Игра с мифами и символами или империя Чингис хана в обратной перспективе (опыт интерпретации средневековых текстов) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

МИФЫ

Игра с мифами и символами или империя Чингис-хана в обратной перспективе (Опыт интерпретации средневековых текстов)

Александр Юрченко

Истина — дочь времени.

Бернард Шартрский, XII век

В 1247 году посол папы к великому хану монголов францисканец Иоанн де Плано Карпини возвратился в Европу с донесением о своем путешествии. Донесение это, сохранившееся до наших дней в двенадцати рукописях XIII—XIV веков \ упоминают и широко цитируют разные средневековые авторы, что совершенно исключает возможность позднейшей подделки. Его название — Liber Tartarorum («Книга о Тартарах») — восстанавливается по ряду рукописей. В науке «Книга о Тартарах» имеет репутацию надежного источника. Она поражает обилием и точностью достоверных сведений о монголах. Тем удивительнее обстоит дело с содержанием пятой главы этой книги, не понятым и не оцененным по достоинству до сих пор. Речь идет об истории рождения империи Чингис-хана, ряд эпизодов которой носит заведомо фантастический характер. Это обстоятельство вполне осознавалось самим францисканцем, тем более оно не вызывает сомнений у современного читателя.

Согласно пятой главе, Чингис-хан задумал план мировой экспансии и под страхом смертной казни запретил своим армиям возвращаться раньше установленного срока. Срок этот превышает восемнадцать лет, поэтому монголы, покорив культурные народы, вынуждены продолжать походы. Они пересекают границы мифичес-

Александр Григорьевич Юрченко, старший научный сотрудник Проекта гуманитарных экспедиций «Сафир», Санкт-Петербург.

ких пространств, где совершенно неожиданно для себя сталкиваются с асимметричными людьми, воинами-псами, человеческими существами на негнущихся ногах и прочими монстрами. Вторгаются они и в Малую Индию, заселенную черными эфиопами, и в царство пресвитера Иоанна, легендарного правителя Великой Индии. Сам же Чингис-хан направляется к мифическому Центру мира — Каспийским горам, чья магнитная сила лишает его армию оружия и железных доспехов. Когда он достигает восточного края земли, большая часть его воинов гибнет от шума восходящего солнца. Тайна шумящего солнца по сей день остается неразъясненной. Не менее загадочно выглядят смерть Чингис-хана от удара грома и пророчество о грядущей гибели империи.

Можно предположить, что перед нами некий эпический текст с традиционным набором сюжетов о преодолении героем необычных преград. Но это предположение исключается тем обстоятельством, что преграды-то не преодолеваются: воины Чингис-хана терпят катастрофические поражения либо проигрывают поединки. Причем в разных случаях обыгрывается один и тот же параметр, в реальности определявший непобедимость монгольских армий, а именно, искусство конных лучников.

Пятая глава имеет заголовок: «О происхождении империи тартар и ее князьях и о власти императора и его князей». В названии главы соединены две темы. Предметом настоящего исследования будет первая тема. Фантастические эпизоды пятой главы резко диссонируют с содержанием остальных глав книги брата Иоанна, равно как и с содержанием всех известных средневековых источников, повествующих об империи Чингис-хана. Однако у большинства исследователей поразительное содержание пятой главы особого удивления не вызывало, поэтому никаких размышлений на интересующую нас тему в их работах мы не обнаружим. Это позволяет резко сузить библиографический обзор.

Начнем же мы с вопроса, кто и с какой целью написал сочинение о попытке покорения монгольскими армиями мифического континента? Авторство брата Иоанна, равно как и любого из его спутников, исключается по ряду веских причин, которые будут указаны ниже. В самой многочисленной группе исследований проблема авторства вообще не затрагивается, а фантастические персонажи рассматриваются как вневременные универсальные категории. В других работах ситуация выглядит несколько сложнее и, я бы сказал, туманнее, поскольку создается впечатление, будто проблема решена.

В целом мировое исследовательское сообщество сошлось на мысли, что францисканец записал случайные легенды и населил пространства Центральной Азии монстрами, почерпнутыми им из античной традиции2. В таком случае, надо полагать, брат Иоанн решил ввести в заблуждение римскую курию, а заодно и западных читателей, выдавая вымысел за действительность. Но, как он сам пишет в прологе своей книги, папа поручил ему сбор точных сведений, что и было успешно выполнено. С учетом этого идея о создании участниками миссии сочинения с заведомо нереальным содержанием выглядит весьма спорной. Как же тогда объяснить фантастические эпизоды, которые вошли в официальное донесение? Например, подробно описывается битва монголов с войском псов. Какие важные для курии сведения содержатся в этом сообщении?

Наиболее популярной сегодня является теория о наивности францисканцев. Мол, они не могли отличить вымысел от реальности, литературные сюжеты от исторических сведений3. Мало того, что такое объяснение ничего не объясняет, оно не находит опоры в тексте. К тому же оно носит оценочный характер, а потому исключает путь к пониманию. Другой крайностью является попытка представить некоторые удивительные эпизоды как результат ошибок, непреднамеренных искажений, которые неизбежны у наблюдателя в иноязычной среде при фиксации событий чужой истории. Спрашивается, почему тогда «ошибки» псевдоисторического характера коррелируют с фантастическими эпизодами и вместе составляют общую композицию?

Забегая вперед, сразу же дам свой ответ: в пятой главе, излагая историю происхождения империи Чингис-хана, брат Иоанн использовал какое-то неизвестное современной науке сочинение. Так выглядит моя рабочая гипотеза, ее обоснованию и посвящена данная статья. Гипотеза порождает массу вопросов, но адресованы они должны быть не брату Иоанну, а анонимному автору, передавшему свое сочинение францисканцам. Как же быть с общепринятым мнением о брате Иоанне как типичном средневековом авторе, принимавшем на веру разные чудеса? Аргументы сторонников этой точки зрения будут критически разобраны далее, пока же обозначим основные расхождения с ними.

Первое из них уже фактически сформулировано. Я не вижу оснований для того, чтобы разделять всеобщее снисходительное отношение к «наивному» творчеству францисканцев. В средние века преодолеть маршрут из Европы в Монголию и собрать точные сведения мог только наблюдательный и открытый к диалогу человек. Именно так

отзывались о брате Иоанне его современники. Францисканцам предстояло открыть неизвестный и враждебный мир, о котором в Европе ходили самые невероятные слухи. Папа не послал великому хану ни одного подарка, потому что не был уверен в благополучном исходе миссии. Посланники папы готовились к худшему. Это была разведка, преследующая ряд конкретных целей. И одновременно — странствие в мир чужой культуры. Римскую курию интересовало, кто такие монголы, кто ими правит, к чему они стремятся. И, хотя брат Иоанн не скрывает, каким образом ему удалось получить различные сведения о монголах, имя самого интересного собеседника, сообщившего историю фантастических походов Чингис-хана, в донесении не сохранилось.

Вопреки мнению большинства исследователей, ответ на загадку пятой главы существует, но, чтобы его получить, надо распознать «текст в тексте». В донесении брата Иоанна вымышленные сюжеты перетасованы с вполне реальными фактами, что создавало иллюзию сбора всех сведений самим францисканцем и мешало распознаванию скрытого текста. Достаточно вычленить из пятой главы фрагменты явно легендарного характера, чтобы убедиться, что первоначально они составляли самостоятельное литературное произведение. Разумеется, это не снимает вопроса о загадочности его содержания, зато позволяет с уверенностью отрицать авторство брата Иоанна. Последний лишь с большей или меньшей точностью записал перевод, добавив в некоторых случаях ложные интерпретации. Создать такое произведение было под силу не всякому человеку, а лишь тому, кто прекрасно знал персидские космографии и был посвящен в тайны империи.

Неясно, с какой целью анонимный автор передал свое сочинение францисканцам. Для того, чтобы ознакомиться с его содержанием, пришлось организовать цепочку переводчиков: с персидского языка на тюркский, с тюркского на русский и далее на латынь. (Таким же путем переводились послание папы и ответ великого хана.) Без взаимного интереса это было бы невозможно. Неясно и другое: почему европейский дипломат включил описание фантастических походов монголов в свое донесение. Трудно предполагать, что римская курия интересовалась литературными сочинениями, созданными в Монгольской империи. Наконец, почему для францисканцев остался тайной за семью печатями истинный смысл этого сочинения? Впрочем, современные исследователи тоже не почувствовали каверзность его замысла, так что средневековые дипломаты оказались не одиноки в своем непонимании.

Auf deг Suche nach deг Wiгklichkeit

«В поисках реальности» — так называется статья немецкого профессора Й. Фрида, посвященная истории первых контактов европейцев с монголами и восприятию азиатских кочевников интеллектуалами средневековой Европы4. Я неслучайно вынес ее название в заголовок раздела. В своей статье Фрид, помимо прочего, дает подробную оценку пятой главе «Книги о Тартарах». При этом какие-либо восточные материалы им вообще не привлекаются для анализа. Такой подход к донесениям путешественников позволяет оценить лишь частные аспекты, но отнюдь не истинный масштаб проделанной францисканцами работы. Донесения миссии практически не имеют точек соприкосновения с западной книжной традицией. Францисканцы принесли в Европу новую картину Азии, во многом совпадающую с монгольским имперским мифом.

Название статьи Фрида я адресую современным исследователям. Поиском какой реальности, по их мнению, были заняты францисканцы, путешествовавшие по просторам Монгольской империи? На поверку оказывается, что «реальность», описанная в донесениях францисканцев, имеет мало общего с «реальностью» научного мифа, созданного в связи с изучением их текстов.

За последние десять лет в Западной Европе вышли несколько новых переводов книги брата Иоанна5 и много статей, где анализируются ее загадочные сюжеты6. Все переводы снабжены подробными комментариями. Комментарий — не что иное как интерпретация средневекового текста в том или ином коде. Самыми многочисленными были попытки расшифровать вымышленные сюжеты в историческом коде. Например, в загадочных человеческих существах, которые поддерживают свою жизнь, питаясь исключительно паром, видели финно-угорское племя, живущее за Уралом7. Кто же в таком случае скрывается за немыми людьми с негнущимися ногами, успешно избегающими столкновения с монголами? И где искать Землю псов и страну «шумящего солнца»? Д. Шинор, анализируя сведения о поражении и бегстве монголов из Земли псов, утверждает, что на самом деле здесь речь идет о заранее спланированном отступлении — излюбленной тактике монголов, а войско псов — всего лишь какой-то сомнительный противник8. В стране «шумящего солнца», он видит Японию9. Эти отождествления не выдерживают критики, и прав Дж. Бойль, показавший, что поиск исторической реальности в данном случае неуместен10. Заведомо фантастические

эпизоды либо ставили исследователей в тупик, либо просто игнорировались11. В лучшем случае историки ограничивались пересказом загадочных сведений. Это относится как к западной12, так и к отече-

13

ственной традиции13.

Одна из редких попыток дать оценку пятой главы в целом принадлежит французской исследовательнице М. Жере-Лаферте14. Если отбросить всю ее риторику, то останется лишь искреннее удивление, с которым она констатирует разницу в содержательном и формальном плане между этой главой и остальной частью донесения брата Иоанна.

Особо стоит остановиться на тех комментаторах и интерпретаторах, которые замечают в схватках монголов с монстрами лишь монстров. Они, видимо, исходит из предположения, что периферия средневекового мира всегда была наполнена подобными существами. То обстоятельство, что с монстрами сталкиваются именно монголы, их вообще не интересует. Это видно из подстрочных комментариев к большинству изданий и переводов текстов миссии. Может быть, действительно, нет ничего необычного в бесконечной и малоуспешной войне армий Чингис-хана с монстрами? Сражался ведь легендарный Александр с чудовищами и странными народами.

