CC BY
75
ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОМ ЭКОНОМИКИ V^y 27
www.hjournal.ru DOI: 10.17835/2076-6297.2017.9.1.027-038
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ УСИЛЕНИЕ: ТРИ ТИПА ОТНОШЕНИЙ*
ЕРЗНКЯН БАГРАТ АИКОВИЧ,
доктор экономических наук, профессор, .заведующий лабораторией стратегии экономического развития, Центральный экономико-математический институт Российской академии наук, г. Москва, e-mail: yerz@cemi.rssi.ru, lvova1955@mail.ru
В статье освещаются вопросы, связанные с концепцией институционального усиления, ассоциируемой как с эндогенными институциональными изменениями и институциональным воспроизводством, так и с иными институциональными феноменами. Понятие институционального усиления анализируется через призму трех отношений - между институтами в диахронии, между институтами и их носителями в синхронии и между контрагентами при выборе ими того или иного типа института в качестве механизма регулирования трансакции. °
Для характеристики первого типа отношений используются понятия институционального усиления и квазипараметров - эндогенно меняющихся о параметров бесконечно повторяющейся игры, напрямую не обусловливающих ^ поведение игроков. Вызываемые институтами изменения квазипараметров могут их усилить или ослабить. Усиление относится к случаю, когда изменения ^ квазипараметров приводят к самоподдерживающемуся поведению.
Для характеристики второго типа отношений вводится разграничение между >? стандартным типом агента - мотивированным на достижение экономических jjj целей «человеком экономическим» - и вводимым в качестве альтернативы типом, § известным как «человек институциональный», действующим под влиянием ф институтов и мотивированным на изменение своего институционального g положения.
Необходимость в обращении к третьему типу отношений возникает в ситуации
* Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ № 15-06-08515 «Методология формирования инновационной политики нестационарной экономической системы в условиях активизации внешних сдерживающих факторов».
институционального выбора, когда экономические агенты оказываются перед <
<
дилеммой, какой из институтов или какую их комбинацию предпочесть в качестве механизма осуществления трансакции. Примерами такого выбора служат формальные институциональные механизмы контрактов и неформальные - доверия, - могущие при их совместном использовании как усилить, так и ослабить взаимоотношения контрагентов. Особенности институционального усиления во всех типах отношений ^ обсуждаются применительно к стационарной и нестационарной экономике, имея ^ в виду, прежде всего, нестационарную экономику России. 5-
Ключевые слова: институциональное усиление; эндогенные институциональные ш изменения; теория игр; человек институциональный; институциональный выбор; § контракты; доверие; стационарная экономика; нестационарная экономика. ф
ш
__СП
--3
© Ернзкян Б. А., 2017 О
INSTITUTIONAL REINFORCEMENT: THREE TYPES OF RELATIONS
BAGRAT H. YERZNKYAN,
Laboratory of Economic Development Strategy, Central Economics and Mathematics Institute, Russian Academy of Sciences, Moscow, e-mail: yerz@cemi.rssi.ru, lvova1955@mail.ru
The paper highlights the issues related to the concept of institutional reinforcement, both associated with endogenous institutional change and institutional reproduction as well as with other institutional phenomena. The concept of institutional reinforcement is analyzed through the prism of three relationships - between the institutions in the diachronic, between institutions and their carriers in the synchrony, between the counteragents while choosing a particular type of institution as a mechanism of regulation of transactions.
For the characteristics of the first type of relationship we use the concepts of institutional Nj reinforcement and quasi-parameters - endogenously varying parameters of the infinitely o repeated game which directly do not cause the behavior of the players. Changes of quasi-^ parameters called by institutions may reinforce or undermine them. Reinforcement refers ^ to the case when quasi-parameters changes lead to a self-sustaining behavior.
For the characteristics of the second type of relationship is introduced a distinction between a standard type of agent - "economic man", motivated to achieve the economic goals, and a type, introduced as an alternative, known as "institutional man", acting under the influence of institutions and motivated to change his institutional position. The need to address to the third type of relationship occurs in a situation of institutional choice when economic agents are faced with the dilemma of which of the institutions or some combination of them prefer as a mechanism for implementation of the transaction.
со
s о
пз ш о
Examples of such a choice are the formal institutional mechanisms of contracts and
informal ones of trust, which, being jointly used, can both reinforce and undermine the relationships of counteragents.
Features of institutional reinforcement in all types of relationships are discussed in relation to the stationary and non-stationary economy, bearing in mind, above all, a Russian non-stationary economy.
Keywords: institutional reinforcement; endogenous institutional change; game theory; institutional man; institutional choice; contracts; trust; stationary economy; nono stationary economy.
X
5 JEL: B52, C79, L14, 0l0, P52.
-r
2S При формировании экономической политики, в том числе инновационной
¡2 направленности, перед ее разработчиками возникает проблема проектирования
о согласованной системы сопровождающих и обеспечивающих ее достижение
^ институтов, которые, по возможности, усиливали бы себя и друг друга в процессе ее
_j развертывания во времени и пространстве. Понимаемое таким образом усиление,
z ясное интуитивно, все же является слишком расплывчатым понятием, чтобы
р служить надежным инструментом для разработчиков и ответственных за
реализацию экономической политики.
со Усиление (reinforcement), как известно из психологии, является одним из важнейших принципов возникновения поведения: с его помощью целевое поведение
о усиливается, что выражается в увеличении частоты такого поведения в будущем.
