CC BY
33
трудом поддаются долгосрочному прогнозу с точки зрения учета экономических и политических рисков. Поэтому, скорее всего, российско-таджикские связи будут развиваться по третьему варианту. Однако это не исключает, что по ходу реализации данного сценария возникнут сложности; вероятно, для Москвы и Душанбе возможны периоды охлаждения отношений, а также недопонимания. В этом случае многое будет зависеть от умения руководства обеих стран пресекать развитие конфронтации.
«Центральная Азия и Кавказ» Лулео (Швеция), 2007 г., № 5, с. 98-108.
А. Князев,
доктор исторических наук, профессор Киргизско-российского славянского университета ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЕКТЫ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
С момента распада СССР на постсоветском пространстве было образовано множество интеграционных объединений как военно-политического, так и экономического характера. Однако большинство из них оказывались ареной выяснения отношений между государствами-участниками и фактически не оправдали возложенных на них надежд. В первую очередь это относится к наспех созданному Содружеству Независимых Государств, чьей главной и основной функцией было, как теперь уже вполне очевидно, обеспечение цивилизованного характера постсоветского «развода» и условий для возникновения новых конфигураций взаимодействия на пространстве бывшего СССР. Можно согласиться в этом с президентом России В.В. Путиным: «СНГ создавалось, чтобы процесс распада СССР проходил более цивилизованно, с меньшими потерями в экономической и гуманитарной сферах. С этим СНГ справилось... Но у СНГ никогда не было сверхзадачи в экономической интеграции. Если в Европе страны ЕС совместно работали для объединения, то СНГ создавалось для цивилизованного развода. Все остальное - политическая шелуха и болтовня». Единого политического вектора развития стран СНГ не существует, да и существовать не могло. Сохранение некоего политического единства могло бы состояться в том случае, если бы распад СССР стал результатом
131
одного лишь системного кризиса в позднем СССР и политического авантюризма тогдашних политических элит. Но распад СССР являлся и результатом глобального геополитического процесса, состоявшего, прежде всего, в геополитической борьбе двух мировых центров силы - США и СССР.
Наивно было бы полагать, что с подписанием беловежских, а затем алма-атинских соглашений роль внешнего фактора на политически обновленном пространстве бывшего СССР будет сведена к нулю и все начнется с чистого листа. Новые государства с момента своего возникновения, прежде всего, стремились состояться в государственном качестве, сначала - в том, что касалось государственной атрибутики, внешних признаков суверенитета, затем - в укреплении собственных властных «вертикалей». Еще одной из задач руководства практически всех новых государств стало утверждение новых внешнеполитических ориентаций, получившее мощную поддержку победителей «холодной войны». И это имело успех, учитывая, что политические ценности, как и идеологическая сфера вообще, были и остаются одной из наиболее слабых сторон постсоветской внешней политики России. Учитывая историческое наследие в высокой степени идеологизированной имперской и советской дипломатии, странным выглядит категорический отказ российской политики в СНГ от какого-либо ценностного содержания. Миссия России в СНГ с момента распада СССР и до настоящего времени не ясна и не определена.
Зато поддержка новых политических элит со стороны США и ряда других внешних акторов имела немалый и политический, и идеологический потенциал. В СНГ приходят заинтересованные политические игроки, имеющие задачей вовсе не филантропическое содействие становлению новых государств. Исходя из собственных геополитических построений, они, помимо иного, инициируют и возникновение новых интеграционных объединений или, как минимум, проектов таковых. В чем-то эти проекты оказываются более или менее жизнеспособны - когда основываются на действительных общих интересах стран. В чем-то - оказываются обречены на существование в качестве всего лишь проектов. Вполне характерным примером такого рода развития является и Центральная Азия.
