CC BY
46
В мыслительной сфере across маркирует относительную иррациональность, а при описании чувственно-эмоциональной сферы также наблюдаются свои специфические особенности, репрезентируемые процессуально-рапидным фреймом:
20.And across old Jolyon’s face there flitted a gleam... [J. Galsworthy, The Man of Property].
21.An extraordinary expression flashed across her face [G.K. Chesterton, The Wisdom of Father Brown].
Указанный фрейм подчеркивает, что динамика как таковая обладает своей собственной «специализацией» в репрезентации компонентов психофизиологической сферы. Основное значение динамики несут в себе глаголы to flit и to flash. Данный тип фрейма раскрывает основные особенности осмысления человека с учетом всех его динамико-ориентированных характеристик, при этом в целом ситуации приписывается относительно высокая степень лабильности. Предлог across оформляет непротяженный характер описываемых психо-эмоциональных процессов. Процессуально-рапидный фрейм идентифицирует кратный, моментальный и спонтанный характер осуществляемого действия.
Проведенный анализ подтверждает весомую роль предлога across в оформлении и спецификации им различного рода отношений и в очерчивании так называемой условной парадигмы психофизиологической организации человека. Исследуемый предлог помимо вышецитируемых случаев может быть задействован и в описании так называемого «слияния» физиологических и психо-эмоциональных процессов:
22. And, as I spoke, a pang, new to me, shot across my heart... [Ch. Bronte, Professor].
Предлог across в приведенном предложении, участвуя в проецировании основных механизмов, оформляющих прехо-
дящее состояние душевной боли, задает направленность спонтанности. Слово pang (a sudden sharp feeling, esp. of painful emotion [3, p. 1099] в данном случае относится к психофизиологической реакции организма, к сфере душевных страданий, где данное явление обладает своей спецификой (ср. it was a pang of mortification at the humility of my position, and the inadequacy of my means). Глагол to shoot (to move or make smb\smth move very suddenly or quickly in the specified direction [3, p. 1414] несет в себе основной «заряд динамики». Использование предлога across отражает стереотипные для ЯКМ представления о локализации отдельных феноменов внутреннего мира и подчеркивает пространственно-динамическую интерпретацию психо-фи-зиологических процессов.
Анализ фактологического материала свидетельствует о том, что анализируемые предлоги through и across принимают непосредственное участие в оформлении рассматриваемых отношений, маркируя при этом достаточно сложные механизмы психофизиологической трактовки человека. Задавая определенную направленность выполняемого действия, они как бы «моделируют» тем самым его характер и приписывают общей языковой ситуации относительно высокую степень лабильности. Предлог through оказывается релевантным для актуализации значения длительности, протяженности на временном отрезке, что эксплицируется посредством активации процессуально-пролонгированного типа фрейма. Активация же процессуально-рапидного фрейма, в свою очередь, сопряжена с предлогом across, который маркирует относительную кратковременность и спонтанность описываемого. Таким образом, предлоги through и across специфицируют основное значение динамики, изначально заложенной в потенции глагола, и отражают тонкие нюансы представления о человеке как динамически организованной системы.
Библиографический список
1. Кубрякова, Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века: сб. статей. - М., 1995.
2. Апресян, Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М., 1995. - Т. 2.
3. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English / Oxford: Oxford University Press, 2010.
4. Черезова, Л.А. Синтагматические - парадигматические свойства глаголов семантического поля эмоций в английском языке // Вопросы романо-германской филологии. - М.. - 1974. - Вып. 82.
5. Золотова, Г.А. К типологии русского глагола // Славистика: синхрония и диахрония: сб. науч. статей к 70-летию И.С. Улуханова. - М., 2006.
6. Батицкая, В.В. Функционально-семантический потенциал глаголов длительности в современном английском языке: автореф. ... канд. филол. наук. - Иркутск, 2001.
7. Арутюнова, Н.Д. Предложение и его смысл // Логико-семантические проблемы. - М., 2002.
8. Аксененко, Б.Н. Предлоги английского языка. - М., 1956.
9. The Shorter Oxford English Dictionary of Historical Principles / Oxford: Oxford University Press, 1973. - Vol. I.
10. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975.
11. Иомдин, Б.Л. Семантика глаголов иррационального понимания // Вопросы языкознания. - 1999. - № 4.
Bibliography
1. Kubryakova, E.S. Ehvolyuciya lingvisticheskikh ideyj vo vtoroyj polovine XX veka (opiht paradigmaljnogo analiza) // Yazihk i nauka konca 20 veka: sb. stateyj. - M., 1995.
2. Apresyan, Yu.D. Integraljnoe opisanie yazihka i sistemnaya leksikografiya. - M., 1995. - T. 2.
3. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English / Oxford: Oxford University Press, 2010.
4. Cherezova, L.A. Sintagmaticheskie - paradigmaticheskie svoyjstva glagolov semanticheskogo polya ehmociyj v angliyjskom yazihke // Voprosih romano-germanskoyj filologii. - M.. - 1974. - Vihp. 82.
