CC BY
115
УДК 8 Г42
Е. С. Грушевская
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫМ ДИСКУРС КАК ПРОСТРАНСТВО РЕАЛИЗАЦИИ КАТЕГОРИИ АДРЕСАТНОСТИ
В статье на основе принципов современной лингвистики исследуется статус категории адре-сатности как объекта институционального дискурса (ИД). Актуальность её изучения выводится из исходного положения о значимости компонента «участники» в коммуникации, в которой роль «адресата» становится приоритетной за счет реализации целевого звена дискурсивной модели.
Адресатность понимается как амбивалентная сущность с максимальной потенциальной интер-претативностью в силу её реализации в неоднородном пространстве ИД.
Ключевые слова: антропоцентричность, ког-нитивизм, функционализм, дискурс, институцио-нальность, адресатность, коммуникативная модель, амбивалентность.
Е. S. Grushevskaya
INSTITUTIONAL DISCOURSE AS THE SPACE OF ADDRESSEE CATEGORY REALIZATION
The article studies the status of addressee category as an object of the institutional discourse (ID) on the basis of the principles of modern linguistics. Relevancy of its studying is brought out of a primary thesis about the importance of the component "participants" in communication in which the role of "addressee" becomes priority due to realization of a target link
of discourse model. The addressee phenomenon is understood as ambivalent essence with the maximum potential interpretativity due to its realization in non-uniform space of institutional discourse (ID).
Key words: anthropocentrism, cognitivism, func-tionalism, discourse, institutionalism, addressee, communicative model, ambivalency.
Основные принципы современной лингвистической науки - функционализм, антропоцентричность, когнитивизм, диктуют возможность актуального решения новых проблем. Одна из таких важных проблем - изучение категории адресатности как объекта институционального дискурса (ИД). Собственно неоднородный характер пространства ИД обусловлен недискретностью различных дискурсов, его формирующих. В данном случае уместно и достаточно обращение к классику гуманитарного знания с целью иллюстрации принципа функционализма в его глобальном проявлении: «язык оказывается сплошным континуумом, в котором прерывные точки тонут до полного слияния» [21, с. 455]. Уместность высказывания А. Ф. Лосева оправдана его аксиоматично-стью. С другой стороны, его абстрактный характер требует лингвистического подтверждения, которое обеспечивается реализацией следующего принципа - антропоцентричности, формируемого в купе с предыдущим принципом, и находит своё подтверждение в справедливом обобщающем мнении о том, что языковая
личность - центральное системообразующее звено коммуникативного процесса [20, с. 99].
Следующий принцип современной лингвистики - когнитивизм - находит своё выражение в более конкретизированном специфическом виде. Таковым можно считать глобальный процесс формирования дискурсов как результат одновременного функционирования двух предыдущих принципов, выраженных в двух объектах -языка и языковой личности. Употребление языка языковой личностью, как известно, является основным тезисом прагмалингвистики [6]. Исходя из этого, когнитивизм, с учетом двух предыдущих принципов, является для нас основополагающим. Его продуктивность проявляется на всех уровнях формирования дискурса - структурном, семантическом, прагматическом. Обеспечивая употребление языка языковой личностью, он объединяет их реальные и потенциальные возможности, поскольку и язык и языковая личность суть носители различных когнитивных субстанций (языковые знания, лингвистические знания, фоновые знания - знания о мире, индивидуальные знания, коллективные знания).
В результате взаимодействия языка и личности формируется пространство дискурса. В данном аспекте мы ограничимся обращением к универсальным определениям дискурса: дискурс понимается как взаимодействие между языком и действительностью, обеспечивающее миропонимание и существование [7, с. 8]; дискурс суть когнитивный процесс [18, с. 19]; это максимально широкий термин, включающий все формы использования языка [16, с. 25]; дискурс есть концепт [27].
Основной объект исследования в настоящей работе - категория адресатности как объект ИД закономерно предполагает изучение вопроса в двух аспектах. С одной стороны, дескрипция ИД, исходя из базовых определений дискурса, с другой стороны, характеристику категории адресатности как компонента ИД.
