CC BY
21
Шпак А.В
Институциональная обоснованность насилия в обществе
В современном индустриально-информационном мире активно обсуждается проблема насилия [1; 2; 3; 4; 5; 6; 7]. В то же время она не только не разрешается так, как хотелось бы либеральным мыслителям, но все более заходит в тупик. Например, можно согласиться с Б. Капустиным, который приходит к достаточно парадоксальному выводу об определенности и осознанности насилия. Он фиксирует двойственность этой проблемы в современном научном познании. С одной стороны, о насилии написано очень много. С другой стороны, у ряда авторов появляется убеждение, что насилие не может быть осмыслено в рамках теории [8]. Основная же часть населения планеты либо непосредственно страдает от самых разнообразных форм насилия, либо уверена в том, что является объектом манипуляций со стороны самых различных элит, идентификация которых чрезвычайно затруднительна.
В результате выявилось противоречие современного общества в отношении базовых структур бытия. С одной стороны, идея универсальной свободы превратилась в клишированный социально-нормативный стереотип. В то же время реализация насилия носит распространенный и неустранимый характер, с другой стороны. Это противоречие побуждает и наше исследование обратиться к общей проблеме насилия, чтобы создать основу для получения необходимых результатов.
В социально-правовой мысли обсуждение насилия осуществлялось всегда. Значение понятия «насилие» трактуется многогранно: от лишения жизни объекта до тех или иных форм неоправданного в правовом отношении ограничения свободы индивида или личности. В этом отношении насилие получает категориальное выражение «несвобода», имеющее свое специфическое содержание. Так, В. Малахов обращает внимание на обстоятельство, согласно которому «из признания негативной установленности правосознания следует, что в диалектической связи
свободы и несвободы именно последняя играет активную, определяющую роль» [9, с. 176]. Несвобода представляет собой по содержанию внешнее ограничение социальной деятельности, осуществляемое нормативным образом. Несвобода проявляется как формат человека в качестве социального и правового существа, которое связано условиями и обстоятельствами, существующими социальными структурами и зависимостями. В. Малахов считает, что несвобода осуществляется ценой отказа от определенных целей ради преимуществ признанного за субъектом положения в обществе. В результате оказывается, что «Несвобода есть граница свободы; свобода есть преодоление несвободы... правовая несвобода выступает мерой политической свободы, а политическая свобода оказывается условием преодоления правовой несвободы (связанности)» [9, с. 177-178].
Кроме того, ученый приходит к выводу, что в каждой конкретной социальной ситуации с правом связан некоторый объем свободы определенного качества. Анализ диалектики свободы и несвободы в определенности качества и количества приводит создателя позиции к выводу, что в правовом пространстве следует оперировать категориями несвободы и мерой свободы. Все остальные способы осмысления этой определенности человека выходят за границы правового понимания в сферу политики и социальных отношений.
Отмеченные особенности понимания форм статуирования человека в качестве социального, политического и правового существа выводят нас на проблему возможности понимания человека как конкретного социального агента системного воспроизводства. В соответствии с нашей методологической позицией, в частности синтеза конструктивизма, мирсистемного анализа и неоинституционализма, любая проблема в обществе нуждается в целостном осознании. Если к этому процессу подходить с классических рациональных позиций, то понимание нуждается в некоторой интеграции данных самых разных наук и подходов. В принципе же, сам мирсистемный анализ заключается в таком переформатировании
социального познания, в котором будет возможно осмыслить целостное воспроизводство конкретной системы, организованное вокруг понимания конкретного человека как базового системного агента. В системном подходе к праву данная задача реализуется как система нормативных отношений, построенных вокруг прав и свобод человека.
В обществе становящейся европейской культуры проблема насилия или несвободы вращалась вокруг оси, возникшей как реакция на пропорции государства с ограниченным доступом к организациям. Насилие и борьба с ним связывалась с персонификацией отношений в обществе. Первоначальным образцом подобной формы мысли можно считать древнегреческую мифологию. Субъектами осмысления становились боги-олимпийцы и видные представители власти, которые выходят за границы классического естественного государства. Знаменитая Троянская война со всеми ее противоречиями - прекрасный пример понимания этих процессов в образной форме.
