CC BY
31
и
1ФРАСТРУКТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ФИЛОСОФИИ: АФИНА ИЗ ГОЛОВЫ ЗЕВСА?
Илья Теодорович Ка-савин - доктор философских наук, член-корреспондент РАН, заведующий сектором социальной эпистемологии Института философии РАН. E-mail: itkasavin@gmail.com.
Знак современной философии в том, что она особенно озабочена не собственно философскими проблемами, а тематикой своего социального бытия. Сегодня снимается «вечный вопрос» о том, является ли философия наукой. Философия -в полной мере наука в статусе социального института, а не самодеятельное дилетантское предприятие; она подобна общей лингвистике,теоретической социологии, гражданской истории, чистой математике. Философия вынуждена обосновывать свою теоретическую актуальность, своевременность, необходимость определенных теоретических новаций в контексте современных научных задач. Одновременно философии приходится доказывать свою практическую применимость для удовлетворения социально-политических, технико-экономических и культурно-информационных потребностей. Именно здесь следует искать специфику современной философии: она -вее общей судьбе с современной наукой, с культурой в целом. Сегодняшняя реформа поставила философов (и других ученых) перед новыми реалиями, и они вырабатывают необходимые механизмы адаптации. Пусть и дальше появляются новые системы научного индексирования, научные фонды, поддерживаются научные журналы. Но научная инфраструктура должна вызревать постепенно, в коммуникации сучеными, а не рождаться, как Афина, из головы Зевса. Вовлекать в социальные преобразования предстоит живых людей с их страстью к научному поиску - авторов, грантополу-чателей, будущих лидеров рейтингов, мотивированных ученых. Иначе останется одна сброшенная сверху, обесчеловеченная инфраструктура.
Ключевые слова: наука, инфраструктура, научные фонды, научные рейтинги, научные журналы, рецензирование, открытый доступ.
I
_INFRASTRUCTURAL REVOLUTION IN PHILOSOPHY:
ATHENA FROM THE HEAD OF ZEUS?
Ilya Kasavin - doctor of philosophical sciences, correspondent-member of the Russian Academy of Sciences, chair of the Department of Social Epistemology of the Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences.
Today philosophy is not particularly concerned with philosophical problems but with ones of its social existence. Is this a sign of our times? Apparently it is, for "the eternal question" whether the philosophy is science has been decisively solved today. Philosophy is the complete science taken as a social institution, no more an amateurish enterprise; in its current social status it does not differ from general linguistics, theoretical sociology, civil history, pure mathematics. Philosophy has to justify its topicality, theoretical relevance, necessity for certain theoretical innovations in the context of modern scientific problems. At the same time philosophy has to establish its practical relevance, i.e., the applicability to meet the socio-political, economic, cultural and information needs. Its ability for this is doubtful for officials and laymen, but is important for philosophy as ever. It appears that it is here to look for specifics of modern philosophy: it is located within the common destiny with modern science, culture as a whole.
The ongoing science reform has set the philosophers (and other scientists) to the new realities, and they develop the necessary mechanisms of adaptation.
Editorial 5
There is nothing wrong with improving the Russian Science Index (RINZ) to the international level in creating new systems of indexing and the inclusion of at least parts of them in a global database. The same is for establishing new science foundations and other sources to support science. The promoting of Russian scientific journals will be also a step in the right direction. But it should not be forgotten: the scientific infrastructure must grow slowly, in communication with scientists and not be born like Athena from the head of Zeus. For this to work, one needs not just to subordinate a recalcitrant population Universe of knowledge to one's political will. The involving in infrastructure transformation must be a social program for li ving people with thei r passi on for scienti fic research -authors, grantees, future leaders of ratings, motivated scientists. Otherwise, there will only a bureaucratic infrastructure dropped from the top without any human agent.
Key words: science, infrastructure, science funds, scientific ranking, scientific journals, peer review, open access.
