CC BY
513
ББК Т3(2)
Л. В. Щербакова
ИНОСТРАННЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА О НРАВАХ И ПСИХОЛОГИИ РУССКОГО НАРОДА СО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XV ПО КОНЕЦ XVII ВЕКА
L. V. Shcherbakova
FOREIGN CERTIFICATES ON MORALS AND PSYCHOLOGY OF RUSSIAN PEOPLE FROM THE MIDDLE OF THE XV-TH CENTURY TO THE END OF THE XVII-TH CENTURY
В период с конца XV до начала XVIII в. вырабатываются и закрепляются основные стереотипы восприятия европейцами русской культуры и самих русских людей. Эти стереотипы определяют взаимодействие русской и европейской культур до сих пор. Европейцы в этот период мало знают о России, поэтому проявляют к ней особое внимание. Россия вызывает интерес, потому что является носителем другой культуры. Произведения европейцев открывают читателям иной мир, освещают особый образ жизни и психологию людей. Несмотря на то, что авторы часто были пристрастны, по их сочинениям можно понять суть многих явлений русской культуры в эпоху формирования русского государства.
Ключевые слова: нравы; психология народа; быт; повседневное существование; Московское государство; «Россика».
During the period from the end of the XVth to the beginning of the XVIIIth century the basic stereotypes of European perception of the Russian culture and Russian nation are developed and established.
These stereotypes determine co-operation of the Russian and European cultures until now. Europeans during this period know a little about Russia, therefore they pay a special attention to it. Russia causes interest, because it is a transmitter of another culture. Works of Europeans open readers another world, shine a special way of life and psychology of nation. In spite of the fact that the authors were often biased, reading their compositions it is possible to understand an essence of many phenomena of Russian culture during the epoch of formation of Russian state.
Key words: morals; psychology of nation; way of life; everyday existence; Moscow state; "Rossika".
В свете современных споров о месте России в мире, «особом» пути ее развития большое значение приобретает изучение культурно-исторического прошлого страны. Для России Новейшего времени немаловажен и тот образ, через который её воспринимают на Западе, т. е. не то, чем она является на самом деле, а то специфическое представление, которое рождается в результате обоюдных контактов. Именно с конца XV по начало XVIII в. формируются и закрепляются те стереотипы восприятия, которые становятся решающими во взаимодействии двух культур и во многом остаются таковыми до сих пор. Отношение европейцев к сегодняшней России уходит корнями в глубокую древность. Необходимо понять и оценить это прошлое. Для этого важно проследить, как воспринимали русских людей, их ментальные особенности и нравы в европейских странах в период становления и развития Московской Руси, когда были заложены основные черты и особенности как современных западноевропейских держав, так и самой России.
В период расцвета Возрождения западные страны начинают не только открывать Новый свет, но и заново узнавать своего восточного соседа - огромную и малоизведанную страну, получившую в Европе название «Московия». В. О. Ключевский отмечал одну особенность исследуемого периода: с одной стороны, из-за длительной отчуждённости между Западом и Россией (вплоть до XVIII в.) в Европе «распространились и укоренились странные представления» о Русском государстве, с другой - «ни одна европейская страна не была столько раз и так подробно описана путешественниками из Западной Европы, как отдалённая лесная Московия» [1, с. 5].
При этом сведения о России остаются весьма скудными. Причин тому было множество. Самое верное, с нашей точки зрения, объяснение можно найти в предисловии к описанию путешествия Кунраада фан Кленка в XVII столетии, данное первым издателем Я. К. тен Гоорном: «Московию или Россию до сих пор, к несчастию, никто как следует не описывал... Большинство путешественников, отправляющихся туда, это люди, устремляющие глаза свои скорее на получе-
ние выгод, чем на точное описание каких-либо мест, к тому же, если бы они даже и имели в виду последнее, то едва ли бы нашли время на это, так как торговля в России, по крайней мере в главном порту Архангельске, ведётся так поспешно, что еле успевают нагрузить суда...» [2, с. 37].
