CC BY
38
Э. Цанева
(Институт этнологии и фольклора БАН, София)
Институт побратимства в традиционной культуре
болгар:
нормы общения и поведения
Abstract:
Tzaneva Elya. Institute of twinning in the traditional culture of the Bulgarians: norms of communication and behavior
The article analyzes the Institute of fraternization, behavioral values and norms related with him in the context of the theory of social networks.
Ключевые слова: побратимство, традиционная культура, Болгария, ценности, нормы поведения, родственные связи.
Адекватное понимание побратимства как института, создающего поведенческие ценности и нормы, возможно при его интерпретации в контексте теории социальных сетей. Первым шагом в этом направлении является изучение потребностей и интересов участников данного обряда, а также взаимности существующих между ними связей. В основе данного направления лежит понимание того, что большая часть целей, к которым люди стремятся (независимо от социальных, временных и пространственных параметров), достигаются путем социального взаимодействия, т.е. в рамках социального обмена. В системной культуре (каковой и является культура традиционного болгарского общества) эти процессы можно проследить особенно наглядно в сфере некровнородственных отношений, а в ее рамках - в специфических взаимоотношениях побратимов. При побратимстве создаются новые малые группы социальной лояльности со своей собственной внутренней динамикой, и именно она является той привлекательной силой, имеющей центростремительное направление, которая мотивирует интерес принадлежности к этой группе; взаимодействие с другими есть разновидность обмена, в котором получают максимальное значение своеобразные «награды» и «польза» от имеющегося status quo. Когда в XIX в. в сфере традиционной культуры болгарин реализовал свое стремление заключить добровольный и практически ничем не ограниченный союз в рамках некровнородственной связи, в большинстве случаев он вступал в отно-
шения социального и статусного обмена. Ранее мы осуществили опыт подобного анализа традиционного побратимства у болгар (Цанева 2012: 69-102), поэтому в данной статье внимание будет уделено осмыслению этической стороны обычая побратимства у болгар.
Если мы считаем, что создание этической модели общения и поведения в сфере побратимства основывается на его понимании как средстве достижения преференциальной позиции и желаемого статуса, то анализ модели имеет свою исходную точку в специфическом для болгарской традиционной культуры толковании отношений «свойства» и «чуждости» (Китанова 2013). А самым ценным (одновременно и желанным, и благоприятным) статусом в болгарской традиции является статус человека, имеющего родных, кровных родственников, которые сопровождают его по жизни: «Когато някой няма роднини, за да си добие такива, хваща си побратим» [Когда кто-то не имеет родственников, то чтобы приобрести таковых, он берет себе побратима] (Георгиев 1894: 208-210). В своем стремлении достичь желаемого статуса историография изучения побратимства помещает его между дружбой как эмоциональной связью и кровным родством как непреложной системой внушенных обязанностей. Таким образом, побратимство представляется как культурно-регулируемая возможность расширения реальной родственной социальной сети, а ее привилегии могут распространиться и охватить первоначально внешних по отношению к ней лиц. Широко известно мнение К. Казера о дружбе в традиционном обществе: «В этом мире... есть только одна группа друзей, и это родственники. Чужие в принципе являются врагами. Существует только одна возможность сделать врагов друзьями, -они должны стать родными» (Казер 2003: 63-64).
Подобное мышление очевидно вписывает побратимство в инструментарий превращения чужого (враждебного) в свое (родственное, известное, дружественное)1. Формирование поведенческой модели посредством института традиционного побратимства может быть проанализировано в двух аспектах: 1) как выражение и внушение норм и ценностей и 2) как создание и утверждение стереотипов общения.
