CC BY
226
Инсценировка преступления: уголовно-правовой и криминалистический аспект
В. В. ОСЯК,
заместитель начальника кафедры криминалистики и оперативно-разыскной деятельности,
кандидат юридических наук (Ростовский юридический институт МВД России)
E-mail: Osyak.v@mail.ru
А. О. БАЛКОВАЯ,
дознаватель группы дознания (ЛО МВД России в аэропорту Платов) E-mail: alina.nt@mail.ru
Re-Enactment of a Crime: the Criminal Law and Criminological
Aspect
V. V. OSYAK,
Candidate of Law,
Deputy Head of the Department of Criminology and Operative Investigative Activity
(Rostov Juridical Institute of the Interior Ministry of Russia)
A. O. BALKOVA,
Investigator of the inquiry Unit of the Linear (Department of the Ministry of Internal Affairs of Russia at the Platov Airport)
УДК 343.232
В статье рассматривается понятие инсценировки преступления, дается сравнительная уголовно-правовая характеристика инсценировки в зарубежном и российском законодательстве, затрагивается криминалистический аспект инсценировки преступления.
Инсценировка преступления, материальная обстановка, сокрытие преступной деятельности, ложная следовая обстановка.
The article deals with a concept of staging a crime, provides a comparative criminal law characteristic of staging in the foreign and Russian legislation, touches on the criminalistic aspect of staging a crime.
Re-enactment of a crime, material situation, concealment of the criminal activities, false trace situation.
В настоящее время особый интерес среди ученых представляет такая криминалистическая категория, как инсценировка совершения преступления. Хочется отметить, что само понятие «инсценировка» достаточно широко используется в криминалистике чаще всего в качестве одной из подсистем способа совершения преступления [10]. Проанализировав мнения различных авторов по данному вопросу, можно прийти к выводу о том, что инсцени-
ровку преступления можно охарактеризовать как создание искусственной системы, несущей ложную информацию о характере, сущности и обстоятельствах происшедшего события. Причем характерным является то, что указанная деятельность проявляется как результат умышленного, целенаправленного изменения материальных и (или) идеальных следов с целью введения в заблуждение лица, осуществляющего расследование [3, 4, 6, 7, 8, 9].
Подвергая анализу уголовно-правовую характеристику инсценировки, можно сделать вывод, что указанное понятие и его сущностные признаки не имеют четкого закрепления. Невзирая на то, что отдельными криминалистами признается возможность существования «вербальных инсценировок», в уголовно-правовом аспекте более популярной выступает позиция авторов, которые связывают инсценировку с изменениями материальной обстановки.
При рассмотрении вопроса об уголовно-правовой оценке инсценировки совершения преступления, по нашему мнению, целесообразно обратиться к уголовному законодательству зарубежных стран для проведения сравнительно-правового исследования. Несмотря на то, что уголовное законодательство ряда стран прямо не предусматривает ответственность за совершение инсценировки преступления, диспозиции многих статей, которые регламентируют наказание за заведомо ложный донос и ложное обвинение (оговор), сформулированы таким образом, что ими предусматривается открытый перечень способов совершения преступления, которым может являться инсценировка. Подобная норма имеется в ст. 303 Уголовного кодекса Швейцарии, предусматривающая ответственность за ложное обвинение, которое может быть совершено путем организации «злонамеренных мероприятий с целью, чтобы они повлекли за собой уголовное преследование невиновного». Сходная норма содержится в Уголовном кодексе Турции, где в ст. 283 предусмотрена ответственность за заведомо ложный донос и за «фабрикацию признаков несовершенного правонарушения с целью возбуждения уголовного преследования», то есть, по сути, за инсценировку преступления.
Рассматривая отечественное уголовное законодательство, нужно отметить, что, по мнению ряда авторов, введение в заблуждение правоохранительных органов посредством инсценировки преступления в действующей редакции Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ) оказалось за пределами преступного [5]. Трудно полностью согласиться с данной точкой зрения, поскольку в УК РФ хоть и не содержится прямого указания на инсценировку как на преступление, однако диспозиции некоторых статей предусматривают ответственность за инсценировку мнимых событий, выступающих отдельным юридическим фактом.
Так, например, ч. 3 ст. 306 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за совершение заведомо ложного доноса, соединенного «с искусственным созданием доказательств».
Однако полагаем, что подобная формулировка по отношению к материальным объектам не совсем правильная, так как по смыслу противоречит положениям уголовно-процессуального закона, который гласит, что вещественными доказательствами могут быть признаны предметы и/или документы только в том случае, если они осмотрены и признаны таковыми уполномоченным на то лицом уголовного судопроизводства в порядке, предусмотренном федеральным законом. Поэтому говорить о создании преступником искусственных доказательств является не корректным. В то же время формулировка «с искусственным созданием доказательств», используемая в настоящее время в УК РФ, по своей направленности близка с «искусственным созданием обстановки» как существенным признаком криминальной инсценировки, что, по нашему мнению, является более правильным выражением тех действий, которые предпринимались преступником для совершения преступления.
