CC BY
91
УДк: 81'28:001.53
Палкин А.Д.
индивидуализм и коллективизм как значимые элементы лингвокультуры
Рассматриваются различные варианты типологизации культуры и место, которое занимает в этих типологизациях параметр «индивидуализм/коллективизм». Подчеркивается его особая значимость для лингвокультурологических исследований в частности и для развития отдельно взятой культуры в целом. Пристальное внимание уделяется классификациям культур, предложенным Г. Хофстеде, Э. Холлом, Ф. Клакхон и Ф. Стродтбек. Дается определение понятия «лингвокультура». Оно понимается как совокупность знаний, закрепленных в опосредованных культурой кодах языка. Подчеркивается, что в условиях глобализации конкуретным преимуществом обладают коллективистские лингвокультуры. На материале различных исследований постулируется индивидуалистский характер современной русской лингвокультуры.
Ключевые слова: лингвокультура, индивидуализм, коллективизм, язык, глобализация, Г. Хофстеде.
Palkin A.D.
individualism and collectivism as meaningful elements of linguoculture
Different variants of culture classification are analysed alongside with the place of "individualism/collectivism" parameter in these classifications. Special significance of this parameter is underpinned for research in language and culture studies in particular and for a certain culture development in general. Careful attention is attributed to culture classifications put forward by G. Hofstede, E. Hall, and F. R. Kluckhohn F. R and F. L. Strodtbeck. The notion "linguoculture" is defined. It is understood as an aggregate of knowledge available in culture-mediated codes of language. It is accentuated that in the era of globalization collectivistic cultures have a competitive advantage. The individualistic character of modern Russian culture is postulated on the basis of different kinds of research.
Keywords: linguoculture, individualism, collectivism, language, globalization, G. Hofstede.
П оследнее время лингвокультурологические исследования становятся все более популярными. Это связано прежде всего с набирающей темпы глобализацией, в условиях которой усиливаются миграционные процессы, что приводит к неминуемому столкновению культур и цивилизаций. В данной статье речь пойдет о значимости понятий «индивидуализм» и «коллективизм» для лингвокультурологи-ческих исследований. В этом же аспекте будет рассмотрена русская лингвокультура.
Важно иметь в виду, что любая лингвокультура раскрывается через определенные элементы, для нее характерные. Эти элементы могут значительно отличаться для каждой отдельно взятой лингвокультуры. При проведении лингвокультурологи-ческого исследования целесообразно пользоваться универсальными классификациями, разработанными специально для сравнения различных лингвокультур.
Одна из наиболее известных классификаций принадлежит Г. Хофстеде [Hofstede 2001], который выдвинул шесть параметров сопоставления культур: дис-танцированность от власти (степень, с которой наделенные относительно меньшей властью члены общества ожидают и допускают неравномерность распределения власти), индивидуализм/коллективизм (приоритет личных/общественных целей в ходе принятия решений), маскулинность/феминность (сила нацеленности на достижение результата), избегание неопределенности (степень восприятия и реагирования на незнакомые ситуации), стратегическое мышление (краткосрочная или долгосрочная ориентация на будущее), допущение (степень удовлетворения радостями жизни).
Интерес представляет классификация, предложенная Э. Холлом [Hall 1990], который предлагал дифференцировать культуры по их контекстуальной, пространственной и временной отнесенности. В первом случае он выделял высококонтекстуальные культуры (характеризующиеся наличием большого количества контекстуальных элементов, способствующих пониманию «неписаных» правил) и низкоконтекстуальные культуры (характеризующиеся низким уровнем доверия людей друг другу и необходимостью детализированных пояснений для вырабатываемых договоренностей). Во втором случае он разделял культуры на монохронные (предполагающие тщательное планирование действий в их последовательности и приоритет деловых отношений над межличностными) и полихронные (предполагающие одновременное выполнение нескольких действий и приоритет межличностных отношений над деловыми). В третьем случае речь идет о проксемике: с позиции культуры вопрос заключается в том, насколько важна для представителей соответствующей культуры их собственная территория и до какой степени они готовы ее защищать.
Большой известностью пользуется типология, авторами которой являются Ф. Клакхон и Ф. Стродтбек [Kluckhohn, Strodtbeck 1961]. Они выделили пять ценностных измерений, выражающих отношение представителей той или иной культуры к ключевым ценностям. Предложенная этими авторами классификация такова:
1) Отношение к природе.
2) Отношение ко времени.
3) Модальность человеческой активности.
