CC BY
358
УДК 343.13
ИНСТИТУТ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ В СИСТЕМЕ ИНСТИТУТОВ РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА
© Мазюк Р. В., 2012
В статье рассматриваются различные значения понятия «уголовное преследование» в российском уголовном судопроизводстве и обосновывается необходимость обозначения данным понятием самостоятельного правового института. Также анализируется содержание института уголовного преследования.
Ключевые слова: уголовное преследование; процессуальный институт; содержание уголовного преследования.
Введение в УПК РФ категории «уголовное преследование» создало предпосылки для оформления в российском уголовном судопроизводстве нового процессуального института, регламентирующего порядок изобличительной деятельности, осуществляемой стороной обвинения в отношении подозреваемого, обвиняемого по уголовному делу. Законодатель при этом не только закрепил определение рассматриваемого понятия, но и назвал указанной категорией отдельную главу (главу 3 УПК РФ), что дало процессуалистам повод начать активно использовать понятие «институт уголовного преследования». Тем не менее, следует согласиться с мнением Е. Г. Мартынчика о том, что «в научно-практических особенностях и тем более тонкостях института уголовного преследования, к сожалению, российские законодатели разобраться не смогли и в регламентации его допустили серьезные ошибки. Это, пожалуй, одно из красноречивых свидетельств того, как порой трудно теоретические идеи и конструкции материализовать в нормах уголовно-процессуального права» [1].
Законодатель, в первую очередь, не смог соблюсти одного из основополагающих требований юридической техники — единообразия смысла используемых правовых категорий. Так, в отдельных нормах УПК РФ понятие «уголовное преследование» используется в трех значениях: 1) как процессуальная деятельность в отношении конкретного лица, состоящая из следственных и иных процессуальных действий, направленных на собирание доказательств, а также получение иных данных о причастности ли-
ца к совершению преступления и его виновности в совершении данного преступления (п. 55 ст. 5 УПК РФ); 2) как функция обвинения (уголовного преследования), о чем свидетельствует лингвистическое толкование п. 45 ст. 5 УПК РФ, согласно которому «стороны — участники уголовного судопроизводства, выполняющие на основе состязательности функцию обвинения (уголовного преследования) или защиты от обвинения». В указанной норме заключенное в скобки понятие «уголовное преследование» находится в том же падеже, что и слово «обвинение» (родительный падеж), а потому согласуется только со словом «функция», на основании чего можно заключить, что очевидно использование указанных понятий в качестве абсолютных синонимов, для которых главным словом является термин «функция»; 3) производство по уголовному делу в целом. В этом значении понятие «уголовное преследование» используется в статьях главы 3 УПК РФ.
Многоаспектность термина «уголовное преследование» ведет к неоднозначности его трактовки в нормах УПК РФ, а это, в свою очередь, влечет отсутствие единообразного понимания учеными-процессуали-стами значения данной категории в российском уголовном судопроизводстве [2]. В новейших учебниках по уголовно-процессуальному праву все чаще выделяется самостоятельная глава под названием «Уголовное преследование» (очевидно, по аналогии с названием главы 3 УПК РФ) [3]. Несмотря на это, в большинстве из этих учебников уголовное преследование не рассматривается системно, а именно как деятельность, ко-
торая должна иметь основания и начальный момент возникновения, этапы своего развития [4]. Не анализируется и соотношение данной деятельности с иными процессуальными категориям («подозрение», «обвинение», «производство по делу», прекращение уголовного дела» и т. д.). Таким образом, уголовное преследование на уровне учебной литературы пока не рассматривается как общепризнанный институт уголовного процесса.
Характеризуя категорию «правовой институт», Л. И. Дембо заметил, что в литературе «принято злоупотреблять этим термином, применять его очень широко, к любому правовому явлению, не вкладывая в этот термин по существу какого-либо конкретного содержания» [5]. Поэтому для обоснования возможности рассмотрения уголовного преследования в качестве самостоятельного уголовно-процессуального института представляется необходимым выяснить, что понимается под термином «институт права» в теории государства и права.