Прежде обратимся к основополагающим в лингвистической науке описаниям ИД, основанным на определенных принципах, например, принципе различия, что нашло отражение в концепциях М. Л. Макарова (разговорный / институциональный) [22, с. 79] и В. И. Караси-ка (личностно-ориентированный / институциональный) [14]. Специфика ИД выражена уже в самом именовании данного типа дискурса. С точки зрения М. Л. Макарова, в отличие от речевого дискурса, институциональный дискурс характеризуется жесткой структурой при максимуме речевых ограничений, фиксированной сменой коммуникативных ролей, меньшей заданное™ непосредственным контекстом, ограниченным количеством глобально определенных целей [22, с. 176]. Согласно В. И. Ка-расику, специфика ИД обусловлена в своей основе формальным характером, заданным социальными нормами, которым должна соответствовать «специализированная клишированная разновидность общения между людьми» [15, с. 208].
Проведенный нами анализ состояния исследования ИД позволяет утверждать, что последующие в теории дискурса определения институционального дискурса в основе своей обобщают его хрестоматийные дефиниции. Например, в качестве системообразующих признаков исследуемого дискурса фиксируются следующие: обозначенный статус участников, локализованный хронотоп, конвенционально организованная в рамках данного социального института цель, ритуально зафиксированные ценности, интенционально «закрепленные» стратегии (последовательности речевых действий в типовых ситуациях), ограниченная номенклатура жанров и жестко обусловлен-
ный арсенал прецедентных феноменов (имен, высказываний, текстов и ситуаций) [24, с. 8]. Далее, например, ИД характеризуется как конвенциональное, культурно-обусловленное, нормативное речевое взаимодействие людей, принимающих на себя определенные статусные роли в рамках какого-либо социального организма, специально созданного для определенных потребностей общества [5, с. 21].
Возвращаясь к базовым принципам, формирующим ИД, справедливо обратиться к зарубежной науке, имеющей давнюю богатую традицию изучения вопроса дискурсивных практик. Н. Фэркпау рассматривает любой процесс социального взаимодействия как дискурс [31, с. 38]. Данная позиция в основе содержит мнение о том, что любое производство и интерпретация текстов в условиях социальной деятельности должно рассматриваться как институциональный дискурс. Значимым в данном контексте представляется наследие социологического направления франкоязычной школы анализа дискурса, основанного собственно на трудах представителя французской социологической школы. М. Фуко понимает под дискурсом социальную практику: дискурс - «это не сознание, которое помещает свой проект во внешнюю форму языка, это не самый язык и, тем более не некий субъект, говорящий на нём, но практика, обладающая собственными формами сцепления и собственными же формами последовательности» [28, с. 64].
Институциональный дискурс как тип дискурса заимствует основные характеристики дискурса в целом. Толкование ИД в частности, выраженное его конститутивными признаками, являет собой модель дискурса в целом и состоит из статусно-ролевых позиций участников, их коммуникативной среды, мотивов, целей и стратегий общения [4]. Обратимся к наиболее продуктивной, на наш взгляд, модели ИД В. И. Карасика, включающей следующие компоненты: участники, хронотоп, цели, ценности, стратегии, жанры, тематика, прецедентные тексты, дискурсивные формулы. Каждый из компонентов модели как строевой её элемент представляет интерес для перспективного исследования с целью выявления специфических свойств, актуальных и потенциальных характеристик.
Интерес к институциональному дискурсу, к вербальному формату его организации, к языковым средствам воздействия в различных видах дискурсивной деятельности актуален в своей бытийной многогранности. Как единица высшего уровня языка ИД представляет собой систему «субъект/ы - субъект/ы».
В поле наших научных интересов находится один из образующих дискурс компонентов, в частности один из участников дискурсивного процесса - адресат. Адресат - целевое звено коммуникативной модели, являет собой объект, ради / вокруг / для которого в конечном итоге осуществляется дискурсивная деятельность.