Действительно, на средневековых латинских картах мира монстры занимают пограничные территории. Карты эти моделируют средневековый космос, все, что на них изображено, имеет знаковый характер. Так, нарисованный в центре карты Иерусалим соответствует небесному Иерусалиму, а чудесные народы на краю ойкумены символизируют неосвоенное пространство. В этой модели мира истинной реальности сакрального центра противопоставлен сомнительный хаос периферии. Однако для нужд путешественников и мореплавателей использовались другие карты. Сакральная и практическая географии относились к разным областям знаний и диалога между ними, как правило, не было. Один из парадоксов XIII века заключался в том, что в азиатские странствия отправились образованные и широко мыслящие приверженцы новых орденов. К тому же средневековая Европа впервые испытывала мучительную потребность в точных знаниях о том, что творится за пределами христианского мира. Задача удовлетворить эту потребность и была возложена на нищенствующие ордена, и те необычайно широко раздвинули культурный горизонт современников.

Если бы францисканцы создавали свои тексты в тиши библиотек, то мы могли бы объяснить появление монстров в их донесениях влиянием традиции. Но дело-то в том, что францисканцы

совершили реальное путешествие в Центральную Азию и не нашли там ничего подобного. Спустя несколько лет, францисканец брат Вильгельм де Рубрук, расспросив китайских монахов при дворе великого хана о существовании чудесных народов в Северной Азии, высказал сомнение в достоверности сведений брата Иоанна, а заодно и недоверие в адрес признанных средневековых авторитетов — римского писателя III века Солина и епископа Исидора Севильского15. Реакция на сомнения брата Вильгельма у большинства исследователей такова: человек XIII века не должен сомневаться ни в существовании монстров, ни в авторитете Исидора Севильского, о них писавшего16.

Почему? Потому что монстры, как правило, считаются необходимым элементом средневековой ментальности17. Однако признание этого факта не дает ответа на вопрос, как средневековые интеллектуалы воспринимали рассказы о чудесах далеких стран. Имеется достаточное количество примеров, когда путешественник прямо заявляет о собственном неверии в подобные рассказы. Например, знаменитый арабский путешественник X века ал-Масуди с иронией заметил, что стоило ему приехать в ту или иную удаленную область мира и поинтересоваться чудесными народами, как оказывалось, что все чудесное расположено еще дальше, а «дальше», на новом месте, ситуация повторялась. А вот как описывается Китай в армянской географии VII века: «Синэ, рядом с Ченастаном, простирается до Неизвестной земли. В нем живут 7 народов. Имеет множество гор и рек. Все, что рассказывается о Неизвестной земле за Синэ, не заслуживает веры: какие-то неизвестные звери, человекоподобные, с половиною тела, с двумя лицами, с шестью руками, с ногами из кожи, с драконьими хвостами, полуптицы, с половиною числа членов, безголовые»18.

Означали ли описания монстров искреннюю веру в их существование или же были метафорой, обозначавшей неизвестные и враждебные силы, главенствующие в чужих пространствах? Ссылки на традиционную средневековую картину мира, которая предполагала существование чудесных народов на его границах, в нашем случае ровным счетом ничего не объясняют. Напротив, они лишь затемняют суть дела. Например, Е. А. Мельникова пишет: «В эпоху средневековья противопоставление легендарной и реальной сфер географического знания не осознавалось. <...> Даже крупнейшие ученые средневековья, критически подходившие к получаемой информации, постулировавшие значение опыта и требовавшие опытных доказательств и авторитетных свидетельств, сохраняли в своих трудах и освящали своим авторитетом многие географические легенды,

нисколько не сомневаясь в их истинности. <...> Чудесные свойства источников, магическое воздействие камней, существование стран, населенных чудовищами и людьми-монстрами, являлись составной частью распространенных и бесспорных в своей истинности знаний»19.

Подобного рода суждения можно обнаружить во многих исследованиях, посвященных средневековому восприятию мира, и иногда они мешают увидеть то, что ясно написано в тексте. Non credo (не верю), заявляет брат Вильгельм по поводу легенды о синсине с негну-щимися ногами. А современный ученый задает схоластический вопрос: руководствуясь какими критериями, брат Иоанн и брат Вильгельм могли бы отказать в праве на существование созданиям с негнущимися ногами?20

Верил или не верил брат Иоанн в реальность монстров и верим ли мы в то, что он верил, безразлично для решения загадки интересующего нас текста. Дело не в монстрах как таковых, а в том, что монгольские армии достигают областей, где те обитают, и вступают с ними в сражения. Вся соль в комбинации реальных походов монголов и ирреальных персонажей, обладающих секретом непобедимости.

Более того, при ближайшем рассмотрении выясняется, что монстры с успехом используют монгольские военные приемы и хитрости. Обе соперничающие силы оказываются объектом вполне осознанной игры. Тот, кто придумал эту игру, с особой тщательностью подбирал коллекцию фантастических противников монголов. Признание этих фактов меняет перспективу исследования. Вот только один пример. Представления об одноруких и одноногих существах носят универсальный характер. Но основное значение эпизода, в котором монголы соревнуются с этими существами в метании стрел и скорости бега, заключается не в описании сверхъестественных способностей монстров, а в том, что в нем с иронией обыгрываются прославленные качества монгольских конных армий.

Монстры из донесений францисканцев вызывали у исследователей самый оживленный интерес, но никто не рассматривал их в контексте военного соперничества с монголами. Они анализировались как статичные элементы, совершенно упускалось из виду, что перед нами динамичная композиция. Никто не решился сопоставить тему происхождения империи и историю легендарных походов монголов к границам мира. А ведь обе темы слиты в единое целое и составляют квазиисторический текст, в котором изображена фантастическая империя Чингис-хана.

Донесение брата Бенедикта

Первый импульс к решению проблемы дала находка донесения брата Бенедикта Поляка, спутника и переводчика брата Иоанна. Копия донесения сохранилась до наших дней в рукописи XV века и была опубликована в 1965 году21. В донесении брата Бенедикта легендарная история походов Чингис-хана изложена более компактно и последовательно, то есть в том виде, в каком она и была получена переводчиком. Иными словами, текст предполагаемого восточного сочинения, который можно условно реконструировать по пятой главе брата Иоанна, представлен здесь в цельном виде. И что важно, при переводе на латынь сохранились ключевые монгольские слова, обозначающие названия легендарных стран: Нара ирген (люди солнца), Нохой кадзар (земля псов), укорколоны (быченогие) и т. д., причем брат Бенедикт разъясняет их значение22. Это определенно указывает на два обстоятельства. Во-первых, подтверждается факт перевода с восточного языка на латынь; следовательно, авторство францисканцев исключается, и к этому вопросу можно больше не возвращаться. Во-вторых, налицо странная филологическая игра со словами. Дело в том, что в монгольском средневековом языке и фольклоре не было подобных образов и словосочетаний. Зато их можно легко найти в арабо-персидских и китайских космографиях. Пока выскажем осторожную гипотезу: анонимный автор был переводчиком в одном из имперских департаментов и конструировал на чужом для него языке названия легендарных стран. Мотивацией такой игры словами могло послужить желание использовать форму официальных списков покоренных монголами народов для придания сочинению псевдоисторического характера.

По достоинству оценить этот прием можно лишь с учетом всей композиции сочинения. Создание подобных списков составляло известную проблему, потому что в разных языках названия стран и народов не совпадают. Перечни покоренных народов включены и в донесения францисканской миссии 1245 года23. Есть основания полагать, что они вышли из-под пера анонимного автора, который добавил к реальным названиям (Китай, Кашмир, Грузия и т. д.) вымышленные (черных эфиопов из Малой Индии, Буритебет — страну «людей-волков», которые поедают своих мертвецов, и т. п.).

Связь между приказом о покорении мира и запретом на возвращение раньше установленного срока, с одной стороны, и вторжением монгольских армий в иные пространства, с другой, кажется

очевидной. Приказ Чингис-хана спровоцировал неожиданное развитие событий. Собственно, об этом прямо говорится в сюжете о появлении монголов в Стране псов (в переводе брата Бенедикта). Участники северного похода, прибыв к быченогим монстрам, испытали от этой встречи только отвращение. В планы Чингис-хана не входило покорение фантастических народов. Мне даже кажется, что монгольский император (по замыслу автора романа) не знает о существовании таких народов, следовательно, и о границах мира, который так стремится покорить. Цена получения этих знаний известна — трагическая смерть Чингис-хана по воле разгневанного Неба. Если сравнивать военные экспедиции монголов к границам мира с познавательными путешествиями Искандера, то первые предстают как странствие вслепую. Не имея навигаторов, монгольские армии теряются в неосвоенных пространствах Космоса. В конце концов, монголы все же узнают истинные названия загадочных областей мира. В том, что эти названия даются по-монгольски, проявляется ироническое отношение автора к воинственным первооткрывателям.

В донесении брата Бенедикта история легендарных походов трех монгольских армий изложена с большей ясностью и с большим количеством подробностей. Лексика, используемая братом Бенедиктом, практически не совпадает с лексикой брата Иоанна, что лишний раз свидетельствует о факте перевода. В тех случаях, когда брат Иоанн излагает вымышленные эпизоды, он ссылается на твердое слово русских священников и неких рассказчиков, которые провели на службе у монголов свыше двадцати лет. У брата Бенедикта в качестве рассказчиков фигурируют «тартары». Вероятно, поляк Бенедикт понимал русский язык и поэтому его перевод на «один шаг» ближе к оригиналу.

Один пример. Камнем преткновения для всех без исключения исследователей являлся пассаж из книги брата Иоанна о музыкальных инструментах — органах и тимпанах, ударяя в которые, «люди солнца» защищались от его шума при восходе. Что это за странные органы, в которые нужно бить, чтобы получить громкий звук? Неясность сведений брата Иоанна побудила переводчиков прибегнуть к различным трактовкам: некоторые считают, что на органах все-таки играли; другие — что в них били. На самом же деле проблема вполне разрешима. Слово орган (услышанное братом Иоанном от русских переводчиков), в древнерусском языке действительно означало ударный инструмент, возможно, военный барабан24. Следовательно, organis и timpanis означают на двух языках один и тот же предмет —

барабан. В процессе перевода брат Иоанн зафиксировал по созвучию русское слово как латинское. В переводе брата Бенедикта этой ошибки нет.

Первым, кто обратил внимание на необычный характер сведений францисканцев и попытался их оценить, был Пейнтер. Он высказал догадку о существовании сочинения, названного им «Роман о Чин-гис-хане» (по аналогии с «Романом об Александре»)25. Пейнтер считал его фольклорным произведением, получившим в конце концов признание со стороны монгольской элиты (впрочем, только в качестве занятного вымысла). Ни предложенное название, ни восторженное сравнение со средневековыми эпосами нельзя признать особо удачными, поскольку ни один из легендарных эпизодов «Романа о Чингис-хане» даже условно нельзя назвать эпическим. По замыслу анонимного автора Чингис-хан проигрывает все фантастические сражения, а завершив свои странствия, погибает от удара грома. Это не «занятный вымысел» и не роман, хотя я и буду в дальнейшем употреблять этот термин в силу его краткости и удобства. В подстрочных комментариях к переводу «Истории Тартар» Пейнтер не возвращается к своей гипотезе и не предлагает никаких аргументов в ее защиту. Видимо, разработка этой темы его не интересовала. Неудивительно, что мимолетная догадка Пейнтера осталась практически незамеченной. Причина этого безразличия заключается в том, что ни Пейнтер, ни те, кого привлекла его мысль о романе, не реконструировали это сочинение.

