CC BY
81
зависть, скупость, пьянство, с легкостью совершаются убийства, злодейства против близких и т.д. Эти явления терзают душу Р. Миннуллина. Например: Намерение наше - не работая Вкусно есть и как бы то ни было разбогатеть.
Самое большое желание - опохмелиться утром,
А основное занятие - воровство и обман.
Кумовство, мошенничество и Воспевать приятелей - халтурщиков.
(«Мы сами в долгую зиму...». - перевод автора статьи).
В гражданской и политической лирике Р. Миннуллина основными мотивами являются: чувство долга перед Отечеством, готовность защищать и развивать его; судьба нации; проблемы нравственности в современном обществе.
Принципы его творчества основываются на гражданской позиции, убеждениях, ориентирах поэта. Высокогуманные цели придают его творчеству вдохновение и неиссякаемую силу. Верность своим творческим принципам обеспечивает развитие творчества Р. Миннуллина, дает ему возможность покорить все новые и новые литературно-эстетические вершины. Этого он достигает своим талантом, искренностью, чуткостью, глубоким психологизмом.
Литература
1. Миннуллин Р.М. Произведения: в 7 т. Казань: Тат. кн. изд-во, 2007.
2. Миннуллин Р.М. Татары мои! // Мадани жомга. 2010. № 30.
3. Словарь литературоведческих терминов и понятий / авт.-сост.: Д.Ф. Загидуллина, В.Р. Аминева, М.И. Ибрагимов и др. Казань: Магариф, 2007. 231 с.
4. Юсупова Н. Татарская поэзия последних лет // Современная татарская литература / сост.: Г.Р. Закирова, Л.А. Гиззатуллина. Казань: Магариф, 2008. 420 с.
НАСИБУЛЛИНА НУРИДА ШАЙДУЛЛОВНА - младший научный сотрудник отдела литературоведения, Институт языка, литературы и искусств имени Г. Ибрагимова, Академия наук Республики Татарстан, Россия, Казань (nasibullina.nur@yandex.ru).
NASIBULLINA NURIDA SHAYDULLOVNA - junior scientific worker of Literary Studies Department, Institute of Language, Literature and Arts named after G. Ibragimov, Academy of Science of the Republic Tatarstan, Russia, Kazan.
УДК 821.161.1Мельников-Печерский
Л.Н. САРБАШ
«ИНОНАЦИОНАЛЬНОЕ»
В ТВОРЧЕСТВЕ П.И. МЕЛЬНИКОВА-ПЕЧЕРСКОГО
Ключевые слова: инонациональные явления, мифологические верования, языческая теогония, обряд.
Проанализированы картина жизни и религиозно-мифологические верования народов Поволжья в творчестве П.И. Мельникова-Печерского.
L.N. SARBASH
«OTHERNATIONAL» IN THE WORKS OF P.I. MELNIKOV-PECHORSKIY
Key words: life events of other nationalities, the mythological beliefs, theogony pagan, rite.
Analyzed the pattern of life, religious and mythological beliefs of the Volga Region peoples in the works of P.I. Melnikov-Pechorskiy.
Русская литература XIX в. активно обращалась к изображению инонациональных явлений большого российского мира жизни, самобытности нерусских народов, населяющих Российскую империю. Русские писатели проявляли явный интерес к «внутренним» неевропейским формам культуры, отмечали множественность и своеобразие национально-духовных форм бытия. Русская литература вводила в свой необъятный космос инонациональные пласты жизни как ре-
левантные явления огромного российского мира, создавая представление о «народах разноязычных», составляющих «Русскую землю» (В. Даль).
Одним из писателей XIX в., обратившихся к изображению жизни и религиозно-мифологических верований народов Поволжья, был П.И. Мельников-Печерский. Его служебная деятельность протекала в Нижнем Новгороде и в приволжских губерниях: он был чиновников особых поручений в Министерстве внутренних дел, где занимался главным образом расследованием дел о «расколе». Писатель хорошо изучил жизнь инородцев Поволжья - мордвы, вотяков (удмуртов), чувашей; он пишет, что в 1848 г. сам производил формальное следствие о языческом молении мордвы, был знаком со следственным делом мордовского Кузьки-бога; в 1852 г. Русское географическое общество и Министерство внутренних дел поручили П.И. Мельникову произвести обследование мордовского населения нескольких губерний: Нижегородской, Симбирской, Казанской, Пензенской, Самарской и Тамбовской. Результатом этого изучения явилась книга «Очерки мордвы» (1867 г.) -«первое монографического плана исследование, посвященное этнографии мордовского народа» [11. С. 97].
