CC BY
44
••• Известия ДГПУ, №2, 2008
УДК 801:001.8
ИМЯ ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ КОНЦЕПТА «ЧЕЛОВЕК»
© 2009 Рахмедова З.З., Шоцкая Л.И.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье рассматривается роль имени прилагательного в семантико-стилистичес-ком аспекте как интеллектуальной и эмоциональной составляющей концепта «человек». Использование полевого метода позволяет анализировать особенности плана выражения и плана содержания концепта.
The role of adjectives in semantic-stylistic aspect as intellectual and emotional component of the "human" concept is considered in the article. The use of the field method allows to analyse the particularities of the concepts’ expression and contents plans.
Ключевые слова: концепт, ядерные лексемы, эпитет, сенсорный, микрополе, полевой метод в языкознании.
Keywords: concept, nuclear lexemes, epithet, sensory, micro-field, field method in linguistics.
Анализ различных точек зрения на понятие «концепт» (А. А. Буров, С. Г. Воркачев, В. В. Воробьев, В. И. Карасик, С. Д. Кацнельсон, И. А. Стернин и др.) позволяет вслед за Е. В. Г алдиным считать концептом «вербально выраженную содержательную единицу сознания, которая имеет в основе соответствующее понятие, обогащается культурными смыслами и индивидуальными ассоциациями, изменяется вместе с
развитием языка и культуры» [1. С. 8]. Материалом исследования явились имена прилагательные, выступающие как составляющая концепта «человек» в военных повестях 1941 - 1945 годов, на основе которого происходит
формирование художественного образа, причем концепт и образ рассматриваются как полевые структуры. (Н. Д. Арутюнова, Г. Н. Скляровская, Л. В. Балашова и др.).
Актуальность темы определяется
двумя основными причинами: во-
первых, язык многоаспектной
литературы периода Великой
Отечественной войны исследован
фрагментарно, остается белым пятнам на
карте лингвистического поиска; во-вторых, включенность нашего исследования в контекст современных трудов антропоцентрической
ориентации, нацеленных на изучение языка в тесной связи с человеком, его сознанием, духовно-творческой
деятельностью (Ю. Д. Апресян, Ю. Н. Караулов и др.). Человек на войне и в мирное время, его мысли, чувства, поступки образуют основу лексикосемантического поля концепта «человек», прилагательные выступают при этом как концептуальные признаки семантики ядерного члена поля. Именно прилагательные, формируя поле концепта «человек», структуру и семантику ядерных лексем, связанных с этим полем, и включают читателя в различные стороны эмоциональной, интеллектуальной, духовной,
социальной жизни человека, в его взаимоотношения с миром и временем.
Являясь одним из способов интеллектуального и эмоционального воздействия на читателя, прилагательное озаряет новым светом то слово, к
которому относится, и само загорается, включаясь в новый контекст. «Сиротка на Алтае, - простая, чистая и
спокойная звезда, похожая на снежинку», - так заканчивает Л. Леонов повесть «Взятие Великошумска»
«Бешеный стук крови предвещал сладкое счастье победы» (Б., 168);
«Подточенная страхом душа плакала в эту сиротскую ночь» (Б., 21);
«Немощная зима пыталась запорошить бедную исковерканную землю» (Л., 7) и др. (В скобках даны автор в принятом сокращении и страница цитируемого издания: 3).
Используя прилагательные, часто выступающие в роли эпитетов, писатели выделяют те свойства и признаки изображаемого ими явления, на которое хотят обратить внимание читателей. Смысловая значимость и эмоциональная напряженность усиливаются
«нагнетанием» прилагательных, а также взаимодействием нескольких по
отношению к разным определяемым словам. «Расцвечиванием» эпитетов
усиливается экспрессивный накал текста. Психологизм значительной их части является следствием авторского субъективного отношения к
изображаемому. Известно, что природа эпитета сложна: взаимодействуют
языковые, стилистические и
психологические факторы, поэтому трудно провести четкие грани между логическим определением и эпитетом. В научной литературе нет
общепризнанного определения этого понятия, однако бесспорно, что, являясь разновидностью тропов, эпитет
представляет собой художественное определение, которое в отличие от логического выделяет дополнительный признак в предмете мысли и придает изображаемому понятию, явлению образность, эмоциональность, оценивая его с позиций автора или персонажей. При этом важно отметить, что у
прилагательных и причастий,
выполняющих роль эпитетов,
происходят ослабление номинативности (в переносных, часто метафорических употреблениях) и усиление оценочного
фактора. В структуре их значений коннотативные компоненты
(экспрессивность, эмоциональность, оценочность) являются ведущими в смысловом содержании, усиливая выразительность. «То была мускулистая, могучая жизнь битвы... И все это представлялось танкисту воздухом для гордой и яростной нации, которая, восстав для великих дел, хочет жить вечно и глядеть на солнце орлиными очами!» (Л., 80). Ядро эпитетов -
экспрессивность, которая приглушает эмоциональность, оценочность.