Видимо, исследователям не совсем было ясно, по какому критерию отбирать сюжеты романа. Например, относятся ли к роману события, связанные с осадой китайской столицы, и приказ Чингисхана в условиях голода съедать каждого десятого воина? Считается, что нет. Битва с войском пресвитера Иоанна также не рассматривается как эпизод романа26. В трех исследованиях, касающихся «Романа о Чингис-хане», он предстает как аморфная конструкция, собранная из случайных сюжетов. При таком подходе бесполезно искать в этих работах ответ на загадку текста, попавшего в руки францисканской миссии. Действительно, что общего между могущественной армией легендарного пресвитера Иоанна, войском псов и асимметричными (половинотелыми) существами? А между тем общее есть: противники монголов обладают оружием или секретом, превосходящим возможности монгольских лучников.

Анализируя каждый конкретный сюжет, можно показать, что «Роман о Чингис-хане» — литературное, а не фольклорное произве-

дение. Несмотря на условный характер определений «литератур -ный» и «фольклорный», в данном случае важно провести между ними границу. Под «литературным» я подразумеваю сочинение, которое отличает книжный характер использованных сведений. Таковы, например, космографические описания и средневековые научные сочинения. Знатоки космографий и носители фольклора принадлежали к разным группам, причем первые отличались большей интеллектуальной свободой. Если бы роман имел фольклорное происхождение, то можно было бы без труда указать на типологические параллели. Но это не было сделано по одной простой причине: в мировом фольклоре не представлена ни тема «шумящего солнца», ни битва с медными статуями. Сопоставление адаманта (алмаза) с магнитом, равно как и описание механизма действия медных статуй, испускающих огонь на большое расстояние, могло быть заимствовано только из специальных сочинений. Большая часть сюжетов романа базируется на сведениях космографического характера.

Вернемся к началу наших размышлений. Вопрос, который меня занимает, звучит так: были ли эти истории разрозненными выдумками (как полагает Игорь де Рахевильц27), либо составляли содержание уникального сочинения, рисующего рождение фантастической империи Чингис-хана? С концепцией де Рахевильца я не могу согласиться, так как якобы случайные легенды о походах и поражениях трех армий Чингис-хана, записанные францисканцами, складываются в стройную композицию (см. ниже, раздел «Фабула сочинения»).

Гипотеза о цельном сочинении не только более привлекательна, но и доказуема. Что свидетельствует о литературном характере сведений? В первую очередь наличие восточных литературных текстов, в которых описаны те же самые чудесные народы и необычные природные феномены. Такие тексты почему-то не привлекались для анализа, хотя их существование неоспоримо28. Сопоставив сведения восточных космографий с фантастическими эпизодами из донесений францисканцев, я столкнулся с необычным обстоятельством. Некоторые существенные подробности в заимствованных сюжетах оказались зеркально перевернутыми29. Обнаруженная инверсия дает надежный критерий, позволяющий различить сюжеты романа в донесениях францисканцев. Ясно также, что подобной игрой с текстами францисканцы заниматься не могли. Во-первых, у них не было на то причины, во-вторых, они не знали восточных языков. Следовательно, они лишь записали перевод сочинения неизвестного автора. Но это означает, что теория о наивности францисканцев, увлеченно

собиравших легенды о монстрах и чудесах Азии, утрачивает свою притягательную силу. На вопрос, с какой целью неизвестный автор использовал инверсию, мы ответим чуть ниже. Пока же рассмотрим метод конструирования текста на примере одного сюжета, не нашедшего объяснения за последние 200 лет.

Чингис-хан в земле «шумящего солнца»

По замыслу автора романа, Чингис-хан стремится повторить самое известное деяние Искандера, которому удалось побывать у места восхода солнца. На первый взгляд кажется, что Чингис-хан ни в чем не уступает своему предшественнику — за исключением одной детали, которая подвергается инверсии, что, в конечном счете, меняет смысл всего эпизода. Армия Чингис-хана, достигнув восточного края земли, не выдерживает внезапного шума восходящего светила и в ужасе покидает враждебное пространство. С собой они уводят в плен единственную местную женщину. Она-то и сообщает им важный секрет: оказывается, шум солнца можно было победить грохотом барабанов.

Тема «шумящего солнца» разрабатывалась в арабо-персидской космографической традиции (‘Омари, ат-Табари, ал-Джахиз, За-махшари, ар-Рази, Наджиб Хамадани)30. Например, в персидской космографии XIII века «Чудеса мира» упоминается недоступный город на востоке, где солнце восходит со страшным шумом31. Обитатели этого необычного города грохотом барабанов заглушают шум солнца. Как видим, их действия совпадают со способом защиты, о котором Чингис-хан узнает из уст пленницы. Тема представлена также в «Искандер-наме» Низами Гянджеви (XII век)32. У Низами Искандер, влекомый жаждой странствий, прибывает в город на востоке мира; там, заранее предупрежденный знатоком путеводных книг, царь приказывает бить в барабаны на рассвете, чем спасает свою армию от смертоносного шума солнца. Чингис-хан в аналогичной ситуации не знает, как поступить. Мудрец — советник Искандера заменен фигурой пленницы; но ее совет приходит слишком поздно и потому звучит как глубокая ирония. В этой перспективе восточный поход Чингис-хана, из которого он возвращается ни с чем, является зеркальным развитием темы Искандера, достигшего горизонта33.

Одновременно здесь обыгрывается официальная формула, прославляющая подвиги Чингис-хана, который «покорил мир от восхода

солнца до захода»34. Если Искандер своими путешествиями раздвигает границы познанного мира, то Чингис-хан стремится их покорить. В процессе конструирования из исходного сюжета изъяты некоторые ключевые элементы (мудрый помощник, барабаны, покровительство высших сил). Неизвестный автор создает текст, в котором ставит виртуальный эксперимент. По его замыслу, военная элита во главе с Чингис-ханом проникает за границы освоенного мира. При этом автору заранее известно, что произойдет с империей и ее основателем, если границы империи расширятся за доступные человеческому познанию пределы. Вымышленная конструкция империи обречена на саморазрушение. Ниже у нас будет возможность убедиться в справедливости этой гипотезы.

Ключ от входа в зеркальный мир

Какими бы загадочными не выглядели описания далеких стран, их обычаев или природных явлений, авторам космографий обычно известно, как нужно поступать в той или иной ситуации, фантастической с нашей точки зрения. Речь идет о магических знаниях, позволяющих справиться с шумом солнца или преодолеть силу магнитной горы. Монгольские армии подобными знаниями не владеют. В космографиях объясняется, как преодолеть необычные препятствия; в «Романе о Чингис-хане» отсутствие магических знаний оборачивается для монголов катастрофическими поражениями. Становится ясным, что восточных текстов, детально совпадающих с описаниями из донесений францисканцев, и быть-то не может, потому что неизвестный автор перевернул их содержание. При этом нейтральные элементы в использованных сюжетах остались без изменений.

Так был найден ключ к пониманию метода, использованного при создании необычного сочинения. Стало возможным поставить вопрос об инвертированном характере всего романа, рисующего вымышленную империю Чингис-хана. Следующая задача заключалась в том, чтобы выяснить, что именно подверглось инверсии.

Посмотрим, как работает метод «зеркала», когда он применяется к легендарным сюжетам из донесений францисканцев. Накануне битвы с монголами воины-псы, трижды окунувшись в холодную воду и вывалявшись в песке, превращают свои шкуры в ледяные панцири, неуязвимые для стрел, и выигрывают сражение 35. О том, что у псов есть уязвимые места (глаза и носы, непокрытые льдом),

монголы не подозревают. Существует ли литературный текст, в котором истинный герой, сражаясь с воинами-псами, знает слабое место своих необычных противников? Аналогичный эпизод имеется в тюркском средневековом эпосе «Огуз-наме», записанном на персидском языке36. Сначала Огуз не догадывается, что воинов-псов, покрытых непробиваемыми панцирями из клея и песка, можно победить. Однако женщины Земли псов, привлеченные красотой воинов Огуза, выдают ему секрет уязвимости противника, и он одерживает победу. Очевидно, что описание похода Огуза в эту землю можно принять за исходный текст. Из сравнения результатов двух поединков опять-таки следует, что удача принадлежит лишь тому герою, который владеет магическими знаниями. Воины Чингис-хана также вступают в диалог с женщинами Земли псов, но секрета не узнают.

Мотив «жизненной силы», скрытой в какой-либо части тела, предполагает условную неуязвимость противника героя и свидетельствует о шаманском характере поединка с ним37. В якутском олонхо есть эпизод, когда герой сам оборачивается волком и перед битвой с богатырем нижнего мира три дня трется о сосновую смолу и песок, пока волчья шкура не превращается в блестящую броню38. И в этом архаическом сюжете, когда сам герой предстает в облике животного, и в его литературной обработке в «Огуз-наме» герой выигрывает — таково требование жанра. В «Романе о Чингис-хане» монголы терпят поражение, потому что им неизвестен секрет псов. Чтобы понять, с какой целью придуман этот эпизод, надо оценить композиционный замысел всего сочинения.

«Перевернув» сценарии фантастических эпизодов, можно обнаружить исходные литературные формы. И наоборот. Самой тиражированной формулой в монгольской империи было утверждение: Чингис-хан — сын Неба39. Эта формула гравировалась на золотых и серебряных пластинках, которые вручались как бесчисленным гонцам, так и административным лицам империи. Как же в таком контексте выглядит смерть, которую неизвестный автор придумал для главного персонажа своего сочинения? Ведь у него Сын Неба погибает, пораженный громовым ударом Неба, между тем известно, что в действительности Чингис-хан умер своей смертью... Странный характер рассказа о смерти великого завоевателя отметили все исследователи40, но никто не заметил, что в нем обыгрываются темы «небесного суда». Согласно средневековым монгольским представлениям, смерть от удара грома переводила человека в разряд нечистых

существ, и все его имущество отвергалось41. «Имуществом» Чингисхана была его империя.

Правда, в работе Ж.-П. Ру, посвященной представлениям алтайских народов о смерти, привлекаются сведения брата Иоанна о восприятии грома монголами. Но о громе, убившем Чингис-хана, не упоминается вовсе42. На фоне историко-этнографических материалов, собранных Ру, смерть Чингис-хана от удара грома выглядит настолько необъяснимой, что для ответа требовалось бы признать ее литературным вымыслом. Но, попав в игровое поле необычного сочинения, Ру, как и другие, потерял ориентацию.

Космографические картины, генеалогические предания, формулы официальных документов, символы монгольской империи — все это, отражаясь в зеркале инверсии, приобретает по воле неизвестного автора смысл, обратный первоначальному. Реальной империи противопоставлена империя виртуальная. Чтобы чувствовать себя свободным внутри этого пространства, нужно использовать специальный код — инверсию. Очевидно, что у францисканцев его не было. Сочинение, с которым они познакомились, — результат игры в чистом виде, особый мир, который не имеет ничего общего ни с реальностью, ни с загадочными мирами традиционных космографий. В то же время текст является некой производной от имперских мифов.

Имеются ли более убедительные доводы в защиту гипотезы о существовании интеллектуального фантастического сочинения? Полагаю, что да. У нас есть возможность оценить способы «конструирования» каждого сюжета и всю композицию43. Неизвестный автор использовал прием инверсии и комбинацию различных мотивов с определенной целью. Цель эту надо выяснить, но сначала рассмотрим содержание сочинения.

