CC BY
1
УДК 130.2(091)"191/193"
А. В. Бондарев
Интеллектуальный ландшафт отечественного культурознания конца 1910-х - начала 1930-х гг.: предпосылки возникновения культурологии1
В работе представлен концептуально краткий обзор интеллектуального ландшафта отечественного культурознания конца 1910-х - начала 1930-х гг., обуславливавшего общую канву формирования культурологии. Выявляются складывавшиеся в эти годы научно-исследовательские и организационно-институциональные предпосылки к возникновению культурологии. Сложность, неравномерность, гетерогенность, спрессованность и многослойность интеллектуального ландшафта этой эпохи беспрецедентно интенсивного развития всех областей культурознания задают широкий генерализирующий масштаб исследования. Предпринята попытка выявить и рассмотреть различные интеллектуальные течения, альтернативные проекты и институции, в той или иной мере повлиявшие на становление отечественного культурознания и кристаллизацию в недрах научно-исследовательской программы культурологии.
Ключевые слова: история культурологии, интеллектуальный ландшафт, институциональная история науки, Андрей Белый, Н. Я. Марр, А. А. Богданов
Aleksey V. Bondarev
Intellectual landscape of Russian cultural knowledge of the late 1910s - early 1930s: prerequisites for the emergence of culturology
The article presents a conceptually brief overview of the intellectual landscape of Russian cultural knowledge in the late 1910s fnd early 1930s, which determined the general outline of the formation of culturology. The vastness, compression and multilayering of the intellectual landscape of this era of unprecedented intensive development of all areas of cultural knowledge set an extremely broad generalizing scale of research in considering the genesis of Russian culturology. Special attention is paid to its genealogy: the identification, identification and generalized characterization of philosophical, socio-humanitarian, natural science, engineering, artistic and other intellectual sources for the formation of culturology. The research and organizational and institutional prerequisites for the emergence of culturology that developed in these years are revealed. An attempt has been made to bring together all the diversity of various intellectual trends, alternative projects and institutions, which in one way or another influenced the formation of national cultural knowledge and the crystallization of the scientific research program of culturology in its depths.
Keywords: history of culturology, intellectual landscape, institutional history of science, Andrey Bely, Nikolai Marr, Alexander Bogdanov DOI 10.30725/2619-0303-2024-2-19-24
1 Публикация подготовлена в рамках проекта «Генезис российской культурологии: научно-исследовательская программа и эпистемологические основания изучения», поддержанного по итогам Конкурса на выполнение перспективных фундаментальных научно-исследовательских работ учеными - кандидатами наук РГПУ им. А. И. Герцена.
Первые опыты целенаправленных коллективных культурологических исследований в нашей стране выпали на годы общей разрухи, сопровождавшей конец Первой мировой войны, революционные потрясения и завершение Гражданской войны. Слом всего прежнего мироустройства, образа жизни, самого мировосприятия привели к обостренному осознанию, что именно культура и только культура являются как для каждого отдельного человека, страны, так
и всего человечества в целом, тем якорем спасения,той единственной хрупкой соломинкой, за которую можно удержаться в бурях этой страшной эпохи, грозивших смести все и вся. Это стихийно возникавшее у многих мыслящих людей осознание приводило к интенсификации деятельности уже существовавших или спонтанному образованию новых многочисленных интеллектуальных кружков, семинаров, собраний, обществ и т. д., на которых в част-
ности обсуждались философско-культурные и историко-культурные вопросы (например: Петербургское религиозно-философское общество в 1897-1923 гг., религиозно-философский кружок «Воскресение», существовавший в 1917-1928 гг. в Петрограде-Ленинграде; Философский имяславческий кружок, действовавший в начале 1920-х гг. в Москве; Русское антропософическое общество, созданное в Москве в 1913 г. и запрещенное к 1923 г., хотя и продолжавшее вплоть до 1934 г. работать нелегально).
