CC BY
121
Вестник Института экономики Российской академии наук
2/2013
ИННОВАЦИОННАЯ ЭКОНОМИКА
Н. СМОРОДИНСКАЯ кандидат экономических наук, заведующая сектором Института экономики РАН
ИННОВАЦИОННАЯ ЭКОНОМИКА: ОТ ИЕРАРХИЙ К СЕТЕВОМУ УКЛАДУ
Исследуются вопросы становления сетевого уклада в условиях смены парадигмы развития и революции в коммуникациях. Показано, что под влиянием глобального кризиса жесткие иерархичные конструкции вытесняются гибкими сетевыми, а экономические системы приобретают кластерное строение. Развитие горизонтальных сетевых связей в экономике и обществе рассматривается как необходимый шаг к освоению новой модели инновационного роста. Приведены графические иллюстрации, раскрывающие институциональные отличия инновационных кластеров от других видов агломераций. Дается краткая оценка российской кластерной программы.
Ключевые слова: глобальный кризис, инновационные экосистемы, территориальные инновационные кластеры, коллаборация, модель алмаза Портера, модель тройной спирали, постиндустриальная парадигма, сетевая экономика.
Классификация JEL: D85, F02, O31, O38, O25.
Год назад в российской Концепции долгосрочного социально-экономического развития «Стратегия-2020» (вариант марта 2012 г.) впервые было признано, что наряду с приоритетной поддержкой группы передовых технологий и секторов, созданием новейшей производственной инфраструктуры, важнейшим направлением инновационной политики страны становится развитие сетевой кооперации и сетевых взаимодействий1. Данная проблема ставит перед отечественными экономистами новую задачу - исследовать малоизученные институциональные стороны смены парадигмы.
1 Стратегия-2020: Новая модель роста - новая социальная политика. Итоговый доклад. 14 марта 2012 г. Гл. 3
Смена парадигмы мирового развития четко обозначилась в 20072009 гг., с началом глобального системного кризиса. Она предполагает трансформацию индустриального способа производства в постиндустриальный, а капиталистического общества - в посткапиталистическое2. Этот цивилизационный сдвиг вызван совокупным действием трех факторов: глобализации, 5-й научно-технической революции и 3-й (после появления языка, а затем письменности) революции в социальных коммуникациях, связанной с распространением интернет-технологий. Массовые онлайновые контакты обнулили социальные расстояния, что привело к резкому возрастанию динамизма среды, уровня взаимозависимости игроков и степени непредсказуемости событий на мировых рынках.
Адаптируясь к новой парадигме, экономические системы видоизменяют не только прежнюю модель роста, но и свой традиционный организационный код - переходят к кластерному строению и сетевому способу координации. Хотя межфирменные и межорганизационные сетевые взаимодействия уже получили заметное освещение в работах российских экономистов3, связь кластерно-сетевого уклада с механизмом инновационного роста пока изучена слабо. Интерес к этому вопросу в мировой науке проявился относительно недавно, причем не только в области экономического анализа, но также в сфере социологии, менеджмента и экономической географии. Совокупность этих междисциплинарных разработок образует целостный кластер теоретических и прикладных исследований, который можно подвести под понятие «сетевая экономика».
На фоне целого ряда близких по смыслу терминов («постиндустриальная экономика», «инновационная экономика», «экономика знаний», «новая экономика») понятие сетевой экономики выделяется своей емкостью. Оно, во-первых, высвечивает органичную взаимосвязь технологической (виртуальные сети) и институциональной (сетевая социальная среда) специфики обновляемого уклада жизни; во-вторых, удачно подчеркивает то обстоятельство, что накопление и наращивание новых знаний происходят путем их сетевого тиражирования, а сам инновационный рост — в результате становления в экономике и обществе новой, сетевой модели координации связей.
2 Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая постиндустриальная волна на Западе / Под ред. В .Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. С. 70-100.
3 РекордС.И.Развитиепромышленно-инновационныхкластероввЕвропе.СПб.:СПбГУЭФ, 2010; Третьяк О.А., Румянцева М.Н. Сетевые формы межфирменной кооперации // Российский журнал менеджмента. 2003. № 1. С. 77-102; Шаститко А.Е. Кластеры как форма пространственной организации экономической деятельности // Балтийский регион. 2009. Т. 2. № 2. С. 9-31; Шерешева М.Ю. Формы сетевого взаимодействия компаний. М.: ГУ-ВШЭ, 2010.
Глобальный кризис и становление сетевого уклада
По мнению Мануэла Кастельса, главной отличительной особенностью XXI в. является не столько доминирование информации как таковое, сколько сетевая логика ее использования - нелинейные формы коммуникаций, лишенные каких-либо пространственных и временных границ. Говоря проще, распространение интернет-технологий ведет к формированию нового уклада жизни, когда в основу организации экономики и общества ложатся сетевые потоки, сетевые структуры и сетевые взаимодействия. В соответствии с концепцией Кастельса, современная экономика спонтанно трансформируется в сложно организованную сетевую систему («непрерывно текущее пространство потоков»), что придает ей способность непрерывных обновлений4.
Как представить такое усложнение строения экономических систем? В нашем понимании этот процесс имеет институциональное измерение, связанное с зарождением нового способа координации связей и гармонизации интересов (рис.1).
Рис. 1. Зарождение сетевого способа координации связей в мировой эконо-
мике^
4 Castells M. The Internet Galaxy. Reflections on the Internet. Business and Society. Oxford: Oxford University Press, 2001. P. 116-136.
5 Смородинская Н.В. Смена парадигмы мирового развития и становление сетевой экономики // Экономическая социология. 2012. Т. 13. № 4.
Здесь условно показаны три исторических способа координации связей, эволюция которых определяется возрастанием информационной емкости систем и скорости изменений во внешней среде. В индустриальную эпоху мировое сообщество опиралось на два способа координации: иерархичную систему управления с административным принятием решений (модель классической фирмы или централизованного государства) и рыночную систему с ценовыми сигналами как некое отступление от строгой иерархии. Однако в XXI в. вертикальные конструкции оказались слишком жесткими, чтобы соответствовать возросшему динамизму среды, а модель традиционного рынка - наоборот, слишком атомистич-ной, чтобы соответствовать возросшему уровню взаимозависимостей. Поэтому со вступлением в постиндустриальную эпоху мир стал осваивать третий, сетевой, механизм координации, который устраняет функциональные недостатки и синтезирует преимущества двух предыдущих. Мировая экономика и все ее подсистемы стратифицируются в кластерно-сетевые структуры - гораздо более пластичные, чем иерархии, и одновременно более интегрированные, чем модель рынка.
