КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ ТАМБОВЩИНЫ
УДК 63.5(2)
ИДИОМАТИКА И ОБРЯД: ОБЫЧАЙ «ГОНЯТЬ СОБАК» НА ТАМБОВЩИНЕ
© Владимир Серафимович БУЗИН
Санкт-Петербургский государственный университет, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация, кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры этнографии и антропологии, e-mail: [email protected]
Посвящена происхождению идиоматического выражения русского языка «гонять собак» - делать что-то несерьезное, ребяческое. Изыскания показали, что в традиции славянских народов, в т. ч. и русского, существовали мистерии, давшие начало этому выражению. В частности, в Тамбовской области существовал обычай именно с таким названием, приуроченный к Масленице. Эта приуроченность позволяет предполагать, что негативная семантика собаки противопоставлялась положительной семантике праздника пробуждения природы как проявление бинарной оппозиции смерть-жизнь. И, действительно, в мифологической традиции индоевропейских народов образ собаки теснейшим образом связывается с феноменом смерти и загробным миром. Поиск аналогий показывает и более широкую распространенность этих представлений, причем в мифологиях не только Старого, но и Нового Света. На территорию Американского континента культ собаки, как представителя загробного мира, приходит, несомненно, уже с первопоселенцами, распространяясь от территории Аляски и далее на юг, по крайней мере, до зоны инкской цивилизации. Схожесть этих представлений с теми, что распространены у сибирских народов, позволяет перекинуть «мостик» через Берингов пролив. Исследования позволяют возводить истоки этой функции собаки к исходному для ее одомашнивания животному -волку.
Ключевые слова: идиоматика; обряд «гонять собак»; мир мертвых; собака; волк; индоевропейцы.
В сакральной сфере традиционной культуры русского народа такое животное, как собака, в отличие от некоторых других представителей домашней живности, например, коня или курицы / петуха, занимает не столь уж видное место [1]. Некогда, однако, роль ее была неизмеримо более значима, о чем свидетельствуют многочисленные идиоматические выражения русского языка типа «собаку съесть», «собак навесить», «убить как собаку», «собака зарыта» и др. Идиома, как известно, есть характерное только для данного языка неразложимое словосочетание, ни по лексике, ни по прямому смыслу не совпадающее с его смыслом. Однако при утрате прямого смысла идиоматические выражения сохраняют указание на характер тех явлений, которые дали им начало, например, идиома «собаку съесть», по мнению Вяч.Вс. Иванова, отражает обычай когда-то практиковавшейся ритуальной трапезы [2, с. 200]. С большой
долей уверенности можно предположить, что идиоматика, связанная с собакой, имеет корни в культовой практике, в частности, такое выражение, как «гонять собак», смысл которого в современном русском языке - делать что-то несерьезное, имеющее развлекательный характер.
Между тем, в прямом смысле этого выражения практика «гонять собак» существовала до относительно недавнего времени в русской народной культуре Тамбовщины. Масленичный обычай с таким названием был описан в одном из номеров «Тамбовских епархиальных ведомостей» за 1900 г. священником Михаилом Миловановым [3]. Его он наблюдал в «селе М-ве», находящемся, можно предполагать, в пределах Тамбовской епархии по месту службы корреспондента. Кроме того, им было сообщено, что «оригинальный обычай «гонять собак» на масленицу сохранился до сих пор в селе Новогарито-
ве Козловского у.», сейчас находящемся на территории Мичуринского района Тамбовской области [3].
Сам же обычай описывается следующим образом: «Вот здесь большая толпа ребятишек и подростков-женихов с палками и кнутами бегают за измученной собакой и перегоняют ее от одного дома к другому, с одного огорода на другой... погонять свою собаку на масленицу считалось за великое дело, особенно, если собака была черная да лохматая, и за это дело принимались и большие, и малые. бывало, по улицам и огородам только пятки сверкают да бороды трясутся»
[3].
Каковы же причины этого обычая, имеющего, безусловно, сакральный характер?
