CC BY
15
УДК 379.8
О. М. Громова
директор Челябинского центра народного творчества, аспирант (5.10.1)
кафедры философии и культурологии
Челябинский государственный институт культуры, Челябинск, Россия
E-mail: gromovao@mail.ru
ИММЕРСИВНОСТЬ КУЛЬТУРНО-ДОСУГОВОЙ СРЕДЫ: ОТ КОНЦЕПТА - К ПРАКТИКАМ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
Статья посвящена осмыслению актуальных процессов развития культурно-досу-говой среды в контексте идей иммерсивности — погружения аудитории в моделируемое пространство через направляемую соучаствующую активность субъектов. Иммерсивность культурно-досуговой среды рассматривается автором на трех основных уровнях бытования: иммерсивность культурно-досугового события; функциональная иммерсивность культур-но-досуговой среды; структурная иммерсивность культурно-досуговой среды.
Особое внимание уделяется функциональной иммерсивности культурно-досуговой среды, характеризующейся через показатели открытости досуговых пространств, качественного и количественного разнообразия возникающих досуговых увлечений и любительских инициатив, позитивных оценок аудитории и т. п. Автор обращается к эмпирическому уровню анализа функциональной иммерсивности — ключевым аспектам развития культур-но-досуговой среды Южного Урала (Челябинская область). На материале полученных в ходе социологического опроса данных (анкетирование 450 респондентов) обосновывается возможность эффективного функционирования культурно-досуговой среды Южного Урала как иммерсивного пространства. Делается вывод о том, что творческое разнообразие, возможности для гармоничного досуга могут выступать в качестве маркера уникальности и привлекательности локального регионального пространства, обеспечивать лояльность жителей. Необходимыми направлениями в создании иммерсивной культурно-досуговой среды выделяются: соучаствующее проектирование, разработка креативных досуговых проектов и практик активизации любительского народного творчества, обеспечивающие развитие культуры соучастия и максимального вовлечения жителей.
Ключевые слова: культурно-досуговая среда, иммерсивность, региональная культура, любительское творчество, досуговые практики
Для цитирования: Громова, О. М. Иммерсивность культурно-досуговой среды: от концепта — к практикам функционирования /О. М. Громова //Вестник культуры и искусств. — 2023. — № 3 (75). — С. 36-48.
Введение
Актуальность исследования культурно-до-суговой среды определяется стремительно меняющимися формами ее функционирования, обновлением методов и принципов организации социальных коммуникаций. Культурно-до-суговая среда выступает маркером актуальных тенденций социальной жизни, позволяет
с наибольшей очевидностью зафиксировать происходящие в обществе изменения. Не случайно звучащие в научных концепциях и общественных дискуссиях диагнозы: «общество потребления» «консьюмерная культура», «цивилизация досуга», «зрелищная культура», «виртуальная культура» и другие — указывают в большей мере именно на пространство реа-
36
лизации культурно-досуговых запросов, очерчивают сферу свободного времени человека. Популяризируются и новые категории определения творческой и социально-коммуникативной активности человека: эмоциональный интеллект, социальный интеллект, креативность, общество впечатлений, управление эмоциями, экономика событий и многое другое.
Несмотря на то, что современные культурные практики нередко характеризуются с позиций пассивности восприятия (медиаформаты, виртуальное присутствие, гедонизм и общая философия потребления) и прагматических ориентаций, на наш взгляд, сегодня ощутимо проявлен и запрос на самореализацию человека в творчестве, поиск креативных возможностей презентации любительских увлечений в пространстве свободного времени. Об этом свидетельствуют многочисленные стартапы, фестивали любительского творчества, разноформатная демонстрация талантов и хобби в социальных сетях, хендмейд-практики и многое другое.
Нарастающее разнообразие культурного предложения, гибридизация культурных форматов [11], инновационные прорывы во многих областях жизнедеятельности, ускорение социального времени, темпов и ритмов жизни, увеличение ценности свободного времени [18], диверсификация всех общественных явлений [23] — все это подчеркивает необходимость целенаправленного регулирования системы учреждений культурно-досуговой сферы, модернизацию практик их работы, оперативное реагирование на запросы нового типа потребителя.
Долгое время подобное регулирование оценивалось с позиций управления и контроля (чаще всего государственного). Но принципиальные трансформации жизни, усиление роли негосударственных институций, различных субъектов влияния ставят задачи поиска новых «гибких» моделей, адекватных для запросов культуры XXI в. Согласимся с А. Д. Жарковым в том, что «наступило время для серьезного пересмотра существующих подходов к формированию социально-культурной политики. В связи с этим на передний план выходит проблема разработки ее новых меха-
низмов на всех уровнях, что требует глубокого и всестороннего анализа множества факторов, отражающих социально-культурный потенциал регионов, приоритетные направления социально-культурной деятельности» [10, ^ 121].
Для эффективного функционирования культурно-досуговой системы необходимо совпадение трех ключевых компонентов: объективного социокультурного фона (благоприятные веяния времени), инфраструктурных условий (сеть учреждений и институций, работающих на удовлетворение интересов) и артикулированных запросов различных аудиторий. Оптимальный синтез этих компонентов обеспечивает иммерсивный характер культур-но-досуговой среды.
В данной статье мы обратимся к некоторым аспектам развития культурно-досуговой среды Южного Урала (Челябинская область), обосновав возможности для ее эффективного функционирования как иммерсивного пространства.
