CC BY
95
Мисько О.Н.
доктор экономических наук, профессор кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета ФГБОУВПО «Санкт-Петербургский государственный университет», Россия, г. Санкт-Петербург
Дружинин Н.Л.
доктор экономических наук, профессор кафедры истории экономики и экономической мысли ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет», Россия, г. Санкт-Петербург
УДК 330.3
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫМ АНАЛИЗ РОССИЙСКОГО И КИТАЙСКОГО ПУТИ РЫНОЧНОГО РЕФОРМИРОВАНИЯ
ЭКОНОМИКИ
Цель работы заключается в сравнении движущих сил и условий проведения экономических реформ в России и в Китае в конце ХХ века. Основной задачей исследования было раскрытие тех конкретных возможностей по использованию успешного опыта проведения экономических реформ в Китае, которые могут быть применены в современной России. Важнейшей задачей статьи являлось доказательство первостепенного значения развития экспортных секторов экономики, которые, как показала практика китайского экономического развития последних десятилетий, могут стать эффективным источником модернизации всего общества.
В рамках представленного исследования активно использовался институциональный метод, который позволил обратиться не столько к формальным правилам и регламентациям, сколько к неформальным установкам, которые оказались реальным источником реформ в двух странах.
Главным результатом статьи было сравнение исходных запросов общества, определивших вектор проведения последующих трансформаций в России и в Китае, и раскрытие принципиальной (а не формальной) разницы в самой «философии» проведения рыночных реформ в двух государствах.
Учет китайского опыта поддержания высоких темпов экономического роста крайне актуален для России, которая переживает в настоящее время ощутимый спад, а отечественные экспортеры, несмотря на высокие цены на ресурсы, сталкиваются с серьезными экономическими проблемами.
Ключевые слова: Россия, Китай, реформы, институциональный подход, экспорт.
INSTITUTIONAL ANALYSIS OF THE RUSSIAN AND CHINESE THE WAY OF THE MARKET REFORMING OF ECONOMY
Objective of the article was to compare the driving forces, and conditions of economic reform in Russia and China in the late twentieth century. The main goal of the study was to open the specific opportunities of using of the successful Chinese experience in economic reforms, which can be applied in modern Russia. The most important task is to prove the importance of the export sector of the economy, which, as the practice of China's economic development in recent decades demonstrate, can be an effective source of modernization of the whole society.
Within the framework of the present study was used extensively institutional method that allowed to apply not only to the formal rules and regulations as to informal settings, which were a real source of reform in the two countries .
The main result of this paper was to compare the initial demands of the society, to determine the vector of subsequent transformations in Russia and China and disclosure principle (rather than formal) difference in itself «philosophy» of market reforms in the two states.
Using of the Chinese experience of maintaining high economic growth is extremely relevant for Russia, which is currently has a significant downturn and domestic exporters, despite the high prices of resources, are faced with serious economic problems.
Key words: Russia, China, reforms, institutional approach, export.
В последнее время в России все активнее обсуждаются проблемы обновления, модернизации, необходимости ускорения темпов экономического роста, поддержания конкурентоспособности отечественной экономики. Все чаще проводятся параллели с экономическим развитием Китая, который существенно быстрее России наращивает свою экономическую мощь и демонстрирует очевидные успехи на мировом рынке, недавно оттеснив Японию со второго места по ключевому показателю произведенного ВВП. Сопоставление России с Китаем в плане проведения экономических реформ крайне полезно, поскольку здесь уже нельзя объяснить наши просчеты размерами страны, наличием советского опыта, плановым типом хозяйства и т. д. Осуществить данное сравнение и раскрыть специфику отечественного пути к рынку может помочь институциональный анализ, который позволяет глубже исследовать как неформальные стороны общественного поведения, повлиявшие на ход реформ, так и лучше понять мотивы формальных решений, что позволяет, в конечном счете, более четко определить принципиальную разницу в истоках преобразований.