Значительное место в творчестве Мельникова-Печерского занимают сочинения, посвященные мордве, интерес к которой у него зародился еще в 1940-е гг., о чем свидетельствуют следующие работы: «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь (1839-1840 гг.), «Исторические известия о Нижнем Новгороде» (1840 г.), «Нижегородская мордва», «Общественные моления эрзян», «Эрзянская свадьба», «Мокшанская свадьба» (1851 г.).
П.И.Мельников-Печерский пишет о мордве как древнем народе, имеющем свою историю и самобытную культуру. Писатель обращает внимание на уклад жизни мордовского народа: он придерживается своих древних, идущих от предков обычаев и обрядов, хранит родовые традиции. Мельников отмечает крепость брачных уз у мордвы, патриархальный характер семьи, во главе которой бывает только «один глава». Русского писателя восхищает патриархальное «многотя-гольное» мордовское семейство, в котором он усматривает идеальное начало семейного уклада. Предметом особого этнографического рассмотрения является обрядовый календарь и мордовская свадьба как сложное полифоническое явление образно-мифологической культуры, выражающее народное миросозерцание. Писатель публикует и мордовские народные песни.
Для работ П.И. Мельникова характерно стремление раскрыть не только внешние этнографические черты, но и постичь душу народа, его национальный характер. В «Дорожных записках на пути из Тамбовской губернии в Сибирь» Мельников дает чрезвычайно высокую оценку нравственных свойств мордовского народа: «...добрый народ.... По характеру мордва весьма кротки, добродушны, гостеприимны и радушны; в хозяйственном отношении трудолюбивы, рачительны, живут большей частью безбедно и по домашней обиходности стоят выше одноплеменных с ними инородцев. Они вообще слывут за хороших работников и исправных домохозяев, не уступающих даже русским» [7. С. 61]. Писатель отмечает тесные связи мордвы с русскими, считает ее «самым образованным племенем» из всех финских народов, пишет о высоких нравственных качествах, делая замечание об отсутствии убийств у этого народа. В работе «Нижегородская мордва» выделяет такие национальные черты характера, как достоинство, независимость, сдержанность: «Посмотрите, с каким достоинством и как свободно мордвин с вами говорит, как непринужденно раскланивается, как легко протягивает вам руку, если вы достаточно с ним знакомы, не обращая внимания на разницу в общественном положении между им и вами. Все это невольно бросается в глаза, особенно при сравнении с местным русским крестьянством, на котором еще не успели изгладиться следы недавнего рабства, с его приниженностью, холопством, заискиванием перед высшим и тому подобными несимпатичными чертами» [9. С. 101].
«Очерки мордвы», опубликованные в «Русском вестнике» за 1867 г., давали обстоятельное рассмотрение мордвы: историческое развитие народа, его взаимоотношения с русскими, этнические особенности, древнюю мордовскую религию -языческую теогонию, верования и обычаи. Произведение П.И. Мельникова-Печерского состоит из шести разделов, первые два из которых посвящены истории народа - его расселению, присоединению к Русскому государству, крещению, а четыре последующих - религиозно-мифологическим верованиям и обрядам. Широко используя архивные материалы («неизданные документы»), писатель дает историю крещения мордвы, отмечая на этом пути значимые события; он даже замечает, что вступивший в управление русскою церковью патриарх Никон, ревностно заботившийся о крещении, был «мордовского происхождения» - сын обруселого мордвина Мины, крестьянина села Вельдеманова, благословивший, а может быть, и разрешивший «истреблять почитаемые мордвой за святые их заветные дубравы и кладбища» [10. С. 428]. Мельников-Печерский отмечает насильственную христианизацию как поволжских народов, так и мордвы: крещение сопровождалось «разрушением мечетей у магометан, кладбищ, кереметей, священных рощ и т.п. у язычников» [10. С. 422].