Во-первых, благодаря цифровым технологиям система экономических контактов переходит сегодня в интерактивный режим, основанный не на рыночных ценовых сигналах, а на прямой связи продавцов и покупателей через веб-сайты. В условиях, когда производство все более индивидуализируется, а производитель определяет его параметры в прямой кооперации с потребителем, традиционные торговые посредники вытесняются информационными (сетевые платформы), которыми владеют интернет-компании. Формируя базы данных о запросах многочисленных пользователей и группируя последних по кругу предпочтений, эти компании создают онлайновую экономическую среду и развивают многообразные узлы связей, вокруг которых вырастают глобальные экономические сети.
Во-вторых, в отличие от индустриальной экономики, связанной с массовым производством однотипной продукции и эффектами масштаба (economy of scale), постиндустриальная система рассчитана на непрерывное обновление видового состава создаваемых благ и эффекты разнообразия (economy of scope). В этих условиях мир постепенно уходит от иерархичных конструкций с вертикальной субординацией, от власти мощной госбюрократии и корпораций-гигантов. Системы во главе с единым управляющим центром не справляются с возросшими потоками экономической информации и все чаще вытесняются самоуправляемыми сетевыми системами, построенными на горизонтальных связях и непрерывных согласованиях6. В современной экономической литера-
6 Man A.-P. The Network Economy: Strategy, Structure and Management. Northampton: Edward Elgar, 2004.
туре и практике такие интерактивные сетевые взаимодействия именуются коллаборацией (collaboration).
В-третьих, процесс вовлечения экономических агентов в кластерные сети приобретает повсеместный характер: в XXI в. кластеры становятся главным структурообразующим звеном мирового рыночного пространства и всех его подсистем. Как и любая сеть, они являются гибридной конструкцией, занимающей промежуточную позицию между рынком и иерархией. С одной стороны, кластеры имеют открытые границы для привлечения новых участников, подвижную внутреннюю структуру и способность к быстрой реконфигурации. С другой стороны, они хорошо интегрированы - вокруг совместной проектной идеи и координирующей работы сетевых платформ.
Приведенная таблица содержит более детальное сопоставление трех исторических укладов.
Признаки становления сетевого уклада стали проявляться уже в 1990-е гг., в частности - в виде нарастания турбулентности. В одной из первых работ на эту тему (К. Келли «Новые правила для новой экономики: двенадцать взаимосвязанных принципов выживания в турбулентном мире») утверждалось, что каждый бизнес подчинится в конечном счете логике и экономике сетей7. В наши дни процессы вытеснения иерархий сетевыми структурами приобретают уже массовый и необратимый характер, обнаруживая себя на всех уровнях экономических связей. В ходе глобального кризиса формируется и получает мощный толчок в развитии новая модель компании, новая модель рынков, новая модель управления национальной экономикой и новая система миропорядка.
Так, с 2000-х гг. в мире стали все шире распространяться мультило-кальные сетевые компании, построенные не на централизованном контроле, как классическая мультинациональная корпорация, а на коллабо-рации множества независимых организаций и гражданских лиц, включая потребителей, поставщиков, партнеров и прямых конкурентов8. Эта децентрализованная модель организации бизнеса резко снижает производственные и трансакционные издержки, поскольку риски, выигрыши, компетенции и ресурсы, связанные с реализацией новых проектов, распределяются по глобальной сети контрагентов.
Как полагают современные бизнес-аналитики, глобальный кризис постепенно разрушит традиционную модель мирового финансового рынка, а на смену классическим ТНК и ТНБ, приводящим сегодня миро-
7 Kelly K. New Rules for the New Economy: Twelve Dependable Principles for Thriving in a Turbulent World // Wired, 1997. N. 5.09.
8 Solvell O. The Multi-Home-Based Corporation: Solving an Insider-Outsider Dilemma // Innovation and Institutional Embeddedness of Multinational Companies / eds. M. Heidenreich. Northampton: Edward Elgar, 2012, P. 59-76.
Таблица
Сравнение иерархичного, рыночного и сетевого укладов
1. Система иерархий доиндустриального и индустриального общества (неконкурентная среда, низкая скорость изменений):
• иерархичный порядок на базе централизованного управления (государство, фирма);
• директивный механизм координации связей через административные решения;
• индивидуальный способ адаптации субъектов к изменениям среды. ^ Простая закрытая система, с жесткой устойчивостью.
Развитие опирается на механизмы монополии._
2. Рыночная система индустриального общества (конкурентная среда, значительный уровень неопределенности):
• спонтанная самоорганизация при отсутствии единого центра управления;
• опосредованный, ценовой механизм координации связей;
• атомистичный (хаотичный) способ адаптации субъектов к изменениям среды;
^ Сложная полуоткрытая система, с изменчивой устойчивостью. Развитие опирается на механизмы конкуренции и, отчасти, кооперации.
3. Система кластерно-сетевых структур постиндустриального общества (гиперконкурентная среда, высочайший уровень неопределенности):
• сетевой (неиерархичный) порядок на базе коллективного самоуправления;
• непосредственная и интерактивная координация связей через Web-платформы;
• коллективный способ адаптации субъектов к изменениям среды (со-созидание);
^ Суперсложна, полностью открытая, сверхпластичная система. Развитие опирается на механизмы коллаборации (непрерывные согласования).
вую экономику к стагнации, придут динамичные сетевые организации - с тем чтобы стать новым мотором экономического роста9. В частности, рынок энергоресурсов, способный, согласно ожиданиям, выступить драйвером посткризисного подъема мировой экономики, меняет сегодня не только ресурсную структуру (эпоха сырой нефти и природного газа уходит в прошлое), но и организационную модель: роль главных игроков все шире переходит от крупных корпораций к миллионам индивидуальных инвесторов10.
9 Tapscott D., Williams A.D. Macrowikinomics: Rebooting Business and the World. London:
Penguin Books, 2010.
10 Patalon W. The 'New' Energy Sector// Money Morning. 2010. July 1.
Долговые проблемы, охватившие в настоящее время централизованные банковские системы или международные союзы типа еврозоны (угроза банкротства должников - компаний, банков и целых стран), выглядят таковыми лишь на поверхности экономических явлений, а при более глубоком рассмотрении они оказываются институциональными: иерархичные системы и союзы уже не вписываются в сетевую реальность цифровой эпохи. Спасая тех или иных должников, центробанки и международные финансовые институты продолжают закачивать в мировую экономику растущие объемы денежной массы. Однако эти средства отнюдь не трансформируются в инвестиции (из-за высоких рисков частные банки не дают, а частные компании не берут длинные кредиты), что делает такую политику малопродуктивной, никак не страхуя мир от угрозы новых рецессий.
