CC BY
39DOI 10.24411/1813-145X-2019-10362 УДК 008:001.8
С. Г. Осьмачко https://orcid.org/0000-0001-9304-0754
Идейно-теоретические воззрения К. Н. Леонтьева и В. С. Соловьева в контексте взаимного влияния
В статье рассмотрены идейно-теоретические системы двух выдающихся мыслителей второй половины XIX в. -К. Н. Леонтьева (1831-1891 гг.) и В. С. Соловьева (1853-1900 гг.). Дана характеристика их личных отношений, основанных на началах дружбы и глубокого взаимного уважения. На материалах работ В. С. Соловьева показано его отношение к теоретической парадигме византизма, триединой характеристике исторического процесса и другим воззрениям К. Н. Леонтьева: отношение к прогрессу и европейской цивилизации; исторической роли России в мировом процессе и др. Талантливый писатель и замечательный философ В. С. Соловьев на высоком уровне художественной культуры давал осторожные и взвешенные оценки, возможно, с его точки зрения спорным теоретическим конструкциям своего старшего товарища. При этом он не отрицал его дарований, умения владеть вниманием общественности, стремления выделять главное и второстепенное в культурологических и эстетических заключениях. Критику вызывала переоценка К. Н. Леонтьевым роли государственной силы или значения эстетического идеала касательно религиозных вопросов. К тому же большинство воззрений В. С. Соловьева принципиально не совпадали со взглядами К. Н. Леонтьева. Материалы К. Н. Леонтьева (прежде всего, его письма к А. А. Александрову, И. И. Фуделю, А. А. Фету и мн. др.) показывают, что его воздействие на В. С. Соловьева внешне осуществлялось с гораздо меньшей эффективностью. Лично К. Н. Леонтьев искренне любил В. С. Соловьева и весьма дорожил его добрым отношением. Но постепенно несовпадение теоретических позиций привело к разрыву, который не получил личностного оформления только из-за кончины К. Н. Леонтьева.
Ключевые слова: К. Н. Леонтьев, В. С. Соловьев, византизм, папизм, экуменизм, христианство, православие, триединый исторический процесс, эстетический идеал.
S. G. Osmachko
K. N. Leontiev and V. S. Soloviov's Ideological and Theoretical Views in the Context of Interplay
In the article the ideological and theoretical systems of two outstanding thinkers of the second half of the XIX century -K. N. Leontiev (1831-891) and V. S. Soloviov (1853-1900) are considered. Characteristic of their personal relations is given being based on the beginnings of friendship and deep mutual respect. Basing on materials of V. S. Soloviov's works his attitude is shown to a theoretical paradigm of byzantizm, triune characteristic of historical process and K. N. Leontiev's other views: relation to progress and European civilization; a historical role of Russia in the world process, etc. The talented writer and wonderful philosopher V. S. Soloviov gave careful and windowed estimates at the high level of art culture, perhaps, from his point of view to disputable theoretical constructions of the senior companion. At the same time he did not deny his talents, ability to hold public attention, aspirations to allocate main and minor in the culturological and esthetic conclusions. K. N. Leontiev was criticized for his overestimation of the role of the state force, or value of an esthetic ideal concerning religious questions. Besides the majority of V. S. Soloviov's views did not coincide essentially with K. N. Leontiev's views. K. N. Leontiev's materials (first of all, his letters to A. A. Aleksandrov, I. I. Fudel, A. A. Fet and etc.) present that his influence on V. S. Soloviov externally was carried out with much smaller efficiency. Personally K. N. Leontiev sincerely loved V. S. Soloviov and valued his kind relation a lot. But gradually discrepancy of theoretical positions led to a gap, which did not receive personal registration only because of K. N. Leontiev's death.
Keywords: K. N. Leontiev, V. S. Soloviov, byzantism, papistry, ecumenism, Christianity, Orthodoxy, triune historical process, esthetic ideal.
В рамках данной статьи мы планируем дать общую характеристику взаимоотношений двух выдающихся мыслителей недавнего прошлого - Константина Николаевича Леонтьева (1831-1891), врача, дипломата, философа, автора самобытной теории византизма, основателя триединой схемы исторического процесса и Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900) - отечественного религиозного мыслителя, философа, публициста и писателя, сторонника экуменизма и папизма.
По большому счету, творчество К. Н. Леонтьева не воспринималось современниками положительно; он был весьма популярен, но не как теоретик, а как автор подчас скандальных заявлений и тезисов. Сегодня внимание к его творчеству не ослабевает, даже ряд иностранных авторов уделили ему свое исследовательское внимание [13, 14, 15 и др.]. По мнению Л. Авдеевой, творчество К. Н. Леонтьева «отпугивало» современников, прежде всего, своей ярко выраженной эсхатологичностью [1, с. 307].
© Осьмачко С. Г., 2019
К. Н. Леонтьев интересен своей парадоксальностью, противоречивым набором теоретических положений его парадигмы, например:
- общие мироустроительные тенденции у него уживались с минорностью и пессимизмом;
- он превозносил силу в качестве источника надежды, но утопал в безнадежности;
- это был принципиальный ниспровергатель общих установлений, норм и обычаев (особенно если они шли вразрез с исторической необходимостью - в его понимании), отстаивавший идеи единства культуры, складывавшейся в недрах государства (и, как он понимал, - в значительно меньшей степени при участии общества);
- ставя превыше всего творчество личности, ее эстетический критериум, К. Н. Леонтьев постулировал религиозную посюсторонность бытия и т. п.