Чаще всего в исследуемый период европейцы получают информацию о России из сочинений своих сограждан, непосредственно посещавших Московское государство. Подобные сочинения получают в тот период широкое распространение и колоссальную популярность. Нередко европейцы в своих произведениях пытаются сравнить наблюдаемые явления с тем, что о них писали предшественники. Но иногда авторы беззастенчиво копируют целые отрывки из произведений, даже не проводя необходимого критического анализа отбираемых фактов.
На протяжении десятилетий Россию посещают представители разных стран и разных сословий. Почти все они стремятся зафиксировать в той или иной форме свои впечатления. Об этом мы подробно писали в статье, посвящённой анализу русской бытовой культуры по сочинениям иностранцев в данный период [3]. Для нас самыми важными являются воспоминания путешественников и послов. Последним часто даже вменялось в обязанность записывать всё, что касалось торговли, религии, быта и нравов жителей Московского государства. Сохранилась инструкция эрцгерцога Фердинанда, в которой он призывает послов по мере возможности проверить имеющиеся сведения о России своим «самовидством и собственными наблюдениями. Итак, обязываем вас при случае. тщательно исследовать как содержание их веры, так и обычаи, дабы мы . могли бы вникнуть в религию и обряды этого народа, какие они имеют соблюдать как в делах церковных, так и светских» [4, с. 268]. Впрочем, послы имели ограниченный доступ к интересующей их информации, и у них не всегда была возможность проверить полученные сведения.
Что же касается воспоминаний иностранных путешественников, то здесь важным для нас является то, что у них было больше возможностей для непосредственного наблюдения за жизнью русских людей всех сословий. Кроме того, как отмечал Пётр Юрченко - первый переводчик голландского путешественника Яна Стрейса, значимость подобных записок в том, что путешественники не были отдалены, «подобно посланникам, их секретарям и свите от народа даже во время путешествия» [2, с. 42].
Естественно, что и до середины XV в. европейцы и русские владели информацией друг о друге, но это были разрозненные сведения, почерпнутые из не всегда объективных источников, переиначенные с чужих слов, выбранные наугад, основанные на домыслах. Со второй половины XV столетия европейцы получают возможность непосредственного наблюдения русской действительности. В период главенства гуманистических идей, изобретения книгопечатания, географических открытий и прочего Русь поражала европейцев отсутствием учебных заведений, патриархальностью, смутным представлением о гражданском устройстве, тиранической властью, подозрительностью самих московитов к иностранцам и т. д. Вызывала недоумение грубая и простая пища русских людей, суровость постов и другие проявления повседневной жизни, которые были непривычны для западного человека. Европейца «поражала своими особенностями и природа страны, и обилие её естественных богатств, и деспотический характер власти, и бесправное положение населения, но, конечно, больше всего он должен был останавливаться в недоумении перед явлениями бытового характера, перед нравами, обычаями и религиозными верованиями. И в этом не было ничего удивительного: ведь именно с этой стороны Россия XV-XVII вв. всего больше отличалась от Западной Европы» [5, с. 6]. Подобные различия, по мнению Н. В. Бочкарёва, объясняются тем, что на повседневное существование россиян накладывало отпечаток влияние Византии и Золотой Орды, в то время как особенности европейского уклада жизни формировались на основе германо-романского наследия. Всё это способствовало появлению превосходства по отношению к жителям Московской Руси. Впрочем, следует сказать, что это относилось не только к России. По замечанию Фернана Броделя, «с самого начала путешественники с Запада судили о нравах и обычаях обширного мира только свысока, оценивая их самым скверным образом» [6, с. 224].