Следует обратить внимание, что изучение и осмысление культуры, разработка методов ее изучения, создание теоретических концепций, само формирование культурологического дискурса происходили не только в рамках собственно социальных и гуманитарных наук или философии, но и в искусстве как особом способе миропознания. В нашей стране с ее ментальной логоцентричностью этот исток культурознания особенно ярко проявился в художественной литературе. Л. А. Сугай для этого специфического истока отечественных культурологических изысканий первой четверти XX в. даже предложила название «поэтическая культурология Серебряного века» [1, с. 46-96]. Зарождавшаяся культурология преодолевала ментальные, эпистемологические и дисциплинарные барьеры, соединяла разные формы сознания в понимании культуры, формировался причудливый синтез, взаимопроникновение научной художественности и художественной научности культурологического мыслеизъяснения. Отсюда феномен культурологичности в русской художественной литературе (например, «Огненный столп» Гумилева) или высокой художественности культурологических исследований («Душа Петербурга» Анциферова) - в наибольшей мере эта тенденция проявилась, пожалуй, в творчестве Андрея Белого.
Слишком часто в работах по истории культурологии недооценивается и не замечается и другое важнейшее течение интеллектуальных поисков в области концептуального изучения культуры, складывавшееся в естествознании. На это справедливо указывал Ю. Н. Солонин [2]. Действительно, в многочисленных трудах выдающихся натуралистов, путешественников, географов, этнографов, психологов, антропологов, биологов и других представителей естествознания формировались первые научные представления о культуре и ее органицистские концепции (Д. М. Велланский, К. М. Бэр, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, Н. Н. Миклухо-Маклай и др.). На этой основе кристаллизовались оригинальные культурологические идеи и целые теории культуры, построенные на сугубо естественнонаучных основаниях(Д. Н.Анучин, В. М. Бехтерев, А. А. Богданов, В. Г. Богораз-Тан,
B. И. Вернадский, Д. И. Менделеев, Л. И. Мечников, Н. К. Кольцов, Д. А. Коропчевский,
C. А. Подолинский, Н. А. Умов, Н. Ф. Федоров, П. А. Флоренский, К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский, С. М. Широкогоров, П. К. Энгельмей-ер и др.). Эта традиция восходила (явно или неявно, прямо или опосредованно) к И. Г. Гер-деру и И. В. Гете.
Представители этого направления исходили из понимания целостности мироздания, а также фундаментального единства культуры и природы, их глубокой взаимообусловленности. Культура - результат естественного процесса в развитии мироздания и, при всех своих несомненных особенностях, такой же доступный познанию объект изучения, как и все прочие. Культура не противопоставляет, а объединяет человека с природой, поскольку выступает основным способом адаптации в окружающей среде. В онтологическом отношении вся история человеческой культуры рассматривалась сторонниками этой позиции как полноценная и важная вершинная составляющая общего естественно-исторического процесса развития мироздания. Это уже само по себе весьма отличало «естественно-научную» традицию в изучении культуры от так называемого «гуманитарного» подхода, получившего широкое хождение в философии культуры (неокантианство и др.) и ряде культуроведческих дисциплин (искусствоведение, литературоведение и т. д.). Не менее существенным был и эпистемологический аспект. Представители этой традиции считали само собой разумеющимся использовать при изучении культуры естественнонаучные методы и универсальный понятийно-категориальный аппарат, принятый в естествознании. Вполне естественно, что для ученых, рассматривавших культуру с естественнонаучных позиций, было также характерно и отсутствие какой бы то ни было эстетизации и аксиологизации, столь типичной для гуманитариев в отношении всего, связанного с культурой. В этом отношении показателен пример выдающегося отечественного этнографа В. Г. Богораза-Тана (1865-1936), который в 1920-х гг. в своей книге «Распространение культуры на Земле» обосновывал необходимость новой синтетической науки о культуре и предлагал для ее наименования термин «этногеография» [3].