Писатель дает подробнейшую языческую теогонию, излагая определенное иерархическое соотношение мордовских божеств. Он выделяет единого верховного бога: Чам-Паса у эрдзян и Шкая у мокшан, от которых и зависит весь видимый и невидимый мир. Приводит поэтическую легенду о сотворении мира Чам-Пасом и молитву, обращенную к нему. Чам-Пас сотворил богиню Анге-Патяй -мать-богиню, «источник жизни, чадородия и плодородия земли», которая, в свою очередь, народила четверых сыновей и четырех богинь. Автор «Очерков мордвы» характеризует всех мордовских богов и сферы их влияния в земной жизни. Первый сын Анге-Патяй, Нишки-Пас, - «бог неба, солнца, огня и света». Он же является главным покровителем пчел, в переводе с мордовского слово «нишки» обозначает «пчельник». Души умерших людей поселяются в «небесном пчельнике»: «Как пчелы вьются вокруг матки, так души добрых людей вьются вокруг Нишки-Паса». Второй сын Анге-Патяй, Свет-Верешки-Велен-Пас, - обладатель земли и устроитель человеческого общества; третий сын Назаром-Пас - бог «зимы, ночи, луны»; четвертый Волцы-Пас - высший бог всего живого в земном мире, кроме человека, покровительствует людям при охоте и рыболовстве. Описывает Мельников-Печерский и дочерей Анге-Патяй, родивших сыновей-богов.
Писатель отмечает у мордвы особое поклонение культу предков (атят): умершие люди, поселившиеся у Нишки-Паса, участвуют в земной жизни своих близких, заботятся о своем роде, помогают потомкам.
Автор «Очерков мордвы», излагая языческую мифологию и давая определенное иерархическое соотношение мордовских божеств, приводит народное мнение о разности вер и угодности их всех Богу: «Мордва говорит: как в лесу каждое дерево имеет свой особый лист и свой особый цвет, так и каждый народ имеет свою веру и свой язык. Веры все угодны Богу, потому что им самим даны, и потому переходить из одной веры в другую грешно. Всего на земле семьдесят семь вер и семьдесят семь языков» [10. С. 440]. Здесь содержится и необходимое народу обоснование держаться своей древней веры, не переменять ее, не переходить в христианство, так как отступничество от богов предков тоже определяется как грех. Эта традиция отразилась еще в «Хождении за три моря Афанасия Никитина», когда изменение веры приравнивалось к предательству.
Священник К.Прокопьев приводит аналогичное народное представление чувашей, давая высказывание «староверов» о необходимости держаться закона предков: «Бог произвел 77 языков, 77-ми языкам дал 77 вер: особую веру русским, особую веру татарам, особую веру чувашам, и каждому народу велел жить своей верой, или Бог велел расти в лесу и дубу, и березе, и липе, и осине,
точно также Бог велел быть на земле и русскому, и татарину, и чувашину, и каждому велел жить соей верой» [13. С. 125]. В «Былом и думах» А.И.Герцена приводится высказывание черемисов-язычников «бойкому священнику» Курбанов-скому: «В лесу есть белые березы, высокие сосны и ели, есть также и малая мозжуха. Бог всех их терпит и не велит мозжухе быть сосной. Так вот и мы меж собой, как лес. Будьте вы белыми березами, мы останемся мозжухой; мы вам не мешаем. а святыне своей изменить не хотим» [2. С. 266]. Разные народы, но по сути своей один «природный» аргумент в защиту своей древней языческой веры: жизненная мудрость о многообразии мира - «леса» и множестве вер.
Писатель, выступая в качестве этнографа, приходит к выводу о сходстве языческих верований мордвы и славян и говорит о необходимости изучения мордовских дохристианских представлений о мире, что важно и само по себе, и для прояснения язычества русских: «Вообще мордовская вера имела, кажется, большое сходство с языческою верою русских славян, если не была одна и та же. У русских, уже девятьсот лет принявших христианство, она совершенно забылась, но остатки ее сохранились в разных обрядах, из которых многие трудно или вовсе невозможно объяснить. Мордва крещена не так давно и еще помнит старинную свою веру. По сохранившимся у Мордвы религиозным обрядам и по преданиям об их религии можно объяснить многие русские обычаи и обряды» [10. С. 486].
