CC BY
13Институциональные факторы влияния на политическую конкуренцию: основные подходы к изучению и современная российская практика
Светлана Володина
в статье автор рассматривает основные подходы зарубежных исследователей к анализу институциональных факторов, влияющих на уровень партийно-политической конкуренции и степень ее прозрачности. в частности, в ней называются причины, основные мотивы и субъекты изменений избирательных систем. Не оставлено без внимания применение институциональных регуляторов партийно-политической конкуренции в России. Автор излагает собственные сценарии развития партийно-политической конкуренции в современной российской реальности в контексте институциональной реформы партийной системы и возвращения смешанной избирательной системы на выборах в Государственную думу.
^ Политическая конкуренция; избирательная система; электоральная реформа
1. Избирательная система как фактор влияния на другие элементы политической системы
Отец-основатель научного изучения политических партий французский юрист и политолог Морис Дюверже отмечал: «Система партий и избирательная система — две реальности, неразрывно связанные друг с другом, подчас их трудно разделить даже с целью анализа: большая или меньшая адекватность политического представительства, например, зависит от избирательной системы и системы партий, рассматриваемых в качестве элементов одного и того же комплекса, и нередко эти элементы невозможно изолировать друг от друга»1. В том же, что касается оценки политической конкуренции, аналитическое разделение партийной и избирательной систем было бы нежелательным, поскольку именно взаимосвязь и взаимодействие избирательной и партийной систем обеспечивают политическую конкуренцию в рамках политической системы. Комплексный подход, который состоит в единстве рассмотрения партийной
и избирательной систем, представляется нам важнейшим исходным методологическим основанием в анализе такого политического явления, как политическая конкуренция.
Каким образом происходят взаимодействие и взаимовлияние избирательной и партийной систем? Этот вопрос изучали Джек Биласьяк2, Аренд Лейпхард3, Джеймс Санд-квист4, Пол Пеннингс и Жан-Эрик Лэйн5. В целом все они фиксируют, что избирательная система определяет, выгодно или невыгодно участникам политического процесса создавать много небольших партий или, напротив, объединяться в широкие коалиции. Происходит это с помощью соответствующих инструментов поощрения или сдерживания: государственного финансирования за набранный на выборах процент; квалификационных барьеров для участия в выборах; диспропорции, создаваемой системой распределения мандатов; усиления/уменьшения мажоритарной составляющей и др.
Кроме того, сам процесс институционали-зации партий также во многом определяется избирательной системой: в одном случае для
кандидатов предпочтительнее идти на выборы от партий, в другом — стать самовыдвиженцами. На это влияют основные переменные избирательной системы: система поощрения партий за набранные голоса, квалификационные требования для партий и кандидатов. Институциональные правила также включают в себя электоральную формулу, по которой распределяются места. Иногда данный элемент оказывается даже важнее, чем все остальные. Эта система может создавать диспропорцию или распределять места пропорционально, поддерживая, таким образом, крупные партии или давая шанс небольшим партиям.
Избирательная система тесно связана и с другими элементами политической системы. Так, она оказывает влияние на электоральное поведение избирателя, то есть на решения, которые избиратели принимают на каждых конкретных выборах. На стратегии избирателей влияют сами институциональные правила, а также их субъективные предпочтения. Система может стимулировать высокую явку или, напротив, снижать ее. Этот эффект связан с двумя измерениями: техническим (насколько просто и удобно избирателю зарегистрироваться и проголосовать, обязательно ли голосование и предусмотрено ли за неявку какое-либо наказание) и ценностным (насколько высоки уровень политической культуры и доверие к институту выборов).
Другая переменная, на которую косвенно влияет электоральная система, — предпочтения избирателя: склонен ли он иметь стабильные партийные предпочтения или часто их меняет. Этими вопросами занимались Свант Эрссон6, Рут Дассонневилль и Марк Хугх7, Могенс Педерсен8, Пиппа Норрис9.
Кроме того, электоральная система может оказывать влияние на такой элемент политической системы, как вероятность возникновения нелегальных практик. Нелегальные практики и их связь с избирательной системой изучали Фредерик Шаффер10 и Сара Бирч11. Соответственно, электоральная система способна оказать влияние на доверие или недоверие к институту выборов как институциональному проявлению политической конкуренции. Электоральная система может либо стимулировать широкий круг акторов участвовать в демократическом процессе, либо,
напротив, демонстрировать неэффективность прямого участия в выборах, поощряя нелегальные практики, которые подразделяют на три типа:
— манипуляции правилами голосования (с целью «подогнать» их под того или иного кандидата или партию);
— манипуляции поведением избирателей (которые связаны с установлением преференциальных правил ведения кампаний или манипуляциями с бюллетенями);
— манипуляции с самой процедурой голосования (обман, подтасовка и т. п.)12.