Времена, когда банки выводили экономику из кризиса, по-видимому, ушли в прошлое. Сама основа капитализма, связанная с вертикальным отношением денег ко времени (извлечение interest rate - процентного дохода на капитал), разрушается и замещается горизонтальной логикой (опора на discount rate - беспроцентную плату за одноразовую услугу)11. Функция опосредования рыночных обменов переходит от банков, эмитирующих кредитные активы, к сетевым платформам, эмитирующим еще более мобильные (ликвидные) информационные активы. Вот почему даже нулевые ставки процента не побуждают инвесторов к прежним уровням активности. Новые, более жесткие требования к деятельности финансовых институтов, вводимые сегодня правительствами во избежание новых плохих долгов, приводят к вымыванию целых областей банковского дела. А прямая бюджетная поддержка отдельных финансовых и нефинансовых корпораций, способных обеспечить новые рабочие места, ведет к опасному замещению частной инвестиционной активности государственной, причем в такую ситуацию попадают сегодня самые разные типы экономик, от США до России.
В аналогичном кризисном положении оказываются и суверенные иерархии. Перераспределение управленческих функций от централизованных государств к неформальным сетевым образованиям, начавшееся еще в конце 1970-х гг., вошло в XXI в. в свою завершающую стадию: по мере открытия рынков и границ происходит не просто размывание старой государственно-центричной системы мироустройства (Вестфальская система), а ее полная замена. Процессы десуверенизации мировой экономики сопровождаются становлением новой сетевой, модели транснациональной интеграции: так, с принятием комплексных стратегий развития Балтийского (2009 г.) и Дунайского (2011 г.) макрорегионов Евросоюз
11 Jourdon P. A New Theory of Monetary Long Cycles // Journal of Globalization Studies. 2011. Vol. 2. No. 1. P. 97-112.
начал фактически модифицировать свою классическую модель объединения (принцип конвергенции национальных экономик) в сторону кластерного подхода (принцип кооперации интегрированных макрорегионов)12. При этом глобальный кризис, дестабилизирующий бюджеты многих стран, подталкивает правительства к передаче части своих полномочий неформальным сетевым сообществам, что резко усиливает процесс дисагре-гации государств, ранее описанный политологами13.
В разных странах переход от властных вертикалей к управленческим горизонталям будет проходить по-разному: где-то через революции, где-то через радикальные реформы, проводимые самой властью. Однако одно ясно: постиндустриальный глобализированный мир - это не просто многополярное, а многомерное сетевое пространство, где отношения гегемонии и привычной субординации отсутствуют. В этой сверхдинамичной среде зарождаются новые структурообразующие звенья: транснациональные сетевые альянсы - вместо суверенных государств, и трансотраслевые кластерные сети - вместо промышленных отраслей. Дальнейшая кластеризация мировой экономики приведет к образованию еще более мощных сетевых систем, действующих поверх границ стран и территорий, что со временем деформализует и политический миропорядок: вместо регионов как административных образований возникнут региональные сетевые сообщества, объединенные совместной проектной идеей.
Переход к коллективным инновациям и сетевому обществу
Интерактивный характер инновационного процесса требует распределенных центров принятия решений. Поэтому становление сетевого уклада сопровождается появлением в экономике и обществе множества саморегулируемых сетевых коллективов, образующих в совокупности динамичную мета-среду. По-видимому, именно такую среду, видоизменяющую социальное устройство национальных экономик, имел в виду теоретик современного менеджмента Питер Дракер, описывая общество XXI в. как «новое общество организаций»14.
Эволюция представлений о создании инноваций исторически шла от уровня производственных организаций (концепция Шумпетера 1934 г.)
12 Смородинская Н.В. Балтийское направление евроинтеграции и перспективы участия в ней России // Сб. «Россия в многополярной конфигурации» /Под ред. С.П. Глинкиной. М.: ИЭ РАН, 2011. С. 207-232; State of the Region Report. Baltic Development Forum, 2009; EU Strategy for the Danube Region - Cooperating for Sustainable Growth and Security, 2010.
13 Slaughter A.-M. A New World Order. Princeton: Princeton University Press, 2004.
14 Дракер П. Новое общество организаций// Управление знаниями. Хрестоматия / Под ред. Т.Е. Андреевой и Т.Ю. Гутниковой. СПб: ВШМ, 2010. С. 2-18.
к уровню конечных пользователей (1986 г.) и далее - к понятию стратегических инноваций (1994 г.) и открытых инноваций, связанных с распространением аутсорсинга (концепция Чесбро 2003 г.). Но в последние годы развитие ИКТ и интерактивных коммуникаций все шире высвобождает энергию социальной активности на местах: экономика начинает черпать новые ресурсы конкурентоспособности уже не только и не столько на уровне отдельных компаний, рынков или групп индивидов, сколько на уровне гражданского сообщества в целом. В итоге возникает модель массовых, коллективных инноваций (концепция Глура 2006 г.), которые создаются совместно участниками различных экосистем гражданского сообщества, охватывающих группы индивидов, организаций и механизмы их согласованных действий15.
Сетевые экосистемы гражданского сообщества становятся основными узлами генерации и диффузии новых знаний, оказывающих преобразующее воздействие на окружающую среду. Поэтому в литературе они именуются экосистемами для инноваций, или инновационными экосистемами (innovation ecosystems). Такие экосистемы выступают новым организационным элементом современной экономики и новым универсальным способом производства общественных благ. Они могут образовываться как на любом локальном пространстве (в масштабах любого типа организаций, компаний, кластеров, научных парков и др.), так и в глобальных масштабах, - везде, где возникают устойчивые взаимосвязи между людьми, организациями и их решениями16.
Участники инновационных экосистем не просто кооперируются, а вступают в коллаборативные отношения. Они интерактивно обмениваются явными и неявными знаниями, формируя совместное видение (shared vision) в отношении мер адаптации к гиперизменчивой среде. Это позволяет принимать более эффективные решения по сравнению с индивидуальными (механизм коллективной фильтрации), а также эффективно объединять усилия для совместного создания новых благ (механизм коллективного создания инноваций). Причем само видение непрерывно корректируется в ходе взаимных согласований, формируя основу для генерирования инноваций в непрерывном режиме. Возникающая при этом синергия взаимодействий придает сетевому сообществу способность к саморазвитию без участия управляющего центра (механизм коллективного самоуправления).
Базовой разновидностью инновационных экосистем на микроуровне являются современные инновационные кластеры, а базовой моделью
15 Gloor P. A. Swarm Creativity: Competitive Advantage through Collaborative Innovation Networks. New York: Oxford University Press, 2006.
16 Russell M.G. et al. Transforming Innovation Ecosystems through Shared Vision and Network Orchestration // Triple Helix IX International Conference. Stanford, CA, USA, 2011.
