CC BY
78
УДК 81.255
Н. А. Бонадык 10.52070/2542-2197_2021_2_844_191
аспирант кафедры общего и сравнительного языкознания преподаватель кафедры восточных языков переводческого факультета Московского государственного лингвистического университета nat5000@yandex.ru
ИДИОСТИлЬ МИядзАВА КэНДзИ: лексические параметры и трудности перевода
В статье приводятся основные лексические особенности идиостиля японского автора Миядзава Кэндзи на основе повести «Ночь в поезде на серебряной реке», описывается их связь с художественными задачами автора и его мироощущением. Автор анализирует подходы к самому понятию идиостиля, говорит о его значении для теории перевода и роли на этапе предпереводческого анализа. Кроме того, в статье рассматриваются сложности, возникающие при передаче идиостиля Миядзава Кэндзи на русском языке.
Ключевые слова: идиостиль автора; идиостиль переводчика; Миядзава Кэндзи; ономатопея; редупликация.
N. A. Bonadyk
PhD Student
Department of General and Comparative Linguistics Lecturer at the Department of Oriental Languages Faculty of Translation and Interpreting Moscow State Linguistic University nat5000@yandex.ru
MIYAZAWA KENJI'S PERSoNAL STYLE: LEXICAL CHARACTERISTICS AND TRANSLATIoN CHALLENGES
The article analyzes Miyazawa Kenji's novel 'Night on the Galactic Railroad' to describe the main lexical features of the author's personal style and the way they reflect the writer's intentions and his perception of the world. The author reviews different scientific approaches to the term 'personal style' and considers its importance for the translation theory and the role it plays in pre-translation text analysis. Moreover, the article highlights difficulties the translator faces when expressing Miyazawa Kenji's personal style in the Russian language.
Key words: author's personal style; translator's personal style; Miyazawa Kenji; onomatopoeia; reduplication.
Введение
В рамках данной статьи мы предпринимаем попытку описать лексические особенности идиостиля Миядзава Кэндзи. До сих пор в отечественной лингвистике почти не появлялось работ, посвященных его творчеству, в частности индивидуальному стилю. Российским японистам только предстоит подробно описать разные аспекты идиостиля как Миядзава Кэндзи, так и других японских авторов, изучить соотношение между индивидуальными особенностями и общеязыковыми явлениями в японских художественных текстах. Такие работы могут иметь особое значение для сопоставительной стилистики и теории перевода. Исследование было выполнено, в первую очередь, с опорой на иллюстративный материал из произведения «Ночь в поезде на серебряной реке» (перевод Е. А. Рябовой в 2009 г.).
Подходы к пониманию идиостиля
Прежде всего необходимо рассмотреть само понятие «идиостиль». В лингвистике на данный момент не сформировалось универсального определения этого термина, его понимание зависит от научного подхода. Е. В. Старкова выделяет пять главных подходов к анализу идиостиля, а именно - семантико-стилистический, лингвопоэтический, системно-структурный, коммуникативно-деятельностный и когнитивный [Старкова 2015].
Семантико-стилистический подход рассматривает идиостиль как совокупность отобранных автором языковых средств из общего числа характерных для данного периода развития словесности языковых приемов и способ их эстетической организации, присущий данному автору [Виноградов 1961].
В рамках лингвопоэтического подхода рассматривается роль языкового материала в создании художественных образов [Некрасова 1991]. Н. А. Фатеева использует термин «метатропы», т. е. «стоящие за конкретными языковыми преобразованиями (на всех уровнях текста) глубинные функционально-семантические зависимости, структурирующие авторскую модель мира» [Фатеева 2007, с. 15]. Они объединяют элементы идиостиля разных уровней в единую систему.
Системно-структурный подход строится на противопоставлении идиолекта (под ним понимается «индивидуальный стиль» в определении В. В. Виноградова) и идиостиля как системы и текста. Иными
словами, идиостиль понимается, как форма реализации идиолекта в конкретных текстах [Ревзина 1989].
