www.hjournal.ru DOI: 10.17835/2076-6297.2017.9.2.029-045
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ М. ОЛСОНА: «ПРИНЦИП РАСШИРЕНИЯ»
СУХАРЕВ ОЛЕГ СЕРГЕЕВИЧ,
доктор экономических наук, профессор, заведующий сектором ИЭ РАН, Москва, e-mail: [email protected]
Исследуются основные положения теории поведения групп с особыми интересами
М. Олсона, обнаруживающие «логику коллективных действий» с позиций
применения «принципа расширения» Дж. Коммонса, позволяющего дать некоторые
уточнения в содержание положений этой теории при условии, что изменяется
критерий (правило), согласно которому ведут агенты в группе, сопоставляя
индивидуальную и коллективную (для группы) выгоду. Если в виде целевой функции
избрать превосходство индивидуальной над коллективной выгодой, то для точки
максимума такого критерия относительное изменение отношения индивидуальной
выгоды к общим издержкам будет равно разнице относительного изменения средней
ценности единицы производимого общественного блага и удельных издержек на
единицу этого блага. Стремление к наибольшей индивидуальной выгоде может
ухудшать благосостояние экономической системы, что видно в рамках «дилеммы
заключенного». Вместе с тем рост группы не всегда приводит к снижению
эффективности, которая зависит от вводимого критерия. Иными словами, оценка
ситуации в экономике определяется «институциональной функцией» экономической
науки, дающей критерий для осуществления вердикта. «Принцип расширения»
полезен при трактовке экономической политики, особенно в аспекте модификации
принципа «целей и инструментов». Однако имеется ограничение на использование
этого принципа, связанного с «эффектом кобры» и «ловушкой ожиданий». Кроме
того, налицо конфликт «принципа презумпции теории», согласно которому сила
экономической теории определяется решением большего числа задач меньшими
инструментами, и «принципа расширения», требующего расширения возможностей
и концентрации власти. Это применительно к экономической политике означает
подбор инструментов из широкого набора мер воздействий с обоснованием их
действенности (эффективности), обращенной не только непосредственно к
параметрам влияния, но и к более широким характеристикам экономической
системы. ®
ш
Ключевые слова: институциональная теория; «общественное благо»; группы Ш с особыми интересами; модель М. Олсона; «принцип расширения»»; экономическая з политика; благосостояние. ^
o n
со
£
< о
ш
Ll_
о <
ее
© Сухарев О. С., 2017 о
■н о см
c\i
СП
5 о
X tD СО
О <
Ф <
О
о
X
X
Л
<
tD X
О s
J
^
<
tD
X
£
Ш
INSTITUTIONAL THEORY OF M.OLSON: «THE PRINCIPLE OF EXPANSION»
SUKHAREV OLEG S.,
Institute of Economics Russian Academy of Sciences, Moscow,
e-mail: [email protected]
The article explores the basic concepts of Mancur Olson's special interest groups theory, which demonstrates the «logic of collective action», elaborated using John Commons' «extension principle». Such a perspective allows us to make some clarifications on the wording of this theory, provided that the criterion (rule) according to which agents behave in the group, when comparing individual and collective (group) benefits, is changing. If superiority of the individual benefit over the collective benefit is chosen as the target function, then for the maximum value of this criterion the relative change in the ratio between the individual benefits and total costs will be equal to the difference of relative change in the average values of the units of the public good produced and unit costs. Striving for the greatest individual benefit may impair the well-being of the economic system that is seen in the «prisoner's dilemma». However, the growth of the group does not always lead to reduced efficiency, which depends on input criteria. In other words, the assessment of the situation in the economy is determined by the «institutional function» of economic science, which gives a criterion for the implementation of the verdict. The «extension principle» is useful in the interpretation of economic policy, especially in the aspect of modification of the principle of «objectives and instruments». However, there is a limitation on the use of the principle associated with the «cobra effect» and the «expectations trap». In addition, there is a conflict of the «principle оf the theory presumption» according to which the power of the economic theory is determined by the solution of a larger number of tasks with less tools, and the «extension principle», requiring expansion of facilities and concentration of power. With regard to economic policy, this means the selection of tools from a wide set of measures of impacts with the rationale for their effectiveness (efficiency), is addressed not only to the parameters of influence, but also to the broader characteristics of the economic system.
Keywords: institutional theory; «thepublic good»; special interest groups; Olson's model; «extension principle»; economic policies; welfare.
JEL: B52, H41, I38
Введение
Институционализм с момента его зарождения не был однородным, поскольку ¡2 сочетал различные подходы, которые неплохо вписывались в обозначенную Оливером о Уильямсоном в 1975 г. дихотомию — старой (Ходжсон, 2003) и новой институциональной школы (Бренан и Бьюкенен, 2005). Наличие правил институционализирует наши ^ представления об эффективности, состоянии теории, принятии решений, так как о используемые в анализе принципы и критерии исполняют роль таких правил з (институтов). Эти формальные нормы подчиняют в определенном смысле себе и
I—
проводимый экономический анализ, определяя его границы и возможности, иногда программируя получаемые выводы. Исходные допущения, модели институтов выступают аналогичными правилами, во многом детерминирующими результат.
Сегодня можно уверенно утверждать, что наибольшую популярность среди экономистов-исследователей имеет новый институциональный подход. Определяющую роль в этой проблематике сыграли работы Мансура Олсона (Olson, 1971), который
является наиболее переведенным на русский язык новым институционалистом. Значительное число последующих работ в рамках поставленных им проблем влияния групп, осуществления коллективных действий, динамики трансакционных и трансформационных издержек подтверждают важный и большой вклад М. Олсона в область институциональной теории. Различные формы сотрудничества, принятия решений описываются предложенным Олсоном подходом, однако не всегда он оказывается точным. Поэтому имеются исследования не только применяющие, но и уточняющие, иногда корректирующие полученные в его рамках выводы.
Так, на основе моделирования сотрудничества в рамках взаимодействующих групп различного размера, где члены группы проявляют рентоориентированную активность, показывается, как режимы кооперативного и некооперативного поведения влияют на эффективность самой группы. Вывод делается антиолсоновский, что большие группы при определенных условиях могут оказаться эффективными, т.е. сохранить себя на значительном промежутке времени, не распадаясь до малых групп (Cheikbossian, 2012).
Еще в одном исследовании (Anauati, Feld, Galiani and Torrens, 2016) показывается, что теоретические предсказания часто не совпадают с наблюдаемыми результатами, происходит декомпозиция «эффекта веры» и диапазона кооперативного эффекта за счет оплаты успешного коллективного действия, изменяется отношение к участникам игры.
Подход Олсона также важен при изучении вопросов групповой адаптации в условиях загрязнения окружающей среды и решения задач развития «зеленой экономики». Проблема коллективных действий обнажается, например, в вопросе выбора между покупкой экологически чистой воды и модернизацией соответствующей инфраструктуры (Marshall, 2013), при исследовании «провалов рынка» в области управления окружающей среды и обеспечения экологической защиты (Muradian and Cardenas, 2015) в различных странах.
