CC BY
69
УДК 82.09 Ю.А. Орлова*
ИДЕЙНО-ТЕМАТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПОВЕСТИ М. АЛДАНОВА «БЕЛЬВЕДЕРСКИЙ ТОРС»
Вопросы «Искусство и Художник», «Гений и Безумие», «Творчество и Любовь» впервые стали предметом алдановского интереса. Вскрывая проблемы Творца и Творения, Таланта и Завистника, Смысла жизни и Смысла искусства, Алданов нарушает сложившиеся представления об известных исторических личностях - Микеланджело, Вазари, - художественно усложняя их, привнося в их образы противоречивость, неоднозначность. Писатель внимательно исследует культурный контекст времени: жизнь и взаимоотношения художников, литераторов, ученых, священнослужителей, современников Микеланджело. Автору удалось не только углубиться в психологию человека прошлого, но и приблизиться к пониманию психологии и философии человеческой жизни в целом.
Ключевые слова: историко-философская повесть, философские вопросы «Смысл жизни и Смысл искусства», «Творец и Творение», «Искусство и Художник».
The ideological and thematic uniqueness of «Belvedere Torso» story by M. Aldanov.
YULIANA A. ORLOVA (Far Eastern Federal University, Vladivostok).
Questions of «Art and the Artist», «Genius and Madness», «Art and Love» for the first time became Aldanov’s a subject of interest in the story «Belvedere Torso» (1936). Revealing the problems of the Creator and the Creation, the Talent and the Envious, the Meaning of Life and the Meaning of Art, Aldanov destroys conventional images of famous historical figures such as Michelangelo and Vasari by making the characters more complicated and ambiguous. The writer carefully examines the cultural context of the time: the life and relationships of artists, writers, scholars, clergy, contemporaries of Michelangelo. He managed not only to go deep into the psychology of a man of the past, but to achieve understanding of the human psychology and philosophy of life in general.
Key words: M. Aldanov, historical and philosophical novella, cultural context, conventional images.
Повесть М.А. Алданова «Бельведерский торс» была опубликована в парижской газете «Последние новости» в 1936 г. Это не исследованное до сих пор произведение играет особую роль в творчестве писателя-эмигранта.
Впервые автор обратился ко времени, столь далеко отстоящему от двадцатого столетия, - к веку XVI, к моменту «начала конца» эпохи Возрождения, и современники автора (Г. Газданов и Б. Зайцев) отнесли её (повесть) к лучшему из созданного писателем. «Небольшая книга Алданова отличается, как всё, что пишет Алданов, необыкновенной насыщенностью и
тем совершенством изложения, которое сейчас недоступно громадному большинству теперешних русских писателей», - писал Г. Газданов в рецензии на книгу «Бельведерский торс - Линия Брунгильды» в 1938 г. [1, с. 542].
Впервые вопросы «Искусство и Художник», «Гений и Безумие», «Творчество и Любовь» стали предметом алдановского интереса. Исследуемая повесть
- произведение с ярко выраженной вечной, вневременной тематикой и проблематикой, в котором М. Алданову удалось высказать собственное миропонимание.
*ОРЛОВА Юлиана Анатольевна, аспирант кафедры русского языка и литературы Дальневосточного федерального университета, Владивосток.
E-mail shavrina_ya@ mail.ru © Орлова Ю.А., 2013
Исторические персонажи, наделенные определенными и уже исторически сложившимися коннотациями, служат для писателя началом философских раздумий, точкой смещения векторов восприятия их личностей, характеров, деяний. Глубоко вскрывая проблемы Творца и Творения, Смысла жизни и Смысла искусства, Алданов нарушает сложившиеся представления об известных исторических личностях, художественно усложняя их, привнося в их образы противоречивость, неоднозначность, сомнение и ошибки. Канонически-однозначные представления
о гении Микеланджело обретают у Алданова жизненность реалистического художественного персонажа, заставляющего на его примере во всей сложности рассмотреть проблему ответственности гения (таланта) за его дар, за его творения. Ставя философские вопросы, автор делает повесть историко-философским произведением.
