CC BY
93
• • • Известия ДГПУ, №2, 2008
УДК 8(471.67)
ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННАЯ СТРУКТУРА РОМАНА МАГОМЕД-РАСУЛА «ОТЕЦ ПРОРОКА»
© 2°°8 Абдулазизова Э.М. Дагестанский государственный педагогический университет
Статья посвящена некоторым особенностям поэтики романа «Отец пророка», таким, как построение коллизии, взаимоотношения главных героев Масандила, Кумсият и Малакай, реализация главной идеи.
The article is dedicated to some poetical particularities of the novel "Prophet’s Father", such as building of collisions, interrelations between main heroes: Masandil, Kumsiyat and Malakay, realization of main idea.
Ключевые слова: поэтика, взаимоотношения, главные герои, построение, идейность произведения.
Keywords: poetics, interrelations, the main heroes, building, idea content of the work.
Магомед-Расул дифференцирует в своем романе различные эмоциональные проявления внутреннего мира героев, склоняясь к воспроизведению таких, когда душа находится в состоянии взлета, порыва, внутреннего подъема и энтузиазма. Чрезвычайно ценя эмоциональное начало в человеке, его способность откликаться на чужие настроения, природу, красоту и стремясь при воспроизведении потока переживаний подчеркнуть созерцательность, безотчетность, стихийность возникших у героев настроений, он в то же время никогда не акцентирует внимание на хаотичности, разорванности, раз-нонаправленности душевных движений, не приветствует эмоциональной раскованности и обнажения глубин эмоционального мира. В частности, он не склонен изображать резкие перепады настроения, его не занимает психология, не окрашенная мыслью или нравственным чувством.
Все приведенные замечания наводят нас на мысль о монологической структуре роман «Отец пророка». Если моноло-гизм - это законченность развития характеров, то в романе Магомед-Расула это свойство предстает в наиболее полной
форме, так как сюжет его романа завершен и не наводит на предположения о дальнейшей судьбе главного героя Масандила.
Кажется, что у Магомед-Расула герой является на страницы романа уже сложившимся, но от этого значимость его суждений не ослабевает. Такими предстают Масандил и его жена Кумсият, которые уже выработали твердую нравственную позицию. В таких случаях характеры героев не развиваются, а раскрываются, но это не лишает их ни глубины, ни убедительности. Отсутствия явно подчеркнутой эволюции в ходе сюжета не исключает, конечно, процесса становления сознания героев, овладения ими какими-то новыми знаниями или представлениями, но процессуальность не является основным предметом внимания у Ма-гомед-Расула. Завершенность в этом смысле означает обретение в ходе действия или до начала его более или менее определенной точки зрения, которая заключается в относительно целостной идеологической позиции, в системе идейно-нравственных убеждений или в совокупности нравственных представлений.
Для определения характера моноло-гизма, помимо уже сказанного, особенно важно выяснить способ оценки точки зрения героя со стороны автора, то есть соотношение слова автора и слова героя. Магомед-Расул не скрывает своего отношения к изображаемому им миру, часто солидаризируется с героем, переживает с ним и вместе с тем не стремится встать в один ряд, оставляя за собой последнее слово.
Однако для монологизма важно не только указанное соотношение голосов автора и героев, то есть весомость голоса автора в общем строе голосов романа, но определенная степень весомости голоса героя, который сам по себе и в силу своей значительности претендует на автономность и благодаря этому заслуживает и получает поддержку автора, а затем и читателей.
Действительно, Масандил - устоявшийся тип характера, вспомним, что к началу повествования ему уже почти сорок лет, его характер сформирован, но по воле автора до встречи с Малакай он еще до конца не раскрыт. Истинное раскрытие характера Масандила как образа происходит в момент осознания им, что Ма-лакай - единственная женщина, которую он когда-либо любил. То же можно сказать и о Кумсият. Это зрелая женщина -мать троих детей. Ее характер давно сложился. Она мудра, терпима к мужу и детям, благосклонна к соседям, не сплетница, одним словом, перед нами образ идеальной аульской женщины. Но благодаря замыслу писателя ее характер до определенного времени не раскрыт до конца. Неожиданные грани этого характера открываются так же, как и у Масандила, благодаря появлению в его жизни Мала-кай.