коллаборации, на которой они построены, - трехстороннее сетевое взаимодействие представителей науки (университетов), бизнеса и государства. Такое взаимодействие, исторически зародившееся в США в Кремниевой долине, теоретически описано социологами Г. Ицковицем и Л. Лейдесдорфом как модель тройной спирали (Triple Helix Model) -динамическая модель кооперации трех ведущих институциональных секторов, возникающая на определенном этапе эволюции экономики и общества17. Схематично эта эволюция и образование тройной спирали представлены на рис. 2.
Командная экономика: Индустриальная рыночная Постиндустриальная экономика:
отсутствие партнерства экономика: двойные спирали тройная спираль
(статичная модель) (с обратной связью) (сетевая интерактивная координация)
Рис. 2. Эволюция моделей межсекторных взаимодействий в экономических системах.
Для командной экономики, где деятельность предприятий и науки находится под полным контролем государства, характерна статичная модель взаимодействий между тремя секторами, исключающая их реальное партнерство по созданию новых благ. В индустриальной рыночной системе, рассчитанной на линейные инновации, три игрока вступают в парные взаимодействия с обратной связью, формируя двойные партнерские спирали (государство и бизнес, наука и бизнес, государство и наука). А для постиндустриальной экономики формат классической кооперации уже недостаточен: переход к интерактивным инновациям требует непрерывного функционального взаимодействия трех пар игроков одновременно, т.е. образования ими полноценных кластерных альянсов, построенных на механизмах коллаборации.
В нулевые годы модель тройной спирали была адаптирована для практического использования шведским государственным агентством по инновациям УШЫОУЛ - как технология создания инновационных
17 Etzkowitz H., Leydesdorff L. The Triple Helix University-Industry-Government Relations // EASST Review. 1995. Vol. 14. No 1. P. 14-19. Подробнее о тройной спирали см. статью Д. Катукова в данном выпуске.
кластеров, иных инновационных экосистем и гармонизации постиндустриальной экономики в целом. Сегодня она считается классической моделью коллаборации, необходимой для перехода к инновационному росту, и внедряется в экономические курсы не только стран ОЭСР и ЕС, но также развивающихся и переходных систем Азии и Латинской Америки18.
На макроуровне базовой типовой разновидностью инновационной экосистемы является современная модель национальной инновационной системы (НИС), построенная на принципах системной коллаборации - еще более сложного институционального механизма, чем тройная спираль. Понятие системной коллаборации (complex collaboration) касается интерактивных сетевых взаимодействий в масштабах всего национального сообщества, а не только между тремя ведущими институциональными секторами19. Столь развитая сетевая среда соответствует конфигурации современной модели НИС, характерной для постиндустриального общества и, в частности, для большинства стран Скандинавии (рис. 3). Экономическая политика, нацеленная на развитие системных инноваций, является в этих странах не просто итогом межведомственных согласований, а синтезом непрерывной координации интересов представителей всех институциональных секторов и социальных групп -бизнеса, науки, региональных властей, НГО, СМИ, профсоюзов.
Скандинавская НИС (сетевая модель ИП, основанная на коллаборации)
ИП - политика инновационно-ориентированного роста
Рис. 3. Сетевая экосистема на макроуровне: модель современной национальной инновационной системы (в сравнении с российской).
18 MacGregor, S.P., Carleton, T. (eds.). Sustaining Innovation. Collaboration Models for a Complex World. New York: Springer, 2012.
Российская НИС (размытая межведомственная модель)
)
19 Ibid.
Скандинавский опыт отражает общую логику развития социальных коммуникаций в эпоху цифровых технологий. Так, во многих странах мира, начиная с конца 1990-х гг., в сетевую кооперацию стали все шире вовлекаться самые различные социальные круги (включая СМИ и домохозяек), влияющие на инновационный процесс либо как создатели новых видов потребительского спроса, либо как конечные пользователи. Это нашло теоретическое воплощение в добавлении четвертого элемента к спирали Ицковица-Лейдесдорфа, охватывающего представителей гражданского общества, и в разработке модели четверной спирали (Quadruple-Helix Model), описанной в 2009 г. Ю. Караяннисом и Д. Кэмпбэлл. Считается, что четверная спираль лучше характеризует современную экономику, чем тройная, т.к. в XXI в. гражданское общество приобретает не менее важную роль в создании и распространении новых благ и ценностей, чем другие институциональные сектора20. Подтверждением тому служит практика США, Европы и многих других стран из группы ОЭСР.
Организация НИС в странах, имеющих развитое гражданское общество и выраженные черты постиндустриального развития, резко контрастирует с архаичной моделью НИС, характерной для линейных инноваций индустриальной эпохи, сохранившейся во многих постсоветских экономиках. Например, в России (рис. 3) инновационная политика разнесена между подразделениями нескольких ведомств и правительственных структур, при слабом участии бизнеса (в основном в лице ряда госкорпораций) и неучастии гражданского общества. Российская НИС отличается размытостью контуров, отсутствием координации действий и полной неясностью в отношении механизмов принятия решений и структур, отвечающих за их эффективную реализацию. И это не удивительно: по своей организации российская экономика все еще тяготеет к полурыночной системе, где между ведущими институциональными секторами преобладают исключительно парные отношения, которые, строго говоря, нельзя назвать даже двойными спиралями - в силу доминирования государства и отсутствия обратных связей. Так, бизнес и наука строят у нас отношения не напрямую, а через ведомства и чиновников, причем последние не несут ответственности перед теми, на кого распространяются их инструкции (рис. 4). В итоге инновационный процесс попадает в устойчивые институциональные ловушки, что блокирует его развитие, препятствуя диверсификации экономики и ее выходу из сырьевой зависимости21.
20 MacGregor, Carleton. Op. cit.
21 Дежина И.Г., Киселева В.В. Государство, наука и бизнес в инновационной системе России. М.: ИЭПП, 2008.
Рис. 4. Межсекторные взаимодействия в российской экономике: неполноценные двойные спирали.
Распространение сетевых связей в масштабах общества сопровождается зарождением новой культуры социальных взаимодействий, когда все национальные игроки уходят от субординации и стремятся к отношениям на равных. Это размывает суверенные иерархии изнутри - ведет к принципиальному изменению статуса и положения государства в структуре экономической власти.
В частности, монополия государства на управление экономикой полностью теряет свою рациональность. В индустриальную эпоху власти могли успешно определять оптимальные инвестиционные приоритеты для бизнеса и напрямую регулировать отраслевую структуру. Но в XXI в. государство уже не справляется в одиночку с управлением сложными системами, работающими в онлайновом режиме, что ставит вопрос о максимальной социализации системы управления, или, по мысли Дракера, - о переходе наций к «плюрализму автономных организаций, основанных на знаниях». Подчеркивая, что модель централизованного государства, некогда сменившая средневековый феодализм, замещается сегодня, в свою очередь, новым плюрализмом - в виде «плюрализма функций, а не одной политической власти», Дракер фактически призывает к массовому созданию профессиональных сетевых организаций и их вовлечению в процесс управления страной22.
