CC BY
231
Философские науки
УДК 327
Абрамов Виктор Алексеевич Victor Abramov
императивный потенциал «мягкой силы» в стратегиях внутреннего и внешнего развития кнр
IMPERATIVE POTENTIAL OF «SOFT FORCE» IN STRATEGIES OF PRC INNER AND FOREIGN DEVELOPMENT
Интерпретируется феномен «мягкой силы», представляющий ценностную основу стратегий развития КНР, ключевой компонент совокупной мощи китайского государства. Рассматриваются тенденции «евразийства» в специфических национальных формах «мягкой силы»
Ключевые слова: «мягкая сила», «евразийство», «гармоничное общество», интеграция
The article interprets the «soft force» phenomenon which is the value basis for PRC strategy development and the key power component of the Chinese state. Eurasianism tendencies in specific national forms of «soft force» are also considered
Key words: «soft force», eurasianism, «harmonious society», integration
Статья подготовлена при финансовой поддержке Федерального агентства по науке и инновациям (государственный контракт № 02.740.11.0363).
Решение проблем, возникающих в процессе реформирования глобализирующейся России, становление её новой государственности, региональное структурирование внутренней социальной среды, обеспечение национальной безопасности постоянно требуют новых инновационных идей, использования ценностного опыта других народов.
Высокая степень и возрастающая интенсивность глобализации современного мира способствует этому. Многие нации склонны к заимствованию стандартных норм и унификации ценностных систем, которые трансформируют «модель поведения» большей части человечества, подчиняя стереотипам, объединяя субъекта с исполняемой им социальной ролью.
Но диалог цивилизаций, сопровождающийся культурными интервенциями, превращается в их столкновение. Не случайна реакция на глобализацию, вызвавшая разнообразие фрагментированности, т.е. регионализации, современного мира. Проблемное пространство общества стало определяться стремительным возрастанием сложности, открытости и неустойчивости развития, что детерминировало принципиально новый нелинейный характер динамики взаимодействия и социальных индивидов, и общностей. Необходимость инновационного типа развития в условиях глобализации и регионализации потребовала максимального понимания роли и специфического влияния ценностного «социокультурного» потенциала индивида и нации.
В процессе такого развития крупная, сильная политически и экономически цивилизация оказывает ценностное влияние на другие, создавая именно своё «социокуль-
турное пространство» общения, взаимовлияния и взаимообогащения, способствующие решению её кардинальных национальных проблем.
Так, стремительное «мирное развитие» КНР превращает её в глобальный фактор мирового развития, роста экономического и социокультурного потенциала планеты. Становясь влиятельной политической силой, китайское государство заинтересовано в формировании нового мирового порядка, обеспечивающего ему прежде всего безопасность, устойчивое, «гармоничное» развитие в социальной среде системы международных отношений. Но происходящий процесс усиления Китая и взаимозависимости стран в условиях глобализации обнаруживает транснациональные вызовы, угрозы для их осуществления [1, 2].
Ускорение процесса регионализации и глобализации КНР, переход в стадию постиндустриального, информационного общества приводит ко всё убыстряющейся её урбанизации, к коренному преобразованию уклада и образа жизни сотен миллионов людей, глобальной экспансии китайского экономического и миграционного процесса, перераспределению внутренних рынков сырья и рабочей силы, активному поиску внешних, в том числе внеземных ресурсов. Экономическое развитие Китая сопровождается устойчивой тенденцией роста разрушительных чрезвычайных ситуаций. Возрастает риск, величина экономического и социального ущерба от опасных природных явлений, от мирового финансового кризиса, завершающего очередной цикл глобализации мира.
В результате возникают обоснованные опасения дальнейшего роста несбалансированного китайского экономического развития, социальных диспропорций, вызывающих националистические, этнические фундаменталистские сепаратистские движения, разгул преступности, коррупцию, наркоманию, экологический кризис. Это порождает внутреннюю социальную напряжённость, девиации на различных уровнях социальной реальности в КНР,
обусловливающих возрастание её деструктивного и конфликтогенного потенциала. Отмеченные проблемы характерны и для модернизирующегося российского социума. Но как удаётся китайскому партийному руководству, государственным властным структурам, населению страны справляться с этими проблемами, демонстрируя прогрессирующие успехи своего инновационного развития?
Социально-политические процессы, связанные с реформированием китайского общества и поиском его стратегий развития в XXI в., вызвали необходимость разработок и успешной реализации различных концепций.