5. Zolotova, G.A. K tipologii russkogo glagola // Slavistika: sinkhroniya i diakhroniya: sb. nauch. stateyj k 70-letiyu I.S. Ulukhanova. - M., 2006.
6. Batickaya, V.V. Funkcionaljno-semanticheskiyj potencial glagolov dliteljnosti v sovremennom angliyjskom yazihke: avtoref. ... kand. filol.
nauk. - Irkutsk, 2001.
7. Arutyunova, N.D. Predlozhenie i ego smihsl // Logiko-semanticheskie problemih. - M., 2002.
8. Aksenenko, B.N. Predlogi angliyjskogo yazihka. - M., 1956.
9. The Shorter Oxford English Dictionary of Historical Principles / Oxford: Oxford University Press, 1973. - Vol. I.
10. Bakhtin, M.M. Formih vremeni i khronotopa v romane. Ocherki po istoricheskoyj poehtike // Voprosih literaturih i ehstetiki. - M., 1975.
11. lomdin, B.L. Semantika glagolov irracionaljnogo ponimaniya // Voprosih yazihkoznaniya. - 1999. - № 4.
Статья поступила в редакцию 12.03.12
УДК 82-1/-9
Kosheleva A.L. A talent of M.E. Kilchichakov as a comedian play write was unlocked in full force in a heard comedy «Bears ravine» (1956). Ably, interestingly written conflict situations, high-colorod pictures of country life, expressive characters of national color? Sincere humor, a full-blooded style of writing allowed this play of M.E. Kilchichakov to become a noticeable phenomenon of theatrical creation of national drama.
Key words: a genre, a nomination, a comedi, an act, a theatre, an actor, a colour, humor, a cue, a folk-lore, a conflict.
А.Л. Кошелева, д-р филол. наук, проф. каф. литературы института филологии и журналистики Хакасского гос. ун-та им. Н.Ф. Катанова, г. Абакан, E-mail: Nina_71@inbox.ru
ИМПЛИЦИТНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ АВТОРСКОЙ ПОЗИЦИИ В КОМЕДИИ М.Е. КИЛЬЧИЧАКОВА «МЕДВЕЖИЙ ЛОГ»
В лирической комедии «Медвежий лог» (1956) в полную силу раскрылся талант М.Е. Кильчичакова как комедийного драматурга. Талантливо, занимательно выписанные конфликтные ситуации, живые картины деревенской жизни, выразительные характеры, проникнутые национальным колоритом, неподдельный юмор, яркий, сочный язык позволили этой пьесе М.Е. Кильчичакова стать заметным явлением сценического воплощения национальной и отечественной драматургии.
Ключевые слова: жанр, номинация, комедия, акт, театр, артист, колорит, юмор, реплика, фольклор, конфликт
Вторая половина 50-х годов. М.Е. Кильчичаков пишет новую пьесу «Медвежий лог» (Абалыи хол»), определив ее жанр как «лирическая комедия», возможно, мечтая осуществить в ней то, что не реализовалось в полную силу, не расцветилось во «Всходах». Действительно, талант М.Е. Кильчичакова как комедийного драматурга раскрылся в полную силу именно в пьесе «Медвежий лог», поставленной более чем в ста театрах страны, за рубежом и, что очень примечательно, - в знаменитом театре Москвы - театре «Сатиры». На русский язык пьесу перевели в 1957 году московские переводчики В.З. Масс и М.А. Червинский. Премьера пьесы в переводе состоялась в Красноярске, в театре им. А.С. Пушкина. Постановка спектакля красноярским актерам удалась: с ним они выезжали в Москву, трижды спектакль прошел в Абакане, Э.М. Кокова вспоминает слова красноярского актера Н.З. Прозорова: «Мы были счастливы играть эту пьесу», - говорил он. - Кстати, наша постановка «Медвежьего лога» в Абакане имела некоторую осо-бинку. Михаил Еремеевич специально для Анастасии Тодыко-вой и Гули Коковой дописал одну сцену, при этом учитывая их актерские данные» [1].
В хакасском национальном театре первую постановку спектакля на хакасском языке осуществили режиссер Н.Н. Долина и художник А.А. Алексеев, сохранив и ярко представив ее национальный колорит. Небольшое село «Медвежий лог», расположенное в красивом подтаежном уголке Хакасии, живет своими многоликими сельскими заботами, как и многие подобные селения нашей необъятной Родины, строящих мирную жизнь в бурное послевоенное десятилетие. Тема и конфликт пьесы вполне современные и актуальные, вписывающиеся в «систему координат» советской драматургии 50-60-х годов. «В такого рода «конфликте нового типа, - пишет известная литературовед З.С. Кедрина, - как его называли тогда в критике, в конфликте неантогонистическом, превращающем борьбу против человека в борьбу за него, противоречие возникало не между врагами, представляющими двух враждебных социальных систем, а между передовыми и отстающими членами советского общества. Появляется множество комедий на тему колхозной жизни, где отставший или зазнавшийся председатель показан в столкновении с передовой молодежью села на почве какого-либо «производственного» момента или изображена попытка мелкого самодура совершить очередное очковтирательство для поддержания собственного престижа [2]. В казахской драматургии - это Тельгора в комедии А. Таджибаева «Цвети, степь», Мойтак -в пьсее Ш. Хусаинова «Весенний ветер», Балабек - в пьесе армянского поэта и драматурга Н. Заряна «Опытное поле», Над-жави в пьесе азербайджанского писателя И. Эфендиева «Вешние воды». Подобные «схемы» тем и конфликтов просматриваются также в пьесах таких известных советских драматургов, как А. Сафонов - «Стряпуха», К. Кронова «Поют жаворонки», Н. Дьяконова «Свадьба с приданым».