Первую тенденцию проследить легче, поскольку она проявляется в смысле и символике привлекаемой терминологии. В большинстве культур использование терминологии родства для
обозначения специфических взаимотношений, имеющих априори неродственный характер, представляет собой опыт поддержки и усиления этих отношений, а в сущности - их институционали-зацию2. Болгарская практика употребления терминологии родства по отношению к неродственникам не отличается от установленной общекультурной модели - здесь также выявляются три возможные направления гипотетической идеи такого употребления: в качестве обращения к лицам, которые занимают позицию дополнительного или замещающего родственника и тем самым получают новый социальный статус; как обращение, выражающее фамильярность в рамках персональных взаимоотношений, и как публичная валидизация специфического культурно-созданного вида союза (Ibsen, Klobus 1972: 615). У болгар обычно образное употребление терминов родства по отношению к неродственникам, которое является аллегорическим и метафорическим: оно включает реферативные и вокативные термины по прямой и косвенной кровнородственной линии. Наиболее широко известными на Балканах в целом являются названия побратим и посестрима: основной массив болгарских данных собран в работах С. Бобчева, Н. Начова, С. Чшевского и Ф. Краусса - все они использовали материалы десятков собирателей и предшествующих исследователей этого обычая (Krauss 1885; Бобчев 1892: 31-42; Бобчев 1896: 75-85; Ciszewski 1897; Начов 1895-1896). В этих материалах отмечается широкое употребление понятий аратлик, аретлик, ахрет-лик, кардашларъ 'брат по тому свету' или кан-кардашларъ 'брат по крови' и соответственно терминов побратимяванье или наара-тличаванье, посестримявание, поаратличване, спобратимяване, братимене для обозначения самой процедуры побратимства, которые присутствуют во всех регионах Болгарии, независимо от религиозной и этнической принадлежности населения. Анализируя терминологию, исследователи подчеркивают, что побратим и посестрима широко употребляются и в значениях 'друг, приятель и брат' одновременно, и потому побратимство важнее всех других форм родства: например, семантическое выравнивание между ними в эпосе можно увидеть в обращении братко Марко Королевича к его побратиму и в постоянном назывании его посес-тримы самовилы - Гюрги, Рилы или другой, вокативом сестро (Маринов 1994: 297; Начов 1895: 465; Български юнашки епос: 109, 320 и др.). Обобщая имеющиеся материалы, С. Чишевский
отмечал, что в обычном общении и в фольклоре данное понятие означает 'приятель, товарищ и соратник', равно как и 'настоящий родственник' (Ciszewski 1897: 22). Термин встречается также в обращениях: к старшему по возрасту, незнакомому человеку или к тому, к кому говорящий испытывает уважение и хочет это показать. Аналогично употребляется и лексема посестрима, функционирующая в речи, сказках и песнях синонимично обращениям дружка, подруга (Бобчев 1892: 39). В Боснии, Герцеговине и Черногории для детей побратим их отца - это поочим и соответственно его жена - помайка; по отношению к братьям побратима используется термин побратим, а к его сестрам - посестрима. В тех регионах Балкан, где совместно проживают христиане и мусульмане, в том числе и в болгарских землях, при заключении побратимства между людьми различного вероисповедания употребляется турецкое понятие аратлик, как указывает Бобчев (Бобчев 1892: 36). В Боснии и Хорватии побратим обращается к отцу своего побратима подобным же образом - поочим, а к сыну побратима - посинак (Bogisic 1874: 308, 376, 385-386; Krauss 1885: 624). К сущности народного понимания побратимства нас отсылает и название брат Богом или по Богу брат в текстах о девушке, которая стала посестримой с солнцем (побратимила се) и назвала его: По Богу брате или Богом брате, Филип, момче младо, а также сестрименето, с Богом сестро, хубава девойко (Krauss 1885: 624). Не углубляясь в способы формирования псевдородственных терминов, отметим лишь существующее среди лингвистов-семан-тиков мнение, что приставки по- и при- имеют значение почти, т.е. побащим - почти отец, побратим - почти брат, посестрима -почти сестра и проч. (Китанова 2013). Согласно идее Чишев-ского, в содержании, вкладываемом носителями языка в понятие побратимства, еще в последние десятилетия XIX в. намечается тенденция перехода к институту общеевропейского приятельства (Ciszewski 1897: 86-87). Но в данном случае, однако, нас интересует этическое послание, которое создается и утверждается в традиционном обществе как подходом к побратимству, так и традиционными обязательными нормами общения между побратимами.
Кроме сферы первостепенных персональных взаимоотношений, терминология кровного родства распространяется и на круг родственников «по первому колену», включающий родителей и их детей как наследников. Так в отношения вовлекается и третья
сторона - сторона наследников, которая должна была бы участвовать в процессе подтверждения персональной ассоциированности. В данном случае «побратимленные» родители могут требовать от своих детей использования терминов кровного родства для обращения как к своим партнерам-побратимам, так и к их детям. Эта терминология выражает укороченную социальную дистанцию обращений к неродственникам, даже если они сводятся к употреблению личного имени. Таким образом, дети определяют качество родительского побратимского отношения к данному человеку и показывают, что принимают параметры их социальной связи. Несмотря на то, что не существует функциональных требо -ваний или смены статуса, использование фиктивного термина родства наследником также делает валидными отношения родителей и их союз.