Значимость адресата как объекта изучения в ИД явлена в области гуманитарного знания, каквдиахронии,таки всинхронии. Кратко изложим историю вопроса в параллелях. В диахронии она обозначена, начиная с античности -в риторике, которая учитывала адресата в различных ипостасях. Так, например, в Античной Греции (затем и в Риме) речи ораторов были направлены к массовой аудитории для решения, например, демократических вопросов (в синхронии - политический дискурс). Массовая аудитория как целевое звено фигурировала и в судебных речах (в синхронии - юридический дискурс). В синхронии адресат в статусе массовой аудитории становится объектом неориторики (la nouvelle rhétorique) [32, с. 217]. С другой стороны, известны и философские диалоги с потенциальным адресатом, например, майевтика Сократа (в синхронии - педагогический дискурс). В этой связи представление истории вопроса требует, по меньшей мере, краткого упоминания о вкладе в развитие теории диалога представителями отечественной науки [30, с. 73], который, явился толчком к становлению в частности Теории речевых актов, в целом Прагматической лингвистики, затем и Теории дискурса.
Целостный подход к изучению адресата как объекта ИД закономерно предполагает учет обоих участников коммуникативного процесса: «Субъект и адресат как начальная и конечная точки коммуникативного акта, неизбежно входят в сущностную характеристику речевого произведения, они составляют органическое единство, не могут быть расчленимы, если не оговорить условную формулу какого-либо лингвистического приёма исследования» [17, с. 138]. Данная позиция как нельзя лучше иллюстрирует возможность реального и гипотетического анализа адресата как целевого звена дискурсивного процесса. Анализ как метод исследования эмпирического материала позволит реализовать также умозрительные конструкции, в целях продуктивного моделирования статуса феномена адресатной специализации.
Статус адресата в лингвистической литературе достаточно цельно охарактеризован в аспекте развития теории диалога, а рамках
теории речевой деятельности, как реакция на недостатки в Теории речевых актов, касающиеся именно недосказанности относительно адресата. В отечественной лингвистике адресат в целом как объект коммуникации нашёл развёрнутое толкование в теориях коммуникации, диалога, текста, далее дискурса. Например, в хрестоматийной коммуникативной модели Р. О. Якобсона адресат - один из её компонентов, наряду с такими как адресант, код, контакт, сообщение, контекст [29, с. 203]. В теории диалога «адресат/адресант» получают именования «говорящий/слушающий» с учетом смены ролей, характерной именно для диалога, в теории текста - это «писатель/читатель». В зависимости от статусно-ролевых характеристик, определяемых коммуникативной ситуацией, происходит специфическая реализация категории адресатности. В целом разнообразие именований целевого участника коммуникации обозначено Н. Д. Арутюновой: «... в разных теориях речевой деятельности второй (пассивный) участник коммуникации именуется по-разному: получатель речи, рецептор, интерпретатор, слушающий, аудитория, декодирующий, собеседник. Мы пользуемся термином «адресат», подчеркивая этим сознательную направленность высказывания к лицу (конкретному или не конкретному), которое может быть определенным образом охарактеризовано, причем коммуникативное намерение автора речи должно согласовываться с этой его характеристикой» [1, с. 362].
Принимая термин «адресат» с целью описания адресата как объекта ИД, оговоримся, что характеристики «второй», «пассивный» могут быть приняты лишь условно. В качестве доводов приведём, например, следующие: 1) смена ролей в диалоге предполагает активизацию «слушающего», примеряющего роль «говорящего»; 2) читатель текста в статусе «декодирующего» должен обладать высокой компетентностью для толкования (декодирования) текста, исходя из этого, в диалоге «писатель/ читатель», как и в любой коммуникативной ситуации, еще предстоит расставить приоритеты.