2. Электоральные реформы:
причины и факторы проведения
Одной из целей выстраивания эффективной избирательной или партийной системы является достижение высокого уровня политической конкуренции, а также ее прозрачности. Именно поэтому, как считают некоторые исследователи, само по себе изменение электоральной системы не всегда можно считать электоральной реформой. Собственно электоральная реформа должна предполагать улучшение репрезентативности, демократичности и эффективности избирательной системы, то есть, прежде всего, усиление содержательных параметров конкуренции. По мнению Лари Даймонда и Марка Платтнера, большинство электоральных реформ проводится именно с целью усиления конкурентной составляющей13.
Следует учитывать, что крупные реформы должны проводиться в исключительных случаях, так как стабильность избирательной системы — это важнейший фактор, определяющий стабильность политической системы в целом. Сара Бирч наглядно показала, что нестабильность электоральной системы, то есть частая смена «правил игры» и избирательного законодательства14 способна приводить к следующим последствиям:
1) снижению подотчетности политических институтов избирателям (постоянно меняющиеся «правила игры» не позволяют избирателям получить полноценную обратную связь от избранного политика (партии);
2) деинституционализации партий (партиям сложнее приспособиться к постоянно меняющейся системе, сложнее сформировать устойчивые политические структуры);
3) увеличению непредсказуемости политической системы, не позволяя формулировать долгосрочные политические стратегии;
4) уменьшению целесообразности участия в демократическом процессе, побуждая политиков и партии задействовать неформальные институты достижения своих политических целей.
Однако электоральные реформы неизбежны, поскольку политическая система должна соответствовать меняющемуся обществу. Таким образом, необходима периодическая институциональная настройка избирательной системы. Ряд исследователей (Марк Франклин, Томас Мэкки, Генри Вален, Рассел Дал-тон) показывают, как именно социальные перемены обусловливают изменения в электоральных системах15: важнейшей причиной являются социальные конфликты — требования новой социальной реальности. По мере развития общества изменения политической и, в частности, электоральной системы порождаются новыми реалиями.
Кеннет Бенуа16 выделяет следующие субъекты и факторы изменения избирательных систем.
Политические партии. Именно партии наиболее часто идентифицируются как акторы проектирования, внедрения и изменения избирательных систем. Почти всегда изменение избирательных систем — это результат влияния партий на институт выборов в своих интересах. Например, перед выборами в Национальную Ассамблею Франции в 1986 году Социалистическая партия добилась принятия закона о переходе к полностью пропорциональной избирательной системе, рассчитывая на свое влияние (однако данная стратегия оказалась неудачной, на следующих выборах произошло возвращение к мажоритарной системе).
Непартийные политические акторы. Ведущим непартийным субъектом изменения избирательных систем служит исполнительная власть, особенно элиты, встроенные в систему исполнительной власти. Так, в 1991 году, во время споров по избирательной системе в Польше, Президент Лех Валенса дважды налагал вето на закон о введении пропорциональной избирательной системы. Затем, когда его вето были преодолены, он предложил смешанную систему, но и эта поправка не была принята парламентом. В 1993 году в
России Президент Борис Ельцин принимал решение о введении смешанной системы выборов вообще без участия парламента и политических партий. Таким образом, непартийные акторы могут действовать в своих собственных интересах, лоббируя то или иное изменение избирательного процесса.
Внешние (иностранные) акторы. Избирательные системы государств могут формироваться под прямым влиянием военных агрессоров (Ирак, Афганистан) и под влиянием бывших метрополий (например, почти каждая африканская страна с мажоритарной избирательной системой является бывшей колонией Великобритании, бывшие колонии Португалии и Италии используют пропорциональную систему).
Экспертное сообщество. Иногда дизайн избирательных институтов выбирается «нейтральными» экспертами или группой экспертов. Например, в 1989 году в Венгрии избирательная система была разработана небольшой группой экспертов, пытавшихся определить ее оптимальные критерии.