В данном контексте не случайно замечание
A. П. Козырева о том, что «образ Леонтьева не укладывался в прокрустово ложе схем и четких формулировок» [4, с. 432].
Однако при всей своей замечательной оригинальности К. Н. Леонтьев не смог сформировать некую научную школу, которая проводила бы в жизнь и в научную практику его идеи; «у него не было большого числа последователей в непосредственном смысле этого слова» [1, с. 308]. Но по масштабам воздействия на развитие философской мысли в России мало равных ему В философских идеях К. Н. Леонтьева черпали свое вдохновение такие видные представители достаточно различных философских школ и направлений, как
B. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, В. В. Зеньковский, П. А. Флоренский, Л. А. Тихомиров, В. В. Розанов и мн. др. Само это перечисление показательно.
К. Н. Леонтьев познакомился с В. С Соловьевым в 1878 г. Досточно быстро между ними установились теплые и дружественные отношения. К. Н. Леонтьев «был самого высокого мнения, даже восторженного, об уме Вл. Соловьева», - вспоминал Е. Н. Поселянин (Погожев) [6, с. 190].
Тот факт, что В. С. Соловьев «занимал одно из первых мест в отношениях с К. Н. Леонтьевым», позже в своих воспоминаниях отмечал и священник И. И. Фудель [12, с. 393].
Но близкая дружба не означала теоретического единства. Резкое отторжение у К. Н. Леонтьева вызвала, например, статья (изначально - реферат, о чем речь пойдет ниже) В. С. Соловьева «Об упадке средневекового миросозерцания», в которой автор допустил «коварное смешение христианства с демократией и прогрессом» [2, с. 5].
П. Б. Струве отмечал «особенно большое влияние» В. С. Соловьева на К. Н. Леонтьева. По его мнению, «Соловьев прямо подавлял Леонтьева своей
диалектической одаренностью и философской ученостью. Леонтьев считал Соловьева гением, хотя эта характеристика, по существу, гораздо больше при-ложима к нему самому» [11, с. 185].
Одновременно П. Б. Струве ярко и образно описал принципиальную несхожесть этих философов: «Нельзя сравнить ни в какой мере ни их умственной культуры, ни литературной умелости. Образование Соловьева было огромное, в формальном смысле он умел писать (и в стихах) так, как ни один из современных ему писателей, да и вообще ни один русский писатель. И все-таки ум Леонтьева был и острее, и глубже ума Соловьева. Христианство Леонтьева было как-то глубже укоренено и тесно спаяно с ядром его личности, чем у Соловьева» [11, с. 185-186].
Подробную и точную характеристику взаимоотношений В. С. Соловьева и К. Н. Леонтьева представил на наш суд священник Бутырской тюрьмы И. И. Фудель. Прежде всего он отметил принципиальную «схожесть - несхожесть» выдающихся философов: «Оба совершенно различные по натуре, характеру, по своему душевному складу, вкусам, воспитанию, по взглядам, подчас совершенно противоположным, наконец, они имели между собой нечто общее, сходное, лежащее глубоко за видимыми чертами несходства и различия. Это было то, что оба они были "одинокие мыслители", вернее сказать, "поэты-мечтатели", как рыцари, отдавшие жизнь одной любимой женщине-матери. Почуяли ли они инстинктивно друг в друге эту особенность, эту свою роковую одинокость, или сблизили их друг с другом долгие беседы за полночь, но сближение это вскоре перешло в самые тесные отношения искренней дружбы, бережно хранившейся обоими, несмотря на размолвки, до конца их жизни. Это была действительно дружба, корни которой - в твердой почве их взаимного сердечного влечения друг к другу, несмотря на принципиальные разногласия» [12, с. 394].
В. С. Соловьев о К. Н. Леонтьеве. Общая оценка, данная В. С. Соловьевым, была следующей: «При всех своих недостатках и заблуждениях, это был замечательно самостоятельный и своеобразный мыслитель, писатель редкого таланта, глубоко преданный умственным интересам, сердечно религиозный, а главное, добрый человек» [8, с. 358].
На смерть К. Н. Леонтьева В. С. Соловьев отозвался более сдержанно: «Замечательный писатель и хороший человек, он не был очень известен при жизни - да, наверное, не будет и после смерти. Но его имя останется в умственной истории России. В общей картине русской жизни за последние два десятилетия эта оригинальная и яркая фигура займет хотя и небольшое, но заметное место» [10, с. 20].
В настоящий момент наиболее отчетливо отношение В. С. Соловьева к К. Н. Леонтьеву характеризуют два источника: статья по поводу кончины по-
следнего («Памяти Леонтьева» [10, с. 20-26]), а так же статья «Леонтьев» [9, с. 532-567], подготовленная для Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (17-й том с этой статьей увидел свет в 1896 г.).
