CC BY
522
УДК 821.161.1-34
ББК 83.3 (2=Рус)
П 30
Петришин Д.В.
Магистрант кафедры литературы и массовых коммуникаций Адыгейского государственного университета, e-mail: Denver-cool@yandex.ru
Паранук К.Н.
Доктор филологических наук, профессор кафедры литературы и массовых коммуникаций Адыгейского государственного университета, e-mail: kutas01@mail.ru
Инициация как сакральный элемент художественной структуры русских волшебных сказок
(Рецензирована)
Аннотация:
Исследуется обряд инициации как основа волшебной русской сказки, с целью определения его сакрального смысла в содержании и структуре сказки. Решаются следующие задачи: выявить концептуальное значение обряда инициации в судьбе героев; рассмотреть такие составляющие элементы обряда, как отлучение героя от родителей, изоляция неофита, жертвоприношение, испытания героя; определить сакральный смысл рассматриваемых элементов сказки. Структурно-типологический, сравнительно-сопоставительный и герменевтико-интерпретационный методы, используемые в работе, позволяют сделать вывод о том, что обряд инициации имеет сакральный смысл и концептуальное значение в семантике и художественной структуре волшебной сказки. Теоретическая значимость результатов исследования связана с проблемой системного анализа сакральной основы русских волшебных сказок с использованием междисциплинарного подхода с привлечением психологических, исторических, этнографических, культурологических трудов. Они могут быть использованы на занятиях по фольклору в школах и вузах.
Ключевые слова:
Волшебная сказка, миф, обряд, инициация, ритуал, художественна структура, сакральное, герои сказок, зооморфные персонажи.
Petrishin D.V.
Master s Degree Student of Department of Literature and Mass Communications, Ady-ghe State University, e-mail: Denver-cool@yandex.ru
Paranuk K.N.
Doctor of Philology, Professor of Department of Literature and Mass Communications, Adyghe State University, e-mail:
Initiation as a sacral element of art structure of the Russian magic fairy tales
Abstract:
The paper explores the initiation ceremony as a basis of the Russian magic fairy tale. Its purpose is to define sacral sense of a ceremony of initiation in contents and structure of the fairy tale. The following problems are solved: to reveal conceptual significance of a cer-
emony of initiation in the fate of heroes; to examine elements making the ceremony, such as excommunication of the hero from parents, isolation of the neophyte, a sacrifice, tests of the hero and to define sacral sense of the fairy tale elements under study. The structural and typological, comparative and hermeneutic-interpretative methods used in work allow us to draw a conclusion that the ceremony of initiation makes sacral sense and conceptual significance in semantics and art structure of the magic fairy tale. The theoretical significance of the results of research is associated with the problem of the system analysis of a sacral basis of the Russian magic fairy tales with the use of cross-disciplinary approach and with attraction of psychological, historical, ethnographic and culturological works. They can be applied on classes in folklore at schools and higher education institutions.
Keywords:
The magic fairy tale, the myth, ceremony, initiation, ritual, art structure, sacral, heroes of fairy tales, zoomorphic characters.
Русская волшебная сказка широко исследуется в отечественной филологической науке. Генезису сказки, ее структуре, морфологии, типологии, образной системе, разным аспектам жанровой специфики посвящены фундаментальные труды В.Я. Проппа, Е.М. Мелетинского, А.Н. Афанасьева, Е.Е. Левкиевской, А.Л. Топоркова, Б.А. Успенского, С.Н. Зенкина, А.А. Потебни, Е.Л. Мадлевской, В.Н. Топорова, А.Н. Веселовского, Ф.И. Буслаева, В.Ф. Миллера и др.
Из всех жанровых разновидностей народной сказки именно волшебная имеет наиболее выраженный сакральный контент. Исследователи фольклора не раз отмечали связь волшебный сказки с мифом [1]. Е.М. Мелетинский указывал основные этапы трансформации мифа в сказку: деритуализация и десакрализация, ослабление строгой веры в истинность мифический «событий», развитие сознательной выдумки, потеря этнографической конкретности [2: 264].