К смысловой интерпретации
ключевых позиций исследования
Для начала следует обозначить собственную трактовку базового концепта — культуры. В названии статьи мы используем словосочетание «культурно-досуговая среда», понимаемое нами не только в географическом (как территория, локус, пространство), но и в ценностно-символическом измерении как совокупность приобретаемых (и оберегаемых субъектом) ценностей и привилегий.
Человек так устроен, что на протяжении жизни стремится овладеть способами и умениями, позволяющими ему добиваться наибольшей успешности на фоне иных людей, в определенном смысле это его эволюционная задача. Как подчеркивает А. Я. Флиер, культуру следует рассматривать как программу адаптации, приспособления к заданным условиям существования (адаптационных стратегий) [25]. Сам термин «привилегия» мы не используем в значении общественного неравенства или классовой дифференциации (хотя неоднородный характер культуры не исключает преимуществ тех или иных групп, располагающих и использующих блага, недоступные для большинства,
37
в том числе в сфере досугового предложения). Буквальное толкование термина (от латинского ргт^шт — «особый закон»), на наш взгляд, указывает на наличие определенной выделен-ности, стремление человека позиционировать себя выгодным для него образом. По сути «человек культурный» всегда определяется в значениях противопоставления «некультурным» как субъект, наделенный разного рода преимуществами. Человек как культурное существо противопоставляется животным; или же сама культура определяется как «возделанная» область на фоне стихийно-неупорядоченной (в этом смысле — менее совершенной) природной среды.
Мы можем привести ряд формулировок, воспроизводящих, на наш взгляд, подходы, акцентирующие внимание на подобном привилегированном характере культуры:
- «процесс прогрессирующего самовысвобождения человека» (Э. Касси-рер);
- «совокупность интеллектуальных элементов, имеющихся у данного человека или у группы людей» (А. Моль);
- «реализация верховных ценностей путем культивирования высших человеческих достоинств» (М. Хайдеггер) [12, с. 19].
Постепенное усложнение социокультурной системы требовало от человека уже не просто привилегии выживания, оно трансформировалось в притязания на лидерство (компетентность как привилегия) в самых различных областях и сферах. Если в иерар-хичной системе лидером становится человек, обладающий властными полномочиями, то в свободном социокультурном взаимодействии это субъект, наделенный особыми способностями и качествами, привлекающими к нему окружающих. Система привилегий — это открытая система приобретаемых качеств и умений, а не «застывшего» статуса. И наиболее отчетливо это проявлено в свободном (досу-говом) времени человека, где он с наибольшей подлинностью и свободой самовыражения раскрывает себя, демонстрируя приобретенные таланты и способности. Это пространство, в котором естественным образом воздвигают-
ся символические границы между тем, что не близко (в регламентированных сферах профессиональной жизни такое возможно не всегда) и осуществлением личного выбора увлечения.
В контексте изучения нашей темы выбор персональных, значимых для личности куль-турно-досуговых занятий, пристрастий, интересов — это именно привилегия, выделяющая человека на фоне других и презентация себя через это увлечение.
Созвучен такому пониманию и подход в рассмотрении культуры как области реализации сущностных сил человека [13], а также деятельностный подход, проявленный через личностные стратегии поведенческой активности субъектов. При обращении к социально-культурной деятельности Н. В. Шаровская также указывает на методологическую необходимость личностно-ориентированного подхода, утверждающего «право автономного выбора субъектом конкретного сегмента досуговой сферы, формирования личностной культуры подбора занятий, <...> развития потребности в самоактуализации, персонализации социального взаимодействия» [28, с. 128].
Подробнее остановимся на ключевом для нас концепте иммерсивность культурно-досу-говой среды. В современных исследованиях иммерсивность устойчиво соединяется с художественно-зрелищной сферой: театрально-выставочной [9; 14; 28] или медийной [16; 29], предполагающей включение зрителя в разыгрываемое действие в качестве участника, а не пассивно-созерцательного потребителя: «Прием иммерсии — погружение зрителя в особое, смоделированное художником пространство, которое провоцирует зрителя на то, чтобы стать активным участником художественного процесса, самостоятельно, на собственном физическом опыте испытать и ментально реконструировать значения, заложенные автором...» [6, с. 103].
Подобные идеи особенно заметны в контексте изучения новой модели «партиципатор-ных музеев» [17; 20; 21], знаменуя поворот от функции хранения к практикам взаимодействия с посетителями в музейном пространстве.
На наш взгляд, границы иммерсивности не локализуются в отдельных сферах, они пре-
38
дельно расширяются в сторону универсальной «конвергентной культуры» [7]: «Область применения иммерсивного подхода постоянно расширяется. Это подтверждает его актуальность, теоретическую и практическую значимость. Несомненно, проблемно-тематическая направленность иммерсивных исследований является как следствием, так и отражением изменений, происходящих в культуре, отличительной особенностью которых является выход иммерсивных технологий за пределы театров, музеев, образовательных учреждений и других культурных институций» [2].
Если рассматривать иммерсивность как процесс активного погружения человека в моделируемое пространство, то сам характер досуговой среды генетически выстроен в указанной логике досуговых увлечений как увлеченности человека в его свободном времени (любительское творчество, хобби, самодеятельность).
Тем не менее, подобная интерпретация выглядит слишком обобщающей. По нашему мнению, иммерсивность культурно-досуговой среды может быть конкретизирована, как минимум, на трех основных уровнях бытования:
1) иммерсивность культурно-досугового события;
2) функциональная иммерсивность куль-турно-досуговой среды;
3) структурная иммерсивность культур-но-досуговой среды.