Эксплицитно они не выражают эмоциональной оценки, но имплицитно она имеется, подчеркивается
контекстом.
Известны труды, в которых исследуется специфика оценочного значения имен прилагательных, выделяются интеллектуально-логическая и эмоциональная оценки (А. Н. Гвоздев,
Н. А. Лукьянова и др.). Анализируемый материал свидетельствует о том, что категориальной семантике
прилагательных в большей степени, чем семантике слов других частей речи, свойственна актуализация
интеллектуально-логической оценки тех явлений, признаков, которые названы соответствующими словами.
Интеллектуально-логическая оценка входит в качестве составляющей денотативной части в семантику данных слов. Наряду с интеллектуальной оценкой, прилагательные выражают и эмоциональную оценку, но во многих случаях последняя совмещается с первой и неотделима от нее. Вероятно, поэтому в толковых словарях слишком редко фиксируются эмоциональные смыслы прилагательных.
Лексико-семантический анализ
прилагательных позволяет говорить о преобладании таких, которые
характеризуют внутреннее состояние авторов и персонажей, их нравственные качества, эмоции, называют признаки предметов, воспринимаемые органами чувств и возбуждающие в сознании читателей наглядно-чувственные
представления и образы. Большой
удельнный вес таких прилагательных, их смысловая и художественная значимость закономерны: война проходит через
сердца и души людей, война и судьбы их слиты воедино, писатели и персонажи воспринимают войну в ярко выраженном эмоциональном ключе, - отсюда и
ключевое положение прилагательных, которые несут на себе повышенную смысловую и эмоциональную нагрузку. Наиболее часто определяемыми словами выступают глаза, лицо, улыбка, голос, губы, являющиеся ядерным лексемами концепта «человек», что позволяет формировать личностные
художественно-смысловые поля авторов и персонажей. Обширно представлены сочетания прилагательных со словом глаза, при этом семантика и стилистическая окраска их разнообразны (цвет, размер, выражение душевного состояния и т.п.; прямое и переносное, часто метафорическое значения; стилистически нейтральные, народноразговорные, высокие, книжные). Разнообразна и структура: одиночные, парные, простые, сложные.
Актуализация этой лексемы в художественном произведении связана с определенными традициями в русской литературе, что имеет жизненное обоснование (ср. русские пословицы: «Глаза есть зеркало души», «Человека по глазам видно». «Глаза говорят, глаза слушают» и др.). «Спокойный взор
таких красивых с такой величавой, неисплаканной печалью, таких глубоких, как после болезни, глаз» (Л., 23). Часто отмечается парное употребление прилагательных, позволяющее дать более полное представление о портрете персонажа, его внутреннем мире и вызвать у читателя определенные эмоции, в основном оценочного характера. Глаза: печальные (С., 128; Г., 368); большие спокойные (С., 98);
большие лихорадочные (Г., 369); черные блестящие (Г., 329); прямые ясные (Л., 74); щуркие, вопросительные (Л., 69); озороватые (Л., 14); разумные (Б., 253); смышленные быстрые (Б., 112);
тоскующие испуганные (Б., 245);
юношеские голубые (Б., 136); скучные
тревожные (Г., 303); ласковые черные (С., 118); черные пламенные (Г., 303); рано состарившиеся злые (Ч., 167); выпуклые жидко-голубые (К., 533);
ясные, обрекающие на молчание (С., 110); слезы на прозрачных глазах (К., 30); смотрел ждущими глазами (Б., 74); усталые, окруженные синевой бессонницы (С., 74); загоревшиеся
жизнью (Б., 26) и т.п.; ср. у В. Гроссмана: круглоглазые парни (316), черноглазый подсолнух (306). Улыбка: трогательная, немного грубоватая, застенчивая (Ч., 205); грустная (С., 174); хитрая (С., 140); «Панфилов
улыбнулся своей обаятельной, умной улыбкой» (Б., 251) и т.п. Голос:
спокойный, задумчивый (Г., 291);
спокойный, приветливый (Б., 98); мягкий, взволнованный (Ч., 129); равнодушный (Ч., 121); глуховатый ворчливый (С., 41); «Офицер сказал по-немецки
желудочным сварливым голосом» (К., 535) и т.п. Губы: поцеловал жесткими солдатскими губами (К., 542); сухие горячие (С., 128). Лицо: доброе круглое (Б., 20); милое усталое (С., 107); худое желтое (Ч., 40); торжественное
серьезное (Г., 388); кукольное удивленное (Ч., 40); пустое апатичное выражение лица (Ч., 179) и т.п. Различна семантика: обозначают цвет (черный, желтый, голубой), размер (большой), внешний вид (выпуклый, круглый, худой); называют нравственные качества и оценивают их (ласковый, хитрый, приветливый, обаятельный, добрый т.п.);
характеризуют внутренние качества, психологический и умственный склад (разумный, смышленый, щуркий, тревожный, задумчивый,
взволнованный, ворчливый, умный, озороватый, застенчивый и т.п.), имеют значение: «проникнутый каким-либо
