CC BY
45ТЕКТОЛОГИЯ И МОРФОЛОГИЯ
К. П. Кокарев
ИНСТИТУЦИОНАЛИЗМЫ: САД РАСХОДЯЩИХСЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ТРОПОК*
Кратко о причинах и последствиях междисциплинарного знания
Междисциплинарность стала одной из основных характеристик современной социальной науки. Если раньше нормальным считалось работать в рамках одной дисциплины, то теперь, когда проблема значимости социальных наук для решения практических вопросов, стала более очевидной, обращения сразу к комплексу если не наук, то дисциплин и исследовательских подходов, считается чем-то само собой разумеющимся. Благодаря этому появились такие тематические поля, которые предполагают постоянные трансгрессии. И если некоторые могут показаться нам пока несколько странными, то ряд из них стал вполне признаваемым в академическом и экспертном сообществах. Давно уже никого не удивляет то, что экономисты высказывают свои авторитетные суждения не только по поводу экономической стратегии, но и по поводу устройства социальных и политических институтов. В нормальности междисциплинарности находится несколько оснований как фундаментального, так и ситуативного свойства. В статье будет предпринята попытка показать некоторые их них на примере развития такого направления как институционализм.
Прежде чем обратиться к ситуационным причинам, которые кажутся более интересными, поскольку описывают текущее состояние социальных наук, кратко отметим несколько фундаментальных причин вернувшейся междисицплинарности. Как отмечалось выше, одной из причин ее являются возросшие требования к социальным наукам. Несмотря на то что уче-
* Работа выполнена в рамках проекта «Разработка интеграционных методов и методик фундаментальных социально-гуманитарных исследований» (грант РФФИ № 13-06-00789, руководитель: М.В. Ильин). Автор благодарит М.В. Ильина, С.В. Патрушева и В.М. Ефимова за замечания и комментарии.
192
ные, работающие в них, являются легитимными представителями академического сообщества, в последние годы они столкнулись с тем, что правительства и организации, активные в поле финансирования научных исследований (университеты, фонды и пр.), начали задумываться об экономии - и несмотря на то, что в первую очередь критика неэффективности коснулась гуманитарных наук, - обществоведов она задела не в меньшей степени. Это стало поводом для прояснения целей изучения общества и породило довольно интересную дискуссию, однако одновременно стало сигналом для начала кампании по утверждению в экспертном и общественном мнениях идеи о полезности социальных наук вообще. В результате в ряде
стран от ученых стали требовать доказательства социальной значимости предполагаемых исследований. Одним из наиболее ярких примеров этого стала Великобритания, где процедуры измерения социальной значимости (social impact - трактуемой не только через библиографические показатели, но и через возможные практические решения по результатам исследования) стали нормальными не только в ходе внешней оценки исследований, но и во время принятия внутренних решений. Нередко это приводит к тому, что исследование начинают носить практически ориентированный характер: отчего и происходит смешение различных подходов.
Вторая причина фундаментального свойства состоит в том, что сама сетка дисциплинарности довольно относительна. За последние десятилетия мы стали свидетелями стремительного становления и развития массы очень узких дисциплин. Оно сопровождалось учреждением новых кафедр, выходом специализированных журналов и рождением исследовательских сообществ. Внутри новых дисциплин появлялись стандарты профессиональной деятельности, которые включали в себя и определение предметных областей и соотносимых с ними «верных» исследовательских подходов. Однако поскольку развитие наук - как естественных, так и социальных -происходило крайне быстро, общение между различными сообществами стало менее плотным. Поэтому результаты исследований в одной дисциплине могли оставаться какое-то (иногда продолжительное) время неведомыми представителям другой. При этом даже узкие методологические подходы нередко обнаруживали немалые исследовательские амбиции и начинали заниматься проблематикой значительно более широкой, чем та, на которой они зарождались1. В итоге один и тот же объект, который раньше мог исследоваться в рамках одной большой дисциплины, привлекал интерес представителей разных методологических сообществ и получал различные описания в зависимости от специфики используемых понятий. Поскольку такая ситуация повторялась чаще и чаще, все большее число исследователей верили в то, что объект может быть непротиворечиво исследован представителями разных методологий и дисциплин, и что осо-
1 Такую динамику можно считать нормальной для научного процесса.
