CC BY
62
УДК 338.222
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ В РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКЕ В ПРОЦЕССЕ
ФОРМИРОВАНИЯ РЫНОЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ
INSTITUTIONAL CHANGES IN THE RUSSIAN GOVERNMENT ECONOMIC POLICY IN THE PROCESS OF MARKET RELATIONS'FORMATION
E.B. Булах, Дальневосточный федеральный университет, г. Владивосток
E. Bulakh, Far Eastern Federal University, Vladivostok
Представлен комплексный анализ основных направлений институциональных преобразований в российской государственной экономической политике в процессе формирования рыночных отношений. Проанализированы основные способы и ключевые направления формирования механизмов взаимодействия между субъектами экономической политики государства и формы их гармонизации в целях повышения эффективности их функционирования. Автор отмечает, что рыночная трансформация общества не осуществляется исключительно экономическими методами. Основным инструментом трансформационных преобразований в России выступает государство, которое и должно преобразовывать слабую институциональную среду на всех уровнях экономической политики
Ключевые слова: институциональные преобразования, экономическая система, экономическая политика государства, рыночная экономика, субъекты экономической политики
The article presents a comprehensive analysis of the basic directions of institutional changes in the Russian government economic policy in the process of market relations' formation. The main methods and key directions of interaction mechanisms' formation between the subjects of economic policy and the harmonization of their form in order to improve their functioning are analyzed. The author notes that the market transformation of society is not carried out exclusively by economic methods. The main instrument of transformational change in Russia is the state, which should transform the weak institutional environment at all levels of economic policy.
Key words: institutional transformations, economic system, economic policy of the state, market economy, subjects of economic policy
Рынок свободной конкуренции — это следствие реализации принятой либеральной концепции. Преобладание неолиберального дискурса привело к тому, что среди основных моделей экономического развития, которые предлагались странам с переходной экономикой западными консультантами, вплоть до начала 1990-х гг. преобладала модель «Вашингтонского консенсуса», подкрепленная институциональ-
ной мощью мировых финансовых институтов. По мнению ее сторонников, данная модель имеет статус универсальности и пригодна для использования по всему миру — от стран пространства СНГ до государств африканского континента [3]. В то же время успех ее реализации вовсе не столь универсален.
Применение этой модели в ряде стран не способствовало желаемому экономи-
ческому росту и привело к политической дестабилизации. Россия здесь не стала исключением, хотя для нее была разработана своя модификация либеральной доктрины, получившая название «шоковой терапии». Признание руководящей роли МВФ в формировании экономической политики государства способствовало принятию именно этого варианта рыночной трансформации как плана действий. В соответствии с высказанными рекомендациями теоретиков планировалось, что при трехкратном повышении уровня цен можно будет достичь общей стабилизации экономики. Путем массовой приватизации предприятий должен быть достигнут быстрый рост эффективности производства. На практике же произошел спад производительности труда более чем на 50 %, на треть снизилась энергоотдача, и такая ситуация складывалась практически по всем показателям эффективности производства. Проводящаяся приватизация позволила вывести из-под контроля государства основные рентообра-зующие отрасли — добычу и экспорт нефти и нефтепродуктов, газа, драгоценных камней, что резко ухудшило структуру отечественного производства. За время реформ, проводимых по неолиберальному сценарию, произошло значительное снижение спроса населения. В таком случае обеспечить поддержку населения посредством реализуемых экономических реформ становится затруднительно.
Российский опыт экономических преобразований показал, что модель «Вашингтонского консенсуса» довольно нестабильна по своей природе и результаты ее применения могут быть весьма катастрофическими.
Реформаторы-неолибералы в процессе поиска универсальных рецептов реформ упустили из виду то, что массовая поддержка реформ является не только результатом их эффективного проведения, но и во многом предпосылкой успеха. Ближе всего к пониманию этой идеи оказалась эволюци-онно-институциональная парадигма, опирающаяся на понимание самой природы трансформационных процессов. Теоретики этого направления полагают, что переход
к рынку без формирования базовых институтов общественного воспроизводства и государственного регулирования невозможен.