Теория общественного выбора также не обходится без учета групповой динамики, влияющей на коллективный выбор, причем организации образования, задающие этические настройки, влияют на проводимую политику и выбор (Jennings, 2015).
Дальнейшие исследования в рамках теории групп (Shadmehr, 2015) посвящены учету неоднородности групп, когда вводятся различные правила поведения для разных участников группы и исследуется вопрос поведения, эффективности и устойчивости группы. С помощью таких моделей изучается разделение власти в рамках группы и n. между группами, с оценкой выгод для отдельных членов группы и оценкой механизмов ° формирования частных предпочтений. Модельные испытания для малых групп ^ показывают влияние размера популяции, социальной структуры, темпа изменения о (Economo, Hong and Page, 2016. P .214-227).
Прикладные работы (North, Alston and Eggertsson, 1996), продолжающие
олсоновскую неоинституциональную традицию, касаются, например, обеспечения >
устойчивости развития системы за счет коллективных действий, с демонстрацией в ®
области совместного использования скважин и выбора сельскохозяйственных культур Ш
(Pradhan and Ranjan, 2016. P. 152-170). Проблема поиска источников пресной воды =э
для потребления и для сельского хозяйства наиболее остра в развивающихся странах,
в Индии, для ее решения и предлагаются коллективные соглашения об использовании <
пулов. Реализуются институциональные механизмы управления ресурсами общего 2
пользования (Ostrom, 2005), сопоставительный институциональный анализ (Aoki, 2001). ¡2
Обеспечение необходимыми ресурсами является важной предпосылкой для развития
человеческого капитала в бедных странах (Anand and Ravallion, 1993). —
11
Несмотря на значительный объем исследований в рамках заданного Олсоном о направления1, тем не менее бывает важно обратить взгляд к истокам, к начальным позициям, < ибо дальнейшие результаты часто зависят именно от этих первичных установок. Именно QÇ
1 Здесь указаны лишь отдельные интересные, на взгляд автора работы последнего времени. ?
СП
такой метод позволяет расширить и усовершенствовать известный подход, увеличивающееся число сторонников которого лишь говорит о его силе на данном историческом интервале развития конкретного экономического знания. Поэтому вернемся к классическим позициям, которые привнес в институциональный анализ М. Олсон, рассмотрев их с позиций «принципа расширения» Дж. Коммонса, с учетом принципа «презумпции теории», обозначенного самим М. Олсоном, определяя задачу в аспекте уточнения модели увеличения группы и переходя к вопросам формирования экономической политики, которая выступает своеобразным благом, определяемым динамикой различных групп.
1. «Принцип расширения» Дж. Коммонса
Высшим достижением экономической теории Дж. Коммонс считал соответствие модели фактам, эксперименту (Коммонс, 2011. С. 400). Однако наиболее важно понимать причины соответствия или несоответствия вводимой или используемой модели наблюдаемым событиям, изменение причин и следствий. Атрибутом социальной эволюции, что иногда воспринимается как итог достоверного наблюдения, является процесс расширения власти над одними элементами экономической системы со стороны других элементов. Расширение представляется как распространение контроля, по ^ Коммонсу, как сочетание выбора возможностей и «большего или меньшего уровня ° экономической власти» (Коммонс, 2011. С. 47). Таким образом, «принцип расширения» c\i применим не только к познанию эволюции экономической системы, но и к определению z: возможностей разрабатываемой экономической теории или модели, которая в рамках данного раздела науки определяет выбор аналитических возможностей и решений, а о также задает подход в области экономической политики, часто формируя и программируя ф систему применяемых правительственных мер.
? Появление правил и увеличение их числа, изменение во времени является
отражением роста сложности экономической системы, выступает ответом на потребность структурирования обменов, сделок, агентских взаимодействий (North, 1994, 2008; Норт, 2010). Правила ограничивают поведение агентов, обеспечивают формирование модели поведения как таковой (Richter, 2015), но также существует самостоятельный механизм совершенствования и «размножения» правил — это конституционный законодательный процесс (Бренан и Бьюкенен, 2005). Именно нестыковка объективной и субъективной
СП
х л
^ стороны появления правил, конфликт причин появления правил выступают условием, о
ослабляющим или иногда отменяющим действия «принципа расширения» относительно институтов (Нуреев, 2010; Вольчик, 2014), потому как избыточная деятельность в области создания правил приводит к зарегулированию экономки, повышает издержки, сокращает перспективы развития, затрудняет выбор наиболее целесообразной го траектории движения экономики. Кроме того, принцип «презумпции теории» М. Олсона, ^ согласно которому та теория наиболее сильна, которая позволяет реализовать больше ^ возможностей меньшими средствами, также является ограничивающим условием ш для «принципа расширения». Согласно этому принципу нужно обеспечить большие 13 возможности, но меньшими средствами, что будет говорить о силе применяемых ^ (разработанных) исследователем средств. Если растет сложность исследуемой системы, то, по идее, должно увеличиваться и разнообразие инструментов познания, расширяться теория. Однако оба процесса расширения могу идти несоразмерно и неадекватно друг другу, так что аналитические возможности теоретических конструкций будут ослабляться фактом такой нестыковки. Прежние модели потребуют расширения или модификации — либо серьезного изменения, если быстрота и глубина изменений экономической системы
о обретет большой размах2. <
ее
3
о
<
2 Так, знаменитый принцип «соответствия целей и инструментов» экономической политики Тинбергена - Тейла также претерпевает институциональную модификацию, так как малым числом инструментов в современной экономике можно добиваться большего числа целей (принцип говорит о том, что число инструментов должно быть не меньше числа целей).
2. Модель увеличения группы М. Олсона
Проиллюстрируем «принцип расширения» (с добавлением «принципа презумпции теории»), используя модель М. Олсона, описывающую увеличение группы с особым интересом (Олсон, 1995. С. 21—30; 2013. С. 50). Для легкости восприятия сохраним обозначения М. Олсона и дадим дополняющую трактовку, уточняющую предпринятый им анализ. Действительно, чем больше размер группы (это и есть рост группы), тем ниже стимулы действовать в интересах группы ее участников, в силу роста трансакционных издержек такого действия, увеличения стимулов к модели «безбилетника». Индивиды могут вносить или не вносить вклад в создание общественных благ. Однако в примере М. Олсона общественное благо может иметь распространение на все имеющиеся группы, а также быть коллективным благом, создаваемым в рамках данной группы и для индивидов этой группы рассматриваться как общественное благо. Создаваемое коллективное благо в рамках группы в строгом смысле не является общественным благом, так как общественное благо, например, национальная оборона, либо уплата налогов касается всех индивидов, в какие бы группы они не входили (Олсон, 1995; 2012).