Произведения европейских авторов о России, так называемая «Россика», показывают читателям совершенно иной мир, освещают особый образ жизни и психологию людей, населяющих его. В «Россике» авторы любым способом доносят до читателей сведения, касающиеся нравов и психологии русского народа. И хотя эта информация зачастую носит субъективный характер, содержит преувеличения и искажения, ценность её для исследователя культуры дос-
таточно велика. Мы попытаемся рассмотреть не только прямые характеристики, даваемые авторами жителям Московского государства, но и выбрать косвенные сведения, относящиеся к интересующему нас вопросу. Для начала, проанализировав сообщения о бытовой стороне жизни россиян в указанный период, мы выделим особенности, затрагивающие свойства народной психики и нравов, а затем уже подвергнем разбору непосредственные описания «душевных качеств» московитов.
Все авторы при описании продуктов, обыкновенно употребляемых россиянами в пищу, используют превосходные степени и обороты. Но, несмотря на видимое разнообразие продуктов, европейцы с удивлением говорят о простоте и постоянстве пищи на столе россиян. Для характеристики приготовляемых блюд, даже на столе царя, они используют термин «грубая»: «Пища у них скудна, проста в приготовлении и постоянно одна и та же. Московиты любят грубую пищу и поэтому едят полусырое мясо» [7, с. 88], - пишет Джованни Паоло Компани. Адам Олеарий объясняет это тем, что даже при наличии хороших продуктов, русские «по религии своей, имеют почти столько же постных дней, сколько и мясоеда», поэтому «они привыкли к грубой и плохой пище» [8, с. 340].
В рационе россиян в изучаемый период преобладают овощи. Они готовятся достаточно просто, а часто употребляются вообще в сыром виде, что и делает стол россиян в глазах иностранцев весьма примитивным и непривлекательным. Но больше всего поражает и отталкивает в русской пище европейских авторов количество потребляемого лука и чеснока и отсутствие изысканных приправ и специй, уже широко известных Европе. Именно этим объясняет Джильс Флетчер грубость нравов русских людей: пища «состоит преимущественно из ... растений, производящих дурные соки; они едят их и без всего и с другими кушаньями» [9, с. 158].
Подобная «диета» оценивается, однако, не только отрицательно у европейских исследователей. По их мнению, скудный, однообразный повседневный рацион делает русского человека неприхотливым, терпеливым и приспособленным к любым трудностям. Любой россиянин обладает даром довольствоваться небогатым запасом простой, доступной пищи. Именно в таком суровом образе жизни видят иностранцы способность русского воина обходиться малым во время длительных походов. Ричард Ченслор при описании пищи, употребляемой воинами в походах, отмечает их особую выносливость, «ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и своего коня на месяц или на два» [10, с. 447].
Как мы видим, европейцы не просто стремятся подробно описать повседневный рацион россиян. Они пытаются выявить связь между потребляемой пищей и особенностями склада характера и психологии своего восточного соседа.
В истории русской культуры сложилось представление о том, что все иностранцы видят в русских беспробудных пьяниц, относящихся с презрением к тем, кто мало или совсем не пьет. Но, исходя из анализа большого количества воспоминаний европейцев, мы можем констатировать, что данное утверждение является преувеличением. Почти все авторы указывают на постоянно действующий в Московском государстве запрет на потребление любых алкогольных напитков не в праздничные дни. Самые нелицеприятные оценки, касающейся данной стороны жизни, оставили нам те авторы, которые были разочарованы результатами своих поездок в Россию и в своих сочинениях предвзято писали о Московии в целом, например Джильс Флетчер.
Часто, вопреки имеющимся сведениям о проблемах со снабжением россиян необходимыми продуктами (во время войн, восстаний, Смуты и других подобных событий), европейцы рисовали картины некоего постоянного достатка. По их рассказам складывалось мнение о доступности повседневных продуктов большинству россиян в любое время. Но объяснялось это в большинстве случаев не работоспособностью народа или заботой властей, а богатством природы, которая уже всё дала в изобилии: различную зерновую продукцию, мясо, рыбу, овощи, дары леса. В подобной интерпретации, даже если авторы не имели этого в виду, россияне могли восприниматься как непрактичные и ленивые люди, не стремящиеся к улучшению собственной жизни. Однако к концу XVII в. оценки европейцев стали менее строгими, как в силу изменений, произошедших в России, так и в результате изменений в отношении самих европейцев к восточному партнёру.