Социально-экономические, исторические факторы. Во многих случаях выбор институциональных параметров избирательной системы определяется не столько конкретными субъектами, сколько более широкими социальными, политическими, историческими силами. Особую роль здесь играет исторический прецедент. В момент системного кризиса или в транзиторный период существует значительная вероятность возврата к некогда успешной модели. Примером является Чехия, где в 1990 году была выбрана пропорциональная система — во многом именно потому, что такая система использовалась в стране исторически. Возвращение в транзиторные периоды к успешной в прошлом системе используют как удачный имиджевый ход. Разумеется, меньшее влияние прошлый опыт оказывает на такие конкретные параметры, как границы избирательных округов на отдельных территориях и т. п. Социальные факторы также играют важную роль в процессе изменения избирательной системы; многие исследователи отмечают роль экономических факторов.
Отдельно следует учитывать и субъективный фактор изменения избирательных систем: подтолкнуть к электоральной реформе могут незапланированные и случайные
события. Например, массовые беспорядки в Египте в 2011 году привели к свержению власти и проведению парламентских выборов на иных, чем прежде, основаниях. Новый избирательный закон 2013 года существенно реформировал избирательную систему Египта, изменив, в частности, систему избрания в нижнюю палату парламента, а также парламентские квоты для национальных меньшинств.
Кеннет Бенуа также отвечает на вопрос о том, что движет субъектами, реформирующими избирательные системы, и приводит несколько видов мотивации.
Ориентация на получение большинства мест в парламенте. Коалиция, имеющая парламентское большинство, с высокой долей вероятности сформирует такую избирательную систему, при которой сумеет на следующих выборах получить максимум мест в парламенте. Так было в посткоммунистической Польше, России, поставторитарном Тайване. Другим примером является уже упомянутая выше реформа электоральной системы во Франции перед выборами в 1986 году, где Социалистическая партия инициировала переход от двухступенчатой мажоритарной системы к пропорциональной системе, полагая на тот момент, что это снизит шансы правых партий.
Ориентация на достижение политических целей. Имея такую мотивацию, политические силы выступают в поддержку той или иной избирательной системы, исходя из политических соображений. Например, Социалистическая партия Японии (ориентированная на страны социалистического блока) в 1956 году выступила против мажоритарной избирательной системы, чтобы не допустить усиления Либерально-демократической партии, которая могла исключить из Конституции Японии позицию о демилитаризации страны.
Балансирование между представительством и управляемостью. Как правило, политические системы с наименьшим количеством партий более управляемы. Между тем чем большее число партий действует в стране, тем более детально представлены в партийной системе идеологические предпочтения ее граждан, а также интересы отдельных социальных групп. Таким образом, зачастую представительство и управляемость находятся в противоречии друг с другом.
Социальные цели. В случае, когда избирательная система призвана способствовать уменьшению социальных, этнических конфликтов в государстве, в нее могут вноситься различные изменения в целях учета мнения меньшинств. Наиболее характерно в этом отношении квотирование фиксированного числа депутатских мест в парламенте за определенными этническими группами. Таким образом, им гарантируются депутатские места вне зависимости от исхода голосования. Так или иначе, законодательные квоты в парламенте для представителей национальных меньшинств предусмотрены законодательством 52 стран17. Адаптация избирательной системы к сложившемуся в стране положению может стать важнейшим инструментом разрешения внутренних конфликтов (примеры: Шри-Ланка (1978), Нигерия (1980-е)).
Ориентация на максимальную легитимность. В период посткоммунистического транзита в странах Восточной Европы многие избирательные системы были сформированы исходя не столько из интересов конкретных партий и элитных групп, сколько из общих представлений о должной легитимности и максимальном представительстве. Например, в Чехии в 1990 году в ходе дискуссий в итоге была выбрана пропорциональная система, в том числе из-за того, что она позволяет обрести представительство даже небольшим политическим силам. В Болгарии имевшая парламентское большинство Социалистическая партия предпочла пропорциональное представительство, хотя и имела возможность установить выгодную для себя мажоритарную избирательную систему.
3. Политическая конкуренция как признак демократии
Конкуренция изначально присуща политической сфере, поскольку здесь речь идет о власти и ресурсах. В этом смысле конкуренция является атрибутом политической сферы в принципе, а не демократии как таковой. Именно поэтому признаком демократического политического режима следует считать не всякую, а именно институционализированную и легализованную конкуренцию — то есть политическую конкуренцию, в отношении которой существуют принимаемые обществом нормы, правила, ограничения и институты.