Юридическими критериями обособления той или иной совокупности норм в конкретный правовой институт служат следующие признаки:
• юридическое единство правовых норм. Как целостное образование юридический институт характеризуется единством содержания, которое выражается в общих положениях, правовых принципах или совокупности используемых правовых понятий, единстве правового режима регулируемых отношений либо иным способом;
• полнота регулирования определенной совокупности общественных отношений. Правовой институт включает в себя различные виды правовых норм. Это могут быть дефинитивные, управомочивающие, обязывающие, запрещающие и иные нормы права, которые в комплексе содержат все аспекты правового регулирования соответствующей группы общественных отношений. Вследствие этого правовой институт является уникальным, выполняющим только ему присущие функции и не дублируется другими структурными компонентами системы права;
• обособление норм, образующих правовой институт, в главах, разделах, частях и иных структурных единицах законов [6].
На основе указанных критериев в теории государства и права предлагаются следующие определения института права. Так,
А. В. Малько указывает, что «институт права — это упорядоченная совокупность
юридических норм, регулирующих определенный вид (группу) общественных отношений» [7]. В. С. Нерсесянц определяет институт права как «совокупность однопорядковых норм, регулирующих определенный вид общественных отношений» [8]. Кроме того, в литературе отмечается, что «каждым институтом права в зависимости от вида и особенностей опосредуемых им отношений охватываются не все, а лишь отдельные, качественно определенные, относительно самостоятельные и автономные совокупности правовых норм» [9]; «правовые институты призваны регламентировать отдельные участки, фрагменты, стороны общественной жизни» [10].
Отдельным отраслям права, а также системе права в целом свойственен «процесс постепенного накопления нормативного материала и распределения его по структурным блокам — институтам» [11]. Думается, что аналогичный процесс в уголовно-процессуальном праве привел к выделению института уголовного преследования, представляющего собой совокупность относительно самостоятельных правовых норм, призванных регулировать процессуальные отношения, складывающиеся между субъектами стороны обвинения и подозреваемым, обвиняемым. Тем не менее, более детальный анализ позволяет выявить ряд проблем, связанных с признанием самостоятельности уголовного преследования как правового института.
Уголовное преследование, являясь процессуальной деятельностью, включает возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица, применение мер процессуального принуждения, проведение следственных действий и другие процессуальные действия, которые сами по себе всегда рассматривались в рамках одноименных самостоятельных институтов уголовно-процессуального права. В связи с этим можно было бы сделать вывод о невозможности выделения института уголовного преследования как дублирующего по отношению к уже существующим. В этом заключается проблема юридико-технического оформления института уголовного преследования в УПК РФ. Традиционно институты различных отраслей права получают «закрепление, как правило, в виде отдельных глав или разделов с указанием названия, что вносит известную стройность в законодательные акты и обеспечивает удобство в пользовании нормативным ма-
териалом» [12]. На первый взгляд, законодатель предусмотрел отдельную главу, регламентирующую «уголовное преследование» (главу 3 УПК РФ). Однако содержание статей данной главы явно противоречит определению уголовного преследования, данного в п. 55 ст. 5 УПК РФ. В частности, статья 20 УПК РФ, несмотря на название «Виды уголовного преследования», фактически содержит различные порядки возбуждения отдельных видов уголовных дел (не разделяя при этом уголовные дела, возбуждаемые «по факту» и в отношении конкретного лица). Об особенностях уголовного преследования как процессуальной деятельности в отношении конкретного лица в ст. 20 УПК РФ не говорится ни слова. Согласно ч. 2 ст. 21 УПК РФ, уголовное преследование включает в себя «меры по установлению события преступления», что может осуществляться и до возбуждения уголовного дела (проверка сообщения о преступлении, осмотр места происшествия до возбуждения уголовного дела), а это не соответствует понятию уголовного преследования как деятельности в отношении подозреваемого, обвиняемого. В ст. 23 УПК РФ уголовное преследование, точнее «привлечение к уголовному преследованию», также используется в значении возбуждения уголовного дела [13].