В целом, исходя из сведений, приводимых европейцами, можно сделать вывод, что потребление россиянами скромной, примитивной пищи ставило целью не только поддержание сил, но и оздоровление организма. Вообще тема здоровья московитов и мер, предпринимаемых ими к его укреплению, представляет для европейских авторов значительный интерес. Они гово-
рят не только о простых, полезных продуктах, которые ежедневно потребляют россияне, но анализируют и иные факты, способствующие закалённости и долголетию. Европейцы с удивлением пишут, что в России «многие доживают до глубокой старости, не испытав никогда никакой болезни» [5, с. 23]. Ущербных в физическом плане людей иностранцы встречают редко. К тому же климатические условия, по их мнению, благоприятствуют защите страны от распространения заразных болезней, «что насколько припоминают, болезнь чума за много веков только раз господствовала в ней» [5, с. 23].
Москвитяне с особой осторожностью относятся к любым врачам. Искусство последних, так высоко ценимое в Европе, находит применение лишь среди знати. Простые россияне лечатся весьма своеобразным с точки зрения европейца способом, описанным Жаком Маржеретом, долгое время находившимся на службе московских царей: «Чувствуя себя нездоровыми, они обыкновенно выпивают хорошую чарку вина, всыпав в неё заряд ружейного пороха или смешав напиток с толчёным чесноком, и немедленно идут в баню, где в нестерпимом жару потеют часа два или три» [5, с. 24].
Заботой о здоровье часто объясняют европейские авторы и привычку россиян возводить жилища из дерева. Нам кажется, что подобное видение не в полной мере отражает действительную ситуацию, т. к. использование дерева объясняется в первую очередь его дешевизной и только потом уже - его экологичностью. Впрочем, не раз европейцы писали, что и в каменных жилищах знати отдельные покои, например спальня, отделывались деревом во избежание сырости и плесени.
Исходя из описания европейцами жилища и домашней утвари московитов, мы можем заключить, что в исследуемый период в повседневном существовании россиян важными являлись не богатство и красота, а доступность и удобство. Как замечает Франческо Тьеполо, т. к. «они в достатке имеют всё необходимое, то живут без больших расходов» [7, с. 60]. Комфорт, таким образом, заключается в наличии минимума нужных вещей. Такая позиция объясняется ещё и практичностью, ведь имущество могло быть утрачено в любую минуту: от частых пожаров, от набегов врага либо по царской воле. По свидетельствам европейцев, все жители Московского государства считают себя рабами своего правителя, и потому их имущество принадлежит царю. Только по его милости подданные могут стать богатыми или лишиться всего, чем владеют. Россияне, как пишет Якоб Рейтенфельс, «не могут спокойно заниматься беспрепятственной наживой. в Московии подданным можно безопасно хвастаться всем иным, кроме богатства» [5, с. 35-36].
Если рассматривать технический прогресс и изобретения в качестве показателя состояния материальной культуры, то многие европейцы оценивают развитие техники в России как весьма скромное. Некоторые европейские авторы склонны осуждать русских людей за неспособность к развитию промышленности, а ремесленников за леность и подверженность пьянству [5, с. 28]. Напротив, Михалон Литвин утверждает: «Так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их изобилуют прилежными в разных родах мастерами.» [7, с. 92], о чём он судит по товарам, присылаемым в Европу из России.
Особым прилежанием и трудолюбием, по мнению европейцев, отличаются жители сельской местности. Как замечает Тьеполо, московиты, привычные «к всяким невзгодам и нужде, . к войне и её трудам», всё равно «не забывают земледелия, скотоводства и прочих необходимых занятий» [7, с. 60]. Но «мастеровые и ремесленники не получают значительной прибыли от трудов своих» [7, с. 259], - свидетельствует Эльзевир из Лейдена.