<с Напротив, усиление со знаком «минус», которое, строго говоря, является
о^ ослаблением (наказанием, punishment), приводит к уменьшению вероятности
о «усиленного» таким образом поведения в будущем (Skinner, 1953).
Хотя обращение к психологическим терминам, ввиду междисциплинарного характера институциональной теории, в целом дело привычное, целью настоящей статьи является феномен не психологического, а институционального усиления поведения экономических агентов, испытывающих воздействие в общем случае меняющихся институтов и/или оказывающихся перед необходимостью совершения институционального выбора.
В экономической литературе рассматриваются различные случаи институционального усиления, к примеру, в контексте эндогенных институциональных изменений (Greif, 1994; Aoki, 2001; Greif and Laitin, 2004, Mahoney and Thelen, 2010). Иногда в роли институтов выступают могущие им уподобиться по характеру своего воздействия на экономических агентов иные сущности. Так, в (Coyne and Leeson, 2009) рассматривается в числе прочих «эффект усиления», в то время как в роли механизмов институциональных изменений и усиления выступают СМИ (media). Для разграничения воздействия медийных средств от институционального как такового в (Ерзнкян и Ерзнкян, 2016) предложено их именовать субститутами — заменителями институтов; при этом их носители могут быть как фактически меняющими свое поведение, так и потенциально готовыми к его изменению. Есть также обширная литература, посвященная национальным, региональным, отраслевым, гендерным и прочим — скажем, укрепляющим доверие (Ki-Joon Hong, 2009) — аспектам институционального усиления.
В целом, институциональное усиление (institutional reinforcement) — понятие неоднозначное, выражающее по меньшей мере три типа отношений:
1) института к самому себе, но находящемуся в ином временном измерении (для сравнения степени постоянства и изменчивости института, идентичность которой может в динамике претерпевать изменения — усиливаться, ® ослабевать, оставаться неизменной), и опосредованно к своим носителям. Этим ^ диахроническим понятием пользуется, к примеру, А. Грейф (Грейф, 2013) для 1 объяснения, как уже было сказано, эндогенных институциональных g изменений и характеристики воспроизводства институтов; ¡g-
2) института непосредственно к своему носителю (для передачи поведенческих о характеристик индивидов, склонных испытывать в той или иной степени институциональное воздействие). К такому синхроническому понятию прибегают, в частности, Г. Б. Клейнер (Клейнер, 2005) и Б. А. Ерзнкян (Ерзкян, 2000; 2005а; 2005б) для объяснения поведения индивидов, особенности которого обусловлены экзогенным воздействием институтов;
3) между сосуществующими в синхронии институтами (для выражения рГ способностей институтов функционировать во взаимосвязи друг с другом — о дополняя, замещая, усиливая или ослабевая ту или иную комбинацию s институтов). ИЗ
В первом случае на авансцене экономического пространства фигурируют только институты (со своими носителями на заднем плане), во втором и третьем — о как институты, так и их носители в качестве объектов институционального ш воздействия (второй случай) и субъектов институционального выбора (случай о третий). ¡^
Рассмотрим все эти случаи — усиления и воспроизводства, типов агентов и, ^ наконец, взаимного институционального усиления — поподробнее. ^
■н о см
о с
СП
о >
1. Институциональное усиление и воспроизводство институтов t
Концепция институционального усиления применительно к объяснению ш эндогенных институциональных изменений и институционального воспроизводства
разработана inter alia А. Грейфом (Грейф, 2013). Логика проста: для самосохранения о
института в течение некоторого времени он должен воспроизводиться, причем не <
обязательно полностью в прежнем виде — возможны усиливающие институт со ее
знаком «плюс» или «минус» изменения. Имеются в виду именно эндогенные о
■н о см
СП О
изменения вне зависимости от воздействия экзогенных факторов, что было бы тривиально. При этом возникает необходимость во введении дополнительного к усилению понятия квазипараметра, что позволяет Грейфу провести разграничение между институциональными и теоретико-игровыми равновесиями. Принимаемые в формулировках повторяющихся игр параметры, строго говоря, таковыми не являются («поскольку они эндогенно меняются»), не являются они также переменными («поскольку напрямую они не обусловливают поведение»), по этой причине их удобно назвать квазипараметрами. Их изменения, «вызываемые институтом, могут подкрепить или подорвать институт». Подкрепление (усиление) относится к случаю, когда изменения квазипараметров приводят к самоподдерживающемуся поведению. «Самоподдерживающийся институт, который подкрепляет сам себя, является самоусиливающимся институтом», притом что «самоподдерживающийся институт может также подорвать сам себя», когда «поведение окажется самоподдерживающимся в меньшем числе ситуаций» (Грейф, 2013. С. 202).
Поскольку подрыв (ослабление) института может привести к его гибели как института, уместно говорить, с опорой на исторический опыт, о жизни, точнее, жизненном цикле института с его изначальным усилением, впоследствии ослаблением и в итоге исчезновением. Сказанное не следует абсолютизировать: тот же опыт европейского средневековья, на который ссылается Грейф, демонстрирует наличие как самоподрывающихся, так и самоусиливающихся институтов.
Формально феномен институционального усиления можно проиллюстрировать на примере бесконечно долго повторяющейся игры дилеммы заключенного (Грейф, 2013. С. 221-223), в которой Ь = 0,1..., а действия игроков представлены следующим образом.
го ш
о <
ф <
о
о ^
X X
л
<
го
=1
0
X
<
го х
1 ф
ш
ш <
о
I— 3 Ь; I—
ш 2:
и.