Почему же российский и китайский пути экономического реформирования оказались столь различными? Ответ, как представляется, следует искать в изначальном запросе, который формировался соответствующим обществом и его руководством, а также в том, что было движущей силой, основным мотивом перемен. Причем рассматривать нужно не столько формальные, то есть официальные положения и программы, сколько неформальные нормы, отражавшие истинные настроения того времени. Официальные программы и директивы при их ближайшем рассмотрении оказываются достаточно схожими, но зачастую являются лишь идеологическим прикрытием реальных целей экономических агентов. В китайском обществе сохранявшиеся коммунистические идеи балансировали с призывами к активным рыночным преобразованиям. Запрос российского общества в период рыночных реформ также был весьма сложным. «Наша страна переживает процесс радикальных преобразований при отсутствии четко зафиксированного их вектора. Состояние общественных умов крайне хаотично и подвержено достаточно беззастенчивому манипулированию», - писал по этому поводу Л. Абалкин [1; 65]. Однако, если все же попытаться сформулировать суть основного запроса российского общества в предреформен-ный период, очистив его от внешней идеологической
фразеологии, то он сводился прежде всего к настоятельному желанию обеспечить более высокий уровень жизни, который был бы адекватным уровню жизни в развитых капиталистических странах и связывался с традиционной для российского менталитета идеей об очередном более справедливом и рациональном перераспределении государственной (или, как ее еще называли в то время с глубоким подтекстом, «ничейной») собственности. Именно государственная собственность и возможность получить доступ к природным ресурсам привлекали к себе будущих российских капиталистов, которые, являясь директорами советских предприятий или подпольными «цеховиками», хотели законодательно оформить свои реальные хозяйственные права [7; 25-27]. Побочным эффектом при этом является, как правило, возникающая в период трансформации общества неразбериха, которая создает немало возможностей для быстрого обогащения, спекуляций на валютных курсах, разворовывания государственного имущества, с одной стороны, и ведет к разорениям, обесценению вкладов, взлету цен, падению ВВП, с другой стороны. В России к 2000 году, то есть через 9 лет реформ, ВВП составлял 55 % от уровня 1990 года [7; 22]. Процесс первоначального накопления капитала - закономерный процесс, более важным, однако, является то, куда направляются вновь созданные капиталы: за рубеж или в свою экономику, в экспортные отрасли или в спекулятивные сделки. От этого зависит облик страны через десятилетия.
Весьма характерно, что о более целесообразном перераспределении в нашей стране в советский период, на его поздней стадии, мечтали на разных уровнях общественной пирамиды, начиная с рядовых работников государственных предприятий и простых кооператоров и заканчивая отдельными представителями высшего руководства страны, которые были заинтересованы в капитализации своего могущества не меньше остальных. Поэтому, несмотря на то, что формально члены советской партхоз-номенклатуры выступали за незыблемость принципов социалистического планового хозяйства, на деле в рамках неформальных подходов оказывалось, что переход к радикальным рыночным преобразованиям выгоден им именно в силу своей перераспределительной сути. Таким образом, реформы оказывались выгодны значительной части трудовых коллективов и представителей власти не только и не столько потому, что имели своей целью повышение эффективности и производительности производства (хотя
официально утверждалось как раз это), сколько благодаря возможности резкого увеличения собственного благосостояния в результате приватизации государственной собственности или получения от государства каких-либо прав. Эти стартовые условия для начинавшихся крупномасштабных реформ были опаснее первоначальной неразберихи, поскольку изначально задали такой вектор движения всему обществу, в рамках которого приватизация, сокращение госзаказа, сворачивание государственного сектора в экономике, массированный вывод капитала за границу были явлениями вполне закономерными, а вот наращивание производственных мощностей, расширение экспортных возможностей, усиление господдержки перспективных производств и, самое главное, создание конкурентной, благоприятной для развития бизнеса среды оказались под вопросом. Как отмечал Д. Норт, «с приватизацией 1990-х годов в России появились крупные собственники, однако это не способствовало усилению конкуренции. Для большинства граждан доступ к экономическим и политическим организациям и ресурсам стал за последнее время еще более ограниченным» [9; 9].
Запрос китайского общества восьмидесятых годов ХХ века был совершенно другим. Достижение западных стандартов жизни в Китае тогда было не актуально и представлялось в стране с очень низким уровнем ВВП на душу населения слишком отдаленной перспективой. Осуществление приватизации не ставилось в качестве первоочередной задачи, преобразование собственности носило планомерный, постепенный характер. Было создано много различных форм собственности предприятий - от крупных государственных до мелких индивидуальных. Основной идеей китайского общества в то время было желание следовать примеру своих более успешных азиатских соседей. Для этого было необходимо не перераспределять что-либо внутри страны, а каким-либо образом встроиться в существовавшую налаженную и очень эффективную производственную цепочку. В рамках этой цепочки более развитые азиатские страны - прежде всего Япония, Тайвань и Гонконг - выступали в роли разработчиков новейших высококачественных товаров широкого потребления, являясь инновационными, технологическими и финансовыми центрами, а менее развитые страны выполняли роль операторов массового производства этих товаров. Эту задачу выполняли фирмы Южной Кореи и ряда новых индустриальных стран. Не менее важным был и налаженный еще Японией, имевшей особые отношения с США, сбыт. Успешную реализацию и щедрую оплату всей этой продукции обеспечивали, главным образом, страны Западной Европы и США. Наличие открытых западных рынков и крупномасштабных заказов было
ключевым моментом высокой эффективности всей схемы. Если российские компании до сих пор вынуждены с колоссальным трудом прокладывать себе путь на рынки развитых стран даже для небольших партий товаров, то для таких стран, как Малайзия, Тайвань или Сингапур, реализация по всему миру многомиллионных партий бытовой техники, компьютеров, часов и десятков других товаров было делом вполне рутинным. К 1990 году доля мирового экспорта из стран Азии составляла 30 % всего товарного экспорта, а впоследствии, в том числе и благодаря китайской экспансии, она возросла к 2010 году до 40 % [10; 77].