В исследовании, подготовленном для американских ВВС, известный функционер республиканской администрации З. Хализдад анализирует три возможные стратегии для Америки в период после окончания «холодной войны»: отказ от империализма, возврат к
132
многополярному миру и мировая гегемония (для благозвучия -«американское руководство миром»). Стержнем американской геостратегии является так называемая «новая атлантическая инициатива», которая должна создать американскую атлантическую империю, причем НАТО отводится роль основного инструмента. В контексте нынешнего стремительного и целенаправленного вовлечения НАТО в афганскую ситуацию уже недостаточно объяснять его стремлением американской администрации переложить на Альянс ответственность за Афганистан. НАТО становится инструментом экспансии США на всем евразийском пространстве, что и было формализовано на саммите НАТО в Риге в ноябре 2006 г. Афганистану и постсоветским республикам региона в этой ситуации отводится роль своего рода плацдарма. Вряд ли есть особая необходимость обосновывать вывод о том, что именно последняя из названных стратегий последовательно реализуется администрацией США на протяжении всего периода после 1991 г. Приоритетной среднесрочной задачей США в Центральной Азии сразу стала борьба за обеспечение как можно более дистанцированной от России внешнеполитической линии со стороны республик региона. Уже в 2000-х годах с американской стороны более акцентированно озвучиваются инициативы, направленные на сферу экономики. Уничтожив в первые годы независимости собственную экономическую базу, созданную в советское время, местные политические элиты уже во второй половине 90-х годов находятся в судорожном поиске ресурсов для выживания. Местные политические элиты ряда стран оставили себе только одну возможность для поддержания собственного благополучия - воспользоваться более или менее благоприятным географическим расположением и получать дивиденды от транзита. Поскольку же производимые товары на мировом рынке не востребованы, остается одно - транспортировка чужих товаров, среди которых важное место занимает транспортировка углеводородов. Эта ситуация попросту эксплуатируется, используется внешними политическими центрами в своих - не столько, может быть, экономических, сколько военно-политических, -целях. Именно из этого обстоятельства проистекает несоразмерно высокая актуализация вопроса о транс портных коридорах в конце 90-х годов Этот поиск синхронизируется с планомерной работой разнообразных американских государственных и неправительственных институтов по установлению влияния и контроля над госу-
133
дарствами региона. И идеи интеграционного характера играют в этом процессе далеко не последнюю роль.
Наиболее масштабный из американских евразийских проектов - «The Greater Middle East» («Большой Ближний Восток»). Это амбициозный проект по «демократизации» (включая, естественно, внешнее воздействие на «демократизируемый» объект) огромного «макрорегиона», объединяющего, согласно американскому видению, Египет, Израиль, арабские страны Ближнего Востока, Турцию, Южный Кавказ и Центральную Азию, Иран, Афганистан и Пакистан. Систему контроля за макрорегионом изначально предполагалось создать в тесном взаимодействии с ближайшими союзниками США - Турцией, Пакистаном и Израилем. По замыслам разработчиков, реализация программы «Большого Ближнего Востока» позволила бы решить целый комплекс задач, включая установление контроля над основными коммуникациями и энергетическими ресурсами региона. Проект «Большой Центральной Азии», критика которого чрезвычайно актуальна сегодня в регионе, является составным компонентом этого плана. Региональные объединения играют важную роль в процессе утверждения США в Евразии. В контексте центральноазиатской политики, выход Узбекистана из Договора о коллективной безопасности СНГ и его присоединение к объединению ГУУАМ были лишь некоторыми из этапов региональной стратегии США. Существует точка зрения, согласно которой главной причиной решения президента РУ И.А. Каримова выйти из ДКБ было недовольство политикой руководства Таджикистана, «неспособного контролировать» ситуацию в своей стране и поддержка режима Э.Ш. Рахмонова Москвой. Выход Грузии из ДКБ объясняется грузино-российскими противоречиями по «абхазскому» вопросу, Азербайджана - несогласием с политикой России в карабахском конфликте. Однако эти мотивы представляются все-таки не самыми главными. В подобном контексте не вполне ясными выглядят мотивы Украины или Молдавии, вместе с названными странами создавшими объединение ГУУАМ в 1996 г., задолго до выхода Узбекистана, Азербайджана и Грузии из ДКБ.