На каждом из указанных уровней моделируется пространство взаимодействия, которое Т. П. Степанова определяет как «событие, сопричастность субъектов друг к другу, опосредованное свободным временем, его культурно-смысловым наполнением, пространственным расположением» [24, с. 141].
Ошибочным было бы считать, что иммер-сивность как процесс погружения человека в выстраиваемую (моделируемую) событийную среду лишает его активности, превращая в «растворенного» в «готовом» действии реципиента. Напротив, как отмечают исследователи [29, с. 258], иммерсивность может рассматриваться как реакция на массово-потребительскую установку — необходимость переживания уникального и эксклюзивного опыта, как фор-
ма диалога, объединяющая иммерсивность и интерактивность.
Иммерсивность культурно-досугового события — это условия, обеспечивающие максимальную вовлеченность в конкретное действо. На этом уровне мы можем фиксировать определенное родство с пониманием иммерсии в искусстве. Однако иммерсивность в искусстве скорее направлена на создание эффекта спонтанного и единичного включения наблюдателя в разыгрываемое действо; связывается со «стиранием грани» между художественным вымыслом (пространство сценического действия) и субъективным восприятием в акте переживания, проживания и эмоционального вовлечения. И все же важно подчеркнуть, что любые формы включения аудитории в пространство художественного действия (спектакль, концерт, выставка) являются частью замысла организатора (режиссера, куратора) — они предписаны изначально и направляемы по ходу действия.
Иммерсивность же досугового события мы видим в смене статусов организатора и аудитории: первый лишь моделирует условия, в то время как содержательное наполнение создается именно аудиторией. Характерный пример — фестивали любительского творчества, народных ремесел и т. п.
Иммерсивность культурно-досуговой среды в ее функциональном измерении мы видим в моделировании пространств, потенциально работающих на стимулирование возникновения и развития досуговых увлечений и практик различных групп населения.
Эти пространства, как отмечал Р. Стеб-бинс, могут быть различными по типам:
- пространство как институциональная практика организации предметной любительской активности;
- пространство-«витрина» — место, определенное для досугового общения;
- ресурсное пространство, используемое любителями (в том числе, через предоставление им оборудования и материалов);
- торговые площади — общественные места, где любители могут продавать свои товары;
39
- виртуальное пространство [Цит. по: 4, с. 89-90].
Функциональная иммерсивность культур-но-досуговой среды характеризуется через показатели открытости подобных пространств, качественного и количественного разнообразия возникающих досуговых увлечений и любительских инициатив, позитивных оценок аудитории и т. п.
В случае структурной иммерсивности речь может идти о культурно-досуговых структурах нового типа, направленных на приближение локального культурно-досугового пространства к жителю через проектную активность; «формирование осознанного отношения местных жителей к собственной локальной среде как благоприятному культурно-досуговому пространству; формирование новых интегративных связей в городском пространстве» [15, с. 59-60].
Структурная иммерсивность культур-но-досуговой среды, таким образом, становится зоной взаимодействия институциональных (организация форматов) и не институциональных (содержательное наполнение) участников культурно-творческого процесса и связывается с сущностными изменениями средового пространства. В данном случае мы опираемся на подход О. Н. Астафьевой и С. Б. Синецкого, обосновывающих такие формы влияния через создание проектной среды, действующей по принципу «люди — людям» и обеспечивающей особую атмосферу вовлеченности: «во-первых, тем, что зрелищную (содержательную) часть праздника создают сами жители поселения, демонстрируя свои досуговые увлечения; во-вторых, вовлеченностью зрителей в процесс демонстрации собственных талантов, знаний, умений путем неформальных интерактивных коммуникаций — сменяемости социальных ролей («исполнитель», «участник», «зритель») и гибкости досугового поведения — перехода от пассивного наблюдения к инициативному участию в специальном событии» [1, с. 76].
Таким образом, все три уровня оказываются, с одной стороны, самодостаточными, с другой — обеспечивают постепенное восхождение от наиболее простых (иммерсивность события) к сложным уровням активизации культурно-досуговых практик.
Культурно-досуговые практики
на Южном Урале:
диагностический срез
В данном разделе мы обратимся к результатам проведенного нами социологического исследования, направленного на выявление субъективного отношения жителей Южного Урала к культурно-досуговой среде региона в институциональном (сфера культуры, учреждения культуры) и неинституциональном (культурно-художественные практики самодеятельности, любительства) аспектах.
Такое обращение, на наш взгляд, позволяет обеспечить несколько значимых для научного анализа позиций:
- реальная экспликация проблематики — то есть рассмотрение ее не только в теоретической плоскости, но и через апробацию концептуальных положений на примере конкретно функционирующего социокультурного поля;
- уникальность кейса — преломление глобальных вызовов на фоне локальных (конкретных, обусловленных рядом объективных и субъективных факторов) условий существования территории;
- действенная включенность — использование установки на стратегию adtion research («исследования действием»), получение нового знания, способствующего эффективному функционированию отрасли, и решению практической задачи, связанной с преобразованием/ улучшением ситуации в контексте региональной культурной политики [3].
