CC BY
30
ИЛЛАТИВИЛИ ТЕРМИНАТИВ?..
К ВОПРОСУ О СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ВХОДНОГО И ПРЕДЕЛЬНОГО ПАДЕЖЕЙ В УДМУРТСКОМ ЯЗЫКЕ
Финно-угорские языки, удмуртский язык, система склонения, иллатив, термина-
тив.
Система склонения современного удмуртского языка представлена 15 членами падежной парадигмы, среди которых разграничиваются субъектно-объек-тные и пространственные падежи. В рамках литературного языка к последним относятся инессив, иллатив, элатив, эгрессив, пролатив, терминатив и аппрокси-матив. В удмуртских диалектах спектр пространственных падежей варьируется от 5 до 13: в частности, во многих периферийно-южных и некоторых южных говорах количество падежей имеет тенденцию к сокращению за счет замещения аппроксимативных форм послеложными конструкциями (см. об этом: [Кельмаков, 1998, с. 117]): удм. лит.: гуртлань в сторону деревни, по направлению деревни’ > кукморский говор: гурт пала перевод тот же’. В отдельных северных говорах и бесермянском наречии удмуртского языка, напротив, количество пространственных падежей увеличилось за счет «возникновения новой серии приблизительно-местных форм с приметой -н'- (< дин'- у, около, при, возле’), препозитивно присоединяемой ко всем первичным пространственным падежным формантам, за исключением аппроксиматива» [Кельмаков, 1998, с. 118]. Как отмечает Л.Л. Карпова, новые падежные форманты употребляются только с ограниченным количеством лексем: «...в основном их используют применительно к одушевленным именам, выражающим человека, лицо: нълъдн'э ‘к твоей дочери’, пийэзн'ъс' ‘от его сына’ и др.» [Карпова, 2005, с. 61].
Имеются ареальные колебания и в плане частотности употребления пространственных падежей, в частности, в некоторых периферийно-южных говорах (в кукморском, буйско-таныпском и др.) значительно реже, чем в литературном языке, употребляется падеж терминатив, заменяясь эквивалентным сочетанием имени существительного с послелогом дороз', дыроз' до’ (см. подробнее: [Кельмаков, 1998, с. 118]): удм. лит.: бакчаозь до огорода’ > буйско-таныпский говор: бакча дыроз' перевод тот же’; удм. лит.: валозь до лошади’ > буйско-таныпский говор: вал дыроз' ‘перевод тот же’. Таким образом, проблема функционирования пространственных падежей в удмуртских диалектах может стать предметом специального исследования, поэтому в данной статье мы ограничимся выявлением семантической структуры падежей иллатив и терминатив в рамках литературного удмуртского языка. Выбор темы обусловлен тем, что данная проблема еще не нашла должного отражения в рамках удмуртской лингвистики. В качестве источникового материала для написания статьи послужили художественные произведения удмуртских писателей.