Например, концепции китайского «нового регионализма», концепции национальной безопасности КНР и др., выражающих её геополитику в условиях глобализации. Исследователи выделяют шесть критериев определения лидерских позиций государств, становящихся геополитическими регионами: территория, население, ресурсы, потенциал, стабильность, авторитет
[3].
В Восточной Азии всеми такими критериями обладает только китайское «государство — регион». Китай является крупнейшей страной мира по численности населения (1,3 млрд), третьей — по площади территории (9,6 млн км2), обладает четвертым ВВП в мире в долларовом исчислении (вторым по расчету покупательной способности национальной валюты), мощными вооруженными силами. С 80-х гг. XX в. уникальные темпы экономического прироста говорят о стране как об одном из главных геополитических и геоэкономичес-ких центров мира. По расчетам агентства «Голдман Сакс», Китай уже к 2027 г. должен сравняться с США по объему ВВП.
Впечатляют темпы расширения процесса внешней регионализации КНР, свидетельствующие о том, что Пекин нашел оптимальную модель сочетания региональных стратегий «заимствования» («иньц-зиньлай») чужих территорий, их ресурсов и «выхода вовне» («цзоучуцюй») факторов
китайских воспроизводства и ценностей. Так, например, уже в 2003 г. КНР заняла первое место в мире по объему привлеченных прямых иностранных инвестиций, которые составили 53 млрд долл. (в США
— 40 млрд).
К концу 2004 г. прямые зарубежные инвестиции только нефинансового характера составили 44,8 млрд, а импорт услуг
— 72,1 млрд долл. США. В целом, в период 1990-2004 гг., иностранные инвесторы получили прибыль 250,6 млрд долл. от своих инвестиций в КНР. С другой стороны, экспорт продукции предприятий, созданных иностранными инвесторами, составляет уже 57 % общего объема китайского экспорта. Основным конкурентоспособным ресурсом Китая является огромная масса трудоспособного населения, включённая в глобальный миграционный процесс.
Основу возрастающего регионального и глобального позиционирования Китая стали составлять не только успехи его экономики как результат специфических рыночных реформ и активной интеграции в мировую экономику. Мощное воздействие на этот внутренний и внешний процесс инновационного развития оказывают базисные ценности культуры китайской цивилизации, концептуально выраженные в понятии «мягкая сила» («жуань шили»). Концентрируя в себе государственные интересы и разнообразные национальные приоритеты, они представляют сегодня ценностную основу стратегий построения китайского «гармоничного общества» и создания нового международного «гармоничного мира». Этот путь развития требует ещё больших внутренних и внешних ресурсов
— территориальных, сырьевых, научных, экологических, особенно культурных. В результате, необходимость обеспечения и защиты китайских национальных интересов на его расширяющемся региональном пространстве ведёт к интенсификации традиционных культурных ресурсов. Для этих целей создаётся обновлённая этическая система, соответствующая «социалистической рыночной экономике», «гармоничному» об-
ществу и внешнему «гармоничному миру». На этом фоне социокультурные ценности Китая, т.е. «культурная мягкая сила», используются и как активный инструмент сохранения национальной целостности, идентичности, духовной безопасности, и как инстумент наступательной внешней информационной глобальной экспансии.
На международной арене Китай добивается своих целей мирным, бесконфликтным путем, активно используя именно ресурс «мягкой силы». Директор Шанхайского института международных исследований Ян Цземянь считает разработку концепции «мягкой силы» значительным прогрессом в развитии внешнеполитической стратегии КНР по сравнению с «пятью принципами мирного сосуществования», сформулированными в 50-е гг. XX в., а также разработанной в 90-е гг. стратегией установления разумного и справедливого нового международного экономического и политического порядка [4].
Особенность «мягкой силы» заключается в том, что она, формируясь как результат «социокультурного», не может быть объяснена лишь в терминах геополитики. Однако, обладая определенной комплемен-тарностью по отношению к «жесткой силе», она, по мнению китайского аналитика Юй Синьтянь, в конкретном смысле более эффективна, чем последняя [5].
Основой «мягкой силы» является культура и её традиционные ценности. Представления, идеи и принципы, будучи отражением социокультурных ценностей, являются ресурсом и фактором операциональной силы китайского государства [6].