Вызовы современности
Опыт метафилософского анализа получает последние полстолетия широкое распространение. Можно говорить о целых направлениях, использующих специальный методологический взгляд на философию с позиций психоанализа [Wisdom, 1953], социологии [Коллинз, 2002], теоретической истории философии [Ойзерман, 2009], философии науки [Rescher, 2007] и др. При этом разговор о природе философии все еще проходит в рамках интерналистских схем, ограниченность которых хорошо известна историкам науки. Они в особенности дают сбой, когда обсуждается современное состояние философской жизни, когда нужно понять, что такое философия сегодня.
17 апреля 2014 г. состоялась открытая юбилейная сессия Ученого совета Института философии РАН, приуроченная к 85-летнему юбилею Института. В дискуссии на тему «Что такое философия сегодня?» участвовали ведущие философы, по-своему делавшие акцент на одной из двух частей заявленной темы: на слове «философия» или на слове «сегодня». Тем самым обсуждение фокусировалось на двух вопросах. Первый - чем является философия по своей сущности вне зависимости от конкретной культуры или эпохи, с которой она связана? И второй - не следует ли сегодня философам сосредоточиться на актуальных темах современности? Например: как можно философствовать после Гулага, когда это и другие трагические события истории не нашли адекватного осмысления? При всем различии в этих постановках вопроса '"в' речь шла об одном: что значит философствовать и как эта мыслительная процедура соотносится со своим контекстом ¡S (может ли быть отделена от него или нет). Представляется, TS что этот подход можно существенно дополнить, используя —I социологический взгляд на явление «здесь и сейчас».
Сегодня философия особенно озабочена не собственно философскими проблемами, а вопросами ее социального бытия. Знакли это нашего времени? Видимо, да, ведь именно сегодня снимается «вечный вопрос» о том, является ли философия наукой. Философия - в полной мере наука в статусе социального института, а не самодеятельное дилетантское предприятие; в этом она не отличается от общей лингвистики, теоретической социологии, гражданской истории, чистой математики. Философия вынуждена обосновывать свою теоретическую актуальность, т.е. своевременность, востребованность, необходимость определенных теоретических новаций в контексте современных научных задач. Одновременно философии приходится доказывать свою практическую актуальность, т.е. применимость для удовлетворения социально-политических, технико-экономических и культурно-информационных потребностей. Все это звучит сомнительно для чиновников и обывателей, но важно для философии как никогда. Представляется, что именно здесь следует поискать специфику современной философии: она - в ее общей судьбе с современной наукой, с культурой в целом.
Последнее время ситуация осложнилась тем, что можно назвать инфраструктурной проблемой. Осознание данного обстоятельства выводит философию на новую позицию рефлексии. Сегодня от всякого крупного научного проекта требуется некоторый необычный результат: открытие смешанного, «внешне-внутреннего» канала трансфера знания, инновационного влияния на собственную двухуровневую структуру научного сообщества. Речь идет, если воспользоваться компьютерной метафорой, о программных и аппаратных параметрах науки, ближайшими примерами которых могут служить, во-первых, «кодекс научной честности» (И. Лакатос) и, во-вторых, официальные институты науки (лаборатории, журналы, фонды и проч.). Ниже речь пойдет о вторых.
Инфраструктурные трансформации случались в философии и раньше. Вот локальный пример, который в этом году отмечает 20-летний юбилей. В 1994 г. нам удалось организовать научное сотрудничество между российскими и германскими философами (особую роль в этом сыграл Курт Рудольф Хюбнер, выдающийся германский философ, недавно ушедший от нас), создать Центр по изучению германской философии в Москве и получить пятилетнее финансирование Фонда Фольксваген (Ганновер) под совместный исследовательский проект «Научные и вненаучные формы мышления». В те трудные годы это давало шанс не только продолжать работу, кото-
г
ш
рая велась еще до распада СССР в секторе теории познания Института философии РАН, но и активизировать самостоятельные исследования.