Подобный дискурс выше перечисленных пьес, объединяющий по своей природе, характеру тему и конфликт, четко просматривается и в пьесе М.Е. Кильчичакова «Медвежий лог». Место действия - пасека колхоза «Медвежий лог», расположенная среди цветущих подтаежных лугов. На пасеке трудятся влюбленные в свое дело два пчеловода: старик Орамай-ага и его дочь Тарика. Рядом с пасекой пасет лошадей пастух Иразан. В коллизиях сценического действия заняты еще три героя: председатель колхоза Роман Петрокавич, его дочь Ката - студентка сельхозинститута и студент факультета журналистики МГУ -
Каскар. Как часто случается в комедиях, осложнена коллизия любовная - долго не становится ясным, кто в кого влюблен, но не она является главной. Конфликт комедии, в основном, организующий все сценическое действие, представлен коллизией противостояния колхозной и зазнавшегося, самоуверенного «едущего в карете прошлого» председателя колхоза «добывающего» свой авторитет у начальства «щедрым» гостеприимством, переходящего все пристойные границы.
Талантливо, занимательно выписанные конфликтные ситуации, живые картины деревенской жизни, выразительные характеры, проникнутые национальным колоритом, неподдельный юмор, яркий, сочный язык позволили этой пьесе М.Е. Кильчича-кова стать заметным явлением сценического воплощения национальной и общесоюзной драматургии.
В постановке 50-х годов режиссера Н.Н. Долиной были заняты известные актеры национальной труппы, подарившие яркую сценическую жизнь и просто жизнь героям талантливой пьесы. «Высокий, чуть сутуловатый Орамай-ага, - вспоминает Э.М. Кокова, - в исполнении С. Колченаева был словно перенесен из хакасской деревни на сцену...».
А.А. Шурышев донес до зрителя непростой характер председателя колхоза - Романа Петрокавича, мечтающего своими прошлыми заслугами прикрыть огрехи настоящего да еще увидеть похвальную статью о себе в газете или журнале. А. Шуры-шеву особенно удалось высветить такие «перлы» характера Романа Петрокавича, как высокомерие, категоричность, тон, не терпящий возражений. А. Щукин виртуозно сыграл Каскара, не узнанного никем корреспондента, приехавшего в «Медвежий лог» по заданию «Комсомольской правды» рассказать в газете о «свихнувшемся» на собственной славе председателе колхоза. Молодежь колхоза - Тарика (Е. Килижекова), Иразан (Г. Коков), Ката (К. Чаркова), - критикуя своего председателя, начинают активную борьбу за него, спасая человека от фальшивой позолоты и зазнайства.
Не менее успешно прошли в национальном театре и последующие постановки комедии «Медвежий лог». В 1962 году пьеса была поставлена режиссером А.В. Тугужековым с участием уже других, но тоже талантливых актеров: Орамай ага - Г. Чан-ков, Тарика - К. Чаркова, Ката - Н. Баинова, Каскар - А. Щетинин, Иразан - Л. Арыштаев. В 1964 году комедия с аншлагом прошла во Фрунзе (ныне Бишкек).
Третью постановку пьесы осуществили режиссер Э.М. Кокова и художник С.И. Артонов с участием выпускников студии 1974 года Ленинградского института театра, музыки, кинематографии: Орамай ага - Ю.П. Котюшев, Роман Петрокавич -С.И. Артонов, Каскар - В.С. Коков, Иразан - Н.К. Тачеев.
В развязке главной конфликтной ситуации активно задействованы прежде всего два героя - пасечник Орамай-ага и председатель колхоза Роман Петрокавич. Хронотоп прошлого (непростые годы коллективизации), когда-то объединивший судьбы этих героев, представляет возможность яснее представить насколько разминулись их пути в настоящее время. В далекие 30-ые годы Орамай и Роман Петрокавич вместе боролись за новую жизнь против баев и кулаков. И в этом нелегком поединке Орамай едва не погиб. Из смертельной вражеской ловушки его спасает Роман Петрокавич: «Тебя с петли снял»,- последний часто напоминал об этом «долге» Орамаю. При этом Петрока-вич называет Орамая «родным отцом», а Орамай его - «родным сыном».