Китайский образ мысли, любая практическая деятельность государства и его организаций, партийных функционеров всегда регулируются традиционным набором строго обязывающих ценностных правил. Внутри страны — трансформирующиеся ценностные традиции придают китайской цивилизации высокую внутреннюю гомогенность и устойчивость. «Обновлённые» социокультурные ценности, пропагандируемые китайскими властями в сложившихся
условиях, сплачивают ханьцев, проживающих в Китае и за рубежом, в глобальный китайский социум. Ценности — императивы «мягкой силы» повышают способность страны преодолевать неблагоприятные международные и природные условия, мобилизуя ресурсы национального сознания, конструктивно представляя наглядный пример и имидж китайского государства для других народов.
Теория «мягкой силы» была разработана ещё древними китайскими мыслителями Лао-цзы, Конфуцием, Сунь Цзы и применялась в области военной мысли, управлении государством и воздействия на другие народы более двух тысяч лет. Так, в трактате Сунь Цзы «Искусство войны» содержатся следующие её стратагемы: «и жуо кэ ган» («используй мягкие средства, чтобы побороть силу»), «би ши цзи сюй» («избегай сильных сторон противника, используй его слабости»). Длительное время в Китае разрабатывались и использовались три способа влияния на человека: принуждение — «кнут», вознаграждение — «пряник» и привлекательность — «мягкая сила».
Впервые некитайское научное определение этому феномену дал Дж. Най в 1990 г. Он выделил три составляющие «мягкой силы»: культура государства, способная привлекать к себе другие нации, политические ценности, распространяемые и воспринимаемые за рубежом, легитимная, основанная на моральных императивах, внешняя политика [7].
«Мягкая сила», по А. Хантеру, «это множество способов, средств и примеров, с помощью которых культурные ресурсы нации генерируют силы, способные подкрепить собой экономическую и военную мощь государства» [8]. А. Хантер отмечал также, что Китай один из первых древнейших государств, который инструментально практиковал эту «мягкую власть».
Группа современных китайских исследователей «мягкой силы» поставила перед собой задачу оценить её потенциал влияния в различных странах. Они выяснили, что для США «мягкая сила» стала «острым ору-
жием сверхдержавы». Несмотря на ослабление этого ресурса из-за войны в Ираке, опыт ее накопления и использования для глобального продвижения американских интересов и ценностей остаётся самым высоким и заслуживает внимательного изучения. Преимущества «мягкой силы» Европы, по мнению китайских аналитиков, проявляются в органическом соединении богатой западной культуры, обладающей международной привлекательностью, ценностей прав человека и демократии, отказа от силового принуждения в пользу убеждения в международной политике.
При оценке ресурсов «мягкой силы» Индии китайские эксперты обратили внимание на глубокие культурные традиции, способствующие поддержанию стабильности и гармонии в обществе, на формируемую ими особую модель развития, уделяющую внимание потреблению, сфере обслуживания и высоким технологиям. Поэтому страна имеет устойчивые условия для общения с Западом, выявляя общности в идеологии и институтах. При этом быстрое развитие «жесткой силы» Индии сопровождается возрастающим вниманием к использованию «мягкой силы».
Для Японии и Кореи инструментализм «мягкой силы» основан на глобальном и региональном захвате пространств для сбыта своей массовой культуры.
В России, по мнению китайских исследователей, после распада СССР ее «мягкая» и «жесткая сила» стали быстро убывать. В политической системе Россия постепенно нашла путь «контролируемой» и «суверенной демократии», который соответствует социокультурной специфике «евразийской» страны. Но на Западе этот путь развития рассматривается как отступление от демократических норм [9].
Чикагский совет по глобальным вопросам также опубликовал результаты исследований «мягкой силы» разных стран мира. Совет провел исследования в США, Японии, Китае, Южной Корее, Индонезии и Вьетнаме. «Мягкая сила» шести стран оценивалась по пяти показателям: «эконо-
мика», «культура», «людские ресурсы», «политика» и «дипломатия».
Согласно результатам комплексной оценки по этим показателям, Китай занял 3-е место, уступив лишь США и Японии. Результаты исследования показывают, что по сравнению с США, Японией и Южной Кореей, респонденты Индонезии и Вьетнама дают самую высокую оценку «мягкой силе» Китая. По их мнению, Китай уже занимает первой место по «мягкой силе» в культурной сфере.
