CC BY
63
фии и истории других философских дисциплин. Раздел III. http://vestшk-mgou.ra/[http://vestшk-mgou. гиМеЬ/ШЬгагут^/тсот^/7/2010/2^Ш.ра^.
5. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб.: АО Комплект, 1993. 352 с.
6. Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии в ХП-ХШ веках. СПб.: Тип. М.А. Александрова, 1912; Он же. Основы средневековой
религиозности в ХП-ХШ веках, преимущественно в Италии. СПб.: Тип. "Научное дело", 1915. 376 с.
7. Шпенглер О. Закат Европы. Минск - М.: "Хар-вест АСТ", 2000. 1280 с.
8. Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина // Л.П. Карсавин. Религиозно-философские сочинения. Т. 1. М.: Ренессанс, 1992. 324 с. С. 5-73.
10 сентября 2013 г.
УДК 008
ИНДИВИДУАЛИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ И КОНСТРУИРОВАНИЕ СФЕРЫ ИНТИМНОГО НА ОСНОВЕ ДИАЛОГА (общие тенденции изучения проблемы)
Е.С. Останина
Проблема определения и изучения интимности как отдельной, обособленной категории человеческого опыта вступила в свои права в конце 70-х - начале 80-х годов XX века. При этом интимность определялась по-разному: как обобщение, суммирование элементов чувства привязанности; как альтруизм и солидарность; как повышенное чувство важности взаимоотношений; как межличностная открытость и обязательства; как важный аспект взаимоотношений между взрослыми индивидами. Публикации того периода, касающиеся интимности, чаще всего находились в контексте сексуальных исследований, так как парность интимности и сексуальности (сексуально-чувственных отношений) не разъединялась, а включение анализа интимности в исследования семейного образа жизни в основном было связано с возникновением "альтернативной морали" и "семейного плюрализма", которые изучались через призму изменений паттернов секса, сексуальных ролей и семейной жизни.
Вариант сексуализированного подхода к изучению интимности в конце 70-х - начале 80-х годов заложил основу для продолжительной сфокусированности на эмоциональном функционировании гетеросексуальных отношений в целом и брака - в частности.
Останина Евгения Сергеевна - аспирант кафедры исторической культурологии Южного федерального университета, 344038, г Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, e-mail: [email protected], т. 8(863)23097.
В исторических условиях обозначенного периода исследование интимности концентрировалось на разнообразии внешних и внутренних факторов, касающихся супружеских взаимоотношений, интенсификации интимных уровней, возникающей благодаря ритуалам ухаживания, снижению сексуального желания, на социальном отношении к внебрачной сексуальной вседозволенности. И хотя в то время стали подчеркивать важность разделять чувства (включая обиды и эмоциональные травмы) между супругами в контексте клинической терапии как основной аспект интимности, взаимная открытость как местоположение конструирования интимности обрела статус фундаментального принципа в современной гуманитаристики лишь в период ранних 90-х годов. На протяжении большей части 80-х годов акцент в исследованиях интимности, как правило, оставался в рамках конструирования сексуальной идентичности, склонности к персональной передаче интимного поведения через индивидуальный семейный контакт, для изучения которого использовались преимущественно качественные методы.
Если определить изначальный интерес к сфере интимного как результат трансформаций внутри семьи, вызванный комплексом факторов, характеризующих вторую половину
Evgeniya Ostanina - postgraduate student of the Department of History of Culture at the Southern Federal University, 13, Nagibina Street, Rostov-on-Don, 344038, [email protected], t. 8(863)23097.
XX в., то следует также отметить изменения в постановке проблем в самих исследованиях интимных взаимоотношений. Разнообразие как описанных, так и малоизученных форм сосуществования людей в рамках интимных отношений становится основой как для обобщающих теоретических конструктов "новой интимности", равно как и для "разветвления", дробления на подразделы исследований пространства интимного в специфических, маргинальных до недавнего времени формах взаимоотношений. Если за первоначальный источник интимности в ранних исследованиях бралась традиционная семья, внутри которой измерялся градус интимности, то к началу
XXI в. разнообразие форм семейственности потребовало изучения интимности в пределах конкретных, имеющих определенную специфику отношениях. "Потребность в близости и длительных обязательствах пережила социальные институты, которые обеспечивали такие потребности в прошлом, и замену им еще не изобрели" [1]. На фоне непрекращающихся дебатов об исчезновении семьи главной темой становиться изучение того, почему и как люди продолжают выстраивать, поддерживать и переосмысливать отношения, какую роль и в какой форме пространство интимного играет в личной жизни современного человека, все ли отношения интимны и всякая ли интимность ведет к отношениям.