Первые попытки рационального осмысления природы насилия в западной парадигме принадлежат древнегреческим философам. Так, Гераклит рассматривал отношения между людьми и их агрессивность в общем контексте диалектического мировоззрения, в основе которого видел противоречие. Для него весь мир представлял собой процесс, в том числе и нормы человеческого общения: в мире все рождается через вражду и распри. Единственный всеобщий закон, царящий в космосе, это «война - отец всего и царь всего. Одним она определила быть богами, а другим людьми, одних она сделала рабами, других свободными».
Можно утверждать, что у античного философа насилие как созидающая мощь определяет структуру общества, а также статус и ролевые функции людей и богов. У Эпикура взгляд на насилие как определяющий фактор системного порядка дополняется убеждением, что ужасы насилия когда-нибудь вынудят людей перейти к мирным отношениям без вечной вражды.
Сложные и противоречивые отношения в Европе эпохи Возрождения породили парадоксальное отношение к насилию. С одной стороны, ни один рациональный мыслитель не мог не учитывать доминирующую роль насилия при формировании политико-правовых отношений. С другой стороны, идеи гуманизма побуждали многих мыслителей отрицательно относиться к насилию. Так, Эразм Роттердамский доказывал, что насилие влечет за собой целую цепь последствий, которые нельзя считать допустимым явлением.
Современное понимание насилия восходит к идеям мыслителей Нового времени. Ф. Бэкон с эмпирических позиций интерпретировал состояние насилия в странах Европы. Он пришел к выводу, что в основе подобных явлений лежат материальные причины, которые преломляются через психику людей. Одним из первых среди философов Нового времени он отдавал предпочтение методу познания, основанному на поиске действующих причин, вызывающих следствия.
Такой интерес к проблеме насилия был связан с потребностью изменения формата человека при переходе от конфигурации естественного государства к открытой форме социальной организации. В естественном государстве основным актором социального воспроизводства выступает подданный, основной задачей которого являлось исполнение воли элиты. Пропорции индустриальной системы соответствуют образу гражданина, обладающего активистской политической культурой. В отношении способа фиксации права можно утверждать, что в естественном государстве в отношении подданных юридические нормы носят императивный характер, долженствование превращается в господствующую форму правоприменения. «Из всех существующих правовых норм только один тип - категорическая норма - последовательно оказывает на человека высшее нормативное давление, она обращается с ним на основе жестких предписаний» [10].
Ф. Бэкон подверг основательному теоретическому анализу совокупность причин, приводящих к насилию, исследовав материальные, политические и психологические условия социальных беспорядков, а также
возможные способы их преодоления. Для основателя идеологии индустриального мира была характерна глубокая оценка решающей роли материальных причин в возникновении различных форм насилия. Одной из них он называл бедственное положение народа, считая, сколько в государстве разоренных, столько готовых мятежников. А если к «разорению и оскудению знати прибавляется обнищание простого народа, опасность становится велика и неминуема, ибо мятежи, вызываемые брюхом, есть наихудшие».
Интерпретируя политические причины насилия, ученый отмечал, что государи связаны со своими государствами и не должны пренебрегать мнением сословий и сената, решая все вопросы по собственному разумению и произволу. Кроме несовершенства формы принятия решений, философ учитывал психологические причины насилия. Среди них он отметил реакции на авторитарные позиции государей, зависть, влияние критиков существующей власти, слухи и т.д. Среди мер снижения уровня насилия в обществе Ф. Бэкон предложил увеличение материального уровня жизни, использование политического искусства управления, манипулирования силами общества, стремящихся к насилию [11, с. 371-386].
В то же время наибольшее влияние на понимание насилия в европейском обществе оказал Т. Гоббс. Он подошел к пониманию этой категории с позиций радикального материализма. Государство, названное мыслителем Левиафаном, он сравнивает с искусственно созданным автоматом, который по своей структуре напоминает человека. Для современного человека аргументация философа покажется наивной. Например, сравнение верховной власти с искусственной душой для людей эпохи сциентизма абсолютно неубедительно. Выведение договорных обязательств, первоначально форматирующих государственно-правовую систему, из божественных акций также не может вызвать у современного человека восторга.
В результате мы можем констатировать, что выводы, к которым приходит мыслитель в отношении насилия, были более предметны, чем та методология, которая позволяет их обосновать. Можно утверждать, что Т. Гоббс достаточно адекватно зафиксировал пропорции общества, основанного на конкуренции и потребности в определенном рыночном сотрудничестве. Причем он осуществил интерпретацию государства и насилия в нем как консерватор, проделавший громадную работу по систематизации эмпирического материала средствами рациональных ресурсов XVII века.
