CC BY
61
предполагает высокую нравственность и отсутствие угрозы проявлять насилие по отношению к другим. Низкий уровень нравственности, эгоистичность и антигуманность целей, которые преследует человек, означают низкий уровень духовности, высокую вероятность проявления насилия, являются угрозой психологической безопасности и психологическому здоровью окружающих его людей.
Примечания
1. Избранные педагогические сочинения: В 2 т. / под ред. Н. П. Кузина, М. Н. Скаткина, В. Н. Шацкой. М.: Педагогика, 1980.
2. Там же.
3. Баева И. А. Психологическая безопасность в образовании. СПб.: «Союз», 2002.
4. Практическая психология образования / под ред. И. В. Дубровиной. М., 2007.
УДК 159.9.07
Г. С. Банников, С. А. Коньков
ИНДУЦИРОВАННЫЕ
ТРЕВОЖНО-ДЕПРЕССИВНЫЕ РЕАКЦИИ В СИСТЕМЕ Детско-родительских ОТНОШЕНИЙ (ОПЫТ СОВМЕСТНОГО
консультирования психолога и психиатра в условиях ДЕТСКОЙ поликлиники)
Целью статьи являлось обобщение опыта совместного консультирования психолога и психиатра в условиях детской поликлиники. В 56 наблюдениях было установлено наличие первичного депрессивного расстройства у одного из родителей. На основании психологических и психопатологических методов исследования были выделены 3 варианта «индукции» депрессивного расстройства одним из родителей (чаще матерью) у ребенка: экстернализация, смещение эмоционального баланса, резонанс.
The aim of the article was to generalize psychologist and psychiatrist's experience of team consulting in conditions of children's polyclinic. During 36 interviews at least one of the parents was diagnosed with depressive disorder. On the base of psychological and psychopathological methods three alternatives of induction of depressive disorder in child by one of the parents (mostly by mother) have been sorted out: externalization, emotional balance shift, repercussion.
Ключевые слова: тревожно-депрессивные реакции, детско-родительские отношения, индукция депрессивного расстройства.
Keywords: induced anxiety and depressive, system parent-child relationshi p.
© Банников Г. С., Коньков С. А., 2012
Актуальность: Эмоциональный контакт родителей и детей - одно из условий нормального психического развития, формирования характера и личности. В настоящее время признано и психологами и психиатрами, что многие тревожно-депрессивные реакции детей являются результатом «отсутствия правильной и последовательной стимуляции теплом и терпимым окружением» [1]. Психоаналитически ориентированные психотерапевты говорят о существование «материнской разрушительности, патогенности» [2], определяющей развитие патологических состояний ребенка в настоящем и будущем. Так, еще Ferenczi [3] в 1929 г. отмечал, что дети, которые наблюдают «осознанные и подсознательные антипатии или нетерпения со стороны матери, могут потерять желание жить» (цит. по: J. C. Rheingold). С точки зрения Bromberg
[4], у нарциссических, эмоционально холодных, со слабым развитым чувством вины матерей развиваются дети с мазохистическими (депрессивными) чертами. По наблюдениям Д. Н. Оудсхорна (1993), суицидальные тенденции у 2/3 обследуемых подростков наблюдались на фоне депрессивных, «суицидальных» матерей. Там, где матери являются «ненадежными ни физически ни эмоционально», в чьих домах царит «беспорядочность и смятение, с непредсказуемыми вспышками гнева», у детей рано развивается насторожённость, ощущение постоянной угрозы, ожидание несчастья, при необходимости «принимать ответственные решения за родителей, устанавливая собственные ограничения»
[5]. Как в дошкольном, так и в подростковом возрасте ребенок находится в большой эмоциональной зависимости от родителей. Существует так называемый «эмоциональный голод» [6] - «потребность в положительных эмоциях значимого взрослого, которая определяет поведение ребенка». Рассудочное и эмоциональное отношение к себе, миру формируется у ребенка во многом через восприятие взрослого. Однако даже в отсутствие явно выраженной враждебности, холодности по отношению к своему ребенку, негативное материнское действие может проявляться через косвенное недовольство, в частности в проекции (приписывании) своих переживаний ребенку.
Как показал опыт совместного, клинико-психо-патологического, экспериментально-психологического обследования детей и родителей, на первых этапах часто возникала необходимость дифференциации «истинной депрессивной симптоматики» у детей от «индуцированной» родителями. В настоящей работе нами была сделана попытка анализа некоторых случаев обращения родителей в связи с депрессивным или тревожным расстройством ребенка, специфичность которых состоит в том, что депрессивным расстройством страдает один из родителей (иногда оба), а клиническая симптоматика если и развивается у ребенка, то вторично и опосредованно.
