CC BY
222
конфликтов зависит не только позитивное восприятие судебной системы в общественном правосознании, но и обеспечение условий для гармонизации конструктивного диалога и гражданско-
государственного сотрудничества.
Литература
1. Статистические данные работы судов области и мировых судей за 2009 roд//www.шstoЫsud.ш/pictures/coшt_cpersons/raisud09.doc
УДК 316.3
Рогов И.И. к.ф.н.
Империя как политическая система. Структура имперской организации
Анализируются политические аспекты имперских организаций в их пространственно-временном контексте. Рассматривая структурные элементы исторических империй, автор приходит к выводу, что организационно-территориальное различие между морскими и континентальными империями оказывает влияние на долговременность их существования, а также на менталитет населения империи.
Ключевые слова и словосочетания: империя, колониализм, доктрина «морской силы», империализм колониальных империй, имперский форпост, буферное государство, внешнее кольцо имперского влияния, внутреннее кольцо имперского влияния.
Российское государство, бывшее на протяжении трёхсот лет империей, и сохранявшее определённые имперские черты на протяжении семидесяти лет существования советской власти, в наши дни продолжает модернизацию всех социально-управленческих сфер, в том числе и территориальной организации. Учитывая то, что сама территория постсоветского пространства есть яркий пример постимперского пространства, осознание структуры этой территориальной организации может быть полезным для осознания предмета трансформации.
Один из успешных предсказателей распада советской системы социолог Рэндалл Коллинз выделяет следующие принципы, влияющие на пространственно-временное развитие государств [1].
Во-первых, преимущество в размерах и ресурсах. Большие по размерам имеют больше шансов в конкурентной борьбе. Полисы, как мы помним из истории, были завоёваны Римской империей и сошли с исторической арены.
Во-вторых, преимущество в расположении. «Окраинные» государства имеют большее количество преимуществ перед «сердцевинными». То есть чем больше у империи соседей, чья сила сопоставима с её собственной силой, тем сложнее процесс выживания. Сравнительные примеры: судьба священной Римской империи, Речи Посполитой и Российской империи.
Третий пункт, являющийся логичным развитием второго, гласит, что сердцевинные государства, истощённые многовековой борьбой за выживание, имеют тенденцию к распаду, которая Коллинзом обозначается как фрагментация сердцевинных государств.
В-четвертых, решающие войны. Войны за выживание своей страны и собственного народа - нечто такое, о чём не надо пояснять отечественному читателю.
И, наконец, пятый пункт, представляющий особый интерес, как в силу своей логичной очевидности, так и по причине инвариантности смыслов, рождаемых формулировкой. Чрезмерное расширение и последующая дезинтеграция. Наступает день, когда даже мировая империя-гегемон начинает клониться к упадку и распадается. Такова участь всего, созданного людьми, да и самих людей. Но что есть чрезмерность расширения? Когда оно становится чрезмерным и как это определить?
Ответы на эти вопросы, получаемые от различных представителей социальной теории, арпоп оценочны. Как потому, что отсутствуют сколько-нибудь проверенные критерии оценки, так и по причине национальной заинтересованности самих социальных мыслителей. Тот же Коллинз, предсказавший распад Советского Союза, отмечал в далёком 1980 г., что на этот процесс потребуется не одно десятилетие. Хорош социальный прогноз, допускающий такие временные ошибки! Однако сам факт наличия определённой критической точки, после прохождения которой тенденции к распаду приобретают необратимый характер, подтверждён многочисленными историческими примерами.
В современном социальном дискурсе обсуждается проблема концептуализации империи как идеи и империи как структуры. То, что отличает имперское пространство от иных форм, и, в частности, от дурной бесконечности юрисдикции над обширными территориями, это смыслы, вкладываемые центральной административной властью, элитами и т.д. Пространство плюс идеологическое обоснование равно если не полноценная империя, то, как минимум, её возможность. Само по себе пространство ничего не значит.