Далеко не полный итог постоянной работы 40 ученых с обеих сторон включал 11 томов индивидуальных и коллективных трудов (из них четыре - на немецком языке) и ряд статей в зарубежных журналах, входящих в Web of Science и Scopus. Помимо этого были организованы две международные конференции в Москве и Айхштете и обеспечено участие в ряде других. Восемь российских студентов и аспирантов получили по конкурсу полугодовые стипендии для стажировок в Германии, что позволило воспитать двух талантливых молодых ученых - высокий процент успеха! Ведущие германские философы провели серию лекций в Москве. Российские участники проекта приобрели навыки компьютеризации философского исследования и управления денежными трансферами в условиях западной системы финансовой отчетности. Упоминание об этом опыте призвано подчеркнуть: всякий успешный проект есть одновременно заметный сдвиг в самой научной инфраструктуре. Данное сотрудничество в середине 1990-х гг. было чем-то вроде венчурного инновационного проекта - совсем нетипичного феномена для российской философии того времени. Соответственно накопленные инфраструктурные навыки и знания пригодились в организации аналогичных крупных проектов, в создании журнала «Epistemology & Philosophy of Science» (таково новое название нашего журнала), институционализации нового научного направления «Социальная эпистемология».
С точки зрения полученного опыта можно посмотреть на вызовы, с которыми встречается пореформенная российская наука. Вот некоторые из недавних новаций: а) новое положение гуманитарных наук в обществе; б) введение количественных показателей эффективности научной работы; в) требование публикации в журналах, индексируемых в Web of Science и Scopus; г) грантовое финансирование как способ государственной поддержки фундаментальных исследований.
Гуманитарий в поисках своего места
Сегодня ученый, работающий в гуманитарных науках, вынужден в очередной раз самоопределяться практически и изменяться в теоретическом плане, в частности, пересматривая свое место в континууме между известными оппозициями «ин-
г
ш
теллектуала» и «интеллигента», «публичного ученого» и «университетского профессора», «профессионала» и «дилетанта». Он как бы заново осмысливает свое историческое предназначение, вспоминая о том, что русский интеллигент изначально выступал в образе «немца», противостоящего как монастырю, так и боярам - светским проводникам монастырской культуры. Одинокой опорой нарождающейся интеллигенции был просвещенный царь - отсюдаособое, требовательное и одновременно просящее отношение русского интеллигента к власти. Авторы сборника «Вехи» в начале прошлого века противопоставляли интеллектуала как творца и выразителя культуры интеллигенту как выразителю интересов народа, служителю «общественной пользы», «революции». Похожая альтернатива - быть «ученым отшельником» (И. Ньютон) или «социализированным ученым» (Р. Гук) - сформулирована С. Шейпином на материале истории нововременной науки. Трудно не вспомнить в этой связи образы интеллектуалов из романа Германа Гессе «Игра в бисер». Человек интеллектуального труда стоит перед выбором - служить развитию культуры (Кнехт) или использовать ее для своей власти (Дезиньори). Примерно о том же, но с совершенно иной расстановкой акцентов говорит С. Фуллер, противопоставляя друг другу «интеллектуала» как участника публичного дискурса и «академика» как камерного университетского профессора.
М.К. Мамардашвили увидел в этой расколотости фундаментальный смысл: творческий индивид всегда сталкивается с серьезными трудностями самоопределения, обнаруживает себя на распутье. Он может позиционироваться как «традиционный интеллигент», сохраняющий особую позицию в обществе, служащий «вечной культуре», но тогда он рискует «отстать от времени», впасть в ностальгию и мистику. Но он же в состоянии стать «органическим интеллигентом», пойти на службу современной цивилизации и заняться претворением в жизнь технократических проектов при посредстве социальной инженерии. В этом тоже кроется опасность - риск потерять себя в наличной социальности в качестве винтика бездумной общественной машины. И если ученый-гуманитарий стремится выйти за пределы спора между Кнехтом и Дезиньори, то он должен найти некоторое новое социальное место и новую позицию рефлексии. Например, он берется служить не власти, а культуре, но для этого вынужден использовать особые социальные технологии воздействия на общественное мнение, не замыкаясь в башне из слоновой кости. Эмиль Золя своим заявлением «J'Accuse!» по делу Альфреда Дрейфу-
г
ш
са буквально взорвал интеллектуальную атмосферу Третьей Республики, но он не был политическим террористом, ибо верил в силу пера, а не шпаги. Публичный интеллектуал парадоксален, поскольку ставит перед собой непопулярные цели и использует непопулярные методы наряду с популярными. Галилей с готовностью обращался за поддержкой и к Фило-лаю, и к Аристотелю, демонстрируя этим открытость культуре в ее полном объеме. Поскольку публичный интеллектуал не примыкает догматически ни к одной политической партии или традиции, он рискует постоянно, а не только тогда, когда его социальная база претерпевает кризис. Он должен реагировать на ситуацию адекватно и незамедлительно, и отсюда специфический стиль его работы: доминирование устного слова перед письменным, импровизации перед заранее заготовленным докладом и аксиоматически выстроенным трактатом. Если мы посмотрим на одного из самых известных философов современности, Юргена Хабермаса (индекс Хирша превышает 120), то увидим именно такой способ поведения.