Отмечает Мельников-Печерский и характерный для крещеных поволжских народов процесс, когда языческие божества отождествлялись с христианскими: «Как славяне, приняв христианство, приурочили своего громовержца Перуна к Илье пророку, а Волоса, скотьего бога, к св. Власию и т.д., так точно и Мордва приурочила свои божества к христианским святым.» [10. С. 444] Особо же почитаемым является «русский» святой Николай Чудотворец, называемый Никола-Пас «у эрд-зядов и терюхан» и «Николазарова» - у мокшан; писатель поясняет, что у последних он считается не богом, а богиней. П.И. Мельников пишет: «Известно, что православная церковь празднует память Николая Чудотворца 9-го мая и 6-го декабря. В эти самые дни и Мордва празднует Никола-Пасу, совершая особые жертвоприношения» [10. С. 442]. Приверженность инородцев к «Русскому Богу» отмечалась и другими русскими писателями - А.И. Герценом, Н.С. Лесковым, Н.Д. Телешовым, историком и литератором В.А. Сбоевым.
В разделе четвертом Мельников-Печерский описывает кереметь как место мольбища у мордвы, где совершались молитвы и приносились жертвы языческим богам. Писатель считает, что название, скорее всего, заимствовано от чувашей (это же предположение высказывал и В.А. Сбоев). Дается подробное описание керемети с необходимым для понимания историко-этнографическим комментарием, в главе пятой отмечает виды молян и подробно описывает велень-молян, общественное богослужение в честь «всех мордовских богов» по случаю каких-либо бедствий.
Работа П.И. Мельникова давала много достоверных и ценных наблюдений «по традиционным верования и обрядам мордвы, впервые введенным им в науку и имеющим важное значение для реконструкции всей сложной системы ее дохристианских воззрений и обычаев, формировавшихся и развившихся на протяжении многовековой истории» [11. С. 99]. В то же время писатель, излагая систему религиозных воззрений мордвы, допустил, как отмечает историк-этнограф Н.Ф. Мокшин, «определенный вымысел, подгоняя эту систему под библейский образец», в связи с чем появился миф о верховном боге Чам-Пасе как создателе всего видимого и невидимого мира, матери-богине Анге-Патяй [11. С. 99]. На определенную «вы-мышленность» Мельникова-Печерского в свое время указывал известный финно-угровед, профессор Казанского университета И.Н. Смирнов, который отмечал интерес к «схеме Мельникова», но при этом замечал, что она «отдает классическими теогониями» [17. С. 290]. Крупный знаток этнографии мордовского народа М.Е. Евсевьев тоже писал, что «Мельников при составлении своих очерков» поль-
зовался «описанием мордвы Мильковича... перечисленные у Мильковича моления принял за божества»: «Я уверен, что анге-патяй Мельникова (это выражение я больше нигде не встречал) получилось из выражения Мильковича: «ате-покш-тяй» - прадед, предок» [4. С. 478]. Следует отметить и иное мнение: В.И. Ручень-кин считает, что «эрзянские и мокшанские божества не выдуманы Мельниковым, а действительно представляют цельную и стройную систему рода, происшедшего от верховного божества Чам-Паса и богини Анге Патяй, и составляют своеобразный мордовский Олимп» [15. С. 11]. При подобном расхождении остается несомненным одно: сочинение русского писателя было той книгой, которая открывала мордву для широкого круга российских читателей. Академик А.А. Шахматов говорил, что интерес к мордовскому народу у него возник еще в детские годы после прочтения в «Русском вестнике» «Очерков мордвы» П.И. Мельникова-Печерского [1. С. 148].
Писатель отмечает в «Очерках мордвы» и чувашского языческого «идола» Ириха, которому дает краткое описание: это связанный лыком «пук шиповника с привешенным к нему кусочком олова». Этот бог стоит в углу, к нему нельзя прикасаться и приближаться, и молятся ему в пятницу - день, посвященный Ириху, который празднуется «язычниками-чувашами как воскресенье у христиан» [10. С. 446].
Беллетрист и этнограф Мельников при описании обрядового мордовского календаря не оставляет без внимания и женский национальный костюм - «шести-полосой узорчатой рубашки» как «самой щегольской одежды» мордовских девушек: «.подолы вышиваются узорами по белой холщовой рубашке шерстями разных цветов, преимущественно же красною, зеленою и синею; полосы эти идут вдоль рубашки от плеча до подола по три на стороне; подол и ворот также расшивается узорами. Двенадцать платков за поясом составляют верх щегольства мордовок. Обыкновенно они подпоясываются поясом (каркс-чамакс), к которому сзади пришито много бахромы из шерсти, иногда с раковинками, известными под названием «змеиных головок» или «ужовок», а у богатых и с серебряными деньгами; но когда мордовка в полном наряде, то за каркс-чамакс затыкает двенадцать платков из тонкого льняного холста, расшитых красной шерстью, а у богатых даже и крученым золотом. Платки эти называются «руцят» [10. С. 468-469]. Писатель приводит мордовские лирические песни, «величания девушек», сопровождая их русским переводом, в которых находит свое отображение национальный костюм мордовки: «Катя, Катерька (т.е. Катенька) матерька, щегольски одевается, ходит щегольски и важно! Ай, в саратовских чулках, в высокопятых башмаках, в шестиполосной узорчатой рубахе, с двенадцатью платками за поясом, как заря, горит она в штофном платье» [10. С. 438]. В.И. Рученькин справедливо замечает, что Мельников-Печерский «совершенно по-новому осветил бытовую и духовную жизнь мордовского народа, прослеживая его историческое развитие с глубокой древности и до своего времени» [14. С. 236].