Морфологическая структура входного и предельного падежей
В системе современного литературного языка входный падеж (иллатив) может оформляться следующими морфологическими показателями:
а) -е/-э, присоединяющийся к основе большинства имен существительных (а также к основам серийных послелогов): Куноос бызьыса сямен ураме потйзы [Коновалов, 1958, с. 114]. ‘Гости почти бегом выбежали на улицу’; Гуртэ берты-са, пичи бурдоме четлыке пытсай [Загребин, 1997, с. 333]. ‘Вернувшись домой, я запер маленькую птичку в клетку’;
б) -ы, присоединяющийся к основе отдельных имен существительных и серийных послелогов (типа нюлэскы ‘в лес’, доры ‘к, ко’), а также к именам существительным в форме множественного числа: Лудъёсы, садо сюрес вылэ югытсэ кисыпэ толэзь [Лямин, 1976, с. 21]. ‘букв. На поля, на садовую дорогу проливает свой свет луна’;
в) функционирование показателя -а-/-я- характерно для морфологической структуры имен существительных в форме притяжательного склонения, а также при наличии в структуре слова (имен прилагательных, имен числительных, причастных форм, местоименных основ) указательно-выделительных суффиксов: Усыпэ капказэ, пыре азбараз, тубе корказяз, пыре корказ [Ингур, 2004, с. 211]. ‘[Девушка] открывает ворота, входит во двор, поднимается на крыльцо, заходит в дом’; Улон интыяз нокинэ пыралляны дз лэзъы [Нянькина, 1996, с. 33]. ‘[Костя] никого не впускал к себе в жилище’;
г) -ла, функционирующий в структуре отдельных топонимов. Как отмечает И.В. Тараканов, «в своем реликтовом виде аффикс -ла присоединяется лишь к именам существительным, являющимся названиями удмуртских воршудов, оканчивающихся на -а (-я): Пурга, Бигра, Монъя, Можга, Тукля, Юмъя и др., которые исторически превратились в топонимы (...). Формы на -ла могут осложниться падежными аффиксами местного, исходного, отдалительного падежей» [Тараканов, 2007, с. 127]: Соку та Пелъгала ветлиз, бер вуиз [Перевощиков, 1997, с. 449]. ‘Тогда он ездил в Пельгу, приехал поздно’; Эграла вуыса, школае мынон сяменыз, Роман Петрович редакциысь тодмозэ пумитаз [Перевощиков, 1997, с. 26]. ‘Прибыв в Эгру, Роман Петрович по пути в школу встретил знакомого из редакции’;
д) нулевой маркер характерен для отдельных слов, имеющих в ауслауте гласную -а (корка ‘дом, здание’, куала ‘общеродовое святилище, летняя кухня’, куно-куа ‘гостиница’, гидкуа ‘двор, дворовые постройки’, куа ‘общеродовое святилище, летняя кухня’: Бертыса утча - мон тонэ коркао пырыны ик уг лэзъ ни [Нянькина, 1996, с. 99]. ‘Только попробуй вернуться - я тебя даже в дом не впущу’.
Морфологическими показателями предельного падежа (терминатив) в современном удмуртском языке являются суффиксы -озъ/-ёзъ (в случае простого склонения), -озя-1-ёзя- (в случае притяжательного склонения): Со-бере Костя сое трамвай дугдылонтйозь келяз [Перевощиков, 1997, с. 356]. ‘Потом Коля проводил ее до трамвайной остановки’; Нош кускозяз лэзъям чиль-чиль съод йырсияз шунды тылсиослэн канжасъкылыса калзы быре, луоз [Нянькина, 1996, с. 111]. ‘А в ее распущенных жгучих черных волосах, наверняка, застревают солнечные лучики’.
С точки зрения синтагматики как иллативные, так и терминативные показатели предшествуют лично-притяжательным суффиксам: Со сЬевмаяз мынйсъ Нинаеныз огвакытэ ик султйз [Перевощиков, 1997, с. 537]. ‘Он встал вместе с
Ниной, которая в это время собиралась идти на ферму (букв, на свою ферму)’; Нылаш дунъясъ синъёсын йырысеныз пыдозяз учкиз со шоры [Нянькина, 1996, с. 54]. ‘Девушка оценивающим взглядом окинула его с ног до головы’. При наличии суффиксов множественного числа морфологические маркеры исследуемых падежей следуют за числовыми показателями.
Семантическая структура иддатива и терминатива
С точки зрения семантической структуры основными значениями обоих исследуемых падежей является выражение пространственных и временных значений.
Так, опираясь на традиции описания пространственных значений (см. об этом, в частности: [Плунгян, 2000, с. 175; Великорецкий, 2002, с. 13 и др.]), в удмуртском языке можно выделить следующие типы ориентаций: а) эссив, указывающий на нахождение объекта в покое по отношению к ориентиру; б) латив, актуализирующий перемещение объекта к пространству, связанному с ориентиром; в) элатив, маркирующий перемещение объекта из пространства, связанного с ориентиром; г) пролатив, указывающий на перемещение объекта через пространство, связанное с ориентиром. В этом отношении оба исследуемых падежа выражают лативное значение.