Гуманитарная работа (иные назовут ее игрой) в культуре по установленным социальным правилам - тема, непосредственно связанная супомянутым индексом и прочими цифровыми показателями. Намерение «дигитализировать», «оцифровать» культуру (включая науку и образование) в идейном смысле производно от давней ориентации на математику как воплощение бесстрастной точности, объективной формы, постоянно и безуспешно стремящейся догнать содержание. В организационном смысле это представляет собой технократическую тенденцию, основанную на сомнительном тезисе о возможности алгоритма в принятии сложных социальных решений. Если водитель недопустимо превысил скорость, то при наличии радара сей факт будет зафиксирован, послечего неминуемо придет «письмо счастья». Из этого, впрочем, вовсе не следует с неизбежностью, что виновный водитель заплатит штраф - по разным причинам. Все же на том отрезке шоссе, где нет радаров, водители превышают скорость значительно чаще, и порой ничего трагического в этом нет (примером могут служить пустынные шоссе Лапландии в отличие от финского «юга»). Однако в иных ситуациях количественная оценка обнаруживает черты парадоксальности: она выступает как «почти всегда необходимая», т.е. всегда возможная, но и всегда недостаточная. Дело в том, что она включает процедуру «уточнения точности»: тщательного очерчивания пределов и условий количественного описания, что в особо сложных случаях сводит ее эффективность к нулю.
а
ш 10
Игры с цифирью
Проведем мысленный эксперимент для обоснования сказанного. Допустим, что в РИНЦ в качестве «топ 100» сформирована группа рейтинговых ученых в некоторой дисциплине. Есть три показателя (число публикаций, число ссылок и индекс Хирша), по которым ее можно выделить, и тогда ученые распределяются в рейтинге по показателям и сумме мест. Данный принцип оценки используется спортивными судьями, которых не интересует, почему фигуристка Маша чисто выполнила «тройной тулуп» - это принимается как факт, хотя «чистота» может быть предметом интерпретаций и споров. Применительно же к науке необходимо смотреть глубже и все-таки ответить на вопрос, почему химик Рабинович набрал индекс Хирша величиной 50, или 15 000 ссылок, или 800 публикаций. Вполне вероятно, что при данных величинах elibrary.ru покажет, что у него 30% самоцитирования, 60% цитирования соавторами, а само количество соавторов приближается к 1000. С точки зрения гуманитария такие показатели ничего, кроме улыбки, вызвать не могут. Однако это значит, что он не понимает чрезвычайно высокой степени дисциплинарной специализации в химии. Работая в рамках некоторого направления, химики ничем иным, как правило, не интересуются, но публикации по своей тематике должны знать досконально и не могут не использовать. Если же химик совмещает руководящую работу в НИИ с кафедрой в университете, то автоматически становится соавтором едва ли не всех эмпирических результатов его сотрудников. Авторство в химии отличается от авторства в философии; в первом случае творчество коллективно, жестко связано с научным сообществом, во втором случае оно индивидуально, поскольку дискуссии, как правило, не приводят к коллективным публикациям. Когдаже последнее случается, то может даже дезориентировать. Так, соавторами «круглых столов» в «Вопросах философии» или панельных дискуссий в «Epistemology & Philosophy of Science» постоянно оказываются авторы, подходы и выводы которых диаметрально расходятся.