Начало кульминации романа намечается во второй части, в которой раскрывается тайна Малакай - она забеременела.
«И вдруг в ауле словно гром грянул. Вначале хабар о том, что Малакай в положении, поразил Кумсият своей внезапностью и необычностью, но особо не задел ее не тронул. Первым ощутил силу удара Масандил. Он как-то согнулся. Приуныл. Взгляд его стал затравленно-
настороженным, лицо - мрачным. Кривотолки растекались по аулу не месяц и не два» [1. С. 425].
Писатель довольно подробно останавливается на толках аульчан о поступке Малакай, но он неоднократно подчеркивает, что в целом аульчане не осуждали женщину: «Одни говорили, что Малакай заблудшая, но чистая душа. Другие считали ее загадочной натурой. Третьи посмеивались, она, мол, похожа на курицу, которая не может снести яйцо» [1. С. 425]. Но так как сельчане не знали, кто отец будущего ребенка, по аулу поползли слухи: «Она, мол, хотела ребенка. И Аллах внял ее просьбе...» [1. С. 427].
Так Магомед-Расул создает очередную романную интригу, «не захотев», чтобы Малакай рассказала лачинцам о Масандиле. Этим приемом автор добивается двух целей: первая - он держит в постоянном напряжении своего героя, что помогает органично раскрыть внутренний мир Масандила, а также держит в постоянном напряжении читателя, который с нетерпением ждет, - ну, когда же и, главное, каким образом все тайное станет явным. Более того, чем дальше, тем больше углубляет свою интригу писатель. Похоже, идея участия Аллаха в беременности Малакай начинает нравиться и ей самой. В главе «Святой человек» писатель как бы материализует эту идею, выдвигая ее как нравственную защиту в адрес незамужней женщины, не пожелавшей скрывать свой «грех», и как прием нравственной эволюции не только героини, но и всех лачинцев.
Сначала от разных пересудов в свой адрес «Малакай возненавидела белый свет, ожесточилась и смотрела на мир зверем, загнанным в клетку. И, казалось, больше никогда не потеплеет ее сердце к людям... Но недаром говорят лачинцы: «От хорошего слова и камень добреет». Когда поостыли накалившиеся чувства, поулеглись безотчетные страсти, ауль-чане стали взвешивать все на весах разума, и Малакай предстала перед ними в ином свете...» [1. С. 452].
Лачинцы, рассуждая о Малакай, вдруг вспомнили, что эта женщина никогда никому не лгала, в соседнем ауле, где рабо-
тает, имела безупречную репутацию, никогда не заигрывала с кем-нибудь из парней. И еще вспомнили лачинцы «слова старушки Айбалы, сказанные когда-то о Малакай: «Может, она пророка родит? Недаром в Коране сказано: через тысячу лет мир неузнаваемо изменится, люди станут другими, пророк новый появится» [1. С. 452].
Далее автор вместе с аульчанами продолжает размышления:
«Изменился мир со времен Мухаммада?
Еще как!
Изменились люди?
Еще как!
Нужен людям новый пророк?