В статье «Памяти Леонтьева» содержатся следующие основные положения:
1. Дана общая характеристика творческого, когнитивного метода К. Н. Леонтьева:
- сквозной идеей через всю памятную статью проходит утверждение об эклектичности когнитивной парадигмы К. Н. Леонтьева, отсутствии в ней какой-либо объединяющей (все подчиняющей себе) идеи, связанной с практикой, влияющей на массу. «Его мысли, - писал В. С. Соловьев, - были смешаны, пестры и неуравновешенны. Одного идеального средоточия, из которого бы выходили и к которому бы сходились, как радиусы, все частные мысли, в миросозерцании Леонтьева не было» [10,
с. 21];
- отсутствие положительного начала в методе К. Н. Леонтьева «невыгодно» замещалось жестко отрицательным отношением ко многим социально-политическим явлениям того времени (прежде всего, к «эгалитарному прогрессу», столь свойственному ненавистной для него западной цивилизации). В этом отношении В. С. Соловьев высказывается столь же точно, сколь и парадоксально: «У него не было одной господствующей и объединяющей любви, но была одна главная ненависть - к современной европейской цивилизации, которая, впрочем, была ему известна не в своем западном подлиннике, а только по неполному русскому карикатурному греко-славянскому порядку» [10, с. 21];
- В. С. Соловьев полагал, что в творческом методе К. Н. Леонтьева нет системы, столь необходимой для научного миросозерцания; в результате его разрозненные теории однозначно не смогли оформиться до уровня принципов и законов, а значит, были лишены возможности реализовываться в соответствующих критических программах как научного, так и социально-политического свойства. В. С. Соловьев пришел к однозначному выводу: «Его теоретические установки примитивны, хотя и распадаются на какие-то течения, достаточно широко заявленные, но и столь же широко не представленные». Посему «он не мог действовать на массу силой высшей правды» [10, с. 21];
Метод К. Н. Леонтьева имел, по мнению В. С. Соловьева, одно несомненно положительное морально ориентированное свойство; В. С. Соловьев тонко отмечает нравственные полюсы общей позиции К. Н. Леонтьева, его «умственные достоинства», которые «мешают ему сделаться популярным публицистом, угодным многим»; мысли К. Н. Леонтьева богаты и своеобразны», их отличает «эстетическая
прихотливость», что опять же не позволяло К. Н. Леонтьеву «творить на потребу толпы» [10, с. 21].
2. Представлена характеристика византизма -основной идеи учения К. Н. Леонтьева:
- В. С. Соловьев следующим образом определил своего рода код идеи византизма (он часто употреблял термин «старый византизм») - «Церковь и Царь»; в историческом аспекте византизм «образовал нас, соединяя патриархальность славян и веру»; в современном значении византизм «даст нам силы вынести все невзгоды» [10, с. 22]. Так В. С. Соловьев воспринимал византийские идеи К. Н. Леонтьева;
- В. С. Соловьев справедливо заметил, что для К. Н. Леонтьева «византизм представляет живую силу прошедшего и настоящего», но эту роль не сможет сыграть «нечто мозаичное, составленное из многих элементов, органически между собой не связанных» [10, с. 23];
- В. С. Соловьев писал о сущности идеи визан-тизма: «В религии - христианство, в политике -самодержавие, в морали - отрицание высокого значения человеческой личности, идеи единого человечества» [10, с. 23]; В. С. Соловьев, анализируя, каким образом К. Н. Леонтьев акцентирует историческую роль христианства для России, несколько ядовито замечает, что в данном случает «христианство является даже как будто служебным орудием других византийских начал» [10, с. 23];
- В. С. Соловьев в целом отрицательно относился к византизму; по его мнению, в качестве социального идеала он «совершенно несостоятелен», хотя в историческом плане «здесь много интересного» [10, с. 25]; несостоятельность византизма в том, что он есть нечто «только предполагаемое» [10, с. 24]; В. С. Соловьев заключил: «Чтобы с успехом проповедовать какой-нибудь идеал, нужно всецело, всей душой ему отдаться. Но нельзя, психологически невозможно остаться таким предметам, которые ни высшего блаженства, ни низшего природного удовлетворения не доставляют. Или по разуму истины и религиозному чувству я отдаюсь тому, что вечно и безусловно, или по естественной необходимости тому, что дает мне хотя переходящее, но тем не менее реальное удовлетворение. Но проповедуемый Леонтьевым идеал сложной принудительной организации общества не имеет ни вечного достоинства, ни минутной приятности. О нем можно рассуждать с точки зрения исторических вероятностей, но жить и умирать ради него решительно невозможно» [10, с. 25];
- по В. С. Соловьеву, византизм К. Н. Леонтьева не является «одноцентричным», он не соединяет противоречия, «несовершенства действительности»; иными словами, византизм не яв-
ляется той теоретико-методологической основой, в опоре на которую возможно разрешать социально-политические и экономические затруднения реального мира; византизм не есть «наилучшее и даже единственное природное средство для охранения России и славянства» [10, с. 24].
3. В. С. Соловьев дал краткую, но емкую характеристику религиозности К. Н. Леонтьева:
- он разделил «личное религиозное чувство» К. Н. Леонтьева и его отражение в его же политической философии; в последнем случае он не имел «безусловного значения»; «такое раздвоение между простой субъективной религиозностью и объективным культурным идеалом смешанного характера с преобладанием мирских элементов отнимало всю силу у проповеди Леонтьева» [10, с. 24];
- для К. Н. Леонтьева в религиозном плане «единственно существенное и важное есть отречение от мира и забота о душеспасении, а все остальное - суета сует» [10, с. 24]; В. С. Соловьев как бы от имени К. Н. Леонтьева задается вопросом: как «я могу тут же с убедительностью проповедовать такой идеал, в котором главное значение придается этим суетным интересам» [10, с. 24].