Что же из себя оно представляет? Согласно Зиммелю, само пространство не есть действующий фактор, а содержания, которые запол-
няют его, зависят от других содержаний, а вовсе не от самого пространства [2]. Что же это за содержания? Видимо, мы имеем дело с какими-то смысловыми образованиями. Мы знаем также о значимости функционирования имперской идеи и о той определяющей роли, которая оказывает влияние как на саму империю, так и на сопредельные территории. Но имперская идея, сформулированная в конкретных политических посылах, доктринах, идеологиях и т.д., сама является лишь верхушкой смыслового айсберга и не может определять большое пространство. Следует помнить, что империя - не только и не столько геополитическое образование, но макросоциальное. Социальное бытие всего общества, смыслы и формы последнего, всё множество векторов развития индивидов, групп, организаций, сумма индивидуальных и коллективных воли и интересов определяют смыслы большого имперского пространства. Оно же формирует имперскую идею как реальную или мнимую, ложную цель, или даже бесплодие последней.
В контексте сказанного разумно спросить, насколько сильна связь империи и пространства, ею занимаемого? Для ответа на него следует понимать, какие элементы оно в себя включает. Эти элементы суть внутреннее и внешнее кольцо влияния, которые сами могут быть разложены на ряд составных частей.
Полноценная империя в своей военной, экономической и культурной экспансии стремится создать две зоны своего влияния - внешнее кольцо, состоящее из зависимых государств, стран-союзников, и внутренне кольцо, состоящее из собственно периферии. Находящейся под протекторатом, в кондоминимуме или под непосредственной юрисдикцией.
Американский профессор отечественного происхождения А. Мотыль сравнил империю с колесом без обода [3]. На первый взгляд, сравнение чересчур поверхностное и откровенно империофобское. Но в чём прав профессор из Нью-Джерси, так это в констатации различных властно-управленческих осей. Взаимосвязь «центр-периферия» в империи - не единая управленческая схема, но скорее идеологически-окрашенная иллюзия таковой. В имперской политике каждая властная ось, идущая из центра в периферию, уникальна в силу этнической специфики и характера присоединения. Выражаясь обывательским языком, те вольности, которые центр (метрополия) позволяет одной провинции, недопустимы в отношении другой. Комплиментарность мен-талитетов, количество антиимперских восстаний, ресурсная и стратегическая значимость определяют степень позволенного.
Помимо уникальности центр-периферийных осей, следует различать те из них, которые относятся к прерогативам внешней полити-
ки, и те, которые являются уделом политики внутренней. Также следует различать территориальную структуру континентальных и морских империй. В обоих случаях мы имеем дело с конструированием буферных и клиентельных государств, лимитрофных зон, но характер организации территории и задачи, которые ставились перед руководством этих стран, могли быть различными.
Морские (классические колониальные) империи концентрируются на создании двух видов внешней периферии - узловых точек (в том числе и военных баз) и государств влияния. Последние в современной коммуникации называются колониальными демократиями. Такая структура оправдывается жизненными целями морской империи -защитой военных и торговых коммуникаций, распространением влияния на прибрежную полосу (и в целом в зону Римленда) и всего того, что обеспечивает гегемонию в море.
Континентальные империи по причине своей огромной массы вынуждены выстраивать себя не столько контролируемые узловые точки, сколько лимитрофные зоны и целые пласты буферных государств. Если цель высокотехнологичных морских империй - контроль за передвижениями в мировом океане, то цель неповоротливых континентальных империй - защита своих границ. Флот возможно перебросить в зону конфликта быстрее пеших (и даже моторизированных) легионов, и потому континентальная империя вынуждена в защите своих границ полагаться на ресурсы дружественных (клиентельных, зависимых) государств. Кроме того, стабильная континентальная империя выстраивает свои геополитические лучи с учётом специфики периферии, не объединяя их в совокупность, как обстояло дело с английским министерством колоний.
Но в жизни не бывает всё так просто и однозначно. Римская империя располагалась в акватории Средиземного моря. Не опасаясь за свои внешние морские рубежи (викинги ещё не испытали пассионарного напряжения), империя вынуждена была решать проблему внутренних морей. А именно - Понта Эвксинского, Чёрного моря, которое хотя и носит собственное название, но по сути является продолжением моря Средиземного. Не имея сильного флота и морских традиций, римляне могли вполне резонно опасаться за уязвимость своих коммуникаций со стороны Босфора и Дарданелл. Боспорское царство, располагавшееся в низовьях Дона и в Крыму контролировало акваторию и периодически лавировало между Римом и Персией. Продвижение на трон лояльного империи правителя заняло в общей сумме около столетия и потребовало дипломатических усилий, подкупа и прочих естественных в этом случае действий. Лишь обеспечение лояльности, а по
сути, формирование клиентельного характера государства, позволило Риму продолжать давление на восток.