Вот и внял Аллах просьбе Малакай, которая хотела иметь ребенка. И почему не допустить, что она родит пророка? Не станет ведь Аллах заранее оповещать всех об этом. Пусть люди сами думают...» [1. С. 452]. Перед нами классический пример современного мифотворчества, когда что-то непонятное находит логическое объяснение путем обывательских домыслов и философских силлогизмов. Магомед-Расул использует этот нетрадиционный прием не для того, чтобы ввести в свой роман элемент чуда, а для того, чтобы показать истинную сущность лачинцев - не злорадство и ложная мораль являются основой их жизни, а сочувствие и доброта. Но чтобы как-то завуалировать эти пока еще непривычные для них самих качества, они придумывают красивый миф. Как бы стесняясь самих себя, удивляясь, что могут быть иными по отношению к оступившейся в традиционной исламской морали женщине, они находят «внешнюю» причину такого к ней отношения, но читатель-то, конечно, понимает, что дело здесь во внутреннем - истинном состоянии души лачинцев. Кроме того, Айбала
- «автор» мифа, еще более усугубила его «правдивость», когда «в одну из пятниц, будучи в райцентре, попросила муллу посмотреть в Коране запись о новых временах и новом пророке. Долго, говорят, перелистывал мулла Коран, но все же вычитал что-то подобное. Правда, говорила Айбала, мулла усомнился в том, что
пророка родит Малакай. Но лачинцев это не смутило. Более того, в сомнениях муллы они узрели зависть к лачинцам и с гордым тщеславием стали говорить о Малакай» [1. С. 452]. Так миф получил свое логическое завершение и стал вполне правдивым атрибутом жизни и быта лачинцев.
Безусловно, в изложении истории беременности Малакай читатель улавливает ироничную улыбку автора - Магомед-Расул по-доброму улыбается, рассказывая о «матери пророка», и при этом становится автором нового лачинского предания, но не уводящего в далекое прошлое, как те, которые он уже изложил, а происходящего сейчас, на глазах у всех. И это делает аул Лачин бессмертным, как делает бессмертным и другие аулы и весь дагестанский народ, остающийся верным своим лучшим традициям.
Малакай, однажды твердо решив, что непременно родит этого ребенка, приготовилась к самому худшему, что можно испытать в ее положении. И она удивилась происходившему: «Неприязненно-уничижительное отношение аульчан к Малакай сменилось удивлением, удивление - любопытством, любопытство -преклонением перед таинством предстоящего» [1. С. 453].
Очевидно, что Малакай - это не обычная аульчанка, в ее судьбе должно было быть что-то такое, что заставило бы всех аульчан поверить в ее святость, и это «что-то», конечно, было. Согласно своему замыслу, зная, что его героиня должна стать «матерью пророка», Магомед-Расул уже с первых страниц повествования упоминает о «тайне» Малакай. Сначала он говорит о том, что женщина появилась в ауле после отбывания тюремного заключения, затем уточняет, что она была осуждена за убийство человека, затем - что этим человеком был односельчанин и, наконец, что это был юноша, влюбленный в Малакай и позволивший себе лишнее по отношению к девушке согласно шариатским законам. Вводя прием сна в роман, Магомед-Расул, наконец, полностью раскрывает «историю» Малакай. Весьма важно отметить, что это происходит в период беременности жен-
щины: «Все чаще и чаще снился ей Идрис... Из живота торчала рукоять кинжала, но ни капли крови, ни следа страдания на лице не было. Он... заметно улыбался и не отрывал от нее взгляда. Нет, он не мстил ей. Не злорадствовал. Он просто любовался ею... Она старалась не глядеть на торчащую из живота рукоять кинжала. Но как ни отворачивалась, рукоять черным пятном застилала ей то один глаз, то другой. Когда ей казалось, что все кончено, Идрис исчезал, и она просыпалась...» [1. С. 460].
Именно в период беременности Мала-кай, наконец, дает волю чувству своей вины. Почему? Потому что она подсознательно понимает, что сможет снять с себя эту вину, если даст миру новую жизнь как бы взамен той, которую когда-то невольно забрала:
«Бес дернул ее тогда выхватить кинжал! Разве она думала о последствиях? Самолюбие ее было задето. Честь оскорблена. Так ведь и платок Идрис сорвал из-за безответной любви, из-за желания во что бы то ни стало заслужить ее внимание, расположить к себе. Он... стал возносить Малакай, сделавшись послушной игрушкой в ее руках. Чем она ответила ему? Разве платок, сорванный с головы, мог сделать ее другим человеком? Но разве это давало ей право убить его? Будто она не могла ответить ему тем же - сорвать с него папаху и бросить под ноги!.. » [1. С. 453].