Коммуникативно-деятельностный подход исследует в рамках понятия идиостиль воздействие языковой личности автора на читателя при помощи не только отбора проблематики, языковых средств, но и организации их определенным образом, позволяющим автору решить свою коммуникативную задачу [Болотнова 2009]. Текст рассматривается как форма коммуникации, в которую вступают автор и читатель. Идиостиль формируется исходя из экстралингвистических факторов (функционально-стилевого, жанрово-стилевого и индивидуально-стилевого) [Болотнова, Котюрова 2014].
Когнитивный подход, осуществляемый в рамках когнитивной лингвистики, рассматривает идиостиль как систему средств выразительности, которая служит для соотнесения внутреннего мира писателя с художественной действительностью. Так, по выражению А. В. Сивковой, идиостиль - это «творческая индивидуальность автора плюс языковые средства ее выражения» [Сивкова 2007, с. 9].
Мы будем исходить из определения Н. Н. Грибовой, по которому идиостиль - это «система языковых средств, подчиненных эстетическим и коммуникативным задачам художественного произведения, посредством которых создается индивидуально-авторская картина мира» [Грибова 2010, с. 7], так как оно подразумевает, что идиостиль сочетает как лингвистические, так и экстралингвистические аспекты. При этом нам кажется важным замечание, что идиостиль - это не просто набор наиболее частотных речевых элементов, большое значение имеет сознательный выбор их автором, как наиболее точно отвечающим его художественным задачам [Чернышева 2010, с. 32].
Место идиостиля в науке о переводе
Рассмотрение художественных текстов с целью вычленения основных характеристик авторского идиостиля играет большую роль на этапе предпереводческого анализа художественного текста, так как помогает выделить индивидуально-авторские особенности текста, которые требуют отражения для достижения адекватности в переводе. Здесь большую роль играет также четкое понимание общеязыковых закономерностей текста оригинала, на фоне которых и проявляются индивидуально-авторские языковые особенности. Общеязыковые явления надлежит
переводить стандартизированными речевыми средствами, а элементы идиостиля - как можно точнее, сохраняя, где это возможно, структуру и / или содержание приема [Ланчиков 2011]. В рамках этой работы для более точного определения языковых единиц, как общеязыковых или авторских мы обращались к корпусу японского языка [Balanced Corpus of Contemporary Written Japanese URL].
При рассмотрении идиостиля с точки зрения переводоведения необходимо различать такие понятия, как авторский идиостиль и переводческий идиостиль. Под вторым понимается «индивидуальный (личностный) способ межъязыкового преобразования, приводящий к определенному системному соотношению формы текста оригинала и текста перевода, которое, с одной стороны, помещает данный перевод в пределы диапазона адекватности, но с другой, очерчивает границы его своеобразия, неповторимости относительно иных, потенциально возможных в диапазоне адекватности, переводов» [Псурцев 2019, с. 48]. Существование идиостиля переводчика предполагает, что читатель перевода всегда соприкасается с индивидуальным стилем не только автора, но и переводчика, от которого полностью не может быть свободен ни один переводной художественный текст. Мы в данной работе рассматриваем именно идиостиль автора, обращаясь к тексту перевода для того, чтобы рассмотреть переводческие решения в отдельных случаях.
Итак, мы дадим краткое описание лексических особенностей ми-кроидиостиля (т. е. идиостиля в рамках одного произведения, соответственно терминологии Д. В. Псурцева) японского писателя и поэта Миядзава Кэндзи (1896-1933) на основе повести «Ночь в поезде на серебряной реке», а также коснемся некоторых сложностей, возникающих при переводе.