Но в настоящее время случилось так, что «сын» потерял верную дорогу, запутавшись в тени собственной славы. На небольшом сценическом пространстве колхоза «Медвежий лог» разворачивается по нарастающей яркий поединок героев сатирического и юмористического толка.
Веселый, жизнерадостный, мудрый и остроумный Орамай-ага знает свое место в жизни и свое право при необходимости сказать правду и постоять за нее. Я - человек маленький, - заявляет он. Начальник говорит, я делаю. Так представляет себя и председателя. На сегодня Орамай-ага - «маленький человек» и »начальник». Однако это своеобразная игра слов и мысли мудрого старика - потешить душу и разум самовлюбленного начальника. Самобичевание Орамай часто завершает веселой присказкой: «Пусть мою дурную голову медведь съест» [3]. Он во многом напоминает Айдолая, батрака бая Кужакова из «Всходов» (веселый, добрый, остроумный), предлагающий всем друзьям в подарок жеребенка от своей гнедухи), но это Айдолай другого времени, не только завоевавший новую жизнь, но и живущий в ней, ответственный за нее. Состоялся, таким образом, сценический герой - с более завершенным, более ярким характером. Но без малейших признаков идеализации. Орамай-ага «живой» человек, не лишенный человеческих слабостей: так он может побаловать себя медовухой, приготовленной им самим «из чистого меда» колхозной пасеки, или, вспоминая свою молодость и обычай, ушедший в прошлое, присоветовать Иразану любимую девушку ночью на коне умчать. Но это и глубоко ответственный за свою работу и общее дело человек: старательно осваивая новацию современной жизни (телефон), он настойчиво требует оборудование для пасеки, а старому другу по суровым 30м годам, «заблудившемуся» председателю с правлением из его родственников, пусть и наивно, но, по сути, верно объясняет, что такое коллектив и как в нем надо жить и работать. Это диалог в данном сценическом дуэте - один из сильнейших по своей содержательной и юмористической сути:
Орамай: Никак сняли тебя?
Роман Петрокавич: Этого позорного часа я ждать не буду. Сам уйду... Я всю свою сознательную жизнь боролся против баев. А ты меня баем назвал.
Орамай: Я не хотел тебя обидеть! Я только думаю, что правильно тут написано. Слушай (Развертывает газету, которую держал в руках, и вслух читает): «Хорошо, когда колхоз одна семья, но плохо, когда одна семья руководит колхозом».
Роман Петрокавич: Не читай вслух. Про себя читай, про себя...
Орамай: Про себя? А тут про меня ничего не написано, все про тебя. Вот: «Председатель колхоза.»
Роман Петрокавич: Еще раз говорю тебе - не читай вслух! Не могу слушать эту гадость.
Орамай: Почему гадость? Хорошо написано. Молодец Та-рика. Это она у своих пчел научилась так жалить. Очень смешно написано.
Роман Петрокавич: Смешно? Тебе смешно! Вся Хакасия сейчас смеется надо мной! Как же мне теперь жить?
Орамай: По-новому надо жить и по-новому работать. А обижаться не надо. Правильно тут написано: «Надо прислушиваться к голосу рядовых колхозников».
Роман Петрокавич: Не читай вслух!
Орамай: Не могу. Я старый человек и только на старости грамотным человеком стал.
Роман Петрокавич: Не такой уж ты шибко грамотный.
Орамай: Это конечно, так. Но грамматику я хорошо знаю. А грамматика учит так: я, ты, он, мы, вы, они. А если все время -я, я, я - это неграмотно будет. Ты все время как работаешь? Я. я. Все я да я. А где мы, где они?
Роман Петрокавич: А кто же тогда колхоз наш в передовые вывел?
Орамай: Я, ты, он, мы, вы, они... Вот кто.
Далее Орамай просто и мудро разъясняет доброе и полезное назначение критики: «Ты не думай, - говорит он, - что я тебе зла желаю. Тарика тебе зла не желает, и Иразан, и Каскар. Они тебе добра желают. Если бы они тебе добра не желали, стали бы они тебя лечить? Смех как лекарство, людей от болезни излечивает. Я хочу, чтобы и о тебе люди говорили только хорошее. Только докажи, что ты еще, как этот кедр, можешь хорошие плоды давать» [3]. Вот она «борьба против человека», превращающаяся «в борьбу за него».
Кто этот «человек», сценический персонаж, адресат сатирического пафоса комедии? Когда и как он успел деградировать,
когда-то активный борец с баями? И сегодня колхоз не в отстающих: электричество, телефон, ударный труд людей, дорогу строят. Кажется, всего добился председатель колхоза Роман Петрокавич. Осталось реализовать одну, но самую заветную мечту - прославиться хотя бы на всю Хакасию. Об этом он доверительно сообщает Орамаю: «Вот, смотри (достает из сумки свежий номер «Огонька»). Полюбуйся, чем не орел, а? Председатель колхоза-миллионера Туркменской ССР - Атаев Дурды Атаевич. Счастливый! Теперь его вся страна знает. Вот бы мне так! А?»