Рассмотрим дефиницию «адресата» в современной лингвистической литературе через три десятилетия. Адресат - «тот, для которого говорящий предназначает данный текст; участник, которому агент направляет информацию, желая, чтобы он её воспринял; получатель речи, реципиент; участник речевого акта, к кому обращена и на кого ориентирована речь адресанта (говорящего или пишущего)» [11, с. 27]; «это лицо или организация, которому
адресована корреспонденция; читатели, слушатели и т. п., которым адресовано какое-либо сочинение, произведение» [9, с. 24].
Конкретизация характеристик «адресата» в современной лингвистике как объекта теории текста и дискурса осуществляется в антропоцентрическом и когнитивном аспектах на основе учета принципа функционализма: «адресат текста - это устойчивая совокупность представлений и когнитивных структур, координирующих и регулирующих текстовое поведение автора текста» [12, с. 20]; адресат речи «может иметь какие угодно существенные черты и особенности личности, которые совершенно необходимо принимать во внимание, вступая в общение с ним и продолжая его (существен его возраст, пол, уровень образования, социальное положение, национальность, склад ума; нельзя не учитывать, какие физические недостатки он имеет, в какой местности он живет или долго жил, какие у него увлечения, симпатии и антипатии и др.). Все это будет взывать у него разную реакцию на одну и ту же речевую информацию, на одни и те же речевые интенции и тактики» [25, с. 27].
В целом толкование адресата остаётся неизменным. Адресат суть соучастник коммуникации, осуществляемой в любой форме. Для полноты картины обратимся к разноплановой характеристике адресатности, данной классиком филологической мысли М. М. Бахтиным: адресат «может быть непосредственным участником-собеседником бытового диалога, может быть дифференцированным коллективом специалистов какой-либо специальной области, может быть более или менее дифференцированной публикой, народом, современниками, единомышленниками, противниками и врагами, подчиненным, начальником, низшим, высшим, близким, чужим и т. п., он может быть и совершенно неопределенным неконкретизи-рованным другим (при разного рода монологических высказываниях эмоционального типа) -все эти виды и концепции адресата определяются той областью человеческой деятельности и быта, к которой относится данное высказывание» [2, с. 275].
Дифференциация адресата основана, таким образом, на различении областей человеческой деятельности и быта, которые в свою очередь диктуют моделирование составляющих дискурса (хронотоп, мотивы, цели, стратегии и др.) на основе дихотомии определенности / неопределенности. Учет мотивов, целей, стратегий в конкретном ключе выражен в следующей
дефиниции, в которой различаем буквальную субъект-объектную инструментально-ценностную определенно позитивную характеристику участников в соответствующей коммуникативной ситуации: «адресат-это объектный полюс, характеризующийся отношением к партнеру по общению как к средству, объекту, орудию достижения своих целей, а адресант - субъектный полюс, конституирующий отношение к партнеру по взаимодействию как к ценности и выделяющийся установкой на диалог и сотрудничество» [10, с. 78]. Разумеется, говоря об установке, необходимо учитывать различные её проявления. Наряду с установкой на диалог и сотрудничество, существуют и обратные её виды, выраженные в различных видах дискурса - террористический [19], ксенофобический [26], конфликтный [3], описанные в лингвистической литературе.
Ранее австрийский лингвист Р. Водак характеризовал ИД как сложную совокупность различных взаимосвязанных конфликтующих между собой дискурсов в рамках заданной обстановки ("setting") [33, с. 12]. С другой стороны, какая-либо заданная обстановка может быть следствием реализации как позитивных, так и негативных установок, которые в свою очередь формируют соответствующую обстановку. Таков режим дискурсивного поступательного движения. В основе же установок находится ценностный фактор как один из компонентов дискурсивной модели. Происходит взаимодействие участников коммуникации по выстраиванию коммуникативного пространства. Адресат программирует алгоритм дискурсивного движения, формируя установку адресанта. Собственно режим взаимодействия между адресантом и адресатом, на наш взгляд, закрепляется множественными пульсирующими референциальными связями, которые в свою очередь образуют категорию адресатности. В таком ракурсе, адресатность есть сущность амбивалентная, действующая по принципу «два в одном», незыблемое соединение адресанта и адресата. В реальной коммуникации, в конкретном разворачивающемся дискурсе адресатность как центральное звено в дискурсивном пространстве приводит в действие остальные компоненты дискурсивной модели.
