Имам - мударрис первой казанской мечети Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

М|

Свидетельства. Мемуары

М

- мударрис Первой Казанской мечети

Предлагаемый читателю отрывок из новой книги, биографической повести А. Н. Юзеева «Метеор веры», посвящен известному татарскому теологу и ученому Шихабаддину Марджани (1818-1889). XII глава повести под названием «Имам-мударрис Первой Казанской мечети» освещает небольшой период жизнедеятельности татарского мыслителя. Персонажи повествования легко узнаваемы, поскольку их имена не изменены автором; описываемые события соответствуют исторической действительности второй половины XIX в. настолько, насколько позволяет жанр. Это первая попытка описания в художественных образах жизнедеятельности Ш. Марджани, личности, сконцентрировавшей в себе как литературный персонаж основные противоречия татарского общества того времени. Это, прежде всего, борьба нового метода со старым в мусульманском образовании, которая проходит на фоне столкновения разных характеров: новатора Ш. Марджани и защитника прежних устоев И. Юнусо-ва.

Отрывок свидетельствует, что жизнь Ш. Марджани «не была усыпана розами», как это может показаться нашим современникам. Всего он добивался сам: трудом, твердым принципиальным характером, всего себя отдавая служению татарскому народу. Его жизнь — пример нашему поколению.

По возвращении в Казань Шихабад-дин тотчас приступил к исполнению своих обязанностей имам-хатиба и начал вести занятия в медресе. Группа ша-кирдов собралась большая — около семидесяти юношей: двадцать три шакирда осталось от группы предыдущего мударри-са, семнадцать человек, вновь набранных, пришло из разных медресе города, услышав об учености нового мударриса. Сна-

чала Шихабаддин решил присмотреться к уровню знаний шакирдов и, исходя из этого, составить учебную программу и начать вести уроки.

В это время в мусульманской общине Казани царил консервативный дух угасающего Востока. Нужна была свежая сила, способная разогнать атмосферу средневековья. Этой силой стал Шихабаддин Мард-жани.

д

Только 11 марта 1850 г. Шихабаддин получил специальный указ о своем назначении на должность имам-мударриса Первой Казанской мечети. Одна часть его жизни была завершена: в тридцать два года он добился высокой религиозной должности в одном из центральных приходов города. Теперь можно было подумать и о женитьбе. Тем более, что в последнее время и отец не раз говорил о необходимости продолжения рода Марджани. Да и сам Шихабад-дин чувствовал, что если сейчас не женится, то так и останется один, наедине со своими книгами, лишенный семейных радостей. И когда во время одного из своих приездов к отцу в аул Ташкичу Шихаба познакомили с Фатимой — дочерью известного муллы и ахунда Абданнасира б. Рах-манкули из аула Алмат, он был только рад знакомству. Шихабаддину девушка понравилась с первого взгляда, так же, как и он ей. Родители, увидев расположение молодых друг к другу, взяли инициативу в свои руки и в результате договорились о скорой женитьбе детей, надеясь через месяц провести свадьбу в кругу близких родственников, скромно, без грандиозных торжеств.

Шихабаддин вернулся в Казань и энергично принялся за работу имам-мударри-са, надеясь в преддверии женитьбы забыться в труде. И это ему вполне удалось. Обычно в Казани в кругу шакирдов было принято устраивать меджлисы, на которых они соревновались в словопрениях: в диспутах одерживал верх тот, кто цитировал большее число источников, в основном, средневековых арабо-мусульманских теологов. Шихабаддин считал эти меджлисы пустой тратой времени, поскольку полагал, что шакирду, в первую очередь, необходимо овладеть Кораном и сунной пророка и уже с их помощью решать любые религиозные проблемы. Поэтому на своих занятиях основное внимание он уделял изучению Корана, тафсира, хадисов, надеясь, что шакир-ды, постигнув каноны религии, смогут сами толковать религиозные вопросы, не обращаясь к средневековым книгам мутакал-лимов — спекулятивным теологам.