В русской традиционной культуре ритуально-мифологическое отношение к собаке можно охарактеризовать как двойственное, поскольку этому животному приписываются и положительные и отрицательные черты, по причине последних, отмечено С.А. Токаревым, его нельзя пускать в церковь, особенно в алтарь. Пища, если собака ее только понюхает, считается оскверненной и потому непригодной для употребления и др., кроме того, им указано на представление о том, что собака воет к покойнику [4, с. 57]. Последнее в этом перечне весьма существенно, поскольку объясняет отрицательную семантику этого животного - по причине связи его с потусторонним миром, ритуально нечистым. И обычай «гонять собак» явно исходит из этих представлений, осмысляясь в народной среде как способ изгнания из мира живых смерти, олицетворением которой считалась собака.
Примечательно, что близкое к этому объяснение обычая «села М-ва» дается в сообщении о нем героем повествования -«книжником-мальчиком» Петром, причем со ссылками на «Историю» С.М. Соловьева и трактат «Как живут наши умершие» монаха Митрофана. Оно сводится к тому, что в дни «великих солнечных праздников» «нашими предками-славянами» поминались умершие, которые выходили из могил, среди мертвецов были и злые, которые вселялись в собак, их-то и изгоняли жители селения.
Таким образом, знание собакой о предстоящей смерти человека, демонстрируемое ее вытьем, определялось тем, что она суще-
ство загробного мира, где, по народным представлениям, известно все, в т. ч. и будущее. Сопоставим это представление с аналогичным: кукушка количеством издаваемых звуков предсказывает человеку, сколько лет ему остается жить: потому что в народном сознании это «мертвая», «не живущая» птица (по аналогии с человеком: не имеет гнезда, т. е. дома, не выводит птенцов - т. е. не имеет семьи). Связь собаки со смертью и потусторонним миром отразилась в практиковавшемся в русской народной среде гадании «на смерть»: остатки питья после больного лили на собаку: если отряхивается, то больной будет жить, а если нет - умрет [5, с. 357].
В славяно-русской обрядовой практике представление о собаке, как животном мира мертвых, сохранилось в остаточной, пережиточной форме, что видно при обращении к мифо-ритуальной традиции более широкого плана. В первую очередь это индоевропейская мифология и ритуал, где данное животное занимает значительное место, и, что примечательно, именно в связи с миром мертвых - особенно, как охранителя входа в него. У древних греков это трехголовый пес Кербер (Цербер) - страж царства мертвых Аида [6]. В арийских «Ведах» загробный мир, являющийся владением царя Ямы, охраняют два чудовищных четырехглазых пса, они его стражи и советники; и, когда души умерших идут в царство мертвых, они проходят мимо двух псов Шарбаров (в другом варианте одна собака именуется Шарбара -«черная», другая - Удумбала, т. е. «пестрая»), матерью которых является Сарама (букв. «собака») [7, с. 683; 8, с. 181; 9; 10]. В «Авесте» древних иранцев две собаки стерегут мост Чинвад, через который проходит путь умершего в загробный мир [11, с. 114]. В германо-скандинавской мифологии бога Одина (Вотана), которому посвящено войско мертвых, сопровождают два пса (в других вариантах волка) Гери и Фреки, в жертву этому божеству приносили собак и волков [2, с. 189; 12, с. 241; 13, с. 243].
В связи с этими представлениями примечательно содержание былички, записанной автором в Архангельской области. Покойный муж стал «являться» и днем и ночью своей жене, всю ее «извел». Ей посоветовали пожаловаться на него собаке, что она и сделала. Муж появился ночью в последний раз в изо-
рванной одежде, он погрозил пальцем, крикнул: «Догадалась!», исчез и больше не появлялся. Смысл былички становится понятным в свете архаических представлений о собаке -по просьбе вдовы она стала препятствовать умершему мужу покидать загробный мир.
Представление именно о двух собаках, сторожащих путь в мир мертвых, нашло широкое отражение в археологических памятниках, героическом эпосе, исторических письменных источниках, а возможно, и в произведениях искусства.
Помещение в могилу двух собак (иногда одной) известно в захоронениях культур эпохи бронзы, связываемых с индоевропейцами, в частности, саксо-тюрингской шнуровой керамики и среднестоговской культуры Поднепровья [10]. В «Илиаде» в описании похорон Патрокла среди приносимых жертв фигурируют две собаки:
Сверху костра положили мертвого, скорбные
сердцем,
Множество тучных овец и великих волов
криворогих, Подле костра, заколов, обрядили... ...Ахиллес благодушный ...кругом разбросал обнаженные туши; Там же расставил он с медом и со светлым
елеем кувшины, Все их к одру прислонив; четырех он коней
гордовыйных С страшной силой поверг на костер, глубоко
стеная.