В дилогии «В Лесах» (1859-1875 гг.) и «На Горах» (1875-1880 гг.) Мельников-Печерский дает широкую картину русской действительности, до него в литературе в таком ракурсе не представленную. Писатель изображает старообрядческое купечество, раскольничьи скиты, сектантство (хлыстовские секты), нравы и обычаи населения Заволжья и Нагорья. В этой широкой панораме жизни естественно возникает и описание народов Поволжья, соседствующих или «живущих с русскими «на Горах», местонахождение которых определяется географически точно: «От устья Оки до Саратова и дальше вниз правая сторона Волги «Горами» зовется. Начинаются горы еще над Окой, выше Мурома, тянутся до Нижнего, а потом вниз по Волге» [8. С. 31]. Дается автором и объяснение названия правой стороны Волги: «Места «на Горах» ни дать ни взять окаменелые волны бурного моря: горки, пригорки, бугры, холмы, изволоки грядами и кряжами тянутся во все стороны меж долов, логов, оврагов и суходолов; реки и речки колесят во все стороны, пробираясь меж угорий и на каждом изгибе встречая возвышенности» [8. С. 31].
П.И. Мельников отмечает ареалы расселения народов, в результате чего возникает своеобразное историко-этническое полотно Поволжья. «Горы» были крыты «лесами дремучими, сидели в них мордва, черемиса, булгары, буртасы и другие языки чужеродные». Русские пришлые люди селились в этих местах по рекам - Волге, Оке, Суре, «в даль не забирались», среди чужих племен держались «друг ко дружке поближе»; мордва находилась между Сурой и Окой; ниже Сурского устья по обеим сторонам Волги «сплошь чужеродцы» - «черемисы, чуваши, татары»; от Самарской луки вплоть до Астрахани живет «сплошь русский народ»; около Саратова, «на лучших землях пшеничного царства» поселились немцы. При описании народов, населяющих Поволжье, неизменно возникает ракурс соотношения нерусских с русскими. Мордва местами сохраняет «еще свою народность», но все больше русеет, по определению писателя, мордва «издавна обрусевшая»; такие «чужеродцы», как чуваши, черемисы, татары «не русеют»; немцы живут меж русскими «той жизнию, какой живали на далекой своей родине, на прибрежьях Рейна и Эльбы» [8. С. 33-34]. Мельников-Печерский отмечает определенную этническую самоизоляцию поволжских немцев, о чем писали и И.С. Аксаков, А.А.Коринфский, В.И. Немирович-Данченко, а также другие писатели, повествующие о немецкой «Сарепте».
Касается П.И. Мельников-Печерский и языческих верований некоторых поволжских народов. Писатель отмечает, что мордва, черемисы и чуваши любят дремучие леса и без необходимости их не рубят, так как лес «по старинному их закону» является «жилищем богов»: «В старые годы на Горах росли леса кондовые, местами досель они уцелели, больше по тем местам, где чуваши, черемиса да мордва живут. Любят те племена леса дремучие да рощи темные, ни один из них без нужды деревца не тронет; ронить лес без пути, по-ихнему, грех великий. Лес истреблять - божество оскорблять, его дом разорять, кару на себя накликать. Так думает мордвин, так думают и черемис и чувашанин» [8. С. 34]. П.И. Мельников-Печерский не называет, но имеет в виду злого бога Кереметя, который обитал в лесу, где и приносились жертвы.