Г. С. Банников, С. А. Коньков. Индуцированные тревожно-депрессивные реакции в системе.
Консультации проводились на базе детской поликлиники № 123. На каждого обследуемого выделялся 1 час. Работа строилась в несколько этапов. На первом этапе (10-15 минут) совместно оценивался общий контекст семейных взаимоотношений, выслушивались жалобы. Второй этап (3040 минут) в зависимости результатов первого включал раздельную работу с ребенком и родителями, что обеспечивало целостную картину. Экспериментально-психологическое обследование ребенка проводил психолог, а клинико-психопатологическое исследование и сбор объективных данных осуществлялись психиатром. Третий этап (10-15 минут) заключался в выработке единой позиции с последующими психологическими рекомендациями и по необходимости медикаментозными назначениями. С целью оценки эффективности терапии и проведения психотерапевтических бесед назначались повторные консультации.
Всего в течение 1,5 лет нами было обследовано 106 детей, у которых, с точки зрения родителей, были проблемы в эмоциональной и поведенческой сферах. Из них 41 мальчик и 55 девочек. Средний возраст детей составил 8,5 лет.
В 56 наблюдениях было установлено наличие первичного депрессивного расстройства у одного из родителей. На основании психологических и психопатологических методов исследования нами были выделены 3 варианта «индукции» депрессивного расстройства одного из родителей (чаще матери) ребенка.
1. Экстернализация [7] (35% наблюдений)
Из описаний родителя следует заметное снижение настроения ребенка в последнее время, сужение круга его интересов, безразличие, нарушения сна, нарушения поведения (в форме протест-ных или негативистских реакций), изредка аппетита. При сборе анамнеза в 98% случаев выявлялась (примерно от двух месяцев до двух лет назад) потеря одного родителя (развод, смерть, тяжелое психическое заболевание) или близкого человека. Примечательным являлся факт убежденности родителя развитии у ребенка, на фоне потери, депрессивного состояния (что, в самом деле, бывает не так уж и редко, но далеко не всегда). Предъявляемые ребенком жалобы в точности, слово в слово, повторяли описания матери (своеобразная «эхо-симптоматика»), однако клиническое обследование ребенка и данные психологических методик не соответствовали излагаемой психопатологической симптоматике. Скорее, обращали на себя внимание определенные ипохондрические тенденции, протестные реакции или рентные установки. Что же касается матери, то при внимательном клиническом обследовании выявлялась та самая «депрессивная» картина, транслируемая ребенку, которая обычно скрыта под маской «социальной изможденности» (необходимость обеспечивать непол-
ную семью, выполнять бытовые обязанности и т. д.). Таким образом, в случае матери мы имели дело с депрессивным расстройством, развившимся на фоне потери близкой значимой фигуры, субъективные переживания которого подавлялись в силу взятых на себя обязательств и проецировались на ребенка. В этом случае в системе детско-родительских отношений возникал специфический паттерн взаимодействия, направленный на психологическую ин-валидизацию ребенка, сопровождаемый гипертрофированной заботливостью о нем, стремлением «больше не травмировать» (то есть ограничить его самостоятельную активность), что у ребенка приводит к чрезмерной заботе о здоровье и развитию ипохондрических фиксаций. Если подобный способ «поддержки» выходил за рамки внутрисемейных отношений в микросоциум ребенка (детский сад, школа) и транслировался учителям или воспитателям, то у ребенка достаточно быстро формировалась рентная стратегия, демонстративные реакции и чувство своей исключительности в кругу своих сверстников. Таким образом, в сложившейся ситуации и мать и ребенок получают двойную выгоду: мать «защищается» от депрессивного аффекта и проецирует его на ребенка (пытаясь ему «помочь» любыми способами), что, вероятно, ослабляет сознательно переживаемую депрессивную симптоматику, а ребенок получает особые «льготы», формируясь при этом в особых «инва-лидизирующих» семейных условиях.
Значимость получаемых от травматического события выгод проявлялась в крайнем нежелании менять сложившийся стереотип поведения, и первые консультации сопровождались реакциями ярости и сомнениями в компетентности консультантов. Однако в дальнейшем, при согласии матери на амбулаторное лечение, ситуация нормализуется и было возможно построение психотерапевтических отношений, позволяющих найти более конструктивную стратегию решения посттравматического кризиса.