О том же функциональном плюрализме говорит и Майкл Портер, отмечая, что современная модель управления «делает экономическое развитие результатом процесса коллаборации, в который вовлечены различные уровни власти, частные компании, образовательные и научные институты, общественные организации»23. Коллективный способ созда-
22 Дракер П. Указ. соч.. 2010. С. 18.
23 Porter M.E. The Competitive Advantage of Nations, States and Regions, 2009.
ния инноваций в интерактивном режиме требует также того, чтобы госсектор стал маленьким, а слой бюрократии узким. Не случайно ход глобального кризиса порождает угрозу цепного дефолта стран-должников, подталкивая при этом все суверенные нации - как должников, так и кредиторов - к значительному сокращению госсектора и нагрузки на госфинансы: такой курс взяли и США, и большинство стран ЕС, и Россия24. Причем специфика исторического момента такова, что новый, пониженный, уровень госрасходов уже не удастся потом поднять: наоборот, в ближайшие годы страны начнут активно конкурировать за степень «минимизации» госсектора, бюрократии и налогов.
Самой радикальной в этом отношении выглядит программа Великобритании «Большое Общество вместо большого государства» («Big Society, Not Big State»). Правительство Д. Кэмерона наметило беспрецедентное по масштабам сокращение госсектора (на 40% к 2013 г.) и передачу значительной части своих полномочий на уровень самоорганизующихся социальных сетей. Вместо «большого правительства» в стране планируют создать небольшое, которое задает лишь общую стратегию развития, управляя экономикой на началах всеобщей демократии, т.е. гарантируя всем обычным гражданам, объединенным в сетевые партнерства, равный доступ к процессу принятия решений. Одновременно, представители бюрократии и гражданского сектора будут интегрированы в сети на уровне локальных территорий, и эти новые профессиональные коллективы начнут предоставлять обществу те социальные услуги, которые раньше оказывали госчиновники. Создавая в регионах местные сетевые сообщества (local communities) и наделяя их управленческими правами, Кэмерон рассчитывает, что это позволит экономике работать на интересы всех социальных слоев, обеспечив ей «невиданный посткризисный подъем»25.
Аналогичная задача - формирование сетевого общества с целью запуска новой модели роста - встает в современных условиях перед всеми типами государств. Глобальный кризис лишь подталкивает нации к ее ускоренному решению, к проведению системных реформ. В этом смысле и развитые, и развивающиеся, и переходные экономики оказываются сегодня в одинаковой степени транзитными26.
24 По признанию главы Минфина РФ А. Силуанова, Россия извлекла из глобального кризиса урок о необходимости ограничения бюджетных расходов и в целом реформирования бюджетного сектора. Более того, в рамках председательства в G20 Россия будет требовать от партнеров более жесткого исполнения бюджетных обязательств (Пресс-служба Министерства финансов РФ, 17.01.2013).
25 Building the Big Society // UK Cabinet Office, 2010; Wilcox D. More about The Big Society Network, 2010; Cameron: Cuts Programme Will Help Economic Success // BBC, 2010.
26 Etzkowitz. Op. Cit, 2008.
На этом фоне безусловными пионерами постиндустриального транзита, сумевшими дальше других продвинуться по пути формирования сетевой экономики и сетевого общества, выступают скандинавские страны. Их технологический рывок и передовые конкурентные позиции по ряду новейших производственных направлений обеспечены прежде всего тем, что они вышли в мировые лидеры в плане социализации управления, развитости национальных инновационных систем и степени информатизации общества. В рейтинге сетевой зрелости, наряду с абсолютным мировым лидерством Швеции, три другие скандинавские страны (Финляндия, Дания и Норвегия) вошли в 2012 г. в первую семерку, опережая даже США27. Эти страны уже двадцать лет развиваются в соответствии со своей, т.н. скандинавской моделью роста - наиболее передовой не только в рамках ЕС, но также в сравнении с США и новыми индустриальными странами Азии. В ее основе лежат два передовых принципа макроэкономической политики: во-первых, непрерывное поддержание бюджетно-финансовой стабильности (а не просто периодическое достижение контрольных макроэкономических ориентиров); во-вторых, непрерывное укрепление конкурентоспособности и инновационного потенциала экономики за счет культивирования сетевых взаимодействий и кластерной среды (вместо традиционного стимулирования роста с помощью политики дешевых денег)28. Примечательно, что скандинавская модель роста, с ее опорой на горизонтальные связи и кластерные альянсы, все шире распространяется сегодня на развивающиеся и транзитные экономики Северной Европы29.
В настоящее время макрорегион развивается в режиме системного кол-лаборативного управления: представители всех входящих сюда территорий (пока за исключением российских) создают единые партнерские сети, вырабатывая коллективное видение для совместной реализации проектов Стратегии. Причем это взаимодействие имеет как многофункциональный формат (все проекты взаимосвязаны), так и многоуровневый (каждая сеть располагает смешанным институциональным составом, включающим четверную спираль - бизнес, госорганизации, науку и НГО)30.
Кластерно-сетевое устройство инновационной
экономики
Научные представления о современных кластерах сложились под влиянием нескольких направлений экономической мысли и сильно разнятся. Наиболее точную трактовку можно получить из работ, отно-
27 Ibid.
28 State of the Region Report. Op. Cit. 2011.
29 Подробнее см. статью В. Малыгина в данном выпуске.
30 State of the Region Report. Op. Cit. 2012.
сящихся к школе Майкла Портера31. Причем здесь следует опираться не столько на понятие производственных кластеров (industrial clusters), введенное Портером в 1990 г. в качестве элемента «модели алмаза»32, сколько на его более поздние исследования, начиная с 1998 г.
Основываясь на инновационных эффектах, наблюдаемых в Кремниевой долине, Портер предлагает описывать кластеры в трех взаимосвязанных плоскостях. Во-первых, - как пространственно локализованные структуры, имеющие территориальный охват, который может варьироваться от одного региона или города до страны или даже нескольких соседних стран. Во-вторых, - как неирерахичную сеть индивидов, фирм и связанных с ними организаций из различных институциональных секторов (исследовательские центры, государственные агентства, иные институты). Все эти игроки сгруппированы в определенной сфере деловой активности и связаны друг с другом через различные экономические каналы и каналы передачи знаний. Портер подчеркивает, что успешные кластеры не являются иерархичными структурами, а представляют собой «матрицы подвижных и перекрывающихся (overlapping) взаимосвязей» между участниками33. В-третьих, Портер анализирует кластеры как участок особой бизнес-среды, где игроки действуют на принципах общности (commonalities) и взаимодополняемости (complementarities) - так, что их партнерская близость «повышает частоту и значимость их взаимодействий как по линии кооперации, так и по линии конкуренции»34.