193
бенно важно, - это можно сделать непротиворечиво, т. е. найти такую точку пересечения понятий, которая опирается на категоризацию более высокого уровня, разделяемую многими. Когда такие междисциплинарные взаимодействия были хорошо организованы, результат оказывался интересным представителям различных дисциплин. Когда проект не удавался, можно было говорить о том, что дело не в проблемах совместимости подходов, а в качестве работы команды (что, конечно, исключительно важно для любого проекта). В итоге у социальных наук появился опыт совмещения методологий, распространения принципов из одних областей на более широкие исследовательские проблематики. Все это становилось легитимным довольно легко, поскольку разделение на узкие дисциплины еще не стерло из памяти ученых идею о том, что есть большие науки.
Особенно ярким примером описанного процесса выглядит победное шествие экономической науки, которое некоторые исследователи окрестили «экономическим империализмом» [см.: Гуриев, 20081; Сапир, 2003]. Социология и политология отделились от политической экономии и философии истории и стали самостоятельными научными дисциплинами только в последней трети XIX в. Экономика стала отдельной наукой, отчужденной от социальных и политических проблем, приблизительно тогда же2. К 1950-м годам, которые некоторыми считаются началом экспансии экономических подходов в другие социальные дисциплины, экономика хорошо освоила математический аппарат и моделирование. Также благодаря все большему количеству социально-экономической статистики, экономисты стали все активнее вовлекаться в процессы планирования и управления, что необходимым образом выводило их на проблематику, не являющуюся исключительно экономической. Вот и получилось, что хорошо институционализированная научная дисциплина вышла за рамки своих традиционных предметных полей с багажом методов, которые могли казаться универсальными из-за своего математического аппарата. Убедительности экономической «экспансии» добавляли некоторые исследовательские установки, которые тогда господствовали в экспертной и научной средах. В каком-то смысле «экономический империализм» можно считать попыткой вернуть сложный объект исследования, который был у политэкономии. Однако можно в этом видеть и попытку заменить все возможные логики исследования экономической рациональностью, которая многими давно стала восприниматься как рациональность par exellence. Однако вне зависимости от нашей оценки социальные науки испытали и испытывают значительное влияние со стороны экономических дисциплин, что стало пред-
1 Статья С.М. Гуриева открывала дискуссию в журнале «Общественные науки и современность». В последующем в издании вышел ряд статей видных представителей социальных дисциплин.
2 При этом политэкономическая традиция продолжала существовать в рамках традиционного и неомарксизма, а на внемарксистской основе стала развиваться в 1980-1990-е годы.
194
метом для критики не только со стороны представителей других дисциплин, но и самих экономистов [Ефимов, 2007 а; Ефимов, 2007 б; Ефимов, 2011].
В рамках критики «экономического империализма» в нашей стране нередко используется отсылка к тем направлениям экономической науки, которые по сути являются более «гуманитарными»: к богатой традиции новой институциональной экономики. Экономсоциолог С.Г. Кирдина из Института экономики РАН отмечает, что «институционализм означает привнесение в экономический анализ социологических идей и подходов, хотя не всегда ссылки на эту преемственность присутствуют» [Кирдина, 2004, с. 40]. Работы одного из самых видных представителей этого направления довольно быстро переводились на русский язык и стали часто цитироваться в литературе по всем социальным наукам: в политической науке ничуть не меньше, чем в экономической [Норт, 1997; Норт, 2010; Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011]. Однако далеко не все противники использования моделей экономической рациональности в самых разных социальных дисциплинах согласны с тем, что критика, проводимая Д. Нортом и другими исследователями той же традиции, достигает своей цели, что она достаточна. Поэтому нередко можно услышать, что неоинституционалистская позиция имплицитно работает на ту же экономическую рациональность1. Но в то же время понятно и то, что новая институциональная экономика неоинституционализму нетождественна [Олейник, 2004, с. 26-33], и несмотря на то, что какое-то движение в сторону более социологического и даже когнитивного толкования институтов Д. Нортом было сделано [Норт, 2010; Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011], нельзя говорить о том, что насыщенная социологическими идеями новая институциональная экономика значительно уходит за рамки экономических моделей мышления. Хотя бесспорно, что у нее эти модели значительно более сложные, чем в неоклассике или неоинституциональной экономической теории. Сложность отношений даже среди экономических подходов можно подчеркнуть тем, что в предисловии к книге А.Н. Олейника известный экономист Р.М. Нуреев приводит другую классификацию, которая отказывается от такого жесткого разделения неоинституциональной экономики и новой институциональной экономики [Нуреев, 2004, с. 6].