Заявленные изменения в паттернах интимности были поняты социальными теоретиками и интерпретированы по-разному: через роль социальных движений; глобализацию и либерализацию отношений; через процессы индивидуализации; через структуру позднего капитализма; как последствия и составляющие постмодернити.
Несмотря на множественность подходов к проблемам сферы интимного, в большинстве работ, посвященных данной теме, можно обнаружить общую тенденцию - дебаты о трансформации интимности всегда выходят на дискурс власти, идет ли речь о равноправии внутри пары, или, обобщенно, о равенстве между мужчинами и женщинами, говорится ли о власти родителей над детьми, о дискриминации секс-меньшинств, власти пола над гендером или о допустимости иметь несколько сексуальных партнеров одновременно. Не является ли наличие дискурса власти в исследованиях интимности показателем
того, что в академической и около-академической среде происходит не просто описание мутаций в сфере личных отношений, но и борьба за легализацию интимного разнообразия, которая в свою очередь влияет на интенсивность происходящих трансформаций? В такой сфере, как интимные отношения, законы традиций все больше теряют свою "юридическую силу", "противостояния" оказываются на территории этических вопросов, новые формы интимности для вступления в свои права обрастают своего рода идеологиями для сдерживания нападок со стороны консервативного сознания, пытаясь укрепить свои позиции и избавиться от маргинального статуса. Как показывают некоторые исследования, такого рода конфликты могут обнаруживаться в сознании одно и того же человека [2]. С другой стороны, выводы, сделанные в ходе исследований и получившие широкую огласку, становятся идеологиями того, что находилось еще в весьма зачаточном состоянии, и следовательно, активно влияют на развитие трансформационных процессов. Например, английский социолог и теоретик семейных отношений Дэвид Морган проанализировал, как на протяжении ХХ в. рассуждения об изменениях в семье и браке - "от института до отношений" - стали идеологическим упрощением социальных изменений, чему поспособствовали, в частности, профессионалы с их интересом к браку и проблемам во взаимоотношениях [3]. Как отмечает Морган, идеологические конструкции, тем не менее, являются важными. Однако природа соответствий между идеологическим рассуждениями и ежедневными отношениями не является простой и однозначной. Такое может быть, например, в дискурсе "экспертов по вопросам отношений", воодушевленных разговорами о повседневности, пока другие факторы видоизменяют параметры повседневных практик.
"Интимный поворот" в изучении семьи и межперсональных отношений свидетельствует о возросшей сосредоточенности на "... взрослых, чаще сексуальных, отношениях, сформулированных в терминах индивидуальности, договорного взаимодействия, по контрасту с предыдущими моделями исследованиями, которые акцентировали внимание на гендерных ролях, обязательствах и обязанностях" [4]. Эта сконцентрированность на реальных жизненных взаимодействи-
ях и повседневных практиках демонстрирует парадигму сдвига не только в изучении семьи и детства, но и в качественном изменении значения семейной жизни и культурной скон-струированности интимности как отдельную проблему для анализа, оценки и критики.
Индивидуализационные процессы, актуализированные в течение XX в. как изменениями в способах производства, так и популяризацией психоанализа, не могли не повлиять на сферу интимных отношений, когда персонализация личной жизни становиться частью повседневности. К началу XXI в. неоднозначность индивидуализации и осмысление ее последствий в пределах интимности занимает особое место в анализе интимных взаимоотношений в современной культуре. Стала проявляться обеспокоенность в отношении того, что индивидуализм "зашел слишком далеко", и явная критика в адрес индивидуализирующих тенденций в терапии, искажающей осознание социальных проблем и приуменьшающей роль коллективной сопротивляемости.
Продолжительная экспансия индиви-дуализационных процессов и требования наделить особой ценностью индивидуально-личное пространство вполне определенным образом изменили траектории выстраиваемых отношений между людьми. Длительная борьба за индивидуальную "свободу" отучила индивидов от безболезненного для обеих сторон коммуникации вхождения в пространство другого. Вместе с этим наблюдается тенденция концентрации внимания и усилий на индивидуализации собственного стиля жизни, акцентирование на собственной уникальности. Поощряемое со стороны общества чувство собственной исключительности становится проблемой межличностных отношений как взаимодействия двух и более индивидов, стремящихся к самодостаточности. То, что большинство исследователей пространства интимного наделяют особой значимостью взаимное самораскрытие партнеров, является результатом индивидуализированности различных сфер жизни, когда людям с их "персональным набором отличительных особенностей" становится необходимым обговаривать, как и на каких условиях будут выстраиваться их отношения.