При этом данные нормы, правила, ограничения и институты надлежит четко прописать в законодательстве, а их исполнение должно поддерживаться законодательно закрепленными санкциями. В дополнение ко всему перечисленному важен и уровень политической культуры, в рамках которой реализуется политическая конкуренция. В случае ее неразвитости институты не работают, а нормы не действуют должным образом.
Под ростом политической конкуренции, как правило, подразумевается именно улучшение качества регулирующих процедур, институтов и практик, а не сам по себе факт увеличения количества субъектов, вступающих друг с другом в политическую «войну всех против всех». Подобный «бой без правил» подразумевает борьбу или никак не регулируемую, или ведущуюся вне институтов и с опорой только на неформальные и, следовательно, часто непрозрачные или субъективно изменяемые правила.
Можно привести много примеров из политической практики, подтверждающих недостаточность формального наличия участников конкурентной борьбы для существования развитой политической конкуренции, являющейся признаком демократического общества. Например, формально существующая многопартийность не гарантирует реальную политическую конкуренцию.
Так, в ГДР официально существовало пять партий, причем некоторые из них имели достаточно большое количество членов, однако в реальности всем политическим процессом руководила Социалистическая единая партия Германии.
Аналогичным образом принципы «многопартийности» действовали в Чехословакии: четыре чешских и две словацких партии объединились в Чехословацкий национальный фронт, руководящей силой которого выступала Коммунистическая партия Чехословакии.
В Корейской Народно-Демократической Республике формально действует режим многопартийности. Всем известна Трудовая партия Кореи (ТПК), чья руководящая роль зафиксирована в Конституции страны и чья идеология — чучхе — является одновременно и государственной идеологией КНДР. Однако существуют еще две партии: Социал-демократическая партия Кореи, декларирующая приверженность идеям социализма, и Партия
Чхондогё-Чхонудан (Партия молодых друзей религии небесного пути), декларирующая приверженность консервативной идеологии. Обе эти партии признают руководящую роль ТПК.
Также следует учитывать, что принятие профильных законов и нормативных правовых актов, гарантирующих политическую конкуренцию, отнюдь не означает, что они будут реализовываться на практике.
Так, в ходе большинства так называемых цветных революций оппозиция свергла легитимное политическое руководство своих стран, которое, хотя и не устраивало часть населения, но все же было сформировано в соответствии с нормативно-правовой базой этих государств. Легитимные лидеры, избранные в соответствии с законом, вынуждены были отказаться от своих постов, сложить с себя полномочия под давлением оппозиции, проводящей несанкционированные митинги. Феномен «цветных революций» заключается в том числе в том, что, выйдя за рамки конституционного поля, оппозиция обретает силу, тогда как власть, оставаясь в рамках правовых норм, вынуждена сдавать свои позиции. Таким образом, нелегитимное побеждает легитимное, используя неправовые методы.
Кроме того, существует опасность, что одна из сторон — участниц политической конкуренции, придя к власти в полном соответствии с правилами политической игры, ликвидирует впоследствии своих прежних соперников.
В частности, стали уже хрестоматийными исторические примеры вполне легитимного прихода к власти Национал-социалистической немецкой рабочей партии в 1933 году в Германии и Национальной фашистской партии в 1922 году в Италии. В обоих случаях победа данных сил закончилась трагически для их конкурентов по парламентским выборам.
Но есть и более современные примеры. Так, организация «Братья-мусульмане», признанная террористической во многих странах мира, активно участвует в парламентских выборах, в том числе в тех государствах, где находится под запретом. В частности, на выборах в парламент Египта, где эта организация также запрещена, в 2005 году кандидаты от «Братьев-мусульман», участвовавшие в выборах как независимые, получили 88 мест
(20% состава парламента) и составили самую крупную и наиболее радикальную оппозиционную фракцию. Властям пришлось предпринять жесткие меры по противодействию им, и на следующих выборах 2010 года данная организация получила значительно меньше голосов. Однако реакцией общества на парламентские выборы 2010 года стали массовые радикальные протесты, приведшие к известным египетским событиям, вылившимся в волнения и отставку Президента страны Хос-ни Мубарака.
Можно спорить о роли самих «Братьев-мусульман» в случившихся событиях, однако факт заключается в том, что все эти трагические события обернулись для организации серией электоральных побед. Сначала ее партия побеждает в первом туре парламентских выборов в ноябре 2011 года, затем во втором туре в январе 2012 года, а летом того же года представитель движения Мухаммед Мурси побеждает на президентских выборах. Остановить легальное продвижение террористической организации во власть смог только государственный переворот лета 2013 года, в результате которого Мухаммед Мурси был арестован, а сама организация «Братья-мусульмане» объявлена правительством страны террористической и запрещена решением суда.