Коллективную выгоду, предоставляемую государством, обычно рассматривают как «общественное благо». Это благо (товар или услуга), для которого действует правило: если благо потребляется индивидом Е. из некой группы, то все остальные члены группы могут потреблять это благо вне зависимости от того, заплатили они за него или нет, причем воспрепятствовать такому потреблению никакими силами невозможно. В строгом смысле объем потребляемого общественного блага не уменьшается от индивида к индивиду — оно потребляется равномерно по всем индивидам. Опять, как видим, в экономической науке строгость определения сильно влияет на формируемую модель и ее дальнейшую интерпретацию. Например, обсуждая проблему «общественного блага», М. Олсон скрупулезно входит в тонкости определения, выбирая явно удобное под свою обозначенную позицию. Так, приводит пример «общественного блага» в виде парада, который люди наблюдают с высотных зданий, проживая в них, и тех, кто покупает билет и проходит на площадь; из чего делается вывод, что одно и то же благо для одних — общественное, для других — частное. Однако подобная интерпретация неточна и размывает исходное определение общественного блага. К сожалению, благо одно — это парад, но в зависимости от условий потребления это благо приобретает различные свойства, ибо наблюдать с высотного
о
здания — это одно, присутствовать лично — это другое как по индивидуальным затратам, см так и по получаемому удовлетворению, чувству сопричастности и т.д. Иными словами, см наблюдается эффект дифференциации блага как минимум на две и более позиции, ° образуются два блага из одного общественного, потому как парад организуется от государством, финансируется им же. Этот напрашивающийся эффект дифференциации блага не был описан, и я посчитал важным остановиться здесь на нем. ф
Кстати, наличие такого эффекта согласуется с принципом расширения, ф подчеркивает мультиплицирующий характер по такому виду, как общественное благо. ^ Этот признак (эффект) выступает еще одним отличием его от частного блага, которое не может так тиражироваться и потребляться, меняя атрибуты, потому как частное благо дифференцировано сразу и не обладает сочетаемыми свойствами в том смысле, как показано в приведенном примере. Общественное благо предоставляется целиком, оно в подавляющем большинстве случаев не может быть квантифицировано3. Что значит предоставить некий объем национальной обороны и увеличить объем этого общественного блага? Имеется в виду увеличить размер армии, танков, самолетов, солдат или улучшить
ш <
о
ш
о
з —|
В значении - разделено, дифференцировано. Следует подчеркнуть, что услуги представляют собой благо (как и <С
информация), которое довольно трудно поддается квантификации. Имеется в виду, что каждая услуга уникальная, имеет ^
свои характеристики. Эта характеристика определяется не только лицом, кому предоставляется услуга, не только свойствами того, кто ее предоставляет, но и временем предоставления, и содержанием самой услуги.
боевое охранение территории? В этом и состоит объем общественного блага, но тогда важно понимать: в увеличении какого конкретно показателя, численности или качества армии, или же выучки и текущей охраны состоит предоставление объема общественного блага, который и будет изменяться со временем. Как видим, разделение какого-то объекта в экономике по принципу дихотомии автоматически порождает проблему определения частей и механизма их связи и взаимоотношений. Если в экономике присутствует множество групп, хотя бы две группы, то национальная оборона не может быть распространена на одну из них и не распространена на другую, хотя институционально можно ввести в экономику любые рамки, например, вывести из-под защиты индивидов, находящихся вне закона, рецидивистов. Однако на практике маловероятен подобный результат. Здравоохранение часто считают квазиобщественным благом, потому что услуги здравоохранения могут быть представлены и в частном порядке, т.е. отдельные услуги, либо даже большая их часть продаются за деньги. Но медицинская помощь в законодательно установленном порядке в определенном объеме предоставляется во многих странах бесплатно для индивидов, причем она гарантирована каждому из них, например, неотложная помощь (система скорой помощи, служба спасения и т.д.). Следовательно, сразу возникает проблема с определением этого блага: частное оно или ^ общественное? В методологическом плане здесь возможны два варианта решения: либо ° считать благо общественным, но при некоторых условиях оно может стать частным см благом, либо общественное благо «здравоохранение» не является однородным и может 2: быть подразделено на два типа «подблаг» — одно общественное благо, другое частное, без 05 иных вариантов. Тогда экономический анализ должен учитывать именно тот вариант, (сэ который принят исследователем. В любом случае это лучше с точки зрения анализа, ф нежели расплывчатость и неоднородность формулировок.
Итак, следуя М. Олсону, обозначим: С — издержки предоставления общественного блага, ^ зависящие от количества производимого коллективного блага — Т, так что С = /(Т); Sg—размер о группы, определяется численностью группы и стоимостью единицы коллективного блага для ^ каждого индивида данной группы, V = S Т — ценность блага для группы4, V. — ценность
о блага для ¿-го индивида, F. = V¡ / V\ — доля индивидуальной выгоды в общей ценности
* блага для группы, откуда V. = F. V = F. S Т. Индивиду, участнику группы важна
II g I g
5 величина А. = V. - С — выгода, которую получает ¿-й индивид в результате приобретения
го какого-либо объема коллективного блага, которая равна ценности блага для ¿-го индивида
§ минус издержки производства коллективного блага в объеме Т. При этом сумма Fi по всем
^ индивидам от первого до п-го должна равняться единице (Олсон, 1995).
¡5 Из представленной логики вытекает, что выгода от создаваемого коллективного блага в некотором объеме распределяется по индивидам группы неравномерно,
го но издержки распределены равномерно — С. Ничего не говорится, каков принцип
^ распределения, какова структура группы с точки зрения распределения ценности
^ общественного блага, поскольку оно неравномерно распределяется, и каким образом
ш эта структура влияет на поведение группы (внутри группы и внешнее поведение), а
р также на ее размер. Отдельного внимания заслуживает параметр Sg, который есть по
<
со
со
приведенному соотношению средняя ценность единицы общественного блага для группы < (общая ценность делится на общий объем блага, при этом проблема «неразделимости» 2 общественного блага обходится стороной)5.
4 Уже здесь видно, что Sg = У^ / Т, и это не стоимость коллективного блага для каждого индивида, а общая ценность
коллективного блага для группы, разделенная на объем производства коллективного блага - Т, т.е. это средняя ценность
единицы коллективного блага для группы, а не стоимость коллективного блага для каждого индивида, которая затем
О обозначена V.. —I 5 '
<С Интересен вопрос такого порядка: группа может расширяться, т.е. число членов в ней увеличиваться, скажем, N + 1, N + 2 и
т.д., но при этом V для каждого вновь входящего в группу индивида может оказаться равной 0, т.е. изменения структуры ^ распределения ценности общественного блага по группе не произойдет, либо произойдет, но незначительное. Тем самым —, группа может расширяться, но общее структурное соотношение базовых параметров ценности не изменится.
Если следовать рационалистическому критерию, то индивид стремится увеличить свою выгоду A,, получив максимальный результат по объему общественного блага. Отсюда вытекает ряд элементарных соотношений, которые и приводит М. Олсон, принимая, что V = F. Sg T и что F. и Sg постоянные (Олсон, 1995. С. 20—21).
Исходя из полученного М. Олсоном соотношения, делается вывод, что оптимальное количество общественного блага можно получить, когда изменение выгоды всей группы, помноженное на долю индивида в группе, равно изменению общих издержек группы по получению этого блага (Олсон, 1995. С. 21—22). Таким образом, учтя, что 1 / F = V / V,, оптимум достигается, когда увеличение выгоды для группы от производства общественных благ превышает увеличение издержек этого производства настолько, насколько доход группы превышает доход индивида. Здесь нужно добавить, что имеется N уравнений по числу индивидов, составляющих группу, и все они должны быть соблюдены. Учитывая, что изменение совокупного параметра для группы V и C одно и то же для данного интервала, если происходит перераспределение внутренних выгод между индивидами, структурное изменение группы, то соотношение может не соблюдаться. Более того, речь идет об оптимуме, и указанное условие характерно для точки максимума и минимума функции A.