В соответствии с основными положениями институциональной теории, развиваемой в трудах Д. Норта, Т. Веблена, Дж. Коммонса, Дж. Кларка, Дж. Гэлбрей-та, Дж. Гобсона и др., поведение экономических субъектов зависит от действующих в обществе структур, смысл и основные функции которых сводятся к организации взаимоотношений между людьми. Экономические последствия функционирования институтов отражаются в динамике спроса и предложения, темпах экономического роста и т.д. Развитие экономических отношений в целом определяется эволюцией институтов. Поэтому задачей экономической политики реформируемой страны всегда становится формирование нового типа организационно-институционального строения экономики.
Отечественные и зарубежные исследователи часто противопоставляют две институциональные системы, различающиеся по способам регулирования, размещения и использования экономических ресурсов и предполагающие собственные воспроизводственные механизмы: «рыночный и командный тип экономики» (М. Фрид-мен ), «рыночная и планирующая система» (Дж. Гэлбрейт), «централизованно управляемое хозяйство и меновое хозяйство» (В. Ойкен) [1].
Переходность предполагает сосуществование институтов как рыночной, так и нерыночной институциональных систем. Хотя назвать состояние такого сосуществования спецификой исключительно трансформационных экономик вряд ли возможно. В социальной действительности никогда не существовало однородных экономических систем, а выделенные формы представляют собой определенные теоретические абстракции, некие идеальные типы. Мировая практика показывает, что реальные общества предполагают целый спектр форм хозяйственного порядка от рыночного хозяйства до командно- админи-
стративной или центрально-планируемой формы.
Институциональная система реальных обществ включает, как правило, совокупный набор норм, но отнесение к той или иной системе определяет «ядро» институциональных форм. Например, характер институциональной структуры современных развитых стран Запада определяется доми нированием рыночных институтов, в то время как нерыночные элементы выполняют функции неких дополнительных регуляторов, содействующих более эффективному функционированию «ядерных» рыночных институтов в ситуациях «провалов» рынка. При этом, рыночные и нерыночные элементы находятся в противоречивом единстве, обеспечивая устойчивость экономической системы в целом. Иначе говоря, при рассмотрении взаимодействия рыночных и нерыночных институциональных форм необходимо выделять случаи их «независимого» функционирования и случаи, когда «нерыночные» процессы могут выступать механизмом реализации «рыноч-ности». Поэтому следует говорить о квазинерыночных отношениях в рыночных экономиках и квазирыночных отношениях в нерыночных экономических системах. Задача заключается в том, чтобы основные и дополнительные институты были сбалансированы между собой и не входили в противоречие друг с другом. В противном случае может наблюдаться состояние институционального диссонанса. В связи с этим, сосуществование форм с альтернативными способами экономической регуляции, если они сбалансированы и гармонизированы, можно назвать состоянием нормы экономической системы.
Результатом социально-экономического реформирования российского общества стал институциональный диссонанс. В отличие от состояния нормы в российском обществе функционируют институты с несовместимыми правилами. Различие состоит в функциональной направленности институциональных структур. В развитых рыночных системах дополнительные нерыночные институты направлены на эффек-
тивное функционирование рынка и, как бы широко не распространялось государственное вмешательство в рыночную экономику, оно не изменяет ее сущности, государство действует как субъект рынка и гарант института частной собственности. Снижение уровня государственного вмешательства в российскую экономику не изменило самой направленности неры ночных институтов. Даже при уменьшении объемов государственной соб ственности государство осталось на экономическом поле доминирующим игроком и продолжает оказывать значительное воздействие на ход экономического развития.
В современной России мы имеем два типа несовместимых институциональных структур. Первый тип институтов ориентирован на внешнюю и формальную совместимость с аналогичными западными институтами, хотя принципы их организации и регулирования не соответствуют западным стандартам. Второй тип институтов непосредственно отражает интересы посткоммунистического правящего класса [3].