Возьмем другой пример. Допустим, профессор Петрова лидирует в рейтинге РИНЦ по показателям публикационной активности - у нее один из самых высоких индексов Хирша и большое количество ссылок на публикации. Каковы же формальные показатели трудов, которые все это обеспечивают? Выясняется, во-первых, что самыми рейтинговыми (дающими высокий индекс Хирша) из них являются публикации в соав-
ш
торстве со значительно более известным ученым. Во-вторых, при общем небольшом проценте самоцитирования и цитирования соавторами добрая половина ссылок именно на рейтинговые публикации - это целевые ссылки самого автора.
Эти и другие аналогичные ситуации означают, что когда гуманитарий демонстрирует показатели, сближающие его с химиком, нужно еще разобраться, с чем это связано. Иногда они являются результатом некоторых технологий, в которых его коллеги увидят искусственную «накрутку», но если у философа (математика, лингвиста) вообще нет никакого рейтинга, это будет негативно оценено не только химиками, но и философами. Количественные показатели сами по себе требуют уточнения, а потому не так просты для использования, как полагают чиновники. Научное сообщество также не безгрешно в оценке своих членов (в академии не всегда избираются самые достойные), но «гамбургский счет» довольно успешно конкурирует с формальными признаками научного статуса. «Топы» рейтингов не всегда однозначны, но их первые десятки дают в целом верное представление о группе известных ученых. Итак, ученый имеет право обеспечивать количественные показатели своей работы, но, что называется, без фанатизма - содержание и мнение уважаемых коллег должно быть важнее для принятия решений. Чиновник может использовать численные показатели для оценки эффективности, но без самоуправления инфраструктурой и приоритета экспертного суждения наука вырождается.
Если можешь не писать - не пиши
Сегодня большинство ученых не может последовать совету поэта, вынесенному в подзаголовок. "Publish or perish!" -так звучит лозунг западного ученого, желающего делать карьеру. Отсюда вопрос не только в том, что именно следует публиковать, но в том, где. Многие молодые ученые в развитых странах, вынужденные зарабатывать себе место профессора, ориентируются не столько на неформальный статус журнала, сколько на его место в соответствующем рейтинге. Впрочем, это становится неважным, когда научная репутация завоевана и искомая позиция получена; теперь можно писать книги и не связываться с журналами.
Нынешняя «бюрократическая революция» в науке, завершившаяся разгромом РАН, фактически направлена на ниве-
Z
ш
лировку ученых вне зависимости от степеней и званий. Отныне все обязаны заново зарабатывать научную репутацию по внезапно возникшим критериям - количеству публикаций в журналах из баз данных Web of Science и Scopus. Подлинный продукт маститого ученого - монография - обесценена, хотя именно в ней гуманитарий (а нередко и физик) может с должной полнотой представить разработанную теорию или концепцию. Но оставим сожаления и повернемся лицом к реальности.
На Западе считается, что задача научного журнала заключается в том, чтобы быстро и широко освещать наиболее качественные результаты исследований. Два ключевых выражения фиксируют дилемму, вытекающую из этой задачи: «peer-review» и «open access». Первое из них означает «суд равных» и соответствует экспертному рецензированию, принятому в журналах старого типа, распространяемых по платной подписке. Оно обеспечивает квалифицированный отбор публикаций, но удлиняет их сроки. Второе определяет современный журнал, дающий бесплатный доступ к своим материалам в Интернете, но принятая в нем минимизация рецензирования снижает качество публикаций.
