенциональной» психологии Ф. Брентано было реализовано данными психологическими направлениями.
Литература
1. Брентано Ф. Избранные работы / Пер. с нем. В. Анашвили. - М.: ДИК, 1996. - С. 33-34.
2. Брентано Ф. О внутреннем сознании / В серии: Новые идеи в философии. Под ред. Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова. Сб. 15. Бессознательное. - СПб.: изд. Образование, 1914. - С.24-48.
3. Гуссерль Э. Амстердамские доклады. Феноменологическая психология // Логос. - (1) 1992. - № 3. - С. 62-80.
4. Мэй Р. Любовь и воля. - М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 1997.
5. Рубинштейн С.Л. Принцип творческой самодеятельности (к философским основам современной педагогики) // Вопросы психологии. - 1986. - № 4. - С. 101-108.
6. Сергодеева Е.А. Историко-философский контекст идеи интенциональности Ф. Брентано // Вестник Моск. университета. -Серия 7 «Философия». - 1996. - № 1. - С. 68-76.
7. Философский энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина. - М.: Гардарики, 2006. - С. 323.
8. Философская энциклопедия / гл. редактор Ф.В. Константинов. Т.2. - М.: Советская энциклопедия, 1962. - С. 291.
9. Ярошевский М.Г. История психологии. -М.: Мысль, 1985.
10. Brentano F. Aristoteles und seine Weltanschauung. - 1911.
11. Brentano F. Psychologie vom empirischen Standpunkt. - 1874.
12. Brentano F. Psychologie vom empirischen Standpunkt / Ed. Oskar Kraus. 3 vols. -Leipzig: Meiner, 1924-1928.
13. Brentano F. Psychology from an Empirical Standpoint / Ed. by Linda L. McAlister. -London: Routledge, 1995.
«INTENTIONAL» APPROACH TO THE INTERPRETATION OF PHENOMENA IN PSYCHOLOGY
M.I. yanovsky
Donetsk National University, Donetsk, Ukraine
The article examines various aspects of the concept of «intentionality» proposed by the Austrian philosopher and psychologist F. Brentano as the key to his approach to psychic phenomena. Considered explicit and implicit aspects of the method of «work» with intentions, possible ways of its correction. Keywords: intentionality, f. Brentano, psychological technique, introspection, apperception.