Вопрос о том, насколько методологические установки новой институциональной экономики совпадают с установками неоклассической школы, интересен, однако во многом вторичен, поскольку заслоняет собой более фундаментальную проблему. Насколько мы можем утверждать, что в политическую науку или иную социальную дисциплину пришли методы и установки из экономики? Можно ли из большой популярности новой институциональной экономики делать выводы о том, что новый институцио-
1 И эта позиция чаще высказывается экономистами [Нуреев, 2004, с. 5; Ефимов, 2011]. Впрочем, не только ими: см. статью А.М. Кузнецова «"Новый институционализм": Взгляд через призму дискурсивного анализа» в этом томе ежегодника «МЕТОД».
195
нализм стал эсперанто для социальных дисциплин? Действительно ли новый институционализм является единым исследовательским подходом, который разделяет во всех своих измерениях одни базовые подходы? Или это не предполагающий совмещения набор подходов из различных социальных дисциплин, которые совпадают только по наименованию?
Исследовательские «колеи» институционализмов
Новый институционализм стал одним из наиболее популярных методологических подходов. Однако он чаще заявляется, чем последовательно проводится в исследовании. Отчасти причиной тому может служить большое разнообразие подходов, которые именуют себя или называются другими этим названием. Большое разнообразие фиксируется не только при попытке сделать общенаучную классификацию видов институциона-лизма, но и в классификациях в рамках отдельных дисциплин. Те же сложности, что мы видим в экономической науке, присутствуют и в других социальных науках.
Ни в 1980-е годы, когда в политической науке происходит возрождение интереса к проблематике институтов и развитию институциональной методологии, ни позднее, когда эта тематика стала одной из доминирующих, единого подхода не возникло [см.: The Oxford handbook of political institutions, 2004, p. xiii, p. 2-110].
Нужно понимать, что, несмотря на какие-то общие теоретические корни и практически одномоментное появление, институционализмы в разных науках появлялись в различных исследовательских ситуациях. Одной из важных характеристик этих ситуаций было то, с какими интеллектуальными течениями неоинституционалистской мысли приходилось соперничать. Наиболее показательно в этом отношении различие между экономической и политической науками. Для них понятие «старый» ин-ституционализм означает совершенно разные вещи. Для экономистов -это в первую очередь К. Маркс, Т. Веблен, Д. Коммонс, К. Поланьи и Дж. К. Гэлбрейт [Олейник, 2004, с. 28-30; см.: Шастико, 2002]. Для политической науки, с одной стороны, это будет старая традиция изучения деятельности отдельных политических институтов, из которой собственно и выросла политическая наука в конце XIX - начале XX в. [см., напр.: Острогорский, 2010], а с другой - работы Ф. Селзника [Selznick, 1949; Selznick, 1957], от которого и будут «отталкиваться» П. Дж. ДиМаджио и В.В. Пауэл во введении к обобщающему на тот момент социологическое направление нового институционализма труду [DiMaggio, Powell, 1991, p. 11-15]. Для политических наук предшественниками нового институцио-нализма во многом стали исследователи, которые работали или в области экономической социологии, или продолжали традицию изучения политических институтов в истории. Поэтому в первом случае влияние идей ра-
196
ционального выбора (во всей сложности интерпретаций их в различные направлениях), которые связаны с работами К. Эрроу, М. Олсона и Э. Даунса, прослеживается очень сильно [Shepsle, 2004]. Во многом поэтому нередко критика нового институционализма в политической науке носит «антирациональный» характер. В случае же исторического институционализма его предшественниками стали такие ученые как А. де Токвиль, М. Вебер, М. Дюверже и др. [Sanders, 2004].