Показательным примером такого рода "договорных" отношений является так называемая полиамория, включенная в сферу
интересов исследователей, занимающихся изучением современных форм интимных взаимоотношений. Понятие "полиамория" описывает такую философию отношений или такой подход к интимности и сексуальности, которые основаны на представлении, что состоять в любовных и/или эротических отношениях не с одним, а с несколькими людьми одновременно - это хорошо и правильно. Понятие полиамории уже несколько десятилетий имеет хождение в социальных сетях, которые стремятся выработать альтернативы моногамным брачно-семейным отношениям. Полиамория утверждает этический подход, в соответствии с которым все участники отношений знают о немоногамном (по крайней мере, потенциально), характере тех уз, что их связывают. Поскольку в полиамории делается акцент на честности и консенсусе, ее часто называют "ответственной практикой немоногамности". Согласие всех участников предполагает, что они откровенны друг с другом, уважительно договариваются и принимают решения, ведут себя в соответствии с правилами взаимности и равенства.
Полиамория проявляется не в какой-то специфической форме отношений, а состоит в приверженности некоему набору ценностей и культивированию особого внутреннего подхода к интимности. Общим моментом для всех описаний полиамории является подчеркивание того обстоятельства, что в основе полиаморных отношений лежит нечто большее, чем просто секс.
Несмотря на то, что включенные в по-лиаморные отношения индивиды акцентируют на ценности данных отношений поверх сексуальной составляющей, интерес к поли-аморным отношениям среди исследователей определенно базируется на специфике сексуального характера, так как если исключить сексуальную составляющую из описанных отношений, то индивиды, их поддерживающие, будут просто сообществом расположенных друг к другу, близких людей, чьи отношения не противоречат общественным представлениям. Именно сексуальная составляющая привлекательна с точки зрения исследований неопределенности количества потенциальных партнеров и их гендерных характеристик, а вследствие этого - необходимости формы договорных отношений.
Дискурс полиамории вырабатывался как альтернативный подход к межличност-
ным отношениям, когда критический разбор моногамии был злободневной темой для многих прогрессивных движений, начиная с 1960-х годов. Стоит отметить, что приверженцы полиамории отличаются высокой культурной и политической организацией, что можно рассматривать как ответ на всеобщую вовлеченность в политику идентичности. Дискурс полиамории можно воспринимать как реверс дискурса власти.
Как считает Кристиан Клессе, полиамо-рия появилась "в качестве дискурса и практики в особой точке соединения путей развития культурных идей и ценностей, касающихся романтической любви, близости и сексуальности" [5, р. 124]. Приверженцы полиамории формируют собственную идеологию, основывающуюся на ключевых достижениях развития общества, прав и свобод отдельного индивида. Идеологию, пытающуюся "легализовать" отношения, которые и в современном обществе граничат с безнравственностью, делая акцент на идеях, которые само общество активно развивает и пропагандирует. Если вернуться к дискурсу власти, то полиамория отстаивает свое право на существование, используя риторику, выработанную в рамках политики идентичности, в борьбе за равенство - этническое и гендерное, заимствуя из психоаналитической практики метод регулирования отношений через диалог между партнерами.
Именно восприятие себя и других как уникальных личностей, индивидуальностей внутри полиаморных отношений требует постоянной коммуникации между партнерами. Это вызвано спецификой данных отношений, "над которыми надо работать, чтобы они работали" [5, р. 125]. Необходимость постоянно поддерживать эмоциональную безопасность, обговаривать включенность новых партнеров в уже имеющиеся отношения, требование честности и отсутствия каких-либо тайн и барьеров между участниками интеракции в совокупности подразумевает ценность и стремление к долговременным отношениям. Если исключить фактор наличия нескольких партнеров в полиаморных отношениях, то обнаруживается, что включенные в них индивиды находятся точно в таких же условиях, в которых находится любой член современного общества, выстраивающий даже самые "традиционные" отношения.
Полиамория взята как один из крайних, обобщенно радикализированных примеров
тенденций в развитии "неклассических" отношений, несущих отпечаток индивидуали-зационных процессов. Те риски, которые подстерегают индивидов, включенных в немоногамные отношения, аналогичны трудностям, с которыми приходится сталкиваться в такого рода отношениях, которые Энтони Гидденс обозначил как "чистые отношения". Чистые отношения рассматриваются как часть общей реструктуризации интимности и как замена тяготам семейных обязательств: отношения существуют исключительно для удовольствия, которое они могут дать. Таким образом, как только отношения перестают удовлетворять партнеров, они расходятся по взаимному согласию [6]. Здесь стоит отметить, что разрыв отношений по обоюдному согласию является ключевым моментом в описании Гидденса чистых отношений в том плане, что конечность отношений как бы задана изначально. И именно понимание того, что отношения могут закончиться в любой момент, заставляют партнеров работать над тем, чтобы эти отношения доставляли удовольствие.