4) Модальность межчеловеческих отношений.
5) Представление о внутренней природе человека.
Первый пункт предполагает подчинение природы воле человека, либо гармонию с природой, либо подчинение человека природе. Второй пункт предполагает ориентацию людей во времени: направленность их стремлений в настоящее, прошлое или будущее. Третий пункт предполагает подчиненность мотивации поведения интересам отдельно взятой личности, либо интересам группы, к которой он принадлежит. Четвертый пункт предполагает зависимость принятых решений от преследуемых целей: человек либо довольствуется тем, что имеет, либо стремится к развитию, либо размышляет над дальнейшими действиями. Пятый пункт предполагает существование четырех типов людей - «злой», «смешанный», «нейтральный», «добрый», причем каждый тип подлежит либо не подлежит изменению в зависимости от характера человека.
Все вышеперечисленные элементы имеют важное значение для понимания как отдельно взятых личностей, так и лингвокультуры в целом. Однако фактор индивидуализма/коллективизма имеет особую значимость. Она связана с тем, что данные элементы оказывают влияние на стратегию поведения человека, в том числе речевого поведения. Приоритет личностного (индивидуализм) либо общественного (коллективизм) в речемыслительной деятельности индивидуума задает соответствующие модели функционирования языкового сознания, что непосредственным образом влияет на мировидение человека. Так как представители одной лингвокультуры в той или иной степени объединены общим мировидением, можно говорить о мировидении, свойственном носителям некоторой лингвокультуры. Показательно и то, что все три рассмотренных типологизации культуры (считающиеся на текущий момент одними из наиболее авторитетных) объединяет в первую очередь параметр «индивидуализм - коллективизм», и если у Г. Хофстеде данная пара именно так и обозначена, то Ф. Клакхон и Ф. Стродтбек затрагивают тот же элемент в разделе «модальность человеческой активности», а Э. Холл называет культуры, в которых преобладает коллективизм или индивидуализм, высококонтекстуальными и низкоконтекстуальными соответственно.
Кроме того, именно пара «индивидуализм - коллективизм» с высокой степенью достоверности поддается наблюдению посредстовом исследования языковых фактов. В монографии, написанной автором данной статьи [Палкин 2010], такое наблюдение осуществляется за счет применения ассоциативного эксперимента и семантического дифференциала.
Индивидуализм и коллективизм являются характерными признаками национально-культурной специфики различных народов. Эти отличия, по убеждению Н. С. Трубецкого, являются неизбежными спутниками каждой отдельно взятой культуры. Они были, есть и будут: «Законы эволюции народов устроены так, что неминуемо влекут за собой возникновение и сохранение национальных отличий в области языка и культуры. Сколько бы человек ни изобретал машин, чтобы уменьшить применение своего физического труда, совсем упразднить этот труд никогда не удастся. И сколько бы люди ни стремились противоборствовать факту множественности национальных различий, эти различия всегда будут существовать. Но, мало того, физический труд настолько связан с нормальным функуциониро-
ванием человеческого организма, что полное его отсутствие вредно для здоровья и что люди, не обязанные физически трудиться для добывания хлеба насущного, принуждены искусственно заменять целесообразный ручной труд гимнастикой, спортом, моционом для поддержания здоровья. Точно так же диалектическое дробление языка и культуры настолько органически связано с самой сущностью социального организма, что попытка уничтожить национальное многообразие привела бы к культурному оскудению и гибели» [Трубецкой 2001: 11-12]. С Трубецким солидарен Л. Н. Гумилев, по убеждению которого «общечеловеческая культура, одинаковая для всех, невозможна, поскольку все этносы имеют разный вмещающий ландшафт и различное прошлое, формирующее настоящее как во времени, так и в пространстве. Культура каждого этноса своеобразна, и именно эта мозаичность человечества как вида придает ему пластичность, благодаря которой вид Homo Sapiens выжил на планете Земля» [Гумилев 2004: 11].