Принимая во внимание теоретические и практико-прикладные исследования в области культурознания А. К. Гастева (1882-1939), возглавлявшего Всесоюзный центральный институт труда, стоит учесть даже инженерно-технический источник формирования отечественного культурологического дискурса. А. К. Гастеву принадлежит самое краткое и емкое определение культуры как сноровки.
Значительную культурологическую перспективу таили в себе многообразные методики схематизации и алгоритмизации различных приемов и способов деятельности, разрабатывавшиеся и широко применявшиеся им в исследованиях. В трудах А. К. Гастева можно обнаружить не только идеи «социокультурной инженерии» (т. е. начала прикладной культурологии), но и концептуальные провозвестия к созданию функционально-технологической (деятельностной) концепции культуры Э. С. Маркаряна, а также системо-мыследе-ятельностной методологии, схематизации и теории оргуправленческой деятельности Г. П. Щедровицкого.
Разумеется, российским ученым были вполне известны поиски их зарубежных коллег в области построения специальной науки о культуре как целостности, в том числе инициатива по созданию культурологии, выдвинутая в 1909 г. знаменитым российским, а затем немецким ученым и мыслителем Вильгельмом Фридрихом Оствальдом (1853-1932), иностранным членом Императорской Петербургской академии наук (1896) [1, с. 75-85; 4, с. 571-574]. Знакомство с аналогичными поисками коллег укрепляло осознание верности в собственных изысканиях, вдохновляло, призывало к спору, заставляло искать более убедительные формы и аргументации для построения той новой интегративной науки о культуре, которую уже в 1910-1920-х гг. некоторые отечественные авторы называли, вслед за В. Ф. Оствальдом, «культурологией» (Андрей Белый, Питирим Сорокин, Александр Богданов и др.).
В области теоретических и конкретно-исторических исследований культуры в ходе многочисленных дискуссий также росло осознание необходимости интеграции усилий всех течений, их объединения на основе общего теоретико-методологического подхода. Встал вопрос о том, как преодолеть теоретическую и организационную раздробленность и разобщенность в исследовательском пространстве культурознания. В эти годы возникло сразу несколько учреждений, которые потенциально могли взяться за такую работу, заложив научно-исследовательские и организационно-институциональные основы для появления отечественных культурологических исследований: прежде всего Российская (Государственная) академия истории материальной культуры, Вольная академия духовной культуры, Государственный институт истории искусств (Зубовский институт) и Вольная философская ассоциация (Вольфила). Кроме того, в этом ряду следует также упомянуть Институт художественной культуры (ИНХУК), Российскую (Государственную) академию художественных наук, Государственный институт
художественной культуры (ГИНХУК), Государственный институт психологии, педологии и психотехники, Государственный институт научной педагогики в ЛГПИ им. А. И. Герцена, Пролетарские культурно-просветительные организации (Пролеткульт), Русское географическое общество и другие учреждения. Их вклад в формирование культурологии нуждается в отдельном изучении.
Рассмотрим в контексте избранной темы лишь некоторые из указанных выше очагов, в которых происходило генерирование культурологических начинаний.
Вольная философская ассоциация (Вольфила). В перспективе появления культурологии немаловажную роль сыграла Вольная философская ассоциация в 1919-1924 гг. в Петрограде с филиалом в Москве. В деятельности Вольфилы принимали участие многие - это было яркое соцветие отечественной интеллектуальной элиты: Андрей Белый, Р. В. Иванов-Разумник,
A. А. Блок, И. М. Гревс, Е. В. Тарле, П. А. Сорокин, В. Г. Богораз-Тан, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, Н. И. Гаген-Торн, Л. В. Пумпянский и др. [см.: 5].