Путь к подобному «счастью» просматривается для него довольно-таки ясно: правление колхоза, состоящее из одних родственников, возражать не будет, а приехавших написать о колхозе корреспондентов можно задобрить щедрыми угощениями и гостеприимством на высшем уровне: «Большого гостя жду. Корреспондент областной газеты. Мне об этом сообщил сам секретарь райкома. Я так решил: мы его прямо в «Медвежий лог» привезем. Пусть денька два у нас погостит. Не забудьте чистые халаты надеть. Хорошего меда приготовь, чтобы он его с собой мог увезти. Пусть он о нас напишет в газете страничку Насчет продуктов уже дал команду: кладовщик со склада привезет барана целого... Так. Еще нужно будет ему охоту организовать. В случае, если он промахиваться будет - у нас есть Иразан. Надо его предупредить, чтобы находился поблизости и в нужную минуту незаметно подстрелил добычу. Пусть человек удовольствие получит» [3].
В этом монологе раскрыта несложная механика подкупа и обретения славы за чужой счет, а в итоге следует прямо-таки философский вывод о беспроигрышности этого приема и о магии самого печатаного слова: «Вот тогда мы посмотрим, что он напишет о нас. Знаешь поговорку: пулей попадешь в одного человека, а пером в тысячи. Приятно, когда о тебе знают тысячи.» [3]. Распоряжения Романа Петрокавича обрывисты, категоричны. Сам председатель их обозначил четко: «Я уже дал команду» Как на плацу - «дал команду, а в самих «командах» преобладает императив (глаголы повелительного наклонения): «не забудьте надеть, приготовь, помоги, слушай, скажи», выражения типа «только смотри», и чтобы тут все было на своем месте, дал команду; и «это не твоего ума дело, твое дело пчел разводить да мед собирать, а мое - колхозом руководить»; «какого черта он мне мешает работать. Пусть с лошадьми возится. А в мои дела носа пусть не сует».
Орамай напоминает Роману Петрокавичу о его байских замашках в руководстве, а в колхозной газете «Наш голос» в статье Тарики критикуется семейственность в руководстве колхоза: «Хорошо, - пишет она, - когда колхоз - одна семья, но плохо когда одна семья руководит всем колхозом..» [3]. Дочь Романа Петрокавича Ката еще более решительно осуждает отца: «Колхозники говорят: «Родственники опять пошли проводить заседание! Ты не любишь, когда тебе правду говорят. Тебе по душе подхалимы, которые тебя расхваливают! Вот и результат» [3]. Дочь напомнила отцу все его последние «грехи»: уволил опытного пчеловода Тарику за правду, высказанную вслух (в результате улетел самый мощный рой, снял рабочих в сезон заготовки сена и перебросил их на строительство дороги). «За такие дела, - продолжает Ката, - мало снять с работы. Тебя судить нужно!» [3]. На протяжении почти всего сценического действия Роман Петрокавич вне реального восприятия событий, командует, не признает в свой адрес критику, кричит, возмущается: «Заговор против меня! Родная дочь под меня яму копает! С сегодняшнего дня у меня дочери нет! Пока я руковожу колхозом, никто мне мешать не имеет права! Только где-то ближе к финалу, к развязке, обиженный на всех и всё, председатель начинает понимать, что борьба близких для него людей шла не «против него», а «за него». Но осознание этого приходит не сразу: сначала Роман Петрокавич на слова Орамая, «смех, как лекарство, людей от болезни лечит», отвечает недоверием: «от такого лечения человек сдохнуть может.». Но убедительнее спокойные доводы Орамая заставляют этого человека что-то переосмыслить, пе-реосознать.
Орамай: Я хочу, чтобы и о тебе люди говорили только хорошее...
Роман Петрокавич: (робко, неуверенно) Да разве я теперь смогу...
Орамай: Сможешь. Только докажи, что ты еще, как этот кедр, можешь хорошие плоды давать.
Роман Петрокавич: А как это докажешь?
Орамай: Грамматику учи! Я, ты, он, мы, вы, они. Все мы одно дело делаем.
В заключительной сцене последнего действия слова Ора-мая помогают понять не только природу, суть диалектики характера такого сценического персонажа, как Роман Петрокавич, но и раскрывают действенность гуманистической направленности самой пьесы:
Орамай : А вот они тебе помогли. Правильную дорогу найти помогли. Потому что знаешь, что помогает людям правильную дорогу найти?
Роман Петрокавич: Что?
Орамай : Любовь! Только любовь! Правильно я говорю?
Роман Петрокавич: Я думаю - правильно!