Довольно распространенное, однако не для всех направлений, мнение, что новый институционализм стал реакцией на издержки бихевио-рального подхода в политической науке, в свете сказанного выше выглядит довольно спорно. Возможно, большее внимание к институционалистской парадигме появилось тогда, когда критика поведенческого подхода стала нарастать, однако сама по себе эта критика явно не была причиной развития различных направлений неоинституционализма. Возросшая популярность могла дать хороший импульс развитию подхода. Однако утверждать это можно только если неоинституциональные подходы использовались для критики бихевиоральных и сильно соперничали с ними. Но едва ли это можно утверждать. В случае исторического институционализма вообще нельзя говорить о том, что он возник или начал стремительно развиваться как антитеза чему бы то ни было. В сущности он представляет собой продолжающуюся традицию. Социологический институционализм в качестве антагониста воспринимал скорее теорию популяционной экологии (по крайней мере, это можно утверждать относительно одной из основных его версий, связанной с идеей изоморфизма) [Zucker, 1989; Baum, Oliver, 1991; Haveman, David, 2008]. Возможно, утверждение, что новый институциона-лизм возник как реакция на бихевиоризм и что он явился одной их форм «экономического империализма» верен отчасти для нового институциона-лизма рационального выбора [см.: Shepsle, 2004; Панов, 2006]. В качестве доказательства этого часто приводятся четыре тезиса, которые являются основанием для нового институционализма [March, Olsen, 1984; March, Olsen, 2006], поскольку бихевиорализм и теория рационального выбора там явно критикуются. Однако если мы посмотрим на еще более раннюю работу, которую можно отнести скорее к социологическому новому инсти-туционализму [Meyer, Rowan, 1977], то в ней мы не найдем того же предмета критики. Дж. В. Мейер и Б. Рован скорее выступают критиками технократического и довольно оптимистического подхода, который развивался во время выхода статьи, в социологии организаций.
Немного радикальным, но справедливым тезисом является утверждение, что разделение на «старый» и «новый» институционализмы неверно уже потому, что «старый» никуда не ушел. Он остается одним из распространенных подходов как в англо-американской, так и в иных политологических сообществах. Так, Р. Родс показывает, что к «старому» институцио-нализму можно отнести труды в рамках модернистско-эмпирической, формально-легальной, идеалистической и марксистской традиций: и этот
197
список не претендует на завершенность [Rhodes, 2006]. При этом, по мнению Родса, в ситуации, когда в науке утверждается постмодернизм, в рамках которого могут сосуществовать различные исследовательские традиции, «институционализм старого образца со своим интересом к текстам, традициям, историческому и философскому анализам становится невероятно уместным» [Rhodes, 2006, р. 104].
Даже приведенные здесь замечания по поводу различий в условиях появления и направлениях, которые выступали антагонистами, показывает, что новый институционализм - явление очень разностороннее. Уже стала общепринятой классификация, которую предложили П.А. Холл и Р. Тейлор в 1996 г., которая разделяет все разнообразие исследовательских подходов на институционализм исторический, рационального выбора и социологический [Hall, Taylor, 1996]. Один из ярчайших представителей последнего - Дж. В. Мейер - разделяет социологический институционализм на две ветви: организационную и феноменологическую традиции1 [Meyer, 2008, p. 971-793]. Есть авторы, которые пишут о нормативном институциона-лизме, однако в литературе это понятие встречается реже других и более употребляемым названием будет социологический (К. Хэй пишет эти названия через «/») или даже организационный2. Впоследствии к этим направлениям добавился дискурсивный институционализм, который сначала воспринимался как одна из версий конструктивистского, однако потом стал более влиятельным и стал восприниматься как самостоятельное методологическое направление3.
Дискурсивный институционализм, который можно считать «четвертым» неоинституционализмом [Schmidt, 2010] возник как реакция на внешнюю критику институционалистского подхода, которая часто указывала на то, что основным предметом изучения является сохранение, а не изменение. Собственно об этом заявлялось и в одном из базовых текстов организационного институционализма [DiMaggio, Powell, 1983]. Этот момент часто возникал и в самокритике представителей этого подхода. Однако поскольку изучать стабильные состояния невозможно без косвенного изучения сил изменения, нельзя сказать, что указание на игнорирование динамики, можно было считать полностью обоснованным. Даже в рамках
1 Конструктивистский институционализм, который описывает К. Хэй [Hay, 2006], можно считать попыткой увидеть приблизительно те же исследовательские интенции, но немного с другой точки зрения. Если посмотреть на работы самого К. Хэй, то его подход точнее может быть охарактеризован как попытка применить некоторые элементы социологического нового институционализма при решении тех проблем, которые обычно ставит себе исторический неоинституционализм.