2. Смещение эмоционального баланса (45% наблюдений)
В этих случаях симптоматика ребенка, со слов родителя, носила прямо противоположный характер: ребенок с одной стороны характеризовался как гиперактивный, неусидчивый («все время носится по квартире»), а с другой - как чрезмерно зависимый, несамостоятельный («ничего не может делать один», «не дает мне ни шагу ступить» и т. д.). В беседе с матерью создавалось впечатление, что она сильно устала от ребенка, он раздражает ее, требует чрезмерного внимания, мешает ей. При обследовании ребенка выявлялись выраженные тревожные и фобические реакции, основной темой которых были переживания потери значимой фигуры. Агорафобия, страх темноты, боязнь остаться одному, навязчивые опасения за здоровье
родителей, кошмарные сновидения («как потерялся в лесу», «как маму и папу убили»), компенсаторные ритуализованные действия возникали на фоне субъективно воспринимаемого дефицита позитивного эмоционального отношения со стороны родителей. При этом ребенок в плане активности или усидчивости не выходил за рамки нормы. В комфортной и безопасной обстановке вел себя спонтанно, естественно, как все остальные дети. Реконструкция истории детско-родительских взаимоотношений, а также клинико-психопатологичес-кое обследование матери позволили говорить о наличии у последней депрессивного расстройства, проявляющегося в общем снижении настроения, ангедонии, повышенной раздражительности, сома-товегетативных нарушений, падении самооценки, снижении способности к эмпатии и позитивному эмоциональному реагированию. В беседе, при ребенке, высказываются многочисленные ипохондрические жалобы, идеи самообвинения, суицидальные тенденции. Данное состояние матери переживалось ребенком как потеря теплого эмоционального отношения с ее стороны, то есть потеря ее любви. С одной стороны, это наносило удар по его еще неустойчивому самоотношению, а с другой - вызывало компенсаторное поведение, с помощью которого ребенок стремился вернуть любовь и внимание к себе со стороны «бывшей» любящей фигуры, что внешне проявлялось в чрезмерной «прилипчивости», «навязчивости». При дальнейшем развитии, с тенденцией к хронифика-ции, депрессивного состояния матери переживания ребенка уже были связаны не столько с ощущениями потери ее любви к себе, сколько с ощущениями потери ее самой. В этом случае формировалось хроническое тревожно-фобическое состояние, определяющее развитие тревожных, депрессивных, зависимых личностных черт. Все сказанное выше в данном случае имеет место в семейных структурах, где вторая родительская фигура (чаще отец) либо отсутствовала (в физическом или психологическом смысле), либо также страдала депрессивным расстройством и, в силу этого, не могла компенсировать временное или хроническое эмоциональное «выпадение» матери из контакта с ребенком.
Как правило, мать охотно соглашалась на психофармакотерапию (преимущественно антидепрессанты сбалансированного действия), а результаты повторных консультаций давали основания для подтверждения правильности поставленного диагноза.
3. Резонанс (20% наблюдений)
В этом случае жалобы матери были многочисленны, часто противоречивы и затрагивали практически все сферы функционирования ребенка (от плохой успеваемости по математике до агрессивного поведения, направленного на родителей). В
беседе с ребенком наблюдалась выраженная аффективная нестабильность, со вспышками раздражения, агрессии, демонстративным протестным поведением, истерическими реакциями, в целом не достигающим клинического уровня. Чрезмерная эмоциональная лабильность (нестабильность) как основной фактор аффективного нарушения проявлялась как в отношениях со сверстниками, родителями, так и в самоотношении. Исследование паттернов детско-родительского взаимодействия (с помощью, например, методики «совместный тест Роршарха»), а также тщательное клини-ко-психопатологическое обследование матери позволили предположить наличие личностного расстройства нарциссического, пограничного, демонстративного или шизотипического спектра. В этих случаях атипичная депрессивная симптоматика -чрезмерная аффективность, чередование вспышек ярости и восхищения, диссоциация аффективно-когнитивного взаимодействия, возможно, маскировала имеющееся личностное нарушение. Оставляя в стороне в данном изложении дискуссии о коморбидности или первичности личностных и аффективных расстройств, мы считаем целесообразным говорить о депрессии при личностном расстройстве как о специфической самостоятельной диагностической группе и рассматривать соответственно стиль детско-родительских отношений как совершенно особый способ патологического формирования личности и самоотношения ребенка. Основным патогенным фактором формирования актуального аффективного расстройства ребенка в данном случае являлась эмоциональная и личностная нестабильность материнской фигуры, проявляющаяся в резком чередовании чрезмерно теплого и отстраненно холодного отношения к ребенку, что буквально раскалывало его самоотношение на оппозиции «Я-хороший» - «Я-плохой» (например, «Я-здоровый», «Я-больной»), выбивало «твердую почву» из-под ног, лишало чувства безопасности, защищенности и комфорта, что на симптоматическом уровне проявлялось в многочисленных депрессивных, ипохондрических жалобах субклинического уровня. Однако, с нашей точки зрения, основной синдромообразующий фактор здесь - психологический, состоящий в нестабильности самоотношения и образа Я первично матери, а вторично («зеркально») и ребенка.