Создание ГУАМ в 1996 г. (с 1999 г. - ГУУАМ) с самого начала представляло собой альтернативу интеграционным процессам на постсоветском пространстве, связанным с российским участием. Среди главных мотивов, приведших к решению об отказе в членстве в ДКБ СНГ Азербайджана, были обвинения в адрес России в поставках ракет и военных самолетов Армении. Но одновременно
134
имело место предложение руководству Азербайджана со стороны НАТО и Турции о размещении на азербайджанской территории части сил, дислоцировавшихся на турецкой базе Инджирлик. С этими событиями совпадает во времени выход из ДКБ и Узбекистана, и Грузии, что свидетельствует, по мнению турецкого политолога Ерхана Буюкакинджи, о вероятности предварительного согласования этих действий. С другой стороны, выход Узбекистана, Азербайджана и Грузии из ДКБ совпадает с решением Украины об открытии полигона Явир в рамках программы НАТО «Партнерство ради мира». Примерно в это же время Грузия ужесточила предъявляемые России требования о выводе российских вооруженных сил с грузинской территории. Созданию ГУУАМ предшествовали и другие объединительные инициативы для постсоветских государств, игнорировавшие Россию. Во всех этих инициативах заметным было если не прямое участие самих США, то присутствие их интересов в действиях Турции или НАТО. С конца 90-х годов большинство серьезных внешнеполитических акций стран - членов ГУУАМ (прежде всего, на российском направлении) в буквальном смысле слова определялись Вашингтоном.
Положение начало меняться после избрания президентом России В.В. Путина. СНГ было объявлено важнейшим приоритетом российской внешней политики. Россия начала проводить более четкую и продуманную политику на постсоветском пространстве. Все это привело к тому, что антироссийская и проамериканская направленность некоторых членов блока ГУУАМ начала становиться менее выраженной. Такая эволюция произошла с Узбекистаном, который приостановил, а затем и прекратил свое членство в ГУУАМ и вступил в ШОС и ОДКБ, и, в определенной степени, с Азербайджаном. С другой стороны, ряд членов ГУАМ решили избрать путь еще большей радикализации своего антироссийского и проамериканского курса. К 2003-2004 гг. становится очевидным, что реализация американской стратегии ведет, прежде всего, к перераспределению сложившихся зон влияния мировых держав и межгосударственных объединений в центре евразийского пространства. Конечным итогом этого геополитического процесса должно стать коренное изменение баланса сил в Евразии в пользу США и установление нового миропорядка в его американской версии. Но логичным результатом такой политики уже становится качественно новое столкновение интересов мировых центров силы в регионе, чреватое и качественно новыми дестабилизационными
135
процессами. Проявлений этого конфликта, позволяющих, в частности, говорить о чрезмерной милитаризации региона, уже немало.
Создание региональных межгосударственных блоков и организаций всегда было одним из приемов в борьбе великих держав за свои интересы. Активное блокотворчество, происходящее вне зависимости от объективных причин и потребностей, в высокой степени характерно для постсоветского и постсоциалистического пространства. Эта активность лишь подтверждает несоответствие объективно обусловленных систем двусторонних и многосторонних отношений (например, на пространстве бывшего СССР) и политической реальности, связанной с новой активностью внешних центров силы, одним из которых в нашем случае выступают США. Происходит объединение несовместимых между собою партнеров по правилам, так или иначе навязанным со стороны и не имеющим под собой реальных оснований для экономического и политического сотрудничества. Идет перестановка субъектов региональной политики без учета их истинной значимости и действительной роли в региональных процессах. В конечном итоге это создает дополнительную конфликтность. История малых стран, имеющих опыт партнерства с великими державами в условиях жесткой геополитической конкуренции, показывает, что эта категория «карликовых» союзников чаще всего становится разменной пешкой в шахматной игре ведущих игроков.
В целом, политика администрации США, все менее и менее учитывающая интересы евразийских держав, все более и более ведет к тому, о чем когда-то предупреждал 3. Бжезинский: «Коалиция России одновременно с Китаем и Ираном может возникнуть только в том случае, если Соединенные Штаты окажутся настолько недальновидными, чтобы вызвать антагонизм в Китае и Иране одновременно». Проводимая США политика нейтрализации и ослабления России и Ирана - стран, которые в течение столетий имели влияние в регионе, - наивна и не приведет к мирному урегулированию. «Недальновидность» американской политики в Евразии постепенно ведет к тому, что Китай наращивает активность в Центральной Азии и Прикаспии, стремясь защитить интересы собственной национальной безопасности, а заодно и обеспечить надежные поставки энергоносителей для своей развивающейся экономики. Характерно, что все государства положительно воспринимают укрепление китайского влияния в регионе, поскольку Китай предлагает альтернативный вариант экспорта энергоносителей, а ситуа-
136
ция, сложившаяся вокруг проектов их транспортировки по западному и южному маршрутам, остается неясной. Центральная Азия рассматривается руководством КНР как жизненно важный источник энергоресурсов. Такой подход удовлетворяет интересам Казахстана, Туркмении, Азербайджана и не противоречит интересам других стран региона. Устанавливая продуктивные отношения с Китаем, центральноазиатские государства получают дополнительные аргументы в отстаивании своих национальных интересов во взаимоотношениях с США. «Китайский фактор» позволяет странам региона и конструктивно сбалансировать свои отношения с Россией.
