CC BY
23Дмитриев А.В., Пядухов ГА.
ИНТЕГРАЦИОННЫЙ И ДЕЗИНТЕГРАЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ПРАКТИК ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СОЦИУМА И МИГРАНТОВ
Хрупкое равновесие интеграционных и дезинтеграционных факторов в общественной жизни своеобразно проявляется в практике взаимодействия российского социума с трудовыми мигрантами, волны которой периодически прокатываются по стране. В условиях неопределенности, свойственной современному экономическому кризису, они формируют у мигрантов противоречивый образ страны пребывания и мотивируют (либо не мотивируют) стремление в последующем иммигрировать в Россию.
Исследование общих и особенных черт этого процесса является актуальной задачей [1]. В настоящей статье1 обозначены некоторые исследовательские подходы. Внимание сосредоточено на практиках, используемых узким кругом социальных институтов и групп, чаще всего взаимодействующих с самой многочисленной категорией — временными трудовыми мигрантами, работающими по найму у российских работодателей.
В отличие от многих исследователей, оптимистично оценивающих внешнюю трудовую миграцию в Россию как выгодную и объективно прогрессивную, безотносительно к ее форме и содержанию, мы придерживаемся иной позиции. Считаем, что выгоды не должны оправдывать качество внешней трудовой миграции, в котором она предстает уже почти два десятилетия и выступает, сколь ни грустно об этом говорить, вынужденной и примитивной формой жизни миллионов людей, на которую их обрекли правящие режимы стран происхождения. Такая миграция имеет мало общего с правом человека на свободу передвижения и выбора, труд и его достойную оплату, защиту от произвола и беззакония. Для основной массы мигрантов примитивность бытия усиливается архаичными, неправовыми практиками, погружением в трудовые отношения, свойственные давно минувшим эпохам. Драматизм положения в том, что при господствующих на постсоветском пространстве моделях социально-экономического развития иная форма трудовой миграции вряд ли могла быть. Ее качества, вмонтированные в социокультурную повседневность российского социума, мотивируют преимущественно дезинтеграционные, а не интеграционные практики, порождаемые взаимодействием ряда факторов.
1 Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, грант № 09-06-00241.
Во-первых, подобные практики формируют «теневой» контекст модели рыночной модернизации страны, в рамках которого развивается система незаконного предпринимательства влиятельных чиновников, коррупция и разветвленная «теневая» экономика, нуждающаяся в первоочередном притоке дешевой и бесправной иностранной рабочей силы.
Во-вторых, отсутствие ценностей, способных объединить общество на конструктивной основе, деформации переслаивающейся социально-классовой структуры, нарастающие имущественные, властные, статусные различия и неравенство разных социальных групп создают риск развития перманентной напряженности и конфликтных ситуаций в межличностных, межгрупповых, межэтнических отношениях, в том числе с трудовыми мигрантами [2].
В-третьих, в переходном российском обществе контрастно проявляется фундаментальная закономерность — общественная форма производства общественного человека, т. е., говоря словами К. Маркса, производства человека как совокупности общественных отношений, социального существа. Основные институты этой формы (прежде всего государство, отношения собственности, семья) производят нередко «квазиобщественного человека», в сознании которого доминируют ценности, создающие предпосылки не интеграции, а дезинтеграции — крайности индивидуализма, экзальтированную этническую идентичность и культ наживы.
Каждый из отмеченных факторов в большей или меньшей степени проявляется в повседневной жизни региональных социумов, а их переплетение исподволь создает риск дальнейшей деструкции общего социокультурного фона, в котором отчетливо просматриваются две тенденции. Первая отражает неявное, но все более ощутимое влияние практик, ориентированных на формирование культурно однородных, этнически гомогенных пространств, отторгающих либо настороженно относящихся к инокультурным ценностям и к их носителям [3]. Вторая тенденция свидетельствует об устойчивом стремлении неквалифицированных и низкоквалифицированных мигрантов приезжать для работы в Россию, несмотря на выраженные риски их пребывания в стране. Общий социокультурный фон подталкивает институализацию «теневых» социальных практик, инициаторами которых выступают социальные группы, заинтересованные в стабильных неформальных образцах взаимодействия с трудовыми мигрантами. Цель таких образцов — создание условий, способствующих извлечению максимальной финансовой и иной выгоды из «теневых» практик (дискриминация, принудительный труд, обман, нелегальный статус, изоляция, формы работы, сходные с торговлей людьми, и др.). Заинтересованные группы представлены
в основном работодателями, посредниками, чиновниками. С разной степенью интенсивности они управляют впечатлениями принимающего социума, конструируют и распространяют заданные смыслы, проводят организационную работу, лоббируют свои интересы в органах власти.
Практики работодателей во многом освящены идеологией экономических преобразований, создавшей культ «сильного» предпринимателя-частника, не обремененного правом, моралью и социальной ответственностью. Интересам работодателей подчинена и миграционная политика государства в сфере внешней трудовой миграции. Практически беспрепятственный приток иностранных работников из стран безвизового въезда в Россию предоставил работодателям возможность легкого выбора между дешевой иностранной рабочей силой и местными работниками. Нетрудно предвидеть, кому они отдают предпочтение. Работодатели блестяще овладели технологиями создания виртуального дефицита кадров и легко игнорируют требования законодательства о первоочередном трудоустройстве россиян.