Месяц пролетел незаметно и в конце мая 1850 г. Шихабаддин, как и было условленно, поехал за молодой невестой в аул Алмат и привез ее в дом к отцу в аул Ташкичу, где в узком кругу родственников и друзей состоялась небольшая свадьба. После необходимых формальностей молодые сразу же уехали в Казань. До этого не

испытывавший чувства любви, с детства привыкший к всевозможным лишениям, Шихаб впервые по-настоящему почувствовал себя счастливым, хотя молодая семья жила в стесненных условиях, снимала маленькую квартиру из двух комнат. Фатима была не только симпатичной девушкой кроткого нрава, но и оказалась хорошей хозяйкой. Она всегда встречала Шихаба у дверей, приветливо ему улыбалась, приглашая в комнату, где все уже было готово к его приходу. Он мыл руки и, как правило, проголодавшийся и усталый садился за накрытый стол. Фатима присаживалась рядом и смотрела, как аппетитно и неторопливо он ест. Она старалась угодить ему в еде и, по возможности, каждый раз готовила новое блюдо. Шихаб, хотя и был непритязательным в пище, отмечал ее кулинарные способности. Супруги мечтали о ребенке, и мечта их вскоре должна была сбыться.

Однако счастье оказалось кратковременным. При родах, всего лишь через год после свадьбы, умирает в расцвете жизненных сил Фатима.

Шихабаддин очень переживал смерть любимой супруги. Он почти ни с кем не общался, замкнулся, посуровел, улыбка исчезла с его лица. «Это испытание, ниспосланное мне Аллахом, — говорил он отцу, приехавшему на похороны Фатимы. — Только за какие прегрешения не пойму?»

— «Не терзайся, сынок! Каждому — своя судьба, доля. Видимо, Аллаху угодно испытать твою душу. Не собьешься ли ты с истинного пути? А жизнь тем не менее продолжается. Надо жить, несмотря ни на что!».

Фатиму похоронили на татарском кладбище в Казани. Шихабаддин снова остался один и полностью отдался любимой работе и творчеству: все свое время проводил в медресе или же дома за написанием книг. Ибрахим-бай, видя усердие Ши-хаб-хазрата и желая облегчить его боль от утраты жены, поддерживал морально и материально любые его начинания. Между ними сложились приятельские отношения.

Обычно муллы Казани в дни мусульманских праздников (жертвоприношение

— ид ал-адха или курбан-байрам, разговенье — ид ал-фитр) после молитвы шли поздравить с праздником сначала помощника полицмейстера города Шахиахмада Алкина, потом главу Ратуши Ибрахим-бая Юнусова. В таких случаях Ибрахим-бай

ИМАМ - МУДАРРИС ПЕРВОЙ КАЗАНСКОЙ МЕЧЕТИ

радушно принимал у себя дома мулл и даже сидел с ними за чашкой чая.

Шихабаддин, несмотря на то, что возглавлял центральный приход города, не придерживался такого обычая, считал его угодничеством, которое было чуждо его характеру. Ибрахим-бай говорил ему: «Ладно уж, меня ты не достаточно уважаешь. Я к этому привык. Удостой хоть вниманием Алкина. Ведь он государственный человек, от которого зависит и наше благополучие». «Если он человек умный, то и без моего напоминания о себе должен не забывать о нашем приходе, — отвечал Ши-хаб-хазрат. — Да вы, наверное, и так часто общаетесь с ним и не даете забыть о наших проблемах. Меня же увольте».

Своим поступком Шихабаддин очередной раз выступил против устоявшихся обычаев, которые он не принял, поскольку они противоречили как канонам ислама, так и его внутреннему «я».

Поскольку Ибрахим-бай был заметной фигурой среди мусульман города, то и Ши-хабаддин оказался в центре внимания городской татарской общины. Его холостяцкое положение заметил купец Хусаин б. Иусуф Апанай, из богатого известного рода Апанаевых, который приходился еще и родственником Юнусовым. Он попросил жену Ибрахим-бая познакомить Шихаба со своей дочерью Наимой, надеясь выдать ее за преуспевающего ученого мужа.