4. В. С. Соловьев выделил в учении К. Н. Леонтьева нечто безусловно положительное:
- во-первых, «то, что свои крайне охранительные и благочестивые взгляды Леонтьев стал исповедовать еще в конце шестидесятых годов, то есть тогда, когда, кроме недоумения, насмешек и поношений, они ничего ему дать не могли» [10, с. 26];
- во-вторых, учение К. Н. Леонтьева носило самобытный, авторский характер; он индивидуален и неповторим, не подчиняется «стадному внушению» [10, с. 26];
- в-третьих, парадоксально, но факт: «хорошо было в Леонтьеве то, что односторонность, исключительность и фанатизм его взглядов не выходили из пределов теории и не имели влияния на его жизненные отношения, ни даже на его литературные суждения» [10, с. 25]. Речь идет о том, что «этот проповедник силы и всесильных мер» меньше всего был склонен кого-то оскорблять, как в жизни, так и в литературе;
- в-четвертых, В. С. Соловьев с удовольствием отмечал человеческую искренность и порядочность К. Н. Леонтьева: «он как писатель никогда не кривил душой из-за личного самолюбия или партийного интереса и в самой полной мере отдавал справедливость и личным, и идейным врагам своим» [10, с. 26].
В отношении В. С. Соловьева к К. Н. Леонтьеву невооруженным взглядом просматриваются объективность, научная и личная порядочность, корректность и тактичность, чего порой так не хватает некоторым современным хулителям взглядов последнего.
Разбирая энциклопедическую статью
В. С. Соловьева «Леонтьев», обратим внимание на темы, которых мы ранее не касались:
1. Предложена общая характеристика мировоззрения К. Н. Леонтьева. По мнению В. С. Соловьева,
- он «религиозно верил» «в положительную истину христианства, в узко-монашеском смысле личного спасения»;
- «политически надеялся» «на торжество консервативных начал в нашем отечестве, на взятие Царьграда русскими войсками и на основание великой неовизантийской или греко-российской культуры»;
- «эстетически любил» «все красивое и сильное».
«Эти три мотива, - писал В. С. Соловьев, - господствуют в его писаниях, а отсутствие между ними внутренней положительной связи есть главный недостаток его мировоззрения» [9, с. 563].
В. С. Соловьев предлагал посмотреть на традиционные идеи К. Н. Леонтьева с другой стороны:
- «идея личного душеспасения путем монашеским» - «равнодушие к мирским политическим интересам и отрицание интереса к эстетическим чувствам»;
- консервативная политика «не имеет ничего общего с душеспасением и с эстетикой»;
- эстетическая точка зрения должна предполагать «идеалы древнего язычества, средневекового рыцарства и эпохи Возрождения, византийских монахов и чиновников, особенно в их русской реставрации».
В. С. Соловьев сделал следующий вывод: три главных для К. Н. Леонтьева предмета, «подлежащие охранению принципиального или идейного консерватизма, не были согласованы между собой» [9, с. 563].
Как сам К. Н. Леонтьев решал это затруднение? В. С. Соловьев писал: у него не было срединного и господствующего принципа (хотя «отдельные взгляды были весьма замечательными»); «желая привести свои пестрые мысли и стремления к некоторому, хотя бы только формальному единству, он называл себя принципиальным или идейным консерватором (в противовес грубо-практическому или эмпирическому консерватизму)». И далее, в качестве общего вывода: К. Н. Леонтьев был замечательный «публицист и повествователь, оригинальный, талантливый проповедник крайне консервативных взглядов» [9, с. 562].
Все вышеперечисленное, по нашему мнению, составляет своего рода парадокс В. С. Соловьева в оценках своего друга по жизни и противника по идейно-политическим взглядам. В содержательном отношении этот парадокс («культурно-политический идеал К. Н. Леонтьева в его собственном смысле» [9,
с. 562-563]) получил следующую авторскую расшифровку:
- «государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно, вообще сурово, иногда до свирепости»;
- «Церковь должна быть независимее нынешней, иерерхия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее»;
- «законы, принципы власти должны быть строже, а люди должны стараться быть лично добрее - одно уравновесит другое»;
- «наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей выгоде».
2. Дана характеристика понимания
К. Н. Леонтьевым исторического процесса. По его мнению, любой исторический процесс проходит в своем развитии три основных стадии:
- первоначальная простота - «зачатный и незрелый, подобно организму - младенческий период»;
- положительное расчленение («цветущая сложность») - «развитый, цветущий возраст» («Европа средних и начала новых веков - цветущее расчленение жизненных форм»);
- смесительное упрощение (простота и уравнительность) - «дряхлость, умирание и разложение организма» («от просветительных движений XVIII в. и Великой французской революции европейское человечество решительно входит в эпоху сместительного упрощения и разложения»).
К. Н. Леонтьев полагал, что современная ему Европа, подчиняясь логике «эгалитарного прогресса», вступила в эпоху разложения, что является следствием «общего естественного закона» [9, с. 562]. «Новая великая будущность для России, - писал В. С. Соловьев, - представляется Леонтьеву желательной и возможной, а не роковой и неизбежной, как думают славянофилы; иногда эта будущность кажется ему даже маловероятной: Россия уже прожила 1000 лет, а губительный процесс эгалитарной буржуазности начался и у нас, после Крымской войны и освобождения крестьян» [9, с. 563].