Просчеты миграционной политики создают широкие возможности выстраивания противоправных практик. Едва ли не половина работодателей по-прежнему выступают инициаторами нелегальной трудовой миграции в страну, применяя для этого различные методы. Один из них — предложение иностранным гражданам, получившим в миграционной службе разрешение на работу, трудоустраиваться без оформления трудового договора либо по фиктивному договору. При найме на работу почти в каждом втором случае работодатели не направляют соответствующих уведомлений в уполномоченный орган, т. е. превращают мигранта в нелегала.
Уверенное поведение работодателей мотивирует мощная система смысловых прикрытий в средствах массовой информации, внедряющих в общественное сознание утверждение о том, что работодатели используют иностранных работников в интересах общества и государства. Возможно, это применительно к некоторым юридическим и физическим лицам, привлекающим мигрантов на законной основе. Однако к тем, кто привлекает нелегалов (а таковых большинство), подобные утверждения, мягко говоря, некорректны. Интенсивно обосновывается в СМИ тезис об отсутствии у работодателей возможности платить достойную заработную плату за соответствующий труд мигрантам и российским гражданам по стандартам, хотя бы отдаленно напоминающим западноевропейские. Организаторов информационных кампаний не смущает, что в подобной атмосфере высока вероятность распространения российской разновидности «дифференцирующего расизма» [4], стремящегося создать иррацио-
нальную жизненную среду и загнать свои жертвы (будь то мигранты или российские работники) в положение низшей, презираемой касты.
Наемные работники это осознают. При всей добровольной зависимости от работодателя и внешней сдержанности они остаются критически мыслящими людьми, которые видят и чувствуют предел эксплуатации работодателем, за которым не только могут потерять себя как личность, но и здоровье, быть лишенными сколько-нибудь достойного денежного вознаграждения. Осознание этого предела определяет потенциальную готовность к самым крайним формам защиты своих прав и к конфликтам. В подобной обстановке мигранты, естественно, не будут питать уважения и теплых чувств к российскому работодателю, а порой и к России в целом, ассоциируя с ней пережитые лишения.
Риски такого поворота событий многократно возрастают на фоне неурегулированности правом трудовых отношений между работодателями и мигрантами. Многие нормы законодательства, призванные регулировать эти отношения, распылены по различным правовым актам и отраслям, часть из них устарела. В Трудовом кодексе РФ их попросту нет. Поэтому представляется обоснованным предложение ученых Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ о принятии отдельного федерального закона, предметом которого будет являться исключительно правовое регулирование привлечения и использования иностранной рабочей силы на территории России как самостоятельной категории мигрантов. Не менее важной задачей является принятие антидемпингового законодательства, которое во многом ограничило бы произвол работодателей в вопросах оплаты труда и трудоустройства иностранных работников и граждан России. Однако этот вопрос «топится» на разных уровнях. А необходимость реальных шагов по закреплению в нормативных актах правовых механизмов, мотивирующих такое экономическое поведение работодателей, которое минимизировало бы риск применения ими неправовых практик, превращало их в нецелесообразные, остро назрела.
«Теневое» посредничество. «Теневая» посредническая деятельность [5] в миграционной сфере служит частным выражением едва ли не тотального присутствия неформальных рынков услуг во всех сферах жизнедеятельности российского социума, создающих особый контекст пренебрежения правовыми практиками [6]. Подобные услуги выступают одной из форм экономических клеточек развивающегося буржуазного общества в России. Возникновение посредничества неслучайно. Социально-экономическая природа внешней трудовой миграции неизбежно формирует «теневые» рынки услуг там, где государство упускает необходимость законодательно отрегулировать и легализовать данное явление. Россия не
является исключением. Еще в 90-х гг. минувшего столетия это, казалось бы, сугубо обезличенное социально-экономическое требование стало быстро перевоплощаться в образы деловых посредников, бросившихся удовлетворять назревшую потребность за реальную плату и создавших из этого доходный бизнес.
Сегодня посредничество превратилось в особую реальность, имеющую развитую «теневую» инфраструктуру, свои сети и многообразные практики взаимодействия с мигрантами в России и в странах их происхождения. По оценке К. Ромодановского, стоимость рынка услуг мигрантам превышает 30 млрд руб., что создает благоприятные условия для формирования коррупционных структур, в которые вовлечены посредники и сотрудники ФМС [7]. Заметим, что государственные услуги территориальных управлений ФМС России не имеют отношения к рынку и являются для легальных мигрантов услугами уполномоченного органа исполнительной власти, за которые взимается фиксированный размер госпошлины. Парадокс в том, что получение мигрантами услуг происходит зачастую не напрямую, а через посредников, создавших «теневой» платный «барьер доступа» к получению услуг и действующих, как правило, под патронатом коррумпированной части сотрудников территориальных УФМС [8]. На засилье всякого рода посреднических коммерческих структур вокруг УФМС в регионах неоднократно указывали и руководители ФМС России.