Девять псов у царя, при столе его
вскормленных, было; Двух из них заколол и на сруб
обезглавленных бросил; Бросил туда ж и двенадцать троянских
юношей главных, Медью убив их... (Нот. II., XII, 165-176).
Арабский купец Ибн-Фадлан во время его путешествия на Волгу в 922 г. наблюдал «похороны знатного руса», где данная черта обряда тоже присутствовала. Сам ритуал захоронения, по мнению исследователей, имел, в основном, скандинавские черты, но с наличием некоторых славянских и финно-угорских. Интересный для данного исследования фрагмент описания похорон имеет такой вид: «...в шатер, разбитый над ладьею, куда поместили мертвеца, принесли: крепкий напиток, плоды, пахучие травы... потом принесли собаку и разрубили ее на две части и бросили
в ладью. привели двух лошадей... разрубили их... и мясо их бросили в корабль; затем были приведены два быка и их тоже изрубили и бросили в корабль, принесли еще курицу и петуха, зарезали их и бросили туда же» [14, с. 81-82]. Разрубание собаки на две части явно должно было символизировать ее «дво-ичность», а парность остальных животных -как принесение их в жертву каждой из образовавшихся таким образом двух собак.
Относительно отражения данного представления в произведениях искусства укажем на предположение Л.С. Клейна, что происходящие из захоронения новосвободненской культуры эпохи бронзы Предкавказья парное изображение собак, показанных по-разному, представляет собой Шарбару и Удумбалу арийской мифологии [10].
Восходящие к весьма отдаленным временам мифологические представления о связи собаки с загробным миром были унаследованы более поздними традициями и не только славянскими. Так, в современных верованиях сингалов, одного из индоарийских народов Южной Азии, фигурирует демон Маха-сохона / Махасона, что означает «Великий демон кладбища», он имеет антропоморфный облик, но волчье-собачью (иногда медвежью) голову, в народных повествованиях указывается его собачья принадлежность [15].
Обратим внимание на цвет собак, которых предписывалось «гонять» в Тамбовской губернии - черный, т. е. окрашенный, по крайней мере, в данном обряде отрицательной семантикой. В русских народных представлениях черт может принять вид именно черной собаки [4, с. 57] Сравним эти факты с тем, что в «Упанишадах» (трактаты религиозно-философского характера, часть «Вед») собака, выступившая инициатором исполнения молитвы-удгитхи, игравшей очень важную роль в отправлении ведического культа, имеет белый цвет, в то время как в «Ригведе» псы Шарбары характеризуются как пятнистые [8, с. 179-181]. Белый цвет в ведийской традиции - самый высокостатусный, пятнистость / пестрота рассматривается как явление, обладающее двойственным статусом.
По «Авесте» статус собаки, с одной стороны, очень высок, ей посвящается целый раздел «Видевдата», согласно содержанию которого по святости собака почти прирав-
нивалась человеку, за ее убийство предусматривались непереносимые телесные наказания - десять тысяч ударов плетью (на практике, впрочем, они заменялись денежным штрафом, а также епитимьями), ей полагается выделять «долю мужа для охраны мира» [11, с. 112-119]. С другой стороны, отмечается наличие у этого существа не только положительных черт: «.у нее характер священника; у нее характер воина; у нее характер скотовода», но и отрицательных: «у нее характер раба; у нее характер вора; у нее характер зверя; у нее характер потаскухи» [11, с. 117-118].
Представление о двойственности статуса собаки, и отрицательное и положительное, как уже указывалось, присутствует и в русской традиции: собака - и «друг человека», и в то же время презренное животное, примечательно выражение «в пса место» (убить), т. е. как собаку, 21 -й статьи древнерусской «Краткой Правды» [16, с. 113]. Сравним эти факты с противоречивым отношением к собаке на Цейлоне: немного брезгливое и презрительное, но с элементами уважения [15, с. 194-201].