В России данная дилемма приобретает иное звучание. Статус научного журнала отныне определяется не качеством его публикаций и востребованностью среди профессионалов, а включением в список ВАК или даже в Web of Science. Тогда основные усилия редакции и редколлегии следует направить на административную активность, а не на формирование качественного портфеля. В качестве мысленного эксперимента предположим, что создается региональный журнал с «безразмерным» названием «Вопросы естественных и общественных наук», который включается в список ВАК и становится обязательным для публикаций аспирантов и докторантов. Вполне возможно, что со временем он далеко обгонит по рейтингу в elibrary.ru специальный журнал «Лингвистика текста», хотя качество публикаций в последнем будет на две головы выше. В первом случае круг авторов обширен и случаен, количество прописанных индексов ГРНТИ, характеризующих научную направленность журнала, избыточно велико. Во втором случае все с точностью до наоборот. Какой журнал выиграет конкурс на государственную поддержку, если решение будут принимать чиновники? Вопрос, вероятно, риторический, но от ответа зависят дальнейшие значения рейтингов, и так по кругу. Чего же в таком случае стоит нормативное требование публикации в рейтинговом журнале? Ровно столько,
г
ш
сколько в биографии такого журнала содержится принадлежности к профессиональной науке. Вывод, пусть и банальный, таков: научная инфраструктура не может накладываться извне на научную деятельность, а должна вырастать из нее самой. Тогда она будет служить развитию науки, а не ее имитации в виде «освоения бюджетных средств».
Как мыслить во время спринта?
Перипатетики, как известно, размышляли и дискутировали во время неспешной ходьбы. Сегодня философам предлагается мыслить на стометровке. Особую роль в науке стали играть новые формы финансирования - государственные и частные гранты. Иные грантовые конкурсы объявляются за месяц до окончания приема заявок, а уже через год нужно докладывать о выдающихся результатах. Базовое финансирование научно-исследовательских институтов отходит на второй план, хотя и должно служить сохранению и развитию стационарных коммуникативных площадок в науке - это основа существования парадигм и дисциплинарных научных сообществ. Научные фонды получают в свои руки значительную долю финансовой власти над наукой, а не просто дополняют базовое финансирование. До последних событий они поддерживали поисковые исследования за пределами государственного задания, работы молодых ученых, проведение конференций, создание новой научной инфраструктуры, междисциплинарное взаимодействие. Во многом именно так изначально была построена работа РГНФ. Он обеспечивал широту поисковых исследований в период движения российской философии к новой самоидентификации. Опыт работы РГНФ показал, насколько важна и эффективна поддержка отдельных ученых, исследовательских групп и подразделений.
Сегодня Президентом РФ поставлена задача удвоения заработной платы ученых, но об увеличении бюджетных субсидий по государственному заданию речь не идет. Пусть активный ученый, руководящий российскими и международными грантовыми проектами, действительно обеспечивает в среднем удвоение заработной платы сотрудникам своей лаборатории или исследовательской группы. Однако к этому 5 нельзя свести финансирование фундаментальных исследо-ТВ ваний. Поддержка лишь отдельных лабораторий порождает —I мелкотемье, прерывает развитие научных школ, атомизирует
науку, препятствует междисциплинарному дискурсу, превращает существование лаборатории в постоянную миграцию между университетами, резко увеличивает долю научно-организационной работы в деятельности ученого.
Отдельная проблема грантового финансирования - это организация программ и их экспертизы. Вот пример того, как это делается в Фонде Дж. Темплтона (США), который финансировал один из проектов сектора социальной эпистемологии Института философии РАН в рамках программы «Science & Spirituality» (2005-2009). Данная программа была направлена на поддержку науки в Восточной Европе, Азии, Африке и Латинской Америке. Хотя Фонд Дж. Темплтона широко известен в мире, его сотрудники не ждут заявок у себя в офисе, а активно пропагандируют свои программы, целенаправленно посещая ведущие научные центры.