Кроме «культуры», в сферах «экономики», «людских ресурсов», «дипломатии» и «политики» респонденты всех стран дали Китаю оценки, уступающие только США и Японии. При этом культура является не только основой, но и важным фактором для оценки и распространения «мягкой силы». Так, внешние культурные обмены являются обязательной составной частью китайской дипломатии. С момента своего образования КНР придает большое значение культурным обменам с внешним миром. Роль этого наступательного информационного инструмента продолжает усиливаться в процессе китайской глобальной регионализации.
Не случайно в октябре 2007 г. правительство Китая официально называет культуру основополагающим фактором для оценки «мягкой силы» страны. В этом же году на состоявшемся ХУН-м съезде КПК, председатель КНР Ху Цзиньтао отмечает, что культура становится все более необходимым элементом в совокупной мощи государства. Он призвал к повышению инструментальной роли культурной «мягкой силы».
Китай придает возрастающее значение национальной культуре, включив концепцию «культурной мягкой силы» в постоянные доклады о работе правительства, считая ее важной вспомогательной опорой, в том числе и в дипломатии. Одной из важных целей китайской «народной дипломатии» является популяризация Китая и его достижений. В новом столетии Китай приступил к поиску теоретической основы современной дипломатии именно в традиционной культуре.
В 2005 г. председатель КНР Ху Цзинь-тао впервые выдвинул концепцию о строительстве «гармоничного мира». «Культурная дипломатия» стала третьей опорой внешней политики Китая. После «политической» и «экономической» дипломатии она стала чрезвычайно необходимым дипломатическим средством [10].
Китайские внешние культурные обмены, реализуемые в рамках «культурной дипломатии», представлены двумя направлениями: образовательными и культурными обменами. После открытия институтов Конфуция Китай начал открывать классы Конфуция за рубежом. По состоянию на март 2010 г. Китай уже открыл 256 институтов Конфуция и 58 классов Конфуция по всему миру. Кроме того, в экспериментальном режиме начала работать электронная версия института Конфуция, позволяющая познакомиться с китайской культурой и современной информацией о Китае с помощью сети Интернет [11].
Внешние культурные обмены Китая осуществляются путем проведения в других странах фестивалей китайской культуры, выставок, взаимных обменов культурными и художественными делегациями, совместного обучения студентов, а также другими традиционными способами «культурной дипломатии». Создание за рубежом центров китайской культуры является одним из каналов «народной дипломатии», которая в последние годы привлекает повышенное научное внимание.
Итак, «культурная мягкая сила» — уникальное явление, представляющее трансформацию и адаптацию традиционных китайских социокультурных ценностей к реалиям XXI в. Их возрастающая императивная роль во всех сферах жизнедеятельности своего общества и соседних государствах интерпретируется нами как своеобразное отражение китайской тенденции «евразийства».
Важнейшие черты социокультурного феномена, обозначаемого понятием «евразийство», были выявлены русскими классиками ещё в 20-е гг. XX в., представляя его в
следующей концептуальной конструкции:
— диалог и взаимодействие культур и представляющих их этносов по горизонтали на основе принципов симфонизма, соборности, сосуществования, взаимодействия, сотрудничества и взаимной учёбы;
— сходство мировосприятия, которое исходит из того, что высшей ценностью взаимоотношений между народами является дружеское сотрудничество, гармоничное взаимодействие этносов, человека и природы, а это служит основой сближения и взаимодействия культур.
Это идеализированная концепция, ставшая своеобразной формой «культурной мягкой силы» России, имеет прямое отношение к современным геополитическим проблемам, в том числе — безопасности национального развития РФ и КНР.
Геополитическая суть «евразийства» заключается в понимании России как особого мира в Евразии, «место — развитие» (т.е. неповторимая географическая среда) которого определяет специфическое формирование как отдельного человека, больших человеческих сообществ, так и мобилизационный характер государственной организации народов, проживающих в этом пространстве.
Геополитик П.Н. Савицкий считал, что Россия, как «срединный мир», представляет в связи с этим самостоятельную и особую духовно-историческую геополитическую реальность, гармонично взаимодействующую с культурой Востока, сближающуюся с Китаем.
«Срединная» расположенность России диктует необходимость объективной интерпретации культур, окружающих её цивилизаций для одновременной опоры как на рациональные «социокультурные» ценности Запада, так и Востока. Равноценность европейского и азиатского ценностного потенциала для международной политики России — основа стабильности и возрастания конструктивного миротворческого глобального и регионального влияния РФ. Это особенно важно и при решении внутренних региональных проблем реформирования
российского государства, обеспечении его национальной безопасности.