Известно, что один из основных рыночных институтов — институт частной собственности. Но существующие институты нормативно-правового регулирования не дают возможности реализовать право собственности в полном объеме. До сих пор не функционируют в полном объеме соответствующие механизмы защиты собственности и правовые гарантии инвестирования. Поэтому общая ситуация в области экономического инвестирования остается неблагоприятной. Институты рынка часто вступают в противоречие с существующими моделями выплаты заработной платы — официальной, облагаемой налогами, и неофициальной. В качестве примера формирования организационных рыночных структур нерыночными законами функционирования можно привести создание на базе ресурсов госпредприятий сети дочерних фирм, которые, в свою очередь, организовывают коммерческий банк, или холдинг, на счета которого переводятся финансовые средства, передаются материальные ресурсы, которые выделяются
государством. Создаваемые таким образом концерны и холдинги не формируют конкурентную среду рынка, но, как правило, сохраняют сверхмонопольную структуру российской экономики и фактический контроль государственной бюрократии над ней [2].
Следует отметить, что в обществе, которое долгое время характеризовалось плановой экономикой, институциональная среда рынка очень слаба. Механизмы социального реформирования часто представляют собой простое заимствование формальных институтов и введение легальных санкций за нарушение институциональных норм.
В истории России есть множество примеров заимствования институтов: начиная от насильственного принуждения к исполнению формальных христианских обрядов до реформ эпохи Петра I. В отличие от хаотичных попыток институционального импорта, реформы Петра I представляют собой первую существенную попытку планомерной институциональной трансформации российского общества по западноевропейским стандартам. Причем речь шла именно о насаждении «сверху» новых формальных правил, отсюда множество трагических ситуаций «внедрения» новых форм и их отторжения.
Если социалистическая трансформация 1917 г. представляла по большей части институциональное творчество, то рыночные реформы 1990-х гг. основываются именно на стратегии импорта институтов. В первую очередь, это связано с противоречием между недостаточностью существующих институциональных предпосылок рынка и потребностью скорее найти замену оказавшимся несостоятельными институтам плановой экономики [6].
Простой импорт формальных институтов рыночной эко номики привел к тому, что они вступили в противоречие со структурой и содержанием неформальных норм российского общества. Нормативной основой рыночных институтов западного общества выступает кодекс норм рыночного поведения, зафиксированных в неформальных институтах и включенных в «идеальный
тип», именуемый рыночным соглашением. Составляют его нормы доверия, рациональности, утилитаризма и взаимной симпатии. Социологическими исследованиями доказано отсутствие доверия граждан России основным социальным институтам российского общества [5], отсутствие доверия к другим людям, стремление к узким персонифицированным контактам. Поэтому, несмотря на функционирование в обществе формальных правовых институтов, люди иногда прибегают к неформальной защите, неформальной протекции «своих» людей, укрепляя систему клановости российского общества, в то время как рыночные институты основываются на принципах абстрактной обезличенной справедливости. Приватизация в России была осуществлена быстро и привела к формированию олигархической собственности вме сто массового собственника потому, что в основе стратегии приватизации оказался такой основной источник доверия, как испытанные личные связи.
Однако даже в демократических государствах с развитой рыночной экономикой, с давними традициями законопослушного поведения и суровыми наказаниями налоговых преступлений уклонение от уплаты налогов имеет место. Некоторые индивиды считают целесообразным уклоняться от уплаты налогов, надеясь на то, что их действия в составе большой группы налогоплательщиков останутся просто незамеченными и не скажутся на количестве предоставляемых в распоряжение всеобщих общественных благ. В России уклонение от уплаты налогов стало нормой поведения многих хозяйствующих субъектов, что приводит к развитию следующих негативных тенденций: недостаточному финансированию общественного сектора хозяйства, росту коррупции, оттоку капиталов за рубеж и т.д.
Неоклассическая теория объясняет согласие налогоплательщиков платить налоги их оптимальным уровнем, исходя из критериев экономической эффективности. Решение об уклонении или уплате налога налогоплательщик принимает под влияни-
ем таких факторов, как высокая ставка налога, вероятность обнаружения факта его уклонения и размер штрафных санкций. Поэтому ссылка на непосильное бремя налогов может считаться обоснованной.