Современные стратеги сказали бы, что это было решение фланговых ограничений (проблем). Но нам важно не это. Рим, традиционно считающийся империей сухопутной, показал потомкам пример формирования прибрежного клиентельного государства влияния. Которое, кстати, первое испытало на себе Великое переселение народов - готских племён. И не вина древних крымских правителей, что империя предупреждения не услышала...
Империи номадов в силу причин исторических (их образование и распад происходили задолго до развития прикладной геополитики), географических (формировались внутри евразийского континента) и технологических (зависимость от института ямской службы в качестве связи) [4] не оставили в истории универсальный, сравнимый с первыми двумя, метод организации внешнего пространства. Но и цели у нома-дических империй были иными. Главными из них можно назвать контроль за торговыми путями, и главным из них - Великим Шёлковым Путём, и принятие вассалами некоторых основ законодательства (ясы Великого Хана). Для осуществления этих целей было достаточно взимать дань в означенные сроки и переложить ответственность в исполнении законов на правителей зависимых областей (в лучших традициях феодальной зависимости).
Организация внутреннего пространственного кольца имеет так же свою специфику. В колониях морских империй органы администрации обладают значительным объёмом полномочий; допускается функционирование местного права. Удалённость колониальных территорий позволяет многое из того, что немыслимо в империях континентальных, но и служит почвой для разобщения. Сухопутные военные империи допускают автономию не только территориальную, но и порой конфессиональную, но на обязательной основе интегрируют в свою управленческую (бюрократическую) структуру местные элиты. Слияние в административных органах периферии представителей им-перообразующего этноса и этносов аборигенных - условие стабильности значительных континентальных масс.
Итак, мы видели, что в территориальной, административной организации имперского пространства, в её этнической карте, следует различать внутреннее и внешнее кольцо имперского влияния. Первое состоит из провинций, второе - из кондоминимумов, клиентельных государств (колониальных демократий и т.п.), узловых точек (форпостов), лимитрофов и прочих зон влияния. Условно можно сказать, что
внешнее кольцо - буферная зона и испытательный полигон, а внутренне кольцо - территория, осчастливленная империей.
Исходя из сказанного, можно определить внутреннее кольцо имперского влияния как схему управления в классических континентальных и колониальных империях, которая предполагает наличие различных по статусу регионов (провинций), вошедших в состав в разное время и на разных условиях (завоевание, уния, союзный договор, вассальный договор) и по отношению к которым может проводиться различная политика (культурное заимствование, принудительная ассимиляция, геноцид и т.п.). С указанных позиций логично противопоставление этнического и географического ядра (метрополии) к периферии.
В структуре имперской организации принципиальное место занимает внешнее кольцо имперского влияния, которое Карл Шмидт называл Большим пространством. Империя структурирует Grossraum как зону своей ответственности и интересов в терминологии современной дипломатии или как зону культурной экспансии, зону политического воздействия в понятиях школы реализма. Большое пространство (оно же - внешнее кольцо) - та территория, которую империя охраняет от интервенций. Те государства, что в него входят, исполняют функцию буферных и клиентельных политических образований. Показательно, что Большое пространство - один из статусных маркеров имперских амбиций и имперскости вообще. Каждая империя обладает Большим пространством, объектом его идеологической экспансии, месте воплощения имперской идеи, которое тщательно оберегается от возможных интервенций. Связь империи, большого пространства и принципа запрета на интервенции является основополагающей для бытия внешнего кольца влияния.
Но внешнее кольцо не исчерпывается реалиями политикоправовой терминологии; оно включает проекцию влияния той цивилизации, ценности которой пропагандирует империя в своей экспансии. Если Большое пространство выступает юридически-оформленным результатом оценки приоритетов, то цивилизационная экспансия как первичный агент имперской социализации определяет потенциальные границы внешнего кольца влияния.