Знакомство состоялось в доме Юнусо-вых, где часто бывал Шихабаддин и куда в один из званых обедов, под предлогом помочь по хозяйству, была приглашена Наи-ма. Шихабаддин, очарованный красотой девушки, вновь полюбил и через год после смерти своей первой супруги сделал ей предложение. Получив согласие, вскоре на ней женился. Свадьбу провели пышно, в доме у Ибрахим-бая.

Первое время молодая семья, желая жить отдельно от родителей, проживала в доме, любезно предоставленным знакомым Шихаб-хазрата — купцом Шариф б. Су-лайманом. Договорились, что они поживут в этом доме, пока Шихабаддин не найдет подходящее жилье. С течением времени ему удалось приобрести двухэтажный дом недалеко от медресе. После ремонта Ши-хаб поселился там с молодой женой.

Это было счастливым временем в жизни Шихабаддина: семейное счастье гармонировало с творческой работой. Осенью 1853 г. в молодой семье родился первый

СВИДЕТЕЛЬСТВА. МЕМУАРЫ

ребенок — девочка, которую нарекли Га-лия.

Среди знаменитых учеников Шихаб-хазрата этого периода жизни незаурядными способностями выделялся Хусаин Фа-изхан. Шихабаддин часто вспоминал свою первую встречу с Хусаином, который начал посещать его занятия в двадцать два года, будучи уже великовозрастным ша-кирдом. Естественно, Шихаб-хазрат сразу же обратил на него внимание. Шихабаддин расспросил Хусаина, откуда он родом и что подвигло его на обучение в медресе. Тот рассказал, что родом он из аула Сабачай1 Симбирской губернии, обучался сначала там, потом в селении Береска2, далее в медресе Мухаммад ат-Таканиши в Казани, где впервые услышал о системе обучения Марджани. Желание новых знаний оказалось сильнее, поэтому он приехал в Казань. Хусаин рассказывал рассудительно, тщательно подбирая слова, и показался Шихаб-хазрату образованнее многих мударрисов, достойным даже сейчас сана имама. Он в нем увидел родную душу.

Хусаин оказался способным учеником. Он не ограничился занятиями у нового наставника. Умело организуя свой досуг, он находил достаточно времени для общения с востоковедами университета. В этом ему помогало хорошее знание русского языка. Среди знакомых Фаизханова были такие известные ученые и преподаватели университета, как А. Казем-бек3 и И. Березин4, высоко ценившие его прекрасные знания восточных языков.

Через некоторое время Хусаин стал не просто одним из шакирдов Шихаб-хазра-та, но и его коллегой, которого учитель признал, как равного себе ученого-теолога. В своих беседах они обсуждали актуальные религиозные вопросы, говорили об атрибутах Аллаха, о проблеме возникновения мира, о соотношении религии и философии. В подобных разговорах Шихаб оттачивал мастерство полемиста и будущего сочинителя религиозно-философских произведений. Обычно Хусаин приходил домой к учителю вечером после занятий и они подолгу беседовали за чашкой чая у хазрата в кабинете, где им никто не мешал:

— Дорогой, Хусаин, — начал очередную беседу Шихабаддин, — как ты думаешь, можно ли разделить сферы функционирования религиозного знания и философского?

— Сразу трудно ответить, устаз, — отвечал Хусаин, зная, что хазрат только и

д

ждет такого ответа, чтобы начать свой монолог по этой проблеме.

— Тогда, слушай, — удовлетворенный его проницательностью начал беседу Ши-хаб. — Невежды ислама, коих много среди наших мулл, возможно, думают, что вера необходимо побеждает, когда отрицает науки, и они их полностью отрицают. Этим они утверждают собственное невежество в отношении светских наук. Они даже отрицают причины затмения Луны и Солнца и утверждают, что эти причины противоречат Шариату. На самом деле, они принадлежат области научного доказательства, и после того, как они постигнуты, их нельзя отрицать. Геометрические доказательства подтверждают причины и не оставляют сомнений. В религии нет ничего, что препятствовало бы и противоречило бы этому.