Ценность для нашего исследования представляет тезис Н. С. Бо-лотневой, что идиостиль включает в себя: «а) фрагмент языковой картины мира автора (его лексикон, семантикон, грамматикон, посредством которых моделируется художественный мир произведения, отражающий авторское видение окружающей действительности); б) информационный тезаурус создателя текста, отраженный в эстетической форме; в) цели и мотивы творца, побудившие его к созданию произведения и нашедшие отражение в идейно-художественных особенностях текста». Это утверждение отражает всё многообразие экстралингвистических факторов, под воздействием которых формируется индивидуальный стиль писателя. Считая, что и в рассматриваемом
нами случае знания автора, его мировоззрение, художественные задачи оказали прямое влияние на его стиль, мы позволим себе коротко изложить релевантные для нас моменты из его биографии.
Идиостиль Миядзава Кэндзи
Миядзава Кэндзи (1896-1933) известен на родине в первую очередь как поэт и писатель, автор сказок, ориентированных на детей и подростков. При этом писательство было для него скорее увлечением, при жизни не принесло ему ни денег, ни известности. Родившись на севере, в префектуре Иватэ (там он и прожил почти всю жизнь), Кэндзи с детства испытывал интерес к природе. Известно, что в школе главным его увлечением было коллекционирование насекомых и минералов. Получив агрономическое образование в местном университете, он впоследствии многие годы использовал полученные знания, чтобы посещать местных крестьян. Пять лет Кэндзи проработал в школе, где кроме английского обучал детей геологии, культуре посадки растений и сбора урожая, климатологии и почвоведению. Затем он организовал общество «Расутидзин кёкай» («Общество земледельцев Расу»), в котором учил крестьян более современным и эффективным методам сельского хозяйства. Миядзава Кэндзи был человеком с разносторонними интересами: его привлекали естественные науки (биология, геология, астрономия), он изучал английский, немецкий, а также эсперанто (и даже перевел на него несколько собственных стихов). Кэндзи увлекался западной классической музыкой, которая, надо отметить, стала известна японцам не так давно, только во второй половине XIX в., после реставрации Мэйдзи.
Научная лексика
Интерес и познания писателя в науках явно проявляются на лексическом уровне. Проанализировав текст, мы обнаружили большое количество слов, имеющих отношение к астрономии, ботанике, зоологии, энтомологии, минералогии и химии. Такое обилие терминологии в сказочном произведении создает уникальный мир, где сочетаются поэтическая и научная картины мира.
Рассмотрим подробнее лексику из различных научных сфер. Если говорить о ботанике, в тексте встречается большое количество
наименований растений (сакура, спаржа, пихта, тополь, сосна, ель, мискант и т. д.), которые упоминаются на протяжении всего повествования для описания мизансцен и играют большую роль в создании художественного мира произведения. В данном случае регулярно возникающей переводческой трудностью можно назвать то, что в большинстве случаев в оригинальном тексте используется видовое название, которое в русском языке существует только в виде научного термина, не употребляется в обиходе. Например, встречаются такие названия, как [hino] - «туевик», [tsuriganeso:] -
«колокольчик средний». В таком случае выходом может стать прием генерализации, т. е. обобщения до уровня родового названия, к которому, по нашим наблюдениям, прибегает и переводчик Е. А. Рябова. В двух указанных выше примерах она предлагает варианты «кипарис» и «колокольчик» соответственно.
В тексте мы также встречаем большое количество названий животных, рыб и птиц (совы, кальмары-светлячки, журавли, гуси, цапли, вороны, павлины, лососи и т. д.). При переводе здесь могут возникнуть схожие сложности, связанные с разницей в восприятии видовых и родовых названий. Например, в тексте встречается описание рыб, выпрыгивающих из воды, Ш [sake], и Ш [masu]. Сможет означать либо вид «кета», либо семейство «лососёвых», а Ш - «форель» (название, которые объединяет несколько видов лососёвых). Здесь, напротив, использовано более широкое понятие, которое необходимо конкретизировать, использовав привычные русскому читателю названия. Так, Е. А. Рябова в своем переводе предложила варианты «лосось» и «горбуша».