В подобных условиях создается риск превращения отдельных структурных подразделений территориальных управлений в «теневого» монополиста на рынке миграционных услуг. Предпосылки для этого — спрос на подобные услуги и готовность отреагировать на него части чиновников. Такая готовность в условиях рыночной стихии становится негласной нормой, побуждающей чиновника периодически превращать свои служебные обязанности в товар-услугу — с целью реализации на «теневом» рынке и извлечения личной выгоды. Может ли подобная атмосфера вызывать позитивные эмоции у трудящихся-мигрантов? Отрицательный ответ очевиден. Субъекты посредничества неоднородны и присутствуют в разных организациях — коммерческих, некоммерческих, действующих в рамках диаспор и не связанных с ними. Они представлены чаще всего неформальными группами посредников, работающими самостоятельно или во взаимодействии с указанными выше организациями. Не составляют исключения и унитарные предприятия, учрежденные государством, где часть сотрудников вовлечена в подобную деятельность.
Повсеместная распространенность «теневого» посредничества позволяет определить его как неформальный институт, представляющий собой совокупность ролей и статусов, предназначенных для извлечения
выгоды в процессе оказания услуг субъектам миграционных отношений. Данный институт выступает альтернативой системе государственных услуг мигрантам, является результатом организационного творчества социальных групп, занятых оказанием незаконных платных услуг по вербовке, приглашению, транспортировке, размещению, трудоустройству нелегальных и легальных мигрантов, выполнению различных формальностей, связанных с документами, возвращением в страну происхождения.
Посредники используют многообразие взаимнодополняемых неформальных, неправовых, а порой и правовых практик, обслуживающих специфические «производственные отношения» с клиентами в субъектах РФ и в странах происхождения мигрантов. Делаются неоднократные попытки легализовать эту деятельность, использовать нормы действующего миграционного законодательства, несмотря на то что в стране нет нормативных правовых актов, регулирующих деятельность коммерческих и некоммерческих организаций по привлечению и трудоустройству иностранных граждан. Данный вопрос активно лоббируется в органах власти.
Эффективность работы обеспечивается сетевым принципом организации «теневых» посредников. Прослеживаются следующие тенденции: негласная координация работы с лицами, институтами, регулирующими основные потоки трудовой миграции в субъектах РФ; формирование сквозных линий неформальной инфраструктуры сетей, охватывающих отдельные регионы в РФ и в странах происхождения мигрантов; закрытие доступа посторонним на рынок миграционных услуг.
Функционирует две разновидности посреднических сетей — организованные по этническому признаку и полиэтничные сети. «Теневые» практики создают условия, при которых отдельные организации, группы посредников обретают признаки организованных преступных сообществ.
Диаспоры и посредники. Повышенное внимание обращает на себя посредническая деятельность организаций, действующих в рамках диаспор. Подобными организациями, по разным оценкам, обеспечивается приток и обслуживание от 50 до 90 % общей численности трудовых мигрантов в различных субъектах РФ. Лидеры диаспор, как правило, тщательно скрывают свой бизнес либо облагораживают его заверениями о бескорыстной помощи соотечественникам. Проблема эта практически не изучена [9], тогда как в целом вопрос о развитии диаспор в России давно является объектом содержательного дискурса [10].
В субъектах РФ только часть диаспор связана с трудовой миграцией. Посредничеством занимаются группы инициативных людей, для которых
такая деятельность является доходным бизнесом и новой сферой приложения сил, дополняющей традиционные для диаспор ниши занятости. Подобная деятельность не является чем-то порочащим диаспоры, она вполне естественна в условиях рыночной стихии, вовлекающей в свою сферу граждан России безотносительно к их национальной принадлежности.
В деятельности посреднических организаций, действующих в рамках диаспор, переплетаются различные практики оказания услуг мигрантам — от бескорыстной взаимопомощи, сочувственной поддержки, взимания минимальной платы с соотечественников до преобладания хладнокровных рыночных взаиморасчетов, приносящих посредникам прибыль, а порой и до практик, сходных с долговой кабалой и торговлей людьми. Влияние таких организаций на характер взаимодействия принимающих обществ с мигрантами зависит во многом от их роли в реализации политики привлечения и использования иностранных работников, а также в конструировании миграционных смыслов в принимающем социуме, стандартов восприятия и отношений местного населения к отдельным этническим группам мигрантов.
На первый взгляд, данная роль более чем скромна. Однако в реальности она значима и формируется под воздействием заинтересованности местных работодателей и чиновников привлекать дешевую иностранную рабочую силу при помощи внутренних ресурсов диаспор, их связей со странами происхождения мигрантов. Откликаясь на такой запрос, лидеры диаспоральных организаций его активно инициируют. Во многих регионах Приволжского, Южного, Северо-Кавказского федеральных округов в рамках диаспор действуют организации либо группы посредников, координаторы которых имеют устойчивые связи с регионами в странах происхождения мигрантов — в Армении, Азербайджане, Таджикистане, Узбекистане, Киргизии [11]. Особняком стоят закрытые сети китайских и вьетнамских посредников.