К. Н. Леонтьев утверждал необходимость завоевания русскими войсками Царьграда и создания греко-славянской цивилизации нового типа, что позволит «не только остановить уже начавшийся в России процесс уравнительного смешения, но и создать еще небывалую - великую, консервативную культуру». В. С. Соловьев объяснял: «Леонтьев пламенно желал, чтобы Россия завоевала Константинополь, но не затем, чтобы сделать его центром славянской либерально-демократической федерации, а затем, чтобы в древней столице укрепить и развить истинно консервативный культурный строй и восстановить Восточное царство на прежних византийских началах, только вспоминаемых национально-русским учре-
ждением принудительной земельной общины» [9, с. 563].
В данном случае мы имеем дело с одним из самых экзотических проектов К. Н. Леонтьева, который и для современников и в настоящее время кажется невероятным и фантастическим, не имеющим никакой перспективы.
3. Показано место, которое занимало учение К. Н. Леонтьева в системе консервативной мысли своего времени.
В. С. Соловьев утверждал, что идеи К. Н. Леонтьева «были византийскими, но не славянофильскими»; он последовательно доказывал, что «славянство» есть термин без всякого определенного культурного содержания, что славянские народы жили и живут чужими началами» [2, с. 5]. Поэтому в развитии славянства в конце XIX в. уже решительно преобладал ненавистный К. Н. Леонтьеву «элемент прогрессивного европеизма». Рассматривать перспективы славянского слияния с Россией на византийских началах (центральная идея писателя) «не может быть целью здравой политики именно с русской точки зрения, поскольку это серьезно ослабит византийские начала русской жизни» [9, с. 563].
4. Показано, какую роль в социально-духовных отношениях К. Н. Леонтьев отводил силе, принудительному началу.
По его мнению, любые жизненные формы теряют свою раздельность и устойчивость, если в их функционировании в должной мере не присутствует «принудительный характер отношений». Он также утверждал, что только эта сила (в первую очередь сила власти) может быть прекрасной. И в этом культе самоутверждающейся силы и красоты К. Н. Леонтьев «предвосхитил многие мысли Ницше, вдвойне парадоксальные под пером афганского послушника и оптинского монаха» [9, с. 563-564]. То есть, по мнению В. С. Соловьева, К. Н. Леонтьев вряд ли до конца сам понимал значение тех истин, которые для него «казались безусловными». К тому же «своим убеждениям он принес в жертву успешно начатую дипломатическую карьеру, вследствие чего несколько лет терпел тяжелую нужду. А свои крайние мнения он без всяких отговорок высказывал и в такое время, когда это не могло принести ничего, кроме общего презрения и осмеяния» [9, с. 564].
К. Н. Леонтьев о В. С. Соловьеве. Отношение В. С. Соловьева к К. Н. Леонтьеву носило достаточно рассудочный характер; в своих работах, посвященных старшему товарищу, В. С. Соловьев системно и логично обосновал те оценки, о которых мы говорили выше.
Иное дело - отношение К. Н. Леонтьева к В. С. Соловьеву; здесь много пристрастного, но практически отсутствуют научные классификации. К. Н. Леонтьев восхищался В. С. Соловьевым, вос-
торгался им как мыслителем и как человеком, а завидев «отступление» того от «леонтьевского курса», искренне недоумевал и чрезвычайно огорчался.
На рассудочное отношение В. С. Соловьева К. Н. Леонтьев отвечал избыточно эмоционально окрашенными переживаниями.
Существует два пласта отношения К. Н. Леонтьева к В. С. Соловьеву: лично-душевный и позиционно-политический; причем первый традиционно превалировал. В эпистолярном наследии К. Н. Леонтьева мы находим самые высокие оценки дарованиям В. С. Соловьева:
- 18 февраля 1878 г. в письме к Н. Я. Соловьеву он писал: «Соловьев - молодой идеальный философ и очень уже влиятелен» [5, с. 190];
- 1 марта 1879 г. К. Н. Леонтьев писал из Опти-ной пустыни Вс. С. Соловьеву (брату В. С. Соловьева): «Ваш мыслящий, смелый и ученый брат... Я очень люблю Владимира Сергеевича, всегда его статьи внимательно читаю, очень много о нем здесь думаю, во многом в общих взглядах согласен с ним (даже восторженно согласен)» [5, с. 230];
- 5 февраля 1888 г. К. Н. Леонтьев писал
A. А. Александрову: «Познакомьтесь с Владимиром Соловьевым, и говорите с ним откровенно. Это человек благородный, в области мышления гениальнее Толстого» [5, с. 230];
- в письмах к К. А. Губастову 1 июля и 10 декабря 1888 г. К. Н. Леонтьев признавался:
B. С. Соловьев - «гениальный писатель. Что же не ломятся за его книгами люди, толпами в магазины ни у нас, ни в Европе? Не по плечу, видно»; «Соловьев - единственный из наших писателей, который подчиняет до известной степени мой ум. Владимир Соловьев, сознаюсь с охотой, на меня пятидесятилетнего имел (и имеет) огромное влияние. Это настоящий гений, и гений с какой-то таинственной, высшей печатью на челе. Мне очень трудно устоять против его «обаяния» и не объявить себя открыто почти его учеником. Возражая ему, я благоговею» [5, с. 377, 521];
- в письмах к В. В. Розанову 24, 25 и 27 мая 1889 г. звучат следующие оценки: «Наружность Соловьева - идеальна, приятна в высшей степени и оригинальна. Впрочем, я пристрастен: у Соловьева мне и слабости, и пороки нравятся». В. С. Соловьев - это человек, «который во всех отношениях выше меня»; «в Соловьева как в человека я влюблен» [5, с. 575, 579; 7, с. 347] и т. п.