Такой подход, позволит максимально использовать и реализовывать преимущества геополитического евразийского положения России, направлять трансформацию многообразных собственных национальных ценностей, превращая их в активную наступательную «мягкую силу», эффективно развивать на её основе межгосударственное, трансграничное сотрудничество, обеспечивая социально-экономическое безопасное развитие, прежде всего, восточных регионов РФ — Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера.
Китайские социокультурные ценности в данном контексте, представляя основу «мягкой силы» и элемент совокупной мощи КНР, служат ключевым компонентом долгосрочного регионального и глобального прогнозирования «поведения» китайского государства в отношении Российской Федерации.
Отдельные учёные узко рассматривают понятие «евразийства», сводя его лишь к российско-русской цивилизации. Но чертами «евразийства» в специфических формах «культурной мягкой силы» обладает и исламская, и китайская цивилизация. Не случайно в таких республиках России, как Татарстан, Башкортостан, а также в странах СНГ — Казахстане, Киргизии, в соседнем Китае и Турции проблемы цивилизационного «евразийства» анализируются с точки зрения ценностного ресурсного практициз-
« о о
ма «культурной мягкой силы». Здесь лишь исключается «гуманитарная экспансия» и откровенный диктат вестернизации.
Китайские учёные обращают пристальное внимание на исследование русской культуры, в особенности на её исторический статус «мягкой силы», т.е. на ресурсы и потенциалы «евразийства» русской культуры, считая её «ключом» к познанию духа объединяющей нации. На эту тему в Китае опубликован ряд монографий и статей. Например, книга «Рассуждения о русской культуре» (Чжан Яньцзе, 2002), «О русской культуре» (Чжу Дацю и Чжоу Ли,
2004), «Русская культура» (Яо Хай, 2005), «Расшифровка русской культуры: трудноразрешимая загадка сфинкса» (Чжан Бин, 2006)и др.
В связи с этим Китай разрабатывает свою «встречную» национальную концепцию ценностного взаимодействия с другими цивилизациями и культурами. Она предусматривает задачу современного строительства собственно китайской «материальной, духовной, политической и экологической цивилизации», содержащей специфические особенности.
В материально-инструментальной, экологической сфере государством поощряется прямое заимствование любых достижений европейской науки и техники. Но духовная сфера и её социокультурные ценности являются сакральной частью национальной культуры. Здесь традиции, система нравственных и эстетических ценностей должны изменяться избирательно, медленно, под влиянием трансформации образа жизни, развития китайского социума в условиях самообогащения и адаптации обновлённой культуры в среде других народов.
Влияние чужой культуры при этом происходит через механизм отбора и подвергается переосмыслению в контексте национальных традиций и приоритетных государственных интересов. Пришедшее извне подвергается тщательной переработке — «хуаси», и только тогда подлежит национальному укоренению в системе социокультурных ценностей [12]. Определённые политические ценности традиционной культуры, трансформируясь, становятся частью комплексной национальной мощи КНР, её «мягкой силой» и эффективным инструментом обеспечения процесса китайской глобализации и регионализации.
Это беспрецедентное явление актуализирует необходимость объективного анализа содержания и использования потенциала конфуцианского рационализма в обеспечении стратегий развития Китая. Поэтому вполне обоснованным предметом рефлексии становятся не только инновации в познавательном процессе, но и проблемы
познания китайского «социокультурного», способствующие анализу явлений и процессов в развитии современного Китая.
Зарубежные исследователи выходят на анализ конкретных механизмов взаимосвязи социокультурных ценностей «мягкой силы» и различных форм практической деятельности в китайском обществе. Так, прагматизм современного внешнеполитического курса Пекина выражается в ценностных императивах — «не называть себя гегемоном», «не становиться вожаком» (т.е. претендовать на статус сверхдержавы), «скрывать таланты», «искать общее, сохраняя различие» и т.д. Всё это заставляет аналитиков многих стран, задумываясь о намерениях китайского руководства, представлять эти ценностные элементы «мягкой силы» лишь временной тактикой «замирания империи», обеспечивающей реализацию иной стратегии — «XXI век — век Большого Китая». При этом высказываются опасения
— не вырвутся ли наружу другие, опасные для мира этноцентристские представления китайского населения, закрепившиеся в глубинах его исторической памяти — «коллективного бессознательного» (К.Г. Юнг).