Включиться в этот прибыльный и, главное, хорошо налаженный бизнес не безосновательно представлялось для руководителей Китая важнейшей практической задачей и возможностью решить все хозяйственные и социальные проблемы сразу. Как отмечает Линь Юэцинь из института экономики Китая: «Начиная с 80-х годов, особенно в начале 90-х годов, в Китае приоритет экспорта стал важной составляющей стратегией развития внешней экономики... Государство, используя льготный кредит, дотацию на экспорт, возврат таможенных сборов, вознаграждение и т. д., способствовало тому, что в последние годы темпы роста экспорта Китая росли быстрее, чем темпы роста ВВП» [6; 145]. Разумеется, никакая идеология помешать этому рациональному стремлению не могла, так как просто противоречила бы здравому смыслу. Именно поэтому было принято решение несколько переработать идеологические установки и взять курс на активное привлечение иностранного капитала в страну, то есть фактически был взят курс на проведение рыночной реформы. Можно констатировать, что основным драйвером китайского поворота к рынку стала производственная, а не перераспределительная идея, и здесь можно обнаружить главное, принципиальное отличие от российских рыночных преобразований. Китаю пришлось встраиваться в систему уже существовавших правил игры - сформировавшихся институтов, это сделало необходимым адаптацию собственной экономической модели, то есть проведение знаменитых китайских институциональных реформ Дэн Сяопина. Гениальность этого политика заключалась не в том, что он придумал некий абсолютно новый путь для Китая, а в том, что он увидел существовавшие в мире возможности и воспользовался ими. Ему удалось гармонично включить плановую китайскую экономику в эффективно работающую международную рыночную систему, тем самым придав смысл и вдохнув жизнь в пришедшие в упадок социалистические институты. Образно говоря, нужно было не изобретать велосипед, а начинать дешево производить эти велосипеды миллионами.
Эта идея внешнеэкономической экспансии отразилась в ярком лозунге 90-х годов «Идти вовне!», который провозгласил направление «нового великого похода», который должен превратить Китай во всемирную обрабатывающую фабрику, при этом главным оружием в новой «великой войне цен» должны были стать гигантские ресурсы сельского населения, привлеченные к производству промышленных товаров [2; 29-30]. Важным было то, что за лозунгами стояли реальные усилия по стимулированию экспорта. Главным оружием в этой битве стал ценовой демпинг, который фактически означал согласие Китая занять наиболее низкое место в существовавшей в Азии международной стоимостной цепочке. Такое непростое решение фактически означало готовность людей работать почти даром и являлось ценой, которую Китай решился заплатить (и как показала практика, не прогадал) за обретение самой возможности войти в глобальный прибыльный бизнес. Для России такое решение не представлялось выгодным и приемлемым. Отечественные предприятия вопрос оплаты, а еще лучше предоплаты предпочитали ставить на первое место, не желая работать ради одной лишь идеи выхода на иностранные рынки, поскольку это противоречило основной неформальной идее реформ - обеспечить быстрое повышение жизненного уровня. Для Китая же подобное экономическое поведение было логичным, поскольку вписывалось в основную линию реформ, направленную на максимизацию экспортного потока.