В тексте также появляется немало астрономических терминов (Млечный путь, названия звезд и созвездий), минералов и драгоценных камней (алмазы, сапфиры, топазы, жемчуг, рубины, обсидиан, хрусталь), химические элементы и сплавы (латунь, водород, сера, ртуть, литий). При этом нередко эти термины, в том числе химические элементы, упоминаются в составе метафор, что дает эффект синтеза рационального и образного мышления, как в данных примерах:
[sono kirei-na mizu-wa garasu-yori-mo suiso-yori-mo sukito:tte] -
«она [вода] была прозрачнее стекла, прозрачнее водорода»;
[rubi:-yori-mo akaku sukito:ri richiumu-yori-mo utsukushiku yotta yo:-ni natte sono hi-wa moeteiru-no deshita] - «этот огонь завораживал, был краснее и прозрачнее рубина, красивее лития».
А в следующем примере с реально существующим небесным объектом происходят сказочные метаморфозы:
- «затем Джованни увидел, как голубая звезда из созвездия Лиры рассыпалась на несколько мигающих звездочек, из них стали высовываться и втягиваться обратно ножки, как у грибов» [перевод Е. А. Рябовой].
Синтез западных и восточных реалий
Кроме того, интересен в этой повести также синтез западного и восточного миров. Дело в том, что определить, в какой стране разворачивается действие первых глав, невозможно, так как, с одной стороны, описания городской жизни и растительности напоминают Японию. Так, в начале повести дети собираются на буддийский праздник хосимацури с бумажными фонариками, главный герой снимает обувь перед тем, как зайти в помещение типографии, как принято в Японии, а в городе растут сакуры. Но при этом дети наблюдают ночью созвездие Кентавра, которое не видно в Японии, а имена всех героев звучат по-европейски. Имена г/з^^^ [jobanni] (Джованни), i^V [zaneri] (Дзанелли), [kamupanerura] (Кампа-нелла) создают ассоциации с Италией, а собаку одного из персонажей называют явно на немецкий манер ity^/V [zaueru] (Зауэр).
Подобный прием Миядзава Кэндзи использовал и в других своих произведениях, записывая японские топонимы, как заимствования (все заимствования в японском языке записываются отдельной азбукой, т. е. они отличаются от исконных слов даже визуально), получая вместо ШШП [sendai] ^^X^"K[senda:do], вместо ЖЖ [tokyo:] Ь^"^ [toki:o] (в «Площади Полано») и т. д.
Ономатопея
Текст изобилует большим количеством ономатопоэтических слов, что связано в первую очередь с жанром произведения. Хотя нужно отметить, что в японском языке в целом ономатопея представлена более широко, чем во многих других языках (например, в русском) и характерна для самых разных дискурсов, иначе говоря, выходит далеко за рамки детской разговорной лексики. При этом ономатопея в японском охватывает гораздо больший спектр семантических значений и включает не только «гионго» (слова, имитирующие звуки, порождаемые живой природой или неодушевленными предметами), но также и «гитайго», звукосимволические слова, которые символически описывают состояния, явления, чувства и т. д. Многие ономатопоэтические слова имеют устойчивую сочетаемость и употребляются обычно с определенными глаголами, дополняя или уточняя их значение [Румак 2018]. В этом случае между ономатопоэтическими единицами и этими глаголами образуется тесная связь, т. е. формируются устойчивые выражения. Пример такого сочетания: [pikapika Ыкаги] «ярко сиять», где ^Й^Й [pikapika] - это «продолжительное сияние, блеск», а [Ыкаги] - «сиять», т. е. ономатопея дополняет значение глагола.
Однако в текстах Миядзава Кэндзи наряду с такими устойчивыми выражениями можно встретить и окказиональные [Наумец 2014]. Такой прием позволяет сделать текст более ярким и выразительным, добавить образности и эмоциональности. Вот несколько примеров:
[gasagasashita ... ойш-по кое] или
[kushakusha-no shu:kyoku].