В зависимости от семантической характеристики вербальной единицы и наличия дейктических элементов в тексте обе формы могут актуализировать как значение приближения (движение по направлению к кому / чему-либо) или удаления (движение откуда-либо) от дейктического центра, так и значение движения как такового (идти, двигаться).
Используя основные характеристики типологического исследования локальной ориентации, можно выделить следующие общие значения входного и предельного падежей в удмуртском языке:
а) актуализация движения на поверхность ориентира или в пространство, не имеющее четких физических границ (локализация Super): Дыртыса потйз со ураме [Нянькина, 1996, с. 9]. ‘Он [Витя] торопливо вышел на улицу’; Угловой станциозь Петыр буш платформа вылын бертйз [Лямин, 1976, с. 79]. ‘До станции Угловая Петр ехал на пустой платформе’;
б) движение в сторону / на вертикальную поверхность ориентира (локализация Ad): Петыр корка осэ йыгаз [Лямин, 1976, с. 22]. ‘Петр постучал в дверь’; Борддорозь йотскыны нылаш оз сузъы [Нянькина, 1996, с. 122]. ‘До стены девушка дотянуться не смогла’.
Как показали примеры из художественной литературы, характерным только для входного падежа является указание на:
а) движение в однородное пространство (локализация Inter): Нокинэ кылэм уг поты -котъ огшаплы кос кыралысъ луое пытсасъкы [Нянькина, 1996, с. 128]. ‘Никого не хочется слышать — хоть иди и зарывайся в пустыне в песок’;
б) движение внутрь ориентира (локализция In): Бодызэ басътыса, мунчое ва-мыштйз пересъ [Загребин, 1997, с. 334]. ‘Взяв свою трость, старик направился в баню’.
Таким образом, иллативные формы, в отличие от терминативных, с точки зрения включенности в актуализируемое пространство могут участвовать в разных контекстах: они могут выражать как инклюзивное значение, т. е. обозначение направления к пространственному пункту с заходом в него, так и эксклюзивное,
т. е. обозначение движения к пункту без захода. В этом отношении терминатив-ные формы имени существительного не участвуют в актуализации оппозиции инклюзивное / эксклюзивное движение, а чаще всего указывают:
а) в сочетании с глаголами движения — на достигнутый предел или на конечный пункт траектории движения (в пространстве или во времени): Огырчиозъ валэн келязы [Лямин, 1976, с. 237]. ‘До Агрыза проводили на лошади’; Ижозь куалекъяса мыноно луоз-а, мар-а, Прохор Петрович? [Лямин, 1976, с. 106]. ‘До Ижевска придется ехать осторожно, Прохор Петрович?’;
б) на предмет(ы) или вещи, который(е) отстоит(ят) от другого(их) предмета(ов) на некоторое расстояние: Туктымозь кык иськем луоз [Лямин, 1976, с. 264]. ‘До Туктыма будет километра два’; Пужмо гуртозь ог 40 километр сяна оз кылъы ни [Грязев, 1996, с. 129]. ‘До деревни Пужмо осталось всего около 40 километров’.
Еще одной особенностью дистрибуции входного падежа является то, что в структуре предложения могут присутствовать две и более лексемы, оформленные иллативными показателями. Выражение локализации в этом случае чаще всего происходит от более общего к частному: Киеве госпитале ваизы монэ [Лямин, 1976, с. 37]. ‘Меня привезли в Киев в госпиталь’. Использование в структуре предложения более одной лексемы, маркированной иллативными суффиксами, характерно также в случае выражения иллативом различных семантических функций: Сибиръысъ вуэм бераз, Беков селоысъ вукое мельнике медъясъкиз [Лямин, 1976, с. 436]. ‘Когда Беков вернулся из Сибири, он вскоре устроился мельником на мельницу’. Двойного употребления терминативных форм в пределах одного предложения в художественной литературе не обнаружено.