Фабула сочинения

Вкратце она такова. Разделив свою армию на три части, Чингисхан, под страхом смертной казни, приказывает им не возвращаться ранее установленного срока. Войско правой руки устремляется в Малую Индию, где побеждает черных эфиопов. Затем следует вторжение в Великую Индию, царство пресвитера Иоанна44. Инды использует неслыханное оружие: медные фигуры, которые укреплены на спинах лошадей, мечут огонь на расстояние, превышающее полет монгольских стрел. В реальности такое оружие никогда не сущест-

вовало. Ближайшая литературная параллель к медным фигурам обнаруживается только в «Шахнаме» Фирдоуси: Искандер приказывает изготовить железных всадников, которых начиняют горящей нефтью и направляют против боевых слонов индийского царя Пора45. Однако между медными и железными всадниками есть существенная разница. Инды используют против монголов нечто вроде огнеметов, причем описывается византийская техника метания «греческого огня». Железные всадники Искандера просто раскалены. Как в свое время уже отметил Ф. Риш, медные всадники индов появляются в результате литературной инверсии известной военной хитрости монголов, которые закрепляли на лошадях войлочные фигуры, чтобы создавать у противника впечатление многочисленности своего войска46.

Описание фантастической битвы восходит к имперской легенде о победе Чингис-хана над пресвитером Иоанном47. Однако для автора романа миф о царе Великой Индии — всего лишь занимательный рассказ, старый материал, из которого он кроит новую историю. В обретении Иоанном неслыханного оружия скрыта ирония по отношению к самой легенде. Для современного исследователя встает трудный вопрос о «наивности» средневековой европейской элиты, отправлявшей дипломатических посланников в мнимое царство пресвитера Иоанна, и об «утонченности» восточных авторов, которые инициировали подобные литературные утопии.

Потерпев поражение от индов, монголы вторгаются в Нохой кад-зар — Землю псов. Мужчины этой земли — псы от рождения. Неуязвимые в своих песчано-ледяных панцирях, они изгоняют монголов. На обратном пути войско правой руки попадает в область Бурите-бет, жители которой поедают своих умерших отцов48. Вопреки традиционному мнению, вымышленная область Буритебет не имеет никакого отношения к реальному Тибету. Название составлено из двух тюркских слов: buri (волк) и tobet (кобель), буквально получается «волк-кобель»49. В «Сокровенном сказании» встречается выражение Tobot-ud noxod50, где tobot-ud, скорее всего, означает пастушьих псов, но уж никак ни «тибетских»51. Можно предположить, что неизвестный автор, описывая поход монголов в Буритебет, использовал смысловую игру омонимов tobot и Tebet. В результате на карте легендарного похода появляется Земля людей-волков, которую монголы присоединяют к своей империи.

Собака и волк были тотемами многих племен Центральной Азии, воплощали мощь и мужскую силу. В «Сокровенном сказании» Чин-

гис-хан не раз сравнивает своих военачальников с псами, пожирающими кровь поверженного противника52. Образы пса и волка играли важную роль в символике империи монголов. Только с учетом этого факта становится ясным композиционный смысл этой части сочинения: в Земле псов монголы проигрывают «истинным» псам, чьей пищей была живая кровь, и одерживают сомнительную победу над «народом волков», пожирающих мертвую плоть. Инверсия престижной фигуры волка понадобилась автору для того, чтобы в его повествовании монголы сразились с противником, чей образ является перевернутым отражением самих монголов.

Войско левой руки покоряет бисерменов, кангитов и кыпчаков и затем захватывает Великую Венгрию, которая соприкасается с морем-океаном на севере. Совершая рейд к границам мира, монголы попадают в область паросситов. У них вместо ртов настолько маленькое отверстие, что питаться они могут только паром от сваренной пищи53. В средневековой латинской литературе название паросситы встречается лишь в донесениях брата Иоанна и брата Бенедикта. Оно имеет прозрачную русскую этимологию: пар + сытый, буквально «паром сытые». Любые попытки локализовать паросситов в реальном пространстве бесперспективны. То же самое следует сказать и по поводу замогедов, то есть самоедов (буквально, «поедающие самих себя», античные аутофаги), в чью землю тоже приходят монголы. В Древней Руси самоеды символизировали крайне удаленные племена севера, чья область отделена от обитаемого мира непроходимыми горами54. О легендарности самоедов свидетельствует хотя бы тот факт, что, в отличие от печоры и югры, они не упоминаются в новгородских грамотах XIII века. Между тем большинство исследователей принимают самоедов, о которых сообщают францисканцы, за вполне реальный народ. Далее на пути монголов оказываются быченогие и песьеглавые люди.

Топография монгольского похода к северным пределам мира заимствована из китайского сочинения X века (известного по компиляции XIII века). В нем описывается путешествие к мифическим обитателям севера: в Царство собак, в пределы быченогих и антропофагов 55. Что касается замогедов и паросситов, то они появились в латинском тексте исключительно под влиянием русских переводчиков.

обратном пути войско левой руки встретило людей, каждый из которых обладал только одной рукой и одной ногой. Между монголами и половинотелыми монстрами происходит соревнование в стрельбе из лука и в скорости передвижения56. Несмотря на то, что

техника метания стрел и выносливость монгольских лошадей были самыми известными и прославленными качествами монгольских армий, побеждают монстры. С какой целью обыгрываются именно эти два параметра, символизирующие мощь империи и непобедимость ее войска?

Брат Иоанн называет одноруких и одноногих людей циклопедами (круглоногими), а брат Бенедикт — унипедами (одноногими). Однако ни тот, ни другой вариант не имеют никакого отношения к асимметричным существам, с которыми соревнуются монголы. У античных унипедов была одна нога, но две руки, и они не отличались воинственностью. Ближайшая литературная аналогия имеется в сочинении арабского космографа XIII века Закарийа ал-Казвини, повествующего об одноногих и одноруких наснасах57. Асимметричные воины являются типичными представителями тюркской, в частности якутской мифологии. Асимметричность — признак иного мира58. Перед нами не совсем удачная попытка францисканцев отождествить неизвестные им мифические персонажи с традиционными для западной культуры маргинальными образами. О факте отождествления свидетельствует следующее: в сочинении брата Иоанна приписка на полях «Циклопеды» появляется только в рукописи W, а ссылка на Исидора Севильского — впервые в редакции S59. Последняя, видимо, была кем-то подсказана брату Иоанну во время его контактов в Европе и неточна (сделана по памяти?): у Исидора нет слова ciclopedes.

Приключения войска, возглавляемого самим Чингис-ханом, на первый взгляд, вообще необъяснимы. Оно направляется к восточным пределам мира. На его пути лежат Каспийские горы, сложенные из адаманта (алмазного камня). Магнитная сила Каспийских гор лишает монголов оружия и вообще любого снаряжения, содержащего железо, вплоть до конских подков60. Подковы специально упомянуты, хотя боевые монгольские лошади никогда не подковывались. Легенда о магнитной горе заимствована из арабского сочинения X века «Чудеса Индии». В нем такая гора помещена тоже на востоке, в Китае, а проезжающим мимо нее путешественникам рекомендуется снимать подковы со своих лошадей и использовать деревянные стремена и седла61.

Шум, поднятый улетающим от монголов оружием, был услышан неким загадочным народом, запертым в Каспийских горах. В течение десяти лет эти люди разрушают гору, и, выйдя на простор, пытаются сразиться с войском Чингис-хана, возвращающимся домой. Но слепящее облако разделяет противников и не дает им сблизиться

друг с другом. Мифическая слепота указывает на рубеж видимости, который является важнейшим признаком маргинальной зоны. Можно предположить, что в этом эпизоде описывается вторжение монголов в инфернальное пространство. Каспийские же горы символизируют в романе мифический центр мира. Чингис-хан дважды пытается покорить его. В этой точке пространства, по замыслу автора, видимо, должен был состояться главный поединок. Здесь же горизонтальный маршрут экспедиции Чингис-хана прерывается и переходит в вертикальный. Движение по вертикали может привести либо в мир богов, либо в нижний мир. Но наверх путь для Чингисхана закрыт: могущество Бога безмерно, война с ним невозможна. Разрушение преграды и появление оттуда запертого народа следует рассматривать как путешествие Чингис-хана в нижний мир и попытку воинственного столкновения со своими предками.

Интересно, как интерпретирует данный сюжет брат Бенедикт. Он помещает его в библейский контекст: сначала с некоторой долей сомнения отождествляет запертый народ с Гогом и Магогом, а затем, словно не замечая противоречия, — с десятью потерянными коленами Израиля. Современная наука пошла фактически по пути, предложенному братом Бенедиктом. Между тем известно, что во времена Чингис-хана отмечался важный праздник, имитировавший древнее предание о том, как предки монголов, запертые в горной долине, вышли на степной простор, расплавив горный склон62. Сам Чингис-хан изображал кузнеца. Сценарий этого праздника и послужил материалом для создания сюжета о запертом народе.

Двигаясь дальше, монгольское войско пересекает бесконечную пустыню. Из-за нехватки провианта Чингис-хан отдает приказ съедать каждого десятого воина63. Если исходить из легендарного контекста (монголы идут в страну «людей солнца»), то вымышленный характер этого эпизода сомнений не вызывает, хотя имеется и иная точка зрения64. Однако вымысел не является произвольным. По-видимому, неизвестный автор и на этот раз прибегает к инверсии известных официальных символов. С жестокой иронией обыгрывается один из таких символов, а именно десятичное устройство армии. Приказ съедать каждого десятого перекликается и с законом военного времени, установленным Чингис-ханом: умерщвлять весь десяток, если во время сражения бежит хотя бы один из причисленных к нему воинов либо погибнет десятник.

Когда Чингис-хан возвращается в центр своей империи, Небо убивает его ударом грома. Завершается сочинение пророчеством:

монголы сражались 42 года и должны править миром 18 лет, после чего будут побеждены неизвестным народом65. Суммарный срок в 60 лет соответствует китайскому циклу космического обновления, пророчество предрекает крах империи.

Восточный ребус для западной историографии

Фабула сочинения, описывающего фантастические походы трех монгольских армий, такова, что буквально побуждает поставить вопрос о его необычном характере. Авторы большинства известных мне исследований ограничиваются, однако, лишь перечислением сюжетов, анализируют их изолированно друг от друга и любой сюжет рассматривают, не выходя за рамки греко-латинской традиции. Даже в тех случаях, когда признается существование «Романа о Чингис-хане», авторство многих эпизодов все равно приписывается францисканцам.

Например, по мнению Жере-Лаферте, «ошибки» исторического характера в пятой главе донесения брата Иоанна появились по той причине, что францисканец пытался придать изложению жесткие композиционные рамки. Далее она отмечает, что историческая часть донесения представлена в виде эпопеи, в которую включены многочисленные мифические элементы, спрашивает, как определить происхождение такого эпического построения и дает следующий ответ. «Можно было бы здесь увидеть лишь отдаленное отражение тех представлений о монстрах, что были унаследованы от греческой и латинской традиции. В действительности, процесс сложнее. В “Истории Тартар” сообщается, что основными информаторами францисканцев были монголы, и эпопея, по меткому выражению Пейнтера, действительно имеет вид “Романа о Чингисхане”. Однако поражает совпадение некоторых эпизодов с эпизодами из “Романа об Александре”. <...> Известно о существовании монгольской версии “Романа об Александре”, написанной на уйгурском языке; можно предположить, что именно она и послужила основой “Романа о Чингис-хане”, который, в свою очередь, использовали францисканцы в соответствии со своим замыслом»66. Отмечу, что монгольская версия, о которой говорит Жере-Лаферте, представляет собой четыре небольших фрагмента. Их содержание восходит к традиционным сирийским легендам об Александре: въезд в Иерусалим, путешествие в Страну тьмы и т. д. Никакого

отношения к фантастическим эпизодам «Романа о Чингис-хане» оно не имеет. Жере-Лаферте не знает о существовании параллельных текстов из восточных космографий, поэтому с удивлением констатирует разницу между «исторической» частью донесений францисканцев и остальными частями.