Исследователи делают вывод, что после реформирования налоговой системы Россия оказалась в ряду стран с умеренным уровнем налогообложения [7], что ссылка на непомерный налоговый гнет не правомерна. Введение 13 % уровня налогообложения доходов физических лиц также не способствовало решению данной проблемы.
Объясняя оппортунистическое поведение россиян, можно сослаться на теорию общественного выбора, которая выводит соответствующую мотивацию, согласие платить налоги, опираясь на единогласие граждан и экономическую конституцию. Но принятие решений в больших социальных группах на основе единогласия невозможно. Решения на основе принципа большинства приводят к тому, что некоторые индивиды, не согласные с мнением большинства, могут отказаться платить, ссылаясь на налоговую дискриминацию. Поскольку в российском обществе проведение фискальной политики происходит во многом в пользу узких групп интересов, что воспринимается как нарушение социальной справедливости. Вместо абстрактной справедливости рынка происходит дальнейшее укрепление принципа персонифицированной справедливости. Таким образом, возникает противоречие: рыночные реформы российского общества укрепляют нерыночную нормативную базу, основанную на общем недоверии (персонифицированном доверии) и персонифицированной справедливости.
Институты, как созданные человеком правила, помогающие организовывать взаимоотношения между людьми, включают формальные правила, неформальные ограничения и эффективное обеспечение этих правил и ограничений. Главная задача институтов состоит в повышении предсказуемости человеческих действий.
Отделение правил игры от самих игроков считается необходимой предпосылкой
для объяснения формирования институционального диссонанса реформируемого российского общества. Это разграничение позволяет увидеть в создании внешне рыночных организаций с нерыночными правилами функционирования стратегии манипулирования игроков в достижении своих целей. Организации создаются определенными людьми для достижения ими некоторых целей. Цели определяются их интересами, которые, как правило, связаны с максимизацией власти и богатства. В этом случае сохранение власти может быть связано с созданием внешне «новых» организаций, функционирующих на основе прежних «правил игры». С этим связано активное переструктурирование административного аппарата под видом антибюрократических реформ.
Институциональная трансформация осуществляется тогда, когда происходит взаимопереплетение институциональных правил игры, стратегий игроков, выбранных в рамках этих правил игры, и попытками игроков изменить правила игры ради собственной выгоды. Поэтому и происходит формирование неэффективных институтов, поскольку вмешивается не экономический расчет, а решающим является воздействие политического рынка голосов избирателей. Если организации направляют свои усилия на непродуктивную деятельность, это означает, что институциональные ограничения создали такую структуру стимулов, которая поощряет именно такую деятельность. Различение организации и институтов объясняет существование консервативных тенденций институциональной трансформации, поскольку политические и экономические организации, которые образовались вследствие существования институциональной матрицы, стремятся сохранить институциональную структуру.
Согласно институциональной теории, проблемы рыночного реформирования заключаются в некоторой инертности институциональной среды, препятствующей установлению эффективного «саморегулирующегося» рынка, как это пред-
ставлялось реформаторам неолиберальной направленности. Но и в стане институци-оналистов нет единодушия во взглядах на институциональную трансформацию. Исходя из анализа существующих концепций, можно предположить наличие двух подходов — самопроизвольного формирования институтов и сознательной деятельности по их проектированию.
Сторонники «естественного» подхода полагают, что достаточно всего лишь легализовать и формализовать нормы и правила поведения, складывающиеся в обществе стихийно, в рамках прежней системы [10]. В то время как сторонники проективного подхода, как правило, прибегают к стратегии импорта институтов, хотя возможно и конструирование. Представляется, что эти два подхода имеют противоположное векторное направление. Первый вариант предполагает динамику от неформальных норм к формальным институтам, и главная трудность заключается в конструировании формальных правил, соответствующих неформальным. Во втором случае изменение формальных правил — наиболее легкий и быстрый этап, но затем наступает длительный процесс трансформации повседневного поведения и обыденных норм.