В итоге Китай достиг того, чего он и добивался, - стал важнейшим звеном гигантской производственной цепочки, которая уже даже не является азиатской, а, превратившись в глобальную структуру, обслуживает и включает в себя и США, и страны ЕС, и многие другие государства по всему миру. Если в 1990 году Китай занимал лишь 15-е место среди ведущих торговых держав и на него приходилась лишь 1,6 % общемировой товарной торговли, то в 2010 году Китай занимал уже 2-е место и его доля в международной торговле увеличилась более чем в пять раз - до 9 % [10; 77]. Конечно же, экономический прогресс Китая стал результирующей целого спектра серьезных институциональных сдвигов, произошедших далеко за пределами самого Китая. Ведь необходимо понимать, что увеличение доли Китая в мировой торговле произошло, прежде всего, за счет снижения доли таких стран, как Япония и США, доля последних в мировой торговле сократилась в период 1990-2010 годов с 7,6 до 4,6 % и с 13 до 10 % соответственно [10; 77]. Естественно, эти страны также извлекали свою выгоду из данного процесса, однако этот вопрос было непросто согласовать между всеми заинтересованными сторонами, во многом он имел и политическую окраску и был связан с активной деятельностью влиятель-
ной (особенно в период выборов) китайской диаспоры в США. Тем не менее уже в конце 1990-х годов из 500 крупнейших в мире ТНК 300 компаний инвестировали свои средства в Китае (в настоящее время уже 400 ТНК), российскому бизнесу о такой активности иностранных партнеров можно было только мечтать [15; 32]. Нынешний рост экономики Китая представляет собой результат правильно взятого курса и кропотливой созидательной работы в нужном направлении в ходе реформ. Для российского же общества период реформ стал временем споров, поисков путей самоопределения, передела собственности, экономического спада. 1990-е годы были в этом отношении весьма показательными: если принять индексы ВВП и промышленного производства за 100 % в 1990 году, то в 1997 году индекс ВВП Китая составлял 182, а России - 59, еще большим был разрыв по индексу промышленного производства - у Китая он равнялся 185, а у России - 53 [8; 132]. В то же время накопленный объем прямых иностранных инвестиций достиг к тому времени в Китае 217 млрд. долл., в России он составлял всего лишь 11,5 млрд. долл. - почти в двадцать раз меньше [8; 123]. К концу 2012 года в России этот объем достиг 135,9 млрд. долл. [14]. А в Китае - перевалил за триллион долларов и составил 1 335,7 млрд. долл. (только в одном 2012 году он насчитывал 111,7 млрд. долл.) [16; 15].
Естественно, что использование поистине гигантских по своим размерам трудовых резервов в сочетании с не менее впечатляющей финансовой подпиткой из США и Японии произвело настоящий промышленный переворот в Китае, обеспечив ему колоссальные доходы и стремительное развитие в самых разных сферах, начиная от спорта и кончая армией. Поскольку ссылки на удачный опыт реформирования в Китае все чаще звучат в качестве критики российского пути преобразований, который, безусловно, явился не столь масштабным и впечатляющим, хочется подчеркнуть, что причиной действительно выдающихся экономических результатов развития Китая последних десятилетий стала не реформа как таковая, тем более в нашем «перераспределительном» ее понимании, а нечто гораздо более важное - а именно включение Китая в международную кооперацию, обретение Китаем своего места в мировой производственной цепочке. Произошедшие же в Китае реформы были призваны лишь оформить это вхождение Китая в большой мировой бизнес - создать благоприятные условия для инвесторов, иностранных производителей, местных предпринимателей и т. д. Менять строй, перераспределять всю собственность внутри государства, отказываться от прежней идеологии, переименовывать улицы и разрушать памятники при этом было совершенно не обязательно. Этим и объясняется от-
носительная умеренность китайских реформ, которые оказались гораздо менее радикальными, нежели российские демократические и рыночные преобразования, сохранив социалистические элементы управления экономикой. При этом экономический эффект они дали гораздо больший, потому что были нацелены на участие в бизнесе, в котором обращались не миллиарды, а триллионы долларов.
Фактически, если трактовать то, что произошло в Китае с позиций институционального подхода, можно констатировать, что более эффективная институциональная система таких азиатских стран, как Япония, Гонконг, Южная Корея, Тайвань, Малайзия, то есть капиталистических стран, поддерживающих теснейшие связи с США, оказалась привлекательной для социалистического государства и была попросту заимствована им в своих важнейших элементах - прежде всего это касается института частной собственности и практики привлечения иностранных инвестиций. Анализируя китайские реформы, следует отметить их главную характерную черту, во многом отличающую их от российских рыночных реформ, а именно их нацеленность на достижение более высокой экономической эффективности производства. Китайские реформы, прежде всего, делались не для обеспечения большей социальной справедливости, не для перераспределения собственности, не для достижения западных стандартов потребления - они осуществлялись, главным образом, ради кардинального расширения производства, причем экспортоориенти-рованного. Разумеется, в Китае прекрасно понимали, что строительство сотен новых заводов, увеличение производственных мощностей, масштабный экспорт разнообразных товаров очень быстро обеспечат решение социальных проблем, обогатят представителей элиты и поднимут общий уровень жизни в стране. Однако решение всех этих задач виделось именно через резкое расширение производственной базы, использование огромного трудового потенциала страны и тесное сотрудничество с иностранными государствами, а не наоборот. Причем иностранные инвестиции были призваны сыграть в реализации данного замысла центральную роль. «Развитие экономики стран Восточной Азии в отличие от России характеризует способность реализации сравнительных преимуществ для создания импульса экономического роста путем привлечения значительного объема иностранных инвестиций» [8; 121].