Именно на заседаниях Вольфилы обсуждались некоторые культурологические идеи Андрея Белого (Б. Н. Бугаева, 1880-1934). И хотя к идее культурологии он пришел после несомненного знакомства с работами В. Ф. Оствальда, однако разрабатывал свой проект культурологии, основываясь не столько на энергетической парадигме
B. Ф. Оствальда, сколько на антропософском учении Рудольфа Штейнера. В 1909 г. Андреем Белым были написаны статьи «Проблема культуры» и «Эмблематика смысла» (опубликованы в книге «Символизм», 1910). В 1912 г. Андрей Белый упоминает о культурологии в статье «Круговое движение», посвященной творчеству Ф. Ницше. Впоследствии, уже после закрытия Вольфилы, на протяжении 1926-1934 гг. Андреем Белым был создан монументальный трактат «История становления самосознающей души» (частично издан в 1999 г., полностью - лишь в 2020 г.), в котором с наибольшей полнотой и на обширном историко-культурном материале изложен его замысел культурологии. Именно Андреем Белым впервые в нашей стране были обоснованы дисциплинарные задачи культурологии и употреблено само название профессии «культуролог» («культуролог должен схватывать целое многообразия проявлений культуры»). Андрей Белый был одним из первых, кто считал перспективной для изучения культуры интеграцию «точных знаний» и гуманитарных наук (см. его статью «Лирика и эксперимент», 1909). Однако главные идеи культурологии Андрея Белого не были своевременно опубликованы
и оставались по большей части известны лишь узкому кругу его слушателей и знакомых. В 1930-х - начале 1950-х гг. в стране было вообще не до наук о культуре, и культурологические идеи Андрея Белого были на долгие годы преданы забвению. Между тем, как показывают многие современные исследования, в антропософском проекте культурологии Андрея Белого заключен еще вовсе нереализованный значительный плодотворный потенциал для современной культурологии [1, с. 82-91; 6].
Вольная Академия духовной культуры. Зимой 1918-1919 гг. в Москве по инициативе Н. А. Бердяева (1874-1948) была организована Вольная академия духовной культуры (ВАДК), где велись курсы по истории мировой культуры, читались лекции на философско-исторические и философско-религиозные темы. В ее деятельности принимали участие многие выдающиеся мыслители и ученые (Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, М. О. Гершензон, В. Н. Муравьев, Г. Г. Шпет и др.).
По итогам прочитанных докладов и лекционных курсов создавались научные и философские работы. Одним из членов этой академии, Валерианом Николаевичем Муравьевым (1885-1930/1932), была разработана и уже после расформирования ВАДК опубликована оригинальная концепция культуры как овладения временем («Овладение временем как основная задача организации труда», 1924). По мнению этого мыслителя, Культура противостоит Хроносу, кристаллизует энергию творчества, обладает негэнтропийной функцией, аккумулируя, организуя и сберегая все ценное, что творит человеческий дух. Культура есть результат созидания времени, поскольку каждый акт, меняющий мир, есть такое созидание. Развивая идеи Н. В. Бугаева (отца Андрея Белого) и Н. Ф. Федорова, В. Н. Муравьев доказывал, что в культуре прошлое не исчезает, а накапливается, его культурное содержание и потенциальная энергия постоянно увеличиваются. «Овладение временем есть основная задача организации труда», - утверждал мыслитель. В недалеком будущем, как предвидел В. Н. Муравьев, практико-прикладная задача науки о культуре будет состоять в умении использовать и актуализировать эти громадные потенциалы культурного наследия прошлых эпох, как ныне добываются и используются природные ресурсы (нефть, газ и т. д.).
Осенью 1922 г. Н. А. Бердяев по личному указанию В. Л. Ленина был выслан из Советской России, Академия духовной культуры прекратила свою деятельность. Так был пресечен один из возможных путей формирования культурологического образования и культур-философских исследований в нашей стране.