Примечательно, что фиксируя преимущества кластеров перед несетевыми типами агломераций, теория Портера не раскрывала при этом ни механизма их образования, ни их организационного устройства. Поэтому в 1990-е гг. понятие «кластер» рассматривалось главным образом как узкая аналитическая конструкция (одна из 4-х граней «алмаза»), а появление кластерных сетей - как результат естественной эволюции рыночного пространства, не связанный, согласно воззрениям Портера, с какими-либо целенаправленными усилиями властей. Вместе с тем в 2000-е гг. руководители различных стран и территорий вычленили
31 Среди других отправных воззрений следует выделить различные теории пространственного развития, восходящие к концепции индустриальных округов А. Маршалла конца XIX в., а также - теории инновационного развития, основанные на идеях Й. Шумпетера 1938-1939 гг.
32 «Модель алмаза» (Diamond model) была построена Портером для анализа потенциальных конкурентных преимуществ территории. Рассматривая производственные кластеры как «группы функционально взаимосвязанных предприятий различных отраслей», он исходил из того наблюдения, что территории, где образуются такие группы, имеют конкурентные преимущества перед теми, где этого не происходит. См. Porter M.E. The Competitive Advantage of Nations. New York: Free Press, 1990.
33 Porter M.E. On Competition. Boston: Harvard Business School Press, 1998. P. 226.
34 Ibid. P. 197, 199.
кластерную идею из «модели алмаза» и трансформировали ее в многофункциональный инструмент практической политики, рассматривая кластеры как объект целенаправленного созидания - и со стороны участников рынка (выдвижение кластерных инициатив), и со стороны государства (кластерная политика и формирование кластерных программ). Они стали выдвигать стратегические проекты по созданию кластеров мирового уровня (особенно в новейших секторах), пытаясь воспроизвести конструкцию успешных полюсов роста типа Кремниевой долины35.
Попытки создания национальных « кремниевых долин» методом сверху обернулись многими неудачами. Однако эти эксперименты, а также спонтанный рост региональных кластерных сетей в развитых странах позволили мировой науке продвинуть свои представления об устройстве современных кластеров и их инновационном механизме. Хотя большинство исследователей по-прежнему используют портеровскую трактовку кластеров 1998 г., воспроизводя ее в различных вариациях, литература пополнилась самостоятельным научным описанием инновационных кластеров. Так, в работе А. Хамдуша 2007 г. они характеризуются как «группы различных организаций и институтов, которые географически локализованы в определенной институциональной среде, выстраивают формальные и неформальные сети через межорганизационные или межличностные связи и участвуют в коллективном создании всех видов новаций в данной сфере экономической деятельности, реализуя накопленный здесь потенциал знаний, компетенций и технологий»36. Кроме того, в последнее время набирает популярность синтезированное понятие территориальных инновационных кластеров (regional innovation clusters) - локализованных агло-мерций, где достигаются синергетические эффекты инновативности37.
В целом, в соответствующем массиве теоретических и эмпирических работ последних лет мы обнаружили три аналитических ракурса, позволяющих рассматривать современные кластеры как 1) особые производственные агломерации; 2) особые сетевые экосистемы и 3) особые бизнес-проекты, открытые для присоединения новых участников (понятие кластерной инициативы).
Специфика кластеров как производственных агломераций во многом определяется тем, что они становятся локальными сетевыми узлами глобальных ценностных цепочек (global value chains) и тем самым, обеспечивают динамичное сочетание локальных и глобальных ресурсных
35 Sölvell Ö. Clusters - Balancing Evolutionary and Constructive Forces. Stockholm: Ivory Tower, 2009.
36 Hamdouch A. Innovation Clusters and Networks // 19th EAEPE Conference. Porto, Portugal, 2007. P. 17.
37 Muro M., Katz B. The New "Cluster Moment" // Entrepreneurship and Global Competitiveness in Regional Economies / eds. G.D. Libecap, S. Hoskinson. Bingley: Emerald, 2011. P. 93-140.
потоков. Циркулирующие здесь потоки финансового и физического капитала имеют глобальную мобильность, потоки социального капитала привязаны к ландшафту территории (образование сетевых связей во многом зависит от специфики местного бизнес-климата), а потоки человеческого капитала обладают смешанной мобильностью (рис. 5).
Финансовый капитал и средства производства
Человеческий капитал
Социальный капитал
Локальный уровень
Глобальный уровень
Компоненты Оборудование Патенты Технологии
Иностранные Квалифицированные работники Научные специалисты работники
Сетевые связи Институты коллаборации
Рис. 5. Глокальносгь кластера: сочетание локальных и глобальных потоков
38
В качестве глокальных производственных структур кластеры формируют современную модель стратификации экономических систем. По сравнению с отраслевой моделью она обеспечивает более тонкую диверсификацию производства, порождая распространение высокоспециализированных регионов (пространственная диверсификация), где размещаются высокоспециализированные сектора (структурная диверсификация, опирающаяся на группы связанных отраслей).
Образование кластеров, гибко реагирующих на изменения потребностей рынка, позволяет региональным экономикам последовательно углублять специализацию, сосредотачиваясь на новых и все более утонченных видах деятельности (процесс, получивший название «sophistication»). В итоге территории, где появляются кластеры, приобретают уникальные сравнительные преимущества (по качеству, стоимости или особым свойствам создаваемого продукта) и успешно привлекают глобальных инвесторов, что помогает им вписаться в ситуацию глобальной конкуренции39.
Одновременно кластеры улучшают конкурентные позиции и самих приходящих в регион инвесторов, позволяя им гибко комбинировать гео-
38 Sölvell Ö., Lindqvist G., Ketels C. The Cluster Initiative Greenbook. Stockholm: Ivory Tower, 2003.
39 Ketels C. Clusters, Cluster Policy, and Swedish Competitiveness in the Global Economy.
Stockholm: The Globalisation Council, 2009.
графию факторов производства. Размещая ресурсы и бизнес-функции в специализированных кластерах по всем территориям мира, международные компании выбирают для каждой функциональной задачи именно тот кластер, где она решается наиболее эффективно40. Показательно, что конкурентоспособность компаний зависит теперь не столько от их индивидуальных сравнительных преимуществ или от преимуществ страны их происхождения, сколько от того, в каком конкретном региональном кластере мира эти компании размещают свои мощности41. Причем для захода в кластер и использования выгод его динамичной сетевой среды ведущие мульти- и транснациональные корпорации трансформируются в мобильные мульти-локальные компании, состоящие из множества функционально взаимосвязанных, но юридически независимых фирм самого разного размер42.