Выражение для F, условие производства оптимального количества общественного блага, предназначенного для индивида, требует наложения (условий) неравенств, подчеркивающих точку минимума и максимума предоставления блага. В общем случае величина S = V / T зависит от объема блага Т, но и ценность общественного блага для группы Vg = f(T) зависит от объема блага, и от характера этой зависимости и ее изменения будут определяться итоги роста группы (системы, представленной данной группой).
Последнее уравнение не дает однозначного вывода об оптимальном размере общественного блага, точнее индивидуальной выгоды при создании этого блага, потому что результат всецело зависит от функциональных связей между параметрами уравнения.
Чтобы выгода была положительной, необходимо, чтобы F. > C / V, что вытекает из A. > Vi - C. Иными словами, записывается тривиальное условие Vi > C. Индивидуальная выгода должна быть больше общих издержек на производство общественного блага. Или, другими словами, общая выгода должна превысить n. общие издержки производства в большее число раз, чем общая выгода превысит ° индивидуальную выгоду от общественного блага. Такая ситуация уже может ^ стать неким частным случаем, особенно для экономической системы. Подобные о рассуждения, какими бы тривиальными они не были, вытекают из простого ^ неравенства условия A. > V - C. Появление общественного блага связывается с индивидуальной выгодой, какую оно приносит, но свойство общественного блага в > том, что невозможно отстранить иных потребителей от его потребления, даже если ® они не несли никаких издержек на создание этого блага. Если потребляет один из Ш группы, то потребляют и все остальные участники группы. з
Завершив некоторое уточнение «олсоновских» рассуждений, представляется ^ важным дать еще один критерий изменения фигурирующих параметров данной < модели в зависимости от времени. Причем с течением времени должны изменяться все 2 параметры касательно группы и индивида, участника этой группы6. В качестве цели ¡2 можно оставить превосходство индивидуальной выгоды над общими издержками, тогда цель состоит в том, чтобы максимизировать параметр R. = V. / C ^ max. Это своеобразная —
I I
индивидуальная рентабельность по общим издержкам. Далее введем параметры о
индивидуальной выгоды на единицу коллективного блага ¿1 = V. / T и общих издержек <
i
6 Сохраним общий посыл «модели» в виде превосходства индивидуальных выгод над общими издержками, хотя, как мне представляется, важно рассматривать неоднородность группы и по издержкам.
СС 3 О
на единицу создаваемого блага i2 = C / T, а также величину L. = Vg / A. = Vg / (Vi - C), отношения общей выгоды производства общественного блага к индивидуальной выгоде приобретения этого блага (чистой выгоде для индивида). Проделав простейшие выкладки для V., подставив их в критерий цели, получим: R. = [1+ T Sg / (L. C)] ^ max. Далее получим условие максимума:
dRi _ 0
dt
Ri _ Sg 1 +1, Li i 2
1 dSg _ 1 dLi + 1 di 2
Sg _t Li dt i2 dt
-> 0, ? < tО,
dt
dLi „ „
^ -d 0, t > 10.
£ dt см
см По существу, это выражение означает, что для каждого ¿-го индивида, участвующего
2 в группе, относительное изменение его рентабельности (которая представлена
отношением его индивидуальной выгоды к общим издержкам) в точке экстремума,
о когда целевая функция стремится к максимум, равно разнице относительного
ф изменения средней ценности единицы производимого общественного блага и удельных
? издержек на единицу этого блага (издержек на создание единицы блага). Неравенства,
^ определяющие точку максимума рентабельности, следует записать так: т
< dVi п dC
> Ri-, t < 10,
СП
dt dt
S dVi dC
X
Л
<
CD X
О
CD 21
LL
о <
cc
3
о
< Ri —, t > 10,
dt dt
Предельная индивидуальная выгода должна превышать в В. раз предельную ^ величину издержек создания благ слева от точки экстремума и отставать в такое же £ число раз справа от этой точки.
х Безусловно, индивид, который участвует в группе, может не знать и не уметь оценить
< эти общие издержки, тем более сопоставить личную выгоду и общие издержки. Утверждать, ^ будто рост числа членов группы приведет к уменьшению Р. с оговоркой при прочих равных ^ условиях (она является центральным моментом всей системы рассуждений), значит, ш фактически постулировать, что рост числа членов группы ведет к снижению V. и/или
о увеличению V. Изменяться может один из этих параметров либо оба одновременно. Но -) ё
как они связаны с числом членов группы? V¡ = f(N), Vg = ведь, как удалось установить, —! й — это не есть число членов группы, как следует из «олсоновского» представления ^ параметров и формул. Рост числа членов группы может привести к увеличению Р общественного блага. Конечно, если условия прочие равные и ничто не изменяется, Ь тогда вроде бы общественное благо распространяется на большее число членов группы и индивидуальная выгода при неизменности величины общественного блага ниже, следовательно, и доля индивидуальных выгод Р. сократится. Тогда действует посылка, что общественное благо для разных индивидов имеет разную ценность и приносит разные выгоды в потреблении, хотя это является чисто субъективным допущением, факт наличия которого трудно подтвердить эмпирически. Получается, что национальная
оборона имеет разную ценность для разных индивидов — участников некой группы, и получается также, что, пока индивид не был в данной группе, он не пользовался этим общественным благом вообще. Если благо существует для какой-то отдельной группы индивидов, а для других групп или индивидов не существует, оно теряет свой статус общественного блага. К тому же, если уместна речь об индивидуальных выгодах, то нужно определить и индивидуальные издержки. Чем определяется эффективность малых групп и больших? Если «правилом», фигурирующим в «модели» М. Олсона, то это весьма «условная эффективность», если вообще это правило можно считать эффективностью. Группа большая управляется с большими издержками, трансакции затруднены, коллективное решение не может быть выработано в силу высоких издержек на сбор группы и принятие решения. Малые группы имеют здесь явное преимущество. Вопрос в том, что нужно говорить не об общественном благе, а о коллективном благе, которое не «синонимично» общественному, как следует из приведенного изложения, а является «групповым благом», т.е. благом участия в данной группе. Но тогда индивид должен взвешивать свое участие (интерес) и сравнивать с неучастием в группе, а не рассматривать соотношение индивидуальных выгод и общих издержек создания коллективного блага. Это параметры несопоставимого ряда, индивида интересуют свои выгоды, значит, и свои издержки.