Терминология выявляет употребление понятий, расположенных между обозначениями близости по крови, по усыновлению и духовной связи, что определяет место побратимства как особого вида связи между соответствующими институтами кровного, фиктивного и «божественного» родства. Если судить по болгарским примерам, образное употребление терминов родства по отношению к неродственникам может быть непреднамеренным и ничего не обозначающим компонентом повседневной речи, но одновременно с этим может служить обозначением статуса личности в обществе и помещением ее в особый контекст, требующий именно такого называния.
В отношении традиционного болгарского побратимства речь идет, очевидно, о втором случае, где термин родства, с одной стороны, обозначает новый социальный статус людей, вовлеченных в такого рода отношения, а с другой - делает его валидным для общества. Эти термины выражают социальный союз, объединение двух людей, которое не осмысляется как объективный результат реальных, действительных родственных отношений по крови или браку, причем здесь родственная идентичность символически создается путем особого ритуала.
Термин родства является символически показателем особой природы отношений в данном объединении, направленном в первую очередь на участников, но также и на определенную часть посторонних лиц из круга близких родственников побратимов; для людей окружающей общности важно знать то, что эти люди
воспринимают друг друга как братья, а не то, являются они в действительности братьями или нет.
Используемые по отношению к побратиму термины - как реферативный, так и вокативный, - будучи заимствованными из сферы кровного родства, являются подтверждением псевдородственного союза, степени близости находящихся в нем и его публичной реализации. Созданный однажды и публично санкционированный путем использования терминологии родства, новый союз побратимов должен выразить ко всем вовлеченным в него участникам соответствующие функциональные требования, которые релевантны генеалогической родственной связи3. Поэтому вторая линия исследования посвящена выяснению характера прав и обязанностей, а также диапазону новых возможностей и запретов, порожденных употребляемыми терминами родства.
Чтобы увидеть вторую линию проявления связи побратимство - ценности и нормы, т.е. представление функциональной точки зрения и раскрытия культурного кода, скрытого за видимостью слов4, необходимо взглянуть на смысл созданной родственной связи с эмической точки зрения и ее ранг в сравнении с кровнородственными обязанностями. Будучи эмоцией пристрастия и лояльности, возможность создания побратимства не является селективной по какому бы то ни было критерию; на него проектируются психологические привязанности, что делает диапазон включения различных лиц практически безграничным. Другими словами, не существует подбора лиц, которые имеют право вступать в отношения побратимства. В болгарской культурной традиции они могут быть различными в этническом, религиозном, половом и возрастном отношении: как христиане, так и мусульмане; как православные, так и католики; союз может заключаться между мужчинами и женщинами; известны случаи побратимства между взрослым человеком и ребенком, особенно многочисленны подобные связи между детьми; даже регистрировались случаи коллективного побратимства между целыми семьями. Семейный статус также не имел никакого значения, и возможность побратимства относилась ко всем вариантам. В целом, данный союз мог быть заключен в самом широком возрастном, религиозном, половом, профессиональном и пр. кругу; религиозный, возрастной и этнический синкретизм является основной характеристикой во всех его временных и пространственных проявлениях (Георгиев
1894: 209; Бобчев 1892: 38-39; Бобчев 1896: 80; Начов 1896: 457). Запрет на побратимство касался только кровных родственников!
В этом направлении исследования вскрываются примеры того, что в народных представлениях побратимство стоит выше кровных связей: «Оно считается большим родством, поскольку побратимство - результат личного выбора и взаимного согласия, в отличие от обычного родства, которое не выбирают» (Начов 1895: 45), - а это уже является рефлексией на аналогичный библейский тезис. По мнению Бобчева, с помощью побратимства чужой чел-век выбирается на роль единоутробного брата (цитируется по: Ciszewski 1897: 87), и привязанность между ними сильнее кровной связи. Отсюда следует, что близкие кровные родственники не могут вступать в «побратимскую» связь, что является особым условием заполнения позиции «выбранный брат/сестра».
Показательными в этом отношении являются тексты молитв для ритуала побратимства, которые читались над головами участников: в областях Малко Тырново, Стара Загора, Хасково, Смоляна и др. во время церковного ритуала заключения побратимства священник во всеуслышание заявлял, что союз между побратимами равнозначен связи «двух рожденных братьев», и теперь побратимы - «братья в духовном смысле» (Шивачев 1891: 3, 274; Бобчев 1892: 36-38). В. Богишич писал о побратимах из области Тырново, которые помогали друг другу как родные братья во всех видах хозяйственной деятельности (Bogisic 1874: 389). При заключении союза побратимства между болгарином и турком или помаком после смерти одного из них оставшийся как настоящий кровный брат должен был заботиться о могиле покойного, независимо от религиозной ритуалистики обоих (Начов 1895: 52). Данный факт показывает бесспорное доминирование идеи духовного братства (осмысляемого как кровное) над религиозной идентификацией. Показательной в этом контексте является и существующая в средних Родопах обязанность для одного побратима в случае смерти другого соблюдать траур, как по родному брату; а сведения из Тетевена упоминают о девушке, ставшей посестримой мужчины, спасшего ее из реки, когда она тонула, после смерти которого она носила траур два года и совершала поминки по нему (Георгиев 1894: 3, 208). Как долго длился союз побратимства, становится очевидным из текста молитвы, в которой говорится: «По -братимство длится до конца жизни и на том свете» (Начов 1895: 52).