Все эти примеры подтверждают мысль о том, что политическую конкуренцию определяют не только количество участников политического процесса и сам факт ведения политической борьбы, но в первую очередь качество нормативно-правовых правил, которые, с одной стороны, стимулируют политическую конкуренцию, а с другой — регламентируют ее, а также институциональный дизайн политического ландшафта, наличие объективного регулятора процесса, способного к независимой и самостоятельной оценке, уровень общей политической культуры страны и другие факторы.
Таким образом, понятие политической конкуренции охватывает правовые нормы и уровень политической культуры, степень принятия этих норм и культуры основными политическими игроками, а также набор определенных политических процедур и механизмы, с помощью которых эти процедуры осуществляются. Также политическая конкуренция подразумевает и некоторую систему ограни-
чений, прописанных в законодательстве и подкрепленных соответствующими санкциями. Только с учетом всех этих параметров можно говорить о политической конкуренции как характеристике демократической политической системы.
4. Институциональные факторы
политической конкуренции
в современной России
Применяя к анализу политической конкуренции зарубежные теоретические наработки в сфере изучения экономической конкуренции, отечественный исследователь Андрей Румянцев выводит три типа ограничений конкуренции: 1) структурные; 2) стратегические; 3) институциональные18.
Под структурными ограничениями понимается объективная ситуация на политическом рынке, когда, например, существующие политические партии в совокупности полностью представляют интересы подавляющего числа избирателей. Таким образом, запрос на формирование новой политической силы просто не возникает.
Стратегические ограничения, в отличие от структурных ограничений, носят не объективный, а субъективный характер. По сути, речь идет о стратегии действующих политических партий по искусственному недопущению на политический рынок новых игроков. Это своего рода политика сдерживания, препятствующая появлению новых партий.
Институциональные ограничения носят правовой характер: это установленные законодательством регуляторы политической конкуренции, которые определяют параметры политических партий, характер их взаимоотношений, правила участия в политической борьбе, в избирательных кампаниях, порядок определения победителей в выборах, распределения депутатских мандатов и т. п.
Представляется, что в современной России именно институциональные инструменты являются основными регуляторами политической конкуренции.
С одной стороны, в обществе в последние годы действительно имел место запрос на появление новых политических сил на партийно-политической сцене. Существенным в этом смысле обстоятельством являлось то, что в течение последних трех федеральных
парламентских электоральных циклов партийно-фракционный состав нижней палаты Федерального Собрания почти не изменился: четыре ныне действующие парламентские партии — «Единая Россия», КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» — определяли депутатский корпус последних двух составов Государственной Думы (2007 и 2011). Аналогичная ситуация была и в Думе созыва 2003 года, с той лишь разницей, что на тот период партия «Справедливая Россия» еще не была создана, а вместо нее в Государственную Думу прошел блок «Родина», в основном на базе которого впоследствии и была образована «Справедливая Россия».
За подобный достаточно длительный период в обществе обычно формируются эффект определенной «электоральной усталости» от одних и тех же партий, а также возникает потребность в новых политических игроках. В российском случае этому способствует еще один фактор — несменяемость лидеров основных оппозиционных парламентских партий. Если правящая «Единая Россия» периодически обновляла состав своего руководства, то в остальных трех парламентских партиях с момента их основания и до текущего момента главные лидеры не менялись.
С другой стороны, представленные в парламенте политические партии, приняв поправки в Федеральный закон «О политических партиях», по сути, согласились пойти на либерализацию партийного рынка России, продемонстрировав тем самым отсутствие намерений сдерживать активизацию политической конкуренции в стране.
Таким образом, на текущий момент в России структурные и стратегические ограничения политической конкуренции существенно снижены. В качестве главного регулятора политической конкуренции выступают институциональные правила, что наиболее предпочтительно для развития политической системы. При этом, подчеркнем, институциональными условиями развития партийно-политической конкуренции являются как избирательная система, так и нормы, регулирующие процесс партийного строительства. И в той, и в другой сферах в современной России мы видим существенную либерализацию.