Проблема в том, что достижение максимальной индивидуальной рентабельности, максимальной индивидуальной выгоды может быть связано с ухудшением благосостояния экономической системы в целом, как это хорошо видно в рамках «дилеммы заключенного». К тому же общее благосостояние складывается из некоторого числа благосостояний подобных групп. Причем использование общественного блага, распределяемого между группами, может снижаться при росте индивидуальной выгоды. Многочисленны примеры, когда в организации, которую можно трактовать как группу особых интересов в «олсоновском» смысле, увеличение личных выгод сопровождалось ухудшением положения организации. Что означает общая выгода для группы и общие издержки производства коллективного блага? Общая выгода V = EV¡, по . = 1... М, где N — число участников группы (организации). Это сугубо утилитаристское, бентамовское представление благосостояния организации, которое на самом деле не составляет простой суммы состояний (выгодности) отдельных элементов этой организации (участников группы). В многофакторной системе сразу несколько причин делают рост группы невыгодным. Это интересный феномен роста организаций, когда различные имманентные факторы и их специфическое сочетание вводят пределы роста. В общественной системе на избранном участке времени изменение числа участников конечно, и общественное благо по объему также определено. Поэтому рост числа участников снизит индивидуальную выгоду его получения V. Как только разница между выгодой и затратами на производство блага > становится малой или незначимой, индивид теряет мотив вступать в группу. Ее рост ® остановится. А вот будет ли группа сокращаться, зависит от иного состава причин. Если ш для индивида затраты на производство общественного блага равны нулю и действует модель безбилетника, то любая выгода полезна и тогда расширение группы за счет «безбилетников» в такой модели будет увеличиваться и формально большая группа не будет обладать меньшей эффективностью, исходя из описываемого критерия эффективности. Хотя на самом деле будет менее управляемой и иметь тенденцию ¡2 к распаду в силу, например, конфликтности, по причине того, что одни индивиды несут издержки, а другие нет. При изменении объема общественного блага Т будет — изменяться ценность блага для группы V и доля индивидуальных выгод в группе. о
g _I
Если речь вести не об одном, а нескольких типах общественного блага, то соотношение резко усложнится, особенно в связи с таким общественным благом, как экономическая политика, которая обычно не рассматривается в виде общественного блага. Попробуем
взглянуть на экономическую политику как систему правительственных мер с учетом принципа расширения Дж. Коммонса (Коммонс, 2011).
3. Экономическая политика: «принцип расширения»
Экономическая политика представляет собой довольно емкое понятие, охватывающее различные способы управления, принятия решений, воздействия на экономические организации и индивидов. Современные аспекты формирования экономической политики включают и различные виды влияния глобальных институтов (Akerlof and Shiller, 2009). Наличие в хозяйственной системе большого числа объектов, ценность их для экономики, необходимость влиять на них составляют многообразие инструментов экономической политики. Различные объекты имеют разные цели, часто противоречивые, достижение целей с помощью дополнительных инструментов составляет существо экономической политики. Она проводится на различных уровнях хозяйственной системы различными иерархическими звеньями, отвечающими за применение тех или иных инструментов (на макро-, микро- и мезоуровне). Политика предполагает властное принуждение в движении к какой-то цели. Эффект институционального усиления, различные формы доверия имеют при том релевантное значение (Грейф, 2013; Ерзнкян, 2014, 2017). ^ Необходимость экономической политики, а в этом в ряде случаев, если следовать ° взглядам Р. Коуза (Coase, 1994), можно начать сомневаться, фактически означает, что c\i без нее экономика будет двигаться не в лучшую сторону. Хотя она может двигаться не
01 u
2 в лучшую сторону по причине реализации тех или иных мероприятий экономической политики, причем по отдельности они могут быть вполне обоснованы и целесообразны,
о а в своей совокупности в сумме будут давать негативный результат.
ф Если экономическая политика призвана обеспечить движение к неким целям,
? то ее отсутствие с высокой вероятностью приведет к тому, что такое движение будет осложнено или вряд ли будет наблюдаться. Хотя пока никто не пробовал обратного. Тем
СП
х
го
о не менее многие инструменты применяются именно тогда, когда видно, что их отсутствие <
ф <
о варианта: цели неверно поставлены (ошибка установления целей) либо иные действия,
X
X
Л
<
CD X
О s
J
^
<
£
не позволяет обществу продвинуться в направлении цели. Здесь возникают еще два
иные цели не позволяют достичь именно данных целей, что расширяет необходимость использовать новые инструменты либо искать некую модификацию применяемых инструментов, т.е. применять метод дифференциации мероприятий экономической политики, используя отдельные процедуры вполсилы или комбинируясь с иными инструментами.
Основополагающими целями экономической политики выступают цель благосостояния
и эффективности. Под благосостояние можно и следует понимать обеспеченность индивидов
5 благами, включая условия жизни, права, услуги, возможности, свободу, измеряемую как
масштаб ограничений и регламентаций деятельности индивида. Эта обеспеченность
не только не должна снижаться, но должна охватывать вновь прибывающих в общество
ш агентов. Причем современный взгляд на благосостояние требует учета и состояния а
з окружающей среды жизни индивида, осуществления им такого вида деятельности, который бы не ухудшал сам по себе эту окружающую среду. Экономические институты должны быть
< нацелены на решение именно такой задачи.
2 Здесь уместно вспомнить об «эффекте кобры», когда наблюдается провал
¡2 применяемых инструментов в силу опережающей адаптации к этим инструментам с ¡^ использованием их участниками данного процесса для своих целей, а при пересмотре — действия — возобновляющих ситуацию, которая была до применения этого инструмента. о Разумеется, это проблема эффективности инструмента экономической политики, которая
< не учитывается в аспекте адаптации тех объектов, на которые направлен инструмент. Когда инструмент перестает действовать (отменяется правительством), то ситуация не просто возвращается, а восстанавливается, возможно, в усугубленном варианте.
При формировании экономической политики важно учитывать также ситуацию, известную как «ловушка ожиданий Болто». Это условие, когда финансовый сектор, воздействия на который обычно являются сугубо монетаристскими, страхуясь от инфляции, обеспечивает спекуляции по существу против своей национальной валюты, в то время как «реальный сектор» формирует пессимистические ожидания, что приводит к параличу как монетаристских, так и кейнсианских рецептов экономической политики. Это напоминает цугцванг шахматной игры, когда любой ход в рамках стереотипных мер приведет к поражению, в силу сформированных ожиданий. Общие цели экономической политики — рост и занятость — не достигаются в этом случае. Кстати, кейнсианство, включая современные его направления, исходит в общем и целом из равновесных ситуаций и не дает значимых рецептов преодоления кризиса в силу «заорганизованной», институционально перенасыщенной экономической системы. Масса созданных институтов и «регуляций» становятся ограничением в преодолении кризисных явлений. Выходом видится необходимость сочетать методы макроэкономического воздействия с обязательными управляемыми институциональными изменениями. Поэтому только с помощью теории институциональных изменений можно объяснить современные кризисы, понять краткосрочные структурные сдвиги и ввести обоснованные меры противодействия кризису и т.д. Состояние любой системы определяется тем, в каком режиме она функционировала в предыдущий период, поэтому повышается важность кумулятивных эффектов при подборе методов экономической политики.