Излюбленный композиционный прием Алдано-ва - «монтажная» смена эпизодов - присутствует в повести. Необычной для алдановских произведений является несоразмерность обеих глав. Первая глава «Поздний сирокко» состоит из 9 частей, которые, в свою очередь, дробятся на эпизоды и авторские отступления, в которых Алданов раскрывает психологические мотивы поступков героев. Во второй главе действие практически полностью подчинено желанию автора высказать собственные мысли, которые не связаны напрямую с сюжетом.
Как во всех произведениях Алданова, в исследуемой повести размышления героев служат не для формирования и развития действия, а для выражения авторской позиции: всему и всем - своё. И то, что жизнь ординарных людей счастливо продолжается и после смерти Гения, - лишь подтверждение бесконечности и торжества жизни на земле.
Повесть начинается как авантюрная история о плане сумасшедшего итальянца Бенедетто Аккольти убить римского папу Пия IV. С образом Аккольти автор вводит (ненавязчиво и осторожно) мотив мести за отца. Любопытно, что Алданов играет со смыслами используемых им слов (и понятий): его герой пытается отмстить своего отца (папу), убив папу Римского, представляющего Отца небесного на земле. Но отцовство (отечество), в данном случае напрямую связанное с понятием святости, неприкасаемо для Алда-нова. Преступление не состоялось, и причиной тому Божий промысел, который был и в природе (в т. ч. и человеческой), и в действиях охраны, и в поведении (и самоощущении) героя-«злодея». В поступках героев Алданова явно прочитывается некая над-мирность мотиваций, некая над-человеческая воля.
Вскоре напряженность острой интриги отодвигается на второй план и уступает место психологи-
ческому (и впоследствии философскому) анализу неординарных персонажей - художника и писателя Джорджио Вазари, великого Микеланджело. Глубоко проникая в психологию героев, Алданов признает принадлежность обоих персонажей к миру высокого искусства, хотя Вазари и не сопоставим с Микеланджело в гениальности. Вазари не чужд простым радостям жизни, Буонаротти живет лишь творчеством. Алданов не разделяет контрастные доминанты человеческой жизни, не упрощает представление
о мире разнесением добра и зла на разные полюса, но показывает их нечленимость, единство их двусо-ставности, диалектическую неразрывность светлого и темного, прекрасного и безобразного. Философически точно Алданов спаивает противоположности в их единстве, наделяя каждый из персонажей чертами, кажется, противоречивыми, но неотделимыми и неразрывными.
По мысли Алданова, творческое вдохновение, всепоглощающее ощущение красоты, порожденная ею любовь и истинное искусство по-своему пронизаны безумством (безумием), оказываются сопоставимыми, родственными, близкими - взаимопе-реплетенными, едва ли не тождественными. Образы безумца Аккольти, «умалишенного» Микеланджело и влюбленного на старости лет Вазари оказываются не только сопоставимыми, но взаимодополняющими, как бы порождающими незримый образ человека (над-сюжетного героя), исполненного различных (подчас противоречивых) страстей, чувств, творческого дара (гениальности) или зависти. Не случайно последующие размышления Вазари напрямую связывают творческое начало человека (в данном случае художника) с его не-от-мирностью, своего рода сумасшествием.
Моментом наивысшего напряжения в повести стал эпизод, когда Микеланджело в последний раз пришел посмотреть на великое творение - Бельведерский торс. «Он думал, что в этом торсе есть священная простота, без которой нет ничего, и что сам он был её лишен и потому проиграл свою жизнь. В его фресках было значение, непонятное другим людям. Но это1 (везде курсив мой - Ю.О.) ничего не значило. Тот (Аполлоний, автор Бельведерского торса) лучше знал, как надо творить, - он же во всем заблуждался:
1 «Настоящее» («Бельведерский торс», 1936), «то» («Святая Елена, маленький остров», 1921), «это» («Пуншевая водка», 1938) - такими «общими» словами в своих произведениях разных лет называет Алданов продукт истинного творчества, душу произведения, её воплощенный (реализованный фактически) замысел. Вряд ли можно предположить, что образованнейший человек Алданов не мог подобрать более сильное определение, - скорее он использовал эти слова сознательно. Божественное и непостижимое Знание - вот что, по Алданову, «настоящее» для истинного художника.