Мы согласны с А. Д. Жарковым в том, что исследовательские подходы (в том числе в культурологических работах) нередко носят абстрактный характер, не отражающий реальную социокультурную ситуацию: «Полученные вузовскими учеными в ходе исследований последних лет результаты свидетельствуют о том, что они не оперируют объективными научными данными о том, как относятся люди к различным группам общества, институтам власти, проводимым преобразованиям, каково реальное положение большинства людей в стране и отдельного региона, какие проблемы
40
являются наиболее актуальными, перспективными или взрывоопасными» [10, с. 118]. Руководствуясь указанной необходимостью слияния теоретических изысканий и зафиксированных мнений и оценок населения, мы и обратились к исследовательским социологическим замерам (опросные методы).
Опрос проводился в мае — июне 2021 г. в формате очного (прямой контакт с опрашиваемыми) и дистанционного (рассылка по электронной почте конкретному адресату в соответствие с заданными параметрами выборки) анкетирования. В опросе приняли участие 450 респондентов (из них: 46 % — мужчины; 54 % — женщины). Выборочная совокупность определялась с учетом половозрастных параметров расчета. В целом, опираясь на полученные данные, мы можем говорить о представленности ключевых половозрастных и социальных групп, отражающих различные модели проведения свободного времени, репрезентирующих альтернативные точки зрения и позиции ответов по ряду исследуемых вопросов.
На наш взгляд, в свете наметившегося вектора переориентации потребительских практик на впечатление и событийную насыщенность жизни, именно социокультурный фактор (возможности полноценного и плодотворного досуга, творческая увлеченность человека, ориентация аудитории на развлекательно-познавательные культурные практики) может выступать в качестве основания для оценки социального благополучия и качества жизни в регионе в целом.
Суммируя обозначенные в анкете факторы, связанные с личностно-значимыми параметрами существования (отношения в семье и с окружающими, здоровье свое и близких, плодотворный личный досуг и саморазвитие, в том числе, профессиональное) и общественным фоном жизни (политическая стабильность, комфортность среды обитания), можно говорить о преобладании умеренных позиций (удовлетворительно/хорошо), что косвенно указывает на стабилизацию и устойчивость общественных настроений, преобладание стратегии закрепления [26]. Кроме того, лидируют оптимистические оценки («хорошо» и «очень хорошо») в отношении профессиональной самореализации,
личного благополучия и отношений в семье, социальных связях, взаимоотношений с окружающими людьми, удовлетворения бытовых нужд. Таким образом, можно говорить о преобладании социальной позиции, которая была обозначена нами как оптимистический реалист — человек, выражающий общую удовлетворенность качеством жизни и демонстрирующий склонность к ожиданиям (надеждам) на улучшение жизненных перспектив в ближайшие годы.
Больше половины опрошенных респондентов (58,6 %) продемонстрировали высокую степень готовности к включению собственных детей в сферу культурно-досуговой деятельности («это очень важно, буду способствовать (уже способствую) такому включению»). В целом, творческие увлечения и хобби, как продемонстрировали результаты опроса жителей Челябинской области, отсутствуют только у 12,8 % респондентов. В числе любимых занятий чаще всего упоминались: музыкальная деятельность (31 %), декоративно-прикладное творчество (24 %), участие в работе театральных любительских студий (19,5 %) и другое.
Определяющими условиями, влияющими на развитие творческих интересов и возможностей, респонденты называют (наиболее популярные ответы) помощь специалистов в развитии творческих интересов и способностей (32 %), наличие в городе/населенном пункте новых креативных досуговых пространств (24,6 %), широкую пропаганду сферы культуры и досуга, развитую рекламу (23 %), разнообразие студий, творческих лабораторий, любительских клубов по интересам (20,2 %), проведение масштабных творческих мероприятий и культурных событий (18,4 %), эффективную работу имеющихся культурно-досуговых учреждений (18,4 %).
Можно убедиться, что все обозначенные факторы и условия лежат в зоне внешнего регулирования и координации со стороны институциональных структур, работающих на развитие творческой активности жителей. По результатам проведенного опроса жителей Челябинской области было зафиксировано, что дистанция вовлеченности респондентов в культурно-досуговую сферу не носит идеологический характер (принципиальное неприя-
41
тие), не связывается с неэффективностью работы учреждений, а обосновывается недостатком свободного времени (15,3 %) или указанием на «силу препятствующих обстоятельств» (12 %).
По мнению жителей Челябинской области, культурная среда города/региона может характеризоваться как оптимальная: «значимых событий не так много, но есть возможность реализовать интересы в разных направлениях работы культурно-досуговых учреждений» (54,8 %). Кроме того, еще 20,5 % обозначили ее как максимально насыщенную. Среди наиболее посещаемых досуговых зон, учреждений культуры и искусства у респондентов лидируют: дома и дворцы культуры — 40,4 %, кинотеатры — 35,7 %, парки — 30,6 %, концертные залы или концертные площадки — 28,9 %, театры — 28, 9%, клубные учреждения — 26 %.
Лидирующие позиции выбора домов и дворцов культуры как наиболее востребованных досуговых пространств (в данную категорию можно добавить и процент выбора клубных учреждений) объяснимы, на наш взгляд, именно универсальностью работы данного типа учреждений, открытостью «порогов вхождения» для самых разнообразных категорий населения. Выраженная потребность в разнообразии культурно-досугового предложения и ожидания «креативных подходов» требует от учреждений перехода на конвергентные технологии работы (соединение образовательно-просветительских, развивающих, релаксационных, информационных и иных форм) и практики межсекторной арт-коллаборации. Именно культурно-досуго-вые учреждения могут быть точкой культурного притяжения самоорганизующихся сообществ, обеспечивать потребность жителей города в так называемом «третьем месте» (Р. Ольденбург).