По мнению польского историка В. Юрова, если учесть культурную открытость и этническую пестроту монгольской империи, а также чрезвычайную популярность легендарного цикла об Александре на Востоке, то можно вполне уверенно назвать фантастические приключения воинов Чингис-хана сборником военных преданий67. Францисканцы не были писателями и вообще не проявляли творческих устремлений, которые могли бы противоречить воле папы. А поскольку литературный характер рассказа о походах монгольских армий к пределам вселенной несомненен, значит, написали их сами монголы. Сделано это было для того, чтобы на истории войн показать могущество монголов. Поэтому основное внимание сосредоточено на личности основателя империи, который предстает не только как знаменитый вождь, но и как легендарный герой. Трудные ситуации (типа голода в пустыне и приказа съесть каждого десятого) связаны исключительно с суровыми природными условиями Центральной Азии, приключения у магнитной горы — всего лишь неудачная попытка монголов покорить Грузию, «шум солнца» — это «поющие пески» в пустыне и т. д.

Особого внимания заслуживает гипотеза де Рахевильца. Согласно ей, монголы способствовали созданию «Романа о Чингис-хане»68. Вымышленные сюжеты, включенные в отчеты первой францисканской миссии, извлечены большей частью из преданий о Чингис-ха-не, широко распространившихся в Азии. Что же касается историй о поражениях Чингис-хана и его полководцев, то они, по мнению исследователя, собраны францисканцами от иноземных пленников, в первую очередь русских, у которых были все основания ненавидеть своих господ. Но, вопреки де Рахевильцу, ни один из сюжетов романа не дышит ненавистью к монголам; скорее можно говорить о намеренном снижении статуса сверхзначимых символов империи. Выбор сюжетов и инверсия сценариев указывают на игровой характер обработки литературных материалов, в которые введены сведения о монголах. Непонятно, как могли ветераны походов Чингис-хана участвовать в создании романа, в котором красочно описываются их поражения, а две победы имеют сомнительный характер. Из донесений послов Людовика IX, побывавших в Центральной Азии в

1248 году, мы знаем, в каком виде существовали имперские легенды в монгольской среде69. Не выдерживает критики и гипотеза о сочинительских возможностях русских пленников. Русские, притом далеко не пленники, выступают лишь в роли переводчиков. В донесении брата Бенедикта фигурируют монгольские названия легендарных стран, что абсолютно исключает русское авторство.

Очевидно, что подход де Рахевильца не приложим к «Роману о Чингис-хане». Роман — не собрание разрозненных выдумок, которые монголы рассказывали друг другу у «походных костров»70, а сочинение неизвестного восточного автора, содержание которого, в силу каких-то неясных обстоятельств, стало известно францисканской миссии 1245 года. Ни один из сюжетов романа не мог иметь «широкого распространения в Азии». Перед нами текст, рожденный в результате интеллектуальной игры с символами империи. С помощью инверсии неизвестный автор преобразует содержание заимствованных литературных тем и создает вымышленный мир, в котором натиску монголов противостоят божественные преграды в лице монстров и необычных природных феноменов.

Концепцию де Рахевильца справедливо отверг П. Даффина в своем обширном комментарии к итальянскому переводу книги брата Иоанна. Даффина полагает, что к середине XIII века происходит контаминация сирийских легенд об Александре с легендами о Чин-гис-хане, причем не в монгольской среде. Однако некоторые эпизоды, переходя из Александрии в повествование о Чингис-хане, к 1246 году приобретают «монгольскую специфику», географически и лингвистически адаптируются к новому герою71. Тут возникает противоречие, отмеченное самим Даффина. Биография Чингис-хана в сообщениях Вильгельма де Рубрука и Марко Поло не содержит элементов из Александрий. А ведь эти путешественники провели при монгольских дворах гораздо больше времени, чем брат Иоанн и брат Бенедикт, и должны были быть более осведомленными, чем их предшественники. Фантастических элементов нет и в «Сокровенном сказании»72. Многочисленные монгольские легенды и предания, которые вошли в «Сборник летописей» Рашид ад-Дина, также не имеют ничего общего с Александриями. Таким образом, ни одна из представленных точек зрения не вносит ясности в загадку текста.

Следует признать, что любая реконструкция «Романа о Чингисхане» будет легко уязвима для критики. Причина в том, что роман сохранился лишь в латинских переводах, отягощенных ошибками и интерполяциями средневековых переводчиков. При этом реконст-

рукция, необходимая сама по себе, не является безусловным доказательством существования самостоятельного сочинения. И все же я вижу неоспоримый довод в пользу предлагаемой мной интерпретации. В фантастической части можно условно выделить двадцать сюжетов и к каждому из них указать литературный прототип. Это сюжеты из «Искандер-наме» Низами, арабские описания в жанре ‘аджа’иб (чудеса мира), китайские и тибетские легенды о далеких северных странах, сирийская легенда о древних тюрках, легенда о царе Великой Индии пресвитере Иоанне, эпизод из тюркского эпоса об Огузе, генеалогическое предание монголов о недоступной местности Эргунэ-кун и ряд других источников. Все заимствованные сюжеты зеркально перевернуты, хотя их структура, как правило, сохранена. К этому следует добавить последовательную инверсию официальных формул и знаков империи. Все это ясно свидетельствует о едином авторском замысле.

Система моих аргументов сводится к следующему: 1) сюжеты имеют исключительно восточное происхождение; 2) они выстраиваются в стройную композицию; 3) все вымышленные сюжеты подчинены единому замыслу — изобразить попытку покорения монголами легендарных миров; 4) посредством инверсии всегда обыгрываются военные символы монгольской империи; 5) монстры и аномальные природные явления, равно как и символы монгольской империи, являются для автора романа всего лишь элементами, с помощью которых он конструирует маргинальные миры.

Фантастическая империя: замысел и идеи автора

Я отдаю себе отчет в том, что трактовка фантастических эпизодов как описания вымышленной империи Чингис-хана расходится с существующей научной традицией. Однако у меня имеются серьезные основания настаивать на смене парадигмы.

Картина вымышленных походов отражает квазиисторическую модель монгольской империи. В тексте описываются внешние границы империи. Исключительное внимание к ним неизвестного автора не может не вызывать удивления. Одного этого факта достаточно, чтобы почувствовать каверзный характер текста. Ближайшей литературной аналогией являются странствия Искандера, томимого жаждой разведать пределы мира. Невозможно согласиться с мнением большинства исследователей, рассматривающих «реальные» и «легендарные» события пятой главы, в ходе которых создается импе-

рия Чингис-хана, изолированно друг от друга. Также неприемлемы попытки увидеть за вымышленными эпизодами скрытые исторические факты. Перед нами не трансформированная реальность, не некий перечень исторических ошибок, и уж тем более не наивные представления о загадочной Азии, а особый «художественный» мир, представленный в обратной перспективе. Это проявляется в особом интересе к пограничным ситуациям, в инверсии заимствованных литературных сюжетов (типа шума солнца) и обостренном внимании к символам империи. Сыну Неба, возглавлявшему непобедимые армии, противопоставлен его зеркальный образ — воитель, ведущий в неизведанные пространства армию, лишившуюся оружия.

С какой целью неизвестный автор заставляет монголов покорять маргинальные миры? Этими мирами маркируются границы, преступив которые, Чингис-хан нарушает космический порядок. Он присоединяет к своему владычеству пространства хаоса, что с неизбежностью превращает его империю в антисоциум. Путь в страну «людей солнца» оказывается возможен лишь после того, как следует приказ съесть каждого десятого. В Буритебете, стране людей-волков, монголы побеждают противника, чей облик является инвертированным отображением самих монголов. После похода к северным границам мира империя включает области, населенные быченогими и песье-лицыми существами. Шум солнца — первое грозное предупреждение о грядущей катастрофе, однако поход продолжается. Чингис-хан пытается вступить в сражение со своими легендарными предками. Границы, отделяющие человеческий мир от хаоса, прорваны. Вернее сказать, их уже не существует. Появление при дворе великого хана посольства асимметричных людей означает вторжение в человеческое пространство сил иного мира. Фантастическая империя обречена. Ее конструкция не выдерживает собственной тяжести. Насильственная смерть Чингис-хана по воле разгневанного Неба — закономерный итог попытки осуществить замысел мировой экспансии.

Стремление Чингис-хана властвовать над всеми доступными пространствами доводится до абсолютного предела. Автор романа не отрицает силу и избранность Чингис-хана и даже уподобляет его легендарной фигуре Искандера. Но при этом монгольский император проигрывает все поединки с божественными преградами. Нет сомнений, что герой романа — сакральная фигура; однако его упорное желание перейти границы мифических миров с неизбежностью приводит к профанации воплощенной в нем сакральной силы. Собственно, в десакрализации фигуры Чингис-хана и заключается смысл романа.

Можно даже утверждать, что смысл этот прозрачен, надо только суммировать все сюжеты. Тогда получится захватывающая картина инвертированного мира, отвергнутого Богом, — легендарной империи Чингис-хана. Трудно представить, для какой аудитории предназначался подобный «карнавал мыслей». Сочинение о Чингис-хане взрывает наши представления о творческих возможностях средневековых интеллектуалов. Если я прав, текст создан настолько свободным воображением, что кажется невероятной сама возможность его существования в прошлом.

Ряд обстоятельств позволяет предположить, что этот текст не относится к разряду «серьезных», не преследует ни политических, ни религиозных целей. Но следует исключить и идею о комическом характере сочинения. Нет ни одного пассажа, выдающего примитивную критику империи. Перед нами игра смыслами, «фантазийный» замысел средневековых интеллектуалов. Скорее всего, автор был представителем высшей элиты империи и, реализуя этот замысел, предавался «высокому развлечению».

Роман был создан путем конструирования мифологических сюжетов. Под конструированием я понимаю соединение истории монгольских походов с описаниями легендарных стран, заимствованными из восточных космографий. При этом почти все заимствованные сюжеты подверглись инверсии (иногда двойной). Их состав многослоен: как правило, спрессованы разнородные сюжеты. Одновременно в сочинение введены названия на чужом для автора монгольском языке. Наиболее приемлемым объяснением техники создания сочинения может быть следующее. Это своеобразные филологические упражнения человека, который в своей повседневной жизни был занят официальными переводами с персидского или сирийского языков на монгольский и наоборот. Для самого автора игра словами и смыслами имела ясную цель. Но ознакомление монгольской элиты с его сочинением заведомо исключалось.

Во всех культурных традициях одним из главных признаков «внешнего» мира была его враждебность. С этой точки зрения предлагаемая нам в романе география походов монголов является своеобразным путеводителем по стране древних мифов и фантастических легенд. Неизвестный арабский автор X века сетовал на недоступность и неизвестность пределов мира. «Поразмыслив, я нашел, что люди заперты в обитаемой четверти земли и у них нет знания относительно остальных трех четвертей ее». Продвижению на север препятствуют холод и мрак, на юг — горячий смертельный ветер и жар

солнца. В западной области передвижение затруднено «из-за ударов волн моря и густого мрака его. А что до восточной области, то там препятствуют пути высокие горы»74. В этих словах выражен архаический взгляд на противостояние человеческого мира с враждебным пространством хаоса в масштабах космоса. Правда, легендарный Искандер находил выход из трудных ситуаций, возникавших на границах двух миров. Легендарному Чингис-хану этого сделать не удалось.

Диалог францисканца с монгольским нойоном. Прорисовка детали латинского поясного набора. Каффа (?). Конец XIV - XV в.73

Автор романа именно и хотел показать поражения армий Чингисхана в пространствах, лежащих за границами познанного. В реальности воинственный предводитель неизвестного никому племени монголов стал основателем самой огромной в истории империи и был провозглашен сыном Неба. Но было бы ошибкой с нашей стороны искать в анализируемом сочинении какие-то исторические оценки фигуры великого завоевателя. Чингис-хан интересует автора в его божественной, а не исторической ипостаси. Культ Чингис-хана как божества мог породить ответную реакцию в форме профанации этого божества. Чингис-хан стремится к безудержному расширению границ своих владений, хочет покорить миры, куда смертным путь закрыт. Тем самым он нарушает божественный порядок. Как и Искандер, Чингис-хан пытается преодолеть преграды, отделяющие хаос от космоса. Но силы хаоса побеждают его.