При этом европейцы, в большинстве своём, особо отмечают природные способности русских ремесленников легко обучаться всему новому. По мнению Самуила Маскевича, «русские ремесленники превосходны, очень искусны и так смышлёны, что всё, чего сроду не видывали, не только не делывали, с первого взгляда поймут и сработают столь хорошо, как будто с малолетства привыкли.» [7, с. 259]. Рейтенфельс также считает, что русские обладают от природы понятливостью и способностями. Они легко учатся у европейцев различным профессиям и в некоторых даже превосходят их, имея особые таланты в тех ремёслах, которые требуют усидчивости [5, с. 41].
Если европейцу нравится страна, то и самих россиян и их нравы он описывает как достойные уважения. Впрочем, такие воспоминания - большая редкость. Если же Московия приходится не по нраву, а цель путешествия не достигнута, то авторы не жалеют чёрных красок для изображения образа жизни россиян. Ярким подтверждение тому служит фраза Джорджа Тур-бервилля: «Люди там чудовищны, мужчины вероломны, женщины развращены и вдобавок
холод там исключительный!» [11, с. 205] Неизвестно, насколько в подобных отзывах суровость климата страны влияет на восприятие живущих в ней жителей, но связь в них прослеживается, на наш взгляд, очевидная.
Как только иностранцы касаются в своих произведениях свойств характера и психологии народа, их описания окончательно теряют беспристрастность и объективность. По выражению В. О. Ключевского, «нравственная жизнь народа всего менее может быть определена по отдельным, случайным фактам и явлениям», а европейцы чаще всего основывались на беглых наблюдениях, не имея возможности спокойно взглянуть на «нравственный быт и характер русских людей», что делает известия о них иностранцев «отрывочными и бедными положительными указаниями» [1, с. 8].
Мало кто из европейцев не разделяет тезис о «варварстве» московитов. Весьма показательной в данном случае может быть признана оценка, данная русским, Николаем Варкочем, путешествовавшим по России во второй пол. XVI столетия и явно знакомым с откликами европейцев, уже побывавших в ней. Сначала Варкоч сетует на то, что неразумно представлять москвитян варварами и не стремиться налаживать с ними отношения, как полагают в Европе. Затем он заявляет, что «правда, нравы у них действительно дикие и варварские, но они умом довольно богаты, при том же они исповедуют Христианскую веру и к ней очень привязаны.» [12, с. 261]. Сложно ожидать после подобного заявления резкого потепления отношений европейцев к русским. И в XVII в. мы видим, что в восприятии иностранцами русского народа мало что меняется. Ян Стрейс, например, утверждает, что «.образ жизни . и всё остальное чисто первобытное» [2, с. 373].
Даже Адам Олеарий, к которому в России относятся достаточно хорошо и чья миссия оказывается успешной, не скупится на нелицеприятные оценки и разделяет мнение о «варварстве» русских. Главу, которую он назвал «О природе русских, их душевных качествах и нравах», голштинский путешественник начинает со слов: «Когда наблюдаешь русских в отношении их душевных качеств, нравов и образа жизни, то их, без сомнения, не можешь не причислить к варварам» [11, с. 442]. Вся глава представляет перечисление всевозможных отрицательных черт характера, которые только можно вообразить.
И Олеарий, и его многочисленные предшественники и последователи сходятся на том, что русский народ груб и невежественен. Образование сводится лишь к обучению чтению и письму, а науки, по утверждению Маскевича, даже запрещены [7, с. 261]. Однако европейские авторы умалчивают не только об огромном количестве в России религиозной литературы, направленной на просвещение населения в делах духовных и бытовых, но и о светской переписке, которую ведут и знать, и горожане. Единственную информацию по этому поводу мы можем почерпнуть из «Путешествия» Павла Алеппского, который при перечислении торговых рядов на московском рынке упоминает особый ряд - для продажи книг [7, с. 323].
