CC BY
36
УДК 141(092) Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2012. Вып. 4
В. И. Гинецинский
ИМПЕРАТИВ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ В. С. СОЛОВЬЕВА
Согласно известному тезису учить и воспитывать других имеет право и фактически делает это в меру своей причастности к самообразованию лишь тот, кто сам служит добру, истине и красоте. Отталкиваясь от этого тезиса, следует признать, что одним из выдающихся просветителей в России в XIX в. был Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900).
Сквозной идеей его философии и публицистики была идея триединства-целостности аспектов-ингредиентов универсума, а наиболее разработанной областью мировоззрения была этика.
В своей магистерской диссертации («Кризис западной философии», 1874) Соловьев следующим образом обозначил свое понимание итогов развития западно-европейской философии. 1. В учении о познании философия пришла к признанию односторонности рационализма и эмпиризма. 2. В онтологии — к признанию существования конкретного всеединого духа. 3. В этике — к признанию того, что высшее благо достигается через «уничтожение исключительного самоутверждения частных существ в их вещественной розни и восстановление их как царства духов, объемлимых всеобщностью духа абсолютного». В докторской диссертации Соловьева на первом плане находится критика ложных нравственных принципов («Критика отвлеченных начал», 1880) утилитаризма, гедонизма, эвдемонизма. Там он писал, в частности, что нравственное значение общества, не зависящее ни от материального или природного начала в человеке, практически выражающегося в отношениях экономических, ни от его рационального начала, выражающегося в отношениях юридических и государственных, определяется религиозным или мистическим началом в человеке, в силу которого все члены общества составляют не границы друг друга, а внутренне восполняют друг друга в свободном единстве духовной любви.
Последняя крупная работа Соловьева («Оправдание добра», 1897) содержит изложение собственного видения этической проблематики. Наша жизнь получает нравственный смысл и достоинство, согласно Соловьеву, когда между нами и совершенным абсолютным добром устанавливается гармонизирующая связь. Совершенное добро содержит в себе нормы нашего нравственного отношения ко всему (универсуму), в котором можно дифференцировать три сферы: то, что выше нас; то, что равно нам; то, что ниже нас. Выше нас — безусловное добро, равно с нами все то, что способно к нравственному совершенствованию, ниже нас — материальная природа. Начало нравственного самосовершенствования заключается в трех основных чувствах, образующих натуральную добродетель человека: стыд, жалость, благоговение. Нравственно преобразованное чувство стыдливости повелевает нам господствовать над всеми чувственными влечениям (принцип аскетизма). В отношениях к другим людям нравственный закон придает чувству жалости-симпатии форму справедливости (принцип альтруизма). Совершенное добро окончательно определяется как нераздельное три-
© В. И. Гинецинский, 2012
единство любви: любви восходящей по отношению к богу, уравнивающей по отношению к людям, нисходящей по отношению к природе.
В предисловии ко второму изданию своего труда Соловьев писал: «Я вовсе не желаю проповедовать добродетель и обличать порок: считаю это для простого смертного занятием не только праздным, но и безнравственным, потому что оно предполагает несправедливое и горделивое притязание быть лучше других» [1, с. 4]. Смысл своей работы он видел в том, чтобы прояснить то, чем с той или иной степенью отчетливости владеет каждый человек, продемонстрировать всеобщность добра как основы человеческого способа существования.
Три части его монографии: «Добро в человеческой природе», «Добро от Бога», «Добро через историю человечества» содержат также авторскую трактовку широко известных перечней добродетелей (триада: вера, надежда, любовь; тетрада: воздержанность, мужество, мудрость, справедливость; пентада: великодушие, бескорыстие, щедрость, терпеливость, правдивость) с точки зрения выделенной Соловьевым триады.
«Разбор так называемых добродетелей показывает, что все они имеют нравственное значение, лишь поскольку определяются тремя нормами должного. А сами эти нормы, хотя они и опираются на соответствующие им первичные чувства (стыда, жалости и благоговения), как на свой психологический корень, однако не имеют в них как фактах своего окончательного основания, а развиваются логически из понятия должного или правды (в широком смысле). Правда требует, чтобы мы относились к низшей природе — как к низшей, т. е. подчиняли ее разумным целям; если мы, напротив, подчиняемся ей, то признаем ее не тем, чем она есть на самом деле, а чем-то высшим — значит, извращаем истинный порядок вещей, нарушаем правду, относимся к этой низшей сфере недолжным или безнравственным образом. Точно так же правда требует, чтобы мы относились к подобным себе как к таковым, признавали их равноправными с собой, ставили себя на их место; если же мы, признавая себя за полноправную личность, видим в других лишь пустые личины, то, очевидно, мы отступаем от того, что есть по правде, и наше отношение не есть должное. Наконец, если мы сознаем над собою высшее всемирное начало, то правда требует, чтобы мы и относились к нему, как к высшему, т. е. с религиозной преданностью...» [1, с. 140].
Из тех этических концепций, по отношению к которым Соловьев позиционировал свой собственный подход, напомним в упрощенно-схематизированном изложении, в данном случае, лишь две: этическое учение И. Канта и этическое учение Л. Н. Толстого. В качестве категориального базиса для сопоставления будем ориентироваться на три оппозиции: материя — дух, истина — ложь, добро — зло.