Роман о Чингис-хане (реконструкция)75

<3> И был же в этой <земле Моал> некий муж из некоего знатного рода, но нравов жестоких, по имени Чингис, от которого тар-тары и повели <свое> начало. Он с малым <количеством> людей своих начал захватывать добычу. В конце концов, став более жестоким, он тайком захватывал людей и присоединял <их> к владычеству своего беззакония. И когда он собрал себе тридцать сообщников и впал в явное безумие, тогда он полностью подчинил своей власти всю землю, в которой он родился, то есть Моал. Сделав это, он, будучи нрава высокомерного, начал стремиться к большему и, собрав войско, выступил в землю соседнюю, прилегающую к ним со стороны востока, которая ими же называется Су-Моал, то есть водные монгалы, ведь су по-тартарски означает на латыни aqua (вода). Моал <по-тартарски> — земля, монгали — означает <имя> жителей земли. Однако сами <они> называют себя тартары от <названия> большой и стремительной реки, которая пересекает их землю и называется Татар. Ибо тата на их языке означает на латыни trahere (тащить), а тартар — trahens (тянущий). Они сами себе назначали вождя, а в то время они поставили над собой вождя, по имени Каули, победив которого, Чингис <его> поверженных людей присоединил к своему войску. Потому что он привык побежденных всегда присоединять к себе, чтобы доблестью большей силы превосходить другие земли таким же образом, как это со всей очевидностью проявляется в его потомках, которые суть последователи самого коварства.

<8> Затем, <Чингис> пошел войной на юго-восток и захватил четыре земли, а именно: Войрат, Сары-уйгур, Каранитов и Космир. И затем он снова вернулся восвояси.

<9> Но поскольку жажда власти не позволяла ему пребывать в бездействии, собрал он всю огромную мощь, какую только мог, и выступил против императора китаев. В конце концов, после длительной войны, обратив в бегство войско императора, самого императора осаждал в столице, очень сильно укрепленном городе, до тех пор, пока осаждающие, вследствие величайшей нужды, были вынуждены съесть по приказу Чингиса <каждого> десятого человека из десятки. А осажденные же, когда у них проявился недостаток в стрелах и камнях, начали метать во врагов серебро, особенно рас-

плавленное. Ибо в этом городе богатства такого рода находились в изобилии. И в конце концов, осаждающие сделали подземный ход до самого центра города, через который ночью ворвались в город и, убив императора с влиятельными <людьми>, завладели всем, что в нем было. Итак, Чингис, приведя в порядок часть земли, которую он завоевал, с радостью вернулся восвояси. Есть также некая часть земли, прилегающая к морю, которой вплоть до сегодняшнего дня тар-тары не могут завладеть. С этого времени Чингис начал именоваться каном, что означает «император».

<11> Итак, когда Чингис стал именоваться каном и год отдыхал без войн, он в это время распределил три войска <идти воевать> в три части света, чтобы они покорили всех людей, которые живут на земле. Одно он отправил со своим сыном Тоссуком, который тоже именовался каном, против команов, которые обитают над азами в западной стороне, а второе с другим сыном — против Великой Индии на юго-восток.

<12> А он <т. е. Чингис-кан> с третьим <войском> двинулся в сторону Каспейских гор и, когда он пересек землю, которая называется Солангия, в то время ее не покорив, он постоянно шел через пустыню, в течение трех месяцев не встречая людей. А когда он почти дошел до Каспейских гор, где, говорят, Александром <Великим> заперты иудеи, которые именовали себя Гог и Магог, тут-то вот вдруг все железные вещи (стрелы из колчанов, ножи и мечи из ножен, стремена от седел, трензеля от уздечек, конские подковы, панцири с людей, шлемы с их голов) понеслись к горе со стремительностью и величайшим грохотом, причем, (как сами они, вспоминая эти события, рассказывали нашему брату Бенедикту с каким-то весельем), железные вещи потяжелее — панцири и шлемы, которые были вынуждены нестись по земле к горам с большой стремительностью, подымали чрезвычайно густую пыль и сильный грохот. Поэтому их охватили слепота и чрезвычайный ужас. Считают же, что эти горы <состоят> из адаманта.

<13—14> Итак, Чингис-кан в страхе бежал вместе с войском и, оставляя горы справа, двинулся на северо-восток. Наконец, после того как в течение еще трех месяцев они непрерывно с трудом совершали путь через пустыни, он приказал ввиду нехватки пропитания, чтобы они съедали каждого десятого человека из каждых десяти.

Спустя эти три месяца он достиг великих гор земли, которая называется Нараирген, то есть «люди солнца», ведь нара по-тартарски на латыни означает sol (солнце), <а> ирген — homines (люди). А когда он нашел торные дороги и <не встретил> никаких людей, он вместе со своими <людьми> пришел в очень сильное удивление. Вслед за тем, когда был найден единственный мужчина со <своей> женой, он стал при помощи многочисленных переводчиков спрашивать о людях земли, где они находились, и, узнав, что они обитают в подземных домах под горами, он, удерживая <при себе> женщину, послал мужчину, которого взяли в плен, с вопросом, собираются ли они выйти для войны <с ним>. Но в то время, как тот возвращался <домой>, тартары, поскольку наступило утро, пали ниц на землю при восходе солнца из-за шума восходящего солнца и многие из них именно там умерли. А жители <этой> земли, узнав о врагах, напали на них ночью и убили многих из тартар. Чингис-кан, увидев это, удалился вместе с остатками <своего войска>, уведя тем не менее с собой взятую в плен жену <местного жителя>. Впоследствии она, как сами тартары сообщали <нашим> братьям, долгое время оставалась с ними, утверждая <при этом> без <тени> сомнения, что вышеназванная земля расположена в самых крайних частях света и что дальше нет никакой земли, разве только одно море-океан. Поэтому, из-за чрезмерной близости <к этой земле> восходящего из моря солнца, в этой области в летнее время слышится столь своеобразный шум и грохот от противоположности солнца и небосвода, что ни один из людей не осмеливается жить под открытым небом на земле до тех пор, пока солнце не продвинется по своему зодиакальному пути на юг, чтобы не умереть тотчас как будто от <удара> грома или не претерпеть <другого> вреда. Поэтому существует также <обычай> в это время бить в громаднейшие барабаны и в другие инструменты в пещерах <внутри> гор, чтобы звуком барабанов оградиться от шума солнца. Эта страна, если перейти через горы, равнинна и плодородна, но невелика.

<15> Когда же Чингис-кан, будучи побежден, торопился вернуться со своими людьми из этой земли к себе домой и увидел на обратном пути Каспейские горы, то он не приближался к ним из-за прежнего страха. Однако видя, что из гор вышли люди вследствие грохота, произведенного ранее (из-за того что железные вещи неслись к горам), он возжаждал с ними сразиться. А когда обе стороны стали приближаться друг к другу, тут-то вот их и разделило облако,

встав посредине, как некогда <оно разделило> египтян и сынов Израиля. Поэтому вполне вероятно, что они — иудеи, которых Господь защитил и предостерег знамением <их> отцов. И каждый раз, когда тартары подступали к облаку, их поражало слепотой, а некоторых даже смертельным ударом. Однако они могли, как бы то ни было, видеть друг друга сквозь облако. А после того как они не смогли пройти с обеих сторон облака на расстоянии двух дней пути так, чтобы оно больше не стояло перед ними, они двинулись в дорогу своим путем.

<16> Итак, тартары, совершая путь пешком и слабея от голода, нашли кишки или все внутренности некоего животного, достаточно зловонные, которые, как они сами считают, были оставлены прежде, когда они в том самом месте ели; и, когда кишки были принесены к Чингис-кану, он приказал <их> сварить, выжавши только большой кал руками, никоим образом не разрывая и не повреждая внутренности. Это и было сделано, и при таких обстоятельствах Чингис-кан, вместе с прочими уже почти умиравший от голода, <их> съел, и с тех пор Чингис-кан постановил ничего из внутренностей не выбрасывать кроме большого внутреннего кала, о чем подробнее говорится <тогда>, когда говорится о традициях тартар. Совершив эти вещи, он вернулся в свою землю и был поражен <ударом> грома согласно Божественному приговору.

<17> А второе войско, посланное со вторым сыном Чингис-кана против индов, победило Малую Индию, то есть Эфиопию, в которой живут люди наичернейшие, и <к тому же> язычники. Когда же <тартары> достигли Великой <Индии>, обращенной <в христианство> апостолом Фомой, царь <этой> земли, которого обычно именуют пресвитер Иоанн, тотчас, хотя и не был хорошо подготовлен к войне, послал против них войско. Они использовали против тартар некую новую и неслыханную хитрость: они подготовили особым образом три тысячи всадников, впереди которых на седла посадили некие железные или бронзовые фигуры, которые содержали в своей полости живой огонь. И, прежде чем стрелы тартар могли их достичь, они начинали испускать огонь, раздувая кузнечные меха, которые располагались на седле под бедром каждой <фигуры>. Вслед за огнем они начали метать стрелы, чем войско тартар было приведено в беспорядок. Одни обожженные, а другие раненные, они пустились в бегство, <а> инды, преследуя их, перебили многих, а

остальных изгнали из своих границ, так что впоследствии тартары к индам не возвращались. Сами тартары рассказывали нашим братьям, что инды расположили войско к бою, подняв воинов на стременах над <крупами> коней. «И прежде, чем мы успели понять происходящее, — <говорили они>, — те внезапно опустились в седла, и в нашу сторону брызнул огонь, за которым последовали их стрелы. Таким образом наше войско было обращено в бегство». Поскольку в течение следующих восемнадцати лет инды не видели тартар, то они им сказали через вестников: «Вы вторглись на нашу землю, как воры, а не как доблестные воины, но теперь знайте, что мы каждодневно готовы к вашему нападению. Так что, несмотря на то, что вы сами не осмелитесь придти к нам, ожидайте довольно скоро нашего нападения».

<18> А тартары, не решаясь вернуться к себе домой раньше установленного Чингис-каном срока, дабы избежать смертного приговора, двинулись в юго-восточном направлении. Пройдя более месяца по пустыне, они достигли Земли псов, называемой по-тар-тарски Нохой-Кадзар. Ведь нохой по-тартарски означает на латыни canis (собака), а кадзар по-тартарски означает на латыни terra (земля). Они нашли там только лишь женщин без мужчин <и>, захватив их в плен, остались на два <дня> возле реки, которая протекает посередине <этой> земли, а когда спросили <их> о мужчинах, каковы они и где находятся, <те> ответили, что <их мужчины> от природы — псы и что они, прослышав молву о врагах, переправились через реку. На третий же день обнаружилось, что все псы, которые обитали в <этой> земле, объединились, но, <поскольку> тартары насмехались над ними, они, переправившись через реку, стали кататься по песку, который вследствие холодного времени замерзал на них. И так они проделали дважды и трижды, а поскольку псы были покрыты шерстью, то лед смерзся с песком на толщину ладони. Сделав это, они ринулись на тартар. Те же, смеясь, начали метать в них стрелы. Но поскольку им не мог быть причинен вред иначе, чем через рот и глаза, они уничтожили очень немногих. Псы же, быстрее добегая <до них>, одним укусом валили коня, а другим душили тар-тарского <всадника>. Итак, тартары, видя, что ни стрелы, ни мечи не могут повредить псам, пустились в бегство. Псы, преследуя их в течение трех дней <и> умертвив очень многих, изгнали их из своих границ. И таким образом обрели впредь мир от них. Некий тартар также рассказал брату Б<енедикту>, что его отец был в то время убит

псами. Кроме того, брат Б<енедикт> твердо уверен в том, что он сам видел среди тартар одну из песьих женщин, о которой он даже говорит, что она рожала от тартар, но <рожала> мальчиков чудовищных. А вышеописанные псы очень волосаты, они понимают полностью речь женщин, а женщины — <смысл> знаков псов. Если женщина рождает дитя женского пола, у него человеческий облик матери, <а> если мужского, то он делается псом, как отец.