О _|
<
СП 3
о
с 6
с Ье,Ье -к,Ье+е
6 Ье+е, -к 0,0
Обозначения: Ь = 0,1., Ьа, к, е > 0, общий фактор дисконтирования игроков 8 6 (0,1). В модели четыре параметра (8, Ьо, к и е), что касается Ье, то это квазипараметр, поскольку на него может влиять порождающий кооперацию институт. Откуда берется этот институт, для модели (но не для реальности) неважно, главное, что он возникает и порождает кооперацию, из-за чего равновесный по Нэшу исход статичной игры (^ ф может быть заменен оптимальным по Парето исходом (с, с), который достигается в результате разыгрывания стадийной игры. По определению, кооперация обладает положительным (отрицательным, нейтральным) усилением, если разыгрывание (с, с) в период f влечет Ьш - >(<,=) 0. Это расходится со стандартным взглядом на модели повторяющейся дилеммы заключенного, в которой предполагается, что кооперация обладает нейтральным усилением.
Рассматриваются два случая: наличия и отсутствия знания об усилении.
Тезисы для первого случая (знания об усилении):
1) институт кооперации является самоподдерживающимся на более широком диапазоне коэффициентов дисконтирования при положительном усилении, чем при нейтральном подкреплении;
2) при отрицательном усилении кооперация не является самоподдерживающимся институтом.
Во втором случае (незнания об усилении) игроки в каждый период времени наблюдают Ье, полагая его неизменным на будущее. Если кооперация производит положительное усиление, то самоподдерживающийся в определенном периоде времени институт таким останется и впредь, но если кооперация будет производить отрицательное усиление, то это может привести к подрыву института и, в конечном счете, к отказу от него.
В целом тезисы, относящиеся к изучению эндогенных институциональных изменений, нуждаются в ряде уточнений:
1) развитию анализа самоподкрепления может способствовать динамическая аналитическая схема, которая лишь намечена формальной моделью;
2) теоретико-игровой анализ хорошо бы подкрепить статистическими тестами, иначе модели будут выглядеть как тавтология;
3) при всей важности квазипараметров исследование характеристик институтов, подталкивающих к их усиливающим или подрывающим изменениям, пока только намечено (Грейф, 2013. С. 219-220).
Приведенные выше идеи встречаются с той или иной степенью вариативности и у других авторов. Так, М. Ю. Барбашин освещает похожий, но не идентичный феномен институционального распада, выражаемого через постепенное накопление институциональных исключений — слишком незначительных, чтобы их можно было сразу и легко заметить (Барбашин, 2016). О возможной дезинтеграции и возникновении вместо укрепления механизмов контроля неподконтрольной ситуации с деструктивными последствиями для экономики и социума говорится в (ОеЫЬавк, 2014). В ряде работ рассматриваются риски нежелательных институциональных изменений, среди которых:
нежелательное (нецелевое) применение институтов, включающее эксплуатацию информационной асимметрии, манипулирование институтами, использование институтов в качестве прикрытия (Полищук, 2008);
- институциональные риски (Качалов, 2012).
институциональные ловушки (с выходом из них посредством проектирования последовательности промежуточных институтов) (Полтерович, 2012).
Не к развитию, а к дезорганизации системы приводят, как правило, навязанные институциональные изменения (Ерзнкян, 2014. С. 66), сопровождаемые экзаптацией, «когда институт после его внедрения в эволюционно сложившуюся институциональную организацию экономики выполняет функции, которые не
■н о см
«захват» институтов для использования в групповых интересах, их мутация и о мимикрия (Ерзнкян, Делибашич и Гргуревич, 2014);
со
о >
а>
планировались и не учитывались при его импорте или выращивании» (Вольчик и о
о
X
X
Л
<
пз х О
<
Бережной, 2012. С. 166). В целом последствия отрицательного институционального усиления могут быть неоднозначными, но нас, имея в виду в первую очередь современную Россию, больше волнуют последствия, приводящие к таким негативным явлениям, как в числе прочих дисфункция экономических систем и институтов (Сухарев, 2014), институциональный вакуум и институциональный нигилизм (Draskovic and Draskovic, 2012).
2. Институциональное усиление и типы носителей институтов
Институциональное усиление (institutional reinforcement) — понятие,
служащее для передачи силы и характера воздействия институтов на их носителей, ^
интенсивность которых со временем может претерпевать изменения, причем как в о-
одну, так и в другую сторону. В общем случае это воздействие может быть ш
положительным (случай усиления), нейтральным (каким оно было, таким и о
остается) и отрицательным (ситуация ослабления воздействия, его подрыва с ¡^
возможностью полного исчезновения). ^
Поскольку вопросы динамики были рассмотрены в предыдущем разделе, g
внимание сконцентрируем на статику институционального воздействия на их F
носителей, для чего придется первым делом разобраться с ними как ь
I—
экономическими категориями. сп
В экономической литературе встречаются различные категории человека —
(man) — работающего (working), политического (political), контрактного (contractual), о
социологического (sociological), иерархического (hierarchical), исторического <
(historical), ну и столь почитаемого в ортодоксии человека экономического (homo сс
economicus). Общее между ними то, что они используются в качестве научных о
абстракций, а не классификационных типов. Для характеристики типов экономических агентов, различающихся характером преследуемых ими целей, и их классификации Г. Б. Клейнер вводит понятие человека институционального (homo institutius, HI), противопоставляемого известному типу человека экономического (homo economicus, HE). Главным классификационным критерием разнесения этих типов является характер мотивации институционального выбора:
для HI-типа экономического агента мотивация увязывается главным образом с изменением его институционального положения;
для HE-типа агента главным мотивом выбора является достижение им экономических (финансовых) целей (Клейнер, 2005).