Остановимся подробнее на варианте «естественного» развития институтов. В этом случае развитие институциональных норм должно происходить на основе уже имеющегося «материала». Должны существовать определенные формы рыночных отношений в рамках административно-командной системы. Следовательно, задача экономической политики государства, прежде всего, должна состоять в их стимулировании и поддержке их развития. Институциональная трансформация осуществляется в результате законодательного оформления существующих социально-экономических практик.
Что касается советского общества, то производным рыночного, товарного дефицита стал целый спектр неформальных институтов «черного» и «серого» рынка. Исследователями фиксируется существование неофициального, фиктивного, криминаль-
ного рынков. Доля теневой экономики в современной России всё еще значительна. Исследователи говорят о формировании социальных групп, для которых теневая экономика служит фактором определенной социальной стабилизации и выполняет некие регулятивные функции [9].
Официальная защита данных институтов как протоформы «цивилизованного» рынка совершенно неправомерна. Социальные привычки — одно из самых инертных образований. Как показывает опыт социальных преобразований, недоверие к существующему закону и официальным властям очень трудно изжить, по крайней мере, в рамках одного поколения. К тому же содержательно, нормы идеального типа рыночного взаимодействия противоположны нормам теневого рынка: недоверие против общего институционального доверия, персонифицированный контроль и ответственность против норм абстрактной справедливости, локальность против всеобщности и т.д. Вряд ли возможно средствами юридической легализации изменить векторность и топологию теневых норм. Поэтому не любая норма может обеспечивать широкие социальные взаимодействия. Нормы теневого рынка в России воспроизводят атомизацию, то есть разделение общества на множество локальных малых сообществ, функционирование которых осуществляется на основе неформальных норм, персонифицированных отношений и четкого разделения на «своих» и «чужих». Даже если легализация возможна, что в принципе проблематично, то результатом, вероятнее всего, будет одна из моделей коррумпированного криминального капитализма.
Возражения в адрес «естественников» касаются также эволюционного пути развития институтов. Данное представление предполагает развитие, движение от одной формы к другой. В этом случае исходят из того, что нерыночный и рыночный типы институтов являются двумя последовательными этапами развития институциональных систем. Почему же невозможно движение социальных институтов
к деградации, к упрощению, например, замене уже сформированных товарных отношений натурализацией обменов? Таким образом, вместо «цивилизованной» рыночной экономики происходит становление и укрепление «серых», «теневых» рынков, натурализация хозяйства, приватизация общественной и политической жизни.
Этот сценарий реален и можно считать, что он реализуется. Но если перспективы эволюционизма нас не устраивают, следует уделить больше внимания телеологическому проектированию институциональных преобразований как основе научных рекомендаций в области экономической политики российского государства. По мнению А.Н. Олейника, «признание недостаточности предпосылок для эволюционного развития институтов рынка, совмещенное с желанием создать в России цивилизованный рынок, принимает форму телеологической стратегии рыночных реформ» [4].
Идее сознательного проектирования институтов не чужды и представители либеральных направлений. Так, Ф. Хайек писал об искусственных и спонтанных порядках, а В. Ойкен полагал, что возникновение хозяйственных порядков осуществляется в основном есте ственным путем, но иногда путем хозяйственных конституций, представляющих «общее решение о порядке хозяйственной жизни той или иной экономической общности» [10].
Принцип телеологизма в реформировании заключается в том, что за точку отсчета принимают желаемую ситуацию и проектируют ее на общество. В этом смысле формирование нового института можно рассматри вать как разновидность планируемой культурной инновации. Проводить данную инновацию можно без учета существующих тенденций. В этом случае, прежде всего, учитывается фактор сравнительной эффективности института по отношению к уже имеющимся. Исторические примеры подобной институциональной интервенции показывают, что реформаторам следует быть готовыми к активному сопротивлению институциональной среды. В результате в практике навязывания обществу
чуждых ему формальных институтов, как полагают исследователи, возможны два варианта развития событий [9].
Вариант 1. Несмотря на имеющийся разрыв между формальными и неформальными институтами, сохраняется возможность согласовы вать господствующие в обществе неформальные нормы и сознательно развиваемые институты.