Так было и в этот раз - представитель Фонда посетил в 2004 г. ряд российских университетов и академических институтов, побывал и в Институте философии РАН. Мы изучили условия программы: она предполагала пятилетнее финансирование коллективных исследовательских проектов. Однако чтобы получить весьма внушительный грант, нужно было сначала выиграть достаточно скромный годовой "start up" и успешно отчитаться по нему. Естественно, что все делопроизводство по проекту предстояло вести на английском языке. На этом этапе наша группа попала в число 16 счастливчиков, отобранных из полутора сотен конкурентов; мы успешно отчитались за год и были уверены в успехе. Однако то было лишь начало пути. Продолжение финансирования могли получить только шесть лучших - морковка все еще болталась перед носом осла. Для окончательного отбора предстояло принятьучастие в международной конференции в Париже. От участников требовалось выступить с докладом о проведенном исследовании и выслушать критические комментарии, но полная программа мероприятия, как оказалось, хранилась в тайне: ее неофициальное название звучало так: «knock out», это была конкуренция на выбывание.
Заметим в скобках, что процедуру экспертизы организовывал не столько сам Фонд (лишь один его сотрудник присутствовал на мероприятии), сколько уполномоченная организация - Interdisciplinary University Paris, а экспертами выступали американские физики, философы и теологи, британский биолог, французские, итальянские, израильские ученые. В рамках конференции они организовали для участников пять «круглых столов», на каждом из которых обсуждался один па-
г
ш
кет вопросов: научных, организационных, финансовых - от Big Questions до cost effectiveness. Задача обсуждения состояла в демонстрации и оценке способности конкурентов импровизировать на чужом языке, отстаивать свою точку зрения и критиковать другие, в общем доказывать, что ты - лучший. Сами эксперты оказались блестящими модераторами, легко схватывающими мысль, провоцирующими дискуссию и нелицеприятную критику. Этот довольно жесткий американский стиль вызвал отторжение у ряда участников, и они почти сразу выбыли из борьбы.
Среди объективных преимуществ нашего проекта (на последнем этапе из трех российских групп осталось только две) был акцент на роли философии в междисциплинарном исследовании темы «Наука и религия» (большинство избрали один из научных или теологических аспектов). Кроме того, это касалось организационного масштаба: мы выстроили сетевую структуру с участием Института философии РАН, РГГУ, МГУ, Тверского, Амурского и Курского университетов. Ничем подобным конкуренты похвастать не могли. В результате среди победителей остались по одной группе из Китая, Индии, Японии, Румынии, Чехии и России. Конечно, в отборе прослеживался баланс между научным качеством проекта и требованиями политической конъюнктуры, однако российским фондам при организации крупных конкурсов все же есть чему поучиться у зарубежных коллег.
Итоги
Сегодняшняя реформа поставила философов (и других ученых) перед новыми реалиями, и они вырабатывают необходимые механизмы адаптации. Если им дадут передышку хотя бы на обещанные три года, то будет шанс заложить основы новой научной инфраструктуры. Нет ничего плохого в том, чтобы вывести РИНЦна международный уровень, создать новые системы индексирования и включить хотя бы их части в мировые базы данных. Пусть и дальше новые научные фонды объявляют новые конкурсы. Если руки дойдут до государственной поддержки научных журналов - честь и хвала такому начинанию. Но не будем забывать: научная инфраструктура должна вырастать постепенно, в коммуникации с учеными, а не рождаться, как Афина из головы Зевса. Чтобы все это работало, нужно не просто подчинять своей политической воле
г
ш
непокорное население вселенной знания. Вовлекать в инфраструктурные преобразования предстоит живых людей с их страстью к научному поиску-авторов, грантополучателей, будущих лидеров рейтингов, мотивированных ученых. Иначе останется одна сброшенная сверху инфраструктура, как сегодня в Испании: свободные гостиницы и рестораны, закрытые риелторские конторы и нераспроданные новостройки, пустующие дороги и аэропорты. А туристов не хватает...
Библиографический список
Коллинз, 2002- Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск, 2002.
Ойзерман, 2009 - Ойзерман Т.И. Метафилософия. Теория историко-философского процесса. М., 2009.
Rescher, 2007 - Rescher N. Philosophical Dialectics, an Essay on Metaphilosophy. Albany : SUNY Press, 2007.
Wisdom, 1953 - Wisdom J. The Unconscious Origin of Berkeley's Philosophy. L., 1953.
■ H
Ы
S
■ M
Ш 17