В современных условиях глобализации приоритетной стратегией является коллективизм, который обеспечивает более высокую степень сплоченности и взаимопомощи среди носителей соответствующей лингвокультуры. Представители индивидуалистских культур вынуждены активно конкурировать и с теми, кто принадлежит чужим культурам, и с теми, кто принадлежит их культуре, не имея возможности рассчитывать на существенную поддержку со стороны «своих». В то же время представители коллективистских культур конкурируют в основном с теми, кто относится к чужим культурам, имея возможность рассчитывать на помощь со стороны представителей их культуры. Конечно, внутрикультурная конкуренция существует в любом случае, но она слабее в индивидуалистских культурах и сильнее в коллективистских культурах. Сопоставительное исследование способно ярко продемонстрировать различие лингвокультур по данному параметру. При этом важно иметь в виду, что черты индивидуализма и коллективизма прослеживаются в любой культуре. Различается степень выраженности этих элементов. Следовательно, не существует абсолютно индивидуалистских и абсолютно коллективистских обществ. Правильно будет говорить о преобладании индивидуализма либо коллективизма в отдельно взятой лингвокультуре. Точное процентное соотношение этих элементов подсчитать невозможно, поэтому при сравнении лингвокультур следует говорить о большей или меньшей выраженности обсуждаемых элементов.
Следует заметить, что упомянутые выше авторы в своих работах пользовались понятием «культура», тогда как нами применяется понятие «лингвокультура» в силу лингвистической направленности проводимого нами масштабного исследования русской лингвокультуры. Лингвокультуру можно определить как совокупность знаний, закрепленных в опосредованных культурой кодах языка. Это означает, что изучение мировидения этноса через призму языковых явлений позволяет получить доступ к закрепленным в языке эталонам, к языковой картине мира в сознании носителей лингвокультуры. Г. Хофстеде писал: «Вероятно, наши ментальные программы находятся в физической зависимости от состояния клеток нашего мозга. Тем не менее мы не способны осуществлять непосредственное наблюдение ментальных программ. Мы можем наблюдать только поведение, слова или поступки» [Hofstede 1991:13]. Если речь идет о лингвокультурологическом исследовании, то наблюдению подлежат именно слова, а уже потом поступки и поведение.
В научной литературе трактовки термина «лингвокультура» многочисленны. Приведенное в предыдущем абзаце определение не следует считать идеальным. Оно подвержено вариациям в зависимости от конкретных исследовательских задач. Например, В. В. Красных определяет лингвокультуру как воплощенную и закрепленную в знаках живого языка и проявляющуюся в языковых/речевых процессах культуру, явленную в языке и через язык [Красных 2013: 123]. Данное определение лингвокультуры интересно тем, что позволяет четко разграничить понятия «языковая картина мира» и «лингвокультура». Языковую картину мира целесообразно рассматривать как сложно устроенное семантическое пространство, то есть как феномен лингвистический, к которому в силу этого применимы собственно лингвистические, в первую очередь - семантические методы исследования. Что касается лингвокультуры, то это феномен лингвокогнитивный, формируемый не языковыми единицами, но в первую очередь образами сознания в их «вербальных одеждах», что требует особых методов анализа, так как в фокусе рассмотрения в данном случае находятся не знаки языка, овнешняющие образы, но образы, овнешняемые в знаках языка. Таким образом, язык в данном случае означивает то, что может быть обозначено как семантика лингвокультуры, то есть культуроносные смыслы, овнешненные в знаках языка [Там же: 125].
Ключевыми единицами в исследовании лингвокультуры могут выступать «лингвокультуремы» (В. В. Воробьев), «таксоны» (В. В. Красных), «лингвокуль-турные концепты» (О. А. Ипанова). Все эти термины относятся к сфере лингво-культурологии. В психолингвистике предпочитают для этих же целей использовать термин «образ сознания» (Е. Ф. Тарасов). Вне зависимости от избранной терминологии анализу подлежат не языковые структуры как таковые, а модель мира, стоящая за языковыми структурами, и важное влияние на отношения внутри этой модели мира оказывает параметр «индивидуализм - коллективизм».
В лингвистике данной паре уделяется недостаточно внимания. Между тем ее значимость очевидна, если учесть многочисленные работы этнопсихологов, посвященные данной проблеме. Развивая идеи Г. Хофстеде, Г. Триандис пришел к выводу о том, что для индивидуализма характерны отчужденность от ингрупп (внутренних групп), эмоциональная отстраненность и конкуренция, а коллективизм отличается включенностью в семью и солидарностью [Triandis 1989:113]. Из этого следует, что для коллективиста первостепенно важна коллективная самость, а для индивидуалиста - личная самость. Х. Маркус и С. Китаяма исследовали данный вопрос с точки зрения конформизма, который оказался в большей степени выражен у представителей коллективистских культур: они предпочитают принадлежать и соответствовать некоторой группе, а не подчеркивать свою уникальность [Markus, Kitayama 1991]. С. Тин-Туми показал, что представители любой культуры стараются избегать неловких ситуаций, но индивидуалисты будут акцентировать внимание на защите личных интересов, тогда как для коллективистов важнее сохранять статус-кво с позиции «мы» [Ting-Toomey 1988].