Таким образом, адресатность понимается нами как двуединая субстанция с наивысшей степенью толкования в силу её актуализации в неоднородном пространстве институционального дискурса.
Литература
1. Арутюнова Н. Д. Фактор адресата // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. 1981. Т. 40. № 4. С. 356-367.
2. Бахтин M. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 297-325.
3. Белоус Н. А. Конфликтный дискурс в коммуникативном пространстве: семантические и прагматические аспекты: автореф. ... д-ра филол. наук. Краснодар: КубГУ, 2008. 50 с.
4. Богданов В. В. Коммуникативная интенция и коммуникативное лидерство // Язык, дискурс и личность. Тверь: ТГУ, 1990. С. 26-31.
5. Бурмакина Л. В. Трудности грамматики английского языка // The Complexities of English Grammar. Минск: Тетра-Системс, 2010. 224 с.
6. Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.16: Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 79-128.
7. Дейк Т. А. ван Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. сост. В. В. Петрова; под ред. В. И. Герасимова; вступ. ст. Ю. Н. Караулова и В. В. Петрова. М.: Прогресс, 1989. 312 с.
8. Демьянков В. 3. Образ адресата // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник. М.: Флинта; Наука, 2003. С. 376-377.
9. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: Русский язык, 2000. 1209 с.
10. Желтухина М. Р. Специфика речевого воздействия тропов в языке СМИ: дис. ... д-ра филол. наук. М.: ИЯ РАН, 2004. 358 с.
11. Жеребило Т. В. Словарь лингвистических терминов. 5-е изд. Назрань: Пилигрим, 2010. 486 с.
12. Каминская Т. Л. Образ адресата в текстах массовой коммуникации: семантико-прагматическое исследование: дис. ... д-ра филол. наук. Санкт-Петербург: СПбГУ, 2009. 283 с.
13. Карасик В. И. Язык социального статуса. М.: Институт языкознания РАН; Волгоградский государственный педагогический институт, 1992. 330 с.
14. Карасик В. И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс / под ред.
B. И. Карасика, Г. Г. Слышкина, Волгоград: Перемена, 2000. С. 5-20.
15. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 385 с.
16. Кибрик А. А. Дискурсивно-ориентированные исследования. М.: Едиториал УРСС, 2008. 25 с.
17. Колшанский Г. В. Коммуникативная функция и структура языка. М.: КомКнига, 1984. 176 с.
18. Кубрякова Е. С. Части речи с когнитивной точки зрения. М.: ИЯ РАН, 1997. 327 с.
19. Кунина M. Н. Когнитивно-прагматические характеристики террористического дискурса: автореф. ... канд. филол. наук. Краснодар: КубГУ, 2001. 23 с.
20. Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуникацию: учебное пособие. М.: Гнозис, 2007. 368 с.
21. Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. М.: МГУ, 1982. 481 с.
22. Макаров М. Л. Языковое общение в малой группе. Опыт интерпретативного анализа дискурса: дис. ... д-ра филол. наук. Тверь: ТГУ, 1997. 420 с.
23. Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. 280 с.
24. Олешков М. Ю. Моделирование коммуникативного процесса. Нижний Тагил: НТГСПА, 2006. 336 с.
25. Романова H. Н., ФилипповА. В. Словарь. Культура речевого общения: этика, прагматика, психология. М.: Флинта, 2009. 304 с.
26. Свирковская С. В. Ксенофобический дискурс (лингвопрагматический аспект): автореф. ... канд. филол. наук. Краснодар: КубГу, 2005. 25 с.