всё было обман» [1, с. 418]. Старый Буонаротти полагает, что молодые восторженные художники - это счастливые люди, верящие в искусство и в то, что «искусство - великая радость». «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное», - сказал он вдруг и заплакал. <...> Микеланджело рыдал, гладя руками мрамор Бельведерского торса» [1, с. 418].
Эта сцена - вершина повествования. Она представляет выпукло и явственно характер одного из главных героев, одновременно подводя к важной для Алданова новой стороне основной проблематики повести - невозможность постижения (и повторения) совершенства. Как и герои других повестей Алдано-ва (Ломоносов, Миних, Наполеон), художник в преддверии близкого конца тяготится своим бессилием, тщетой жизни и неразгаданными тайнами.
В финальной части главы Вазари читает письма и стихотворения Микеланджело. В своих сонетах Буонаротти-старший размышляет о бренности сущего, и его поэтические слова звучат в унисон мыслям Вазари: «Скажи мне о том, что небо, на котором прекрасное солнце восходит, многое знало о смерти.».
- Вот разве что так. Но чему же тогда научил его афинянин Аполлоний, сын Нестора!» - риторически вопрошает Вазари. Из детской слышатся радостные крики детей, и среди веселого шума из-за стены доносится счастливый голос молодого племянника Леонардо: «Ты глуп, Буонаротто, ах как ты глуп, Буо-наротто Буонаротти Симони!» [1, с. 426]. Это голос автора, который словами независимого в своих суждениях персонажа как бы отвечает Вазари на его вопрос: тебе не понять того, что понял Микеланджело, и не пытайся! Настанет твое время, и ты вслед за Микеланджело осознаешь непостижимость бытия -смысла жизни и смысла смерти, смысла творчества и смысла обывательского существования. Того смысла, который в своей оборотной стороне составляет бессмысленность. Перетекающие одно в другое: смысл и бессмысленность, и наоборот - бессмысленность и смысл. А возможно, по замыслу автора, теми уверенными словами ординарный Леонардо опосредованно (через себя) обращается к своему великому дяде, тоже Буонаротто Буонаротти Симони: глупо и незачем стремиться к недостижимому, если замысел творца запредельно гениален. Живи и наслаждайся жизнью, не ищи смысла в том, где его нет. Весь смысл - в самой жизни и ее наслаждениях. И иного человеку не дано. И, возможно, здесь угадываются (прочитываются или скрываются) и авторские суждения о смысле жизни / смерти / творчества. Ретроспективная рефлексия персонажа, характерная для произведений Алданова, превращает раздумья героя в осмысление итогов не только своей собственной жизни, но и всей
человеческой цивилизации, обреченной искать смысл во всем и обреченной никогда и ни в чем его не найти.
На фоне философских рассуждений о смыслах герой Вазари размышляет и подводит читателя к постижению еще одной грани и глубины проблемы. Ею оказывается соотношение судеб великих и ординарных людей. В уста Вазари автор ранее вложил мысль: «живи для себя, живи как хочешь» [1, с. 406]. Ибо, как выясняется в ходе повествования, смысл жизни в самой жизни, в возможности ее прожить, насладиться ее прелестями. И, кажется, на этом можно было бы остановиться. Но Алданов (и Вазари) продолжают. По мысли писателя, у великих и у самых простых людей, как будто бы есть общее: и те и другие могут жить по-своему, не оглядываясь на общественное мнение и чужие интересы. Жить своей жизнью. Именно к этому, кажется, и пришел Микеланджело в своих последних раздумьях о жизни. Он словно бы упрекал себя за то, что слишком поздно понял, что нужно было жить и наслаждаться жизнью, познать ее красоты и наслаждения. Кажется, и уходит Микеланджело, не достигнув высшего удовлетворения жизнью, осознавая, что его поиск совершенства закончился тем, что высшее для него совершенство Аполлония все-таки осталось недостигнутым. Но так кажется самому Микеланджело. Он, талант и гений, не удовлетворен своей жизнью и творчеством, не успокоен тем, что создал. Однако потому-то (так выстраивает действие автор) после Микеланджело (в тексте повести) остается не только его наследник-племянник, но и его друг и ученый Вазари, человек, видевший и понимавший много больше любого ординарного человека. И Вазари видел, что Микеланджело не повторил Бельведерский торс, но он создал свое совершенство - Сикстинскую капеллу, творение, которое для других художников будет столь же совершенно и столь же недостижимо, как для Микеланджело Бельведерский торс. Иными словами. по мысли Алданова, Микеланджело неизменно стремился к большему и даже не осознавал, что достиг это большее и, может быть, даже поднялся выше.