Сравнивая миф и сказку, В.Я. Пропп, как и Е.М. Мелетинский, утверждает, что «сказка имеет развлекательное значение, миф - сакральное» [3: 26]. Мы полагаем, что это утверждение верно лишь отчасти и не относится к жанру волшебной сказки, которая унаследовала в рудиментарной форме наибольшее количество элементов мифа и сохраняет в имплицитной форме сакральный смысл. Художествен-
ный контекст волшебной сказки плотно насыщен мифологемами и архетипами, обрядами, ритуалами и символами. В волшебной сказке отражена мифоэпическая модель мира, соответствующая мышлению древних. В частности, «мифомыш-ление маркируется в обозначении координат пространства: вертикали (верха), горизонтали (низа), сакрального центра, границ, наружного, внутреннего» [4: 43].
«.. .архетипическая структура сюжета обычно состоит из определенных этапов: уход героя из дома - странствия, испытания - возвращение домой. То есть герой в силу разных причин (поиски отца, желание отомстить за смерть отца) покидает уютный гармонизированный мир матери, семьи, выражающих символику защищенного пространства, и отправляется в странствия, сопряженные с испытаниями, лишениями, страданиями и т. д.» [5].
В основе сказки, по утверждению В.Я. Проппа, лежит обряд инициации. Существует множество трактовок понятия «обряд». Истоком слова ритуал является латинское гИш со значением сакрального порядка проведения религиозной службы или празднества. Ритуал прочно соотносится с областью сакрального. Обряд стоит намного ближе к ритуалу, часто эти слова используются как заменяющие друг друга. Большая российская энциклопедия указывает на синонимичность этих понятий: «РИТУАЛ, то же, что обряд» [6].
Как мы видим, нет объективной и точной градации различия между ритуалом и обрядом. Под обрядом мы будем понимать как отдельное действие, так и совокупность действий символического характера, несущих сакральное значение для людей, участвующих в этом акте.
Инициация по М. Элиаде - это «... совокупность обрядов и устных наставлений, цель которых - радикальное изменение религиозного и социального статуса посвящаемого. <...> К концу испытаний неофит обретает совершенно другое существование, чем до посвящения: он становится другим» [7: 12-13]. Здесь отражен внутренний аспект предназначения инициации - познание и совершенствование себя, постижение истины.
Инициация по А. Геннепу - это распространённая в родовом обществе система обычаев, связанных с переводом юношей и девушек в возрастную категорию взрослых мужчин и женщин [8: 64-107].
Обряд инициации состоит из последовательных этапов: отлучение от родителей, изоляция неофита, жертвоприношение и приобретение покровительства тотемного животного, центральное испытание героя.
Обряд отлучения неофита от родителей является начальным этапом перехода юношей к взрослой жизни. М. Эли-аде изучил среди аборигенов такое явление, как «разлучение с матерью». Речь идет о разрыве с миром детства, который для ребенка является миром материнским и женским [7: 35-38]. В русских волшебных сказках драматизм отлучения связан со смертью одного из родителей. В.Я. Пропп отмечал: «Усиленную форму отлучки представляет собой смерть родителей. Со смерти или отлучки родителей начинаются очень многие сказки» [9: 22].
В сказке «Василиса Прекрасная» отражен обряд отлучения ребенка от матери: «Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением
оставляю тебе вот эту куклу» [10: 101102]. Василисе приходится смириться прекращением материнской опеки.
В сказке «Иван-царевич и серый волк» царь созывает сыновей и дает им задание: «Кто из вас может поймать в моём саду жар-птицу? Кто изловит её живую, тому ещё при жизни моей отдам половину царства, а по смерти и всё» [10: 292]. С этого задания начинается акт разрыва родителя и детей. В сказке «Марья Морев-на» событие отлучения неофита происходит уже от обоих родителей. Аналогично сказке «Василиса Прекрасная» смерть родителей сопровождается конкретным наказом для Ивана-царевича - выдать трех своих сестер замуж: «Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того отдавай - не держи при себе долго!» [10: 254].
В сказке «Морской царь и Василиса Премудрая» безымянный царь по договору с морским царем должен отдать последнему своего сына, о существовании которого еще не знает. Отраженное в сказке явление описывал М. Элиаде при изучении австралийских племен: «Разрыв осуществляется так, чтобы произвести сильное впечатление как на матерей, так и на неофитов. Женщины почти во всех австралийских племенах убеждены, что их дети будут убиты, что их сожрет враждебное и таинственное божество, подлинного имени которого они не знают» [7: 38]. Герой отдается морскому царю, а родитель полностью дистанцируется от своего ребенка - уходит домой.