В России также на протяжении всего периода реформ слышались призывы к иностранным инвесторам вкладывать капиталы в российскую экономику, строить заводы в России, активизировать торговлю российскими товарами и т. д. Однако в отличие от Китая эти предложения выглядели зачастую
как просьбы о некоей помощи, а не как приглашение к выгодному делу прежде всего для того, кто платит, то есть для иностранного инвестора. Приоритетом в подобных переговорах выступали собственные интересы в их потребительском понимании. Речь идет о том, что от иностранного инвестора требовалось развивать прежде всего те производства, продукция которых была нужна на внутреннем рынке, требовалось поддерживать социальную сферу предприятий, даже если это вредило эффективности, на него возлагалась необходимость развития местной инфраструктуры, выполнения масштабных и не всегда выгодных инвестиционных программ и т. д. Ярким примером может служить взятый государством курс на развитие автомобильного сектора по принципу открытия заводов иностранных автопроизводителей для реализации их продукции на отечественном рынке. Правительство охотно шло на сотрудничество до того момента, пока проекты обслуживали внутренний спрос и решали местные социальные проблемы, когда же дело доходило до возможностей расширения производства и развития прибыльного экспортного производства, поддержка государства резко ослабевала. Так, компания «Форд» предложила в рамках программы локализации автомобильного производства в России организовать производство фар для всех своих автомобилей, то есть фактически изготавливать продукцию не только для себя, а на внешний рынок и учитывать это производство как локализацию - ей было отказано. Иными словами, логика государства такова: иностранные автопроизводители, которые у нас собирают свои автомобили, должны часть запчастей производить в России - это требование по локализации производства и оно обязательно для иностранных компаний, а вот развивать в России автопроизводство на экспорт - дело самой компании, и никаких преференций от российского государства здесь не полагается. Превратиться в таких условиях в «фабрику мира» по примеру Китая очень не просто.
Достаточно непростая ситуация сложилась и вокруг практики слияний и поглощений, которая имела на разных этапах реформы как своих сторонников, так и противников в высших эшелонах власти, однако до сих пор не смогла утвердиться в качестве действенного механизма интеграции с мировым экономическим сообществом с целью диверсификации собственных экспортных возможностей и отхода от нефтегазовой зависимости [5; 25]. Если Китаю удается приобретать иностранные производства, включая мировые бренды, то Россия и на этом пути столкнулась с сильным противодействием и, к примеру, так и не смогла, даже предложив привлекательную цену, оформить сделку по покупке автоконцерна «Опель».
В Китае ситуация в вопросе организации экспорта была принципиально иной. Для экспортных производств с участием иностранного капитала предусматривался возврат НДС и освобождение от уплаты пошлин на импортные компоненты. При этом такие льготы получал исключительно лишь экспорт, а товары, производимые для внутреннего рынка, облагались НДС. Проводя такую политику, китайское руководство не просто стимулирует развитие экспортного производства, но и создает условия для его возникновения как такового, то есть обеспечивает стимулы для привлечения иностранных компаний. Не случайно на предприятия с иностранными инвестициями в Китае приходится 60 % экспортно-импортных операций [11; 34]. Такие меры дали весомые результаты: «Нет сомнения в том, что без продуманной экспортной стратегии и без мер по поощрению притока инвестиций мы бы не добились превращения Китая в индустриальный центр мира (если в 1990 году доля КНР в мировом промышленном производстве составляла всего 3 %, то в 2000-м - 6,64 %, в 2005-м - 9,79 %, а по итогам 2010 года Китай стал самой крупной индустриальной державой планеты)» [13]. Открытость - основа китайской экономики. Еще в 2004 году Китай, перегнав Японию, стал третьим в мире экспортером, в 2007-м, перегнав Америку, вторым импортером, а в 2009-м, опередив Германию, Китай становится первой страной по объему экспорта и второй по объему импорта.