Происходящие институциональные и технологические изменения оказываются фактором большей силы во влиянии на долгосрочное развитие экономики, чем иные. Возникают новые феномены, такие как необходимость решения транспортной проблемы в мегаполисе, который задыхается от машин и парниковых газов. Требуется строительство автомобильных «развязок», что расширяет возможности мегаполиса и выступает дополнительным фактором привлечения индивидов для жизни в нем, усиливает агломерацию данного мегаполиса, что, в свою очередь, опять порождает необходимость решения транспортных и других инфраструктурных задач. Получается своеобразный институциональный мультиплицирующий цикл, в котором заключена сила самостоятельного расширения данной экономической системы. Такое самостоятельное расширение приведет к районированию в развитии мегаполиса с концентрацией сил управления по выделенным зонам, что со временем может превратиться в фактор, ^ тормозящий дальнейшее расширение, если не найдутся иные факторы, способные ° преодолеть данное торможение, либо факторы, вызывающие торможение развития. ^
Экономическая политика уже не может не учитывать наличия таких крупных о
экономических образований — мегаполисов, она давно в качестве арсенала методов -
использует различные виды планирования и прогнозирования, централизацию в
принятии решений (при коллегиальном стиле их обсуждения). И, несмотря на это, имеются >
имманентные причины, ограничивающие аналитические возможности принятия ®
эффективных решений, в частности, относительно развития мегаполисов, управления Ш
о
миграцией, монополистическими структурами, крупными транснациональными з корпорациями и т.д. Воздействия на совокупный спрос и предложение недостаточны,
иные инструменты могут оказаться куда более действенными. В связи с этим <
требуется сочетание методов институционального (долгосрочного) и экономического 2
(ориентированного на относительно обозримый период времени) воздействия на ¡2 экономику с продвижением к установленным целям экономического развития.
При формировании экономической политики необходимо точно установить состояние —
системы и ее объектов, которые примут влияние инструментов политики, учитывать о
то, как они зависят от прошлых институтов и траектории развития, предсказать <
реакцию на планируемое изменение. Последовательность и сочетаемость инструментов сс экономической политики окажут определяющее воздействие на экономическую
систему, эффективность и изменение благосостояния. Обобщая, можно утверждать, что экономические изменения совсем не обязательно приводят к положительному результату (Вольчик, 2014). Эволюционисты называют эффектом гиперселекции случай, когда наилучшие качества, лучший индивид, фирма не побеждают в процессе состязания, конкуренции. Потребитель также может не выбрать лучшее, пользуясь поговоркой, что «лучшее — враг хорошего». Все это создает искажения в эволюции экономической системы, сводимые к хреодным траекториям, отбору отрицательных качеств. Вывод из подобных рассуждений и действительно имеющихся фактов должен состоять в том, что конкуренция не есть некое благо, обеспечивающее оптимум. Общий эффект зависит от организации конкуренции (институтов). Гистерезисные эффекты пронизывают экономическую систему, и экономическая политика не становится исключением как часть этой системы. К тому же бывает так, что длительность применения инструмента способна привести к достижению цели, как длительность обучения способна обеспечить нужную квалификацию обучаемым специалистам. Определение времени поддержания интенсивности воздействия решается в каждом конкретном случае. Для принятия такого решения необходимо точно представлять, какова необходимая величина воздействия, по какому закону снижать или увеличивать интенсивность воздействия, при одновременном ^ отслеживании изменения состояния объекта. Исходное состояние критически важно ° для выбора силы воздействия и способов (инструментов) экономической политики. см Это определит эффективность изменений, воздействий и общий характер
2: изменяемого благосостояния. Воздействия распространяются на индивидов, фирмы и 05 сказываются на параметрах решений и выбора. Если политика исходит из необходимости ^ привести некий рынок к равновесию, то тот, кто проводит политику, должен отчетливо ф понимать, что такое равновесие, сколько оно продлится, стоит ли его поддерживать, да и как к нему прийти. Следовательно, исходная точка становится крайне важной. Если лицо, принимающее решение, не представляет, где находится система, не учитывает
<
£
правительством в предшествующий период, то вероятность целесообразных решений
X
го
о инерцию распространения воздействий, которые применялись им же или предыдущим <
ф <
о
о крайне низка.
* Асимметрия информации, неблагоприятный отбор формируют непотические связи в
5 управлении, способствуя тому, чтобы управление было дорогим (с высокими затратами) го и не очень эффективным. В итоге лицами, принимающими решения, становятся агенты § не по заслугам, а по личной заинтересованности либо устраивающие верхние уровни ^ иерархии, подстраивающиеся под них. Профессионализм, оценка которого затруднена ¡5 объективно, вообще в такой системе институтов отходит на второй план, даже при наличии соответствующих институтов (законодательно оформленных)7 оценки агентов 5 Проблема в том, что даже при меньшем вкладе (объективно по объему и качеству
^ работы) этот агент, в котором заинтересованы, будет все равно, так или иначе, справляться с этой должностью или «званием», которые получил в процессе подобного ш «непотического» продвижения. Вот это еще один «институциональный» парадокс 13 управления, когда в условиях интерспецификации знаний менее талантливый и трудолюбивый, с меньшими результатами все равно будет отвечать должности. Интересный эффект наблюдается в том, что большие результаты и не нужны его окружению и в целом так институционально организованной экономической системе. Подобные эффекты возникают как в области государственного управления, так и в области фундаментальной науки. Если бы от этого агента желали получить большую — прибыль, направляемую на общественные нужды, то его бы продвинули по такому о критерию (максимизации результата, оценки заслуг), но если устраивает приемлемая < прибыль, а личный интерес верхстоящих уровней управления превышает все остальные ос о
7 Несмотря на наличие законов, агенты сами способны формировать модели оппортунизма, а также способы несоблюдения -нарушения норм либо уклонения от их исполнения.
задачи, то именно этот агент будет продвинут. Другие агенты-претенденты испытают от этого «продвижения» фрустрацию. В данном примере агенты системы управления не озабочены полезным результатом для системы, их волнует полезный результат для себя лично. По факту, исходя из имеющихся критериев, отбор и продвижение произошли неверно, но это устраивает группу, причем процесс осуществлен абсолютно законно — на основе имеющихся формальных правил. Подобные явления, можно сказать, существовали всегда в экономике. Но они приобрели новое дыхание в экономике с интерспецифичными ресурсами (знаниями), причем появление такого ресурса не стало ограничением для указанного явления, наоборот, затруднило подлинную оценку по вкладу агентов, так как и сам этот вклад стал интерспецифическим.
Когда М. Олсон разрабатывал теорию групп особого поведения, проводил идею, что увеличение числа групп особых интересов тормозит экономический рост, так как увеличивает конфронтацию между группами, борьбу за ограниченные ресурсы, повышая трансакционные издержки, то он сводил причину торможения к трансакционным издержкам. Но эти издержки входят в общие затраты, т.е. в ВВП. Причина же, на мой взгляд, именно в том, что следствием распространения таких групп становится неблагоприятный отбор агентов на должности принятия решений, качество управления на всех уровнях снижается, отбирается не самый лучший результат, возникает трудовая апатия и даже иногда трудовой саботаж со стороны подвергнутых фрустрации агентов — и вот именно это обстоятельство действует в направлении торможения роста, снижения темпа экономического роста (Олсон, 1995; Сухарев, 2014).