Изоляция неофита - это изоляция героя от привычного мира. «В процессе этого испытания подростки должны были доказать силу воли и духа, что должно было означать их присутствие в мире и ответственность. Во многих племенах в этот период налагались множественные запреты: лишение пищи, немота, жизнь в темноте» [7: 54]. Сюда же мы относим и символическую смерть неофита: персонаж волшебной сказки на время изолируется от своего привычного мира. М. Эли-
аде писал: «Переход от мира непосвященного к миру священному требовал испытания смертью; умирает одно существование, чтобы перейти в другое» [7: 38].
Персонаж сказки, изолированный от привычного мира темнотой в лесу или символической смертью (также нахождение в темноте), подвергается сильнейшему психическому стрессу. «Стресс - это неспецифический компонент адаптации. Любой раздражитель-стрессор. несет общее требование - приспособиться к новым условиям» [11: 157]. Ночь - это антитеза света (дня), архетипическое воплощение тьмы, символ смерти. Как архетип тьмы, ночь связана со страхом перед неизвестностью, злом и нечистой силой, отчаянием, безумием, смертью [12: 390-392].
В большинстве сказок женские персонажи проходят через этап изоляции в темном лесу или пребывание в жилище-склепе ведьмы-людоедки, в то время как мужские персонажи чаще проходят через обряд символической смерти с фактом рассечения или членовредительства. «Финальным актом является религиозная церемония и главным образом особое членовредительство» [8: 73]. Членовредительство в итоге свидетельствует о новом социальном статусе героя.
В сказке «Василиса Прекрасная»: «Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес. Идет она и дрожит» [10: 104]. Переход через лес сопряжен со страхом. В сказке «Иван-царевич и серый волк» отражена изоляция-смерть героя. Старший и средний брат обнаруживают спящего Ивана-царевича и «Димитрий-царевич вынул из ножон меч свой, заколол Ивана-царевича и изрубил его на мелкие части» [10: 301]. Речь идет об обрядовой смерти. Вслед за тем происходит акт воскрешения Ивана-царевича в качестве иного человека, который отвоевывает у братьев добытое имущество, наказывает их и воцаряется вместе с невестой.
В сказке «Марья Моревна» Ивана-
царевича «убивают» аналогичным способом: «Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез» [10: 258]. Примечателен акт воскрешения героя: «Орел бросился на синее море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а - ворон за мертвой. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно. Ворон брызнул мертвой водою - тело срослось, съединилося; сокол брызнул живой водою - Иван-царевич вздрогнул, встал.» [10: 258]. Протагониста возвращают к жизни небесные волшебные покровители - божества: «... божество не замедлит воскресить новичков, но уже как взрослых мужчин, то есть посвященными» [7: 38].
В сказке «Морской царь и Василиса Премудрая» изоляция показана в качестве перехода главного героя в мир чудесный - подводное царство, к морскому царю: «А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит: и там свет такой же, как у нас; и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет» [13: 430]. М. Элиаде отмечал: «Мир, в котором теперь находились неофиты, был миром священным. Между ним и материальным миром существовал разрыв, нарушенная непрерывность» [7: 40].
Жертвоприношение в сказке связано с получением покровительства тотемного животного. А. Донини писал: «.. .мистическая родственная связь по крови и племени выражена в термине «тотем» или «тотам», что. значит «родство с братом» или «с сестрой»» [14: 22].
В сказке «Василиса Прекрасная» умирающая мать передает Василисе волшебную куклу: «.береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью» [10:
102]. Василиса в обмен на помощь совершает жертвоприношение в виде пищи. Подобное явление известно как «кормление» умерших предков. Б. Малиновский отмечал: «Поскольку еда для дикаря является знаком милости, благосклонности судьбы, поскольку изобилие дает ему первые догадки и самое элементарное представление о Провидении — постольку, делясь в жертвоприношении своей пищей с духами и божествами, дикарь делится с ними и благосклонностью к нему Провидения, уже ощущаемого им, но еще не понятого» [15: 43].
В сказке «Иван-царевич и серый волк» описывается обряд жертвоприношения коня при выборе пути на распутье, в результате которого коня разрывает серый волк. Протагонисту приходится продолжать свой путь уже пешим, однако серый волк нагоняет его и сообщает: «. жаль мне и того, что я заел твоего доброго коня. Добро! Садись на меня, на серого волка, и скажи, куда тебя везти и зачем?» [10: 294]. Обряд жертвоприношения позволяет Ивану-царевичу заполучить покровительство в виде серого волка.