Отдельным вопросом в империологическом дискурсе выступает дискуссия о проблеме границ. Очевидное, на первый взгляд, высказывание «имперская граница» оказывается при детальном приближении не таким уж безобидным. Какую границу мы имеем ввиду? Государственную границу, определяющую территорию, на которую распространяется юрисдикция центральной власти? По отношению к классиче-
ским историческим империям сама такая терминология неуместна, поскольку восходит к Вестфальской системе, которая во-первых, много моложе империй, а во-вторых, даже в свои лучшие годы определяла порядок демаркации в Европе, но не за её пределами. И всё множество колониальных империй (европейских государств), азиатских империй свои границы как определяла, так и позиционировало по принципам, в лучшем случае формально признающим вестфальскую систему.
Что же до империй современного мира, то будучи замаскированы под национальные государства и обладая институтом государственной границы, подобной границам самих национальных государств, империи эти используют дополнительные правовые возможности, чтобы обойти и нивелировать всё, что мешает. Мы имеем в виду военнополитические блоки, таможенные союзы и прочие соглашения по таможенному контролю. Разумеется, далеко не все из них могут быть удачными попытками, а само наличие надгосударственных институтов
- далеко не статусный маркер имперской политики и организации, но дело в том, что империя как актор, обладающий достаточной политической силой, всегда имеет возможности преодоления ограничений, накладываемых государственной границей.
Таким образом, государственная граница империи в обыденном значении этого термина - всего лишь одна из нескольких её границ. Какая же максимально-возможная граница империи? В решении этого вопроса мы можем использовать несколько моделей. Первая сводится к уже известному нам понятию Большого пространства. Страны, находящиеся на территории, объявленной «зоной национальных интересов», составляют Большое пространство внешнего имперского кольца, а их государственные границы - соответственно самая дальняя из имперских границ. Развитием этой модели можно считать положение, в котором не границы национальных государств, но границы регионов, в которых эти страны находятся, выступают определяющими в вопросе проведения максимальной имперской границы, и такой подход наиболее полно выражает суть школы реализма.
Вторая модель предполагает максимальный предел как зону распространения имперской идеи. Идеологическое влияние выступает критерием включения страны ли, региона в список территорий, охраняемых имперской администрацией. Данная модель более гибкая, но ставит саму империю в зависимость от доброй воли национальных государств и мотивации их элит.
Следует помнить, что как бы ни было оформлено большое пространство, его границы определяются тем смыслом, что в них вложен. Как социальный артефакт граница отделяет одно территориально-
политическое образование или область властного влияния от другого (другой), - пишет А.Ф. Филиппов, в прошлом уже цитированный нами. «Смысл границы современного территориального государства состоит в том, чтобы, во-первых, разделить сферы внутренней и внешней активности государства, а во-вторых, - области внутренне и внешне неполитического» [5]. В этих словах выражено современное «выборочное» отношение государства к своей границе: допуская временную экономическую, маятниковую миграцию, государство оставляет себе право как нивелировать значение границы, так и снова возвести неодолимые налоговые барьеры.
Смыслы, вкладываемые в большое пространство, уникальны сообразно своему информационному полю, но следует помнить, что линия, разделяющая внешнее и внутреннее кольца влияния, во многом зависит от сложившегося историко-географического образа границы. Концепция «естественных границ» государства, появившаяся на заре Нового Времени и ставшая моделью для отношений в капиталистическом мире, переживает кризис, вызванный как уходом в подполье со-циал-дарвинизма, так и историческим поражением марксистской идеологии. Если в период создания Вестфальской системы на одной территории проживала примерно одна этническая группа, которую стали называть нацией, и естественные границы которой определялись ареалом этнического обитания, то в мире неконтролируемой межконтинентальной миграции под «естественными границами» следует понимать даже не гражданство, институт которого свёл свои функции к сбору налогов и процедуре голосования, а единство информационного, аксиологического поля. Именно это качество определяет факт вхождения во внутреннее или внешнее кольца имперского влияния. Но описываемая ситуация не институализирована и правовая база так же отсутствует -таковы свойства переходной ситуации. Если тенденции последних лет действительно окажутся теми фундаментальными изменениями, как предсказывают политические футурологи, то историко-географические образы границ, а, следовательно, соотношения внутреннего и внешнего колец влияния, могут измениться самым неожиданным образом.