Российская академия истории материальной культуры. В Петрограде на базе существовавшей с 1859 г. Императорской Археологической комиссии 18 апреля 1919 г. усилиями Н. Я. Марра, Б. В. Фармаковского, А. А. Спицына и М. И. Ростовцева была основана Российская академия истории материальной культуры (РАИМК, с 1926 г. - ГАИМК). При этом в центре внимания представителей академии оказывалась вся история мировой культуры, во всех ее проявлениях и формах, всех эпох, всех регионов и народов мира. Это был одновременно и революционный, и глобальный по своему масштабу научно-исследовательский проект: впервые в мире создавалась целая академия, объединяющая представителей самых различных областей знания вокруг целенаправленного и систематического изучения истории мировой культуры. Именно такая изначально широкая постановка исследовательской деятельности способствовала тому, что этому учреждению было суждено стать первоначальным центром изучения не только историко-культурной проблематики, но и интенсивного обсуждения самих теоретико-методологических основ изучения культуры, т. е. той сферы, которую сейчас связывают с культурологией. Поэтому Академию истории материальной культуры можно считать, образно говоря, «колыбелью» культурологии, «инкубатором» интеллектуальных и научно-организационных предпосылок к ее формированию в нашей стране [7]. Академия стала мощным научно-исследовательским и научно-образовательным центром изучения мировой культуры, не имевшим прецедентов в России, а по своим целям и масштабам многократно превосходила редкие зарубежные аналоги, в том числе Königlich-Sächsisches Institut für Kultur-und Universalgeschichte (Королевский Саксонский институт культурной и всеобщей истории), созданный Карлом Лампрехтом в 1909 г. в Лейпциге.
Одним из важных достижений акад. Н. Я. Марра (1864-1934) была постановка вопроса о необходимости изучения генетики культуры. Странно, но именно это наиболее плодотворное направление его научных поисков как раз и оказалось совершенно забыто и не рассматривалось ни одним из исследователей, изучавших его наследие. Благодаря усилиям Н. Я. Марра в 1926 г. в Ленинграде в составе ГАИМК была создана специальная секция генетики культуры, занимавшая центральное теоретико-методологическое положение в структуре всей Академии. И хотя это первое в мире специализированное учреждение по изучению генетики культуры просуществовало всего четыре с небольшим года (с 1926 по 1929 гг.), но за это время его сотрудникам удалось
сделать необычайно много, а главное -было задано само направление дальнейших культурологических поисков на десятилетия вперед [7, с. 13-14; 8, с. 31-32; 9].
Параллельные «точки роста». Во второй половине 1920-х - начале 1930-х гг. в Москве зарождалась культурно-историческая школа психологии (Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев и др.). Намечалось установление научного взаимодействия между Н. Я. Марром и Л. С. Выготским. В сотрудничестве с Н. Я. Марром был заинтересован и известный режиссер С. М. Эйзенштейн, друживший с Л. С. Выготским и А. Р. Лурией. Эйзенштейн давно интересовался проблемой влияния искусства на подсознание человека, вопросами происхождения языка. Имел он и склонность к теоретическим рефлексиям в области художественной практики и изучения истории культуры. Вместе они составили своеобразный интеллектуальный альянс, создав творческую и научно-исследовательскую Лабораторию по изучению генетики культуры, роли искусства (в частности киноискусства) в настройке сознания и умонастроения людей, а также мотивирующих, мобилизующих и программирующих функций культуры, способов и механизмов человеческого восприятия, изучению древнего «пралогического сознания» и его влияния на кино и сознание масс (так мне рассказывал акад. Вяч. Вс. Иванов). Однако сначала командировка С. М. Эйзенштейна в Мексику, затем смерть Н. Я. Марра и Л. С. Выготского в 1934 г., а также общая атмосфера тех лет прервали это беспрецедентное и многообещающее направление совместных междисциплинарных исследований культуры на стыке с художественной практикой в области киноискусства.
Нараставшая догматизация отечественной науки в значительной мере прервала или приостановила развитие почти всех направлений культурологических исследований в нашей стране. Через несколько лет после смерти Марра, в 1937 г. Академия истории материальной культуры была ликвидирована как самостоятельная организация и была преобразована в узкоотраслевой (археологический) институт в составе Академии наук СССР (ИИМК).