В России о расширении производства и необходимости открытия сотен новых заводов в начальный период проведения реформ говорили меньше всего, наоборот, закрывали многие производства как нерентабельные и превращали производственные цеха в склады и сбытовые базы по соображениям сиюминутной выгоды. Если в Китае экономические реформы стали катализатором создания новых производств, у нас они, наоборот, фактически превратились в сдерживающий фактор. «На начало XXI века свыше 90 % промышленного оборудования в Китае введено в строй после 1980-х годов. В России - прямо противоположная картина: почти все оборудование введено в «доперестроечный» период, то есть до 1985 года» [12; 201]. Это происходило не по ошибке и не от непонимания, а в силу глубинной направленности реформ на приоритетное развитие не производства, а потребления. Идеология российских реформ с самого начала строилась на признании необходимости щедрого стимулирования (желательно в валюте по западным стандартам) всех участников в начале для их эффективной работы в будущем, будь то в качестве новых собственников предприятий или рядовых работников. Лимит доверия россиян к идеям относительно того, что сначала надо построить новые заводы, затянуть пояса, хорошо по-
работать, а потом уже рассчитывать на высокую оплату труда и высокий уровень жизни, был полностью исчерпан за десятилетия советской власти, активно и не без успеха эксплуатировавшей эту тему, особенно в период индустриализации 1930-х годов. В итоге актуальной, действительно будоражившей массы идеей в конце 1980-х - начале 1990-х годов в России стала идея поиска более эффективного собственника обширнейшего государственного имущества с целью подъема эффективности его использования. Иными словами, дополнительно строить что-то новое представлялось совершенно ненужным, требовалось лишь начать пожинать плоды с уже созданных промышленных комплексов, и помочь этому должна была реформа отношений собственности, то есть приватизация, которая и стала центральным звеном российских рыночных реформ. Естественно, что необходимость так или иначе развивать производство не отрицалась, но, в отличие от китайских проектов, логика здесь прослеживалась принципиально иная: сначала поднимем наше потребление и только потом, получив лучшую мотивацию, возьмемся за наше производство. «Возникновение номенклатурно-олигархического капитализма непосредственно связано с особенностями так называемого первоначального накопления капитала в России. Главная особенность этого процесса - его авантюрно-спекулятивный и преимущественно непродуктивный, оторванный от потребностей производственного накопления характер. По сути дела имело место квазинакопление или паразитарное перераспределение национального дохода (включая его отток за границу) в пользу узкого социального слоя» [15; 197].
Резкий скачок цен на энергоносители в 2000-х годах стал неожиданным подарком для российской экономики, которая обрела точку опоры, получила возможность занять более достойное место в мировом рейтинге экономических держав и смогла наконец-то начать модернизацию своего хозяйства. Учитывая, что рост спроса на сырьевые товары исходит, прежде всего, со стороны бурно растущей экономики Китая, фактически Россия получила стабильное место поставщика ресурсов для той самой мировой производственной цепочки, место производителя в которой в свое время занял Китай. Перед Россией стоит задача всестороннего развития этого вида деятельности и закрепления за собой роли мирового поставщика ресурсов, что, собственно, и осуществляется весьма успешно все последние годы - растет добыча полезных ископаемых, развивается сеть трубопроводов, появляются предприятия по первичной переработке сырьевых ресурсов и т. д. По состоянию на 2012 год доля экспорта в ВВП у России была лишь немного ниже китайского показателя - 29 и 31 % соответственно [3].
Структура отечественного экспорта, естественно, имеет сдвиг в сторону сырьевых ресурсов, однако это в полной мере отражает объективно существующие условия и не является отражением отсталости российской экономики, а, скорее, свидетельствует о сложивших приоритетах в мировой торговле. Разговоры о том, что такая роль не достойна России и превращает ее в сырьевой придаток, противоречат идее о необходимости использовать свои естественные сравнительные преимущества в рамках мировой кооперации. Обладая самой большой территорией в мире и богатейшими природными ресурсами, Россия объективно призвана наладить максимально эффективную добычу, переработку и транспортировку этих ресурсов на мировые рынки, в частности Китаю, который, обладая миллиардными трудовыми ресурсами, сможет обеспечить наиболее эффективную дальнейшую переработку этих ресурсов. Как представляется, в этом заключается высокая миссия России, которая в условиях исчерпаемости ресурсов и необходимости все новых исследований и разработок в этой сфере, включая, например, освоение шельфа Ледовитого океана, представляется не простой и унизительной, а, наоборот, выглядит как вполне достойная сверхзадача, сравнимая с освоением космоса.