Дома и дворцы культуры создают возможности для творческой самореализации в формате непосредственного взаимодействия, «живого» общения. Как показывают результаты различных исследований (в частности, осуществленных в территориально близких регионах, например — Свердловская область), на сегодняшний день фиксируется низкий уровень вовлеченности молодежи в коллективные досу-говые формы деятельности: «И в мегаполисе, и в средних городах молодежь выбирает инди-
видуальные формы отдыха, которые представляются более комфортными, обеспечивающими свободу» [5, с. 71].
Вместе с тем необходимо учитывать тренды смещения досуговой деятельности в виртуальные режимы. В первую очередь, это относится к подросткам и молодежи, являющимся своеобразным резервом посетителей для учреждений культуры. У данной категории сформирована (в том числе и общеобразовательной школой) привычка к виртуальным коммуникациям; пользуются устойчивой популярностью различные платформы и сервисы, предоставляющие доступ к развлекательной визуальной информации. При оценке влияния цифровых технологий на развитие культурно-творческих потребностей и способов их реализации мы выявили, что в молодежной аудитории лидировали ответы, свидетельствующие о необходимости слияния офлайн и онлайн-форматов в реализации основных направлений досуговой деятельности для данной категории: цифровые технологии расширяют возможности освоения творчества в новом формате — 47,8 %; цифровые технологии помогают получать больше информации, продвигают культуру и творчество — 47,4 %. Однако необходимо указать и на то, что возрастные группы от 45 лет и старше чаще всего в данном вопросе придерживались позиции «затрудняюсь ответить» (47,8 %).
Таким образом, система культуры региона должна, с одной стороны, максимально сохранять традиционные формы работы (спектакли, концерты, выставки и т. п.), направленные на группы населения, которые предпочитают традиционные способы проведения свободного времени; с другой стороны, вступить в глобальную конкуренцию за свою долю виртуального рынка культурно-досуговой продукции. Очевидно, что отдельному учреждению, даже крупному, сделать это крайне сложно и здесь нужна региональная культурная политика, понятная идеология экспансии региональной культуры в российское и мировое виртуальное пространство.
В данном контексте можно прогнозировать следующие процессы:
- определение наиболее ярких (самобытных) черт культуры Южного Урала (от
42
народного творчества до академических произведений уральских композиторов), которые должны быть представлены в различных виртуальных продуктах;
- создание реестра самобытных мероприятий, практикуемых традиций, фондов и коллекций, ярких медийных лиц в сфере культуры по каждой территории для включения в региональный фонд виртуальных программ;
- определение типа продукции (концерт, спектакль, сольное исполнение, массовый праздник, репортаж и др.) и ее рейтингового реестра для последующего оформления в различные виртуальные форматы;
- подготовка новых кадров (переподготовка кадров) для обеспечения эффективного процесса работы в виртуальном пространстве (например, «режиссер виртуальных постановок», или «проектировщик виртуальных культурных коммуникаций», или «дизайнер виртуальных проектов»).
- укрепление материально-технической базы региона для создания эффективной виртуальной среды культуры и виртуальных культурных проектов и их трансляции.
Эта работа поможет активизировать культурные процессы в любых, даже самых отдаленных территориях и населенных пунктах Челябинской области, поможет сохранить самобытные начала культуры разных территорий, кадровый потенциал, обеспечить позитивное внимание к региону.
Заключение
Итак, конкретизируем основные выводы по результатам осуществленного исследования. Подавляющее большинство респондентов (87,2 %) имеют творческие увлечения и хобби; дистанция вовлеченности в культурно-досуго-вую сферу не носит идеологического характера (принципиальное неприятие), не связывается с неэффективностью работы учреждений, а обосновывается недостатком свободного времени или указанием на «силу препятствующих
обстоятельств». По мнению жителей Челябинской области, культурная среда города/региона может характеризоваться как оптимальная, позволяющая реализовать интересы в разных направлениях работы культурно-досуговых учреждений». Лидирующие позиции выбора домов и дворцов культуры как наиболее востребованных досуговых пространств объяснимы универсальностью работы данного типа учреждений, открытостью «порогов вхождения» для самых разнообразных категорий населения.
Полученные данные хотя и представляют собой самодостаточный исследовательский материал, но прежде всего рассматриваются нами в качестве эмпирической базы построения долгосрочной стратегии регулирования культурно-досуговой сферы в регионе, развития любительского творчества. Как отмечают исследователи, «изменчивость, динамика и развитие в клубной сфере — процессы неизбежные, поэтому необходимо постоянно обращаться к вопросам методологии, формулировать новые методологические задачи для специалистов, анализировать эффективность ранее используемых подходов» [8, с. 20].
Необходимыми направлениями в создании иммерсивной культурно-досуговой среды могут и должны рассматриваться:
- соучаствующее проектирование — развитие социально-культурной активности населения в разработке содержательного и визуального контента среды (когда участники данного процесса обучаются технологиям создания креативной среды, навыкам работы в команде, разрабатывают концепцию, наиболее отвечающую потребностям целевой аудитории);
- партисипаторное бюджетирование — участие населения в осуществлении местного самоуправления на основе выдвижения инициатив по целям расходования определенной части бюджетных средств в процессе проектирования общественных пространств;
- разработка и интеграция креативных досуговых практик, способствующих солидаризации горожан [19, с. 104].