Как и другие пространственные падежи, исследуемые в данной статье, члены парадигматического ряда могут выражать временные отношения: Нош сюанзэ сйзъылэ кельтом [Лямин, 1976, с. 57]. ‘А свадьбу отложим до осени’; Со нуналэ гуртам бер вуи [Хайдаров, 1999, с. 58]. ‘В этот вечер домой я пришёл поздно’.
Следует заметить, что при выражении временных значений в удмуртском языке существуют определенные традиции их морфологического оформления, в частности, имена существительные, обозначающие названия месяцев, дни недели, названия праздников, как правило, маркируются иллативными показателями: 1-тй толшоре котъкин Быль арез пумита [Грязев, 1996, с. 16]. ‘1-го января все встречают Новый год’; Куартолэзе ортчыт посъ, кос улйз’ [Перевощиков, 1997, с. 497]. ‘В мае погода была очень жаркой и сухой’.
Годичные сегменты, а также названия суток, лексемы секунд ’секунда’, минут ‘минута’, арня ’неделя’, толэзъ ’месяц’, ар ’год’, даур ’век’ и др. могут маркироваться как иллативными, так и инессивными формами (в ряде случаев с различными семантическими нагрузками): Кемаласъ вал ини со, куамынэтй аре [Перевощиков, 1997, с. 292]. ‘Это было давно, в тридцатом году’. Ср.: Портэм трос оз ке но донгисъкы, ту ала арын соиз понна но тау шуод ини [Перевощиков, 1997, с. 679]. ‘Хотя она и не заработала много, но нынче (букв, в этом году) и за этот доход скажешь спасибо’.
Как показывают примеры из художественной литературы, формы иллатива чаще всего указывают на конкретные временные координаты и выражают период времени, в один из которых совершается действие. В этом отношении удмуртский терминатив чаще всего указывает на временные границы действия: Ма собере уйшорозь хоккеен шудйзы [Перевощиков, 1997, с. 514]. ‘А потом они до полуночи играли в хоккей’; Турнаны нош Герберозь нокин но оз пота [Ингур,
2004, с. 121]. ‘А на сенокос никто не выходил до праздника Гербер’. В контексте с отдалительным падежом предельный падеж участвует в актуализации интервала времени протекания действия: Вожоос Ымусътонысен (6-тй толшор) Йдвы-лэсултонозъ (19-тй толшор) ветло [Ингур, 2004, с. 120]. ‘Ряженые ходят от Рождества (6-го января) до Благовещения (19 января)’.
4. В отличие от входного падежа, удмуртский терминатив может употребляться также для выражения значения предела, которое может актуализироваться с точки зрения следующих позиций:
а) как достижение пространственного предела, при котором обозначается действие, ограниченное локальными характеристиками, в частности, терминатив-ные показатели передают идею длины, высоты, ширины, величины: Толалтэ азбарысъ мунчо возы липетозь лымы люкам [Самсонов, 1963, с. 132]. ‘За зиму снега навалило до крыши бани’; Лымы полти уяса, кускозь гуштылыса тэлъ уд кора ай, пе [Хайдаров, 1999, с. 45]. ‘Утопая и проваливаясь по пояс в снег, не будешь, де, рубить лес’;
б) как достижение временного предела действия — обозначается действие, ограниченное временным пределом: Соосты толэзёзь будэтйд ке, вылъ кузёзылы уз дыше ни [Хайдаров, 1999, с. 148]. ‘Если их [щенят] выкормишь до месяца, к новому хозяину они уже не привыкнут’; 18 аресозь со дышетске улыны, 60 аре-созь рос-прос улонэн улэ, нош собере ини «кошкыны» дасясъке [Грязев, 1996, с. 10]. ‘До 18 лет [человек] готовится жить, до 60 лет он живет полноценной жизнью, а потом уже готовится «уходить»’.