Следует отметить, что и другие русские писатели обращают внимание на такую характерную особенность поволжских народов, как близость к природе, любовь к лесу, о чем писала А.А. Фукс в «Записках о чувашах и черемисах Казанской губернии» [18] и В.А. Сбоев в «Заметках о чувашах» [16]. А.А. Потехин называет чувашей и черемисов «лесным народом», с чем связывает его характер, натуру: «В лесу, у себя, черемис, а особенно чуваш, хотя и молчалив., но, по крайней мере, приветлив, смотрит ласково и доверчиво, держит себя спокойно и развязно; во всяком другом месте, вне своего лесного угла он безмолвен, тих, робок и подозрителен» [12. С. 165]. С.В. Максимов называет народ чувашский и черемисский «бродячими лесовиками», Волгу - «инородческой», где русские люди «сидят только на самых берегах многоводной реки» [6. С. 187]. А.А. Коринфский в книге «Народная Русь» отмечает, что лес был священным местом, храмом как у «древнеязыческой Руси», у славянских народов, так и у чувашей, о чем свидетельствовали «старые одинокие дубы», «заповедные деревья» - остатки «священных рощ» (по-чувашски - «кереметь»), которые свято охранялись населением» [5. С. 97].
В дилогии П. Мельников ограничивается только указанием на языческие верования народов Среднего Поволжья, избегая той конкретизации, которая присутствовала в его других сочинениях этнографического характера. Автор романа «На Горах» отмечает еще одну немаловажную причину бережного отношения «чужеродцев» к лесу: в старину, когда не было ни городов, ни крепостей, «в недоступных дебрях» они отстаивали свою волю и свободу, «сперва от татар, потом от русских людей». У славянского же племени иное отношение к лесу: русский, по определению писателя, «прирожденный враг леса»: «.свалить вековое дерево, чтобы вырубить из сука ось либо оглоблю. ему нипочем. Столетние дубы даже
ронит, обобрать бы только с них желуди свиньям на корм» [8. С. 34]. И этому тоже находится объяснение, Мельникову видится здесь привычка, идущая исстари: Русь, заселяя эти места, губила леса как «вражеские твердыни», поэтому там, где живут «коренные русские люди», леса не осталось, он сохранился в тех местах, где обитают инородцы. Писатель иронически замечает, что у людей «чистой славянской породы» все так безлесно, такая голь, что не из чего кнутовища вырезать, нечем парнишку посечь.
Повествуя о временах прошедших и настоящих, П.И. Мельников-Печерский прибегает к стилизации, ведет порой рассказ в былинно-летописном стиле, используя определенную лексику и ударение: перенес стол из Суздаля в Нижний Новгород! назвал русских людей, земля святорусская, насельники, мать-кормилица; язь1ки чужеродные родные сыны, пришлым из чужа и т.д. При этом явственны фольклорные стилистические элементы в виде закрепленных эпитетов (леса дремучие, стройный стан, мать-кормилица), народных слов (ярманка, Неме-чина, Липецкая, что значит Лейпцигская) и просторечного, встречающегося в народном быту произношения слов(ронить, нужда, случай). Писатель создает впечатление об огромной и необъятной земле русской, России, населенной разными народами. Прерывается повествование о поволжских народах, немцах, авторским лирическим отступлением: «Велика, обширна ты, матушка наша, земля святорусская!.. Вволю простора, вволю раздолья!.. Всех, матушка, кормишь, одеваешь, обуваешь, всем, мать-кормилица, хлеба даешь - и своим, и чужим пасынкам. Любишь гостей угощать! Кто ни пришел, всякому: «Милости просим - честь да место к русскому хлебу да соли!» Ну ничего, нас не объедят! [8. С. 34].
Рассказывая о поволжских народах, Мельников-Печерский вводит в текст романа легенды, в частности мордовскую легенду о русском заселении Волги, которая приводилась и в «Очерках мордвы», где давалось объяснение появлению этого народного предания: его записал священник села Сивухи (Рождественское) и представил преосвященному нижегородскому Иакову, от которого оно и было получено автором романа «На Горах». Следует отметить, что легенды, русские и инонациональные - мордовские, чувашские, башкирские - используются русскими писателями при изображении инородческого бытия. Поэтические легенды - существенный элемент в описании «инонационального» и у Мельникова-Печерского. В одной из них выражается народное предание о далеких исторических событиях, о присоединении мордвы к Русскому государству, когда мордовские земли оказались в руках русского «мурзы». Московский царь видит, что на Дятловых горах «березняк мотается», к «земле матушке преклоняется», слуги объясняют, что это мордва в белых одеждах молится «своему богу» и совершает «свой» обряд: «Стоят у них в кругу бадьи могучие,
С суслом сладким бадьи могучие,
В руках держат ковши заветные,
Заветные ковши, больши-набольшие,
Хлеб да соль на земле стоят,
Каша да яичница на рычагах висят,
Вода в чанах кипит,
В ней говядину янбед варит» [8. С. 32].