В сказке «Марья Моревна» совершается обряд жертвоприношения, когда протагонист посещает трех птиц (мужей своих сестер): сокола, орла и ворона. Трижды повторяется одно действие: «Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать». Соколу оставляется серебряная ложка, орлу - серебряная вилка, ворону - серебряная табакерка. По этим предметам все три тотема узнают о гибели Ивана-царевича от рук Кощея и о местонахождении его изрубленных останков. Мы видим акт жертвоприношения, которое дает герою сказки покровительство со стороны высших сил.
Под испытанием в контексте данного исследования мы понимаем три базовых явления: обряд грабежа (мужская инициация), процесс добычи объекта путем исполнения конкретных условий и
акт отстаивания добытой собственности.
В сказке «Василиса Прекрасная» героиня должна добыть огонь у ведьмы-людоедки. Между ними заключается сделка: «.поживи ты наперёд да поработай у меня, тогда и дам тебе огня.» [10: 104]. Старуха дает ей хозяйственные задания сверх меры. Добыча сакрального объекта - огня - проходит через испытание в бытовых вопросах: героиня сказки выполняет обязанности, возлагаемые на женщину, тем самым доказывая свою сакральную функцию - способность хранить быт, а впоследствии (после добычи огня) сохранять огонь. Потому женщина всегда считалась хранительницей очага.
В.Н. Харузина писала: «Если исходить из трудности добывания огня и удобств сохранять его поддерживанием, не представляется ли возможным допустить... что женщина оставалась зачастую на месте стоянки, чтобы только сохранить огонь?» [16: 76-77].
В сказке «Иван-царевич и серый волк» герой сказки совершает акт грабежа трижды. Добывает жар-птицу - тотемное животное высшей иерархической ступени. Добывает коня - обязательный элемент воинской доблести. Выкрадывает в чужой стране представительницу царственного рода, которая становится его женой.
Грабеж - это один из этапов мужской и воинской инициации, в которой неофит должен доказать не только свое бесстрашие и ловкость, но и меру. М. Эли-аде отмечал: «.поведение индоевропейских воинских союзов во многом схоже с «мужскими союзами» первобытных обществ. Как у тех, так и у других, члены братств терроризируют женщин и непосвященных и демонстрируют свое «право на грабеж» [7: 215].
Завладение жар-птицей - это акт закрепления за правящим родом монополии на владение тотемическим священным животным. Иван-царевич отбирает у другого правящего рода тотемное животное, которое становится символом его династии.
Похищением царевны отражен акт добычи невесты. Л. Нидерле писал: «Основой славянского брака, как и у других народов, является иногда выкуп, а иногда простое похищение жены, принадлежащей другому роду или селу либо вообще к иному племени» [17: 21]. Обряд «умыкания» невесты у воды отображен в сказке «Василиса Премудрая и морской царь». В ней Иван-царевич крадет сорочку, принадлежащую дочери морского царя - Василисе Премудрой. Морское царство явно противопоставляется «святой Руси», следовательно, происхождение Василисы Премудрой имеет иноземные корни. Мы видим отголоски древнего обряда похищения невесты из другого племени или народа.
В сказке «Морской царь и Василиса Премудрая» перед Иваном-царевичем стоит задача выбраться из морского царства, выполнив ряд условий морского
царя: 1) посеять рожь, чтобы она взошла к утру; 2) перемолоть пшеницу; 3) построить восковую церковь. В данной сказке испытания Ивана-царевича отличаются от испытаний в сказке «Иван-царевич и серый волк». Герой сказки выполняет задания аграрного и строительного характера, не прибегая к военной хитрости.
Итак, проведенный анализ позволяет заключить, что обряд инициации является базовым элементом семантики и художественной структуры волшебной сказки и наполнен сакральным смыслом. Инициация, завершающаяся посвящением героя, манифестирует не только радикальное изменение его социального и религиозного статуса, степень его подготовленности для вступления в семейную и общественную жизнь, но и достижение самоидентификации, самосознания, постижение сакральных основ жизни, граней истины.
Примечания:
1. Levi Strauss. Le cru et le cuit // Mythologiques. Paris, 1964.
2. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринт. М.: Восточ. лит., 2000. 407 с.