Это человеку ординарному (молодому племяннику) показалось, что он достиг счастия и свободы, независимости и уважения. Для этого (ему показалось) нужно было только стать богатым, получить наследство Микеланджело. Однако истинным наследником Микеланджело он не стал. Он не достиг той высоты человеческого духа, которую постиг творец-Микеланджело. Микеланджело-старший ошибался: он думал, что не достиг счастия, но, как показывает автор, он его достиг вполне. Буонаротти-младший тоже ошибся: полагал, что достиг счастия, но, по мысли автора, он даже не приблизился к его понима-
нию. Оба героя ошиблись. И Алданов вновь демонстрирует двусоставность и относительность любого знания: истина непостижима, она сложнее и глубже, чем может показаться. Но именно талант, дар, творчество помогают человеку обрести истинное счастие и свободу, ибо именно они становятся средоточием высокого и непобедимого, незримого и идеального человеческого духа, который находит свое материальное воплощение в непостижимых (недостижимых) творениях гения.
Как показывает Алданов, внешне похожие результаты, внешне одинаковые достижения на самом деле оказываются мнимыми, оборачиваются ложным сходством. Если Микеланджело (сам, может быть, не вполне понимая это) достиг высшей свободы и независимости в творчестве (как доказательство, разные интерпретации библейских мотивов на потолке и на стене Сикстинской капеллы), то его племянник обрел «обманную» свободу: унаследованное состояние не гарантировало ему понимания того, что сумел постичь его дядя (в данном случае мотив «копийности» Бельведерского торса в первую очередь ориентирован на племянника, усилен именно в связи с его образом). Он, по мысли писателя, часть того большинства, которые так и не познают никогда истинной свободы, навсегда останутся пленниками земных законов. Художественно преломляя ситуации жизни своих героев, Алданов рассуждает о людях, талантах, творцах, которые будут увековечены в истории благодаря Дару (творить, любить, ненавидеть), одновременно показывая, что Божественный дар не превращает гения в идеального - однопланового и однополюсного -человека, скорее наоборот -- талантливость натуры проявляется в ее широте, в смешении сильных и слабых сторон личности, в противоречивой смеси светлого и темного. В талантливых людях, по Алданову, даже демоническое начало никогда не будет мелким, мелочным и ничтожным.
Представляется очевидным, что в повести о XVI в. рассмотрены актуальные и сегодня философские составляющие понятий «творчество, дар, гений», обнаружены диалектические «единство и борьба» противоположностей, затронуты психологические глубины человеческой личности.
Повесть «Бельведерский торс» предстает творением, в котором автор художественными средствами попытался показать относительность знания и ограниченность разума в раскрытии вневременных проблем: «Смысл жизни и Смысл искусства», «Гений и Безумие», «Творчество и Любовь». Несколько ранее М. Алданов признавался в неумении проникнуть в сложности человеческой натуры былых времён, но в произведении ему удалось преодолеть это заблужде-
ние и не только и суметь углубиться в психологию человека прошлого, но и приблизиться к пониманию психологии и философии человеческой жизни в целом. В данном случае «недооценка» себя Алда-новым сродни стремлению к совершенству его героя Микеланджело.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алданов М. Собр. соч. в 6 т. Т. 2: Мыслитель? Заговор. Святая Елена, Маленький остров. Повести: Бельведерский торс. Пуншевая водка. Астролог. М. : Правда, 1991. 544 с. С. 393-426.
2. Буонарроти М. Поэзия Микеланджело в переводе Эфроса А. М. : Искусство, 1992. 346 с.