Ключевым доказательством и поддержкой динамики "чистых отношений" является взаимное самораскрытие и способность ценить уникальные качества друг друга. В такой ситуации гораздо больше созидательной энергии уходит на поддержание чувства близости вопреки неравенству (не только гендерному, но в большей степени эмоциональному), чем в процессе трансформации самих отношений, которые никогда не бывают статичными. Риторика таких отношений основывается на и в теоретическом дискурсе, который индивидуализирует персональные проблемы и деклассирует социологические истолкования трансформационных процессов. На практике интимность остается многомерной, и для претендующих на успешное гетеросексуальное равенство акты практической любви и заботы оказываются более важны, чем непрерывное динамичное взаимное зондирование "я" друг друга.
Парадоксальным образом индивидуализация жизни современного человека, с одной стороны, и принцип конструирования отношений на основе равенства - с другой оказываются скомбинированными во многих исследованиях интимных отношений. При этом не учитывается тот факт, что уникальность и уравнивание несколько противоречит друг другу. Принцип самораскрытия между партнерами выглядит как попытка обнаружить хоть
что-то общее при заявленной уникальности каждого индивида. Обратная же сторона данного процесса, когда один человек расширяет свои границы до совокупности включенных в интимные отношения людей, является "вынесение за скобки" всех остальных, исключенных из такого рода отношений.
На данном этапе развития общества сформировалось представление, что индивидуальное является характеристикой "рефлексивного субъекта" - того, кто способен развиваться и создавать "нарратив о себе". Основываясь на этом представлении, развивались теория и практика психоанализа. Со временем аналитический диалог привел к открытию того, что "есть и другие удовольствия, кроме удовольствия от собственной истории" [7]. Таким образом, диалог (не только аналитический) имеет все шансы стать менее зависимым от извлечения секретов и конфликтов прошлого, включенных в него индивидов. Прошлое, с одной стороны, является тем, из чего формируется индивидуальность человека, но оно же, как нечто сокрытое от других, определяет и создает границы внутри коммуникации между индивидами. Попытка снять ограничения посредством проговаривания прошлого возвращает людей к сами себе в большей степени, чем сближает их друг с другом. Отношения без сфокусированности на персональном прошлом, тем более отношения интимного характера, заключают в себе возможность для индивида стать кем-то другим.
Условный отказ от прошлого предполагает такую форму отношений, которую Лео Берсани обозначил как "внеперсональную интимность" - интимность, которая представляет собой процесс бытия-с, бытия-близости с другим человеком, вместо глубоко личного сосуществования с чьей-то индивидуальностью, рассматриваемой как уже знакомая. Вместо того, чтобы думать о траектории отношений с самыми близкими партнерами и друзьями в рамках модели "глубины" и "продолжительности", необходимо сконцентрироваться на "смещении от поиска истины к жизненному опыту и эксперименту в трансформировании отношений" [7]. Если познание другого могло бы выстраиваться вокруг момента, проживаемого совместно, вместо того, чтобы персонализировать прошлое или прописывать обязательства в воображаемом будущем, то мы оказались бы на пути
разрушения связи, которая существует между знанием другого и подчинением другого. Если добавить к этому понимание того, как мы похожи, что объединяет нас в нашей близости как не-персонифицированный универсум, то возникнут новые возможности для переформирования интимных отношений с правом выходить из перечня схожестей и различия, который интерпретирует различие и инако-вость как враждебные и угрожающие. Такая модель интимности стала бы максимально непроницаемой для дискурса власти и аннулировала бы неравенства внутри отношений.