Как сетевые экосистемы кластеры охватывают широкую сеть независимых агентов различного профиля (отраслевого, функционального и институционального), которые взаимно поддерживают друг друга в ходе коллаборации. Благодаря такой организации они считаются наиболее благоприятной структурой для коллективного генерирования иннова-ций43. Состав и роли участников кластеров могут меняться в зависимости от контекста развития страны и стадии жизненного цикла кластера. Но во всех случаях здесь присутствуют институты коллаборации (institutions for collaboration), координирующие деятельность участников через сетевые платформы (рис. 6).
Рис. 6. Организационная модель современного кластера как сетевой экосистемы
40 Ketels C. Sweden's Position in the Global Economy. Globaliseringsforum Rapport № 2, Stockholm, 2012.
41 Porter M.E., Ketels C. Clusters and Industrial Districts // A Handbook of Industrial Districts / eds. G. Becattini, M. Bellandi, L.D. Propris. Northampton: Edward Elgar, 2009. P. 172-183.
42 Solvell O. Op. cit. 2012.
43 Lindqvist G, Solvell O. CLUSNET Final Report, 2011.
Критическое значение для формирования зрелого и динамичного кластера имеет вышеупомянутая тройная спираль. Во-первых, коллаборация представителей властей, науки и бизнеса резко снижает уровень неопределенности, а также все виды издержек при создании новых продуктов. Во-вторых, она позволяет участникам кластера комплементарно соединять активы и компетенции в самых различных комбинациях, повышая производительность в ее современном понимании - в виде разнообразия создаваемых благ. В-третьих, она усиливает конкурентную мощь кластера за счет зарождения новых сетевых узлов за его пределами (через аутсорсинг, образование новых фирм, спилловерные эффекты). Центральный сегмент наложения кругов спирали (рис. 6) иллюстрирует достигаемую в кластере синергию инновационного роста, основанного на динамизме обновлений и непрерывном наращивании производительности.
Участники кластера гибко реагируют на постоянно усложняющиеся запросы рынка, т.е. становятся «более специализированными, более производительными и более инновативными»44. Взаимодействия на принципах тройной спирали выстраиваются на уровне каждого нового отдельного кластера, а затем распространяются как матрица в масштабах экономики в целом. Возникает фрактальная повторяемость: каждый кластер воспроизводит подобные себе структуры, с аналогичным эффектом инновативности, что и делает экономический рост инновационно ориентированным (innovation-led growth).
Подчеркнем: кластеры привлекательны для новых участников рынка, включая глобальных игроков, не какими-то особыми льготами и привилегиями, предоставленными государством, а тем, что они являются открытыми сетевыми экосистемами, где формируется сверхдинамичная бизнес-среда и механизмы коллаборации. Вопреки бытующему мнению, инновационные возможности кластеров не связаны с их передовой производственной специализацией (принадлежностью к высокотехнологичным секторам), а зависят от особенностей их сетевого устройства.
На рис. 7 схематично показан уникальный организационный дизайн современных кластеров и их разительный контраст с другими историческими типами территориально-производственных агломераций.
Так, территориально-производственные комплексы (ТПК), возникшие в советской командной экономике, хотя и обеспечивали участникам территориальную близость, но имели сугубо иерархичные связи, а возможные экономические выигрыши от агломерации блокировались здесь отсутствием рыночной конкуренции. Примерно та же картина наблюдается и в полурыночной индустриальной системе, испытывающей недостаток конкуренции. Например, она характерна для нынешних российских гос-
44 Porter, Ketels. Op. cit. 2009.
холдингов, построенных на вертикальных взаимодействиях и монопольных привилегиях.
В индустриальных рыночных системах со зрелой конкурентной средой можно обнаружить различные виды протокластеров, где преобладают горизонтальные связи между юридически независимыми компаниями. Эта модель приносит конкурентные выигрыши за счет агломерационных эффектов и дополнительных эффектов сетевой кооперации, возникающих в определенном бизнес-климате. Примером могут служить итальянские «промышленные округа» - две сотни объединений малых и средних фирм, производящих начиная с 1970-х гг. львиную долю итальянского экспорта45. Другой пример - японские финансово-промышленные группы «кэйрэцу», сумевшие в 1970-1980-х гг. обойти вертикальные американские холдинги на мировых рынках автомобилей и электроники. Подобные агломерации с широкой опорой на малый и средний бизнес часто именуют в литературе индустриальными, или промышленными кластерами. Однако, как подчеркивают Портер и Кетельс, они сильно отличаются от настоящих инновационных экосистем, построенных на тройной спирали46.
Рис. 7. Эволюция дизайна производственных агломераций: формирование инновационных кластеров.
45 Becattini G. From Marshall's to the Italian "Industrial Districts" // Complexity and Industrial Clusters / eds. A.Q. Curzio, M. Fortis. Heidelberg: Physica-Verlag, 2002. P. 83-105.
46 Porter, Ketels. Op. cit. 2009.
Из трех типов агломераций, представленных на рис. 7, к полноценным кластерам можно отнести лишь последний: именно такая сетевая модель связей отвечает условиям постиндустриального роста и глобальной конкуренции. Значение здесь имеет не столько сама территориальная близость участников, сколько их функциональная взаимозависимость и взаимодополняемость, в целом - возможность достижения синергетических эффектов инновативности. Считается, согласно школе Портера, что если подобные сетевые эффекты не наблюдаются у большинства участников агломерации, то она не является кластером в строгом экономическом смысле47. Так, в странах Скандинавии к инновационным относят только те отраслевые объединения, где сложилась тройная спираль, причем они могут формироваться как в новейших секторах (скажем, ИКТ или сектор наук о жизни), так и в традиционных (например, лесная или пищевая промышленность). Главное, чтобы характер взаимодействий в кластере приводил к сверхскоростному созданию новых продуктов - в соответствии с непрерывно меняющимися запросами потребителей.
Примечательно, что американская Кремниевая долина стала мощнейшей инновационной экосистемой именно потому, что спонтанно развивалась на принципах тройной спирали и, в частности, на основе самоуправления через сетевые ассоциации - многосторонние некоммерческие партнерства университетов, компаний, изобретателей, индивидуальных предпринимателей и др.48 На тех же принципах по проектному варианту успешно построена транснациональная кластерная система ScanBalt Bioregion в Северной Европе: объединяя 2550 компаний и более 1000 научно-исследовательских организаций в сфере наук о жизни, она приближается по мощности к американским кластерам того же про-филя49. Оба этих мегакластера организованы как разветвленные сети сетей (networks of networks). Аналогичным образом устроены и другие успешные кластеры различного профиля и масштаба - как национальные (например, инженерно-морские кластеры в Норвегии и Сингапуре, сталелитейный кластер в Швеции), так и транснациональные (например, несколько десятков разнопрофильных кластеров мирового класса, куда вовлечены компании минимум четырех стран Северной Европы)50.