Определение предпосылок к формированию культурологии в нашей стране будет неполным без рассмотрения влияния марксизма на теоретическую мысль о культуре и упоминания посвященных проблемам культуры работ марксистски ориентированных авторов. Одной из наиболее интересных и перспективных в этом отношении выступала новаторская тектологическая концеп-
ция культуры, выдвинутая и обоснованная А. А. Богдановым (1873-1928). Исследователь исходил из представления, что культура выступает «высшим способом организации». Продолжая и развивая энергетический подход С. А. Подолинского и В. Ф. Оствальда, он считал, что Культура выполняет в мироздании негэнтропийную роль и противостоит Хаосу. Благодаря осуществлению упорядочивающей, организующей функции культуры достигается требуемая для существования любого общества интеграция, консолидация, сплоченность человеческого коллектива, целенаправленность и координация усилий его членов. Воспитанию, т. е. овладению культурой, Богданов придавал решающее значение в формировании ансамбля новых социально ориентированных человеческих качеств, конституирующих «нового человека», в обновляемом жизне-строительстве и в итоге - в создании нового общества светлого будущего.
К началу 1900-х гг. использование понятия «культура» уже было широко распространено, оно стало одной из главных категорий для изучения всей общественной реальности. Познание и осмысление культуры, разработка методов ее изучения, создание теоретических концепций, само формирование культурологического дискурса имели в нашей стране сложный, полигенетический, гетерогенный, нелинейный и неравномерный характер. В первой четверти XX в. во всех областях культурознания российскими учеными были аккумулированы громадный фактографический материал, многообразные способы его изучения, концептуализации, целеориентации и т. д. К этому времени отечественные исследования культуры в теоретическом отношении представляли чрезвычайно пеструю картину. Стихийные процессы самоорганизации различных интеллектуальных кружков и сообществ, специализировавшихся в области теории и истории культуры, их организационная и теоретическая разобщенность, приводили к попыткам консолидировать все эти разнонаправленные усилия и перевести их в новое концептуальное и институциональное качество. В процессах самоорганизации интеллектуального пространства отечественного культурознания спонтанное устремление к намечавшемуся аттрактору проистекало из самых разных источников, импульсировалось инициативами различных исследователей-энтузиастов и определялось сложным сочетанием внешних и внутренних факторов.
Концептуальные предпосылки к появлению культурологии складывались в самых различных уголках отечественной культуры.
Их следует искать не только в рамках собственно социальных и гуманитарных наук или философии, но и в русском искусстве как особом способе миропознания, а также в рамках естествознания и даже инженерно-технической мысли. Характерное для российской ментальности стремление к целостности, панорамности, полифоничности создавало важную когнитивную предпосылку к осознанию необходимости преодоления хаоса разрозненных и противоречивых знаний о культуре, кристаллизации идеалов особой науки о логосе культуры. Ее появление подготавливалось и предчувствовалось на протяжении всего предшествовавшего периода развития отечественных изысканий в области постижения мира культуры.
Все это в совокупности дает основания считать, что в первые десятилетия XX в. в интеллектуальном пространстве российских исследований культуры сложились необходимые внутринаучные предпосылки для диалектического перехода от количества к новому качеству - появлению культурологии. Однако внешние по отношению к логике научного роста обстоятельства позволили осуществиться этому прорыву в нашей стране лишь в 1960-х гг. [4].
Список литературы
1. Сугай Л. А. Культура и культурология - термины и понятия (русский, славянский и общеевропейский контекст). Banska Bystrica: Belianum, 2019. 182 c.
2. Солонин Ю. Н. Линии развития культурологии как ветви естествознания // Дианова В. М., Солонин Ю. Н. История культурологии. 3-е изд., испр. и доп. Москва: Юрайт, 2017. С. 196-209.
3. Солонин Ю. Н., Тишкина А. Г. Богораз-Тан и проблема естественнонаучной трактовки культуры // Страницы истории: сб. науч. ст. / отв. ред. Р. Ш. Гане-лин; сост. А. С. Крымская. Санкт-Петербург: Изд. дом СПбГУ, 2008. С. 225-240.