в) как достижение количественного предела, при котором указывается степень проявления признака действия. В частности, в данном случае предельный падеж передает идею интенсивности проявления действия, состояния: Мылкыд туж урод: депрессиозь одйг вамыш [Нянькина, 1996, с. 127]. ‘Настроение очень плохое: один шаг до депрессии’; Бератаз кык манетозь вуттйз [Переврщиков, 1997, с. 215]. ‘Затем [цену] сбавил до двух рублей’; Макем потэ вал Иван Евсе-евичлэн пизэ вузчиозь будэтэмез [Евсеев, 1995, с. 20]. ‘Как же хотелось Ивану Евсеевичу поднять сына до продавца’.
Подводя итоги, следует отметить, что дистрибутивная нагрузка входного падежа примерно в два раза превышает частотность употребления терминатива, что является типологической универсалией: «Указание на начальный и конечный пункты траектории предполагает более полное знание о движущемся объекте; кроме того, оно более уместно в тех случаях, когда предметом обсуждения являются цели, намерения и в целом состояние сознания (активных) участников ситуации» [Плунгян, 1999, с. 219]. Пространственно-временные координаты входного падежа в этом отношении являются более абстрактными, в связи с чем обладают более высокой частотностью употребления.
Список источников
1. Грязев Г.Г. Кирень куректон: очеркъёс, повестьёс. Ижевск: Удмуртия, 1996. 280 с.
2. Евсеев Н.Н. Пеймыт уй гинэ вералоз: документъёсъя гожтэм повесть но очеркъёс.
Ижевск: Удмуртия, 1995. 144 с.
3. Загребин Е.Е. Тулыс зор: Пьесаос, веросъёс / поел. А.Г. Шкляевлэн. Ижевск: Удмуртия, 1997. 416 с.
4. Ингур: Удмурт фольклоръя лыдзет: Шор ёзо школаослы / сост. Т.Г. Владыкина.
Ижевск: Удмуртия, 2004. 352 с.
5. Коновалов М.А. Гаян: роман. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1958. 230 с.
6. Лямин М.А. Шудбур понна: повесть. Ижевск: Удмуртия, 1976. 464 с.
7. Нянькина Н.В. Ваёбыж кар: веросъёс, повесть. Ижевск: Удмуртия, 1996. 176 с.
8. Перевощиков Г.К. Сюлэмтэм дунне: романъёс, повестьёс. Ижевск: Удмуртия, 1997. 776 с.
9. Самсонов С.А. Тау тыныд, адями. Ижевск: Удмуртия, 1963. 84 с.
10. Хайдаров P.O. Ачим: веросъёс, юморескаос, скетчъёс. Ижевск: Удмуртия, 1999. 200 с.
Библиографический список
1. Великоретткий А.Д. Пространство в современных западногерманских и русском языках: Опыт построения метаязыка // Исследования по теории грамматики. Вып. Грамматикализация пространственных значений в языках мира / ред. В.А. Плунгян. М.: Русские словари, 2002. С. 8-34.
2. Карпова Л.Л. Среднечепецкий диалект удмуртского языка: Образцы речи. Ижевск,
2005. 581 с.
3. Кельмаков В.К. Краткий курс удмуртской диалектологии: Введение. Фонетика. Морфология. Диалектные тексты. Библиография / Удм. гос. ун-т. Кафедра общего и финно-угорского языкознания. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1998. 386 с.
4. Плунгян В.А. К типологии глагольной ориентации // Логический анализ языка. Языки динамического мира / отв. ред. Н.Д. Арутюнова, И.Б. Шатуновский. Дубна: Международный ун-т природы, общества и человека «Дубна», 1999. С. 205-223.
5. Плунгян В.А. Общая морфология. Введение в проблематику. М.: Эдиториал УРСС, 2000. 283 с.
6. Тараканов И.В. Удмуртский язык: становление и развитие: сб. статей. Ижевск: Удмуртия, 2007. 288 с.