— Так значит, суть религии не доказывается рациональными суждениями, хаз-рат?

— Ты как всегда прав, — продолжал монолог Шихаб. — А что касается рациональных суждений, то правильность религии и истинность веры не основываются на рассмотрении и постижении их сущности. Напротив, обсуждение их — область доказательства и действует наряду с доказательством.

— Выходит, философия и научное знание имеют дело с умопостигаемыми понятиями, описывающими существующий мир, а религия — только с верой в нее? — снова спросил Хусаин.

— Ты опять прав, Хусаин. Религия не может противоречить философии, поскольку существует возможность аллегорического толкования ее догматов и постулатов в соответствии с научными истинами. Религия не противоречит философии, а философия не противоречит религии, потому что они как два близнеца проистекают из единого источника истины и, в действительности, идут рука об руку. Об этом еще в XII в. писал известный арабский мыслитель Ибн Рушд. Подобные суждения многие муллы считают еретическими, ссылаясь на авторитет веры. Они просто плохо знают религиозные источники. В этом их беда. Амбиций много, а знаний почти нет.

— Устаз, значит, вы предлагаете подвергнуть аллегорическому толкованию не догматы религии, такие как возникновение мира волею Аллаха, а только те положения, что не выдержали испытания време-

нем? — продолжал задавать требуемые вопросы Хусаин.

— Как ты догадлив, Хусаин, что бы я без тебя делал? — без всякой иронии отвечал Шихаб. — В Шариате нет того, что противоречит научным доказательствам. И если даже есть место для аллегорического толкования, то оно более приемлимо, чем оспаривание безусловных положений, как это часто имеет место быть среди наших мулл.

Шихабаддин остался доволен проведенной беседой, так же, как и Хусаин, поскольку и тот, и другой почти не имели возможности обсуждать такие вопросы среди других мулл-мударрисов, так как их сразу же обвинили бы в ереси.

После трех лет интенсивного обучения у Шихаб-хазрата Хусаин получил искомое религиозно-философское знание, к овладению которого стремился. Но он хотел большего. Поэтому, после того, как начались подготовительные работы по переводу Восточного разряда из Казани в Санкт-Петербург, куда в 1850-1856 гг. переехало большинство его знакомых востоковедов, Хусаин в конце 1853 г. уехал в «Северную Пальмиру». Духовное общение с учителем продолжалось через письма. Шихабаддин, сначала не желавший отъезда любимого ученика, а потом вынужденный смириться с этим фактом, впоследствии получил от этого много пользы. Хусаин, общаясь с ведущими петербургскими востоковедами, помогал своему учителю как научной литературой, так и советами человека, нашедшего себя в столице. Он очень хотел, чтобы его учитель написал труд по истории татар, начиная с булгарского периода. Хотя сам, по просьбе известного петербургского ученого, секретаря «Общества археологии» В. Вельяминова-Зернова, также занялся историей и переводом булгарских эпитафий. Хусаин посредством переписки стал связующим звеном между Ш. Мард-жани и В. Вельяминовым-Зерновым. Последний остался очень доволен ответами Марджани по расшифровке древних письменных источников и включил его толкования древних надгробных памятников булгаро-татар в свои «Исследования о касимовских царях и царевичах».

Многие завидовали славе Шихаб-хаз-рата, его авторитету имама и ученого. Его интеллект и независимость, неординарные религиозные суждения раздражали ортодоксальных служителей ислама. Они постоянно нашептывали Ибрахим-баю Юну-

ИМАМ - МУДАРРИС ПЕРВОЙ КАЗАНСКОЙ МЕЧЕТИ

Г173

сову, что Шихаб-хазрат Марджани неверно трактует общепринятые положения фикха (мусульманского права), высокомерен в отношениях с другими имамами и не особо ценит благоприятное к нему расположение Ибрахим-бая; и советовали поставить его на место. В свою очередь, Шиха-баддин, благодаря близким родственным узам с Апанаевыми, стал состоятельным человеком, имел собственный капитал и не нуждался в материальном покровительстве Юнусова. Он имел также громкое имя ученого и теолога, известное далеко за пределами Казани. Ибрахим-баю не нравился новый статус Шихабаддина. Рано или поздно независимый характер Шихабаддина должен был столкнуться со своенравным, властолюбивым характером Ибрахим-бая.