В первом случае голос взрослого человека АА^1^ ^ош-по кое] описывается при помощи ономатопеи ¿¿¿¿Ь^с [gasagasashita], означающей грубость, шершавость материала (кожи, руки и т. д.), не использующейся в этом значении для описания звука. Таким образом, значение «грубый голос» строится на основе метафорического переноса.
Второе выражение встречается при описании драгоценных камней. [kushakusha] означает «смятый, скомканный, весь в складках и морщинах, потерявший форму», данное слово
может употребляться при описании бумаги, одежды и т. д. А слово Ш Й ^^^уо^] можно назвать неологизмом. В японском языке существует слово ШЙ, которое звучит точно также и означает геологическую складку. Миядзава Кэндзи заменил первый иероглиф, использовав Ш ^ш], имеющий сходное значение (помятость, морщина), однако не связанное с геологией. Возможно, тем самым он хотел усилить метафору, описать топаз, похожий по форме на смятый клочок бумаги. В целом при переводе этого выражения мы получаем «мятые изгибы» - словосочетание, которое очень точно передает внешний вид еще не ограненного камня. В переводе это сочетание выглядит как «топаз неправильной формы», что точно передает суть, но не сохраняет заложенной в оригинале образности.
Редупликация
Кроме того, Миядзава Кэндзи использует прием редупликации ономатопеи и прилагательных с целью их интенсификации. Следует отметить, что в целом редупликация - частый способ словообразования в японском языке, с его помощью может образовываться множественное число существительных, интенсифицироваться значение других частей речи. Однако в рамках общеязыковой нормы таким образом изменяется только ограниченное число слов, в остальных случаях можно говорить об авторском, экспрессивном словоупотреблении. Оно имеет место в следующих примерах (для подтверждения своих предположений мы проверяли частотность, на основе данных корпуса японского языка). Выражение [ш^ш^
waгau] означает «приятно», в тексте повести мы встречаем оборот
[ш^ш^ waгatta]. Его пере-
вод требует сделать особый акцент на широте, радушности улыбки (в русском переводе просто «улыбнулась»). [dondon] означает «энергичное продолжительное осуществление действия», в тексте встречается в обороте
[dondon dondon kisha-wa hashitte ikimashita], где подчеркивается, что поезд медленно, но верно продолжал ехать вперед. Переводчик здесь предложил вариант «а поезд ехал все дальше, дальше и дальше», передающий идею непрестанного движения. [wakuwaku] переводится как «нервничать, волноваться», т. е. получается = [jobanni-wa wakuwaku wakuwaku ashi-ga fuгuemashita] - ноги Джованни дрожали
от сильного волнения. В переводе читаем «у Джованни сильно-сильно дрожали ноги». Эксплицитно здесь не выражается сема волнения, но существующий контекст дает читателю понять причины, по которым переживает герой.
Как мы уже отметили, в тексте можно найти примеры редупликации прилагательных. ^Ы^Ы"1 [utsukushii Ш^икшЫ^ (красивый-красивый) в обороте ^Ы^Ы^в Ш^ЪЮЪ^Ьк/ЬЫ^Ш. Здесь содержится и метафора «в прекрасном пустом (безоблачном) небе цвета колокольчика», в русском переводе эта фраза передается как «в пустом красивом небе», но нам кажется, что имело бы смысл сохранить растительный образ, учитывая то, какую роль флора играет для создания атмосферы всего произведения.
Другой пример:
[1о:ки-по 1о:ки-по тЬага-ш Иа1е-кага, kasuka-na kasuka-na senritsu-ga
Ио-по уо:-п1 nagaretekuru-no deshita].
В этом предложении сразу два примера редупликации:
З^д^д^д^
[kasuka-na kasuka-na] (смутный-смутный)
К©1<©
рс^-т to:ku-no] (далекий-далекий).