Таким образом, иммерсивность культур-но-досуговой среды мы определяем как целена-
43
правленные усилия ответственных институций и акторов по созданию условий и моделированию пространств, стимулирующих реализацию досуговых увлечений и любительских инициатив различных сегментов аудитории от полноценного вовлечения в событие — до соучаствующего проектирования (изменения) средового пространства территории.
Мы считаем, что доминирующим резервом в эффективном функционировании им-мерсивной культурно-досуговой среды может выступать именно сфера любительского народного творчества, создающая максимальные условия (по сути генетически предназначенная для данной задачи) для развития культуры соучастия и максимального вовлечения жителей.
1. Астафьева, О. Н. Философские и прикладные аспекты культурной политики на поселенческом уровне / О. Н. Астафьева, С. Б. Синецкий // Вестник культуры и искусств. — 2017. — № 4 (52). — С. 70-80.
2. Божок, Н. С. Культурно-историческая реконструкция в оптике им-мерсивного подхода: теоретическая и эмпирическая экспликации. Ч. 2 / Н. С. Божок // Мир науки. Социология, филология, культурология. — 2022. — Т. 13, № 1. — URL: https:// sfk-mn.ru/PDF/58KLSK122.pdf (дата обращения: 11.08.2023).
3. Генова, Н. М. Развитие региональной культурной политики в контексте российской идентичности / Н. М. Генова // Вестник МГУКИ. — 2017. — № 6 (80). — С. 50-59.
4. Головлева, Т. А. Развитие практик любительского творчества за рубежом / Т. А. Головлева, О. Ю. Мацу-кевич // Культура и образование : научно-информационный журнал вузов культуры и искусств. — 2021. — № 1 (40). — С. 87-92.
5. Грунт, Е. В. Досуг молодежи в средних городах и мегаполисе на Урале: компаративный анализ / Е. В. Грунт, Е. А. Беляева // Вестник ЮжноУральского государственного уни-
верситета. Серия: Социально-гуманитарные науки. — 2022. — Т. 22, № 2. — С. 66-74.
6. Деникин, А. А. Иммерсивные и интерактивные художественные стратегии в видеоинсталяциях и видео-инвайронментах / А. А. Деникин // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. —2008. — № 4-2. — С. 101-104.
7. Дженкинс, Г. Конвергентная культура. Столкновение старых и новых медиа / Г. Дженкинс ; пер. с англ. А. Гасилина. — Москва: РИПОЛ классик, 2019. — 383 с.
8. Ермолина, А. А. Методологические задачи менеджера социально-культурной деятельности по функционированию и развитию клубных формирований городских дворцов культуры / А. А. Ермолина, С. В. Костылев // Известия высших учебных заведений. Уральский регион. — 2021. — № 3. — С. 20-24.
9. Ерохина, Т. И. Феномен иммерсив-ного театра в современной отечественной культуре / Т. И. Ерохина, Е. С. Кукушкина // Верхневолжский филологический вестник. — 2019. — № 1 (161). — С. 214-222.
10. Жарков, А. Д. Государственная культурная политика на современном этапе: социально-культурный аспект / А. Д. Жарков // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств — 2016. — № 4 (72). — С. 116-123.
11. Зубанова, Л. Б. Жизнь оперы в цифровом пространстве: «третий жанр» гибридной культурной формы / Л. Б. Зубанова, М. Н. Бунакова // Знак. Проблемное поле медиаобра-зования. — 2022. — № 2 (44). — С. 120-127.
12. Каган, М. С. Философия культуры : учеб. пособие / М. С. Каган. — Санкт-Петербург, 1996. — 310 с.
13. Коган, Л. Н. Теория культуры : учеб. пособие / Л. Н. Коган. — Екатерин-
44
бург : УрГУ. — 1993. -160 с.
14. Медведенко, В. В. Иммерсивное театральное искусство как технология социально-культурной деятельности / В. В. Медведенко, М. Л. Тумашова // Мир науки, культуры, образования. — 2020. — № 4 (83). — С. 263-265.
15. Меркурьева, А. В. Иммерсивные методики в современных социокультурных практиках / А. В. Меркурьева // Вестник Санкт-Петербургского государственного института культуры. — 2020. — Вып. 2 (43). — С. 58-62.
16. Новикова, А. А. Эстетика иммерсивно-сти: особенности творческой деятельности журналиста в мультимедийных и трансмедийных проектах / А. А. Новикова, И. В. Кирия // Вестник Санкт-Петербургского университета. — 2018. — Т. 15, вып. 2. — С. 276-288.
17. Саймон, Н. Партиципаторный музей / Н. Саймон ; пер. А. Глебовской — Москва : АД МАРГИНЕМ Пресс, 2017. — 368 с.
18. Синецкий, С. Б. Адаптирующая культурная политика в условиях усиления тенденции сокращения рабочего времени / С. Б. Синецкий // Социум и власть. — 2016. — № 5 (61). — С. 127-133.
19. Социально-культурная деятельность в современном гуманитарном дискурсе : кол. моногр. / авторск. коллектив: Н. Н. Ярошенко, К. И. Вайсеро, Л. Е. Востряков и др. ; сост. и науч. ред. Н. Н. Ярошенко ; Московский государственный институт культуры. — Москва : МГИК, 2021. — 280 с.
20. Стародубцева, М. Н. Партиципа-торный музей: истоки и проблемы реализации / М. Н. Стародубцева // Вестник Казанского государственного университета культуры и искусств. — 2020. — № 1. — С. 17-21.