2 Как, например, и произошло в 1991 и еще более явно в 2008 [см.: The new institutionalism in organizational analysis, 1991; The SAGE handbook of organizational institutionalism, 2008].
3 Выделение в отдельное признаваемое направление, в первую очередь, связано с тем, что появился корпус авторов, которые систематически развивали это направление исследований.
198
социологического институционализма в начале 1990-х годов созрело понимание, что без обращения к динамике направление будет выглядеть менее убедительным, поэтому около трети компендиума организационной институциональной теории было посвящено изменению [The new institu-tionalism in organizational analysis, 1991, p. vii, p. 27-33, p. 311-422]. Другой реакцией стало то, что К. Хэй называет конструктивистским институцио-нализмом, основное отличие которого от социологического в том и состоит, что набор инструментов конструктивиста адаптирован для изучения изменений [Hay, 2006, p. 57-63]. Однако наиболее систематической реакцией стал институционализм дискурсивный, который изначально и начинался с попытки описать темпоральную динамику институтов, опираясь преимущественно на социологический институционализм [Lawrence, Winn, Jennings, 2001; Phillips, Hardy, 2002; Phillips, Lawrence, Hardy, 2004; Schmidt, 2008; Schmidt, 2010].
Выход в проблематику дискурса произошел не только у представителей организационных дисциплин. Вообще это можно считать одним из важных изменений во всех социальных дисциплинах. Но несмотря на то, что элементы дискурсивности теперь можно обнаружить практически в любом исследовании, которое проводится в рамках нового институциона-лизма, едва ли это можно считать чем-то, что действительно скрепляет различные методологические подходы. «Языковой поворот» стал общим местом не только для различных версий нового институционализма, но и для многих других подходов к анализу социальной реальности.
* * *
Исследование различных версий институционального подхода, а также отношений этих версий показывает, что у каждого из них есть своя проблематика и своя динамика развития. Институционализмы преимущественно существуют в различных дисциплинарных полях и не смешиваются систематически. Если смешение и происходит, то в таких областях, которые могут изучаться различными дисциплинами, как это, например, случилось с политической наукой. В каком-то смысле политологи оказались в уникальном положении, когда свободно могли черпать свое методологическое вдохновение из экономических, социологических, исторических и любых других методологических источников. Однако и в этом случае продуктивное методологическое соединение, по нашему мнению, не происходит.
Можно выделить четыре новых институционализма, которые считаются основными: рационального выбора, исторический, социологический и дискурсивный. Каждое из них развивает свой взгляд. В их развитии можно найти и общие черты, однако, по моему мнению, говорит это больше не о методологическом сближении, а о том, что все направления суще-
199
ствуют в едином научном пространстве и поэтому пытаются реагировать на изменение научной «повестки дня». Конечно, можно выделить и некоторые общие черты: например, попытки все более сложного описания отношения формальных и неформальных отношений, большее внимание к процессу изменения, а также введение в анализ силовых отношений. В том или ином виде все это уже присутствовало и присутствует в различных направлениях старого и нового институционализмов, однако теперь эти дополнительные элементы стали проявляться во всех направлениях. Динамика освоения новых измерений институциональной и организационной жизни в большей степени связана с закреплением концептуальных ядер различных новых институционализмов. После того, как существование подхода становится более или менее устоявшимся, исследователи начинают работать с новыми, пока маргинальными темами, которые раньше не привлекали внимания, из-за необходимости утвердить «ядерные» положения.
Краткий обзор развития различных институционализмов показывает, что на данный момент говорить о нем, как о едином направлении не приходится, несмотря на то, что уже многие годы идет дискуссия о том, что большой разрыв между различными версиями, невозможность систематического синтеза подходов, создают трудности для исследователей, которые хотят использовать преимущества междисциплинарности. Объединение подходов по предмету представляет собой слабую форму взаимодействия различных дисциплин, при изучении сложных феноменов. Однако методологический синтез на том уровне абстракции, на котором существуют различные версии старого и нового институционализмов проблематичен. Вероятно, решение можно искать в области более высокой абстракции. Для институционализмов она хорошо вписывается в пространство термина «ТЕКТОЛогия» [Богданов, 1989] или в область морфологии, понимаемой в самом общем непредметном смысле.