Таким образом, во всех трех вариантах (составляющих примерно 1/3 от всех наблюдений) прослеживалась четкая взаимосвязь между аффективным состоянием матери и психическим состоянием ребенка, что в практической деятельности требует повышенного внимания к контексту, на котором возникают депрессивные расстройства у детей. Наибольшая эффективность наблюдалась при комплексном, одновременном фармакологическом
М. С. Мириманова. Модель экспертизы психологической безопасности образовательной среды дошкольного.
и психотерапевтическом воздействии на родителей и детей.
Выявленные варианты индукции депрессивных расстройств в системе детско-родительских отношений позволяют не только по-иному взглянуть на особенности патогенеза депрессии, но дают возможность выработки профилактических мероприятий.
Примечания
1. Dietz L. J., Birmaher В., Williamson D. E., Silk J. S., Dahl R. E., Axelson D. A., Ehmann M., Neal D. Ryan. Mother-Child Interactions in Depressed Children and Children at High Risk and Low Risk for Future Depression Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry, Volume 47, Issue 5, May 2008. P. 574-582; Fenga X., Shawa Daniel S., Skubana Emily M. and Lanea Tonya Emotional Exchange in Mother-Child Dyads: Stability, Mutual Influence, and Associations With Maternal Depression and Child Problem Behavior Journal of Family Psychology, Volume 21, Issue 4, December 2007. P. 714-725; Lewis G., Rice F, Harold G. T, Collishaw S., Thapar A. Investigating Environmental Links Between Parent Depression and Child Depressive/ Anxiety Symptoms Using an Assisted Conception Design J. Am. Acad. Child Adolesc. Psychiatry, 2011; 50 (5); Sahina C. Examination of the correlation between depression and hopelessness levels in mothers of children who attend rehabiliatation centers Procedia Social and Behavioral Sciences 2(2010) 5100-5103; Tarjan, George. Studies of Organic Etiologic Factors. In Caplan, Gerald (Ed.), Prevention of Mental Disorders in Children. New York: Basic Books, 1961.
2. Rheingold J. C. Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти. М.: ПЕР СЭ, 2004. С. 384.
3. Ferenczi Sandor. The unwelcome child and his death instinct. Int. J. Psychoanal. 10: 125, 1929.
4. Bromberg Walter, Schilder Paul. Death and dying. Psychoanal. Rev. 20:133, 1933.
5. Malone Charles A. Danger orientation of slum children held a handicap to learning. Roche Repots: Frontiers of Clinical Psychiatry. 2:6, 1965.
6. Мухина В. С. Феноменология развития и бытия личности. М.: МОДЭК, МПСИ, 1999.
7. Экстернализация - процесс, посредством которого чувства по отношению к себе воспринимаются как чувства других.
УДК 159.9.07
М. С. Мириманова
МОДЕЛЬ ЭКСПЕРТИЗЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ
СРЕДЫ ДОШКОЛЬНОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ
В статье рассматривается разработанная и апробированная модель экспертизы дошкольных образовательных учреждений и подход к созданию паспорта психологической безопасности ДОУ.
This article covers our newly developed model for surveying and certifying psychological safety standards in preliminary education institutions.
Ключевые слова: образовательная среда, сфера образования, дошкольное образование, риски социализации, субъекты социализации.
Keywords: educational environment, successful socialization of the rising generations, аgents of so^alization, preliminary education, survey, certificate, psychological safety.
В современной ситуации ужесточения требований к системе образования в целом и ее трансформации проблема создания и поддержания психологической безопасности образовательной среды дошкольных образовательных учреждений (ДОУ) становится все более актуальной и вместе с тем остается наименее разработанной. Социальная ценность данной задачи, безусловно, связана с особой значимостью дошкольного возраста как непременного условия успешной социализации и развития детей, и не только с этим. Изменение потребностей общества в плане результатов образования и насущная потребность в творческих кадрах специалистов разного профиля, бесконечно быстрый темп движения самой жизни требуют сегодня иного, более бережного отношения к нарождающейся личности, к ее психологической сохранности и росту, пониманию ее роли в развитии общества и в саморазвитии.
Безопасность - явление, влияющее как на развитие личности, так и на общество, страну, ее экономику. Психологическая безопасность, являющаяся важной составляющей социальной безопасности, предполагает создание социальными институтами условий, необходимых для реализации ценностей, интересов, целей каждой личности и всего общества в целом. Образовательная среда современного ДОУ - феномен многоаспектный, многопрофильный, находящийся в центре внимания целого ряда дисциплин. При этом проблема безопас-
© Мириманова М. С., 2012