Модель поведения, характерная для побратимства у людей, связанных узами побратимства, ориентируется на тип родства, которое, согласно народным представлениям, эти отношения создают. В первую очередь обращают на себя внимание слова, с помощью которых побратимство описывали ранние исследователи и которые являлись синонимами этого союза - они неизменно находятся в смысловом поле «приятельства, дружбы, любви, близости». А соответственно церемония побратимства, равно как и последующие обязательные ритуалы, также полностью выражают символику этих чувств: кровь (которая пьется и смешивается); пояс (которым связывают друг друга будущие побратимы); самшит, увитый красной нитью и украшенный золотой монетой (которым обмениваются во время ритуала впоследствии); взаимное целование руки, здравицы, взаимное украшение, взаимное дарение подарков, наступание на огонь в знак готовности к самопожертвованию ради другого и т.д. О характере самой родственной связи известно, что побратимы - «как сущие братья и в то же время как родные по крови» (обл. Смоляна); во время молитвы «Чин братотворения» священники подчеркивали, что «братство через кровь и тело Христово есть простое братство, а другое сильнее, оставшееся по обычаю, и потому может совершаться только накануне Иванова дня...» (обл. Старой Загоры); побратимы «становятся братьями больше, чем братья», и их дети также обязаны почитать это родство после смерти своих побратимленных родителей (Бобчев 1896: 76; 84). Как уже отмечалось, общим правилом является запрет на брачные связи у побратимов до уровня троюродных братьев (по аналогии с кровным родством), но материалы показывают, хотя и очень редко, некоторую непоследовательность в этом, вероятно, вследствие поздней фиксации данных.
Взаимность в отношениях является отличительной и обязательной чертой побратимства, именно она моделирует проявления всех морально-психологических категорий данного союза: верность и преданность - побратимство является свято чтимым союзом, который связывает тех лиц, между которыми он заключен, самой совершенной взаимной верностью, посвященностью и преданностью; чистота нравственных отношений - если девушка будет названа посестримой, парень побратим должен воспринимать ее как сестру и забыть о каких бы то ни было брачно-сексу-
альных помыслах; коллективность - и хотя обычно в союз вступают двое, их отношения создают права и требования для более широкого круга людей около них и простираются далеко вперед во времени; нерасторгаемость - этот союз неразрушим, поскольку и природное братство является таковым; близость и отношение самой теплой братской связи (Начов 1895: 398-403; Начов 1896: 443-472). Идея самопожертвования ради побратима - основное моральное кредо данного института: позорным считалось не проявить готовность и не отдать свою жизнь, защищая другого, если тот находился в беде или ему нужна была помощь (Начов 1895: 52)5. Подобное отношение было обязательным при любых случаях нужды со стороны одного из побратимов - показательна песня из района Софии, в которой один побратим замещает другого на военной службе (Бобчев 1892: 41). Другой обязанностью в отношениях были почитание и уважение, которые более молодой побратим постоянно должен был проявлять по отношению к старшему, - такие примеры изобилуют в описаниях взаимных посещений побратимов на Пасху и Юрьев день, в канун Рождества и на Рождество Богородицы, на именины, а также во время ритуальных трапез побратимов на день св. Ивана.
Функциональные ожидания от псевдородственной связи побратимов напоминают права и обязанности, проистекающие из родственной связи, и касаются трех важных сфер традиционного общежития, но одновременно и формируют соответствующие сферы поведенческих стереотипов или этикета: этикет семейного общения, общественные контакты и публичные нормы. Последующее исследование этих отношений, вероятно, дополнит перечень аргументов для тех случаев, когда побратимство заключается с помощью ритуала, а в названиях широко представлены устойчивые термины родства; здесь налицо и культурные ожидания поведенческой модели как в горизонтальном измерении (участники и их окружение), так и в вертикальном (в отношении потомства). Побратимство формирует новые поведенческие стереотипы, равно как и новые ментальные категории и понятия, с помощью которых участники побратимских взаимоотношений начинают общаться друг с другом.