Говорить о том, к какому органону правильнее будет отнести тот или иной институционализм сейчас довольно проблематично. Соотнесение с тектологией сложно произвести, поскольку в этом направлении работали уже очень много исследователей: соотнесение институционализма с информатикой, системной теорией и другими направлениями мысли само по себе является работой сложной уже потому, что нужно сначала увидеть во всех из них тектологические особенности. Попытки связи институциона-лизмов с морфологией сталкиваются с другой трудностью. Работа по осмыслению морфологии как трансдисциплинарной методологии находится в самом начале пути.
Литература
Богданов А.А. Тектология: всеобщая организационная наука. В 2-х кн. / Отд-е экономики АН СССР. Ин-т экономики АН СССР. - М.: Экономика, 1989. - Кн. 1. - 304 с.; Кн. 2. - 351 с.
200
Гуриев С.М. Три источника - три составные части экономического империализма // Общественные науки и современность. - М., 2008. - № 3. - С. 134-141.
Ефимов В.М. Дискурсивный анализ в экономике: пересмотр методологии и истории экономической науки // Экономическая социология. - М., 2011. - Т. 12, № 3. - C. 15-53.
Ефимов В. Предмет и метод интерпретативной институциональной экономики // Вопросы экономики. - М., 2007 а. - С 49-67.
Ефимов ВМ. Спор о методах и институциональная экономика // Экономический вестник Ростовского государственного университета. - Ростов-на-Дону, 2007 б. - Т. 5, № 3. - С. 18-36.
Кирдина С.Г. Постсоветский институционализм в России: попытка обзора // Экономический вестник Ростовского государственного университета. - Ростов-на-Дону, 2004. - Т. 2, № 2. -С. 40-54.
Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. - 180 с.
Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. - М.: Изд. дом гос. ун-та ВШЭ, 2010. - 253 с.
Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. - М.: Изд-во Института Гайдара, 2011. - 478 с.
Нуреев Р.М. Институционализм: вчера, сегодня и завтра // Олейник А.Н. Институциональная экономика: учеб. Пособие. - М.: ИНФРА-М, 2004. - С. 4-18.
Олейник А.Н. Институциональная экономика: учеб. пособие. - М.: ИНФРА-М, 2004. - 416 с.
Острогорский М.Я. Демократия и политические партии / Сост. А.Н. Медушевкий. - М.: РОССПЭН, 2010. - 759 с.
Панов П.В. Институционализм рационального выбора: потенциал и пределы возможностей // Институциональная политология: Современный институционализм и политическая трансформация России / Под ред. С.В. Патрушева. - М.: ИСП РАН, 2006. - С. 43-92.
Патрушев С.В. Институционализм в политической науке: этапы, течения, идеи, проблемы // Политическая наука. - М., 2001. - № 2. - С. 149-189.
Патрушев С.В. Институционализм: понятия и концепции // Институциональная политология: Современный институционализм и политическая трансформация России / Под ред. С.В. Патрушева. - М.: ИСП РАН, 2006. - С. 7^2.
Постсоветский институционализм / Под ред. Р.М. Нуреева, В.В. Дементьева. - Донецк: Каштан, 2005. - 480 с. - Режим доступа: http://institutional.narod.ru/kniga.pdf (Дата посещения: 25.08.2013).
Сапир Ж. Империализм экономической науки // Неприкосновенный запас. - М., 2003. -№ 2. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2003/2/sa.html (Дата посещения: 25.08.2013).
ШастикоА.Е. Новая институциональная экономическая теория. - 3-е изд., перераб. и доп. -М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 2002. - 591 с.
Baum J.A.C., Oliver C. Institutional linkages and organizational mortality // Administrative science quarterly. - Ithaca, N.Y., 1991. - Vol. 36, N 2. - P. 187-218.
DiMaggio P.J., Powell W.W. Introduction // The new institutionalism in organizational analysis / W.W. Powell, P.J. DiMaggio (eds.). - Chicago: Univ. of Chicago press, 1991. - P. 1-38.
DiMaggio P.J., Powell W.W. The iron cage revisited: Institutional isomorphism and collective rationality in organizational fields // American sociological review. - Albany, N.Y., 1983. -Vol. 48, N 2. - P. 147-160.