3. Вазари Дж. Жизнеописание Микеланджело Буонаротти,
флорентийца, живописца, скульптора и архитектора. URL: http://www.centre. smr. ru/win/artists/mikeland/
vasari_mikeland.htm (дата обращения: 15.11.2012).
4. Введение в литературоведение. Хрестоматия: учеб. пособие / сост.: Николаев П., Руднева Е., Хализев В., Чернец Л., Эсалнек А., Цурганова Е. ; под ред. Николаева П., Эсалнек А.: 4-е изд., перераб. и доп. М. : Высшая школа, 2006. С. 252-254.
5. Дзуффи С. Возрождение XV век. Кватроченто. Художественные эпохи. / отв. ред. С. Байчарова, перевод с итальянского С. Козлова. М. : Омега, 2008. 384 с.
6. Литературный энциклопедический словарь / под ред. В. Кожевникова, П. Николаева. М. : Сов. энциклопедия, 1987. 752 с.
7. Слоним М. Романы Алданова. «Воля России». Прага. 1925. № 6. URL: Режим доступа: http://www.tlulib.ee/ files/arts/93/hum (дата обращения: 15.10.2010).
8. Степанов Ю. Интертекст, культурный концепт, ноосфера //Т еоретико-литературные итоги ХХ в.: в 4 т. Т.1. Литературные произведения и художественный процесс. М. : 2003. С. 82.
REFERENCES
1. Aldanov, M., 1991, Sobranie sochinenyi v 6 t., t.2: Mislitel: Zagovor. Sv. Elena, malenky ostrov. Povesti: Belvedersky tors. Punshevaya vodka. Astrolog [Collected Works in 6 v., v. 2: The Thinker: Conspiracy. St. Helena, a small island. The Tale: Belvedere torso. Punshevaya vodka. Astrologer], Moskwa : Pravda, 544 p., pp. 393-426.(in Russ.)
2. Buonarroti, M., 1992, Poazia Michelangelo v perevode Efrosa A. [Poetry of Michelangelo in translation Efros A.], Moskwa : Iskusstvo, 346 p. (in Russ.)
3. Vasari, J., Gizneopisanye Michelangelo Buonarroti,
florenteica, zhivopistca, skulptora i arhitektora [Life of Michelangelo Buonarroti, Florentine painter, sculptor and architect], URL: http://www.centre.smr.ru/win/artists/
mikeland/vasari_mikeland.htm (date accessed: 15.11.2012). (in Russ.)
4. Vvedeneye v literaturovedeneye, hrestomatia: uchebnoye posobye, 2006, [Introduction to Literary Studies, Readings:
Textbook, Sost. Nikolaev, P., Rudnev, E., Khalizev, V, Monk, L., Esalnek, A., Tsurganova, E., ed. Nikolaev, P.. Esalnek, A.], Moskwa: Vysshaya shkola, 4 izdanie., pererab.
i dop., pp. 252-254. (in Russ.)
5. Dzuffi, S., 2008, Vozrogdenie XV vek. Kvatrochento. Hudozhestvennye aepohi [Renaissance XV century. Quattrocento. Art era], Moskwa: Omega, 384 p., p. 202. (in Russ.)
6. Literaturny encyclopedichesky slovar, 1987, [Encyclopedic Dictionary of Literary], Soviet Encyclopedia, pod red. Kozhevnikova, V, Nikolaeva, P. 752 p. (in Russ.)
7. Slonim, M., 1925, Romany Aldanova [Novels of Aldanov], Praga: “Volya Rossii”, № 6. URL: Mode of access: http:// www.tlulib.ee/files/arts/93/hum (date accessed: 15.10.2010). (in Russ.)
8. Stepanov, Yu., 2003, Intertext, a kulturny koncept, the noosphera // literaturno-theoretichaskie resultaty v 20 veke. V 4 t. [Intertext, a cultural concept, the noosphere / / literary-theoretical results of the twentieth century. In 4 volumes]. Moskwa: Literaturnye proizvedenya
i hudogestvenny process, tom 1, p. 82. (in Russ.)