Следует отметить, что продолжающиеся в России институциональные реформы должны в первую очередь обеспечить закрепление и расширение ее статуса важнейшего участника мировой производственной цепочки. Справедливые призывы учитывать и использовать опыт Китая должны сводиться не к тому, чтобы воссоздавать аналогичную социальную систему или конкурировать с дешевым китайским производством, а должны включать в себя, прежде всего, понимание необходимости направить институциональные преобразования на повышение привлекательности российского бизнеса, причем в тех сферах, где мы имеем неоспоримые, естественные, сравнительные преимущества и можем быть не столько конкурентом, сколько партнером тому же Китаю или другим участникам мирового экономического процесса. Постановка задачи общей модернизации российской экономики или повышения общей инвестиционной привлекательности представляется, конечно, идеальной, но слишком неопределенной, размытой, а потому труднодостижимой. Необходимо четкое определение приоритетов экспортно ориентированного производства и создание условий для его опережающего развития. Между тем, как это ни парадоксально в условиях высоких цен на ресурсы, экпортеры в России переживают в настоящее время серьезные трудности. Так, в 2013 году, на фоне оздоровления мировой экономики и достижения фондовыми индексами США и Германии своих исторических максимумов (DJI, DAX),
акции таких лидеров российских экспортных сырьевых секторов, как производство калийных удобрений (ОАО «Уралкалий»), добыча угля и металлургия (ОАО «Мечел»), а также газовая отрасль (ОАО «Газпром»), в течение года достигали своих многолетних минимумов, при этом две первые из перечисленных компаний пережили настоящий обвал акций. Подчеркнем, что такие трудности имели флагманы российского экспортного производства, то есть те компании, которые в условиях высоких цен на ресурсы должны были бы демонстрировать высочайшие результаты и быть крайне привлекательными для инвесторов. Очевидно, что их трудности связаны не с внешней конъюнктурой, которая в целом весьма благоприятна, а с проблемами высокой социальной нагрузки, обилия неэффективных непрофильных активов, перегруженных кредитных портфелей, взаимодействия с партнерами и другими сложностями, преодоление которых во многом зависит от позиции государства, от наличия эффективно действующей в отечественном бизнесе системы норм и правил, от международного участия в соответствующих видах деятельности, наконец, от мощной информационной и общественной поддержки. Создание именно таких благоприятных институциональных условий для собственных компаний и будет важным шагом на пути привлечения иностранных инвесторов, которые не станут, как минимум, панически уводить свои капиталы с российского фондового рынка, не веря в прибыльность и стабильность даже наших лучших сырьевых компаний, а, наоборот, обретут уверенность в надежности вложений в России, как это произошло в свое время с Китаем.
Многого можно ожидать с точки зрения институциональных улучшений для российского бизнеса и от развития углубленного сотрудничества с Китаем в области традиционно сильной и прибыльной для России - нефтегазовой. Ухудшение отношений с Западом в связи с украинским кризисом прямо дает нам объективный сигнал к ускорению развития экономического сотрудничества с Востоком и проведению необходимых институциональных реформ, которые позволят извлечь из этой ситуации максимальную пользу.
В заключение необходимо отметить тот факт, что Россия и Китай имеют и общее для обеих стран глобальное направление развития своих экономических систем, а именно задачу модернизации национальной экономики. Опираясь на опыт стран, проходивших этапы модернизации, можно констатировать, что для ее эффективного осуществления необходимо соблюдение ряда условий, важнейшими из которых являются: наличие четкого идеологического фундамента, объединяющего общество; проведение соответствующего изменения формальных
и неформальных правил хозяйствования, меняющих «правила игры» для последующего институционального сдвига в нужном направлении; наконец, определение необходимых ресурсов для проведения модернизации и целенаправленное их формирование и поддержка государством, включая «культурный инжиниринг» [4; 59]. Таким образом, именно институциональные реформы, направленные на рыночное реформирование экономики России, должны стать и основой модернизации национальной экономики, которая является залогом наших экономических успехов в будущем.
Список литературы:
1. Абалкин Л.И. Россия: поиск самоопределения: очерки. - М.: Наука, 2005. - 464 с.
2. Восточная Азия: между регионализмом и глобализмом / Г.И. Чуфрин. - М.: Наука, 2004. - 282 с.
3. Всемирный Банк [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://wdi.worldbank.org/table/4.8 (дата обращения 10.11.2013).
4. Дружинин Н.Л., Мисько О.Н. Модернизация национальной экономики: исторический опыт Франции и Японии // Вестник СПбГУ. - 2011. - Сер. 5. - Вып. 3.