Идея выделения форпостов в геополитической структуре империи укладывается в целом в практику организации морских (колониальных) империй, где контроль за узловыми точками выступает необходимым условием более широкого контроля за коммуникациями. Всё же, форпост более, чем узловая точка. Он превращает границу империи в подобие периметра звезды, где каждый форпост - если не точка цивилизационного перелома, то, как минимум, точка военного конфликта.
Развивая идею форпостов как волнорезов границы, мы можем предположить, что у Pax Romana таковыми являлись галлы, пуны, греки, германцы, даки, парфяне (позже - персы).
Развивая позицию Тойнби, следует называть форпостами народы, окружающие империю. Получается, этнос есть воплощение форпоста? При анализе этого вопроса мы должны осознавать различие между инструментарием геополитики и социальной философии. Конечно, народ (этнос) не может быть узловой точкой. Последняя, по сути, географический объект. Но и сам пролив обретает своё цивилизационное, геополитическое, экономическое, стратегическое значения только при наличии человеческого материала, его контролирующего. Потому имперский форпост - геостратегическая узловая точка, обладающая исторической и стратегической значимостью.
Но, помимо имперского форпоста, мы получаем тогда форпост внешнего давления. В истории России существовали на западе два взаимосвязанных и последовательно сменивших друг друга форпоста в виде Речи Посполитой и Пруссии, на юге - Крымское ханство, Османская империя, Кавказ и среднеазиатские ханства, а на Дальнем Востоке
- слабо оформленный форпост Манчжурии. Историческими форпостами следует назвать все ханства, окружавшие молодую Московию, Великое Княжество Литовское, королевство Швецию и тевтонский орден.
Читатель легко может заметить взаимопроникновение понятий форпост - узловая точка - буферное (клиентельное) государство - зона столкновения цивилизаций. Все эти слова описывают по факту одинаковую реальность, но в рамках различных дисциплин и для достижения различных целей. Мы употребили и используем термин «форпост», чтобы абстрагироваться от односторонности геополитической парадигмы, а также для иллюстрации цивилизационной, макросоци-альной сущности империи. Но сути дела это не меняет. Лимитроф останется лимитрофом, как бы мы его не назвали.
Проблема удержания границ континентальными империями вырисовывается совершенно иначе, если мы обратим свой взгляд в сторону империй номадических. Кочевники, в силу присущей им мобильности, есть вызов организованным и технологически оснащённым имперским легионам, будь то Сарматия, Ирак или Хива. Но те же кочевники испытывают серьёзные проблемы после образования номадиче-ских империй, т.е. как только положение изменяется наоборот. Поскольку для граждан цивилизации война - это бремя, а для номадов -эффективный способ обогащения, то, как только вторые вкушают плоды цивилизации, проблема удержания границ, ранее неизвестная им, занимает всё больше и больше внимания центральной власти.
Теперь мы видим, что связь империи и пространства, ею занимаемого зависит от суммы конкретных факторов. Здесь не обойдёшься оговоркой, что, дескать, в метрополии эта связь наиболее сильна, а в зоне интересов (большом пространстве) - слаба. Управленческие практики и история развития территорий, комплиментарность народов, эти территории населяющих, - вот примерный, но не исчерпывающий перечень факторов, определяющих спаянность имперской власти и имперского же пространства.
Литература
1. Коллинз Р. Предсказание в макросоциологии: случай Советского коллапса // Время мира. Альманах. Вып.1: Историческая макросоциология в ХХ веке. Новосибирск, 2000.
2. Филиппов А.Ф. Смысл империи: к социологии политического пространства // СООБЩЕСТВО ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СОЦИОЛОГОВ
// http://www.sociolog.net/filippov.html
3. Мотыль А. Пути империй: Упадок, крах и возрождение имперских государств. М., 2004.
4. Крадин Н.Н. Кочевники, мир-империи и социальная эволюция
//Библиотека Гумер - история//
http://www.gumer.info/bibliotek Buks/Шstory/Artide/krad koch.php
5. Филиппов А.Ф. Наблюдатель империи // Вопросы социологии. 1992. Т. 1.
№ 1.