В этой связи можно сделать вывод о том, что в действующем УПК РФ правовая регламентация института уголовного преследования осуществляется, исходя из двойственной правовой природы уголовного преследования. Рассматривая правовую природу как юридическое выражение сущности института уголовного преследования, необходимо указать, что у одного явления может быть только одна сущность, или внутреннее предназначение. В противном случае, данное явление теряет свое предназначение и становится абстрактным понятием, не обладающим каким-либо практическим значением в системе правового регулирования. Поэтому, оценивая правовую природу уголовного преследования в российском уголовном судопроизводстве, единственным методом познания сущности данной категории представляется определение ее практического значения в системе действующих уголовно-процессуальных институтов и категорий. Таким значением категория «уголовное преследование» обладает в рамках института прекращение уголовного преследования. Посредством категории
«уголовное преследование» законодатель разграничивает два возможных варианта прекращения производства по уголовному делу: прекращение уголовного дела (производства по уголовному делу в целом) и прекращение уголовного преследования (процессуальной деятельности в отношении конкретного лица). Исходя из такого, единственного на данный момент практического значения категории «уголовное преследование», необходимо заключить, что юридическая сущность уголовного преследования в российском уголовном судопроизводстве связана исключительно с процессуальной деятельностью в отношении конкретного лица, что законодатель и отразил в определении уголовного преследования, закрепленном в п. 55 ст. 5 УПК РФ.
Поэтому в целях нормативного выражения правовой природы уголовного преследования как процессуальной деятельности в отношении конкретного лица, необходимо внесение изменений и дополнений в отдельные положения УПК РФ. В частности, наиболее целесообразным представляется приведение содержания главы 3 УПК РФ в соответствие с указанным пониманием уголовного преследования. Кроме того, представляется логичным перенести из гл. 4 УПК РФ в гл. 3 УПК РФ нормы, относящиеся к институту прекращения уголовного преследования (ст. 27 и 28 УПК РФ), а гл. 4 УПК РФ переименовать в «Производство по уголовному делу».
Таким образом, с позиции юридической техники действующая редакция главы 3 УПК РФ не содержит исчерпывающую совокупность правовых норм, относящихся к институту уголовного преследования, что позволяет сделать вывод о нестандартной форме юридико-технического закрепления данного института в УПК РФ. Именно в этом заключается специфика данного правового института. Если вновь обратиться к теории государства и права, то его можно охарактеризовать как «общий правовой институт», который регулирует не какой-то самостоятельный вид общественных отношений, а «отдельные стороны» отношений в рамках существующих правовых институтов, в которых «нет какого-то особого предмета правового воздействия», но имеются «общие моменты» [14]. Такой институт можно рассматривать как «сложный», или «комплексный», который включает «в свой состав другие институты» [15].
Правовые институты, входящие в структуру общего института уголовного преследования, составляют его содержание. Рассмотрение непосредственно содержания уголовного преследования как института права первым предпринял З. Д. Еникеев. К таким институтам З. Д. Еникеев отнес: «Институт разъяснения понятий уголовного преследования и его элементов, институты принципов и субъектов уголовного преследования, институт возбуждения уголовного преследования, институт подозрения и обвинения, институты подследственности и общих условий уголовного преследования, институт отказа в уголовном преследовании, институты приостановления, окончания уголовного преследования и возмещения ущерба, причиненного преступлением, институты мер процессуального принуждения, доказывания, предупреждения и пресечения преступлений. Этих институтов столько, что их совокупность может быть признана подотраслью (выделено мной. — Р. М.) уголовно-процессуального права» [16].