Но постепенно в этой системе сверхположительных оценок В. С. Соловьева начали появляться все более тревожные нотки критического характера. В. С. Соловьев раз за разом действует таким образом, что К. Н. Леонтьеву ничего иного не остается, как только перейти от былых восхвалений к самой
суровой критике. Следует отметить, что этот переход К. Н. Леонтьева шел неуклонно, но осуществлялся последовательно:
- 7 апреля 1878 г. он писал своему племяннику М. В. Леонтьеву: «Блеснула у меня надежда на братьев Соловьевых. Но и те русские в дурном смысле слова. Только Т. И. Филиппов и остается православным и деловым, то есть русским в хорошем смысле» [5, с. 201];
- 19 января 1888 г. К. Н. Леонтьев писал И. И. Фуделю: «При всем моем личном пристрастии к Владимиру Сергеевичу и при всем даже по-читательном изумлении, в которое повергают меня некоторые из его творений. Я сам ужасно недоволен из-за последних трех лет, то есть с тех пор, как он вдался в эту ожесточенную и часто действительно недобросовестную полемику против славянофильства. Недоволен самим направлением, недоволен зловредным и ядовитым тоном, несомненной наглостью подтасовок. Не согласен даже с тем, что соединение Церквей так сильно может мешать своеобразию национального развития России, как он думает» [5, с. 535];
- в этот период (вторая половина 1880-х годов) многие из друзей К. Н. Леонтьева с тревогой замечали его охлаждение к В. С. Соловьеву. 17 сентября 1890 г. К. Н. Леонтьев писал И. И. Фуделю: «Не поссорился ли я с Соловьевым? Ответ: не только не поссорился, но все обнимались и целовались. И даже больше он, чем я. Владимир Сергеевич сознался мне, что, хотя он находит меня "умнее Данилевского, оригинальнее Герцена и лично религиознее Достоевского", он потому до сих пор не собрался писать обо мне особой статьи, что теоретически он со мной все-таки во многом не согласен, а практического побуждения нет, потому что мои мысли не в ходу, как мысли старого славянофила»
[5, с. 508];
- действительно, К. Н. Леонтьева серьезно задевал факт невнимания В. С. Соловьева к его творчеству. 20 сентября 1890 г. он писал
A. А. Александрову, что очень рад теплой и товарищеской встрече с В. С. Соловьевым, но тут же утверждал, что «несколько хороших, строгих, даже несправедливых, критических статей больше бы меня утешили», а в письме к А. А. Фету можно найти следующее добавление: «Скажите
B. С. Соловьеву, что его равнодушие ко мне очень меня огорчает» [5, с. 516]. В 1889 г. увидела свет брошюра К. Н. Леонтьева «Национальная политика как орудие всемирной революции», которая вновь осталась без внимания В. С. Соловьева (да и широкой общественности так же). Капризный нрав К. Н. Леонтьева с этим смириться не смог. 17 марта 1889 года он писал А. А. Александрову: «Владимир Сергеевич Соловьев жестоко "предает" меня своим
молчанием! Видите, как даже у высоконравственных людей мораль естественная несовершенна. А если бы он, при своей сердечной любви ко мне и при значительном умственном нашем совпадении в частностях . нашел где отозваться о брошюре, которую он на словах превозносил» [5, с. 440].
Процесс окончательного идейного расхождения В. С. Соловьева и К. Н. Леонтьева получил внешне оформленное определение в 1888-1891 гг.
В 1888 г., находясь в Париже, В. С. Соловьев прочитал в салоне княгини Витгенштейн (урожденной Барятинской) доклад «Русская идея», который был в том же году издан на французском, а в 1911 г. - на русском языке. Основной идеей доклада была мысль
06 историческом призвании России (в его понимании - воссоединение восточного и западного христианства под главенством Папы Римского). Книга была представлена в Ватикане и получила одобрение Папы.
К. Н. Леонтьев отозвался на эту книгу большой статьей («Владимир Соловьев против Данилевского») [3]. В данном материале он пытался буквально выгородить (в своем понимании) позицию В. С. Соловьева, смягчить общее неблагоприятное впечатление от его тезисов, доводов и выводов. Эта половинчатость вызвала критику со стороны тех, кто был с К. Н. Леонтьевым «в одном лагере» (А. А. Киреев, С. А. Петровский и др. [5, с. 404-405]). В конце 1888 г. К. Н. Леонтьев с горечью восклицал: «Жалко! Потерян он для России. Перешел через край» (письмо А. А. Александрову
7 октября 1888 г. [5, с. 404]).