Выше фигурировали материалы о связи образа собаки с миром мертвых индоевропейского плана. Однако представления такого рода выходят далеко за эти пределы. Оно характерно для чувашей, у которых после принесения жертвы (а она всегда предназначается потусторонним силам) бросался кусок хлеба собаке, съедение его животным означало, что жертва принята [17, с. 41]. Согласно верованиям марийцев в подземном мире на пути души умершего стоят адские псы [18, с. 104]. Представления такого рода на очень широком пространстве евразийского региона выявлены Вяч.Вс. Ивановым - у тюрко-монгольских народов, на Кавказе, они были характерны для иньского Китая и др., исследователь усматривал в них ностратиче-ское наследие с последующим влиянием на народы других языковых общностей [2, с. 201-202, 205-206, 212-213]. Еще более широкая их распространенность была установлена Ю.Е. Березкиным. Кроме евразийского региона, это не только Меланезия - Новая Гвинея, но и Новый Свет, поэтому он сделал вывод, что они «явно древнее, нежели допустимый возраст общепризнанных языковых семей» [19].
Наличие представлений о связи собаки с миром мертвых у коренных народов Америки весьма примечательно, поскольку таким образом прослеживается их цепочка от палеоазиатских народов Нижнего Амура - северо-востока Азии к северо-западу и северу Северной Америки, далее уходящая на юг до Америки Южной.
Нивхи во время кремации покойника приносили в жертву собаку [20, с. 207]. Согласно представлениям юкагиров, это животное вместе со старухой охраняет дорогу в подземный мир - Царство Теней, и собаку при захоронении человека приносили в жертву, а ее чучело, сделанное из травы, клали в погребальный шалаш умершего [21, с. 144-145]. У коряков после выноса тела человека из жилища на его место клали труп жертвенной собаки; чукчи во время похорон приносили в жертву щенка, и он лежал в жилище в течение трех дней [20, с. 207]. А далее за Беринговым проливом у индейцев-тлинкитов северо-запада Северной Америки, когда покойника вытаскивали через дымовое отверстие жилища, вслед за ним бросали пепел от очага и живую собаку, чтобы душа умершего, благодаря ей, не могла найти дорогу обратно и забрать с собой кого-то из живых [20, с. 198]. Связывалась с загробным миром собака у рядом живущих алгонкинов [19]. На значительном расстоянии от территории обитания этих этносов уже в Южной Америке у инков существовало поверье, что умершие уходят в «страну немых» через реку по волосяному мосту, и в этом им помогает собака [22, с. 339].
Процесс одомашнивания собаки относится большинством исследователей к XIII тыс. до н. э., однако, в настоящее время есть мнение, что древнейшая находка ее (на Алтае) датируется возрастом 34-33 тыс. лет назад [23; 24]. Разброс предлагаемых дат относительно начала заселения Америки варьирует в пределах от 40-50 до 14-12 тыс. лет назад [25, с. 186-187], но установлено, что первопоселенцы приходят сюда уже с домашней собакой, в частности, находка ее останков в скальном навесе штата Айдахо датируется возрастом примерно 10,4 тыс. лет [26, с. 93]. Существует точка зрения, что генетические исследования доказывают связь собственно американских пород собак с алтайской находкой [24]. Безусловно, что, придя с соба-
кой в Америку, первопоселенцы принесли с собой и представления о ее сакральной связи с миром мертвых. По крайней мере, аналогия авестийской и инкской картины потустороннего мира с мостом и собакой (собаками) на нем не дает никаких оснований сомневаться в этом положении.
Следовательно, происхождение такого рода представлений надо связывать с более ранним временем, нежели заселение Американского континента, и даже более ранним, нежели само одомашнивание этого животного. Исходным видом собаки был, как известно, волк, и многочисленные свидетельства доказывают, что именно от него функция посредника между мирами мертвых и живых была перенесена на собаку. Разыскания Вяч.Вс. Иванова показали, что в индоевропейских языках слова со значением «собака» восходят к более древнему названию «волк», как животному, еще не одомашненному [2; 27], а «культ собаки и культ волка в ранних индоевропейских традициях очень тесно между собой переплетены и друг от друга с трудом отграничиваются» [2, с. 187].
Выше уже говорилось, что в некоторых вариантах германо-скандинавской мифологии спутники бога Одина (Вотана) Гери и Фреки могут быть не собаками, а волками, добавим к этому, что братом хозяйки царства мертвых Хели выступает волк по имени Фенрир [28, с. 288]. В представлениях румын, умершего в лесу загробного мира встречает волк, который должен стать ему «братом», он провожает его [29, с. 128-129]. И в славянских поверьях волк связывается с мертвецами, предками, «ходячими» покойниками, в заговорах говорится, что он бывает у мертвых на «том свете» [30, с. 103].