Гоббс, в отличие от множества других консерваторов, отталкивается от идеи равенства людей от природы. Люди как индивиды, обладая инстинктом самосохранения, стремятся к сохранению собственной свободы. Но на этом их устремления не заканчиваются. Они, кроме обретения собственной свободы, стремятся обрести господство над другими. Поэтому в естественном состоянии, до появления власти над отдельными людьми, возникает война всех против всех. Насилие превращается в основу организации жизни. В естественном состоянии нет собственности, нет справедливости или несправедливости. Есть только война, законами которой выступают сила и коварство, превращающиеся на войне в кардинальные добродетели.
Идеолог индустриального общества считал, что для нейтрализации всеобщего насилия люди естественным образом вступают в договорные отношения, суть которых - в решении повиноваться той власти, которая будет избрана большинством договаривающихся. Договор, по мнению ученого, осуществляется не между гражданами и властью, а меж-ду гражданами по вопросу подчинения власти.
Формированием власти, фактически согласием на реально возникающую власть правом, у Гоббса заканчиваются полномочия граждан. После избрания правительства граждане обладают правом, содержание которого определяется внешней инстанцией, т.е. властью. Насилие в такой системе его нейтрализации становится односторонним, поскольку у власти
перед гражданами обязательств нет. Обязанность граждан, наоборот, максимизируется, поскольку они ответственны перед властью за недопущения своей естественной склонности к безграничному насилию [12].
Можно сколько угодно спорить по поводу истинности методологии и обоснованности социальных аргументов Гоббса, но основной его вывод в отношении государства и права, заключающийся в признании господства насилия в качестве системообразующего фактора общественных отношений, актуален до сих пор. Проблема институциональной нейтрализации насилия общественной структуры в настоящее время приобретает еще большую актуальность, требует своего разрешения. Одна из последних интерпретаций системы государственно-экономических отношений - неоинституционализм - исходит из положения, близкого к Гоббсу, что основной функцией любого государства является нейтрализация насилия [13].
Если же мы с позиций Т. Гоббса посмотрим на нашу страну, то увидим, что даже в условиях российской демократии единственный институциональный способ политической самореализации граждан - участие в выборах власти. Реализация власти фактически осуществляется по Гоббсу: граждане между выборами обладают теми правами, которые они получают от правительства. Насилие, причем в первую очередь опосредствованное, является доминирующим фактором управления обществом.
В XVIII веке с открытой критикой использования насилия в качестве институциональной нейтрализации социальных противоречий, с осуждением завоеваний и насилия выступали сторонники демократии и просвещения В. Пристли, Д. Дидро, Ж.Ж. Руссо, Ш. Монтескье, Вольтер, И. Кант. Осмысливая кризисный переход к промышленному обществу, они стали сторонниками представлений о сущности Нового времени как перехода от прежнего варварства к «вечному миру» цивилизованного общества. Божественное установление прошлого прочно сменяется стремлением разрешить противоречия, связанные с насилием, при помощи ресурсов рациональных форм организации общественной жизни. Появляется
убеждение, что насилие связано с неадекватным пониманием общественного устройства и его целерациональной организации.
Различные проекты нейтрализации насилия широко и заинтересованно обсуждались. Логика их обсуждения, идеи, высказанные в его процессе, сохраняют актуальность и в постиндустриальном обществе. В значительной мере это связано с тем, что в XVIII в. Мыслители пытались осознать целостную логику мирового развития, оценить общественную жизнь в рамках всеобщего процесса развития.
Осью обсуждения проблемы насилия в период становления либеральной идеологии стала проблема общественного договора. В отличие от Т. Гоббса, который обосновал идею договора как согласия граждан принять насилие в качестве способа ограничения их врожденной агрессивности, либералы сформулировали идею договора между гражданами и властью по поводу разграничения их полномочий. Основной спор велся между сторонниками естественного разрешения противоречий, связанных с насилием (Руссо), и мыслителей, утверждавших, что нейтрализовать насилие, создать мир в обществе возможно только сознательно (Кант).
В праве развиваются идеи договорности, которые впоследствии получили закрепление в виде дополнения императивных норм нормами диспозитивного и факультативного характера. Подобная организация правовой системы делает ее эластичной, позволяющей за счет вариативности разрешать многоэлементные и полисубъектные противоречия [14].