В этой легенде содержится поэтическое описание мордовских молян со всеми подробностями этнографического характера. П.И. Мельников-Печерский дает культурно-исторический комментарий, ссылается на летописи, упоминает «Книгу Большого Чертежа» - пояснительный текст к карте путей Московского государства, называвшейся «Большой Чертеж». В произведении присутствуют и разъяснения религиозно-мифологического, этнографического характера, связанные с языческими верованиями поволжских народов, в частности мордвы: «возати» - мордовский жрец, «янбед» - его помощник, «моляне» - общественное языческое моление.
При описании Макарьевской ярмарки Мельников-Печерский изображает разнообразную «разноликую» толпу, среди которой возникают и представители поволжских народов, при этом писатель отмечает характерное в одежде, поведении, даже в манере двигаться и говорить. Кроме русских (разряженные в «пух и прах» губернские щеголихи, дородные купцы «с золотыми медалями на шее», «глубокомысленные земские деятели с толстыми супругами под руку») дается описание других национальностей, «разноязычного говора»; характеристика эта «умещается» у писателя буквально в одно предложение, каждый раздел которого начинается анафорически повторяющимся «вот». «Вот» казанские татары «в шелковых халатах, с золотыми тюбетейками на бритых головах» «важно похаживают» с женами, лица которых прикрыты белыми «флеровыми» чадрами. «Вот» евреи «с резко очертанными, своеобразными обличьями» в длиннополых засаленных сюртуках, а вот поволжские немцы, «гладко выбритые и широколицые», вот русские «молодицы» в московских ситцевых сарафанах. Евреи «как будто лениво и молча» похаживают, немцы «торжественно тихо» двигаются, сдержанные англичане «расхаживают», французы с наполеоновскими бородками «трещат» и громко хохочут [8. С. 88]. Эта толпа, говорящая «непонятно, не по-русски» буквально ошеломила героиню, Дуню Смолокурову, которая просит отца Марко Данилыча увезти ее с ярмарки домой.
Писатель и этнограф В.И. Даль в очерке «Небывалое в былом или Былое в небывалом» тоже описывает Нижегородскую ярмарку именно со стороны многообразия народов, принимающих в ней участие. Он отмечает русских из разных мест огромного Отечества: здесь суздалец, олончанин, сибиряки, городецкие крестьяне с «пудовыми пряниками», «вязниковцы с деревянной посудой», «лысковцы с сережками», «павловцы с ножами». Однако здесь и нерусские во всем их российском разнообразии: евреи, цыгане, касимовский татарин; писатель приводит связанные с ярмарочной жизнью высказывания на национальном языке, давая и русский эквивалент. Разноречивое национальное многообразие отличает ярмарку, придает ей особый колорит: «Мордва, хивинцы, итальянцы, чуваши, греки, черемисы, немцы, бухарцы, французы, калмыки - все шумит, кричит, жужжит - и весь говор этот сливается с говором русским и им покрывается» [3. С. 7].
П.И. Мельников-Печерский в своем творчестве обращается к изображению жизни и верований поволжских народов, проявляя живой интерес к инонациональным традициям и разнообразным формам духовного бытия и утверждая тем самым разность и множественность культур большого российского мира жизни.
Литература
1. Астахова А.М. Шахматов как фольклорист и этнограф // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М.: Наука, 1963. Вып. 2. С. 132-155.
2. Гзрцен А.И. Былое и думы // Герцен А.И. Собр. соч.: в 30 т. М.: АН СССР, 1956. Т. 8. 518 с.
3. Даль В.И. Небывалое в бывалом или Былое в небывалом // Даль В.И. Собр. соч.: в 10 т. М.: Изд. тов-ва М.О. Вольфа, 1897. Т. 2. С. 7.
4. Евсевьев М.Е. Письма А.А. Шахматову // Евсевьев М.Е. Избранные труды: в 5 т. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1966. Т. 5. 551 с.
5. Коринфский А.А. Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. Смоленск: Русич, 1995. 651 с.