Приведем примеры из следственной и судебной практики. Так, согласно приговору Чертановского районного суда г. Москвы от 7 октября 2016 г., Ткаченко Л. А. признана виновной за совершение заведомо ложного доноса, предусмотренного ч. 3 ст. 306 УК РФ. Судом установлено: «Ткаченко Л. А., реализуя свой преступный умысел, направленный на совершение заведомо ложного доноса, осознавая, что сообщаемые ею сведения являются ложными, будучи предупрежденной об уголовной ответственности по ст. 306 УК РФ за заведомо ложный донос о совершении преступления, достоверно зная, что преступление в отношении нее не совершалось, обратилась с заявлением в отдел МВД России по району Бирюлево Западное г. Москвы, используя заранее приисканный нож, причинил ей телесные повреждения и высказывал слова угрозы убийством, угрозу убийством она восприняла как реально осуществимую, то есть о совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 119, ч. 1 ст. 116 УК РФ, за совершение которого предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет, относящихся в соответствии со ст. 15 УК РФ к категории преступлений небольшой тяжести. При этом она предоставила в качестве вещественного доказательства кухонный нож и пояснила, что указанным ножом гр. Г. угрожал ей убийством и порезал ей правую руку. По данному заявлению в полном объеме проведена предварительная проверка о совершенном преступлении, в ходе которой установлено, что Ткаченко Л. А. по неосторожности порезала свою правую руку кухонным ножом, а предоста-
вила указанный нож в качестве вещественного доказательства противоправных действий гр. Г. Также установлено, что в действиях Г. реальной угрозы убийством не было. Своими действиями она (Ткаченко Л. А.) направила органы дознания по ложному пути, так как факт угрозы убийством и причинения телесных повреждений места не имел, в то время как телесные повреждения она (Ткаченко Л. А.) причинила себе сама. Тем самым она (Ткаченко Л. А.) совершила заведомо ложный донос о совершении преступления, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения» [2]. Анализируя данный приговор, приходим к выводу о том, что осужденная представила в качестве орудия преступления (а не в качестве вещественного доказательства) нож, которым ей, якобы, были нанесены повреждения. Тем самым она самостоятельно и по своей воле внесла изменения в материальную обстановку преступления. Отмечаем, что признать данный нож в качестве вещественного доказательства могло только лицо, проводящее предварительное расследование по данному делу с вынесением постановления о признании и приобщении к материалам уголовного дела вещественных доказательств.
Рассмотрим еще один приговор, вынесенный судьей Новгородского районного суда Новгородской области 7 июня 2012 г. Было установлено: «Савченко А. С. после привлечения его к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 166 УК РФ, решил подать заведомо для него ложное заявление о хищении из его дома охотничьего ружья и другого имущества, т. к. предполагал, что сотрудники полиции обязаны изъять принадлежащее ему оружие, которое хранилось по месту его жительства. 1 марта 2012 г., реализуя свой преступный умысел по месту своего жительства, Савченко А. С. искусственно создал доказательства, подтверждающие совершение кражи из его дома, спрятав на сеновале дворовой пристройки охотничье ружье ИЖ-58М <номер>, а в самом доме спрятал электрический конвектор. Кроме того, для создания видимости взлома в ходе кражи Савченко А. С. открыл металлический
сейф, открутил от дверцы замок и положил его на пол, а также сломал деревянный засов на двери дворовой пристройки к дому. После этого, Савченко А. С. в ночь с 1 на 2 марта 2012 г., находясь по месту своего жительства, умышленно, будучи предупрежденным об уголовной ответственности за заведомо ложный донос о совершении преступления по ст. 306 УК РФ, подал заведомо ложное заявление о совершении тяжких преступлений, предусмотренных п. «а» ч. 3 ст. 158, ч. 1 ст. 226 УК РФ. При этом Савченко А. С. осознавал, что сообщаемые им сведения не соответствуют действительности, и желал этим ввести в заблуждение правоохранительные органы». Изучив данный приговор, необходимо отметить, что здесь имеет место аналогичная ситуация, то есть преступником были внесены изменения именно в материальную составляющую совершенного деяния. Исходя из этого видно, что по рассматриваемому составу преступления под искусственным созданием доказательств суд рассматривает именно создание искаженных сведений при помощи измененной материальной обстановки, то есть преступник совершает определенные манипуляции с осязаемыми предметами [1]. Таким образом, анализируя вышеуказанные приговоры судов, приходим к выводу о том, что было бы целесообразно диспозицию ч. 3 ст. 306 УК РФ дополнить и представить следующим образом: «Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, соединенные с искусственным созданием обстановки». Под обстановкой предлагаем понимать совокупность различного рода материальных объектов, предметов, создающих соответствующие условия, позволяющие обвинять в совершении преступления лицо, по факту не совершавшее его.
Таким образом, осуществление преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 306 УК РФ, позволяет рассматривать инсценировку не только как способ сокрытия преступления, но и как квалифицирующий признак способа совершения преступления, представляющий большую общественную опасность.
Список литературы:
1. Приговор Новгородского районного суда Новгородской области по ч. 3 ст. 306 УК РФ №1-478/2012 // URL: https://rospravosudie. com/ (дата обращения: 15.03.2018).
2. Приговор Чертановского районного суда г. Москвы по ч. 3 ст. 306 УК РФ № 1-600/2016. URL: http://www.sud-praktika.ru/precedent/ 91306.html (дата обращения: 15.03.2018).
3. Баранов Е. В. Криминалистическая сущность инсценировки и методы из разоблачения при расследовании преступлений: авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1977.
4. Белкин Р. С., Винберг А. И. Криминалистика и доказывание. М., 1969.
5. Векленко В. В. Заведомо ложный донос: вопросы уголовной ответственности // Преступ-
ления против правосудия: уголовно-правовые и уголовно-процессуальные аспекты. Омск, 1996.
6. Кустов А. М. Проблемные вопросы предмета и объектов криминалистики (в память профессора Р. С. Белкина) // Труды Академии управления МВД России. 2017. № 3 (43).
7. Николайчук И. А. Сокрытие преступлений как форма противодействия расследованию: дис. ... д-ра юрид. наук. Краснодар, 2000.
8. Овечкин В. А. Общие положения методики расследования преступлений, скрытых инсценировками. Харьков, 1975.
9. Попов В. И. Осмотр места происшествия. М., 1959.
10. Фадеев В. И. Расследование криминальных инсценировок. М., 2007.