27. Слышкин Г. Г. Дискурс и концепт (о лингвокультурном подходе к изучению дискурса) // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Сборник научных трудов / под ред. В. И. Карасика, Г. Г. Слышкина. Волгоград: Перемена, 2000. С. 38-45.
28. Фуко М. Археология знания / пер. с фр., общ. ред. Б. Левченко. Киев: Ника-Центр, 1996. 208 с.
29. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против»: Сборник статей. М.: Прогресс, 1975.
C. 193-230.
30. Якубинский Л. П. О диалогической речи // Язык и его функционирование: Избранные работы. М.: Наука, 1986. С. 17-58.
31. Fairclough N. Language and power / N. Fairclough. Longman: London and New York, 1989. 259 c.
32. Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. La nouvelle rhétorique. Traité de l'argumentation. P., 1958. 566 c.
33. Wodak R. Disorders in Discourse. London: Longman, 1996. 176 c.
Référencés
1. Arutjunova N. D. Faktor adresata (Addressee factor) H Izvestiya Akademii nauk SSSR. Seriya literatury i yazyka. 1981, Vol. 40. No.4. P. 356-367.
2. Bahtin M. M. Problema teksta v lingvistike, filologii i drugih gumanitarnyh naukah (Problem oftextin Linguistics, Philology and otherhuman sciences) // Estetika slovesnogo tvorchestva. Moscow: Iskusstvo, 1979. 423 p.
3. Belous N. A. Konfliktnyi diskurs v kommunikativnom prostranstve: semanticheskie i pragmaticheskie aspekty (Conflict discourse in the communicative space: semantic and pragmatic aspects): abstract ofthesis. Krasnodar: KubSU publ., 2008. 50 p.
4. Bogdanov V. V. Kommunikativnaya intenciya i kommunikativnoe liderstvo (Communicative intention and communicative leadership) // Jazyk, diskurs i lichnost'. Tver': TSU publ., 1990. P. 26-31.
5. Burmakina L. V. Trudnosti grammatiki angliiskogo vazyka (The Complexities of English Grammar). Minsk: TetraSistems, 2010.224 p.
6. Vitgerishteyri L. Filosofskie issledovaniya (Philosophical Studies) // Novoe v zarubezhnoy lirigvistike. Issue 16: Lirigvisticheskaya pragmatika. Moscow: Progress, 1985. P. 79-128.
7. Dejk T. A. van Yazyk. Poznanie. Kommunikaciya (Language. Cognition. Communication) / translated V. Petrov; ed by V. Gerasimov; prolusion of N. Karaulov and V. Petrov. Moscow: Progress, 1989. 312 p.
8. Dem'yankov V. Z. Obraz adresata (The addressee's representation) // Kul'tura russkoy rechi: Enciklopedicheskiy slovar'-spravochnik (Culture of Russian speech: Encyclopaedic dictionary-reference). Moscow: Flinta; Nauka, 2003. P. 376-377.
9. Efremova T. F. Novyi slovar' russkogo yazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyi (New Russian dictionary. Glossary and word formation). Moscow: Russkij jazyk, 2000. 1209 p.
10. Zheltuhina M. R. Specifika rechevogo vozdeistviya tropov v yazyke SMI (Specific of the speech impact of tropes in mass-media language): thesis. Moscow: Institute of Linguistics RAS, 2004. 358 p.
11. Zherebilo T. V. Slovar' lingvisticheskih terminov (Dictionary of linguistic terms). 5-e izd. Nazran': Piligrim, 2010. 486 p.
12. Kaminskaya T. L. Obraz adresata v tekstah massovoi kommunikacii: semantiko-pragmaticheskoe issledovanie (The addressee's representation in mass communication texts: semantic and pragmatic investigation): thesis. St. Petersburg: SbSU publ., 2009. 283 p.
13. Karasik V. 1. Yazyk social'nogo statusa (Language of social status). Moscow: Institute of Linguistics RAS, 1992. 330 p.