Здесь автор стремится передать образ далекого, едва слышного звука, доносящегося с большого расстояния. Переводчик предложила вариант «с самого дальнего конца поля текла тихая-тихая мелодия, тонкая, как ниточка», в одном месте передавая значение интенсификации также при помощи редупликации.
В каких-то случаях при переводе звукоподражательных слов было возможно использовать метод транскрипции. Так, предложение
[gotogoto gotogoto jobanni-no notteiru chi:sa-na ressha-ga hashiritsudzuketeita-no deshita] в переводе звучит: «он уже несколько минут едет на маленьком поезде, постукивающем колесами: «гото-гото-гото-гото».
заключение
Таким образом, основные лексические особенности идиостиля Миядзава Кэндзи включают: обилие научной лексики и включение ее в состав метафор, синтез западных и восточных реалий, окказиональное употребление ономатопеи, редупликация для интенсификации смысла. Дальнейшее изучение различных сторон его индивидуального стиля и его соотношения с общеязыковыми элементами позволит упростить процесс предпереводческого анализа и сделает возможным более активное знакомство зарубежного читателя с этим автором и его уникальным мироощущением.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES
Болотнова Н. С. Коммуникативная стилистика текста. М.: Флинта : Наука. 2009. [Bolotnova, N. S. (2009). Kommunikativnaja stilistika teksta (Philological analysis of the text). Moscow: Flinta : Nauka. (In Russ.)]. Болотнова Н. С., Котюрова М. П. Идиостиль, или индивидуальный стиль // Эффективное речевое общение (базовые компетенции). Словарь-справочник / под ред. А. П. Сковородникова. Красноярск: Сибирский федеральный университет, 2014. С. 187-193. [Bolotnova, N. S., Kotyurova, M. P. (2014). Idiostil', ili individual'nyj stil' (Idiostyle or individual style): in A. P. Skovorod-nikov (ed.). Slovar '-spravochnik: Siberian Federal University, (pp. 187-193). (In Russ.)].
Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М.: Гослитиздат, 1961. [Vinogradov, V. V (1961). Problema avtorstva i teorija stilej (The authorship problem and the theory of styles). Moscow: Goslitizdat. (In Russ.)]. Грибова Н. Н. Реализация концепта «искусство» как проявление идиостиля писателя: на материале произведений Э. Т. А. Гофмана и М. А. Булгакова: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2010. [Gribova, N. N.
(2010). Realizacija koncepta «iskusstvo» kak projavlenie idiostilja pisatelja: na materiale proizvedenij Je. T. A. Gofmana i M. A. Bulgakova (Implementation of the concept "art" as a manifestation of the writer's style (based on the works of E. T. A. Hoffmann and M.A. Bulgakov): abstract of PhD in Philology. Saratov. (In Russ.)].
Ланчиков В. К. Топография поиска. Стандартизация в языке художественных переводов и ее преодоление // Мосты. 2011. .№ 2 (30). С. 30-38. [Lanchikov, V K.
(2011). Topografija poiska. Standartizacija v jazyke hudozhestvennyh perevodov i ee preodolenie (Topography of the search. Standardization in the language of artistic translation and its overcoming). Mosty, 2 (30), 30-38.(In Russ.)].
Миядзава К. Звезда козодоя / пер. с яп. Е. А. Рябовой. СПб.: Гиперион, 2009. [Miyazawa, K. (2009). Zvezda kozodoja (The Nighthawk Star). Translated by E. A. Ryabova. (1799) St. Petersburg: Giperion. (In Russ.)].
Наумец Е. Н. Фразеологические обороты в сказках Миядзава Кэндзи // Языковые и культурные контакты различных народов: Международной научно-методической конференции / под ред. А. П. Тимониной. 2014. С. 1620. [Naumets, E. N. (2014). Frazeologicheskie oboroty v skazkah Mijadzava Kjendzi. Jazykovye i kul'turnye kontakty razlichnyh narodov: sbornik statej Mezhdunarodnoj nauchno-metodicheskoj konferencii (Idiomatic expressions in fairy tales by Kenji Miyazawa): in A. P. Timoninoj (ed.). Digest of articles. Yazykovye i kul 'turnye kontakty razlichnyh narodov (pp. 16-20). (In Russ.)].