6. Максимов С.М. Куль хлеба и его похождения. М.: Молодая гвардия, 1982. 238 с.
7. Мельников П. Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь // Отечественные записки, 1839. Т. 6. С. 55-75.
8. Мельников П.И. (Андрей Печерский). На Горах: в 2 кн. М.: ГИХЛ, 1956. Кн. 1. 644 с.
9. Мельников П. Нижегородская мордва // Симбирские губернские ведомости. 1851. № 26. С. 89-101.
10. Мельников П.И. (Андрей Печерский) Очерки мордвы // Мельников П.И. Полн. собр. соч. 2-е изд. СПб.: Изд. тов-ва А.Ф. Маркса, 1909. Т. 7. 590 с.
11. Мокшин Н.Ф. Мордва глазами зарубежных и российских путешественников. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1993. 239 с.
12. Потехин А. Сочинения. Очерки и рассказы. СПб.: Изд. К.Н. Плотникова, 1873. Т. 1. 180 с.
13. Прокопьев К. Религиозное состояние инородцев до распространения среди них просветительской системы Н.И. Ильминского... и в настоящее время // Чичерина С. У приволжских инородцев. Путевые заметки. СПб.: Тип. В.Я. Мильштейна, 1905. С. 113-136.
14. Рученькин В.И. Жизнь и быт мордовского народа в трудах П.И. Мельникова // Материалы по археологии и этнографии Мордовии: Труды МНИИЯЛИЭ. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1974. С. 234-246.
15. Рученькин В.И. П.И. Мельников (Андрей Печерский) и этнография мордвы: автореф. ... дис. канд. истор. наук. Л., 1977. 28 с.
16. Сбоев В.А. Заметки о чувашах. Исследования об инородцах Казанской губернии. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2004. 141 с.
17. Смирнов И.Н. Мордва. Историко-этнографический очерк. Казань, 1895. 291 с.
18. Фукс А.А. Записки о чувашах и черемисах Казанской губернии. Казань: Тип. Императорского Казан. ун-та, 1840. 329 с.
САРБАШ ЛЮДМИЛА НИКОЛАЕВНА - доцент кафедры русской литературы, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (sarbash.lu@yandex.ru).
SARBASH LYUDMILA NIKOLAEVNA - associate professor of Russian literature Chair, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 070:39 (470.343)
О.Н. ТИХОНОВ
ЭТНИЧЕСКАЯ ТЕМАТИКА НА СТРАНИЦАХ РОССИЙСКИХ И РЕГИОНАЛЬНЫХ СМИ
Ключевые слова: СМИ, толерантность, межнациональные отношения, межэтнический, декларация, меньшинства, конвенция, этническая журналистика.
Рассмотрены роль и значение средств массовой информации в освещении межэтнических, межконфессиональных отношений российскими и региональными средствами массовой коммуникаций. Выявлена специфика конкретных печатных, электронных публикаций, оказывающих определенное воздействие на функционирование современного российского общества.
O.N. TIKHONOV ETHNIC TOPICS IN NATIONAL AND LOCAL MEDIA
Key words: mass media, tolerance, international relations, interethnic, declaration, minorities, convention, ethnic journalism.
The article deals with the role and importance of the media in covering the inter-ethnic, interfaith relations in national and local media. Specific features of print and electronic media, which have an impact on functioning contemporary Russian society, are shown.
Современная развитая система средств массовой информации обеспечивает полноценное взаимодействие журналиста и его аудитории - зрителей, слушателей, читателей.
Говоря об основных функциях СМИ, необходимо отметить, что они не только информируют аудиторию, но и пропагандируют, навязывают те или иные оценки, идеалы, представления, т.е. манипулируют общественным сознанием. При этом следует исходить из того, что, с одной стороны, средства массовой информации по своей природе являются важным политико-правовым институтом, отражающим интересы каких-либо политических сил (политическая партия или движение, финансово-промышленная структура и т.п.), далеко не всегда заинтересованных в сохранении и укреплении стабильности как в стране, так и в ее отдельных субъектах. С другой стороны, тенденция возрастания роли средств массовой информации в условиях процесса глобализации общества происходит на фоне обострения межнациональных и этнических отношений.
Распад СССР, обострение межэтнических противоречий на постсоветском пространстве, в том числе и в Российской Федерации, обусловили проблему беженцев и вынужденных переселенцев.