В экономике высоких скоростей изменений, сочетание секторов с возрастающей и убывающей отдачей создает причины отрыва в развитии, возникают целые зоны технологической отсталости и зоны «передового развития» (Arthur, 1996). Возникает дуальная экономическая система (мир возрастающей и убывающей отдачи по Б. Артуру), в которой экономическая политика стремится сформировать стандарт потребления и технологический стандарт развития, закрепив тем самым конкурентное преимущество страны, обладающей высокоразвитой промышленностью, технологиями. В этом и состоит базовый институциональный эффект влияния экономической политики на сложившуюся систему институтов и технологий (Сухарев, 2017). Два вида неопределенности подчеркивают значимость этого эффекта: неопределенность изменений объекта, на который направлен инструмент, и неопределенность самого инструмента, точнее, ^ некоторого их числа, всегда применявшегося одновременно в рамках осуществления ° экономической политики. Второй вид неопределенности связан с выбором отдельного ^ инструмента и набора инструментов, которые могут применяться либо одновременно, о либо неодновременно, в какой-то последовательности. Не совсем ясно, какой результат -
является желательным, хотя эту проблему можно снять, если правильно устанавливать цели. Все же названное обстоятельство порождает неопределенность в отношении > того, что желательно. Она подразделяется на неопределенность изменения объекта и ® на неопределенность подбора инструмента, поскольку, когда не ясно, что желательно, Ш тут же возникают трудности с обоснованием применения того или иного метода =э экономической политики. w
Правительство может планировать мероприятия, которые, на его взгляд, очень < необходимы и исправят какую-то ситуацию, приведут к достижению поставленных 2 целей, но часто оказывается, что при кажущейся эффективности мероприятий цели ¡2 остаются недостигнутыми. Действующие институты, которые складываются по ходу реализации мероприятий вследствие взаимодействия формальных норм, привычек, — обычаев, традиций, мысленных конструкций игроков, окажут в таком случае тормозящее о действие, обесценив экономическую политику. Поэтому довольно часто правительства < следуют принципу «инкрементализма», т.е. постепенно применяют инструменты сс воздействия на экономику, что само по себе не нарушает «принцип расширения».
Заключение
Принцип расширения применительно к мерам экономической политики имеет явные ограничения объективного характера. Причем не столько наличие групп особых интересов является причиной такого ограничения, сколько особенности процесса управления и его институциональной организации вкупе с возникающими проблемами соответствия целей и инструментов политики.
Управление в современном мире строится по принципу «отбраковки решений», когда ищется новое решение посредством того, что отбрасывается неверное решение из сложившейся системы альтернатив, что позволяет принять приемлемое и часто неоптимальноерешение.Представлениеобэффективностивэкономикеинституционально детерминировано. Оно сводится к правилу (критерию) эффективности. Если привязать меры экономической политики к этому критерию, то суждение об эффективности этих мер подпадает под данное правило. Если оно выполнено, то меры эффективны, но в реалиях последствия данных мер значительно шире, что обычно не отражает критерий (институт), задающий представление об эффективности.
На практике имеет место разрыв между управлением и характеристиками изменений экономики. Этот разрыв проистекает из важнейшего институционального свойства ¡^ экономической политики — политика не подразумевает эксперименты, т.е. ее нельзя ° попробовать. Она ориентируется на готовые рецепты, даже если они потом оказываются низкоэффективными. Качество институциональных изменений подлежит оценке 2 только тогда, когда эти изменения осуществлены и становятся ясны некие результаты. ев" Любая проба означает конечный вариант воздействия, который теоретически можно о затем нейтрализовать по отдельным видам воздействия, но не по всем. Нейтрализация ф также будет представлять примененный набор уже иных инструментов, при этом она ^ может оказаться частичной, что не приведет систему к исходному состоянию по причине гистерезиса и необратимости хотя бы некоторых изменений. Новое качество институтов и системы вернуть к прежнему состоянию представляется проблематичным по причине эволюционных свойств (закономерностей) институциональных изменений.
<
tc
х
$
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
БренанДж. и БьюкененДж. (2005). Причина правил. Конституционная политическая экономия. СПб.: Экономическая школа, 272 с.
Вольчик В. В. (2014). Институциональные изменения, коллективные действия и социальные ценности // Научные труды Донецкого национального технического университета, № 1, с. 80-89. Серия: Экономическая.
Грейф А. (2013). Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ.
Ерзнякян Б. А. (2014). Когнитивные аспекты институционального развития ^ общественных системы // Terra Economicus, т. 12, № 1, с. 53-72.
^ Ерзнкян Б. А. (2017). Институциональное усиление: три типа отношений // Журнал
¡2 интситуциональных исследований, vol. 9, № 1, с. 27-38.
^ Коммонс Дж. (2011). Правовые основания капитализма. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ,
^ 416 с.
р Норт Д. (2010). Понимание процесса экономических изменений. М.: Изд. дом НИУ
Ц ВШЭ, 256 с.
w Нуреев Р. М. (2010). Очерки по истории институционализма. Ростов н/Д.: Изд-во
~ «Содействие — XXI век»: Гуманитарные перспективы, 415 с.
Олсон М. (1995). Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп. М.: Фонд экономической инициативы, 174 с.
Олсон М. (2013). Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция и социальный склероз. М.: Новое издательство, 324 с.
Олсон М. (2012). Власть и процветание. М.: Новое издательство, 212 с. Сухарев О. С. (2014, 2015). Экономический рост, институты и технологий. М.: Финансы и статистика, 464 с.
Сухарев О. С. (2016). Институты, поведение агентов и эффективность // Журнал институциональных исследований, т. 8, № 1, с. 54—71.
Сухарев О. С. (2017). Эволюционная экономическая теория институтов и технологи. М.: Ленанд, 144 с.
Ходжсон Дж. (2003). Экономическая теория и институты: Манифест современной институциональной экономической теории / Пер. с англ. М.: Дело, 464 с.
Akerlof George A. and Shiller Robert J. (2009). Animal Spirits: How Human Psychology Drives the Economy, and Why It Matters for Global Capitalism. Princeton University Press, 248 p.
Aoki M. (2001). Towards a Comparative Institutional Analysis. Cambridge, MA: MIT Press.
Anand S. and RavallionM. (1993). Human Development in Poor Countries: On the Role of Private Incomes and Pubblic Services // Journal of Economics Perspective, no. 7, pp. 133-150.
Anauati M., Feld B, Galiani S. and Torrens G. (2016). Collective action: Experimental evidence // Games and Economic Behavior, vol. 99, р. 36-55.
Arthur W. B. (2016). Increasing Returns and the New World of Business // Harvard Business Review, vol. 74, no. 4, july-aug., pp. 100-109.
Cheikbossian G. (2012). The collective action problem: Within-group cooperation and between-group competition in a repeated rent-seeking game // Games and Economic Behavior, vol. 74, issue 1, pp. 68-82.
Coase R. (1994). Essays on Economics and Economists. University of Chicago Press, 232 p. Jennings C. (2015). Collective choice and individual action: Education policy and social mobility in England // European Journal of Political Economy, vol. 40, pp. 288-297.