чувством» (торжественный, злобный, грубоватый, равнодушный т.п.). Понимая некоторую условность отнесения прилагательных к той или иной лексико-семантической группе и невозможность провести при этом четкую грань между их смысловым содержанием, считаем более актуальным акцентировать внимание на их роли в
реализации концепта «человек»,
создании микрополя «человек на войне». Этому способствуют, во-первых, парное употребление прилагательных, часто различных видов, выражающих
образную характеристику и
эмоциональную оценку предмета речи (такое словоупотребление преобладает), уточняющих, дополняющих основной
признак; во-вторых, образное, часто метафорическое, переосмысление слова (смотрел ждущими глазами; рано состарившиеся, загоревшиеся жизнью глаза и т. п.); в-третьих, наличие оценочного фактора (слезы на
прозрачных глазах; трогательная,
немного грубоватая, застенчивая улыбка; желудочный сварливый голос и т.п.).
Говоря об оценочном характере прилагательных - эпитетов, учитываем наличие в научной литературе термина «оценочный эпитет» (Л. А. Булаховский, В. М. Жирмунский и др.), отсутствие единой позиции в определении этого термина и понятия «оценочное» по отношению к эпитету. Считаем
возможным предположить, что
оценочный фактор присущ всем эпитетам - художественным
определениям любого вида. При этом оценочность имеется в составе понятийного значения слова
(обаятельный, апатичный и т.п.) либо проявляется в результате различных семантико-стилистических преобразований в лексическом значении слова (смышленые быстрые глаза, кукольное лицо и т.п.). Во втором случае оценочность выступает в качестве эмоционально-экспрессивной окраски слова, благодаря чему появляются субъективно оценочные, экспрессивные эпитеты. Сказанное позволяет считать оценочными эпитетами художественные определения, которые в понятийном значении содержат оценочную окраску; эпитеты с конкретным лексическим значением, изображающие признаки предметов, возбуждающие в сознании читателей наглядно-чувственные
представления и образы, традиционно относятся к изобразительным. И те, и
другие, какими бы терминами их ни обозначить, выполняют важные функции в системе выразительных средств анализируемых произведений.
Подчеркнутость признака, выраженного прилагательным-эпитетом, существенность его значения и экспрессивной окраски для общего смысла и выразительности текста отмечались в специальной литературе (Е. С. Истрина, С. П. Обнорский, В. И. Борковский и др.).
В одном ряду могут употребляться прилагательные, выражающие сложный признак определяемого понятия, причем последующие слова часто несут на себе повышенную интонационную и смысловую нагрузку. Так, при описании немецкого летчика Л. Леонов использует прилагательные, эмоционально-
экспрессивное начало которых оттесняет на второй план предметное: «Белесое, помятое злобой и бессонницей лицо летчика; бескостное и гнусное, точь-в-точь как у сверчка по выходе из личинки где-нибудь на гнилой картошке» (64). Аналогичное словоупотребление
отмечается у В. Катаева: «В каркающем, наглом, презрительном, безжалостном голосе. послышались постылые немецкие голоса» (522); у К. Симонова: «Великая закаляющая и умудряющая тяжелая ответственность...» (325); «Бабченко такой надоедный, грубый и придирчивый, такой усталый, обросший, долгожданный» (43). Писатели не
озабочены прямыми значениями выделенных слов, их денотативной эквивалентностью, переносными,
позволяющими выступать в качестве
тропа. Вместо синтеза этих значений как синонима к категории образности
(выделенные лексемы объединяет
именно их образное употребление) актуализируется экспрессивность, что подчеркивается положением
определяющего в семантико-
стилистическом плане компонента последним в ряду. Предшествующие компоненты служат образу - общему признаку определяемого понятия, отражая его смысловую
разноаспектность в едином
экспрессивном поле с усилением и общего смысла, и экспрессии всех компонентов ряда к его концу. Для анализируемых повестей характерно употребление к одному определяемому слову двух-трех определений, имеющих общность в выполняемых ими семантико-стилистических функциях, создающих единое представление о предмете, явлении. При этом «обнаруживается одно из самых общих качеств однородных определений - их коммуникативная равнозначность
называемых признаков в создании (относительно законченного) зрительно и психологически воспринимаемого художественного образа» [2. С. 22]. «Яростный страстный призыв: «За
Родину!» (Б., 175); «Его словно осветило ярким радостным светом» (Г., 393); «звонкое щемящее вдохновение боя» (Л., 34); «вековая дремучая сила народа» (Л., 34); сиплая усталая брань (Л., 8); «хитрые великодушные разведчики» (К., 484). Выразительность тексту придает контрастность пар определений в повести А. Чаковского: с одной стороны, это «голодные измученные люди» (196), с другой, - «светлые замечательные» (201). Широко представлена триада изображения: «Спокойный, громкий,
повелительный приказ» (Б., 135).