Вторая сюжетная линия пьесы - это любовные отношения молодых героев пьесы, отдельные недоразумения, кто в кого влюблен, зачастую связанные с куртуазными ситуациями комедийного жанра. Любовные сцены, ситуации пронизаны подлинным лиризмом. Романтические чувства, отношения Тарики и Иразана, Каты и Каскара обрели яркое воплощение, раскрытие, прежде всего, в сцене, тахпахе, которыми так богата комедия. Сами песни в пьесе - это уже страстный диалог влюбленных. О белом цветке проникновенно поет Тарика, цветок в хакасском фольклоре - это символ прекрасного, белый же цвет («ах») свидетельствует о возвышенной чистоте. В конкретном варианте пьесы это связано с чувством любви героини:
Что загрустил ты, цветок мой белый,
В степи широкой, склонясь печально.
Ковыль высокий, шурша несмело,
К тебе нагнулся с надеждой тайной,
И жаркий ветер своим дыханьем,
С вершин сорвавшись, тебя ласкает.
Но ни на ласки, ни на признанья Цветок мой белый не отвечает. [3].
В лирических песнях любого народа, в том числе и в хакасских тахпахах, ырах важную содержательную и эстетическую функциональность несет иносказание. Насколько оно выразительно прочитывается в выше приведенном примере. Песни о любви и любимой Иразана расцвечены традиционными образами народных песен: «черные очи», «бессонная ночь», «золотые звезды», «туманные дали», «зеленая береза», «небо», все понимающая мудрая «тайга», любовь - «пытка», «рана». Эти образы придают песне проникновенный лиризм, эмфатичность и яркость. Не менее содержательные по своей эмоциональной и эстетической сущности образы песен Каты (любовь - «широкая река»), Каскара (любовь - «живой родник», «расцветший сад»).
Песня также намечает акценты, скорее юмористического толка, в любовной интриге комедии; кто кого любит, кто кого не понимает. Ката поет (явно Каскару):
Из легких листьев сделала шалаш Соломинкою дверь закрыла я.
Но до сих пор соломинка цела -Меня не понял робкий паренек. [3].
Тарика отвечает на песню Иразана на такие ее слова, «чтобы на небе имя твое написать»:
Разве ближе найти ничего не мог?
Ищешь где-то в туманной дали!
Видно, небо тебе стало ближе, дружок,
Нашей милой зеленой земли! [3].
Читатель, критика, литературовед чаще всего оценивают писателя по двум векторам его творчества - традиции и новаторство. Хакасский писатель М. Кильчичаков - глубокий знаток национального фольклора. Он его не просто знал, он любил героическую богатырскую сказку (алыптых нымах), просто добрую, светлую сказку (нымах), прекрасную песню (ыр, тахпах), мудрую пословицу, поговорку (^спек), понимая их мощную философичную, историческую, эмоциональную и эстетическую функциональность.
Пословицы, поговорки и афоризмы в комедии «Медвежий лог» изобличают высокомерие и ложный пафос заплутавшего в тенетах собственной власти председателя колхоза Романа Пет-рокавича.
Возмущенный пастух Иразан на предложение Романа Пет-рокавича «учиться» у него восклицает: «Чему учиться? Говорят, источник мутен, и река мутна» А на реплики председателя, что он «орел», а все вокруг вороны, Иразан парирует: «Дружные вороны и орла могут заставить приземлиться». Суть порочного руководства Романа Петрокавича раскрывается в обличительной газетной статье Тарики, в точном ее афоризме «Хорошо, когда колхоз одна семья, но плохо, кода одна семья всем колхо-
зом управляет». Не менее меткий афоризм старого пасечника Орамая, раскрывающий саму проблему комедии , в которой избрана дружная борьба не столько «против человека», сколько «за человека». Орамай рассуждает: «Если у человека голова так закружилась, что сама в петлю лезет, такого человека спасать надо».
Пьесы М.Е. Кильчичакова «Всходы» и «Медвежий лог» характеризуются не только творческой переработкой и талантливым, целенаправленным использованием жанров национального фольклора, усиливая их содержательную и эстетическую функциональность, но и стали явлениями формирования инновационных приемов в художественной системе национальной драматургии.
Колоритные национальные образы, характеры Айдолая («Всходы»), Орамай-ага («Медвежий лог») осовремениваются, становятся приметой сегодняшнего дня, сохраняя непреходящее, яркое, идущее от предков и самих корней родной земли. А как выразительны в своей эволюции образы мечущегося между старым и новым середняка Сатика и председателя сельсовета Ха-рола, ставшего заложником своей судьбы в Кужаковском окружении («Всходы»). Небезуспешной оказывается и «борьба за человека» В комедии «Медвежий лог» есть надежда (заключительная картина последнего действия), что поучительные уроки окружающего их выручат из крепких оков высокомерия, властного апломба и ложного авторитета председателя колхоза Романа Петрокавича, так мечтающего увидеть свой портрет героя в газете или на обложке журнала.
М.Е. Кильчичаков - мастер индивидуализации характера, которые, прежде всего, осуществляется в его пьесах через речевые характеристики: каждый персонаж говорит своим языком, позволяющим раскрыть его психологическую и социальную сущность - Айдолай, Адайах, бай Кужаков, организаторы колхоза Соян и Соколов («Всходы»), Орамай-ага и Роман Петрокавич («Медвежий лог»).