Модель "внеперсональной интимности", на первый взгляд, кажется как минимум странной. Отказ от собственной индивидуальности и идентичности в современном мире, который из-за постоянных трансформаций требует от человека самоопределения, выглядит как "прыжок в пучину хаоса". Внеперсональ-ная интимность предстает следующей ступенью после описанного Петером Слоттердайком "бытия-еще-никем" Слоттердайк рассматривает «страстную тягу к "идентичности"» как наиболее глубокую из бессознательных запрограммированностей, настолько скрытую, что она долго ускользает даже от внимательной рефлексии. "В нас как бы запрограммирован какой-то формальный Некто - как носитель наших социальных идентификаций. Он везде и всюду гарантирует приоритет Чужого по отношению к Собственному; там где мне кажется, что Я существую как Я, всегда обнаруживается ряд моих предшественников, превращающих меня в автомат посредством моей социализации. Подлинное самопознание нас в изначальном бытие-еще-никем в нашем мире просто запрещено, похоронено под множеством табу, просто вызывает панику. ..Живой Никто в нас и есть тот, кто несмотря на мерзость социализации, напоминает об исполненном энергии рае, который скрыт под масками личностей. Его жизненная основа - сознающее себя и уверенное в себе тело, которое нам следовало бы называть не nobody, а yesbody, которое в ходе индивидуализации способно пройти путь развития от арефлективного "нарциссизма" к рефлектированному "открытию себя в мировом целом" [8]. Движение от "открытия себя в мировом целом", в котором всегда присутствуют и взаимодействуют другие, к не-персональному универсуму, в котором возможно вхождение в пространство другого без властной риторики и необходимости ак-
центирования на требованиях равенства. Таким образом, "никто" в изначальном бытие-еще-никем проходит путь через индивидуализацию к бытию-уже-никем - к возможности "внепер-сональной интимности" с другими "никто".
Итак, в статье представлены общие тенденции изучения сферы интимного, возникающие на фоне социокультурных изменений второй половины XX в. Были обозначены модели изменения интимных отношений, предложенные теоретиками отношений в первой декаде XXI в., в рамках которых предпринималась попытка снять противоречия между индивидуализирующими тенденциями и требованиями равенства внутри отношений. Предлагаемые альтернативные модели реструктуризации отношений символизируют критический подход к психотерапевтическим практикам, распространенным на протяжении XX в., а также иной угол рассмотрения фундаментальных принципов конструирования интимности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Skolnick A., Skolnick J. Intimacy, Family and Society. Boston, Little Brown, 1974. 328 р. Р. 18.
2. Heckert J. Love without borders? Intimacy, identity and the state of compulsory monogamy // Understanding Non-Monogamies. New York: Routledge, 2010. Р. 255-266.
3. Morgan D.H.J. Family Connections: An Introduction to Family Stadies. Cambridge: Polity Press, 1996. 457 р.
4. Gillies V. Family and Intimate Relationships: A Review of the Sociological Research. London: South Bank University, Families & Social Capital ESRC Research Group, 2003. P. 2.
5. Klesse C. Notion of Love in Polyamory - Elements in a Discourse on Multiple Loving // Laboratorium. 2011. № 2. P. 121-127.
6. Гидденс Э. Трансформация интимности. СПб.: Питер, 2004. 208 с.
7. Bersani L., Fillips A. Intimacies. Chicago and London: University of Chicago Press, 2008. 144 p. P. 120.
8. Слоттердайк П. Критика цинического разума. М.: АСТ МОСКВА, 2009. 800 с. C. 139-140.
20 сентября 2013 г.
УДК 323 (470.620)
ИНФОРМАЦИОННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ СОЧИНСКОЙ ОЛИМПИАДЫ-2014: ОСНОВНЫЕ ВЫЗОВЫ И СТРАТЕГИИ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ
Г.Г. Рудь
К многообразию национальных интересов России относятся интересы обеспечения информационной безопасности. Понятие "информационная безопасность" в Доктрине информационной безопасности Российской Федерации определяется как состояние защищенности российских национальных интересов в информационной сфере, определяющихся совокупностью сбалансированных интересов личности, общества и государства [1]. В Доктрине отмечается, что информационная сфера активно влияет на состояние политической, экономической, оборонной и других составляющих безопасности Российской Федерации, и что национальная безопасность зависит от обеспечения
Рудь Галина Геннадиевна - соискатель кафедры политологии и политического управленияКубанского государственного университета, 350000, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, e-mail: [email protected].
информационной безопасности. К источникам угроз информационной безопасности Доктрина относит деятельность иностранных политических, экономических, военных, разведывательных и информационных структур, направленную против интересов Российской Федерации в информационной сфере, а также стремление ряда стран к доминированию и ущемлению интересов России в мировом информационном пространстве, вытеснению ее с внешнего и внутреннего информационных рынков. Доктрина информационной безопасности также относит к угрозам информационной безопасности информационно-пропагандистскую деятельность политических сил, общественных объединений, средств массовой
Galina Roode - postgraduate student of the Policy and Political Governance Department at the Kuban State University, 149, Stavropolskya Street, Krasnodar, 350000, e-mail: [email protected]