«Плотный, плечистый, щекастый солдат» (Л., 61); В основном ряды связаны с изображением психических, эмоциональных состояний. В какой бы комбинации ни выступали они, каковы бы ни были их лексико-семантические особенности, основа их - переносное значение, авторские преобразования смысла, что определяет новизну, оригинальность и роль определений в тексте: «холодные твердые руки
доктора» (Ч., 31); «холодное докторское слово» (С., 193); «ленивый дым валил» (Л., 119); «деликатное молчание» (С., 207).
Многие относительные
прилагательные, причастия, приобретая качественно-оценочное значение,
становятся синонимичными
сравнительному обороту или ряду однородных определений, свободно
приобретают метафорическое значение. Л. Леонов: полухолодный танк с
расшатанным сердцем (64); танкистская душа (63); растоптанная жизнь (17); серебряный старичок (19).
Семантика прилагательных
уточняется, расширяется,
подчеркиваются их отдельные
смысловые оттенки, эмоциональная, интонационная роль усиливается
включением в текст сравнений: «Посеревшее, словно обмякшее лицо» (Б., 20); «Тонкий, как писк комара, голос» (Ч., 30); «железные пальцы, как щипцы» (К., 537). Особой
выразительностью отличаются эпитеты, в семантике которых выражено скрытое сравнение: кукольное лицо (Ч., 40);
выпуклые жабьи глаза (Л., 26);
разбойничья армия (Б., 73), ср. у Л. Леонова: огневолосая вдова (58).
Свободно переключаясь с объективного повествования на его субъективную оценку, авторы образуют сложные (слитные) прилагательные, объединяя в одну смысловую структуру как соотносимые по различным параметрам слова (близостью значений «спокойный» и «сосредоточенный» или их противопоставленностью «приятный» и «грубоватый»), так и не соотносимые в лексической системе («жидкий» и «голубой»). Они всегда индивидуальны и предельно эмоциональны, что помогает создавать неповторимые образы, отличающиеся глубиной содержания и свежестью чувств. Второй компонент таких образований несет основную смысловую нагрузку, первый выступает либо в функции, несколько смягчающей негативный оттенок семантики второго компонента, либо в функции, уточняющей,
конкретизирующей смысл основного слова, при этом вносит в общий смысл сложных эпитетов экспрессивнооценочную окраску. Они характеризуют стилистическую манеру А. Чаковского: благодушно-ироническое отношение (89); благодушно-ирони-ческое
настроение (96); снисходительноиронический тон (203); простодушнооткрытая манера разговаривать (208);
спокойно-сосредоточенная торжественность (62); иронически-благодушный тон (97); приятногрубоватое лицо (Б., 173); кожа девичье-нежная (Б., 135); мертвенно-белое
солнце (Г., 289); жидко-голубые глаза (К., 539).
Разнообразные лексико-семанти-
ческие поля образуют прилагательные, связанные с войной, непосредственно с боевыми действиями. Личностный характер их, экспрессивность здесь особенно значимы: думал о великой войне (Б., 63); война страшная (Ч., 139); свирепая бомбежка (С., 166);
дьявольский обстрел (Ч., 26); бешеная пальба (Л., 8); жестокий бой (С., 69); грозный час боя (Б., 155); время грозное (Г., 281), жестокое (Ч., 101); щедрый огонь артиллерии (С., 198); мускулистая могучая жизнь битвы (Л., 80); немец проклятый (Ч., 125) и т.п.