В пьесе «Медвежий лог» М.Е. Кильчичаков использует такой и, можно сказать, смелый прием, активизирующий внимание зрителя, как «4-я стена». И не просто активизирующий внимание, а требующий немедленной оценки того, что произносится со сцены, происходит на ней. Известный современный режиссер П. Фоменко в одной из телепередач обратился к репетирующим актерам: «Почему не используете 4-ю стенку? Покоряйте ее! Когда-то Берлинскую стену разрушили. А вы что? Слабее?» [4].
В пьесе «Медвежий лог» дважды прибегает к этому приему, когда требуется соучастие зрителя. Диалог с ним в решении двух, наверное, самых важных проблем: Роман Петрокавич не верит критике в стенгазете и хочет удостовериться у сидящих в зале, на каком он «пути» (Роман Петрокавич читает стенгазету). Ну и написал. Если это так, значит, я - трутень. Лишний человек! А трутней пчелы из улья выгоняют! Встал на ложный путь. Действует наперекор Уставу. Что, я разве один так работаю (к зрителю). А среди вас таких людей нет что ли? [4].
А в последней сцене этой пьесы счастливый Иразан, узнав, что Тарика тоже любит его, обращает риторический вопрос «в публику», надеясь, что зритель разделит с ним эту радость: Иразан (один) Есть ли кто-нибудь не земле счастливей меня, Иразана? (в публику). Я вас спрашиваю! Если есть среди вас тот, кто любит по-настоящему, тот поймет меня, самого счастливого человека [4].
И зритель комедии «Медвежий лог» отвечал на эти обращения героев пьесы аплодисментами - значит, разделял их чувства, понимал, соучаствовал.
Мастер комедийного жанра М.Е. Кильчичаков талантливо, по-своему, использует такой действенный сценический прием, как устойчивые особенности комического словесного самовыражения.
Ярким является самовыражение Орамая-ага в комедии «Медвежий лог» - тоже мудрого острослова, веселого и доброго человека. Самокритичность и самоирония звучат в его постоянной любимой реплике: «Пусть мою дурную голову медведь съест» и поясняет при этом: «Сам себя ругаю» [4].
На правах старого друга и едва познавшего грамоту пожилого человека («Не такой уж ты шибко грамотный» - упрекает его Роман Петрокавич) именно Орамай-ага пытается уберечь от окончательного падения и душевного кризиса «заблудившегося» в коридорах власти Романа Петрокавича. Только Орамай-ага может сказать так доступно, просто, в форме доброй, поучительной шутки:
Роман Петрокавич: Неужели я больше никому не нужен? И выбросят меня, как трутня?
Орамай-ага: Нет, ты еще рабочая пчела, но только трудился ты в дупле, а не в улье.
Роман Петрокавича раздражает чтение Орамай-ага фельетона о нем в газете.
Роман Петрокавич: Не читай вслух. Про себя читай, про себя.
Орамай-ага: Про себя? А тут про меня ничего не написано, все про тебя. Вот «Председатель колхоза.»
Роман Петрокавич: Еще раз говорю тебе - не читай вслух!
Не могу слушать эту гадость.
Орамай-ага: Почему гадость? Хорошо написано. Молодец Тарика. Это она у своих пчел научилась так жалить. Очень смешно написано.
Роман Петрокавич: Смешно? Тебе смешно! Всем смешно.
Вся Хакасия сейчас смеется надо мной! Как же мне теперь жить?
Орамай-ага: По-новому надо жить и по-новому работать. А обижаться не надо. Правильно тут написано: «Надо прислушиваться к голосу рядовых колхозников.»
Роман Петрокавич: Не читай вслух!
Орамай-ага: Не могу. Я обязательно должен вслух читать,
Я старый человек и только на старости грамотным человеком стал .
Роман Петрокавич: Не такой уж ты шибко грамотный.
Орамай-ага: Это, конечно, так. Но грамматику я хорошо знаю. А грамматика учит так: я, ты, он, мы, вы, они. А если все время я, я, я, - это неграмотно будет... Ты все время, как работаешь? Я, я, все я да я, а где мы? где они? [4].
Рассмешить зрителя, осмеять порок - это не так-то просто, это то, что умел мастерски делать М.Е. Кильчичаков. Подобный талант Т. Манн называл «комедиантским инстинктом». «Комедиантский инстинкт, - писал он, - первооснова всякого драматического мастерства» [5]. Роман Петрокавич: Орамай-ага - один из тех героев комедии «Медвежий лог», который не только веселит зрительский зал своими мудрыми, порой острыми шутками, но и заставляет людей задуматься, в тишине поразмышлять о самом дорогом, заветном. Зал буквально замирает, когда Ора-май-ага тихонько напевает песню о тайге:
Библиографический список
1. Кокова, Э.М. Для меня - он живой // Хакасия. - 1999. - 19 ноября.