Hall P.A., TaylorR.C.R. Political science and three new institutionalisms // Political studies. -Oxford, 1996. - Vol. 44. - P. 936-957.
Hardy C., PhillipsN., Lawrence T.B. Resources, knowledge and influence: the organizational effects of interorganizational collaboration // Journal of management studies. - Oxford, 2003. -Vol. 40, N 2. - P. 321-347.
Lawrence T.B. Rituals and resistance: membership dynamics in professional fields // Human relations. - N.Y., 2004. - Vol. 57, N 2. - P. 115-143.
201
Lawrence T.B., WinnM.I., Jennings P.D. The temporal dynamics of institutionalization // The academy of management review. - Ada, Ohio, 2001. - Vol. 26, N 4. - P. 624-644.
MarchJ.G., OlsenJ.P. The new institutionalism: organizational factors of political life // The American political science review. - Washington D.C., 1984. - Vol. 78, N. 3. - P. 734-749.
Meyer J.W., Rowan B. Institutionalized organizations: formal structure as myth and ceremony // The American journal of sociology. - Chicago, 1977. - Vol. 83, N 2. - P. 340-363.
PhillipsN., Hardy C. Discourse analysis: investigating processes of social construction. Los Angeles; L.: SAGE, 2002. - 104 p.
Phillips N., Lawrence T.B., Hardy C. Discourse and institutions // The academy of management review. - Ada, Ohio, 2004. - Vol. 29, N 4. - P. 635-652.
Schmidt V.A. Discursive institutionalism: the explanatory power of ideas and discourse // Annual review of political science. - Palo Alto, Calif., 2008. - Vol. 11, N 1. - P. 303-326.
Schmidt V.A. Taking ideas and discourse seriously: explaining change through discursive institutionalism as the fourth «new institutionalism» // European political science review. - Cambridge, 2010. - Vol. 2, N 1. - P. 1-25.
Selznick Ph. Institutionalism «old» and «new» // Administrative science quarterly. - Ithaca, N.Y., 1996. - Vol. 41, N 2. - P. 270-277.
Selznick Ph. Leadership in organization: A sociological interpretation. - Evanston, IL: Row, Peterson, 1957. - 162 p.
Selznick Ph. TVA and the grass roots: A study in the sociology of formal organization. - Berkley; Los Angeles: Univ. of California press, 1949. - viii, 274 p.
Stinchcombe A.L. On the virtues of old institutionalism // Annual Review of Sociology. - Palo Alto, Calif., 1997. - Vol. 23. - P. 1-18.
The new institutionalism in organizational analysis / W.W. Powell, P.J. DiMaggio (eds.). - Chicago: Univ. of Chicago press, 1991. - 467 p.
The Oxford handbook of political institutions / Rhodes R.A.W., Binder S.A., Rockman B.A. (eds.). -Oxford; N.Y.: Oxford univ. Press, 2006. - 836 p. - From the contents:
March J.G., Olsen J.P. Elaborating the «new institutionalism». - P. 3-20.
Shepsle K.A. Rational choice institutionalism. - P. 23-38.
Sanders E. Historical institutionalism. - P. 39-54.
Hay C. Constructivist institutionalism. - P. 56-74.
RhodesR.A.W. Old institutionalism. - P. 90-108.
The SAGE handbook of organizational institutionalism / R. Greenwood, R. Suddaby, K. Sahlin (eds.). -Los Angeles; L.: SAGE, 2008. - viii, 822 p. - From the contents:
CooperD.J., EzzamelM., WillmottH. Examining 'instutitionalization': a critical theoretic perspective. - P. 673-701.
GreenwoodR., Oliver C., Sahlin K., Suddaby R. Introduction. - P. 1^6.
Haveman H.A., DavidR.J. Ecologists and institutionalists: friends of foes? - P. 573-595.
Meyer J.W. Reflections on institutional theories of organizations. - P. 788-809.
Philips N., Malhotra N. Taking social construction seriously: extending the discoursive approach in institutional theory. - P. 702-720.
Zucker L.G. Combining institutional theory and population ecology: no legitimacy, no history // American sociological review. - Albany, N.Y., 1989. - Vol. 54, N 4. - P. 542-545.
Zucker L.G. The role of institutionalization in cultural persistence // American sociological review. - Albany, N.Y., 1977. - Vol. 42, N 5. - P. 726-743.
202