<19> Возвращаясь восвояси из этой земли, тартары захватили землю, которую называют Буритебет. Бурит означает ‘волк’, что хорошо подходит к жителям <этой> земли, которые имеют обыкновение, словно дикие волки, поедать, собрав родню, умершего отца. У них нет волос на подбородке, но, если волосы появляются, они выщипывают их железными щипчиками, изготовленными для этой цели. Кроме того, они очень безобразны.

<20> Третье же войско, которое пошло на запад с Тоссук-каном, сыном Чингиза, покорило сперва землю, которая зовется Теркемен, во-вторых — бисерминов, затем — кангитов, <и> наконец они вторглись в землю Куспкас, то есть Команию. А команы, объединившись со всеми русскими <князьями>, бились с тартарами между двумя ручейками — название одного из них Калк, а другого Кониуззу, то есть «вода овец», ведь кони по-тартарски означает на латыни oves (овцы), а уззу — aqua (вода), и они были разгромлены тартарами. Крови с обеих сторон было пролито до самых конских уздечек, как передавали те, кто участвовал в сражении. Итак, когда тартары их победили, то стали возвращаться в свою землю и на обратном пути захватили некоторые земли на севере, а именно: бастархов, то есть Великую Венгрию, которая соседствует с морем-океаном на севере.

<21> От этой земли они пришли к паросситам, которые высоки ростом, но щуплы и немощны. Имея живот маленький и круглый в виде небольшой чаши, они никогда не едят глотая, но живут паром. Ведь у них вместо рта маленькое отверстие. И в то время, когда они варят мясо, положенное в горшок, они кормятся, ловя пар через <упомянутое> маленькое отверстие. А мясо, не заботясь о нем, бросают собакам. Итак, их эти <люди> не заботили, потому что они испытывают сильное отвращение ко всему чудовищному. После этого они прибыли к неким <людям>, которые называются самоеды. Но и эти люди их не заботили, потому что-де они люди бедные и дикие и

живут только охотой. Наконец, они прибыли к тем, которые зовутся укорколон. Укор по-тартарски означает на латыни bos (бык), колон — pedes (ноги): <получается>, так сказать, «ноги быка». Они же называются нохойтерим: нохой означает canis (пес), терим — caput (голова), то есть «голова пса», на латыни же говорится canina caputa (песьи головы). У них бычьи ноги вниз от лодыжек, человеческая голова от затылка до самых ушей, но лицо во всех отношениях как <морда> пса, и поэтому они именуются по своей отличительной части. Они говорят два слова, а третье пролаивают, и ввиду этого они также могут называться псами. Они также <люди> дикие и в беге соответствующим образом проворны. И они <тартары> последних сходным образом презирают. Итак, вернувшись в свою землю, они нашли Чингис-кана пораженным <насмерть> ударом грома.

<22> Кроме того, тартары сообщили нашим братьям, что они побывали в земле неких людей, у которых были только одна нога и одна рука <и> которым никто не мог причинить вред вследствие скорости их <передвижения> и силы стрел. Ведь один <из них> натягивает лук, а другой пускает стрелу сильнее, чем любой <другой> народ. Говорят также, что своей скоростью они превосходят не только жителей других стран, но даже всех четвероногих на земле. Поэтому перед появлением наших братьев у тартар двое из уже названных людей (отец и сын), явившись ко двору императора тартар, спросили: «По какой причине вы пытаетесь беспокоить нас войнами? Разве мы не превосходим вас в метании стрел и скорости бега?» И когда самый быстрый конь был поставлен бежать с ними <наперегонки> на виду у всех, согласно ранее сказанному, они <тартары> пустили коня мчаться быстрым бегом. А эти <люди> удивительным образом начали быстро вращаться, подобно колесу, и внезапно настигли коня. Наконец, обратясь спиной к коню и тартарам, они побежали в свою землю. Тартары, увидев это, больше не захотели к ним вторгаться. А зовутся они унипедами.

<34> Названия же земель, которые тартары завоевали, суть таковы: Китай, Соланги, Эфиопия, Войрат, Кераниты, Буритебет, Уйгур, Киргиз, Саруйхур, Меркит, Мекрит, Найман, Каракитай, Туркия, Нубия, Балдак, Урумсолдан, Бисермины, Кангиты, Армения, Георгиания, Аланы, которые называют себя Аззами, Киркасы, Газары, Команы, которые называют себя Кусскара, Мордвины, Ба-скарт, то есть Великая Венгрия, Билеры, Корола, Кассиды, Парос-

ситы, Песьи <народы>, Замогеды, Несториане, Русия, <земли> персидских султанов, которые именуют себя сарраценами.

<41> Он <Чингис-кан> также установил, чтобы <тартары> покорили все земли мира и не заключали бы мира ни с кем, разве только те сами открыто и безоговорочно не сдадутся им, и на этот случай приказал щадить простых людей, а всех более знатных умерщвлять. Он им <тартарам> также предсказал, что в конце концов все они будут убиты в земле христиан, однако немногие оставшиеся <в живых> будут соблюдать закон <той> земли, в которой отцы их погибли различными смертями.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Giovanni di Pian di Carpine. Storia dei Mongoli / Ed. critica del testo latino a cura di E. Menesto; trad. italiana a cura di M. C. Lungarotti e note di P. Daffina; introduzione di L. Petech; studi storico-filologici di C. Leonardi, M. C. Lungarotti, E. Menesto. Spoleto, 1989. Далее — Liber Tartarorum.

2 Об этом пишет Петех в предисловии к указанному выше итальянскому изданию (с. 23). Еще определеннее высказался Фрид: Fried J. Auf der Suche nach der Wirklichkeit. Die Mongolen und die europaische Erfahrungswissenschaft im 13. Jahrhundert // Histori-sche Zeitschrift, 1986. 2. S. 320—321.

3 Kappler C. Monstres, demons et merveilles a la fin du Moyen age. Paris, 1980. P. 191; Johannes von Plano Carpini. Kunde von den Mongolen: 1245—1247 / Ubersetzt, eingeleitet und erlautert von F. Schmieder. Sigmaringen, 1997. S. 23—31.

4 Fried J. Ор. cit.

5 Spotkanie dw ch wiat w: Stolica apostolska a wiat mongolski w potowie XIII wieku: Relacje powstate wzwi„zkuz misj„ Janadli CarpiniegodoNongot w. Poznaa:, 1993; Die Mongolengesc±iich.te des Johannes von Piano Carpine. Graz, 1995; Johannes von Plano Carpini. Kunde von den Mongolen...

6 Guzman G-G. Reports of Mongol Cannibalism in the Thirteenth-Century Latin Sources: Oriental Fact or Western Fiction? // Discovering New Worlds. Essays on Medieval Exploration and Imagination / Ed. by S. D. Westrem. New York; London, 1991. P. 31—68; Wolfzettel F. Die Entdeckung des «Anderen» aus dem Geist der Kreuzzugu // Engels O., Schreiner P. (Hrsg.). Die Begegnung des Westens mit dem Osten. Sigmaringen, 1993. S. 284; Underdown M. European knowledge of Korea during the Yuan dynasty // Etudes mongoles et siberiennes, 1996, no 27. P. 385—404; Wright D. C. The Death of Chinggis Khan // Proceedings of the 39th Permanent International Altaistic Conference Meeting. Szeged, 1996; de Rachewiltz I. Prester John and Europe’s Discovery of East Asia // East Asian History, June 1996. P. 59—74.

7 Sinor D. Introduction a l’etude de l’Eurasie centrale. Wiesbaden, 1963. P. 18—21. Эту точку зрения поддержал Даффина: см.: Daffimа P. Note // Giovanni di Pian di Carpine. Storia dei Mongoli... P. 455.

8 Sinor D. On Mongol Strategy // Proceedings of the Fourth East Asian Altaistic Conference. Tainan, 1975. P. 244—245.

9 Sinor D. Mongol and Turkic Words in the Latin Versions of John of Plano Caipini’s Journey to the Mongols (1245—1247) // Mongolian Studies. Ed. by L. Ligeti. Budapest, 1970. P. 544.

10 Boyle J. A. Narayrgen or the People of the Sun // W. Heissig (Hrsg.). Altaica collecta. Wiesbaden, 1976. P. 132-133.

11 Шмидер посчитала эпизод, в котором магнитная гора притягивает оружие монголов, настолько невероятным, что в своем переводе изобразила обратную ситуацию. У нее монголы берут из горы материал, чтобы изготовить себе оружие (см.: Johannes von Plano Carpini. Kunde von den Mongolen... S. 67). Во время открытой дискуссии между мной и Шмидер в университете Констанца (Германия, ноябрь 1998), она признала свою ошибку.

12 Pochat G. Der Exotismus wahrend der Mittelalters und der Renaissance. Voraussetzungen, Entwicklung und Wandel eines bildnerischen Vokabulars. Stockholm; Uppsala 1970. S. 76; Bezzola G. A. Die Mongolen in abendlandischer Sicht (1220 — 1270). Ein Beitrag zur Frage der Volkerbegegnungen. Bern; Munchen, 1974. S. 105—106; de Rachewiltz I. Prester John and Europe’s Discovery... P. 68; Zalewska-Lorkiewicz к Uls-trowane mappae mundi jakoobraz wiata. redniowiecze i pocz^ekokresunowoiyt-nego. Warszawa, 1997. S. 109, 122, 123, 146.

13 Алексеев М. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарий, XIII-XVIII вв. Иркутск, 1941. Изд. 2-е. С. 3-11. См. также комментарии Шастиной в издании: Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. С. 203-212.

14 Gudret-Lafertd M. Sur les Routes de l’Empire Mongol. Ordre et retorique des relations de voyage aux Xllle et XlVe siecles. Paris, 1994. P. 297—298.

15 Sinica Franciscana, vol. I: Itinera et relationes Fratrum Minorum saeculi XIII et XIV. Quaracchi-Firenze, 1929. P. 270.

16 См., например: Kappler C. Monstres, demons et merveilles... P. 55. Характерна позиция М. П. Алексеева, который пишет следующее: «Подобно Плано Карпини, Марко Поло и всем другим средневековым путешественникам Рубрук с доверием относится к фантастическим рассказам, которые пришлось ему услышать на пути. Заключительные слова этой фразы Рубрука («Мы сильно недоумеваем, правда ли это»...) могли бы подать повод к заключению, что он, вообще говоря, не верит подобным рассказам; однако, это не так; через несколько строк он рассказывает о человеческих существах, называемых хин-хин, и о стране, в которой всякий, входящий туда, становится бессмертным» (Алексеев М. П. Указ. соч. С. 19).

17 Wittkower R. Marvels of the East. A Study in the History of Monsters // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. London, 1942. Vol. V. P. 159—197 (Kraus reprint. Nendein / Lichtenstein, 1968); Forstner D. Die Welt der Symbole. Innsbruck; Wien; Munchen, 1961; Friedman J. B. The Monstrous Races in Medieval Art and Thought. Cambridge (Mass.), 1981; Herkenhoff M. Der dunkle Kontinent. Das Afrikabild im Mittelalter bis zum 12. Jahrhundert. Bamberg, 1990. S. 140; Le GoffJ. Phantasie und Realitat des Mittelalters. Stuttgart, 1990, S. 39—49.