Речь идет, прежде всего, о новациях законодательства о политических партиях, которые существенно облегчают создание и реги-
страцию политической партии, а также о снижении избирательного порога на выборах в Государственную Думу с семи до пяти процентов, как это было на всех аналогичных выборах до 2007 года. В особых случаях данный порог может еще более понижаться. Например, если за партии, преодолевшие пятипроцентный барьер, подано в совокупности 50 процентов или менее голосов избирателей, принявших участие в выборах, то к распределению мест в Государственной Думе допускаются в порядке убывания партии, не прошедшие избирательный порог, пока упомянутая цифра в 50 процентов от участвовавших в выборах избирателей не будет превышена. Аналогичным образом, если одна партия получила более 50 процентов голосов принявших в выборах избирателей, а остальные не преодолели пятипроцентный барьер, то к распределению депутатских мандатов помимо победителя допускается следующая по числу полученных голосов партия, хотя она и не преодолела избирательный порог.
В совокупности оба фактора — облегченный режим создания новой партии и снижение избирательного порога на выборах в Государственную Думу — очевидным образом стимулируют рост партийно-политической конкуренции в стране. При этом дополнительным фактором укрепления партийной системы, а также институциональной гарантией роста качества политической конкуренции (через стимулирование роли политического лидерства, выдвижение новых публичных лидеров в партийном поле, повышение качества внутрипартийной конкуренции и внутрипартийных процедур отбора) выступает в современных условиях возвращение смешанной избирательной системы, на базе которой в 2016 году состоятся очередные выборы в Государственную Думу.
Возникает вопрос: какое влияние окажут новые институциональные регуляторы на уровень и качество партийно-политической конкуренции? Теоретически возможны несколько сценариев развития ситуации.
Первый сценарий допускает, что либерализация институциональных правил ведет к активизации партийно-политической борьбы, появлению значительного числа новых игроков на партийно-политическом рынке. При этом выход на партийную сцену новых участников вносит качественную новизну в меж-
партийные идеологические дискуссии, а конкурентная борьба на очередных выборах приводит к «прорыву новых партий», структурному обновлению и сдвигу по политическому спектру ядра партийной системы и, как следствие, заметному обновлению депутатского корпуса парламента как в партийном, так и персональном плане.
Второй сценарий исходит из того, что появление значительного числа новых партий также ведет к обострению конкуренции, но иного, чем в первом сценарии, рода — к обострению секторальной, «внутривидовой» политической борьбы. В этом случае возрастает не столько интенсивность конкуренции между политическими силами различного идеологического толка и места в партийном спектре, сколько острота борьбы между увеличивающимся количеством политических субъектов внутри отдельных политико-идеологических ниш. Развитие такого сценария можно объяснить тем, что возникновение большого количества политических партий, стремительный рост партийного строительства (например, по данным официального сайта Министерства юстиции Российской Федерации, в России зарегистрировано 79 политических партий19, а также порядка 60 организационных комитетов, ставящих целью создать политическую партию) не увеличивают числа базовых политических идеологий.
То есть рост числа партий может обострять идеологические дискуссии, детализировать их, но не в состоянии расширить спектр идеологических предпочтений. Например, различные партии могут апеллировать к различным аспектам той или иной политической идеологии или же позиционироваться в спектре «радикалы —умеренные», но в любом случае им не уйти от необходимости самоопределиться в рамках той или иной базовой идеологии (как вариант — позиционироваться на стыке идеологий). Таким образом, идеологическая система координат достаточно лимитирована, и каким бы ни было число новых партий, им приходится так или иначе идентифицировать себя в рамках данной системы.
Прямым следствием этого становится политико-идеологическая жесткая конкурентная борьба близких по идеологии партий. Причем это борьба за политическое выживание и доминирование в своем идеологическом спектре. Она может иметь, условно, «мир-
ные» сценарии развития: укрупнение партий путем их слияния, создание новых политических блоков на базе союза идейно близких партий, а может — и «боевые» сценарии: победа одних партий в публичном идеологическом пространстве над другими, маргинализация последних и, как следствие, их исчезновение из партийно-политического пространства.
Следует учесть, что в таких ситуациях ограничения или запрет на создание избирательных блоков (а в российской избирательной системе формирование предвыборных блоков на данный момент не предусмотрено), дающих возможность нескольким партиям формировать единый список кандидатов при участии в парламентских выборах, будут только способствовать обострению внутривидовой конкурентной борьбы.