Если говорить о русской лингвокультуре, то проведенные нами эксперименты свидетельствуют о преобладании в ней индивидуализма, хотя сложившаяся ситуация именно для русской лингвокультуры сравнительно нова [4]. Как указывает И. В. Кондаков, древнерусская культура характеризовалась безоговорочным кол-
лективизмом; только начиная с конца XVI в. в языковом сознании русских наметился устойчивый рост личностного начала. «Парадоксальным образом древнерусское единомыслие предшествующей эпохи... способствовало развитию межличностной нетерпимости при атомизации традиционного общества и дифференциации мировоззренческих позиций писателей, что закономерно вело к расколу общества во всевозможных отношениях: религиозном, социальном, политическом, философском, литературно-художественном, нравственном, психологическом, бытовом. Вместо привычного единомыслия и слаженного "хорового начала" в русской культуре рубежа вв. возникла стихийная разноголосица, и этот не санкционированный обществом идеологический, политический, религиозный, художественный и т. п. плюрализм воспринимался не как нормальное, демократическое многоголосье эпохи, а как необъяснимое распадение былой целостности.» [Кондаков 2007:134-
Однако коллективистские ценности продолжали преобладать в языковом сознанни русских даже в советский период, хотя их удельный вес постепенно уменьшался. Окончательный перелом произошел вскоре после распада СССР в начале 1990-х гг. По этому поводу имеются любопытные социологические данные. Группой исследователей ВЦИОМа под руководством Н. И. Лапина была проведена серия репрезентативных опросов, в которых россиян просили дать оценку 44 ценностям. По идентичной методике и с идентичным набором вопросов опросы проводились в 1990 г. и в 1994 г. Выяснилось, что за четыре года отношение респондентов изменилось к трем ценностям из 44. Так, суждения с ключевыми словами «комфорт для себя, своей семьи» и «быть яркой индивидуальностью» перешли из категории отрицаемых в категорию одобряемых, тогда как суждение с ключевыми словами «жить как все», напротив, из одобряемых стало отрицаемым [Лапин 1996: 10]. Приведенные данные убедительно показывают смену приоритетов русских: в 1994 г. респонденты стали отдавать предпочтение личностным (индивидуалистским) ценностям в ущерб общественным (коллективистским).
Об индивидуализме современных русских свидетельствуют и ассоциативные исследования, проведенные автором данной статьи в г. Москве и г. Дедовске (Московская область) в 2006 г. среди 140 студентов различной специализации в возрасте от 18 до 23 лет, при этом количество мужчин и женщин среди опрошенных было одинаковым (по 70 человек). Был проведен свободный ассоциативный эксперимент, где испытуемым предлагалось в письменном виде отреагировать первым пришедшим в голову словом на 113 предъявленных им слов-стимулов.
Ассоциативный эксперимент позволяет получить доступ к неочевидным для прямого наблюдения связям между образами сознания, составляющими языковую картину мира, за счет анализа ассоциативно-вербальной сети. Многолетний опыт проведения такого рода экспериментов вкупе с тщательными математическими расчетами показал, что для того, чтобы ассоциативное исследование можно было экстраполировать на большую группу населения, общее число ассоциативных реакций на один стимул должно составлять не менее 100 (см. в связи с этим статьи [Черкасова 2005; Палкин 2008]). Таким образом, ассоциативное исследование, в котором участвовали более 100 испытуемых, является валидным и допускает экстраполяцию выводов на значительные по объему группы населения вплоть до эт-
135].
носа. Проведенное нами исследование относится к числу таковых, поскольку в нем приняли участие 140 испытуемых.
О преобладании индивидуализма в языковом сознании русских свидетельствуют, в частности, следующие примеры. В ответ на стимул «зло» многие русские респонденты заявили о том, что зло - это «плохо» (9,5%), избегая при этом оценочных реакций. Тем самым русские считают необходимым констатировать, что зло - это крайне негативное явление, но не заявляют о недопустимости совершения зла. Русские резко осуждают зло, потому что оно несет «горе» (5%) и «несчастье» (3%) - во многом личностные категории. Это свидетельствует об их склонности к индивидуализму. Другой пример - стимул «счастье». В ответ на него было предложено 2% реакций «мое» и только 0,5% реакций «всем»: современные русские думают прежде всего о личном счастье. Реагируя на стимул «свободный», русские респонденты «поставили» на первое место реакцию «человек» (12,5%), причем это человек «независимый» (6,5%). Человек является для русских неоспоримой мерой свободы. Итак, для представителей русской лингвокультуры человек как личность - безусловный приоритет. Его свобода важнее всего. Лишь по 0,5% набрали реакции «город», «край», «путь». 0,5% набрала и реакция «я», в которой опять же подчеркивается стремление к индивидуальной свободе.