Недостаточная разработанность отечественной наукой феномена возрастающего влияния ценностей — императивов китайской «мягкой силы» на выражение национальных интересов этого государства, их практической реализации в стратегиях развития КНР, вызывает разные уровни доверия к ним и полярность, неоднозначность оценок «китайского фактора». Сложившаяся противоречивая познавательная ситуация снижает качество решения вопросов прикладного характера — прогнозирования и выработки управленческих решений социально-экономического, экологического, информационного, военного и культурного сотрудничества с КНР в области обеспечения национальной безопасности РФ. Эти обстоятельства и определили одно из инновационных направлений научных исследований, проводимых учёными, преподавателями, аспирантами и студентами кафедры востоковедения ЧитГУ.
литература
1. Китай: угрозы, риски, вызовы развитию / Под ред. В.В. Михеева. — М., 2005.
2. Энергетические измерения международных отношений и безопасности в Восточной Азии / под руковод. и с предисл. А.В. Торкунова, научн. ред. — сост. А.Д. Воскресенский. — М., 2007.
3. Рыжов, И.В. Проблемы регионального лидерства в мировой политике: к постановке вопроса / И.В. Рыжов // Пространство и время в мировой политике и межкультурных отношениях: материалы 4-го конвента Российской ассоциации международных отношений / под ред. А.Ю. Мельвиля. - М., 2007. - Т. 6. - С. 99-101.
4. Ян, Цземянь. Чжунго дуй жаунь шили-дэ таньсо:цзовэй гунгун чаньпинь дэ гоцзи тиси гуань = Китай о «мягкой силе: взгляд на международную систему как общее достояние // Гоцзи вэньти луньтань. — 2007. — № 48. — С. 9-10. — Кит. яз.
5. Юй, Синьтянь. Combining Research on Cultural Theory and International Relations = Междисциплинарные исследования культурологических теорий и международных отношений // International System in Changing and Shaping = Процесс трансформации и формирования современной международной системы / ed.by Jiemian Yang. — Shanghai, 2006. — P. 65-66. — Англ. яз.
6. Юй, Синьтянь. Жуань лилян цзяньшэ юй Чжунго дувай чжаньлюэ = Строительство мягкой силы и внешняя стратегия Китая // Гоцзи вэньти луньтань. — 2007. — № 48. — С. 15-16. — Кит. яз.
7. Joseph, S. Nye Jr. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power / Joseph S. Nye Jr. — Basic Books, 1991.
8. Hunter, A. China: soft power and cultural influence / A. Hunter. — The Washington Post. — 2005. — P. 15-25.
9. Борох, О. Скромное обаяние Китая / О. Борох, А. Ломанов // Proet Contra. — Режим доступа: http://www. polit.ru/research/2008/04/07/china.html. — Дата обращения: 27.02.2010.
— Загл. с экрана.
10. Китай занял третье место в рейтинге стран по «мягкой силе» после США и Японии. — Режим доступа: http://russian. china.org.cn/china/tzt/2009-08/18/content_18357160.htm.— Дата обращения: 04.03.2010. — Загл. с экрана.
11. Осуществление всесторонних внешних образовательных и культурных обменов. — Режим доступа: http://russian. china. org. cn/china/tzt/2009-08/18/content_18357160.htm. — Дата обращения: 04.03.2010. — Загл. с экрана.
12. Абрамова, Н.А. Традиционная культура Китая и межкультурное взаимодействие (социально-философский аспект): монография / Н.А. Абрамова. — Чита: ЧитГУ, 1998.
Коротко об авторе_________________________________________________Briefly about the author
Абрамов В.А., канд. филос. наук, профессор ка- V. Abramov, Doctor of Philosophy, Professor of Ori-федры востоковедения, Читинский государствен- ental Studies Department (China), Chita State Uni-ный университет (ЧитГУ) versity
Тел. служ.: +7-3022-41-65-04
Научные интересы: внутренняя и внешняя ре- Areas of expertise: inner and foreign PRC regional гионализация КНР, стратегии построения «гармо- development, the strategies of «harmonious society» ничного общества» и «гармоничного мира», «мягкая and «harmonious world» construction, «soft force» as сила» — основа стратегий развития и ключевой ком- the value basis for PRC strategy development and the понент совокупной мощи китайского государства, key power component of the Chinese state, eurasianism «евразийство» — специфическая концептуальная as a specific conceptual form of Russian «soft force» форма «мягкой силы» России