Гегель как последовательный диалектик увидел в насилии и положительную сторону, утверждая, что война способствует развитию общества. Например, для России необходимость следовать в фарватере европейского модерна в соответствии с потребностью в национальной безопасности стала определяющим фактором организации общественных отношений и, в частности, основой эскалации насилия внутри страны.
Классически-антагонистический подход к проблеме насилия можно зафиксировать в подходе к обществу в марксизме. Согласно учению К.
Маркса, насилие экономико-политического характера в обществе создается классовыми отношениями. Классы находятся в антагонистическом противостоянии за счет эксплуатации элитными классами классов-производителей прибавочного продукта и ренты.
Насилие в классовом обществе продуцируется, по Марксу, производством прибавочного продукта, и в классовом обществе преодолено оно принципиально быть не может. Все противоречия политэкономического характера мыслитель выводит из явлений эксплуатации, которые выступают универсальной основой классового антагонизма. Система права приобретает жесткий императивный характер в отношении непролетарской части населения. В обществе с неразвитой индустриальной структурой (как в СССР) классовый принцип организации норм приобретает формальный характер, способствующий эскалации насилия и разгулу террора [15, с. 4043].
Классовый антагонизм в свою очередь выступает субстанциональной основой насилия, которое пронизывает в этой идеологии все социально-политические отношения. Религия и право как формы мысли в этой парадигме выступают как иллюзорные, превращенные формы сознания. Их основное предназначение - обслуживание интересов господствующих классов, противоречащее интересам пролетариата в промышленном обществе.
Маркс противопоставляет промышленное общество как общество высшей формы классовой эксплуатации обществу бесклассовому, в котором невозможна эксплуатация. Промышленная форма технологического воспроизводства интерпретируется ученым как общество максимизированного насилия, которое преодолевается сверхнасилием диктатуры пролетариата, основное назначение которой - завоевание политической власти и экспроприация средств производства у буржуазии с передачей их населению для создания бесклассовых отношений.
Этой парадигме интерпретации общества и классового насилия нельзя отказать в убедительности. Не случайно она пользуется симпатией самых разных слоев населения, включая интеллектуалов и представителей обеспеченных слоев населения, на протяжении полутора столетий. Для населения России прошлого века эта идеология была очень привлекательной, а после социалистической революции превратилась в официальную и обязательную идеологию, породив в нашем обществе небывалое насилие.
Мы считаем, что данная интерпретация насилия обладает несомненными достоинствами и серьезными противоречиями. К достоинствам следует отнести идеи социально-политического и культурного равенства людей; негативного влияния на их отношения различий в самых разнообразных сферах; осмысление необходимости развития классовых и личных ресурсов людей, позволяющих гармонизировать общественные отношения и минимизировать насилие, и т.д.
В то же время современники не всегда соглашаются с жестким противопоставлением мира промышленного и коммунистического общества, в первом из которых якобы господствует насилие, а во втором - гармония, вплоть до отмирания политической организации и государства. Идея диктатуры пролетариата несет в себе заряд мощного политического и правового насилия. Например, Россия до сих пор не осмыслила факт практического уничтожения пролетариата, ради которого совершалась революция.
В общем идея преодоления классового насилия путем пролетарского преобразования общественных отношений не выдержала испытания временем. Она содержит ряд внутренних противоречий, которые не позволяют однозначно обсуждать проблему создания гармоничного общества, в котором не будет потребности в насилии.
Литература
1. Сорель Ж. Размышления о насилии. М., 1907.
2. Arendt H. On Violenes. San Diego: A Harvest Book, 1970.
3. Sharp G. Social Power and Politikal Freedom. Boston, 1980.
4. Keane G. Reflections on Violenes. L.-N. Y., 1996.
5. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999.
6. Деррида Ж. Письмо и различие. СПб., 2000.
7. Дмитриев А. Насилие. М., 2000.
8. Капустин Б. К понятию политического насилия // Политические исследования. 2003. № 6.
9. Малахов В.П. Философия права: Учеб. пособие. М., 2002.
10. Мальцев Г.В. Развитие права: к единению с разумом и наукой. М.,
2005.
11. Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. 2-е изд. М., 1979. Т. 2.
12. История политических и правовых учений XVII-XVIII вв. М., 1989.
13. Норт Д., Уоллис Дж., Вейнгаст Б. Концептуальный подход к объяснению истории человечества // Эковест. 2007. № 1. Вып. 6.
14. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Общие положения. М., 2002.
15. Байтин М.И. Сущность права. М., 2005.