Третий сценарий. Либерализация институциональных правил партийной и электоральной систем может иметь и неожиданный результат. Не исключено, что стремление усилить партийно-политическую конкуренцию приведет ровно к обратному тренду — к ее ослаблению: при огромном количестве политических партий возможно резкое снижение качества политической жизни.
Во-первых, наличие множества политических партий способствует возникновению конкурентной борьбы «всех против всех». Причем чем более радикально будет бороться та или иная партия, тем более она будет заметна для избирателя. Таким образом, большое количество партийных игроков рискует обернуться хаотическим противостоянием, а не упорядоченной конкуренцией.
Во-вторых, у граждан могут возникнуть сложности с идеологическим самоопределением в отношении политических партий того или иного идеологического спектра.
В-третьих, не исключено, что обширный список партий в избирательном бюллетене затруднит выбор рядового избирателя. А это, в свою очередь, скажется на общем интересе граждан к выборам, на электоральной активности.
Таким образом, появление на политическом рынке значительного числа партийных игроков может привести не к усилению партийно-политической конкуренции, а к частичной деинституционализации партии как политического института. Чрезмерный рост чис-
ла политических партий рискует сработать против политической партии как важнейшего института представительной демократии.
Политическая конкуренция имеет два полюса: на одном она «замерзает», а на другом «расплывается». Так, при однопартийной системе прекращается здоровая политическая конкуренция (то же при определенных условиях можно сказать и о двухпартийной системе, в рамках которой осуществляется простой переход голосов избирателей от одной партии к другой), а слишком большое число политических партий означает конец конкуренции и начало хаоса.
В данном случае уместно провести аналогию партийно-политического рынка с экономическим рынком. Один производитель — монополист, а сотни мелких производителей — это хаотичное производство с низким уровнем качества, но никак не конкуренция. Настоящая конкуренция возникает, когда на определенном сегменте рынка работают несколько крупных мировых производителей. Именно тогда начинается реальная содержательная конкуренция за рынок с соответствующим контролем качества продукции, анализом поведения потребителя, введением производственных новшеств, технологических инноваций и т. п.
В связи с этим следует особо подчеркнуть, что обычной институциональной стратегией в целях преодоления подобных рисков является введение квалификационных требований для политических партий, ранжирующих (но не ограничивающих) их права как участников выборов в зависимости от успешности предыдущей электоральной истории.
По этому пути, фактически, пошел в настоящее время и отечественный законодатель. Так, в новом законе о выборах депутатов Государственной Думы введены подобные институциональные регуляторы политической конкуренции.
В частности, от сбора подписей избирателей для регистрации партийного списка на парламентских выборах освобождены не только парламентские партии и партии, набравшие не менее трех процентов голосов на последних выборах в Государственную Думу, но и партии, которые были допущены к распределению мандатов в законодательном собрании хотя бы одного субъекта Российской Федерации.
Это позволяет ранее либерализованной партийно-политической системе перейти к следующему этапу своего развития, а именно к конкурентному структурированию, которое в перспективе создаст алгоритмы нового перехода, связанного с укрупнением партийной системы на новом уровне.
Так, российскую партийную систему уже сегодня можно структурировать следующим образом:
1) крупные партии — четыре парламентские партии, выигравшие выборы на федеральном уровне, участвующие во всех региональных и местных выборах;
2) малые партии — уже давно существующие («Патриоты России», «Яблоко», «Правое дело») и недавно возникшие (такие, например, как «Гражданская платформа», «Родина»), представители которых активно участвуют в выборах и получают мандаты в ряде региональных и городских представительных органов. Именно эти партии наряду с парламентскими партиями имеют на сегодняшний день квалификационные признаки и возможность преференциального участия в выборах в Государственную Думу без сбора подписей;
3) новые партии — те, которые уже начинают участвовать в выборах, но пока не добиваются успеха и чье участие в выборах носит пока лишь эпизодический (не активный, не массированный) характер.
В целом это означает, что на данном этапе начинает выявляться и переструктурироваться ядро политической системы, при этом новые партии ведут основную борьбу именно за то, чтобы быть в этом «ядре» сильных, крупных, влиятельных партий. По мере приближения выборов в Государственную Думу 2016 года можно ожидать завершения промежуточного этапа развития политической системы.
Анализу системы политико-правовых методов и инструментов стимулирования партийно-политической конкуренции, а также оценке хода эволюции российской партийно-политической системы в соответствии с обозначенными выше сценарными параметрами и «развилками» автор намерен посвятить свое будущее исследование.