Как-то Шихабаддин исключил из медресе шакирда по имени Хасан, который хотя и посещал уроки, но только за тем, чтобы собирать всяческие слухи о шакирдах, и отличался леностью в учебе. Он часто ходил к Ибрахим-баю домой и в мельчайших подробностях рассказывал об атмосфере в медресе, являясь фактически его осведомителем. Шихабаддину не составило труда понять сущность этого шакирда и, ссылаясь на частые пропуски, отстранить его от занятий. Ибрахим-бай, узнав об этом, разгневался и тотчас направился в медресе к Шихабаддину. Прервав проходившее занятие, в присутствии шакирдов, Юнусов громким голосом сказал: «В этом медресе только я решаю кого отчислять! Без моего ведома никто не может принимать подобные решения! Как ты посмел отчислить Ха-сана!». Но испугавшись невозмутимого вида Шихабаддина, он покинул занятие.

Шихабаддин, несмотря на давление со стороны Юнусова, не изменил своего решения и не допустил Хасана на свои заня-

тия. После этого происшествия Ибрахим-бай решил проучить строптивого хазрата. И вскоре случай для этого представился.

В 1854 г. несколько имамов по его наущению написали жалобу в Оренбургское мусульманское духовное собрание, обвиняя Шихаб-хазрата в том, что он якобы обручил девушку, не достигшую совершеннолетия. И не без вмешательства Ибрахим-бая в Уфе издали указ об отстранении Ши-хабаддина на время разбирательства от должности. Ибрахим-бай надеялся, что Шихабаддин одумается и придет к нему на поклон, прося защиты. Однако случилось обратное. Шихабаддин еще больше отдалился от Ибрахим-бая.

В это время из хаджа возвратился прежний имам-мударрис прихода Саид-хазрат, который был не прочь занять временно освободившееся место. Он начал часто ходить на меджлисы в дом к Ибра-хим-баю, демонстрируя свои знания и угождая во всем хозяину. Ибрахим-баю был по душе такой мударрис, хотя уровень его знаний не шел ни в какое сравнение со знаниями Шихаб-хазрата. Тем не менее с протекции Ибрахим-бая Саид-хазрат занял место Шихабаддина и начал вести занятия в медресе. Шакирды, протестуя против его назначения, игнорировали уроки. Время шло, а положение Шихаб-хазрата оставалось без изменений. Шакирды, обучавшиеся у Марджани и ждавшие его возвращения, вынуждены были разойтись в различные медресе города. Занятия Саид-хазрата посещало всего пять-шесть человек.

Шихабаддин очень переживал случившееся. Он даже говорил своим близким друзьям: «Может мне поехать в одну из арабских стран, где не будет интриг, мне не будут мешать работать, и там я смогу принести больше пользы своему народу».

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Сабачай (Собачий остров) — деревня Курмышского уезда Симбирской губернии, ныне д. Красная Горка Пильнинского района Нижегородской губернии.

2. Береска — село Атнинского района Республики Татарстан.

3. Казем-бек Александр Касимович (1802-1870) — востоковед, член-корреспондент Петербургской академии наук (1835), первый декан факультета Восточных языков С.-Петербургского университета, с 1826 по 1849 г. работал в Казанском университете.

4. Березин Илья Николаевич (1818-1896) — востоковед, тюрколог, ученик А. Казем-бека. Работал в Казанском (1837-1855), С.-Петербургском (с 1855 г.) университетах.

Айдар Юзеев,

доктор философских наук

Д74.

СВИДЕТЕЛЬСТВА. МЕМУАРЫ