18 Армянская география VII века по Р. Х. (приписываемая Моисею Хоренскому). СПб., 1877. С. 84. Не исключено, что армянскому автору были известны сведения из древнекитайского сочинения. Ср., например, с: Каталог гор и морей (Шань хай цзин). М., 1977.

19 Мельникова Е. А. Образ мира: Географические представления в Западной и Северной Европе. V-XIVвека. М., 1998. С. 210-211.

20 Klopprogge A. Ursprung und Auspragung des abendlandischen Mongolenbildes im 13. Jahrhundert: ein Versuch zuг Ideengeschichte des Mittelalteгs (Asiatische Forschungen Bd. 122). Wiesbaden, 1993. S. 241.

21 The Vinland Map and the Tartar Relation / by R. A. Skelton, Th. E. Marston, and G. D. Painter, for the Yale University Library. New Haven; London, 1965. Р. 54—101. Копия донесения брата Бенедикта была выполнена анонимом Ц. де Бридиа в 1247 г. и носит название Historia Tartarorum («История Тартар»). Последующие ссылки на нее даны по изданию: Hystoria Tartarorum C. de Bridia monachi. Berlin, 1967.

22 Sinor D. Mongol and Turkic Words... P. 537—551.

23 Liber Tartarorum. VII, 9; Historia Tartarorum, 34.

24 См.: Словарь древнерусского языка (XI—XIV вв.). М., 1990. Т. I. С. 92; Рабинович М. Г. Музыкальные инструменты в войске древней Руси // Советская этнография, 1946. № 4. С. 157, 159.

25 The Vinland Map and the Tartar Relation... P. 49—50.

26 de Rachewiltz I. Prester John and Europe’s Discovery of East Asia... P. 69.

27 de Rachewiltz I. Papal Envoys to the Great Khans. London, 1971. P. 107.

28 Перечень этих источников, изданных на разных языках, см.: Yourtchenko A. Ein asiatisches Bilderratsel fur die westliche Geschichtsschreibung: Ein unbekanntes Werk aus dem 13. Jahrhundert (Der «Tschingis Khan-Roman») ^ Zentralasiatische Studien, 1998. 28. S. 70-72.

29 Пейнтер и Риш указали на три случая инверсии; остальные восточные тексты остались им неизвестны.

30 Попытки Бойля разгадать тайну «людей солнца» ни к чему не привели, потому что Бойль не обратился ни к одному из перечисленных выше источников; в привлекаемых им материалах речь идет о жаре солнца, но не о шуме, см.: Boyle J. A. The Alexander Romance in Central Asia // Zentralasiatische Studien, 1975. 9. P. 265—273; idem. Narayrgen or the People of the Sun...P. 131—136.

31 ‘Аджа’иб ад-дунйа (Чудеса мира). М., 1993. C. 434.

32 Низами Гянджеви. Искендер-Наме. Баку, 1983. С. 499—502.

33 Юрченко А. Г. Чингис-хан в стране «шумящего солнца» // Кунсткамера. Этнографические тетради. Вып. 12. 1998. С. 130—132.

34 Козин С. А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongrol-un niraLa tob^an. М.—Л., 1941. Т. I. С. 69 (далее — Сокровенное сказание); Рашид ад-Дин. Сборник летописей. М.—Л., 1960. Т. I. Ч. 2. С. 211.

35 Liber Tartarorum. V, 13; Historia Tartarorum, 18.

36 ФазлаллахРашид ад-Дин. Огуз-наме. Баку, 1987. С. 34—35. Литературный характер обработки этого эпизода несомненен: псы окунаются в какие-то странные бассейны с клеем; клей и песок белого и черного цвета.

37 Неклюдов С. Ю. Анимистические мотивы в демоноборческих сюжетах монгольского эпоса // Fragen der Mongolischen Heldendichtung. Teil III. Vortrage des 4. Epensymposiums des Sonderforschungsbereichs 12, Bonn 1983. Wiesbaden, 1985. C. 32-38.

38 Ястремский С. В. Образцы народной литературы якутов // Труды комиссии по изучению Якутской АССР. Л., 1929. Т. VII. С. 88—93.

39 Монгольская формула о покровительстве Вечного Неба: m ngke tengri-yin jarliq qan вполне адекватно переводилась средневековыми европейскими дипломатами: Cingischam filius Dei dulcis et venerabilis. (см.: Voegelin E. The Mongol Orders of Submission to European Power, 1245—1255 // Byzantion. 1941—1942. Vol. 15. P. 378—413).

40 Например, Рачневский в главе, посвященной смерти и погребению Чингис-хана, ограничился следующим замечанием по поводу сведений брата Иоанна: «Легенды о

смерти завоевателя мира не замедлили появиться. Плано Карпини сообщает, что Чингиз был убит ударом молнии (см.:. Ratchnevsky P. Genghis Khan. His Life and Legacy. Oxford, 1991. P. 141). См. также: KampfeH.-R. "inggis-Khan ^ Weiers M. (Hrsg.). Die Mongolen. Beitrage zu ihrer Geschichte und Kultur. Darmstadt, 1986. S. 190-191; WrightD. C. The Death of Chinggis Khan...

41 Брат Иоанн сообщает: «И, если кого-нибудь убивает громом, то всем тем людям, которые задерживаются в этих стойбищах, надлежит пройти через костры вышеуказанным образом; до жилища, ложа, повозок, войлоков и одежд и всего того, что у него было из такого рода вещей, никто не дотрагивается, но все отвергают <их> как нечистое» (III. 15); «Если с неба падает огонь на скот или на людей, что как раз там часто случается, либо происходит с ними что-нибудь такого рода, из-за чего они считают себя нечистыми или несчастливыми, <им> следует очищаться подобным <же> образом при посредстве заклинателей. И почти всю свою надежду они возлагают на такого рода вещи» (III. 10).

42 Roux J.-P. La mort chez les peuples altaiques anciens et medievaux. Paris, 1963. P. 151-153.

43 Ощущение композиции возникало у многих авторов, анализировавших пятую главу. Cм., например: Kappler C. Monstres, demons et merveilles... P. 314. Правда, это именно ощущение, не подкрепляемое никакими аргументами.

44 Liber Tartarorum. V, 12; Historia Tartarorum, 17.

45 Фирдоуси. Шах-наме. Т. V. М., 1984. С. 30-31.

46 См.: Johann de Plano Carpini. Geschichte der Mongolen und Reisebericht 1245-1247. Ubersetzt und erlautert von F. Risch. Leipzig, 1930. S. 125.

47 О том, что Чингис-хан покорил царство пресвитера Иоанна, сообщают все христианские авторы XIII в., соприкасавшиеся с монголами: Симон де Сент-Кантен, Андре де Лонжюмо, Смбат Спарапет, Вильгельм де Рубрук, Жуанвиль, Марко Поло. Как объясняет эту загадку Кнефелькамп в своей диссертации, посвященной истории пресвитера Иоанна? Он полагает, что францисканская миссия 1245 года вдохнула новую жизнь в миф о непобежденном христианском царе на Востоке (см.: Knefelkamp U. Die Suche nach dem Reich des Priesterkonigs Johannes. Freiburg, 1985. S. 64). Возникает вопрос, почему же другие христианские авторы не пожелали «продлить жизнь мифа». Ответ может выглядеть так: все названные авторы XIII века передают имперский миф, а в «Романе о Чингис-хане» представлена инверсия этого мифа.

48 Liber Tartarorum. V, 14; Historia Tartarorum, 19.

49 О семантике термина tobet, см.: Щербак А. М. Названия домашних и диких животных в тюркских языках // Историческое развитие лексики тюркских языков. М., 1961. С. 128.

50 «<...> ingtalun mene met yekin eyin dcngqodumu k t ayuju setkil-iyen alqasa ujai naransinggeg eLe urgugu-dag rtele dayyinirgenb l mani T b d- d noqod-iyan tukirLu ile es dayyin irgen-i ba tenggeri qa-jar-a g L nemekdej altan m ngg a urasun tabar irgen organ Limada abLirasuqai ali irgen ke e es ene hrne Baqtat <...>». См.: Histoire Secrete des Mongols (Monumenta Linguae Mongolicae). Budapest, 1971. P. 235.

51 Таково мнение У. Онона, с которым я согласен. См.: The History and the Life of Chinggis Khan. (The Secret History of the Mongols). Translated and annotated by Urgunge Onon. Leiden; New York; Kobenhaven; Koln, 1990. P. 154, 344.

52 Ср.: «во время смертных боев едят они мясо людей, а на время схваток запасаются для еды человечиной» (Сокровенное сказание, § 195).

53 Liber Tartarorum. V, 30; Historia Tartarorum, 21.

54 Памятники литературы древней Руси. XI — начало XII века. М., 1978. С. 243-245.

55 Текст см.: Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). М., 1979. С. 328-329.

56 Liber Tartarorum. V, 33; Historia Tartarorum, 22.

57 Ansbacher J. Die Abschnitte uber die Geister und wunderbaren Geschopte aus Qazwini’s Kosmographie, zum ersten Male ins Deutsche ubertragen und mit Anmerkungen versehen. Kirchhain N.-L., 1905. S. 33.

58 Неклюдов С. Ю. О кривом оборотне (К исследованию мифологической семантики фольклорного мотива) // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979. С. 135.

59 См. комментарий Менесто к латинскому тексту: Giovanni di Pian di Carpine. Storia dei Mongoli... P. 122, 274.

60 Liber Tartarorum. V, 15; Historia Tartarorum, 12.

61 Бузург ибн Шахрияр. Чудеса Индии. М., 1959. С. 112.

62 Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 1. С. 153-154.

63 Liber Tartarorum. V, 9; Historia Tartarorum, 9.

64 Martin H. D. The Rise of Chingis Khan and his Conquest of North China. Baltimore, 1950. P. 160, 177; Ratchnevsky P. Genghis Khan. His Life and Legacy... P. 112-113.

65 Liber Tartarorum. V, 19; Historia Tartarorum, 41.

66 Guёret-LafertёM. Sur les Routes de l’Empire Mongol... P. 261-262.

67 Jurow W. Benedykt Polak jako redniowieczny zbieracz podte i legend o Tatarach // Literatura Ludcwa, 1976, nr. б. £5. 23.

68 de Rachewiltz I. Papal Envoys... P. 107.

69 Friedman L. J. Joinville’s Tartar visionary // Medium Aevum, 1958, Vol. 27, No. 1. 1958. P. 1-7.

70 de Rachewiltz I. Papal Envoys... P. 107.

71 Daffinа. Note... P. 423-424. Даффина не показывает, кем и как и главное — с какой целью совершается этот перенос. Ссылка на сирийские легенды у него отсутствует, поэтому построения Даффина не имеют никаких оснований.

72 Ср.: Хомонов М. П. Устойчивые фольклорные элементы «Сокровенного сказания» // Востоковедные исследования в Бурятии. Новосибирск, 1981.

73 Раскрытие смысла композиции принадлежит М. Г. Крамаровскому. См.: Крамаровский М. Г. Серебро Леванта и художественный металл Северного Причерноморья // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985; его же. Поясной набор со сценой «спора о вере» из собрания Эрмитажа (XIV — первая половина XV в.) // Античная древность и средние века. Вып. 30. Екатеринбург, 1999. С. 234-252.

74 Арабские источники VII-X веков по этнографии и истории Африки южнее Сахары. М.—Л., 1960. Т. 1. С. 175.

75 Сделана по версии перевода брата Бенедикта, сохранившейся в «Истории Тартар» брата Ц. де Бридиа. Перевод и нумерация параграфов даны по изданию латинского текста: Hystoria Tartarorum C. de Bridia monachi. Berlin, 1967.