Перевод с болгарского Е.С. Узеневой.
Литература и источники
Бобчев 1892 - Бобчев С.С. О побратимстве и посестримстве. (Очерк из обычного права болгар) // Жива старина. Кн. II. В. 3. София, 1892. С. 31-42. Бобчев 1896 - Бобчев С.С. Сборник на българските юридически обичаи. Ч. 1. Пловдив, 1896.
Богданова 2008 - Богданова С. Побратимяване при река // В света на човека. Сборник в чест на проф. дин Ив. Георгиева / Съст. Дж. Маджаров, К. Стоилов. Т. 1. София, 2008. С. 233-243.
Български юнашки епос - Български юнашки епос // Сборник за народни умотворения и книжнина. Кн. 53, София, 1971.
Георгиев 1894 - Георгиев И. Народни обичаи из Северна България. // СбНУ. Кн. 10. София, 1894. С. 208-210.
Казер 2003 - Казер К. Приятелство и вражда на Балканите. София, 2003. Китанова 2013 - Китанова М. Семантичното поле «род»; «Семантичната опозиция «свой» - «чужд» // Свой за чуждите, чужд за своите. LiterNet. Електронно издание. 2013. http://litemet.bg/publish29/maria-kitanova/svoi-za-chuzhdite/semantichnoto.htm; Маринов 1994 - Маринов Д. Побратимство, побратимяване // Народна вяра и религиозни народни обичаи. / Съст. и ред. М. Василева. София, 1994. С. 754-761. Начов 1895-1896 - Начов Н. За побратимството // Периодическо списание на Българското книжовно дружество. Кн. 49-3. София, 1895-1896. Толстая 2009 - Толстая С.М. Категория родства в этнолингвистической перспективе // Категория родства в языке и культуре. М, 2009. С. 7-23. Цанева 2012 - Цанева Е. Побратимството у българите - размяна на социални статути? // Етнографски проблеми на народната култура. Т.9. София, 2012. С. 69103.
Шивачев 1891 - Шивачев С. Народни обичаи от Малко Търновско / Зап. Ст. Шивачев // СбНУ, кн. 4. София, 1891. С. 274-275.
Bogisic 1874 - Bogisic V. Zbornik sadasnjih pravnih obicaja u Juznih Slovena. Zagreb, 1874.
Ciszewski 1897 - Ciszewski S. Künstliche Verwandtschaft bei den Südslaven. Leipzig, 1897.
Ibsen, Klobus 1972 - Ibsen Ch., Klobus P. Fictive kin term use and social relationships: Alternative interpretations // Journal of Marriage and Family. 1972. Vol. 34. No 4. S. 615-620.
Krauss 1885 - Krauss F. Sitte und Brauch der Südslaven. Berlin, 1885.
Примечания
1 Это утверждение логически проистекает из разделяемого автором представления о том, что социальное противопоставление между «чужим» и «своим» получает культурное выражение, когда два элемента оппозиции показывают принадлежность к различным, но находящимся в некоторых отношениях социальным группам (Китанова 2013).
2 Полноценное исследование этой терминологии должно было следовать модели, предложенной для анализа целостной терминологии, касающейся института рода: лексики и фразеологии, фольклорных форм и ритуальных проявлений (Толстая 2009: 7-10). Настоящая статья ограничивается определением возможных направлений рассуждений конкретно на материале терминологии побратимства как выражающей нормативные отношения, а материалы не претендуют на исчерпанность проблемы.
3 Другая исходная модель невозможна, поскольку «кровное родство считается самым важным (эталонным) видом родства, родством в прямом, узком или в собственном смысле слова; по отношению к нему в первую очередь формулируются регламентации поведения, на него ориентируются нормы, относящиеся ко всем другим видам родства» (Толстая 2009: 12).
4 Согласно мнению С.М. Толстой, «сюда могут относиться вторичные значения терминов (или шире - лексики) родства, используемые системно в языковой номинации., а также мотивы родства, метафоры семьи и родственных отношений», что дает информацию «о содержательной стороне самого концепта родства, его релевантных параметрах и характеристиках, его оценке в сознании носителей традиционной культуры» (Толстая 2009: 9). Упомянем и рассуждения Ю. Лотмана о коммуникативной и символической стороне данной лексики.
5 Для целого региона Балкан характерно толкование исследователями этой готовности как «святой обязанности». Соответственно священной является и обязанность мести за насильственную смерть побратима, также как при случаях насильственной смерти отца, братьев, сыновей (Ciszewski 1897: 87).