Возможностям институтов оказывать как стимулирующее, так и тормозящее воздействие на поведение экономических агентов посвящены также работы, вводящие одноименную, хотя и не идентичную концепцию «человека институционального» (Ерзнкян, 2000; 2005а; 20056), и делающие акцент на необходимости учета национальных отличий институциональных систем (Ерзнкян, 2013а; 20136).
Согласно (Ерзнкян, 2000; 2005а; 20056), поступки людей, характеризуемых как институциональные (HI), обусловливаются и/или детерминируются скорее институциональной средой, в которую они погружены, чем соображениями о максимизации собственной полезности, что свойственно типу HE. Несколько иначе ^ выглядит концепция Г. Б. Клейнера, согласно которой в экономике задействованы .oj две группы людей: те, которые ориентированы на достижение [максимума] выгоды ф- для себя, относятся к типу HE; те, кто преследуют цель получения высокого статуса
5 в социуме, — к типу HI. Отнесение к тому или иному типу не является проявлением
0 u
I— случая, и принадлежность к одному из двух типов является устойчивой чертой
® личности. Если по какой-то причине будет зафиксировано нарушение этой устойчивости, то вызвано оно будет, по всей видимости, экстраординарными
1 обстоятельствами (угроза жизни, выживание личности и т.п.). Такого мнения g придерживаемся и мы.
ф В (Ерзнкян, 2013а) отмечается, что все взаимодействия индивидов и их групп
о могут быть сведены к рыночным и нерыночным, или трансакциям и интеракциям.
Высказывается гипотеза, что люди рождаются со склонностями, ^ идентифицируемыми как предрасположенность к совершению рыночных действий < либо социальных взаимодействий. Конкретный выбор нужного типа взаимодействия g определяется соображениями социально-экономической целесообразности, но важно то, что на него оказывают влияние внутренне присущая (в определенном смысле на ^ генетическом уровне) агентам склонность к тому или иному типу взаимодействия и о внешне обусловленная институциональная среда, способная его усилить или ослабить. Такое понимание склонности не должно удивлять, если разделять точку
х
<
го зрения на то, что «эволюция наделила нас определенными генетическими
склонностями — например, способностью усваивать нормы и стремиться к социальному статусу». Важно при этом то, что «разные общества существенно
S3 отличаются друг от друга, тем как в них структурируются нормативное поведение и
о социальные отношения» (Грейф, 2013. С. 59). Усиление соответствует
¡^ институциональному подкреплению, ослабление — подрыву.
^ В связи с этим уместно напомнить и о понятии экономического генотипа,
g под которым понимается система экономических генов, представляющих собой
F единицу наследственности, детерминирующей развитие определенных признаков и
t свойств хозяйственной системы. Это понятие служит для обозначения идеальной
ш институциональной всеобщности, общей модели мировой экономической эволюции,
— включающей опыт и социальную память системы (см.: Мартишин, 2013; Arkhipov,
о Yerznkyan and Martishin, 2015).
< Для иллюстрации возможности передачи национальных отличий в
ее (Ерзнкян, 2013а) предлагается пятибалльное распределение стран по убыванию
о роли и значения в них рынка: предельный случай рыночных трансакций — 5,
США — 4, Германия — 3, Россия — 2, Япония — 1, предельный случай нерыночных интеракций — 0. Склонность к рыночному взаимодействию, или предрасположенность к трансакциям, приобретет вид: 1; 0,8; 0,6; 0,4; 0,2 и, наконец, 0 — соответственно. Типы реальных стран с полюсами не отождествляются намеренно, поскольку в действительности полного вытеснения одной составляющей другой не бывает, и они сосуществуют с той или иной степенью доминирования.
В (Ерзнкян, 2013б) на примере анализа выбора оптимальной формы экономической организации делается вывод, проливающий свет на некоторые дополнительные аспекты выбора: «вовлеченные в вертикальную интеграцию фирмы, даже если поведение типа HE является безусловной преференцией и оно у них, можно сказать, в крови, в той мере, в какой они связаны логикой интеграции, будут проявлять черты «личности», свойственные или, на худой конец, не чуждые типу Ш» (Ерзнкян, 2013б. С. 64). Иными словами, институт интеграции оказывает усиливающее воздействие на склонность агентов.
Несколько слов скажем об институциональном усилении применительно к
стационарной и нестационарной экономике. Эти понятия обычно используют для
передачи степени постоянства поведения экономической переменной во времени.
В. И. Лившиц при этом напрямую связывает их со степенью развитости социума,
считая стационарную экономику, имманентной промышленно-развитым странам, ^
чьи макроэкономические показатели меняются относительно плавно либо о
монотонно, либо в рамках нормальных рыночных циклов и кратко- и среднесрочная ^
динамика которых достаточно предсказуема. Соответственно нестационарная о
и с
экономика, к которой он относит российскую экономику последних двух ,
десятилетий, со свойственной ей резкой и плохой предсказуемостью многих
показателей и параметров предстает полной противоположностью экономике
стационарной. Было бы заманчиво провести такое разграничение и в отношении ®
обществ и/или сообществ: экономику индивидуалистских сообществ (прообраз — ^
торговые практики средневековых генуэзцев) отнести к стационарному типу, 1
коллективистских (прообраз — торговые практики купцов Магриба) — к ш
нестационарному типу, но это тема для отдельного исследования.