Диаспоры и социальные сети субъектов трудовой миграции. Связи посредников в странах происхождения мигрантов разнообразны, чаще всего ориентированы на лидеров региональных кланов, их ближайшее окружение, на родственников и земляков, оказывающих содействие в трудовой миграции в Россию тем, кто решается на такой шаг. Подобные связи дополняют и развивают многовариантные формы сложившихся социальных сетей субъектов трудовой миграции, охватывающих соответствующие этнорегиональные группы в стране происхождения и пребывания мигрантов [12]. Объединяя людей, как правило, имеющих общее этническое происхождение, и, будучи в силу этого преимущественно мононациональной, подобная сеть не является некой застывшей организационной формой. Она
представляет собою воспроизводящиеся при необходимости взаимодействия и взаимосвязи между заинтересованными лицами по поводу достижения значимых для них целей. Эти связи, взаимное доверие, сплоченность, коллективные верования превращаются в социальный капитал и используются как деликатный и эффективный ресурс достижения целей. Используется этот ресурс и некоторыми странами происхождения мигрантов, рассматривающими внешнюю трудовую миграцию своих граждан в качестве важного инструмента решения внутренних социально-экономических проблем и притока валютных поступлений [13].
В функционировании сетей проявляются и социокультурные особенности потоков трудовой миграции, их этнорегиональные оттенки и связи с диаспорами либо небольшими группами соотечественников в стране пребывания. Доминирующей является информационно-коммуникативная функция сетей, направленная на оказание доступной помощи соотечественникам на всех этапах трудовой миграции в Россию, особенно в период подготовки к первой поездке в РФ. Участники сетей, как правило, не ставят целью извлечение материальной выгоды от помощи родственникам, близким знакомым. Зачастую они собирают деньги для беспроцентной ссуды выезжающему, который возвращает полученную сумму, вернувшись из поездки, и уже сам оказывает такую же финансовую поддержку близким людям. Разнообразную поддержку оказывают и заинтересованные группы в диаспорах в России (авансирование денежных сумм, организационная поддержка, трудоустройство, защита прав и т. д.). Подобные формы взаимопомощи свойственны многим народам Центральной Азии, Кавказа, распространены в странах Азиатско-Тихоокеанского региона [14].
Сети субъектов трудовой миграции, выстроенные по этнорегиональ-ному признаку, неразрывно связаны с социальными сетями диаспор, создающими возможности использования ресурсов лиц «своего региона», занимающих разные статусы. Среди них немало влиятельных фигур, использующих, если это соответствует их интересам, потенциал связей для содействия соотечественникам в преодолении внутренних границ в местном сообществе, т. е. действующих в нем запретов и ограничений для иностранцев. Практикуется система личных рекомендаций, надежные каналы транспортировки мигрантов, размещения, трудоустройства. Участники социальных сетей все чаще используют современные средства передачи информации (мобильная связь, Интернет) и в каком-то смысле обретают черты виртуальных сетей.
Вместе с тем не стоит идеализировать возможности подобных сетей и приписывать им несвойственные функции. Рыночные отношения вносят
свои коррективы в определение границ и пределов деятельности этого неформального института. Диаспоральные посреднические организации, выступая в роли узловых точек сетей в субъектах РФ, успешно используют их возможности для извлечения прибыли при оказании платных услуг за содействие в постановке на миграционный учет, получении разрешения на работу, медицинской справки, при оформлении документов для получения разрешения на временное проживание или гражданства Российской Федерации. Оговариваются и формы компенсации за трудоустройство. В каждом конкретном случае многое зависит от того, кто ходатайствует за мигранта и по поводу каких услуг.
Рынок, мигранты, диаспоры. Рыночная составляющая сближает посреднические организации, действующие в рамках диаспор, с обычными формальными и неформальными организациями посредников, не связанными с диаспорами и преследующими одну и ту же цель — извлечение доходов на рынке миграционных услуг. Впрочем, есть одна отличительная черта — более высокая степень доверительных отношений лидеров диаспоральных организаций с сотрудниками территориальных управлений УФМС, вовлеченных в «теневое» посредничество и всячески обосновывающих содействие этим организациям в качестве способа контроля за работой диаспор с мигрантами. Для такой ссылки имеются и формальные основания: лидеры диаспоральных организаций являются членами общественно-консультативных советов при территориальных управлениях ФМС России. На заседаниях советов они получают подробную информацию о миграционной ситуации в регионе, обсуждают назревшие проблемы, в том числе борьбу с нелегальной миграцией и «теневым» посредничеством [15]. Вошли в практику участие (совместно с работодателями) в расширенных совещаниях у руководителей территориальных УФМС, заседаниях межведомственных комиссий по вопросам привлечения и использования иностранных работников.