21. Стародубцева, М. Н. Партиципа-торные проекты в пространстве современного музея / М. Н. Старо-
дубцева // ПОИСК: Политика. Обществоведение. Искусство. Социология. Культура. — 2020. — № 4 (81). — С. 47-53.
22. Стеббинс, Р. А. Свободное время: к оптимальному стилю досуга (взгляд из Канады) / Р. А. Стеббинс ; пер. с англ. Д. А. Кувардина // Социологические исследования. — 2000. — № 7. — С. 64-72.
23. Степанова, Т. П. Диверсификация досугового общения: методология, теория, технологии : монография / Т. П. Степанова ; Челябинская государственная академия культуры и искусств. — Челябинск, 2011. — 379 с.
24. Степанова, Т. П. Культурно-досуговое событие — управляющий параметр си-нергетической педагогической системы досугового общения / Т. П. Степанова // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. — 2011. — № 1 (93). — С. 140-144.
25. Флиер, А. Я. Пять стратегий культуры как системы выживания // Вестник культуры и искусств. — 2023. — № 1 (73). — С. 27-32.
26. Хиршман, А. Выход, голос и верность / А. Хиршман. — Москва : Новое издательство. — 2009. — 156 с.
27. Черняк, Е. В. Иммерсивные шоу как актуальное направление индустрии досуга / Е. В. Черняк, М. В. Черняк,
B. Ф. Белов // Мир науки, культуры, образования. — 2022. — № 1 (92). —
C.69-71.
28. Шарковская, Н. В. Индустрия досуга как социально-культурный феномен / Н. В. Шарковская // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. — 2020. — № 2 (94). — С. 126-134.
29. Эвальё, В. Д. Интерактивность и им-мерсивность в медиасреде. К проблеме разграничения понятий / В. Д. Эва-льё // Художественная культура. — 2019. — № 3 (29). — С. 248-271.
Поступила 09.08.2023
45
Oksana M. Gromova
Director
of the Folk creative activity center,
Post-graduate student (5.10.1)
of the Philosophy and Culturology Chair
Chelyabinsk State Institute of Culture and Arts, Chelyabinsk, Russia
E-mail: gromovao@mail.ru
Immersiveness of Oultural-Leisure Sphere: from Concept to Functioning Practices
Abstract. The article is devoted to understanding of cuLturaL-Leisure sphere development processes in the context of immersiveness ideas by immersing of the audience into a modelling environment through the providing participating activity of subjects. The author considers immersiveness of cultural-Leisure sphere on three Levels of existence: immersiveness of cuLturaL-Leisure event; functional immersiveness of cultural-Leisure sphere and structural immersiveness of cultural-Leisure sphere. The article pays special attentions to the functional immersiveness of cultural-Leisure sphere which is characterized by showing the openness of Leisure recreation zones, quantitative and qualitative variety of new recreation activities and amateur initiatives, positive values of the audience etc. The author uses key aspects of cultural-Leisure sphere in the Southern Urals (the Chelyabinsk region) as empirical analysis of functional immersiveness. Using the opinion poll findings (450 respondents) the author proves the possibility of the effective cultural-Leisure sphere in the Southern Urals functioning as an immersive space. The author concludes by saying that creative diversity, possibilities for harmonic Leisure can be markers of uniqueness and attractiveness of Local regional space thus keeping the inhabitants in Loyalty. The article points out the following directions of creating immersive cultural-Leisure environment such as participating designing, working out of creative Leisure projects and practices to activate amateur Leisure folk creative activities providing the development of participation culture with maximum inhabitants involved.
Keywords: cultural-leisure sphere, immersiveness, regional culture, amateur creative activity, leisure practices
For citing: Gromova O. M. 2023. Immersiveness of CuLturaL-Leisure Sphere: from Concept to Functioning Practices. Vestnik kul'tury i iskusstv [Culture and Arts Herald]. No 3 (75): 36-48. (In Russ.).
References
1. Astaf'eva O. N., Sinetskii S. B. 2017. Philosophical and applied aspects of cultural policy at the settlement Level. Vestnik kul'tury i iskusstv [Culture and Arts Herald]. No 4 (52): 70-80. (In Russ.).
2. Bozhok N. S. 2022. Cultural-historical reconstruction in the optics of the immersive approach: theoretical and empirical explications. Part 2. Mir nauki. Sotsiologiya, filologiya, kul'turologiya [World of Science. Sociology, philology, cultural studies]. Vol. 13, No 1. Available from: https:// sfk-mn.ru/PDF/58KLSK122.pdf (accessed: 11.08.2023). (In Russ.).
3. Genova N. M. 2017. Development of regional cultural policy in the context of Russian identity Vestnik MGUKI [Bulletin of MSUCA]. No 6 (80): 50-59. (In Russ.).
4. GoLovLeva T. A., Matsukevich O. Yu. 2021. Development of amateur creativity practices abroad. Kul'tura i obrazovanie : nauchno-informatsionnyi zhurnal vuzov kul'tury i iskusstv [Culture and education: a scientific and informational journal of universities of culture and arts]. No 1 (40): 87-92. (In Russ.).
46
5. Grunt E. V., BeLyaeva E. A. 2022. Leisure of youth in medium-sized cities and metropolis in the UraLs: a comparative analysis. Vestnik Yuzhno-Ural'skogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the South Ural State University]. Series: Social and Humanitarian Sciences. Vol. 22, No 2: 66-74. (In Russ.).