Володина Светлана Вячеславовна — аспирант Национального исследователь-
ского Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского.
volodina_sv@inbox.ru
1 Дюверже М. Политические партии: Пер. с фр. М.: Академический проект, 2000. С. 264.
2 См.: Bielasiak J. Electoral Systems and Political Parties (http://apcentral.collegeboard.com/apc/ members/courses/teachers_corner/50299.html).
3 См.: Choosing an Electoral System: Issues and Alternatives / Ed. by A. Lijphart, B. Grofman. New-York: Praeger, 1984; Electoral Laws and Their Political Consequences / Ed. by A. Lijphart, B. Grofman. New-York: Agathon Press, 1986; Lijphart A. Electoral Systems and Party Systems: A Study of Twenty-Seven Democracies, 1945—1990. Oxford; New York: Oxford University Press, 1995.
4 См.: Sundquist J.L. Dynamics of the Party System: Alignment and Realignment of Political Parties in the United States. Washington, D.C.: The Brookings Institution, 1973.
5 См.: Pennings P., Lane J.-E. Comparing Party System Change. London; New York: Routledge, 1998.
6 См.: Ersson S. Electoral Volatility in Europe: Assessments and Potential Explanations for Estimate Differences: Paper to be presented to the 2012 Elections. Public Opinion and Parties (EPOP) Conference Oxford University, 7—9 September 2012 (http://www.sociology.ox.ac.uk/documents/ epop/papers/ersson_svante_epop-paper_2012. pdf).
7 См.: Dassonneville R., Hooghe M. Mapping Electoral Volatility in Europe: An Analysis of Trends in Electoral Volatility in European Democracies Since 1945: Paper presented at the 1st European Conference on Comparative Electoral Research, Sofia (Bulgaria), 1—3 December 2011.
8 См.: Pedersen M.N. The Dynamics of European Party Systems: Changing Patterns of Electoral Volatility // European Journal of Political Research. Vol. 7. 1979. No. 1. P. 1-26.
9 См.: NorrisP. Electoral Engineering: Voting Rules and Political Behavior. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 2004.
10 См.: Schaffer F. C. Clean Election Reform and its Hidden Costs: Lessons from Florida and Quebec // Canada Program, Weatherhead Center for International Affairs. Harvard University. May 8-10,
2008 (http://dev.wcfia.harvard.edu/sites/default/ files/Clean%20Election%20Reform%20 And%20Its%20Hidden%20Costs%20Schaffer. pdf).
11 См.: Birch S. Electoral Malpractice. Oxford; New York: Oxford University Press, 2011; Birch S. Electoral Systems and Electoral Misconduct // Comparative Political Studies. Vol. 40. 2007. No. 12. P. 1533-1556.
12 См.: Birch S. Electoral Corruption: Institute for Democracy & Conflict Resolution Briefing Paper 05/11 (http://www.idcr.org.uk/wp-content/ uploads/2010/09/05_11.pdf).
13 См.: Diamond L. J., Plattner M.F Electoral Systems and Democracy. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2006.
14 См.: Birch S. Electoral Systems and Party System Stability in Post-Communist Europe: Paper prepared for presentation at the 97th annual meeting of the American Political Science Association, San Francisco, 30 August — 2 September, 2001 (http://www2.essex.ac.uk/elect/database/papers/ sbvolatility.pdf).
15 См.: Franklin M.N., Mackie T. T., Valen H. Electoral Change: Responses to Evolving Social and Attitudinal Structures in Western Countries. Cambridge: Cambridge University Press, 1992; Dal-ton R. J. Political Cleavages, Issues and Electoral Change // Comparing Democracies. Elections and Voting in Global Perspective / Ed. by L. LeDuc, R. G. Niemi, P. Norris. Thousand Oaks, CA: Sage Publications, 1996. P. 319-342.
16 См: BenoitK. Models of Electoral System Change (http://www.olemiss.edu/courses/pol628/ benoit04.pdf).
17 См.: Исмаилов Б.И. Развитие систем стимулирования участия представителей национальных меньшинств в избирательном процессе в международном праве и правоприменительной практике зарубежных государств (http://www. allpravo.ru/library/doc2264p0/instrum6450/ item6451.html#_ftn1).
18 См.: Румянцев А. Много партий хороших и разных?..: Анализ изменений российского Закона «О политических партиях» с точки зрения экономической теории демократии // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 6 (91). С. 57-75, 63-66.
19 См.: http://minjust.ru/nko/gosreg/partii/spisok.