В 1889 г. в Париже увидел свет трактат В. С. Соловьева «Россия и Вселенская Церковь» на французском языке (на русском языке вышел в 1911 г.). Эта книга была написана с позиций папизма и не могла вызвать добрения со стороны К. Н. Леонтьева, хотя ее великолепный литературный стиль не мог не вызвать восхищения. 7 июля 1889 г. К. Н. Леонтьев писал К. А. Губастову: «В достоинствах этой книги - как бы она ни противоречила, с известной стороны, моим убеждениям - конечно, уже не ошибешься. Можно не разделять мнения автора, что центр Вселенской Церкви должен быть непременно в Римском папстве (и что оригинальности у нас не может быть никакой, и не будет), но надо сознаться, что он самый гениальный из современных нам мыслителей»; «его учение имеет будущность в России» [5, с. 465, 476].
19 октября 1891 г. произошло то, что де-факто поссорило К. Н. Леонтьева и В. С. Соловьева навсегда. В этот день В. С. Соловьев на заседании Московского психологического общества прочел реферат «Об упадке средневекового миросозерцания», в котором высказал немало мыслей, принципиально расходившихся с официально установленными.
В частности, В. С. Соловьев утверждал «понимание истории как объективного, богочеловеческого процесса, имеющего своей целью обожествление человека и природы в духе Христовом» [12, с. 398].
К. Н. Леонтьев, ощущая пропасть, разделявшую их теоретические воззрения, начал очень жестко высказываться о позиции В. С. Соловьева: назвал его реферат «ужасным» [5, с. 599]; утверждал: «...перетерлись, видимо, "струны" мои от долготерпения. Но с самим Соловьевым я после этого ничего общего не хочу иметь» [5, с. 600]; для К. Н. Леонтьева В. С. Соловьев отныне «негодяй» и «сатана» [5, с. 601, 603], которого необходимо навсегда «изгнать из пределов Империи» (по крайней мере, до «публичного покаяния» зловредного автора) [5, с. 602] и др. По мнению К. Н. Леонтьева, в отношении В. С. Соловьева «государство православное не имет права все переносить молча»; а после высылки за границу неугодного автора необходимо дать «серьезное цензурное распоряжение такого рода - его книги не выпускать!» [5, с. 603].
Публикация реферата В. С. Соловьева «Об упадке средневекового миросозерцания» была официально запрещена [2, с. 306].
К. Н. Леонтьев дожидался официальной публикации реферата В. С. Соловьева, дабы дать ему публичную и резкую отповедь. Но смерть не дала ему такой возможности. Внешне и формально оба мыслителя остались как бы на дружеской ноге. По воспоминаниям И. И. Фуделя, «их душевное общение в этом мире не прервалось и не омрачилось ни жестоким словом, ни гневным упреком или необоснованными обвинениями» [12, с. 400]. Это, естественно, касалось именно личного общения.
К. Н. Леонтьев и В. С. Соловьев были людьми принципиально различного психологического и социально-политического склада. Их влекло к друг другу; основа тому - «их глубокая личная религиозность» [12, с. 404]. Думается, что В. С. Соловьев в значительно большей степени повлиял на К. Н. Леонтьева, чем наоборот. Критика В. С. Соловьева позволила К. Н. Леонтьеву пересмотреть, переоценить некоторые теоретические выкладки (проблема эсхатологии, историческое предназначение России, сущность византизма и формы его реального осуществления и пр.). И. И. Фудель писал, что под влиянием В. С. Соловьева «Леонтьев должен был против своей воли и чувства согласиться с тем, что призвание России не культурное, а скорее исключительно религиозное» [12, с. 406]. В какой-то мере рассуждения над мыслями В. С. Соловьева привели К. Н. Леонтьева к «крушению его самых задушевных патриотических надежд» [12, с. 403].
Что касается воздействия К. Н. Леонтьева на В. С. Соловьева, то здесь, конечно, не все так про-
сто: никаких явных следствий таких воздействий не существует. В. С. Соловьев принимал
К. H. Леонтьева по-дружески, не более того. Это была крайне неравная дружба: более молодой философ гораздо активнее влиял на старшего товарища; обратное воздействие выглядит скорее как формальная и вежливая реакция, не более.
Библиографический список
1. Авдеева, Л. Леонтьев Константин Ииколаевич [Текст] / Л. Авдеева // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. - М. : Иаука, 1996. - С. 305-307.
2. Бибихин, В. Константин Ииколаевич Леонтьев [Текст] / В. Бибихин // Литературная газета. - 19В9. -№ 14. - 5 апреля.
3. Гражданин. - 1ВВВ. - S, 11, 14, 16, 21 апреля; 1, 9, 18, 21 мая; 2 июня.
4. Козырев, А. П. Константин Леонтьев в «зеркалах» наследников [Текст] / А. П. Козырев // К. H. Леонтьев: pro et contra. - Кн. 1. - СПб. : FXm, 1995. - С. 417-435.
5. Леонтьев, К. H. Избранные письма. (1854-1891) [Текст] / К. H. Леонтьев. - СПб. : Пушкинский фонд, 1993. -б40 с.
6. Поселянин (Погожев), Е. H. Леонтьев. Воспоминания [Текст] / Е. H. Поселянин (Погожев) // К. H. Леонтьев: pro et contra. - Кн. 1. - СПб. : FXm, 1995. - С. 181-199.
7. Розанов, В. В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: H. H. Страхов, К. H. Леонтьев [Текст] / В. В. Розанов. - М. : Республика, 2QQ1. - 477 с.
В. Русское обозрение. - 1892. - Кн. 1. - С. 358.