Подведем итоги наших изысканий. Обычай «гонять собак», который практиковался на Масленицу в Тамбовской губернии, отражает архаические представления о связи этого животного с миром мертвых, прежде всего, как охранителя входа в него. У южных славян аналог этой обрядности обнаруживается в виде т. н. «песьего дня», приурочиваемого к первому, реже второму, понедельнику Великого поста, когда предпринимались магические меры, чтобы в собак не вселялись злые духи. Для этого их заставляли крутиться, набрасывая на шею веревочную петлю, качали на качелях и др., в т. ч. гоняли по селу
с привязанной к хвосту тыквой с насыпанным в нее пеплом [1, с. 95]. В русской и в целом в славянской мифо-ритуальной традиции эти представления дошли до нас, если можно так выразиться, в остаточной форме. Однако некогда на общеиндоевропейском уровне они занимали весьма значимое место, восходя к еще более раннему времени, предшествующему образованию современных языковых семей. Более того, сами они были унаследованы от охотничье-собирательского периода человеческой истории, когда эта функция связывалась с исходным для одомашнивания собаки животным - волком.
1. Гура А.В. Собака // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. М., 2012. Т. 5. С. 93-95.
2. Иванов Вяч.Вс. Древнебалканский и общеиндоевропейский текст мифа о герое - убийце Пса и евразийские параллели // Славянское и балканское языкознание: Карпато-восточно-славянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977. С. 181-201.
3. Милованов М. «Масленица»: рассказ из сельского быта // Тамбовские епархиальные ведомости. 1900. № 8.
4. Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX - начала XX в. Москва; Ленинград, 1957.
5. Попов Г.И. Русская народно-бытовая медицина // Торэн М.Д. Русская народная медицина и психотерапия. СПб., 1996.
6. А. Т.-Г. Кербер // Мифы народов мира: энциклопедия. Т. 1. М., 1987. С. 640.
7. Гринцер П.А. Яма // Мифы народов мира: энциклопедия. Т. 2. М., 1988. С. 682-683.
8. Альбедиль М.Ф. Жрецы и собаки в Упаниша-дах // Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1994. Вып. 5-6. С. 178-185.
9. В. Т. Сарама // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 2. М., 1988. С. 409.
10. Клейн Л.С. Древние миграции и происхождение индоевропейских народов. URL: http:// www.bulgari-istoria-2010.com/booksRu/Klein_ Dr_migr_IEN.pdf (дата обращения: 10.11.2012).
11. «Авеста» в русских переводах (1861-1996) / сост., общ. ред., прим. и справ. раздел И.В. Рака. СПб., 1997.
12. Мелетинский Е.М. Один // Мифы народов мира: энциклопедия. Т. 2. М., 1988. С. 241243.
13. Сахаров П.Д. Собачий хвост - персонаж ведийского ритуального текста: факты и догад-
ки // Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1994. Вып. 5-6. С. 236-244.
14. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу / пер. и коммент. под ред. И.Ю. Крачковского. Москва; Ленинград, 1937.
15. Краснодембская Н.Г. Ланкийский демон Ма-ха-сохона (Внешний вид и функции) // Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1994. Вып. 5-6. С. 194-201.
16. Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси: Историко-бытовые очерки XI-XIII вв. Москва; Ленинград, 1966.
17. Архипова М.Н. Народы Поволжья глазами русских исследователей конца XIX - начала XX в. // Этнокультурные процессы в прошлом и настоящем. М., 2012. С. 31-42.
18. Кузнецов С.К. Культ умерших и загробные верования луговых черемис // Этнографическое обозрение. Кн. 61. 1904. № 2. С. 56-109.
19. Березкин Ю.Е. К этногенезу индоевропейцев: Некоторые мотивы сравнительной мифологии // Клейн Л.С. Древние миграции и происхождение индоевропейских народов. Обсуждение. URL: http://www.bulgari-istoria-2010. com/booksRu/Klein_Dr_migr_IEN.pdf (дата обращения: 10.11.2012).
20. Корсун С.А. Погребальный обряд в системе мироустройства тлинкитов // От бытия к инобытию: Фольклор и погребальный ритуал в традиционных культурах Сибири и Америки. СПб., 2010. С. 189-208.