Доверительные отношения позволяют лидерам детально обсуждать с заинтересованными лицами способы привлечения мигрантов, их количество, профессиональную специализацию, привязку к работодателям, сроки пребывания, условия труда и др. Почему же при столь благоприятном общем фоне лидеры диаспор не в должной мере противодействуют произволу, которому подвергаются мигранты-соотечественники у работодателей? Разве они не осознают, что условия труда мигрантов, как и российских граждан, работающих по найму, порой напоминают атмосферу социального дна?
Рыночные отношения актуализируют еще один аспект, обусловленный конкурентной борьбой в миграционной сфере. Все явственнее просматри-
вается явление, которое наводит на мысль о распространении практик, формирующих своеобразную разновидность монополистической деятельности в трудовой миграции. Проявляются эти практики двояко. С одной стороны, посреднические организации, действующие в рамках диаспор, обладают, казалось бы, вполне естественной монополией на содействие притоку трудовых мигрантов-соотечественников в субъекты РФ. Оно совпадает и со стремлением мигрантов заручиться поддержкой диаспоры в России. Поэтому закономерно, что организации азербайджанской диаспоры фактически монопольно содействуют привлечению мигрантов из Азербайджана, китайской диаспоры — мигрантов из Китая, таджикской — из Таджикистана. Вполне естественно и приглашение соотечественников по этнорегиональному вектору.
Но если бы дело ограничивалось только этим! Проблемы нарастают по мере абсолютизации монополии «на своих» и превращения ее в инструмент отчуждения, противопоставления «другим». Подобная установка во многом является побочным продуктом идеологических конструкций и политико-экономической практики постсоветского периода не только в России, но и в других новых независимых государствах. В силу сложившихся обстоятельств население бывшего СССР за короткий срок было промаркировано на «своих» и «чужих», на граждан и не-граждан, диаспоры и не-диаспоры, на этнически идентифицированных и не таковых...
С другой стороны, диаспоральные посреднические организации в конкурентной борьбе с посредниками, действующими вне диаспор, стремятся монополизировать и право оказания мигрантам-соотечественникам платных услуг по оформлению разрешительных документов в территориальных управлениях ФМС России [16]. Доходы от подобных услуг значительны и формируются за счет разницы между размером госпошлин и расценками посредников. Как правило, территориальные органы ФМС России отдают предпочтение посредникам от диаспор, за исключением случаев, когда они могут выступать конкурентами государственных унитарных предприятий, на коммерческой основе оказывающих услуги иностранным гражданам.
Подчеркнем, что право на монополию тщательно оберегается и сопряжено с весомыми преимуществами. Одно из них — осознание значимости работы и вклада диаспоры в решение экономических проблем региона, поддержка влиятельных фигур в органах власти, расширение связей лидеров диаспоры и повышение статуса не только в регионе, но и в стране происхождения мигрантов. В свою очередь это позволяет лидерам успешнее решать актуальные для диаспор проблемы и новые задачи привлечения, трудоустройства и сплочения соотечественников.
Относительно сплочения следует сделать оговорку. Трансформационные процессы меняют жизнь российского социума и внутреннюю жизнь диаспор. Это происходит вне зависимости от того, с какой диаспорой идентифицирует себя часть граждан России, и в равной мере относится ко всем этнорегиональным разновидностям азербайджанских, армянских, киргизских, таджикских, узбекских или других кланов, представленных в диаспорах. Социальная дифференциация, стихия рынка, эволюция ценностей, изменения внешней среды побуждают лидеров диаспор искать новые формы адаптации, максимально использовать внутренние ресурсы и, следует особо подчеркнуть, связи с исторической родиной для повышения эффективности традиционных институтов, сплоченности на основе коллективных верований. Диаспоры всячески стремятся «осуществлять через "свои" страны первичную операцию воспроизводства идентичности в ее этнически родственном варианте» [17]. В какой-то мере этим, возможно, обусловлен своеобразный ренессанс примордиальных ценностей в диаспоральной жизни.
Данный процесс едва ли не повсеместно сопровождается идеализацией традиций самоуправления и самоорганизации, что в условиях резкого имущественного расслоения и неравенства, правового нигилизма оборачивается нередко культом грубой силы и господством новых финансово-состоятельных групп, лиц в рамках диаспор. Сплочение в таких случаях несильно отличается от принуждения, даже если оно сопровождается практиками, апеллирующими к исторической памяти и самобытности, традициям взаимопомощи, к стремлению защитить «своих» от «чужих» и т. д.
Инструментом сплочения все чаще выступает актуализация этнической, религиозной идентичности, невольно отодвигающей на второй план общероссийскую гражданскую идентичность. Вовлечение в этот процесс трудящихся-мигрантов безотносительно к тому, насколько они ориентированы на временное или постоянное пребывание, может формировать у последних смещенную шкалу ценностей и создавать проблемы в повседневном взаимодействии с принимающим обществом. Вместе с диаспорой они будут сокрушаться по поводу судьбы «разделенного народа», тосковать по исторической родине и рассматривать Россию лишь как место добывания жизненных ресурсов (со всеми вытекающими из этого поведенческими пристрастиями). Подобные практики политизируют диаспоры, могут порождать импульсы идеологии этнонационализма, дезинтеграционных настроений и действий.