Трудно, думается, согласиться с утверждением З. Д. Еникеева о том, что совокупность перечисленных им институтов уголовного преследования образует подотрасль уголовно-процессуального права [17]. Вновь апеллируя к теории государства и права, подчеркну, что подотрасли той или иной отрасли права «регулируют отдельные массивы общественных отношений, характеризующихся своей спецификой и известной родовой обособленностью» [18], при этом подотрасль права «постепенно развивается в направлении к обособлению в качестве новой самостоятельной отрасли права» [19]. Так, примером подотрасли в рамках гражданского права является авторское, жилищное, наследственное право (которые в настоящее время уже практически оформились в самостоятельные отрасли права). Уголовное преследование трудно рассматривать как явление «обособленное» в системе уголовного процесса, стремящееся к образованию какой-то новой отрасли. Уголовное преследование, напротив, является «движущей силой всего уголовного процесса» [20].
Кроме того, представляется спорным и мнение З. Д. Еникеева о том, что все перечисленные процессуальные институты «обслуживают только сферу уголовного преследования» [21]. Так, возникает вопрос, какие именно из процессуальных понятий следует считать «понятиями уголовного
преследования», которые не имели бы общепроцессуального значения? Что касается «института принципов уголовного преследования», то они выработаны автором самостоятельно и не предусмотрены УПК РФ, поэтому не могут образовывать «совокупность правовых норм», а должны рассматриваться только как теоретические рекомендации (вплоть до их законодательного закрепления). «Институт подследственности» не может рассматриваться как элемент уголовного преследования, так как подследственность обычно определяется еще до возбуждения уголовного дела (а значит, до начала уголовного преследования). «Институт мер процессуального принуждения» также выходит за рамки исключительно уголовного преследования как процессуальных отношений между стороной обвинения и подозреваемым, обвиняемым, так как данные меры могут применяться и в отношении иных участников уголовного судопроизводства [22]. Наконец, «институт доказательств» имеет связь с уголовным преследованием только в той части, в какой собранные по делу доказательства устанавливают виновность лица в совершении преступления, форму его вины и мотивы (п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ); в остальной части доказательства по уголовному делу носят не изобличающий (устанавливающий виновность) характер, а исследовательский (т. е. устанавливают событие преступления и обстоятельства, связанные с ним), а также влияют на назначение судом вида и размера наказания в случае признания лица виновным [23].
Некоторые авторы пишут о содержании уголовного преследования как процессуальной деятельности. Однако, учитывая, что такая деятельность сама по себе регулируется отдельными, как правило, одноименными, правовыми институтами, представляется возможным рассматривать ее именно как содержание института уголовного преследования.
Так, З. З. Зинатуллин указывает, что «по своему содержанию уголовным преследованием охватывается весь возможный комплекс действий и отношений, связанных с задержанием лица по подозрению в совершении преступления, применением мер уголовно-процессуального пресечения, производством комплекса действий, связанных с собиранием, исследованием и оценкой средств доказывания (доказательств, их источников
и способов получения и использования доказательств), направленных на его изобличение, обоснование уголовной ответственности и осуждения, а также обеспечение правового режима отбывания назначенного по приговору суда наказания» [24]. Соглашаясь с таким подходом в целом, трудно согласиться с включением в содержание института уголовного преследования правовых норм, обеспечивающих правовой режим отбывания наказания. Цель уголовного преследования на данном этапе, совершенно очевидно, уже достигнута — лицо изобличено в совершении преступления; дальнейшее правовое воздействие на такое лицо осуществляется в целях исправления осужденного и предупреждения совершения им новых преступлений (ч. 1 ст. 1 Уголовно-исполнительного кодекса РФ). Как справедливо указывает О. Д. Жук, «режим фактического отбывания наказания... не может входить в содержание уголовного преследования, а представляет собой его результат» [25].
A. Г. Халиулин в содержание уголовного преследования включает следующие действия и решения: 1) возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица;
2) производство следственных действий, направленных на собирание в отношении конкретного лица обвинительных доказательств; 3) выдвижение в отношении конкретного лица подозрения в совершении преступления; 4) формулирование и предъявление обвинения в преступлении; 5) производство следственных действий, направленных на доказывание выдвинутого обвинения; 6) направление дела в суд с обвинительным заключением; 7) поддержание обвинения перед судом [26].