21. Прокопьева П.Е. Собака в традиционной культуре юкагиров Верхней Колымы // Традиционное хозяйство в системе культуры этноса: материалы 9 Санкт-Петербургских чтений. СПб., 2010. С. 143-145.
22. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.
23. Мазовер А.П. Собаки // Большая советская энциклопедия. Т. 24. М., 1976. С. 5.
24. РИАНАУКА. URL: http://ria.ru/science/201303 07/926213042.html (дата обращения: 16.10.2012).
25. Зубов А.А. Становление и первоначальное расселение рода Homo. СПб., 2011.
26. Васильев С.А. Древнейшие культуры Северной Америки. СПб., 2004.
27. Иванов Вяч.Вс. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. Т. 34. М., 1975. № 5. С. 399-408.
28. Мелетинский Е.М., Гуревич А.Я. Германо-скандинавская мифология // Мифы народов мира: энциклопедия. Т. 1. М., 1987. С. 284-292.
29. Свешникова Т.Н. Волк в контексте румынского погребального обряда // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд. М., 1990. С. 128134.
30. Гура А.В. Волк II Славянская мифология: энциклопедический словарь. М., 1995. С. 103-i04.
1. GuraA.V. Sobaka // Slavyanskie drevnosti: etno-lingvisticheskiy slovar': v 5 t. M., 2012. T. 5. S. 93-95.
2. Ivanov Vyach.Vs. Drevnebalkanskiy i obshcheindoevropeyskiy tekst mifa o geroe -ubiytse Psa i evraziyskie paralleli // Slavyanskoe i balkanskoe yazykoznanie: Karpato-vostochno-slavyanskie paralleli. Struktura balkanskogo teksta. M., 1977. S. 181-201.
3. Milovanov M. "Maslenitsa": rasskaz iz sel'skogo byta // Tambovskie eparkhial'nye vedomosti. 1900. № 8.
4. Tokarev S.A. Religioznye verovaniya vostoch-noslavyanskikh narodov XIX - nachala XX v. Moskva; Leningrad, 1957.
5. Popov G.I. Russkaya narodno-bytovaya meditsi-na // Toren M.D. Russkaya narodnaya meditsina i psikhoterapiya. SPb., 1996.
6. A. T.-G. Kerber // Mify narodov mira: entsiklo-pediya. T. 1. M., 1987. S. 640.
7. Grintser P.A. Yama // Mify narodov mira: ent-siklopediya. T. 2. M., 1988. S. 682-683.
8. Al'bedil'M.F. Zhretsy i sobaki v Upanishadakh // Kunstkamera. Etnograficheskie tetradi. SPb., 1994. Vyp. 5-6. S. 178-185.
9. V. T. Sarama // Mify narodov mira: Entsiklopediya. T. 2. M., 1988. S. 409.
10. Kleyn L.S. Drevnie migratsii i proiskhozhdenie indoevropeyskikh narodov. URL: http:// www. bulgari-istoria-2010. com/booksRu/Klein_Dr_ migr_IEN.pdf (data obrashcheniya: 10.11.2012).
11. "Avesta" v russkikh perevodakh (1861-1996) / sost., obshch. red., prim. i sprav. razdel I.V. Raka. SPb., 1997.
12. Meletinskiy E.M. Odin // Mify narodov mira: entsiklopediya. T. 2. M., 1988. S. 241-243.
13. Sakharov P.D. Sobachiy khvost - personazh vediyskogo ritual'nogo teksta: fakty i dogadki // Kunstkamera. Etnograficheskie tetradi. SPb., 1994. Vyp. 5-6. S. 236-244.
14. Puteshestvie Ibn-Fadlana na Volgu / per. i komment. pod red. I.Yu. Krachkovskogo. Moskva; Leningrad, 1937.
15. Krasnodembskaya N.G. Lankiyskiy demon Makha-sokhona (Vneshniy vid i funktsii) // Kunstkamera. Etnograficheskie tetradi. SPb., 1994. Vyp. 5-6. S. 194-201.
16. Romanov B.A. Lyudi i nravy Drevney Rusi: Isto-riko-bytovye ocherki XI-XIII vv. Moskva; Leningrad, 1966.
17. Arkhipova M.N. Narody Povolzh'ya glazami russkikh issledovateley kontsa XIX - nachala
XX v. // Etnokul'turnye protsessy v proshlom i nastoyashchem. M., 2012. S. 31-42.