Привлекательность России. На наш взгляд, доминирующий в дискурсе скепсис по этому поводу преждевременен. Для предпринимателей
из стран Центральной Азии и Кавказа, а также диаспоральных сетей посредников в РФ, чей бизнес связан с трудовой миграцией, индекс миграционной привлекательности России будет устойчиво высоким до тех пор, пока будет приносить стабильный доход. Вряд ли обоснован и прогноз отдельных авторов по поводу того, что улучшение экономической ситуации, рост занятости в странах происхождения мигрантов, имеющих высокий удельный вес трудоизбыточного населения, существенно понизят привлекательность России. Зависимость не столь прямолинейна. Пример тому Азербайджан, показывающий стабильные темпы роста экономики, но столь же стабильно направляющий потоки мигрантов в Россию. На постсоветском пространстве действует общая закономерность: развивающийся капитализм, облаченный в ультрапатриотическую форму национального государства, повсюду ищет прибыль и направляет часть своих трудовых ресурсов туда, где они могут обернуться валютными поступлениями. Российский капитализм в свою очередь с удовольствием использует при первой же возможности иностранных, а не российских работников, получая значительную прибыль на разнице в оплате их труда.
Привлекательность России для мигрантов наглядно продемонстрировал даже такой непопулярный среди них шаг, как постановление Правительства РФ от 15.11.2006 г. № 683 «Об установлении на 2007 год допустимой доли иностранных работников, используемых хозяйствующими субъектами, осуществляющими деятельность в сфере розничной торговли на территории Российской Федерации». Это решение воспринималось многими в странах происхождения мигрантов и сочувствующими группами в России как выраженный дезинтеграционный шаг. Другой реакции сложно было ожидать, так как на практике реализация его положений оборачивалась стремлением не столько упорядочить присутствие мелких торговцев, сколько ограничить влияние крупного иностранного торгового капитала, получавшего быстрые деньги на розничных рынках и захватившего ряд ведущих позиций.
Несмотря на устрашающий резонанс принятых мер, ситуация на рынках мало изменилась. За короткий период состоятельные группы торговцев совместно с покровителями в России выработали новые стратегии адаптации, в том числе путем оформления разрешений на временное проживание либо обретения российского гражданства по упрощенной процедуре. Использовались законные и незаконные методы, подхлестнувшие рынок дорогостоящих «теневых» услуг по незаконной выдаче паспортов гражданина Российской Федерации и внесению заведомо ложных сведений в документы, с целью приобретения гражданства РФ [18]. В результате позиции на рынках были не только восстановлены, а в чем-то превышены.
По данным ФМС России, в 2006 г. в оптовой и розничной торговле, ремонте автотранспортных средств, мотоциклов, бытовых изделий и предметов было занято 270,9 тыс. иностранных работников (26,7 %), в 2008 г. — 384 тыс. (16 %), в 2009 г. — 408 тыс. (18,3 %) [19].
Налицо метаморфоза социальных последствий постановления № 683. Подтолкнув вначале дезинтеграционные практики, оно через некоторый промежуточный этап стало содействовать развитию пусть даже несколько странных, на первый взгляд, но интеграционных практик. Формально-правовым подтверждением стало увеличение численности мигрантов, получивших гражданство России.
Двойной бумеранг. В 1990-е гг. миллионы людей были изгнаны либо вынуждены покинуть постсоветские государства из-за угроз своей жизни, безопасности родных и близких, а также из-за разных форм политического, экономического, смыслового, физического насилия и дискриминации, отсутствия жизненной перспективы [20]. Подавляющее большинство перебрались в Россию, были разорены, кто-то потерял близких. Огромная масса людей получила глубокие психоэмоциональные травмы, которые, как известно, не обладают способностью быстро забываться. Более того, при определенных обстоятельствах в сознании людей воспроизводятся образы и события прошлого, негативные эмоции, персонифицированные с наиболее агрессивными представителями титульных этносов стран СНГ и вызывающие соответствующие реакции и установки. Тем не менее исследования показывают, что несмотря на сложности значительная часть вынужденных переселенцев и беженцев смогли адаптироваться в принимающем российском социуме. Другая часть была отброшена на социальные задворки, в нищету и безысходность, подверглась новым лишениям. Психика этих людей испытала двойное насилие. Но далеко не все из них бросились в крайности. Лишь для определенной части побудительным мотивом жизни стали ожесточение и жажда возмездия. Эта часть порой включается в фарватер экстремистских групп, для которых одним из объектов повышенного внимания, а порой и агрессии становятся те, кто даже по внешним признакам ассоциируется с титульным этносом страны исхода.
Можно предположить, что настроения и оценки беженцев и вынужденных переселенцев создают специфическое эмоционально-смысловое пространство и определенным образом влияют на общественное мнение, этностереотипы. Видимо, неслучайно, по данным опроса Левада-центра, проведенного в ноябре 2009 г. в 46 регионах страны, отрицательное отношение к мигрантам наблюдалось у 35 % опрошенных, у безработных — 54 %. Среди них 75 % поддерживали политику ограничения притока иностранных работников [21].