Вариант 2. В результате активного вмешательства разрыв между неформальными и формальными институтами не сокращается, а даже увеличивается, вызывая определенные социальные потери для общества.
Чтобы внедрение институциональных форм происходило успешно, необходимо учитывать их соответствие элементам социально-культурного пространства. Если требования соответствия среде полностью учтены, вероятность успешного осуществления реформ весьма велика. Но именно здесь сосредоточены самые уязвимые места институционального проектирования.
Так, например, теория институциональных матриц предполагает существование в истории всего двух вариантов
о о Л
— восточной и западной матриц. Соответственно, проектируемые институты должны вписывать ся в ту или иную матрицу, иначе они будут отвергаться как чужеродные элементы. В настоящее время перед российским обществом стоит задача проектирования институциональных моделей рыночного общества, предполагающих характеристики рациональности, утилитаризма, абстрактной деперсонифицирован-ной справедливости, то есть базовые характеристики западной институциональной матрицы. Однако есть основания полагать, что умелое институциональное проектирование может трансформировать генетически исходный нормативный материал в институциональные рыночные модели.
Таким образом, в переходные эпохи весь комплекс экономической политики государства, а не только отдельное ее направление, может рассматриваться как реализация планомерной деятельности институционального проектирования. В этом
случае государство будет выступать основным субъектом создания и реализации институциональных проектов. И деятельность данного субъекта, так же как индивидуального, правомерно рассматривать как нормативную модель действия, включающую принятие решения и его реализацию.
В этом контексте В. Тамбовцев выделяет пять основных принципов институционального проектирования [8]. Институциональное проектирование как результат сознательной деятельности государства, являющегося основным субъектом экономической политики, должно учитывать эти принципы.
1. Принцип этапной полноты проекта. Он предполагает выявление основной цели институционального проектирования, учета соотношения декларируемых и фактических, реальных целей субъекта, особенно в процессе разработки и принятия законов высшими органами государственной власти. Несовпадение деклараций и действительных экономических последствий от реализации процедур, зафиксированных в положениях законов, подталкивает общественное мнение к мысли о том, что действительные намерения законодателя обусловлены тем или иным частным интересом или интересом какой-либо группы экономических агентов.
2. Принцип компонентной полноты проекта. Каждый разрабатываемый вариант проекта институциональных изменений должен включать все те составные части деятельности, без которых ее осуществление невозможно. Разрабатываемые варианты должны соответствовать всем типам институтов, поскольку неизвестно заранее, какой именно экономический институт позволит наилучшим образом осуществить желаемое изменение. Каждый из разрабатываемых вариантов должен непременно сопровождаться прогнозной оценкой его планируемой реализации.
3. Принцип достаточного разнообразия стимулов. Поскольку взаимодействие агентов (элементов института) предполагает выполнение ими вполне определенных действий, актуальным вопросом
будет мотивация на выполнение этих действий. Поскольку социальная мотивация отличается широким разнообразием, задачей проектировщика институциональных изменений станет создание такой конструкции, в рамках которой предусматриваемое проектом действие осуществлялось бы с максимальной вероятностью. Во-первых, возможна максимальная индивидуализация условий действий субъекта за счет усложнения структуры проектируемого института. Можно изначально связать с каждой функциональной позицией множество стимулов для выполнения соответствующей деятельности. При таком подходе проектанту не нужно настраивать стимулы специально, настройку выполнит уже сам субъект, выбирая из предложенного набора поощрений те, которые наиболее значимы для него.
4. Принцип максимальной защищенности от девиантного (отклоняющегося) поведения. Государство представительской демократии как выразитель интересов всего народа должно осуществлять проектирование в интересах этого народа. Но даже и в этом случае оно не будет свободно от нарушения интересов каких-либо людей. Если же проектирование предполагает максимально полную реализацию интересов какой-либо социальной группы, то нарушение интересов других групп неизбежно. Поэтому институциональный проект обязательно должен содержать комплекс мер по минимизации последствий оппортунистического поведения.