9. Соловьев, В. С. Леонтьев [Текст] / В. С. Соловьев // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. - СПб. : Типо-Литография И. А. Ефрона, 189б. - Т. XVIII. - С. 421-425.
10. Соловьев, В. С. Памяти К. H. Леонтьева [Текст] / В. С. Соловьев // К. H. Леонтьев: pro et contra. - Кн. 1. -СПб. : РXГИ, 1995. - С. 20-2б.
11.Струве, П. Б. Константин Леонтьев [Текст] / П. Б. Струве // К. H. Леонтьев: pro et contra. - Кн. 2. - СПб. : РXГИ, 1995. - С. 180-18б.
12.Фудель, И. И. К. Леонтьев и Вл. Соловьев в их взаимных отношениях [Текст] / И. И. Фудель // К. H. Леонтьев: pro et contra. - Кн. 1. - СПб. : РXГИ, 1995. - С. 393-408.
13.demolí", A. Portier d'Arc. Un portrait litteraire russe [Text] / A. Chernoff // La Nouvelle revue. - 1889. - T. 58. Fevr. - № 2. - pp. 754-7б4.
14.Gaspariani, E. La previsioni de Konstantino Leontiev [Text] / E. Gaspariani. - Venezia, 1957. - 157 p.
15.Thaden, E. Conservative nationalism in nineteenth century [Text] / E. Thaden. - Seattle, 19б4. - 321 p.
Reference List
1. Avdeeva, L. Leont'ev Konstantin Nikolaevich = Leontiev Konstantin Nikolaevich [Tekst] / L. Avdeeva // Russkaja filoso-fija. Malyj jenciklopedicheskij slovar' = Russian philosophy. Brief encyclopedic dictionary. - M. : Nauka, 1996. -S. 305-307.
2. Bibihin, V. Konstantin Nikolaevich Leont'ev = Konstantin Nikolaevich Leontiev [Tekst] / V. Bibihin // Literaturnaja gazeta. - 1989. - № 14. - 5 aprelja.
3. Grazhdanin = Citizen- 1888. - 8, 11, 14, 16, 21 aprelja; 1, 9, 18, 21 maja; 2 ijunja.
4. Kozyrev, A. P. Konstantin Leont'ev v «zerkalah» naslednikov = Konstantin Leontiev in «mirrors» of successors [Tekst] / A. P. Kozyrev // K. N. Leont'ev: pro et contra. . K. N. Leontiev: pro et contra. - Kn. 1. - SPb. : RHGI, 1995. -S. 417-435.
5. Leont'ev, K. N. Izbrannye pis'ma. (1854-1891) = Selected letters. (1854-1891) [Tekst] / K. N. Leont'ev. - SPb. : Pushkin-skij fond, 1993. - 640 s.
6. Poseljanin (Pogozhev), E. N. Leont'ev. Vospominanija = Leontiev. Memoirs [Tekst] / E. N. Poseljanin (Pogozhev) // K. N. Leont'ev: pro et contra. K. N. Leontiev: pro et contra. -Kn. 1. - SPb. : RHGI, 1995. - S. 181-199.
7. Rozanov, V. V. Sobranie sochinenij. Literaturnye izgnan-niki: N. N. Strahov, K. N. Leont'ev = Collected works. Literary exiles: N. N. Strakhov, K. N. Leontiev [Tekst] / V. V. Rozanov. -M. : Respublika, 2001. - 477 s.
8. Russkoe obozrenie = Russian review. - 1892. - Kn. 1. -S. 358.
9. Solov'ev, V. S. Leont'ev = Leontiev [Tekst] / V. S. Solov'ev // Jenciklopedicheskij slovar' F. A. Brokgauza i I. A. Efrona = F. A. Brockhaus and I. A. Efron's encyclopedic dictionary. - SPb. : Tipo-Litografija I. A. Efrona, 1896. -T. HVIII. - S. 421-425.
10. Solov'ev, V. S. Pamjati K. N. Leont'eva = In memory of K. N. Leontiev [Tekst] / V. S. Solov'ev // K. N. Leont'ev: pro et contra. K. N. Leontiev: pro et contra. - Kn. 1. - SPb. : RHGI, 1995. - S. 20-26.
11. Struve, P. B. Konstantin Leont'ev = Konstantin Leontiev [Tekst] / P. B. Struve // K. N. Leont'ev: pro et contra. K. N. Leontiev: pro et contra. - Kn. 2. - SPb. : RHGI, 1995. -S. 180-186.
12. Fudel', I. I. K. Leont'ev i Vl. Solov'ev v ih vzaimnyh otnoshenijah = K. Leontiev and Vl. Soloviev in their mutual relations [Tekst] / I. I. Fudel' // K. N. Leont'ev: pro et contra = K. N. Leontiev: pro et contra. - Kn. 1. - SPb. : RHGI, 1995. -S. 393-408.
13. Shernoff, A. Portier dDArc. Un portrait litteraire russe [Text] / A. Chernoff// La Nouvelle revue.- 1889,- T. 58. Fevr. - № 2. - pp. 754-764.
14. Gaspariani, E. La previsioni de Konstantino Leontiev [Text] / E. Gaspariani. - Venezia, 1957. - 157 p.
15. Thaden, E. Conservative nationalism in nineteenth century [Text] / E. Thaden. - Seattle, 1964. - 321 p.