6. Denikin A. A. 2008. Immersive and interactive artistic strategies in video installations and video environments. Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta [Bulletin of the Vyatka State University for the Humanities]. No 4-2: 101-104. (In Russ.).
7. Dzhenkins G. 2019. Konvergentnaya kul'tura. Stolknovenie starykh i novykh media [Convergent Culture. Collision of old and new media]. Moscow: RIPOL classic. 383 p. (In Russ.).
8. Ermolina A. A. 2021. Methodological tasks of the manager of social and cultural activities for the functioning and development of club formations of urban palaces of culture. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Ural'skii region [News of higher educational institutions. Ural region]. No 3: 20-24. (In Russ.).
9. Erokhina T. I., Kukushkina E. S. 2019. The phenomenon of immersive theater in modern Russian culture. Verkhnevolzhskii filologicheskii vestnik [Upper Volga Philological Bulletin]. No 1 (161). P. 214-222. (In Russ.).
10. Zharkov A. D. 2016. State cultural policy at the present stage: socio-cultural aspect. Vestnik Mosk-ovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts]. No 4 (72): 116-123. (In Russ.).
11. Zubanova L. B. 2022. The life of opera in the digital space: the "third genre" of a hybrid cultural form. Znak. Problematic field of media education. No 2 (44): 120-127. (In Russ.).
12. Kagan M. S. 1996. Filosofiya kul'tury. Uchebnoe posobie [Philosophy of culture. Textbook]. Sankt-Petersburg. 310 p. (In Russ.).
13. Kogan L. N. 1993. Teoriya kul'tury. Uchebnoe posobie [Theory of culture. Textbook]. Yekaterinburg: USU. 160 p. (In Russ.).
14. Medvedenko V. V. 2020. Immersive theatrical art as a technology of social and cultural activity. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya [World of science, culture, education]. No 4 (83): 263-265. (In Russ.).
15. Merkur'eva A. V. 2020. Immersive methods in modern socio-cultural practices. Vestnik Sankt-Pe-terburgskogo gosudarstvennogo instituta kul'tury [Bulletin of the Sankt-Petersburg State Institute of Culture]. Issue. 2 (43): 58-62. (In Russ.).
16. Novikova A. A. 2018. Aesthetics of immersiveness: features of the creative activity of a journalist in multimedia and transmedia projects. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta [Bulletin of Sankt-Petersburg University]. Vol. 15, iss. 2: 276-288. (In Russ.).
17. Saimon N. 2017. Partitsipatornyi muzei [Participatory Museum]. Moscow: AD MARGINEM Press. 368 p. (In Russ.).
18. Sinetsky S. B. 2016. Adaptive cultural policy in the context of increasing trends in the reduction of working time [Socium and power]. No 5 (61): 127-133. (In Russ.).
19. Yaroshenko N. N., Vaisero K. I., Vostryakov L. E. et al. 2021. Sotsial'no-kul'turnaya deyatel'nost' v sovremennom gumanitarnom diskurse: Kollektivnaya monografiya [Socio-cultural activity in modern humanitarian discourse: Collective monograph]. Moscow: MGIK. 280 p. (In Russ.).
20. Starodubtseva M. N. 2020. Participatory museum: origins and problems of implementation. Bulletin of the Kazan State University of Culture and Arts. No 1: 17-21. (In Russ.).
21. Starodubtseva M. N. 2020. Participatory projects in the space of a modern museum. POISK: Poli-tika. Obshchestvovedenie. Iskusstvo. Sotsiologiya. Kul'tura [POISK: Politics. Social science. Art. Sociology. Culture]. No 4 (81): 47-53. (In Russ.).
22. Stebbins R. A. 2000. Leisure time: towards an optimal leisure style (a view from Canada). Sotsio-logicheskie issledovaniya [Sociological research]. No 7: 64-72. (In Russ.).
23. Stepanova T. P. 2011. Diversifikatsiya dosugovogo obshcheniya: metodologiya, teoriya, tekhnologii: monografiya [Diversification of leisure communication: methodology, theory, technology: monograph]. Chelyabinsk. 379 p. (In Russ.).
24. Stepanova T. P. 2011. Cultural and leisure event as a control parameter of the synergistic pedagogical system of leisure communication. Vestnik Tambovskogo universiteta [Bulletin of the Tambov University]. Series: Humanities. No 1 (93): 140-144. (In Russ.).
47
25. FLier A. Ya. 2023. Five strategies of culture as a system of survival [Vestnik kul'tury i iskusstv] Bulletin of culture and arts. No 1 (73): 27-32. (In Russ.).
26. Khirshman A. 2009. Vykhod, golos i vernost' [Exit, voice and fidelity]. Moscow: Novoe izdatel'st-vo. 156 p. (In Russ.).
27. Chernyak E. V. 2022. Immersive shows as an actual direction of the leisure industry. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya [WOrld of science, culture, education]. No 1 (92): 69-71. (In Russ.).
28. Sharkovskaya N. V. 2020. Industriya dosuga kak sotsial'no-kul'turnyi fenomen. Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts [Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv]. No 2 (94): 126-134. (In Russ.).
29. Eval'e V. D. 2019. Interactivity and immersiveness in the media environment. On the problem of delimitation of concepts. Khudozhestvennaya kul'tura [Artistic Culture]. No 3 (29): 248-271. (In Russ.).
Received 09.08.2023
48