5. Дубянский А.Н. Проблемы диверсификации на финансовых рынках в результате сделок слияний и поглощений // Экономика и управление. - 2012. - № 8.
- С. 25-27.
6. Китай и Россия: общее и особенное в социально-экономическом развитии / Л.В. Никифоров, Т.Е. Кузнецова, М Б. Гусева. - М.: Наука, 2005. - 224 с.
7. Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. - М.: Международные отношения, 2004. - 432 с.
8. Мозгоев А.М. Развитие экономики стран Восточной Азии и инвестиционная модель региона России.
- М.: Наука, 2004. - 316 с.
9. Норт Д. Понять, как устроено общество и как оно изменяется // Вестник СПбГУ. - 2007. - Серия 5. -Вып. 4. - С. 3-9.
10. Обойн М. Международная торговля в период глобального экономического кризиса // Вестник СПбГУ.
- 2012. - Серия 5. - Вып. 3. - С. 75-81.
11. Попова Л.В. Китайская экономика в условиях кризиса: антикризисные меры и перспективы развития // Вестник СПбГУ. - 2009. - Сер. 5. - Вып. 3. - С. 32-46.
12. Селищев А.С., Селищев Н.А. Китайская экономика в XXI веке. - СПб.: Питер, 2004. - 240 с.
13. Сун Х. Слово и дело: Открыли экономику и завоевали планету // Ведомости. - 2011. - № 80 (2846).
14. Федеральная служба государственной статистики [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www. gks.ru/bgd/free/B04_03/IssWWW.exe/Stg/d01/41inv27. htm (дата обращения 10.11.2013).
15. Экономические реформы в России и Китае глазами российских и китайских ученых / В.Т. Рязанов,
А.А. Шевелев. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. - 398 с. 16. Morrison W.M. China's Economic Rise: History, Trends, Challenges, and Implications for the United States [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.fas.org/sgp/crs/row/RL33534.pdf (дата обращения 10.11.2013).
List оf literature:
1. Abalkin L.I. Russia: the search for self-determination: essays. - M.: Science, 2005. - 464 p.
2. East Asia: between regionalism and globalism / G.I. Chufrin. - M.: Science, 2004. - 282 p.
3. World Bank [Electronic resource]. - URL: http://wdi. worldbank.org/table/4.8 (date accessed 11/10/2013).
4. Druzhinin N.L., Mis'ko O.N. Modernization of the national economy: the historical experience of France and Japan // Bulletin of St. Petersburg State University. -
2011. - Ser. 5. - No. 3.
5. Dubyansky A.N. Problems of diversification in the financial markets as a result of mergers and acquisitions // Economics and Management. - 2012. - № 8. - P. 25-27.
6. China and Russia: the general and the particular socioeconomic development / L.V. Nikiforov, T.E. Kuzneco-va, M B. Guseva. - M.: Science, 2005. - 224 p.
7. Men 'shikov S. Anatomy of Russian Capitalism. - M.: International Relations, 2004. - 432 p.
8. Mozgoev A.M. Development of the East Asian economies and investment model region of Russia. - M.: Science, 2004. - 316 p.
9. Nort D. Understand how society works and how it changes // Herald St. Petersburg State University. - 2007.
- Series 5. - Vol. 4. - P. 3-9.
10. Obojn M. International trade during the global economic crisis // Herald St. Petersburg State University. -
2012. - Series 5. - Vol. 3. - P. 75-81.
11. Popova L.V. The Chinese economy in crisis: anticrisis measures and development prospects // Herald St. Petersburg State University. - 2009. - Ser. 5. - Vol. 3.
- P. 32-46.
12. SelishchevA.S., SelishchevN.A. The Chinese economy in the twenty-first century. - Petersburg: Peter, 2004.
- 240 p.
13. Sun H. Word and Deed: open up the economy and conquered the planet // Gazette. - 2011. - № 80 (2846).
14. Federal State Statistics Service [Electronic resource].
- URL: http://www.gks.ru/bgd/free/B04_03/IssWWW. exe/Stg/d01/41inv27.htm (date accessed 10/11/2013).
15. Economic reform in Russia and China through the eyes of Russian and Chinese scientists / V.T. Ryazanov, A.A. Shevelev. - Petersburg: Acad St. Petersburg State University, 2000. - 398 p.
16. Morrison W.M. China's Economic Rise: History, Trends, Challenges, and Implications for the United States [Electronic resource]. - URL: http://www.fas.org/ sgp/crs/row/RL33534.pdf (date accessed 10/11/2013).