B. Ф. Крюков называет институт уголовного преследования «базовым институтом уголовно-процессуального права», имеющим следующие задачи: «1) решение основного назначения уголовного судопроизводства — защиты прав и законных интересов граждан и организаций, потерпевших от преступных посягательств; 2) установление всех обстоятельств события преступления и изобличение всех лиц, причастных к его совершению; возможное заключение между подозреваемым, обвиняемым и прокурором досудебного соглашения о сотрудничестве;
3) достижение судебного признания факта наличия или отсутствия виновности конкретного лица (лиц) в совершении преступления и назначение ему (им) законного,
обоснованного и справедливого наказания;
4) правовую защиту режима законности, обоснованности и справедливости принимаемых судебных решений, проверяемых в апелляционном, кассационном и надзорном порядке, а также в порядке пересмотра судебных решений ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств» [27].
Однако данный подход к определению процессуальных границ института уголовного преследования видится чрезмерно широким. Сомнительно относить к задаче уголовного преследования установление всех обстоятельств события преступления, что само по себе является процессуальной деятельностью, отличной от уголовного преследования, имеющего своей целью изобличение конкретного лица в совершении преступления. Уголовное преследование, исходя из п. 55 ст. 5 УПК РФ, является персонифицированной деятельностью, осуществляемой в отношении подозреваемого, обвиняемого, поэтому исследование обстоятельств события преступления либо предшествует уголовному преследованию, либо осуществляется параллельно с ним.
Исходя из такого понимания уголовного преследования, в содержание института уголовного преследования следует включать правовые нормы, регулирующие производство следующих процессуальных действия и принятие следующих процессуальных решений: 1) возбуждение уголовного преследования (посредством возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица либо привлечения лица к уголовному преследованию в результате наделения его процессуальным статусом подозреваемого, обвиняемого); 2) доказывание причастности подозреваемого к совершению преступления и установление основания для обвинения лица в совершении преступления путем производства следственных и иных процессуальных действий; 3) привлечение лица в качестве обвиняемого на предварительном следствии (вынесение обвинительного акта на дознании), предъявление обвинения (обвинительного акта); 4) доказывание виновности обвиняемого в совершении преступления, форм его вины и мотивов путем производства следственных и иных процессуальных действий; 5) применение к подозреваемому, обвиняемому мер пресечения, обеспечивающих изобличение подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления; 6) обобщение всего объема предъяв-
ленного по уголовному делу обвинения в обвинительном заключении, утверждение обвинительного заключения (обвинительного акта) прокурором и направление им дела в суд; 7) поддержание обвинения в суде (путем участия государственного обвинителя в предварительном слушании, судебном следствии и прениях сторон); 8) обращение в суд и поддержание обвинения частными лицами, пострадавшими от преступления, по делам частного обвинения; 9) обжалование участниками со стороны обвинения приговора в апелляционном (кассационном) порядке по основанию несоответствия выводов суда фактически обстоятельствам уголовного дела; 10) прекращение уголовного преследования (в досудебном и судебном производствах).
Таким образом, институт уголовного преследования необходимо рассматривать как сложный, комплексный, общий институт уголовно-процессуального права, регулирующий производство следственных и иных процессуальных действий, а также принятие процессуальных решений дознавателем, следователем, руководителем следственного органа, прокурором и частным обвинителем по установлению причастности подозреваемого к совершенному преступлению, виновности обвиняемого в его совершении, поддержанию обвинения в суде и обеспечению данной деятельности мерами процессуального принуждения. И
1. Мартынчик Е. Г. УПК Российской Федерации: достижения и нереализованные возможности // Рос. судья. 2002. № 4. С. 5.
2. Подробнее см.: Мазюк Р. В. Институт уголовного преследования в российском уголовном судопроизводстве. М. : Юрлитинформ, 2009. 216 с.
3. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации / отв. ред. И. Л. Петрухин. М., 2006. С. 94; Уголовно-процессуальное право / отв. ред. В. И. Радченко. М. : Юристъ, 2005. С. 57—63; Уголовный процесс : учебник / под общ. ред. В. М. Лебедева. М., 2004. С. 93; Уголовно-процессуальное право (Уголовный процесс) : учебник / под ред. Г. П. Химичевой, О. В. Химичевой. М., 2004. С. 70; Уголовный процесс : учебник / отв. ред. А. В. Гриненко. М., 2004. С. 53; Уголовный процесс : учебник / под общ. ред. В. И. Радченко. М., 2003. С. 75.