Европейцы обвиняют в невежестве даже священников. У Флетчера, например, мы находим описание встречи с русским епископом в Вологде. Несмотря на то, что указанный священнослужитель читал Священное писание, он не смог ответить на ряд вопросов по его содержанию. Из этого Флетчер делает парадоксальный вывод: «Вот просвещение русских монахов, о котором хотя и нельзя судить по одному человеку, но по невежеству его можно отчасти заключить и о невежестве прочих» [5, с. 215]. На наш взгляд, весьма неоднозначное утверждение!
Августин Майерберг не без оснований полагает, что духовенство не содействует распространению наук, т. к. боится проникновения в Россию латыни и иноземных учителей. Автор считает, что последнее может показать несостоятельность православия и подорвать основы данного вероучения [5, с. 214]. В этом утверждении, с нашей точки зрения, проглядывается ярко выраженный европоцентризм: автор, как и многие его современники, видит достижение истинного знания и просвещения в приобщении именно к европейской культуре. Всё, что ей противоречит или даже просто к ней не относится, объявляется неверным. Именно с учётом данного вывода мы должны рассматривать тезис о поголовной невежественности русских: оно выражается, в первую очередь, в несопричастности к культурным достижениям Европы.
Европейцы нередко пишут, что пренебрежение обучением и науками ведёт, в свою очередь, к развитию низменных черт характера: лживости, хитрости, вероломства, бесстыдства и т. д. Антонио Поссевино, говоря о некоторых народах, в том числе и русских, утверждает, что «везде, где католическая вера не смягчила их нравственности, они недостаток умственного развития заменяют хитростью и даже подчас, где нужно бывает, и силою» [12, с. 214].
Широко известно, например, утверждение о склонности русских ко лжи и обману. Редко кто не писал о природной наклонности русских обманывать и хитрить в торговых делах. Павел Алеппский объясняет данный факт тем, что «торговля московитов деспотичная . торговля сытых людей», не знающая никаких поборов и податей [7, с. 323]. Многие представители посольств отмечают, что приставы или иные люди из их окружения, получая от иностранцев весомые подарки за какую-либо информацию, не сообщают её, а применяют обман или подлог. На наш взгляд, принимать в данной ситуации обвинения во лжи как свойстве характера всего народа абсурдно. Сами европейцы не раз пишут, что обслуживающие их люди должны соблюдать осторожность и не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Рейтенфельс говорит, что посольства иногда посещают специально обученные представители знати и, «беседуя о разных обстоятельствах русских, представляют всё в превосходном виде и сообщают всё, что угодно, кроме истины» [11, с. 379]. Даниил фон Бухау справедливо полагает, что осторожность в подобных ситуациях вызвана не врождённой наклонностью, но «. причиной тому сильная боязнь, которую русские чувствуют перед своим Государем» [12, с. 190]. Нам остаётся добавить, что здесь так же сказывается и стремление защитить интересы страны от посягательств со стороны потенциального противника, имеющего возможность использовать добытую информацию против Российского государства. Голландец Исаак Масса, живший в России в начале XVII в., приводит подобный пример, когда к царю Борису приезжал папский легат якобы для получения разрешения на проезд в Персию. Но истинной целью было, по сведениям Массы, «разведать о стране и о характере народа, его состоянии, легковерии и бедности; и, получив обо всем этом обстоятельное донесение, . надежными и быстрыми средствами одолеть и присовокупить эту страну» к католической церкви [13, с. 75].
Олеарий, постоянно обличая русский народ во лжи, лукавстве, коварстве, утверждает, что эти качества представляют опасность не только для посторонних людей, но и для близких родственников. В то же время он отмечает случаи, когда при торговых сделках человеку, случайно переплатившему лишнее, стремятся вернуть излишек, считая присвоение его кражей [11, с. 456-457]. Олеарий не воспринимает данный факт как противоречащий его предыдущим утверждениям, но называет его «большой странностью».