Согласно оценке В. С. Соловьева философия И. Канта — поворотный пункт в истории человеческой мысли. Фундаментальным разграничением в философии Канта является разграничение «вещи-в-себе» (ноумена, объекта интеллектуального созерцания) и «вещи-для-нас» (феномена, предмета чувственного познания). Вещи-в-себе — непознаваемы. Феноменальный мир познаваем, поскольку явления одновременно суть произведения самого субъекта познания. Мир познается, поскольку он нами же и создается, представляет собой внутреннюю рефлексию самодеятельного субъекта, обусловлен трансцендентальным единством самосознания. Содержание явления есть его материя, форма явления обусловлена категориями рассудка. Первичные формы чувственного познания — пространство и время. Познание начинается с чувственного созерцания, затем переходит к рассудку и заканчивается в разуме. Разум в отличие
от рассудка не имеет непосредственного отношения к опыту. Рассудок конституирован категориями, разум — идеями. Разум ищет безусловного, неизбежно выходя за пределы опыта. Традиционная, по Канту, метафизика основывается на трех идеях: души как субстанции, мира как единого целого, бога как абсолютно совершенного существа.
В этике Кант решает задачу определения нравственности как таковой. Философия природы относится ко всему, что есть, философия нравов — исключительно к тому, что должно быть. Человек существо двойственное, с одной стороны, он явление и в качестве такового обусловлен причинностью природной и социальной, с другой — он вещь-в-себе и выходит за пределы природы и как таковой — свободен. Нравственный долг человека выражается в категорическом императиве: «Ты можешь потому, что ты должен».
С точки зрения Канта непродуктивно интерпретировать идею мира как единого целого конститутивно, поскольку это ведет к неразрешимым противоречиям. Однако эта идея сохраняет свою ценность как регулятивный принцип. В сфере нравственности вопрос о возможности эмпирической реализации высших принципов-идеалов не стоит, так как здесь речь не идет о подчинении-следовании предзаданному природой или установленному обществом, это сфера творения нового, сверхестественного миропорядка. В сфере нравственности идеалы обретают конститутивный смысл.
Основоположения практического разума выражаются, по Канту, в следующих императивах. Поступай так, чтобы принцип твоего поведения выражал собою закон поведения для всех. Поступай так, чтобы всегда относиться к личности, как к цели, а не только как к средству. Поступай так, чтобы высший принцип твоей воли одновременно всегда был принципом общего законоположения. Проявление таких принципов в области психологического опыта есть совесть. В совести нравственный долг, а следовательно, и свобода познаются нами с полной достоверностью. Я как практический разум представляю собой создателя автономного нравственного миропорядка, и я же как чувственное существо должен подчиняться этому нравственному порядку, как внешнему мне (гетерономному) закону.
В массовом сознании этическое учение Толстого ассоциировано, прежде всего, с идеей непротивления злу насилием, с негативной оценкой социальных институтов (государство, церковь), с проповедью опрощения в повседневной жизни и в искусстве.
Главное различие между Соловьевым и Толстым заключается в том, что один — рационалист, другой — мистик. Толстой стремился свести веру к разуму, в то время как Соловьев постоянно подчеркивает автономность веры. Для Соловьева истинное значение нравственности раскрывается в историческом процессе общественного развития, а сведение его к индивидуалистическому рационализму искажает ее смысл.
В «Оправдании добра» Соловьев защищает самостоятельность этики по отношению к религии, гносеологии и метафизике. С его точки зрения для нравственной философии необходимо признание бога, но доказательство его реальности, различное понимание его природы, как это отразилось в положительных религиях разных народов, для нравственной философии не имеет значения. На какой бы гносеологической точке зрения мы ни стояли (реализм, эмпиризм, субъективизм), мы не можем отрицать различие добра и зла. Ни одна из метафизических позиций в отношении вопроса о свободе воли не упраздняет факта существования нравственной свободы, которая соединима в том числе и с позицией детерминизма.
С точки зрения Соловьева полное осуществление добра предполагает одухотворение материи как условие нормального существования в вечности, организацию справедливого государства, в котором будут царить правда и милость, а не произвол и насилие, организацию благочестия в церкви. Окончательный смысл вселенной есть торжество вечной жизни. Сделать мир вечным, исторгнув из него случайность и смерть, может только красота. Задача искусства состоит в том, чтобы связать творчество с высшими целями человеческой жизни. Стыд, жалость, благоговение, будучи по своей природе субъективными состояниями, в действительности имеют объективное значение, так как в них выражается не только оценка каждой из трех сфер бытия (природа, общество, дух), но и указание на относительную ценность первых двух по сравнению с третьей.
Рассмотрение в данном случае в упрощенно-схематизированном виде трех выдающихся этических концепций, естественно, не преследовало цель выяснить, какая из низ них является «более правильной». Все они в их взаимном отрицании демонстрируют устремленность к постижению добра и поддерживают этический дискурс как форму осуществления нравственности.
Литература
1. Соловьев В. С. Собрание сочинений: в 10 т., изд. 2. Петроград: Книгоиздательское товарищество «Просвещение», 1914. Т. 8. 722 с.
Статья поступила в редакцию 28 мая 2012 г.