4. Бондарев А. В. Третье рождение культурологии: Вклад Э. С. Маркаряна в разработку культурологической теории культуры // Маркарян Э. С. Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи / отв. ред. и сост. А. В. Бондарев. Москва; Санкт-Петербург, 2014. С. 563-625.
5. Белоус В. Г. Вольфила [Петроградская Вольная Философская Ассоциация]: 1919-1924. Москва, 2005. Кн. 1-2.
6. Бондарев А. В., Кошемчук Т. А. Историко-культурологическая концепция Андрея Белого и проблемы ее современного осмысления // Культура и образование. 2021. № 2 (41). С. 96-112.
7. Бондарев А. В. Отечественная культурогенети-ка: истоки, развитие и современное состояние (вместо предисловия) // Культурогенез и культурное наследие / науч. ред. и сост. А. В. Бондарев. Москва; Санкт-
Петербург, 2014. С. 7-28.
8. Бондарев А. В. Вклад Э. С. Маркаряна в становление отечественных культурогенетических исследований // Культурогенез и культурное наследие / науч. ред. и сост. А. В. Бондарев. Москва; Санкт-Петербург, 2014. С. 31-55.
9. Бондарев А. В. Неизвестная страница истории отечественных культурогенетических исследований: секция по генетике культуры ГАИМК (1926-1929 гг.) // Культурогенез и культурное наследие: сб. науч. тр. Санкт-Петербург: Астерион, 2009. С. 22-27.
References
1. Sugai L. A. Culture and cultural studies - terms and concepts (Russian, Slavic and pan-European context). Banska Bystrica: Belianum, 2019. 182 (in Russ.).
2. Solonin Yu. N. Lines of development of cultural studies as a branch of natural science. Dianova V. M., Solonin Yu. N. History of cultural studies. 3rd ed., rev. and add. Moscow: Yurayt, 2017. 196-209 (in Russ.).
3. Solonin Yu. N., Tishkina A. G. Bogoraz-Tan and the problem of natural science interpretation of culture. Pages of history: coll. of sci. art. / resp. ed. R. Sh. Ganelin; comp. A. S. Krymskaya. Saint-Petersburg: Publ. house Saint-Petersburg State Univ., 2008. 225-240 (in Russ.).
4. Bondarev A. V. The third birth of cultural studies: E. S. Markaryan's contribution to the development of the cultural theory of culture. Markaryan E. S. Selected. The science of culture and the imperatives of the era / resp. ed. and comp. A. V. Bondarev. Moscow; Saint-Petersburg, 2014. 563-625 (in Russ.).
5. Belous V. G. Volfila [Petrograd Free Philosophical Association]: 1919-1924. Moscow, 2005. Bk. 1-2 (in Russ.).
6. Bondarev A. V., Koshemchuk T. A. Historical and cultural concept of Andrei Bely and the problems of its modern understanding. Culture and Education. 2021. 2 (41), 96-112 (in Russ.).
7. Bondarev A. V. Domestic cultural genetics: origins, development and current state (instead of a preface). Culturogenesis and cultural heritage / sci. ed. and comp. A. V. Bondarev. Moscow; Saint-Petersburg, 2014. 7-28 (in Russ.).
8. Bondarev A. V. Contribution of E. S. Markaryan to the formation of domestic cultural genetic research. Culturogenesis and cultural heritage / sci. ed. and comp. A. V. Bondarev. Moscow; Saint-Petersburg, 2014. 31-55 (in Russ.).
9. Bondarev A. V. An unknown page in the history of domestic cultural genetic research: section on the genetics of culture of the State Institute of Culture and Cu ltu re (1926-1929). Culturogenesis and cultural heritage: coll. of sci. art. Saint-Petersburg: Asterion, 2009. 22-27 (in Russ.).