Детальный анализ воспоминаний иностранцев помогает на каждый тезис об испорченности нравов в России найти свой антитезис. Часть авторов не разделяют утверждение о врождённой лживости русских. Так, Алберт Кампензе, писавший своё «Письмо папе Клименту.» со слов отца, брата и их товарищей, много лет торговавших в Московии, отмечает, что здесь «обмануть друг друга почитается . ужасным, гнусным преступлением.» [5, с. 123]. Пауль Флеминг, соплеменник и друг Олеария, оказывается не столь категоричным, как товарищ, и, путешествуя по русским городам и весям, восклицает не без восторга: «Так значит, вот страна, Что честью, правдою и до сих пор полна?» [11, с. 525].
Подобный разброс мнений и оценок заставляет нас пристальнее вчитываться в исследуемые тексты и искать причины указанных противоречий. Как мы уже отмечали, большую роль играли в данном случае разочарования от поездок. Но, кроме того, часто на оценки влияли также социальные различия. Нередко, описывая нравы московитов, знатные европейцы имели в виду простых горожан и крестьян. Так, Адольф Лизек пишет: «Но простой народ, подобно как и в других странах, склонен к порокам. Скифски жесток, в делах торговых хитёр и оборотлив, (презирает всё иностранное, а всё своё считает превосходным); в обращении, исключая немногих, груб.» [7, с. 364]. Как видим, превосходство и пренебрежение здесь высказывается к любым народным массам вообще.
Огромное значение имела и религиозная принадлежность авторов. Так, немецкий дипломат Сигизмунд Герберштейн, стремящийся воздерживаться от оценочных суждений и довольно объективно описывающий нравы русского народа, меняет своё мнение, когда речь заходит о религиозности русских. Описание этой стороны жизни жителей Московии выдаёт в Гербер-штейне набожного католика, недоумевающего и удивляющегося их «невежеству» [7]. Часто авторы одобряют то, что совпадает с католицизмом или, если пишет автор-протестант, протестантизмом, и порицают всё, что им противоречит. Иногда европейцы идеализируют религиозность русского народа, особенно на фоне постоянной религиозной борьбы внутри самой Европы. Но в целом данная сторона жизни всегда описывается и оценивается иностранными авторами довольно предвзято.
Правда, следует заметить, что всех авторов, независимо от религиозной и национальной принадлежности, интересовали не только сами доктрины и культовая сторона, но и культурная, экономическая, политическая жизнь. Русские, как мы уже отмечали, были интересны как носители другого менталитета, другой психологии. Как отмечает Адам Олеарий в начале своего произведения, «у чужих народов можно всегда, если только захотим, научиться кое-чему хорошему; если их нравы и обычаи хороши и похвальны, то, по справедливости, им следует подражать; если же, напротив, они порочны и неприличны, то должно отвращаться от них, стараться делать противное, и в таком случае будем считать себя и отечество своё счастливее этих народов. Таким образом, даже от варваров и вообще недобрых людей можно научиться чему-нибудь доброму» [14, с. 2-3].
Более полно и объективно подобного рода сведения могли быть получены в том случае, если автор долго проживал на территории Московского государства или часто бывал в ней, хорошо знал язык и имел возможность открыто наблюдать образ жизни его жителей. Но доступ к объективной информации, как мы уже отмечали, имелся не у всех авторов. Многие иностранцы не знали языка, в результате чего упомянутые ими имена, названия, наблюдаемые явления социальной и политической жизни искажались, что рождало взаимное непонимание и подозрительность. Ошибкой были и попытки некоторых авторов объяснить европейским читателям то, что было им непонятно, через привычные европейцам образы и термины. Естественно, что единичные, исключительные случаи часто трактовались как норма, как система. В результате получалась картина, превратно истолковывающая русскую действительность.
Как указывают некоторые исследователи, на формирование нелицеприятного впечатления о России отчасти оказали влияние и её природно-климатические условия. Дикая, необузданная русская природа, какой она виделась иностранцам, огромные просторы, непроходимые леса и болота - всё это накладывало отпечаток на образ и восприятие самих жителей Руси. Далёкой Россия представлялась европейцам, по выражению Кампензе, не по одному отдалённому своему положению на границах Азии и Европы, не по одному своему дикому, пустынному виду, но и по многим особенностям своей природы, своего климата, отличавшегося резкими противоположностями в явлениях зимы и лета [1, с. 158].