Многоплановость смысловых
отношений между абсолютным цветом и переносными нецветовыми значениями делает прилагательные «черный», «серый», «белый», «желтый»
символическими, обладающими яркой эмоционально-экспрессивной окраской. О немецких захватчиках: «страшные черные люди, виновники всех бед» (Ч., 186); «черная мысль о нашей гибели» (Б., 245); «черные дни отступления» (Ч., 18); черный труд пехотинца (Л., 77);
«плотная черная кровь текла в сражающуюся руку...» (Л., 114); Леонов неоднократно использует образ «черная птица» как перифразу, называя
вражеский самолет (36, 45 и др.).
Серый: образно в переносном
значении (нерадостное, мрачное, действующее угнетающе) серый холодный госпиталь (Ч., 241); серый, безнадежно серый мир (В., 42); все вокруг было серым, тревожным,
суровым (Ч., 164). Экспрессивность
первого слова в последнем примере усиливают последующие,
подчеркивающие нарастание признака. В результате обобщенно-символического употребления слово приобретает оттенок социально-оценочного
обобщения. Белый: «За окнами падал и
таял мокрый первый снег, как тишина, белый... Кругом было много белых простынь и халатов, и самая тишина казалась Сабурову белой» (С., 106). Метафорическое употребление слов (белая тишина), столкновение прямого и переносного значений (белый снег, простыни, халаты - белая тишина), сравнение (снег белый, как тишина) позволили К. Симонову создать образ «белая тишина», символизирующий душевный покой, спокойное внутреннее состояние человека в военное время (белые простыни, халаты), включенный в лексико-семантическое поле «война».
Местоположение определения по отношению к определяемой лексеме обусловливается семантико-
синтаксически-ми и стилистическими факторами. В большинстве случаев эта традиционная препозиция определения выполняет свойственные ему семантико-стилисти-ческие функции. Инверсия определения связана с содержанием контекста, авторскими задачами: является средством усиления значения
выражаемого признака, его смысловой значимости, придает изложению энергичность, экспрессивность.
«Капитан, высокий, статный, молодой» (Б., 99); «автоматчики потные, грязные, яростные» (С., 43). Постпозитивное
употребление характеризует ритмикометодическую структуру текста, функционально сближается с инверсией прилагательного в народно-поэтической речи. Ритмико-мелодичес-кая
особенность текста проявляется при употреблении нескольких рядом или последовательно расположенных
атрибутивных словосочетаний.
«Спокойный взор таких красивых, с такой величавой, несисплаканной печалью, таких глубоких, как после болезни, глаз» (Л., 23). Часто соединяются союзом «и», что также придает тексту ритмическую организованность и мелодическую стройность: святая и
умная печаль (Л., 51); тихая и грозная судьба (Л., 24); красивый и сильный командир (Б., 131).
В смысловой и эмоциональной ткани всех анализируемых произведений
важное место занимают прилагательные. Они во многом обусловливают содержательную направленность текста, его общую тональность и стилистическую окрашенность.
Преобладание прилагательных
сенсорного плана позволяет заключить,
что именно они являются одним из основных эмоционально-оценочных
факторов, определяющих личностное отношение автора к описываемому, включаясь в лексико-семанти-ческое поле концепта «человек».
Примечания
1. Галдин Е.В. Концепт «вода» как полевая структура и способы его выражения в русском языке (на материале поэтических текстов И. А. Бродского): Автореф. дис... канд. филол. наук. Ставрополь, 2006. 2. Скобликова Е.С. Однородность определений в художественных текстах // Русский язык в школе. 2006. №1. 3. Тексты: Бек А.А. Волоколамское шоссе. М., 1988. Б.; Васильевская В.Л. Просто любовь. Радуга. Собр. соч. в шести томах. Т.5. 1950. В.; Гроссман В.С. Народ бессмертен. Повести и рассказы. М., 1950. Г.; Катаев В.П. Жена. Сын полка. Собр. соч. в пяти томах. Т.2. М., 1956. К.; Леонов Л.М. Взятие Великошумска. Собр. соч. в десяти томах. Т.8. М., 1971. Л.; Пришвин М.М. Повесть нашего времени. Собр. соч. в восьми томах. Т.5. М., 1983. П.; Симонов К.М. Дни и ночи. Собр. соч. в десяти томах. Т.2. М., 1980. С.; Чаковский А.Б. Это было в Ленинграде. Собр. соч. в семи томах. Т 1. М., 1989. Ч.
Статья поступила в редакцию 16.01.2009 г.