3. Пропп В.Я. Русская сказка. М.: Лабиринт, 2008. 384 с.
4. Паранук К.Н. Пространственно-временные координаты модели мира в современном адыгском романе // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2011. Вып. 3 (82). С. 38-46.
5. Паранук К.Н. Мифопоэтика и художественный образ мира в современном адыгском романе. Майкоп, 2012. 352 с.
6. Большая российская энциклопедия. URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/3510877 (дата обращения: 30.04.2018).
7. Элиаде М. Тайные общества. Обряды инициации и посвящения / пер. с фр. Г.А. Гельфанд; науч. ред. А.Б. Никитин. М.; СПб.: Университетская книга, 1999. 356 с.
8. Геннеп А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов: пер. с фр. М.: Восточ. лит., 1999. 198 с.
9. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. 336 с.
10. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: в 5 т. Т. 1. М.: ТЕР-РА - книжный клуб, 2008. 320 с.
11. Общая психология: учебник / под общ. ред. Л.В. Карпова. М.: Гардарики, 2005. 232 с.
12. Королев К.М. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М.: Эксмо, 2003. 600 с.
13. Круглов Ю.Г. Библиотека русского фольклора. Сказки. Кн. 1 / сост., вступ. ст., под-гот. текстов и коммент. Ю.Г. Круглова. М.: Сов. Россия, 1988. 544 с.
14. Донини А. Люди, идолы и боги. Очерки истории религии / пер. с ит. И.И. Кравченко. 2-е изд., испр. и доп. М.: Политиздат, 1966. 368 с.
15. Малиновский Б. Магия, наука и религия / пер. с англ. А.П. Хомика. М.: Академический проект, 2015. 298 с.
16. Харузина B.H. К вопросу о почитании огня // Этнографическое обозрение. 1906. № 3-4. С. 68-205.
17. Нидерле Л. Быт и культура древних славян. М.: Вече, 2013. 288 с.
References:
1. Levi Strauss. Le cru et le cuit // Mythologiques. Paris, 1964.
2. Meletinsky E.M. Poetics of myth. 3rd ed., reprint. M.: Vostoch. lit., 2000. 407 pp.
3. Propp V.Ya. A Russian fairy tale. M.: Labyrinth, 2008. 384 pp.
4. Paranuk K.N. Spatial-temporal coordinates of the model of the world in the Adyghe modern novel // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. Maikop, 2011. Iss. 3 (82). P. 38-46.
5. Paranuk K.N. Mythopoetics and the artistic image of the world in the modern Adyghe novel. Maikop, 2012. 352 p.
6. Great Russian Encyclopedia. URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/3510877 (date of access: 30.04.2018).
7. Eliade M. Secret societies. Rites of initiation and passage / transl. from French by G.A. Gelfand; scient. ed. by A.B. Nikitin. M.; SPb.: University book, 1999. 356 pp.
8. Gennep A. Rites of transition. Systematic study of rites: transl. from French. M.: Vostoch. lit., 1999. 198 pp.
9. Propp V.Ya. Historical roots of a fairy tale. M.: Labyrinth, 2000. 336 pp.
10. Afanasyev A.N. Folk Russian fairy tales by A.N. Afanasyev: in 5 vol. Vol. 1. M.: TERRA - book club, 2008. 320 pp.
11. General Psychology: a textbook / general ed. by L.V. Karpov. M.: Gardariki, 2005. 232 pp.
12. Korolyov K.M. Encyclopedia of symbols, signs and emblems. M.: Eksmo, 2003. 600 pp.
13. Kruglov Yu.G. Library of the Russian folklore. Fairy tales. Book 1 / comp., introduction, preparation of texts and comments by Yu.G. Kruglov. M.: Sov. Russia, 1988. 544 pp.
14. Donini A. People, idols and gods. Essays on the history of religion / transl. from Italian by I.I. Kravchenko. 2nd ed., rev. and enlarged. M.: Politizdat, 1966. 368 pp.
15. Malinovsky B. Magic, science and religion / transl. from English by A.P. Khomik. M.: Academic Project, 2015. 298 pp.
16. Kharuzina B.N. On the problem of worshiping the fire // Ethnographic Review. 1906. No. 3-4. P. 68-205.
17. Niederle L. Mode of life and culture of the ancient Slavs. M.: Veche, 2013. 288 pp.