Но, видимо, самым негативным фактором, влиявшим на создание образа России, было то, что простой европейский читатель не нуждался в адекватном воспроизведении описываемой русской действительности. Россия по-прежнему в глазах европейцев выглядела варварской страной, и их чаяния и старались оправдать европейские авторы. Поэтому в сочинениях о Московии авторы обращали внимание и стремились к освещению тех особенностей русской жизни, которые представлялись экзотическими, способными вызвать обывательский интерес, что шло иногда в ущерб объективности.
И всё же мы должны констатировать, что сочинения иностранцев, независимо от объёмов и целей создания, являются важным источником для исследования жизни россиян в указанный период. Как писал исследователь XIX в. К. М. Оболенский о частных записках иностранцев, «эти известия. не всегда и не вполне достоверны, ибо иностранцы большею частью передают виденные ими события, не понимая их подлинного смысла и нередко увлекаясь тайным или явным к нам доброжелательством; несмотря на то, что они имеют свою важность, как свидетельства современников и часто очевидцев.» [15, с. I—II]. Сообщения европейцев о Московии помогают нам понять и проникнуть в суть многих явлений русской общественной жизни в преддверии Нового времени, кардинально изменившем русскую повседневную жизнь. Они помогают взглянуть на собственную культуру глазами Другого и воспроизвести её во всём многообразии её проявлений.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. - М.: Прометей, 1991. - 334 с.
2. Стрейс Я. Я. Три путешествия. - М.: СоцЭКГИЗ, 1935. - 416 с.
3. Щербакова Л. В. Бытовая культура Московской Руси глазами иностранцев // Вестн. Астрахан. гос.
техн. ун-та. - 2006. - № 5 (34). - С. 56-64.
4. Герберштейн С. Записки о Московии. - М.: Изд-во МГУ, 1988. - 430 с.
5. Московское государство XV-XVП вв. по сказаниям современников-иностранцев. - М.: Крафт+,
2000. - 248 с.
6. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVШ вв.: в 3 т. Т. 1: Структуры повседневности: Возможное и невозможное. - М.: Весь мир, 2007. - 292 с.
7. Иностранцы о древней Москве (Москва XV-XVП вв.). - М.: Столица, 1991. - 432 с.
8. Олеарий А. Описание путешествия в Московию // Россия XV-XVП в. глазами иностранцев. -Л.: Лениздат, 1986. - 544 с.
9. ФлетчерДж. О государстве Русском. - М.: Захаров, 2002. - 164 с.
10. Ченслор Р. Книга о великом и могущественном царе России и князе Московском // Россия XVI века. Воспоминания иностранцев. - Смоленск: Русич, 2003. - С. 431-455.
11. Ножникова З. Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев. - М.: АСТ: Астрель, 2010. - 605 с.
12. Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России // ЧОИДР - 1863. -Кн. 2. - С. 175-301.
13. Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. - М.: Государственное социальноэкономическое издательство, 1937. - 220 с.
14. Подробное описание путешествия Голштинского Посольства в Московию и Персию в 1633, 1636 и 1638 годах, составленное секретарем посольства Адамом Олеарием. // ЧОИДР - 1868. - Кн. 1. -Материалы иностранные. - С. 1-76.
15. Оболенский К. М. Предисловие // Поражение москвитян и осада Вендена в 1579 г. // ЧОИДР -1847. - № 3. - Материалы иностранные. - С. Ш.
Статья поступила в редакцию 18.10.2011
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Щербакова Лилия Валерьевна - Астраханский государственный технический университет; старший преподаватель кафедры «Философия и культурология»; [email protected].
Shcherbakova Liliya Valerievna - Astrakhan state technical university; Senior Lecturer of the Department "Philosophy and cultural science"; [email protected].