В терминах институционального усиления отметим, что оно в стационарной о
экономике, будучи с любым знаком, на устойчивость системы в целом не влияет. Иное дело в нестационарной экономике, в которой заимствуемые формальные институты, будучи не или слабо конгруэнтными с неформальной
институциональной системой, зачастую оказываются в роли институтов, х
подрывающих ткань институционального устройства экономики страны-
реципиента. FT
В терминах психологической теории Б. Скиннера, где общее понятие о
усиления (подкрепления) передается как conditioning, а частные — как reinforcement ^
(усиление) и punishment (наказание, ослабление) соответственно, ослабление оз
(подрыв) является именно наказанием, что в случае нестационарных экономических Е^
систем является таковым и в буквальном, и в метафорическом смысле. Тот факт, что 5-
внешние (extrinsic) выгоды в состоянии контролировать поведение индивида и могут ¡2
быть использованы в качестве мотивационных стратегий (Skinner, 1953), следует о
принимать во внимание наравне с фактом институционального усиления при ¡^
формировании государственной, в частности инновационной, политики, тем более в ^
условиях нынешней активизации в России внешних негативных факторов. g
Игнорирование этого чревато последствиями в виде отрицательного f
институционального усиления, способного привести в итоге к дисфункции — и так не
страдающей стационарностью — экономической системы. ся
2:
3. Взаимно институциональное усиление
В ситуации институционального выбора экономические агенты могут оказаться перед дилеммой, какой из институтов или какую их комбинацию выбрать.
В работе (Ерзнкян, 2007) рассматриваются преимущества и недостатки такого выбора контрагентами — участниками межфирменных взаимодействий, перед которыми стоит задача осуществления трансакции на основе только института доверия либо усиления его институтами формальных контрактов и гарантий. Похожая задача — в смысле набора механизмов и их названий, но не их акцентирования — решается в числе прочих и в работе (КаШопеп, 2006).
Перед потенциальными контрагентами зачастую встает вопрос, на какой основе — формальной или неформальной — вступать им во взаимоотношения. Если на основе формальных институтов, то понадобятся соответствующие контракты, наделенные легальной силой, если неформальных — надобность в контрактах отпадает, поскольку можно взаимодействовать на основе [института] доверия. При этом формальные и неформальные институты, будучи задействованы одновременно, могут вести себя по-разному: взаимно усиливать друг друга, мешать друг другу, оставаться взаимно нейтральными. Усиление может иметь место в случае, когда доверяющие друг другу агенты вынуждены по тем или иным причинам закрепить свои отношения легально — в этом случае формальный институт контракта будет ^ выступать своего рода оболочкой для их доверительных отношений.
Упоминание «оболочки» нуждается в пояснении, поскольку оно может вызвать ассоциацию с одноименным понятием (Зотов и Пресняков, 2015), используемым для обозначения совокупности институциональных условий — норм ^ закона, внутренних рабочих правил организации, внутренних правил о урегулирования конфликтов и пр., включая обычаи, законы, формы организации, ф методы и инструменты операционной деятельности. В нашем случае речь идет лишь ^ об одном условии — об обволакивании неформальных доверительных норм ^ формальными контрактными правилами. В ситуации же, когда внешней необходимости для обращения к формальному контракту нет, а одна из, напомним,
< доверительно настроенных сторон решает, тем не менее, заручиться еще и
< формальным контрактом, такое решение может навредить доверительным ё отношениям: сторона-инициатор своим решением может, по сути, вытеснить з формальным контрактом их неформальные отношения (Ерзнкян, 2007).
За Сопоставление институтов показывает, что взаимодействие на основе
доверия может оказаться эффективным в ситуациях за пределами § незамедлительного и непосредственного контроля менеджмента. Зачастую доверие ^ описывается в терминах неэгоистического поведения, и случаи такого поведения не редки. Тем не менее — с учетом того, что бизнесу, в особенности российскому, альтруизм в качестве руководящего принципа не свойственен, — целесообразнее исходить из того, что межфирменное доверие базируется на собственном интересе вступающих между собой в партнерские отношения фирм (Дементьев, 2004; Ерзнкян, 2007; Ляско, 2004). Такая увязка доверия и эгоизма вполне возможна при ся допущении, что собственный интерес базируется не только на осязаемых в узко ¡5 экономическом смысле мотивах, но и на неосязаемых, нематериальных, выходящих ¡2 за рамки примитивного экономизма понятиях, коими являются социальные и ^ эмоциональные мотивы. Если развить эту логику, то окажется, что в то время как ^ формальные контракты и гарантии в качестве защиты от оппортунизма используют Р внешние материальные санкции, доверие включает в себя использование ^ социальных и эмоциональных санкций — являющихся по своей природе внутренними и осуществляемыми доверенными фирмами.
ш
о <
СП 3
о
Заключительные соображения
Резюмируя сказанное о типах институционального усиления, подчеркнем, что при всей значимости институтов они являются все-таки не целью, а средством на пути к достижению желательной (применительно к России) цели — модернизации экономики и ее трансформации в «экономику с человеческим лицом» — с опорой на
систему промежуточных институтов, продуцирующих управляемо инкрементальные и скоординированные изменения. Под выражением в кавычках мы понимаем экономику, которая базируется на смыслосодержательной научной парадигме (термин С. Ю. Глазьева, примененный им для обобщающей оценки научного творчества Д. С. Львова) и проводит экономическую политику в общенародных интересах хозяйства в противовес политике младореформаторов, характеризующейся бессмысленностью и бессодержательностью (Глазьев, 2008).