Очевидно, что для снижения деструктивных последствий отмеченного явления необходимо приложить определенные усилия. Важен, на наш взгляд, правдивый анализ причин вынужденной миграции из постсоветских государств. Если со стороны российских исследователей данная проблема изучается активно, то бросается в глаза, что в публикациях ученых стран Центральной Азии и Кавказа, специализирующихся на миграционной проблематике, данная тема не получает должного отражения. В лучшем случае они упоминают об этом в самой обобщенной, малоинформативной форме, как о незначительном явлении. Вне анализа остаются истинные причины драмы вынужденного переселения миллионов людей, причины массированного распространения явных и неявных практик агрессивного национализма и дискриминации по национальному признаку, распространенных в 90-е гг. Между тем честный взгляд на минувшие события позволил бы снять многие наслоения в понимании прошлого и опосредованно способствовал бы формированию более толерантной атмосферы в странах происхождения мигрантов и в России.
Перспектива. Соотношение интеграционного и дезинтеграционного потенциала практик взаимодействия с трудовыми мигрантами можно рассматривать с позиций позитивного, неопределенного и негативного сценариев. Они сосуществуют и взаимодействуют в разной форме: то предстают в роли господствующего сценария, то в качестве вероятной альтернативы, либо как возможность перехода к иным формам. В рамках доминирующего сценария, в зависимости от социально-экономической и политической ситуации развивается множество промежуточных, переходных вариантов: от примитивных, незаконных практик взаимодействия к более справедливым, правовым практикам — и наоборот.
Какой из сценариев будет господствующим в том или ином регионе, покажет время. Важно, что в обществе формируется потребность в адекватной миграционной политике государства, основанной на современном законодательстве и международных стандартах. Иначе сложно рассчитывать на повышение привлекательности России и на то, что трудовая миграция, прежде всего из постсоветских государств, обретет новое качество.
ЛИТЕРАТУРА. ПРИМЕЧАНИЯ
1. Отдельные аспекты проблемы отражены в работах В.Г. Гельбраса, Л.М. Дро-бижевой, В.И. Дятлова, Ж.А. Зайончковской, В.И. Мукомеля, Н.В. Мкртчяна, С.К. Олимовой, В.Н. Петрова, С.В. Рязанцева, Е.Ю. Садовской, Е.В. Тюрюкановой, Т.Н. Юдиной. А.С. Юнусова.
2. Выразительным подтверждением условий, формирующих социальную напряженность и конфликтные ситуации в российском обществе, служат следующие факты. В 2007 г. средний доход 10 % наиболее обеспеченных россиян в 17 раз превышал средний доход 10 % наименее обеспеченных граждан, а с учетом неофициальных доходов этот разрыв достигал 30 и более раз. По индексу человеческого развития Россия занимала в этот период 67-е место в мире. См.: Россия-2010: российские трансформации в контексте мирового развития. М.: Логос, 2010.
3. Опосредованным подтверждением тенденции служат опросы населения, проведенные Левада-центром, ВЦИОМ, свидетельствующие о высоких показателях отрицательного отношения к инокультурным группам трудовых мигрантов из постсоветских и других государств.
4. Вевьёрка М. Формирование различий // Социологические исследования. 2005. № 8(256). С. 16.
5. См. подробнее: Дмитриев А.В., Жуков В.И., Пядухов Г.А. Миграция: конфликт, безопасность, сотрудничество. М.: Изд-во РГСУ. 2009.
6. Важные методологически подходы к исследованию причин распространения неформальных, незаконных практик в российском социуме содержатся в статье: Заславскаяя Т.И., Шабанова М.А. Неправовые трудовые практики и социальные трансформации в России // Социологические исследования. 2002. № 6.
7. Государство поможет мигрантам за деньги: ФМС будет посредником между чиновниками, гастарбайтерами и их работодателями. // Новости ФМС России. 2009. 14 мая; fms.gov.ru
8. Сложно подсчитать, какой объем услуг приходится на «теневых» посредников. Если учесть, что значительная часть мигрантов пропускается через «теневой» платный «барьер доступа» к услугам, то этот объем будет весьма внушительным. Противовесом такому произволу могут служить только правовые практики. По словам В. Ильченко, помощника руководителя УФМС по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, на принципах частно-государственного партнерства в Санкт-Петербурге создан коммерческий Центр по работе с мигрантами. С января по июнь 2010 г. через центр прошли не менее 50 тыс. мигрантов, или около 70-80 % получивших разрешения на трудовую деятельность в территориальном управлении ФМС. См.: Итоги круглого стола 27 апреля 2010 г. «Российская миграционная политика в период демографического спада». Конгресс-Парк «Волынское» (Москва) / http://www.baromig.ru
9. Исключение составляют работы В.Г. Гельбраса о практиках китайских посредников. См.: Гельбрас В.Г. Китайские мигранты в Москве // Иммигранты в Москве. Институт Кеннана. М.: Три квадрата, 2009.