Economo E., Lu Hong L. and Page S. (2016). Social structure, endogenous diversity, and collective accuracy // Journal of Economic Behavior & Organization, vol. 125, may, pp. 212-231.
Marshall G.R. (2013). Transaction costs, collective action and adaptation in managing
complex social-ecological systems // Ecological Economics, vol. 88, pp. 185-194.
MuradianR. and Cardenas J. (2015). From market failures to collective action dilemmas:
Reframing environmental governance challenges in Latin America and beyond // Ecological °
Economics, vol. 120, pp. 358-365. ^
North D. (1994). Economic Performance through Time // American Economic Review, о
no. 84(3), pp. 359-368.
North D., Alston L. and Eggertsson T. (1996). Empirical Studies in Institutional Change.
Cambridge University Press, 376 p. >
North D. (2008). Institutional Change and American Economic Growth. Cambridge ®
University Press; Reissue edition, 292 p. ш
Olson М. (1971). The Logic of Collective Action. Public Goods and the Theory of Groups. з
Garvard University Press, Cambridge, Massachusets and London, England, 186 p.
Ostrom E. (2005). Understanding Institutional Diversity. Princeton University Press,
376 p. 9
. i— Pradhan D. and Ranjan R. (2016). Achieving Sustainability and Development through ¡2
Collective Action? An Empirical Analysis of the Impact of the Bore Pool Sharing Program ¡^
on Farm Incomes and Crop Choices // World Development, vol. 88, december, pp. 152-174. —
11
Richter R. (2015). Essays on New Institutional Economics. Springer Cham Heidelberg о New York, Dordrecht London, 205 p. <
г z
Shadmehr M. (2015). Simple decision rules in small groups: Collegial rule vs. rotational Qc rule // Journal of Economic Behavior & Organization, vol. 113, pp. 51-63. °
44
CyxapeB 0. C.
REFERENCES
Akerlof George A. and Shiller Robert J. (2009). Animal Spirits: How Human Psychology Drives the Economy, and Why It Matters for Global Capitalism. Princeton University Press, 248 p.
Aoki M. (2001). Towards a Comparative Institutional Analysis. Cambridge, MA: MIT Press.
Anand S. and Ravallion M. (1993). Human Development in Poor Countries: On the Role of Private Incomes and Pubblic Services. Journal of Economics Perspective, no 7, pp. 133-150.
Anauati M., Feld B., Galiani S. and Torrens G. (2016). Collective action: Experimental evidence. Games and Economic Behavior, vol. 99, pp. 36-55.
Arthur W. B. (2016). Increasing Returns and the New World of Business. Harvard Business Review, july-aug., vol. 74, no. 4, pp. 100-109.
Brenan J. and Buchanan J. (2005). The reason for the rules. Constitutional political economy. SPb, Economic School, 272 p. (In Russian).
Cheikbossian G. (2012). The collective action problem: Within-group cooperation and between-group competition in a repeated rent-seeking game. Games and Economic Behavior, vol. 74, issue 1, pp. 68-82. g Coase R. (1994). Essays on Economics and Economists. University of Chicago Press, 232 p.
Commons J. (2011). Legal foundations of capitalism. M, Publ. house of the Higher School of Economics, 416 p. (In Russian).
Economo E., Lu Hong L. and Page S. (2016). Social structure, endogenous diversity, and collective accuracy. Journal of Economic Behavior & Organization, vol. 125, may, pp. 212-231.
Erznyakian B. A. (2014). Cognitive Aspects of the Institutional Development of the Public System. Terra Economicus, vol. 12, no. 1, pp. 53-72 (In Russian).
Erznyakian B. A. (2017). Institutional Strengthening: Three Types of Relationships. Journal of Institutional Studies, vol. 9, no. 1, pp. 27-38 (In Russian).
Greif A. (2013). Institutions and the way to modern economics. Lessons of medieval trade. Moscow, Publ. House of the Higher School of Economics. (In Russian).
Hodgson J. (2003). Economic Theory and Institutions: Manifesto of Modern Institutional Economic Theory, Moscow, The Case, 464 p. (In Russian).
Jennings C. (2015). Collective choice and individual action: Education policy and social mobility in England. European Journal of Political Economy, vol. 40, pp. 288-297.
Marshall G. R. (2013). Transaction costs, collective action and adaptation in managing ^ complex social-ecological systems. Ecological Economics, vol. 88, pp. 185-194. < MuradianR. and Cardenas J. (2015). From market failures to collective action dilemmas:
^ Reframing environmental governance challenges in Latin America and beyond. Ecological
Economics, vol. 120, pp. 358-365. ca North D. (1994). Economic Performance through Time. American Economic Review,
no. 84(3), pp. 359-368.
North D, Alston L. and Eggertsson T. (1996). Empirical Studies in Institutional Change. Cambridge University Press, 376 p.
North D. (2008). Institutional Change and American Economic Growth. Cambridge University Press; Reissue edition, 292 p.
North D. (2010). Understanding the process of economic change. M, Publ. house of the Higher School of Economics, 256 p. (In Russian).
Nureyev R. M. (2010). Essays on the history of institutionalism. Rostov on Don, Publ. "Assistance - XXI century": Humanitarian perspectives, 415 p. (In Russian).
Olson M. (1971). The Logic of Collective Action. Public Goods and the Theory of Groups. Garvard University Press, Cambridge, Massachusets and London, England, 186 p.
Olson M. (1995). The logic of collective action. Public goods and group theory. M.: Fund for economic initiative, 174 pp. (In Russian).
Olson M. (2013). The rise and decline of nations. Economic growth, stagflation and social sclerosis. M.: New publishing house, 324 p. (In Russian).
OlsonM. (2012). Power and Prosperity. M.: The New Publishers, 212 p. (In Russian).
Ostrom E. (2005) Understanding Institutional Diversity. Princeton University Press. 376 p.
Pradhan D. and Ranjan R. (2016). Achieving Sustainability and Development through Collective Action? An Empirical Analysis of the Impact of the Bore Pool Sharing Program on Farm Incomes and Crop Choices. World Development, vol. 88, december, pp. 152-174.
Richter R. (2015). Essays on New Institutional Economics. Springer Cham Heidelberg New York, Dordrecht London, 205 p.
Shadmehr M. (2015). Simple decision rules in small groups: Collegial rule vs. rotational rule. Journal of Economic Behavior & Organization, vol. 113, pp. 51-63.
Sukharev O. S. (2014, 2015). Economic Growth, Institutions and Technologies. M.: Finance and Statistics, 464 p. (In Russian).
Sukharev O. S. (2016). Institutions, agent behavior and efficiency. Journal of Institutional Studies, no. 1, pp. 54-71. (In Russian).
Sukharev O. S. (2017). Evolutionary Economic Theory of Institutes and Technologists — M.: Lenand, 144 p. (In Russian).
Volchik V. V. (2014). Institutional Changes, Collective Actions and Social Values. Scientific Works of Donetsk National Technical University. Series: economic, no. 1, pp. 80-89. (In Russian).
■H
о см
CM
0 с
СП
1
ф ш
œ <
о
œ
о <
ее
3
о