Ориентация на такое понимание институционального усиления может помочь избежать ситуаций институционального вакуума и нигилизма (Draskovic and Draskovic, 2012), что наблюдалось в избытке не только в постсоветских странах Центрально-Восточной Европы, но и в особенности у нас, в России. Эти последствия выразились в усилении нестационарного характера российской экономики (Лившиц, 2013), приведшем институциональную и экономическую систему страны в состояние хронической дисфункции (Сухарев, 2014). Поэтому столь важно понимать потенциально подкрепляющую роль отдельных институтов, способных в общем случае не только усилить, но и ослабить свое воздействие на всю систему и поведение своих носителей. Важно при этом не упустить из виду, что институциональное усиление имеет смысл только в контексте особенностей культуры, идентичности, интересов и опыта, в противном случае любые усилия по ^ трансплантации институтов во временном (в ином историческом контексте) или о
о с
СП
пространственном (в ту или иную страну или регион) плане окажутся неудачными
(Ki-Joon Hong, 2009).
В целом, как представляется, концентрирование внимания на приведенные
и, возможно, иные типы отношений, ассоциируемые с институтами, может
„о
содействовать практическому воплощению изложенных в статье идей по
институциональному усилению и, тем самым, преобразованию российской ®
нестационарной экономической системы в стационарную, институционально ^
поддерживаемую, экономику. 1
го
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ |
Барбашин М. Ю. (2016). Теория институционального распада: концептуальный потенциал и методологические рамки // Журнал институциональных исследований, Т. 8, № 1, с. 36-53.
Вольчик В. В. и Бережной И. В. (2012). Отбор и экзаптация институтов: роль групп специальных интересов // Архипов А. Ю., Кирдина С. Г., Мартишин Е. М. (ред.). Эволюционная и институциональная экономическая теория: дискуссии,
методы и приложения. Глава 8. СПб.: Алетейя, с. 165-187. f^
Глазьев С. Ю. (2008). Введение // Львов Д. С. Миссия России: Сборник ¡5
научных трудов / Государственный университет управления: [под науч. ред. s
С. Ю. Глазьева и Б. А. Ерзнкяна]. М.: ГУУ, с. 4-7. 5
Грейф А. (2013). Институты и путь к современной экономике. Уроки ^ средневековой торговли. М.: Изд. дом Высшей школы экономики.
Дементьев В. (2004). Доверие - фактор функционирования и развития ¡^
современной рыночной экономики // Российский экономический журнал, № 8, о
с. 46-65. ^
Ерзнкян Б. А. (2000). Человек институциональный, или эволюция концепции _j
homo economicus // Вестник университета (Государственный университет z
управления). Серия "Институциональная экономика'', № 1, с. 28-44. р
Ерзнкян Б. А. (2005а). «Человек институциональный» как экономический
актор // Homo institutius — Человек институциональный: [монография] / под ред. д-ра ¡^
экон. наук О. В. Иншакова. Волгоград: Изд-во ВолГУ, с. 113-127. —
Ерзнкян Б. А. (2005б). Трансакционная модель бытия «Человека о
институционального» // Homo institutius — Человек институциональный: <
[монография] / под ред. д-ра экон. наук О. В. Иншакова. Волгоград: Изд-во ВолГУ, q^
с. 128-146. §
Ерзнкян Б. А. (2007). Механизмы управления межфирменными отношениями: теоретические аспекты // Микроэкономика, № 2, с. 49-69.
Ерзнкян Б. А. (2013а). В пространстве рыночных и нерыночных взаимодействий: индивидуальные, организационные и национальные отличия // Экономическая наука современной России, № 3, с. 37-58.
Ерзнкян Б. А. (20136). Институциональные особенности рыночных и нерыночных трансакций/интеракций // Журнал институциональных исследований, Т. 5, № 4, с. 58-77.
Ерзнкян Б. А. (2014). Когнитивные аспекты институционального развития общественных систем // Terra Economicus, Т. 12, № 1, с. 53-72.
Ерзнкян Б. А. (2016). Феномен институционального подкрепления и его проявление в нестационарной экономике // Стратегическое планирование и развитие предприятий. Секция 1 / Материалы 17-го всероссийского симпозиума / Москва, 12-13 апреля 2016 г. Под ред. чл.-корр. РАН Г. Б. Клейнера. М.: ЦЭМИ РАН, с. 52-55.
Ерзнкян Б. А., Делибашич М. и Гргуревич Н. (2014). Институциональное поведение: теоретические вопросы и практические проявления // Экономическая наука современной России, № 4, с. 19-30.
Ерзнкян Б. А. и Ерзнкян М. Б. (2016). Воздействие институтов и субститутов о на стратегическое поведение их носителей // Стратегическое планирование и развитие предприятий. Секция 1 / Материалы 17-го всероссийского симпозиума / V, Москва, 12-13 апреля 2016 г. Под ред. чл.-корр. РАН Г. Б. Клейнера. М.: ЦЭМИ РАН, с. 55-59.
О)
5 Зотов В. В. и Пресняков В. Ф. (2015). Институциональная оболочка и
° трансакционная конфигурация хозяйствующих субъектов // Экономическая наука • современной России, № 2, с. 35-46.
^ Качалов Р. М. (2012). Управление экономическим риском: Теоретические
основы и приложения: монография. М., СПб.: Нестор-История.