18. Kuznetsov S.K. Kul't umershikh i zagrobnye ve-rovaniya lugovykh cheremis // Etnograficheskoe obozrenie. Kn. 61. 1904. № 2. S. 56-109.
19. Berezkin Yu.E. K etnogenezu indoevropeytsev: Nekotorye motivy sravnitel'noy mifologii // Kleyn L.S. Drevnie migratsii i proiskhozhdenie indoevropeyskikh narodov. Obsuzhdenie. URL: http://www.bulgari-istoria-2010. com/booksRu/ Klein_Dr_migr_IEN.pdf (data obrashcheniya: 10.11.2012).
20. Korsun S.A. Pogrebal'nyy obryad v sisteme mi-roustroystva tlinkitov // Ot bytiya k inobytiyu: Fol'klor i pogrebal'nyy ritual v traditsionnykh kul'turakh Sibiri i Ameriki. SPb., 2010. S. 189208.
21. Prokop'eva P.E. Sobaka v traditsionnoy kul'ture yukagirov Verkhney Kolymy // Traditsionnoe khozyaystvo v sisteme kul'tury etnosa: materialy 9 Sankt-Peterburgskikh chteniy. SPb., 2010. S. 143-145.
22. Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoy skazki. L., 1986.
23. Mazover A.P. Sobaki // Bol'shaya sovetskaya entsiklopediya. T. 24. M., 1976. S. 5.
24. RIANAUKA. URL: http://ria.ru/science/201303 07/926213042.html (data obrashcheniya: 16.10.2012).
25. Zubov A.A. Stanovlenie i pervonachal'noe rasse-lenie roda Homo. SPb., 2011.
26. Vasil'ev S.A. Drevneyshie kul'tury Severnoy Ameriki. SPb., 2004.
27. Ivanov Vyach.Vs. Rekonstruktsiya indoevropeyskikh slov i tekstov, otrazhayushchikh kul't volka // Izvestiya AN SSSR. Ser. literatury i yazyka. T. 34. M., 1975. № 5. S. 399-408.
28. Meletinskiy E.M., Gurevich A.Ya. Germano-skandinavskaya mifologiya // Mify narodov mira: entsiklopediya. T. 1. M., 1987. S. 284-292.
29. Sveshnikova T.N. Volk v kontekste rumynskogo pogrebal'nogo obryada // Issledovaniya v oblasti balto-slavyanskoy dukhovnoy kul'tury. Pogrebal'nyy obryad. M., 1990. S. 128-134.
30. Gura A.V. Volk // Slavyanskaya mifologiya: entsiklopedicheskiy slovar'. M., 1995. S. 103104.
Поступила в редакцию 15.12.2014 г.
UDC 63.5(2)
IDIOMATIC STUDY OF IDIOMS AND RITUALS: CUSTOM OF "CHASING THE DOGS" IN TAMBOV REGION Vladimir Serafimovich BUZIN, Saint-Petersburg State University, Saint-Petersburg, Russian Federation, Candidate of History, Associate Professor, Associate Professor of Ethnography and Anthropology Department, e-mail: [email protected]
It is devoted to origin of idiomatic expressions of the Russian language "chasing dogs" - to do something frivolous, childish. Research showed that in the tradition of the Slavic peoples, including Russian, there were mysteries, which gave rise to this expression. In particular, in the Tambov region was the custom with such name, dedicated to Shrovetide. This confinement suggests that negative semantics of dog contrasted positive semantics of nature's revival as a manifestation of the binary opposition of death-life. And, indeed, in the mythological traditions of Indo-European peoples image of a dog is closely associated with the phenomenon of death and the next world. Search of analogies shows and wider dissemination of these ideas, and in mythologies not only of Old, but also of the New World. The territory of the Americas cult of dogs, as a representative of the underworld, comes, of course, since the first settlers, extending from Alaska and further south, at least to the area of the Inca civilization. The similarity of these ideas with those prevalent in Siberian peoples, lets throw a "bridge" across the Bering Strait Studies allow to build the origins of this function to the original dog for its domestication - the wolf. Key words: idiom; ritual "chase the dogs"; world of the dead; the dog; the wolf; the Indo-Europeans.