Русская лингвокультура начала XXI в. является преимущественно индивидуалистской. Известно, что вплоть до начала XX в. она по праву считалась ярко выраженной коллективистской культурой и имеются все основания полагать, что доминирование коллективизма сохранялось вплоть до конца XX в., несмотря на все «эксперименты», которые проводил над страной коммунистический режим. Однако именно этот режим привел к деградации тех ценностей, которые составляли основу русского коллективизма. Очередной удар по национальному самосознанию - поражение в «холодной войне» - ознаменовал собой окончательный перелом, когда индивидуалистские ценности вышли на первый план.
Подводя итог, подчеркнем тезис, указанный выше. В условиях глобализации, когда усилилась миграция населения и важную роль играет взаимопомощь и взаимная поддержка, культура, характеризующаяся индивидуализмом, находится в заведомо невыгодном положении, так как ее представители оказываются в худших условиях по сравнению с представителями коллективистских культур, которые способны более эффективно реализовывать свои цели, действуя сообща. Это во многом объясняет те негативные тенденции, которые наметились в современном российском обществе.
литература
Гумилев Л.Н. Историко-философские сочинения кн. Н. С. Трубецкого (заметки последнего евразийца) // Вавилонская башня-3: Слово. Текст. Культура. Ежегодные Международные чтения памяти кн. Н. С. Трубецкого 2004 «Евразия на перекрестке языков и культур» / Отв. ред. В. Н. Егоров. М.: МГЛУ, 2004. С. 5-33.
Кондаков И.В. Культура России: краткий очерк истории и теории. М.: КДУ
2007.
Красных В.В. Грамматика лингвокультуры, или Что держит языковую картину мира? // Экология языка и коммуникативная практика. 2013. №1. С. 122-130.
Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян // Социологические исследования. 1996. №5. С. 3-23.
Палкин А.Д. Ассоциативный эксперимент как способ кросскультурного исследования образов сознания // Вопросы психологии. 2008. №4. С. 81-89. Палкин А.Д. Россия и Япония: динамика нравов. М.: Наталис, 2010. Трубецкой Н.С. Вавилонская башня и смешение языков // Вавилонская башня: Слово. Текст. Культура. Ежегодные Международные чтения памяти кн. Н. С. Трубецкого - 2001 МГЛУ (16-17 апреля 2001 г.) «Евразия на перекрестке языков и культур» / Отв. ред. В. П. Нерознак. М.: МГЛУ, 2002. С. 11-25.
Черкасова Г.А. Квантитативные исследования ассоциативных словарей // Общение. Языковое сознание. Межкультурная коммуникация / Ред. кол. В. А. Виноградов и др. - Калуга: КГПУ им. К. Э. Циолковского, 2005. С. 227-244.
HallE.T. Understanding Cultural Differences: Germans, French and Americans. Yarmouth: Intercultural Press, 1990.
Hofstede G. Culture's Consequences: Comparing Values, Behaviors, Institutions, and Organizations across Nations. Thousand Oaks: Sage Publications, 2001.
Hofstede G. Culture's Consequences: International Differences in Work-Related Values. Newbury Park - London - New Delhi: Sage Publications, 1991.
Kluckhohn F. R., Strodtbeck F. L. Variations in Value Orientations. Evanston: Row, Peterson, 1961.
Markus H., Kitayama S. Culture and the self: Implications for cognition, emotion, and motivation // Psychological Review. 1991. Vol. 98. No. 2. Pp. 224-253.
Ting-Toomey S. A face negotiation theory // Y. Y. Kim & W. B. Gudykunst (Eds.), Theories in Intercultural Communication. Newbury Park: Sage Publications, 1988. Pp. 213-235.
Triandis H.C. Cross-cultural studies of individualism and collectivism // J. J. Berman (Ed.), Nebraska Symposium on Motivation: Cross-cultural perspectives. Lincoln: University of Nebraska Press, 1989. Vol. 37. Pp. 41-133.
Вестник ММА 205