2. Кедрина, З.С. Введение // История советской многонациональной литературы. - М., 1972. - Т. 4.
3. Кильчичаков, М.Е. Медвежий лог. - Л., 1956.
4. Фоменко, П. Театральная летопись. - 2011. - 3 февраля. - Ч. 4.
5. Манн Т. Собр. сочинений: в 10 т. - М., 1959. - Т. 5.
6. Волчек, Г. Крутой маршрут России. О цене успеха и эпидемии равнодушия // Аргументы и факты. - 2011. - 27 апреля.
7. Пушкин, А.С. О народной драме «Марфа Посадница» // Полн. собр. соч.: в 10 т. - Л., 1977-1979. - Т. 7.
Bibliography
1. Kokova, Eh.M. Dlya menya - on zhivoyj // Khakasiya. - 1999. - 19 noyabrya.
2. Kedrina, Z.S. Vvedenie // Istoriya sovetskoyj mnogonacionaljnoyj literaturih. - M., 1972. - T. 4.
3. Kiljchichakov, M.E. Medvezhiyj log. - L., 1956.
4. Fomenko, P. Teatraljnaya letopisj. - 2011. - 3 fevralya. - Ch. 4.
5. Mann T. Sobr. sochineniyj: v 10 t. - M., 1959. - T. 5.
6. Volchek, G. Krutoyj marshrut Rossii. O cene uspekha i ehpidemii ravnodushiya // Argumentih i faktih. - 2011. - 27 aprelya.
7. Pushkin, A.S. O narodnoyj drame «Marfa Posadnica» // Poln. sobr. soch.: v 10 t. - L., 1977-1979. - T. 7.
Статья поступила в редакцию 09.03.12
УДК 821.161.1-9
Mukhina E.A. THE “EXPLANATORY DICTIONARY OF RUSSIAN LANGUAGE” BY V.DAL AND THE“DICTIONARY OF ACADEMY RUSSIAN”: THE PROBLEM OF ARTISTIC VALUE. The article is devoted to the aspect of artistic value of the Dictionary written by V.I. Dal. To prove the scientific hypothesis of artistic potential of this lexicographic the text is compared to the “Dictionary of Academy Russian” 1789-1794 in the context of classicism and post-romantic artistic paradigms, that determined the aesthetics of the time of their creation.
Key words: artistic value, artistic work, aesthetic paradigm, classicism, post-classicism, reflex traditionalism, romanticism, realism.
Е.А. Мухина, канд. филол. наук, доц., преподаватель каф. русского языка Волгоградской академии МВД РФ, г. Волгоград, E-mail:muhina@list.ru
«ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ ЖИВОГО ВЕЛИКОРУССКОГО ЯЗЫКА» В.И. ДАЛЯ И «СЛОВАРЬ АКАДЕМИИ РОССИЙСКОЙ»: ПРОБЛЕМА ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ
В статье рассматривается Словарь В.И. Даля в аспекте художественности. Для доказательства научной гипотезы сравнивается художественный потенциал данного лексикографического текста со «Словарем Академии Российской» 1789-1794 гг. в контексте классицистической и постромантической художественных парадигм, определявших эстетику времени их создания.
Спит тайга и не спит тайга,
Ничего не видно в тайге.
Но видит все, все видит тайга -Много глаз у тайги Спит тайга и не спит тайга Ничего не слышно в тайге Но слышит все, все слышит тайга -Много ушей у тайги.
Тайга. Это мирообраз хакаса Орамай-ага, прожившего большую и непростую жизнь, часть его души, его «Я». И царит эта тихая песня, словно шорох тайги, царит над злом, заставляя сосредоточиться на чем-то главном, прислушаться, возможно, к самой вечности, «создать» в зале то, что известная режиссер театра «Современник» Г. Б. Волчек назвала «активной тишиной». «Публику ценить, - пишет она, - не по количеству аплодисментов, а по той напряженной тишине, которая возникает во время спектакля. Надо уметь создавать такую активную тишину» [6].
Мастерами создать это «напряженное» соучастие зрительного зала были и драматург М.Е. Кильчичаков, и режиссер Э.М. Кокова и, конечно, талантливые актеры - исполнители национального театра.
Способность органично воссоединить речевой текст пьес -драмы «Всходы» и комедии «Медвежий лог» с песней - один из многих творческих, креативных приемов драматурга М.Е. Кильчичакова. Это то, что в классической эстетике Г. Гегеля именуется «синтезом» эпического начала (событийного) и лирического (речевой экспрессии).
Это и то, что требовал в свое время А.С. Пушкин от «драматического искусства» - «запечатлевать истину страстей». «Народ, - писал он, - требует сильных ощущений. Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим искусством» [7].
Режиссеры и актеры, глубоко постигая в единстве содержательное и жанрово-стилистическое богатство пьес М.Е. Киль-чичакова, достигали верности их сценического воплощения и сценического бессмертия.