Клейнер Г. Б. (2005). Агенты и институты: К проблеме институционального выбора // Homo institutius — Человек институциональный: [монография] / под ред. д-ра экон. наук О.В.Иншакова. Волгоград: Изд-во ВолГУ, с. 87-112.
Лившиц В. Н. (2013). Системный анализ реформирования нестационарной экономики России, 1992-2013. М.: ЛЕНАНД.
Ляско А. К. (2004). Проблема доверия в социально-экономической теории. М.: Институт экономики РАН. =§■ Мартишин Е. М. (2013). Институциональные механизмы эволюционных
^ процессов // Теория и практика институциональных преобразований в России / о Сборник научных трудов под ред. Б. А. Ерзнкяна. Вып. 27. М: ЦЭМИ РАН, с. 57-75. ^ Полищук Л. (2008). Нецелевое использование институтов: причины и
го следствия // Вопросы экономики, № 8, с. 28-44.
Полтерович В. М. (2012). Проектирование реформ: как искать промежуточные институты // Montenegrin Journal of Economics, Т. 8, № 2, с. 25-44. ш Сухарев О. С. (2014). Теория дисфункции экономических систем и
Q институтов. М.: ЛЕНАНД.
¡^ Aoki M. (2001). Towards a Comparative Institutional Analysis. Cambridge, MA:
-j MIT Press. <c
g Arkhipov A. Y., Yerznkyan B.H. and Martishin E.M. (2015). Anatomy of the
F "Economic Miracle" // European Research Studies, vol. 18, no. 3, pp. 7-20. t Coyne C. J. and Leeson P.T. (2009). Media as a Mechanism of Institutional
w Change and Reinforcement // Kyklos, vol. 62, no. 1, February, pp. 1-14.
Delibasic M. (2014). The Post-Socialist Transition through the Prism of
о O. Williamson Insight // Montenegrin Journal of Economics, vol. 10, no. 1, pp. 13-24. <c Draskovic V. and Draskovic M. (2012). Institutional Nihilism as a Basis for Anti-
cr Development Policy // Montenegrin Journal of Economics, vol. 8, no. 1, pp. 110-136.
Greif A. (1994). Cultural Beliefs and the Organization of Society: Historical and Theoretical Reflection on Collectivist and Individualist Societies // Journal of Political Economy, vol. 102, no. 5, pp. 912-950.
Greif A. and Laitin D. D. (2004). A Theory of Endogenous Institutional Change // American Political Science Review, vol. 98, no. 4, pp. 633-652.
Kautonen T. (2006). Trust as a Governance Mechanism in Inter-Firm Relations — Conceptual Considerations // Evolutionary and Institutional Economics Revue, vol. 3, no. 1, pp. 89-108.
Ki-Joon Hong (2009). Mechanisms for Institutional Reinforcement: The Case of European CBM Regime // Journal of International and Area Studies, vol. 16, no. 1, June, pp. 67-79.
Mahoney J. and Thelen K. (2010). A Theory of Gradual Institutional Change, in Mahoney, J. and Thelen, K. (eds.) Explaining Institutional Change: Ambiguity, Agency, and Power. Cambridge: Cambridge University Press, pp. 1-37.
Skinner B. F. (1953). Science and Human Behavior. New York: Macmillan.
REFERENCES
Aoki M. (2001). Towards a Comparative Institutional Analysis. Cambridge, MA, MIT Press. ^
Arkhipov A. Y., Yerznkyan B. H. and Martishin E. M. (2015). Anatomy of the ^ "Economic Miracle". European Research Studies, vol. 18, no. 3, pp. 7-20.
Barbashin M. Y. (2016). The Theory of Institutional Disintegration: Conceptual Potential and Methodological Frameworks // Journal of Institutional Studies, vol. 8, no. 1, pp. 36-53. (In Russian).
Coyne C. J. and Leeson P. T. (2009). Media as a Mechanism of Institutional Change and Reinforcement. Kyklos, vol. 62, no. 1, February, pp. 1-14. ®
Delibasic M. (2014). The Post-Socialist Transition through the Prism of O. Williamson Insight. Montenegrin Journal of Economics, vol. 10, no. 1, pp. 13-24.
Dementiev V. (2004). Trust — Factor of Functioning and Development of the Modern Market Economy. Russian Economic Journal, no. 8, pp. 46-65. (In Russian).
о с
СП
x
tc ш
о <
Draskovic V. and Draskovic M. (2012). Institutional Nihilism as a Basis for Anti- o
о
Development Policy // Montenegrin Journal of Economics, vol. 8, no. 1, pp. 110-136.
Glaziev S. Y. (2008). Introduction // Lvov D. S. Mission of Russia: Collection of Scientific Works / State University of Management: [Ed. by S. Y. Glaziev and B. H. Yerznkyan]. Moscow, GUU, pp. 4-7. (In Russian).
Greif A. (1994). Cultural Beliefs and the Organization of Society: Historical and
Theoretical Reflection on Collectivist and Individualist Societies. Journal of Political fT
Economy, vol. 102, no. 5, pp. 912-950. o
Greif A. (2013). Institutions and the Path to the Modern Economy. Lessons from ^
Medieval Trade. Moscow, Publ. House of Higher School of Economics. (In Russian). ro
Greif A. and Laitin D. D. (2004). A Theory of Endogenous Institutional Change.