10. См. работы С.А.Арутюнова, М.А. Аствацатуровой, В.А. Тишкова, Ж.Т. То-щенко.
11. В последнее пятилетие активно заявили о себе сети посредников из Киргизии, не имеющие диаспор в большинстве субъектов РФ, но компенсирующие этот пробел активной организаторской работой и связями с местными органами власти. Разновидностью такой сети стал корпус общественных представителей Министерства труда, занятости и миграции Киргизской Республики в Российской Федерации. Основная задача представителей — рассмотрение обращений трудовых мигрантов, защита прав и интересов граждан Киргизии, оказание со-
действия в трудоустройстве. В 2009 г. в корпусе насчитывалось 37 представителей. Все они бывшие граждане Киргизстана, получившие российское гражданство, являются руководителями общественных организаций в РФ, имеют соответствующее удостоверение министерства, действуют во многих субъектах РФ. См.: Доклад о работе по выявлению на территории Российской Федерации организаций, участвующих в предоставлении мигрантам и работодателям информации в отношении миграционных правил и процедур, прав и обязанностей. М.: Фонд «Миграция XXI век», 2010.
12. Мы используем понятие «социальные сети субъектов трудовой миграции» с целью фиксации и исследования взаимодействия и взаимосвязи между заинтересованными лицами по поводу значимых для них целей трудовой миграции в стране происхождения и пребывания мигрантов. Каждый из субъектов трудовой миграции (трудящиеся-мигранты и их родственники, покровители, посредники) имеют свои, свойственные только им социальные сети. Вместе с тем при необходимости они взаимодействуют между собой, используя потенциал имеющихся связей, ресурсов, и выстраивают различные конфигурации узловых точек общей социальной сети субъектов трудовой миграции в Россию либо в другую страну. Такая сеть функционирует «в тени», параллельно с официальными каналами трудовой миграции и обеспечивает при необходимости определенные условия для нелегальной миграции. Предложенное понятие ориентирует не только на изучение специфики сетевых взаимодействий трудящихся-мигрантов, но и лиц, оказывающих им содействие. Мы вводим его вместо образного понятия «мигрантские сети», которое применяется многими авторами к любым разновидностям миграции и несколько уводит в сторону от ключевой позиции изучения общих и особенных черт социальных сетей субъектов, вовлеченных в конкретную разновидность миграции (вынужденную, учебную, трудовую и др.). По поводу мигрантских сетей бытует множество мифов и преувеличений в силу недостаточной изученности проблемы.
13. Страны происхождения мигрантов все в большей степени стремятся использовать потенциал диаспор. В Азербайджане, Армении, Грузии, Таджикистане созданы министерства, государственные комитеты, отделы по связям с диаспорами соотечественников.
14. Г. Баттистелла, анализируя трудовую миграцию в Азиатском регионе отмечает: «Мигранты полагаются более на неофициальные каналы (социальные сети), чем на официальные каналы распространения информации». См.: Миграции без границ. Эссе о свободном передвижении людей. М.: ЮНЕСКО, 2007. С. 257.
15. О том, насколько эффективной может быть такая форма борьбы с «теневым» посредничеством, свидетельствует бурное развитие этого явления на местах. Противодействовать «теневому» посредничеству могут только меры государства по легализации и правовому регулированию деятельности по оказанию платных услуг в миграционной сфере.
16. Своеобразные монополии на подобную деятельность сложились во многих провинциальных субъектах РФ; в мегаполисах (Москве и Санкт-Петербурге) конкуренция в этой области продолжается.
17. Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 2003. С. 481.
18. Распространенность таких преступлений побудила Государственную думу РФ в 2008 году дополнить Уголовный кодекс РФ статьей 292.1 «Незаконная выдача паспорта гражданина Российской Федерации, а равно внесение заведомо ложных сведений в документы, повлекшее незаконное приобретение гражданства Российской Федерации» (введена Федеральным законом от 8.04.2008 № 43-ФЗ).
19. См.: http://www.fms.gov.ru/. Таблица: «Распределение иностранных работников по видам экономической деятельности и странам происхождения. 2009 г.».
20. Точную численность людей, переживших драму вынужденного переселения, еще предстоит выяснить. Из-за несовершенства статистического учета этой категории граждан исследователям приходится использовать противоречивые источники. Полученные итоговые данные пока можно считать предварительными. В частности, приводятся сведения о 1,6 млн человек, получивших статус вынужденных переселенцев и беженцев из более чем 2 млн человек, подавших соответствующие ходатайства. Еще несколько миллионов отнесены к категории репатриантов с оговоркой, что это были преимущественно вынужденные репатрианты. См.: Постсоветские трансформации: отражение в миграциях / под ред. Ж.А. Зайончковской и Г.С. Витковской. Центр миграционных исследований, Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН. М.: ИТ «АдамантЪ», 2009.
21. Россияне о приезжих «нерусских национальностей» // Левада-центр. 07.12.2009. Архив. Пресс-выпуски.