Итак, к началу текущего десятилетия ведущие экономики мира оказались наполовину кластеризованы, а более 100 стран и регионов распола-
47 Porter. Op. cit. 1999.
48 Успех Кремниевой долины был обеспечен деятельностью нескольких сетевых платформ, которые сделали ее мировым центром сначала инженерной науки, затем -микроэлектроники, полупроводников, компьютеров и, наконец, ИКТ. Сегодня долина успешно привлекает инноваторов со всего мира и является эпицентром многочисленных венчурных проектов. См.Etzkowitz. Op. cit. 2008.
49 ScanBalt Position Paper. ScanBalt, 2011.
50 State of the Region Report. Op. cit. 2009.
гали тем или иным вариантом кластерной политики, основанной на пор-теровской концепции51. Россия присоединилась к этой сотне в июне 2012 г., сформировав «Перечень пилотных программ развития инновационных территориальных кластеров», куда по итогам конкурсного отбора вошли 25 кластерных проектов с высоким научно-техническим потенциалом (большинство из них реализуется на территориях, уже имеющих особые льготы, - в наукоградах, ЗАТО, особых экономических зонах). Хотя российское правительство намерено поддерживать эти региональные проекты немалыми бюджетными средствами52, перспектива образования в стране динамичных инновационных кластеров достаточно слаба.
В условиях России проблема заключается не только в том, что отобранные кластеры фактически создаются по решению «сверху», т.е. их модели и специализация не прошли предварительного «тестирования рынком», как того требует концепция Портера. Хуже другое: организационное устройство кластеров «заточено» под индустриальный тип роста, т.е. в лучшем случае в стране могут появиться протокластеры производственного типа - несмотря на провозглашенную инновационность создаваемых структур. Например, непонятно, как можно совместить полузакрытый режим ЗАТО (закрытых административно-территориальных образований, который никто не отменял) с образованием на таких территориях открытых сетевых экосистем, готовых к свободному переливу информации и знаний за свои границы, в окружающую экономику региона. Также показательно, что намеченные критерии господдержки кластеров - рост объемов производства, затрат на НИОКР - ориентированы на линейный характер инноваций и далеки от современных методик оценки конкурентоспособности кластеров на предмет их синергети-ческих эффектов.
Но самое главное даже не это: полноценные кластерные сети просто не могут появиться и, тем более, развиваться в неадекватной для этого деловой среде, отягченной преобладанием иерархичных монополизированных структур, узостью поля горизонтальных связей и крайней институциональной разобщенностью социума. Становление сетевого уклада - не только вызов, но и возможность, так как глобальное распространение сетевых взаимодействий меняет характер развития систем с эволюционного на фрактальный, позволяя им продвигаться вперед скачками - за счет реконфигурации внутренних связей. Это дает отстаю-
51 Ленчук Е.Б., Власкин Г.А. Кластерный подход в стратегии инновационного развития зарубежных стран // Проблемы прогнозирования. 2010. № 5. С. 38-51.
52 Из 25 проектов 14 получат субсидии из федерального бюджета в размере 25 млрд руб. в течение 5 лет, начиная с 2013 г., а остальные 11 кластеров будут поддерживаться на первом этапе через участие в федеральных целевых программах, работу с институтами развития и взаимодействие с госкомпаниями. См:. Об итогах проведения конкурсного отбора. Минэкономразвития РФ, 2012.
щим экономикам исторический шанс для инновационного рывка, даже при недостроенной индустриальной базе и незавершенной рыночной трансформации. На таком институциональном подходе построены теперь все пятилетние программы ЕС в сфере региональной политики. Начиная с 2007 г. классический принцип выравнивания уровней развития территорий через бюджетные фонды заменен здесь идеей динамизации роста догоняющих экономик путем формирования кластерной среды.
Соответственно и Россия может совершить мощный постиндустриальный рывок, если начнет активно развивать горизонтально-сетевые связи, устраняя шаг за шагом существующие для этого препятствия (от административных до экономических) и поощряя повсеместное использование интернет-коммуникаций. Такие системные реформы, именуемые в литературе «институциональным обучением» (institutional learning), не предполагают исключительной опоры страны на собственные силы. Напротив, как показывает практика, догоняющим экономикам необходим внешний «локомотив» - стратегический партнер, имеющий более широкую и более глубокую вовлеченность в глобализированный мир. С этой точки зрения оптимальным стратегическим партнером для России выглядит соседний Балтийский макрорегион, реализующий наиболее передовую модель роста. Его лидеры неоднократно подтверждали свою заинтересованность в развитии тесной кооперации с Россией на длительные сроки. Но вот готова ли Россия проявить политическую волю и реально решиться на модернизацию? - этот вопрос остается открытым.
* * *
Тяжелые структурные и финансовые проблемы, с которыми сегодня столкнулись нации, лишь отчасти объясняются макроэкономическими просчетами правительств, а в подавляющей части - логикой объективной глобальной трансформации, вызванной сменой парадигмы. Очевидно, что эта трансформация будет продолжаться до тех пор, пока она не расчистит путь для окончательного утверждения сетевого уклада, унося за собой в прошлое всю организационную атрибутику индустриальной эпохи.
Под влиянием глобальной конкуренции и развития интернет-технологий мировая экономика постепенно освободится от многих разделяющих ее барьеров и обретет особую пространственную пластичность, рассчитанную на динамизм коммуникаций и движущую силу инноваций. Новому организационному порядку будут соответствовать кластерное строение систем, прямая (внеценовая) связь между их участниками и коллективный способ их реагирования на гиперизменчивость среды. Признаки этих перемен отчетливо видны уже сегодня, а об их
необратимости (пока не до конца осознанной политиками) свидетельствует то, что классические антикризисные меры, вытекающие из опыта прошлого, не достигают желаемых результатов. Для выхода на путь устойчивого роста и странам, и компаниям, и местным сообществам предстоит терпеливо осваивать новые, сетевые механизмы, решившись на созидательное разрушение (creative destruction) привычных иерар-хичных конструкций - прежде, чем они разрушатся сами.
Переход к экономике знаний не сводится к созданию новейшей производственной инфраструктуры: бизнес-инкубаторы, технопарки, венчурные фонды, институты развития. Он требует вовлечения в сетевые альянсы и, соответственно, в инновационные процессы всех заинтересованных общественных слоев, то есть трансформации «большого» социального государства в большое сетевое общество.