American Political Science Review, vol. 98, no. 4, pp. 633-652. o
Kachalov R. M. (2012). Managing Economic Risks: Theoretical Aspects and £2
Applications: Monograph. Moscow, Saint-Petersburg, Nestor-History. (In Russian). o
Kautonen T. (2006). Trust as a Governance Mechanism in Inter-Firm Relations — ¡^
Conceptual Considerations. Evolutionary and Institutional Economics Revue, vol. 3, ^
no. 1, pp. 89-108. g
Ki-Joon Hong (2009). Mechanisms for Institutional Reinforcement: The Case of F
European CBM Regime. Journal of International and Area Studies, vol. 16, no. 1, June, tz
pp. 67-79. w
Kleiner G. B. (2005). Agents and Institutions: On the Problem of Institutional
Choice // Homo Institutius — Institutional Man [monograph] / Ed. by O. V. Inshakov. o
Volgograd, Publ. of VSU, pp. 87-112. (In Russian). <
Liascaux A. K. (2004). A Problem of Trust in the Social-Economic Theory. cr
Moscow, Publ. House of Institute of Economics RAS. (In Russian). o
Livshitz V. N. (2013). Systems Analysis of the Market Reformation of Russia's Non-Stationary Economy, 1992-2013. Moscow, LENAND Publ. (In Russian).
Mahoney J. and Thelen K. (2010). A Theory of Gradual Institutional Change, in Mahoney, J. and Thelen K. (eds.) Explaining Institutional Change: Ambiguity, Agency, and Power. Cambridge, Cambridge University Press, pp. 1-37.
Martishin E. M. (2013). Institutional Mechanisms of Evolutionary Processes. Theory and Practice of Institutional Reforms in Russia / Collection of scientific works ed. by B. H. Yerznkyan. Issue 27. Moscow, CEMI RAS, pp. 57-75. (In Russian).
Polishchuk L. (2008). Misuse of Institutions: Its Causes and Consequences. Voprosy Ekonomiki, no. 8, pp. 28-44. (In Russian).
Polterovich V. M. (2012). Reform Design: How to Search for Interim Institutions. Montenegrin Journal of Economics, vol. 8, no. 2, pp. 25-44. (In Russian).
Skinner B. F. (1953). Science and Human Behavior. New York, Macmillan. Sukharev O. S. (2014). A Theory of Dysfunction of Economic Systems and Institutions. Moscow, LENAND Publ. (In Russian).
Volchik V. V. and Berezhnoy I. V. (2012) Selection and Exaptation of Institutions: the Role of Special Interest Groups // Arkhipov A. Yu., Kirdina S. G. and Martishin E. M. (eds.) Evolutionary and Institutional Economic Theory: Discussions, Methods and t- Implications. Ch. 8. St. Petersburg, Aleteiya Publ., pp. 165-187. (In Russian).
0 Yerznkyan B. H. (2000). Institutional Man, or the Evolution of the Concept of ^ Homo Economicus. Vestnik Universiteta (State University of Management). Series
01 "Institutional Economics", no. 1, pp. 28-44. (In Russian). Yerznkyan B. H. (2005a). "Institutional Man" as Economic Actor // Homo
Institutius - Institutional Man [monograph] / Ed. by O. V. Inshakov. Volgograd, Publ. House of VSU, pp. 113-127. (In Russian).
Yerznkyan B. H. (2005b). A Transactional Model of the Being of "Institutional Man" // Homo Institutius - Institutional Man [monograph] / Ed. by O. V. Inshakov. Volgograd, Publ. House of VSU, pp. 128-146. (In Russian).
Yerznkyan B. H. (2007). Mechanisms of Inter-Firm Relations' Management:
o>
5 O
O
Theoretical Aspects. Microeconomics, no. 2, pp. 49-69. (In Russian).
<
Yerznkyan B. H. (2013a). In the Space of Market and Non-Market Interactions: Individual, Institutional, and Country-Level Differences. Economics of Contemporary
| Russia, no. 3, pp. 37-58. (In Russian).
< Yerznkyan B. H. (2013b). Institutional Features of Market and Non-Market g Transactions / Interactions. Journal of Institutional Studies, vol. 5, no. 4, pp. 58-77. (In =§. Russian).
^ Yerznkyan B. H. (2014). Cognitive Aspects of Institutional Development of Social
o Systems. Terra Economicus, vol. 12, no. 1, pp. 53-72. (In Russian).
s Yerznkyan B. H. (2016). Phenomenon of Institutional Reinforcement and Its
re Presentation in a Non-Stationary Economy // Strategic Planning and Development of
^ Enterprises. Section 1 / Materials of 17th Pan-Russian Symposium / Moscow, April 1213, 2016. Ed. by G. B. Kleiner. Moscow, CEMI RAS, pp. 52-55. (In Russian).
oj Yerznkyan B. H., Delibasic M. and Grgurevic N. (2014). Institutional Behavior:
o Theoretical Issues and Practical Realization. Economics of Contemporary Russia, no. 4,
¡^ pp. 19-30. (In Russian).
^ Yerznkyan B. H. and Erznkyan M. B. (2016). The Impact of Institutions and
g Substitutes on the Strategic Behavior of their Carriers // Strategic Planning and
F Development of Enterprises. Section 1 / Materials of 17th Pan-Russian Symposium /
H Moscow, April 12-13, 2016. Ed. by G. B. Kleiner. Moscow, CEMI RAS, pp. 55-59. (In
oo Russian).
— Zotov V. V. and Presnyakov V. F. (2015). Institutional Encapsulation and
o Transactional Configuration of Organized Economic Entities. Economics of
< Contemporary Russia, no. 2, pp. 35-46. (In Russian).