В отдаленной перспективе геополитические успехи Китая в Центральной Азии будут зависеть от того, насколько его политика позволит сохранить в регионе обстановку доброжелательного сотрудничества, исключить какую-либо конфронтацию со странами региона. Это, в свою очередь, обуславливает потребность в укреплении многосторонней правовой базы во взаимоотношениях со странами региона и Россией по обеспечению безопасности. В XXI в. без вовлечения Китая в эти процессы обеспечивать относительно стабильное положение как в Центрально-Азиатском регионе, так и в более широком измерении невозможно. Без активного участия Китая, по крайней мере, без учета его интересов, ни одна система региональной безопасности в регионе не будет действенной и перспективной. Для выполнения же всех этих условий существуют вполне конкретные механизмы, важнейшим из которых, без сомнения, является Шанхайская организация сотрудничества. В отличие от блоковой структуры, предполагающей воздействие в определенной ситуации на противную сторону военной силой, страны - участницы ШОС создали механизм такого взаимодействия, который предусматривает неприменение силы или угрозы силы друг против друга, воспрещает ведение военной деятельности, нарушающей стабильность в регионе. Ведущую роль в организации играют Китай и Россия, и характер их двусторонних отношений является определяющим для всей организации.
На этом фоне российский постимперский проект в его самом широком понимании имеет полное право на полноценное существование. При всех издержках транзитного и для самой России времени, в основе разного рода российских интеграционных инициатив - как институциализированных, так и нет - лежит экономическая, цивилизационно-культурная привлекательность России, ее
137
готовность и способность выступать не только в качестве инвестора или эксплуататора ресурсов, но и как гаранта безопасности и лидера процесса модернизации для стран, которые будут готовы поддержать ее лидерство. Континентальный профиль России как государства не оставляет ей возможности существовать иначе, нежели в качестве великой державы, к которому она стремительно возвращается. Поэтому без России и вопреки России уже невозможно решить ни одной сколько-нибудь значимой международной проблемы, тем более - в регионе, объективно представляющем для России сферу национальных интересов, где, несмотря на все потери постсоветского времени, Россия сохранила наибольшее число определяющих факторов влияния.
«Проекты сотрудничества и интеграции для Центральной Азии», Бишкек, 2007 г., с. 9-15.
Вагиф Гусейнов,
политолог
БЛИЖНИЙ ВОСТОК:
НЕОБХОДИМОСТЬ РОССИЙСКОГО ПРИСУТСТВИЯ
В течение многих лет наша страна была активным участником политических процессов, происходящих на Ближнем Востоке. С распадом СССР она перестала уделять должное внимание этому вектору своей внешнеполитической концепции. Пожалуй, значимым достижением 90-х годов стало прекращение открытой конфронтации с Израилем. Первые попытки «вернуть утраченное» были предприняты Москвой в начале 2000-х годов. Но и тогда они не сумели трансформироваться в более или менее внятную стратегию, и Россия, вложив в Ближний Восток огромное количество интеллектуальных и финансовых ресурсов, так и не получила соответствующей отдачи.
Взгляд России на развитие отношений со своими восточными соседями серьезно отличается от подходов США, которые не испытывают на себе такого влияния восточных культур и религий, как Россия. Соответственно у американцев нет и глубинной мотивации на сотрудничество со странами Ближнего Востока. Нынешнее совпадение американской и российской позиций по ряду вопросов ближневосточной проблематики является конъюнктурным и может быть в любой момент изменено. Однако, несмотря на это,
138