Наконец Малакай смогла признаться самой себе в тяжести совершенного, наконец она поняла, что может быть тогда, в тот роковой момент, она потеряла самое дорогое в своей жизни - настоящую любовь. И этому признанию, этому нравственному очищению помог младенец, которого она носила под сердцем. Для Ма-лакай теперь было неважно, кто отец ребенка, поэтому она никому не говорит о связи с Масандилом, ей важно, что ребенок будет и это будет ее искуплением.
Именно эта история жизни Малакай, на наш взгляд, и подтолкнула лачинцев к вере о том, что Малакай носит под сердцем нового пророка - слишком много она страдала, наступила пора, чтобы Аллах
простил ее и, сняв вину, вознаградил за долгое душевное страдание.
Но Магомед-Расул изменил бы своему творческому кредо, если бы не наполнил трагическую коллизию комическим контекстом, связанным с рождением «пророка», пролив свет на то, кто был истинным «отцом пророка».
Дня разрешения от бремени Малакай с нетерпением ждал весь аул. «Особенной выдалась ночь, в которую Малакай разрешилась от бермени... Аул, несмотря на поздний час, не спал... Мысли и взоры всех... тянулись к сакле Малакай. Все, затаив дыхание, ждали рождения «пророка». Раздался чей-то голос: «О великий Аллах! Ночь-то какая! Нет, святой человек она! Святой! Вот увидите, родит пророка. Валлахи, родит!
Кумсият глянула вверх и замерла: на темно-синем небе бесконечное множество серебристо-снежных звезд подмигивало и содрогалось, словно кукурузные зерна на раскаленной сковороде. Под небом - и скученные громады гор, и таинственные долины, и настороженный притихший аул - все вокруг утонуло в снегу и, суеверно тревожа душу, переливалось бледно-голубым нездешним светом...
- Говорят, мать пророка Мухаммада ни звука не издала при появлении сына, потому что боли никакой не чувствовала.
- Но зато, говорят, в минуту появления Мухаммада все небо вокруг озарилось ярким светом...
Казалось, ночь так и будет длиться бесконечно...
Вдруг в небе вспыхнула и прокатилась звезда, и в это самое время настороженную тишь разорвал протяжный крик ребенка, какого лачинцы не слышали никогда»... Одна из женщин суеверно сообщила, «как в небе испуганная этим криком звезда скатилась и закатилась за гору...
Откуда-то раздалось:
- Ля-илляха иль-Аллаху Мухаммад расул Улла!
Другая женщина подхватила:
- Ля-илляха иль Аллаху Мухаммад расул Улла! Ля-илляха иль Аллаху Мухаммад расул Улла!
У третьей голос сорвался и осип.
Четвертая начала слишком поздно. Хора так и не получилось...» [1. С. 494495].
Невиданное доселе событие в Лачине - все поверили, что в эту минуту у них в ауле родился пророк. Это не массовый психоз, это, скорее всего, реакция на ту неопределенность, в которой оказались лачинцы под давлением урбанизации - их старый уклад жизни дал трещину, а к новому они еще не приспособились. В такой момент каждому человеку необходим символ веры и этим символом для лачин-цев стала «чудесная беременность» Ма-лакай.
Безусловно, реалист Магомед-Расул вскоре развенчает это безобидную фантазию аульчан, изобразив вполне обычные роды Малакай (то был крик не новорожденного ребенка), но как все же много реальной печали в этом минутном комическом всеобщем помрачении, которое подчеркивает растерянность аульчан перед меняющимися реалиями жизни.
Момент всеобщего «отрезвления» произошел под утро. И он произвел на лачинцев «удручающее впечатление».
«Томившее людей ожидание развеялось, как дым. Больше всех злорадствовала Булбул:
- Говорила я вам: не родит она никакого пророка! Не родит! У-у, змея подколодная!
Чей-то голос хрипел:
- А прикидывалась святой, чтоб ей пусто было!
Многодетная мать Халаба, совершенно забыв о том, что говорила раньше, вопила:
- Таких, как она, не только в ступе истолочь, но и на огне изжарить мало! Дети подрастают. Разве объяснишь им это? Нет! Я глаза выцарапаю!...