4. Однако попытки такого системного рассмотрения уголовного преследования уже предпринимаются (см., напр.: Уголовно-процессуальное право / отв. ред.
B. И. Радченко. М., 2005. С. 57-63).
5. Дембо Л. И. О принципах построения системы права // Сов. государство и право. 1956. № 8. С. 93.
6. Сырых В. М. Теория государства и права : учебник. 2-е изд., стер. М. : Юстицинформ, 2002.
C. 227-228.
7. Малько А. В. Теория государства и права. М., 2000. С. 198.
8. Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 430.
9. Марченко М. Н. Теория государства и права. М., 2004. С. 562.
10. Матузов Н. И., Малько А. В. Теория государства и права. М., 2004. С. 312.
11. Теория государства и права / под ред. В. М. Ко-рельского и В. Д. Перевалова. М., 1999. С. 321.
12. Якушев В. С. О понятии правового института // Изв. вузов. Правоведение. 1970. № 6. С. 64.
13. Существует и другая точка зрения, согласно которой «вопросы, посвященные уголовному преследованию, наиболее полно отражены гл. 3 УПК». См.: Бандурин С. Г., Громов Н. А., Шишкина Е. В. Институт уголовного преследования в российском уголовном судопроизводстве // Право и политика. 2004. № 12.
14. Якушев В. С. Указ. ст. С. 63.
15. Теория государства и права / под ред. М. М. Рассолова, В. О. Лучина, Б. С. Эбзеева. М., 2000. С. 257.
16. Еникеев З. Д. Механизм уголовного преследования. Уфа, 2002. С. 29.
17. Следует заметить, что в своей предыдущей монографии, посвященной уголовному преследованию, проф. З. Д. Еникеев рассматривал последнее как институт уголовно-процессуального права (см.: Еникеев З. Д. Уголовное преследование. Уфа, 2000.).
18. Матузов Н. И., Малько А. В. Указ. соч.
С. 311.
19. Нерсесянц В. С. Указ. соч. С. 432.
20. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / под общ. ред. В. П. Верина и В. В. Мозякова. М., 2004. С. 54.
21. Еникеев З. Д. Механизм уголовного преследования ... С. 29.
22. В содержание института уголовного преследования, как представляется, следует включать только меры пресечения.
23. Как отмечается в Комментарии к УПК РСФСР, «обстоятельства, отрицательно характеризующие лицо, могут иметь значение для индивидуализации наказания, но не для установления виновности» (см.: Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР / под общ. ред. В. М. Лебедева. М., 1997. С. 129).
24. Зинатуллин З. З., Зинатуллин Т. З. Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам : учеб. пособие. Изд. 2-е, испр. и доп. Ижевск : Детек-тив-информ, 1997. С. 7-8.
25. Жук О. Д. О понятии и содержании функции уголовного преследования в уголовном процессе России // Законодательство. 2004. № 2. С. 85.
26. Халиулин А. Г. Уголовное преследование как функция прокуратуры Российской Федерации (проблемы осуществления в условиях правовой реформы) : дис. ... д-ра юрид. наук / НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Ген. прокуратуре РФ. М., 1997. С. 47.
27. Крюков В. Ф. Уголовное преследование в досудебном производстве: уголовно-процессуальные и надзорные аспекты деятельности прокурора. М. : Норма, 2010. С. 87.
The Institution of Criminal Prosecution in the System of Russian Criminal Procedure Institutions
© Mazyuk R., 2012
In the article is considered different meanings of a notion "criminal prosecution" in Russian criminal procedure and substantiated necessity to identify by this notion an independent legal institution. As well as there is analyzed the content of institution of criminal prosecution.
Key words: criminal prosecution; legal institution; content of criminal prosecution.