14. Karasik V. I. O tipah diskursa (On discourse types) //Yazykovaja lichnost': institucional'nyi i personal'nyi diskurs (Language persona: institutional and personal discourse) I ed by V. I. Karasik, G. G. Slyshkin. Volgograd: Peremena, 2000. P. 5-20."
15. Karasik V. I. Yazykovoi krug: lichnost', koncepty, diskurs (Language circle: identity, concepts, discourse). Volgograd: peremena, 2002. 385 p.
16. KibrikA. A. Diskursivno-orientirovannye issledovaniya (Discourse-oriented investigations). Moscow: Editorial URSS, 2008. P 25.
17. Kolshanskii G. V. Kommunikativnaya funkciya i struktura yazyka (Communicative function and language structure). Moscow: KomKniga, 1984. 176 p.
18. Kubryakova E. S. Chasti rechi s kognitivnoi tochki zrenija (Parts of speech from the cognitive point of view). Moscow: Institute of Linguistics RAS, 1997. 327 p.
19. Kunina M. N. Kognitivno-pragmaticheskie harakteristiki terroristicheskogo diskursa (Cognitive and pragmatic characteristics of terroristic discourse): abstract of thesis. Krasnodar: KubSU publ., 2001. 23 p.
20. Leontovich O. A. Vvedeniye v mezhkul'turnuyu kommunikaciyu (Introduction into intercultural communication) textbook. Moscow: Gnozis, 2007. 368 p.
21. Losev A. F. Znak. Simvol. Mif (Sign. Symbol. Myth). Moscow: MSU publ., 1982. 481 p.
22. Makarov M. L. Yazykovoe obshhenie v maloi gruppe. Opyt interpretativnogo analiza diskursa (Language communication in a small grou p. Experience of interpretative analysis of discourse): thesis. Tver': TSU publ., 1997. 420 p.
23. Makarov M. L. Osnovy teorii diskursa (Basis of discourse theory). Moscow: Gnozis, 2003. 280 p.
24. Oleshkov M. Ju. Modelirovanie kommunikativnogo processa (Modeling of communicative process). Nizhnetagil'skaya gos. soc.-ped. akademiya [i dr.], Nizhnii Tagil: NTSSPA, 2006. 336 p.
25. Romanova N. N., Filippov A. V. Slovar'. Kul'tura rechevogo obshheniya: etika, pragmatika, psihologiya (Culture of speech communication: ethic, pragmatics, psychology). Moscow: Flinta, 2009. 304 p.
26. Svirkovskaja S. V. Ksenofobicheskii diskurs (lingvopragmaticheskii aspekt) (Xenophobia discourse (lingvopragmatic aspect): absctract of thesis. Krasnodar: KubSU publ., 2005. 25 p.
27. Slyshkin G. G. Diskurs i koncept (o lingvokul'turnom podhode k izucheniyu diskursa) (Discourse and concept (on lingvo-cultural method of discourse investigation) // Yazykovaja lichnost': institucional'nyi i personal'nyi diskurs (Language personality: institutional and personal discourse). Collection of scientific papers/ed by V. I. Karasik, G. G. Slyshkin. Volgograd: Peremena, 2000. P. 38-45.
28. Fuko M. Arheologiya znaniya (Archaeology of knowledge) / ed by Br. Levchenko. Kyiv: Nika-Centr, 1996. 208 p.
29. Jakobson R. O. Lingvistika i poetika (Linguistics and poetics) // Strukturalizm: «za» i «protiv»: Sbornik statei (Structuralism: «pros» and «cons») Collection of articles. Moscow: Progress, 1975. 469 p.
30. Jakubinskii L. P. O dialogicheskoi rechi (On dialogical speech) // Yazyk i ego funkcionirovaniye (Language and its functioning): Selected works. Moscow: Nauka, 1986. 259 p.
31. Fairclough N. Language and power. Longman: London and New York, 1989. 259 p.
32. Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. La nouvelle rhétorique. Traité de l'argumentation, P , 1958. 566 p.
33. Wodak R. Disorders in Discourse. London: Longman, 1996. 176 p.