Некрасова Е. А. Приемы языковой изобразительности в стихотворных текстах. М.: Наука, 1991. [Nekrasova, E. A. (1991). Priemy jazykovoj izobrazitel'nosti v stihotvornyh tekstah. (Linguistic figurativeness devices in poetic texts). Moscow: Nauka. (In Russ.)].
Псурцев Д. В. Прозрачна ли прозрачность или Что такое идиостиль переводчика? // Мосты. 2019. № 4 (б4). С. 42-49. [Psurtsev, D. V (2019). Prozrachna li prozrachnost' ili Chto takoe idiostil' perevodchika? (Is transparency transparent or What is translator's individual style?) Mosty, 4 (64), 42-49. (In Russ.)].
Ревзина О. Г. Системно-функциональный подход в лингвистической поэтике : Проблемы структурной лингвистики. 1985-1987 / отв. ред. В. П. Григорьев. 1989. С. 134-151. [Revsina, O. G. (1989). Sistemno-funkcional'nyj podhod v lingvisticheskoj pojetike : Problemy strukturnoj lingvistiki. 1985-1987. (System-functional approach in linguistic poetics. Problemy strukturnoj lingvistiki. 19851987: in V. P. Grigoriev (ed.) (pp. 134-151). (In Russ.)].
Румак Г. Н. Ономатопоэтические слова японского языка: учебное пособие для продолжающих. М.: ВКН, 2018. [Rumak, G. N. (2018). Onomatopojeticheskie slova japonskogo jazyka: uchebnoe posobie dlja prodol-zhajushhih. (Onomatopoetic words in the Japanese language). Moscow: VKN. (In Russ.)].
Сивкова А. В. Идиостиль Н. В. Гоголя в аспекте лингвокогнитивной поэтики: на материале произведений «Ночь перед Рождеством» и «Мертвые души»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Калининград, 2007. [Sivkova, A. V. (2007). Idiostil' N. V. Gogolja v aspekte lingvokognitivnoj pojetiki: na materiale proizvedenij «Noch' pered Rozhdestvom» i «Mertvye dushi» (Idiostyle of N. V. Gogol in the aspect of cognitive poetics (based on the works of "The Night before Christmas" and "Dead souls"): abstract of PhD in Philology. Kaliningrad. (In Russ.)].
Старкова Е. В. Проблема понимания феномена идиостиля в лингвистических исследованиях // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2015. № 5. С. 75-81. [Starkova, E. V. (2015). The problem
of idiostyle phenomenon interpretation in linguistic studies. Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta, 5, 75-81. (In Russ.)]. Фатеева Н. А. Интертекст в мире текстов. Контрапункт интертекстуальности. 3-е изд., стереотип. М.: КомКнига, 2007. [Fateeva, N. A. (2007). Intertekst v mire tekstov. Kontrapunkt intertekstual'nosti. (The intertext in the world of texts: the counterpoint of the intertextuality): 3rd ed. Moscow: KomKnyga. (In Russ.)]. Чернышева Т. А. Идиостиль: Лингвистические контуры изучения // Вестник Череповецкого государственного университета. 2010. № 1. С. 30-34. [Chernysheva, T. A. (2010). Idiostyle: linguistic aspect. Vestnik Cherepoveckogo gosudarstvennogo universiteta, 1, 30-34. (In Russ.)]. Balanced Corpus of Contemporary Written Japanese. URL : https://shonagon.nin-jal.ac.jp.
^KRfö, «Mil®«.
URL : https://www.aozora.gr.jp/cards/000081/files/456_15050.html.