5. Принцип соучастия утверждает целесообразность такого подхода к проектированию экономического института, в соответствии с которым институт будет формироваться при широком вовлечении на всех этапах этого процесса всех затрагиваемых им субъектов.
В заключение следует отметить, что рыночная трансформация общества не осуществляется исключительно экономическими методами (показателен пример провала экономической политики Вашингтонского консенсуса). Причина — в слабости рыночной институциональной среды. Основным инструментом институциональных преоб-
разований априори выступает государство, которое и должно преобразовывать слабую институциональную среду. Но чтобы стать субъектом институциональных трансфор-
Список литературы_
маций, оно должно трансформироваться, осуществить реформу всех уровней своей экономической политики.
1. Ведута E.H. Государственные экономически стратегии. М.: Инновации, 2011. 325 с.
2. Колобова Г.А. Политико-экономическая стратегия постсоветской России как критерий периодизации трансформационного процесса // Власть. 2011. № 7. С. 8—11.
3. Лебедева H.H. Новая институциональная экономическая теория. Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2012. 200 с.
4. Олейник А.Н. Издержки и перспективы реформ в России: институциональный подход // Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 1. С. 18—28.
5. Олейник А.Н. Сценарии институционального развития переходного общества // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 7. С. 21—23.
6. Сухарев О.С. Теория дисфункции экономических систем и институтов. М.: Ленанд, 2014. 144 с.
7. Симонов В. В. Бюджет и налоги в экономической политике России. М.: Научный эксперт, 2013. 225 с.
8. Тамбовцев В. Теоретические вопросы институционального проектирования // Вопросы эконо мики. 1997. № 3. С. 82-95.
9. Холодковский К.Г. Российская приватизация: столкновение интересов // Мировая экономика и международные отношения. 1995. № 1. С. 72-75.
10. Якунин В.И. Идеология экономической политики: проблема российского выбора. М.: Научный эксперт, 2012. 165 с.
List of literature_
1. Veduta E.H. Gosudarstvennye ekonomicheski strategii [Government economic strategy]. Moscow: Innovations, 2011. 325 p.
2. Kolobova G.A. Vlast (Power), 2011, no. 7, pp. 8-11.
3. Lebedeva H.H. Novaya institutsionalnaya ekonomicheskaya teoriya [New Institutional Economics]. Volgograd: Volgograd Scientific Publishing House, 2012. 200 p.
4. Oleynik A.N. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya (World Economy and International Relations), 1998, no. 1, pp. 18-28.
5. Oleynik A.N. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya (World Economy and International Relations), 1996, no. 7, pp. 21-23.
6. Sukharev O.S. Teoriya disfunktsii ekonomicheskih sistem i institutov [Theory dysfunction economic systems and institutions]. Moscow: Lenand, 2014. 144 p.
7. Simonov V.V. Byudzhet i nalogi v ekonomicheskoy politike Rossii [Budget and taxes in Russia's economic policy]. Moscow: Scientific expert, 2013. 225 p.
8. Tambovtsev V. Voprosy ekonomiki (Problems of Economics), 1997, no. 3, pp. 82-95.
9. Kholodkovskiy K.G. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya (World economy and international relations), 1995, no. 1, pp. 72-75.
10. Yakunin V.I. Ideologiya ekonomicheskoy politiki: problema rossiyskogo vybora [The ideology of economic policy: problem of the Russian selection]. Moscow: Scientific expert, 2012. 165 p.
Коротко об авторе _ Briefly about the author
Булах Евгений Васильевич, канд. полит. наук, доцент кафедры «Политология», Дальневосточный федеральный университет, г. Владивосток, Россия. Область научных интересов: политические науки, социология, экономика, государственное и муниципальное управление bulakhevg@mail .ru
Eugeny Bulakh, candidate of political sciences, associate professor, Political Science department, Far Eastern Federal University, Vladivostok, Russia. Sphere of scientific interests: political sciences, sociology, economics, state and municipal management
Образец цитирования _
Булах E.B. Институциональные преобразования в российской государственной экономической политике в процессе формирования рыночных отношений // Вестн. Заб. гос. ун-та. 2016. Т. 22. № 2. С. 39-47.