- Проклятие на твою голову! - задыхался кто-то от кашля.
Ханзаза грозилась:
- Ни Аллаха, ни глаз людских не боится. Гнать ее из аула метлой поганой!
Среди помалкивающих была и Кумси-ят. В ней боролись два чувства: с одной стороны - неприятие того, что случилось,
с другой - жалость к суровой судьбе Малакай» [1. С. 498].
Произошло то, что и должно было произойти - развенчание легенды. Создаваемый с таким трепетом миф разбился о реальность, и те, кто больше всего хотел сделать миф реальностью, в одночасье ополчились против той, вокруг которой этот миф был создан. Одним словом, мессия, которого они все с нетерпением ждали, не явился, и в этом, по мнению лачин-цев, была прямая вина ничего подобного им не обещавшей Малакай. И вновь искренняя доброта лачинцев спряталась в недрах их привычного, обывательского сытого мирка. И законы его требовали полного развенчания «святой» Малакай -ответа, кто же настоящий «отец пророка», а вернее, новорожденной дочери Малакай.
Третья часть - кульминационная в романе. Здесь лачинский «мир» узнает об отцовстве Масандила, здесь лачинцы становятся свидетелями беспрецедентного поступка этого златокузнеца, здесь они снова приходят в растерянность и прояв -ляют свои лучшие качества, здесь, наконец, главные герои романа обретают свои нравственные ниши и пути собственного предназначения. И читателю становится ясным смысл названия романа, его метафоричность.
Кульминация в романе наступает в результате возникновения обострения взаимоотношений главных героев. Кульминация как основа сюжета представляет собой временное нарушение равновесия сил: весь сюжет рассматривается как результат такого нарушения, которое персонифицируется в главных героях произведения и вызывает персонифицированный, воплощенный в герое и его действиях противоположный ответ.
Так, Масандил, осознав себя отцом незаконнорожденного ребенка, страдает не оттого, что он изменил жене, а оттого, что от сплетен страдает Малакай, что его дочь обречена на клеймо безотцовщины. Поэтому он принимает два важных решения: признаться во всем жене, уговорить ее развестись с ним на время, чтобы оформить шариатские отношения с Ма-лакай и, в свою очередь, разведясь с ней, снова жениться на Кумсият. Все проис-
ходит, как задумал Масандил, за исключением того, что его женщины не желают мириться со сложившейся ситуацией. И Малакай, и Кумсият отворачиваются от Масандила. Малакай не желает, чтобы из-за нее рушилась семья Масандила, и Кумсият с детьми страдали. Кумсият не желает, чтобы ее муж страдал по любимой. Но оказывается, что Масандил любит и всегда любил Кумсият, и теперь он желает только одного: чтобы жена и дети вернулись домой от родственников. Это в конце концов и происходит: Масандил и Кумсият мирятся. Малакай же обретает себя в дочери Зубари, для нее эта девочка
- символ новой светлой жизни, и Мала-кай уверена, что все у них будет хорошо.
Финальные главы, однако, посвящены не женщинам Масандила и даже не ему самому. В финале все внимание писателя сосредоточено на ауле Лачин. Масандил написал письмо махачкалинскому начальству об открытии в Лачине кузнечных мастерских. И вот получил ответ, в котором ему аргументированно объяснили, что это экономически неоправданно. Масан-дил возмутился таким ответом, потому что получалось, что это все они живут экономически неоправданно. Он решил идти в город за справедливостью, и Кумсият, его жена, как всегда в подобных случаях, одобрила поступок мужа, зная, что он своего добьется. «Посмотрим, на чьей стороне правда», - восклицает Масандил. И эти слова звучат как вызов и как девиз всей его будущей жизни и остальных аульчан.
Изображая Масандила активным, мыслящим, ощущающим в себе огромные силы и возможности, Магомед-Расул убеждает нас в том, что ему удастся остановить пагубный уход лачинцев в город из-за отсутствия работы в ауле. Магомед-Расул изображает героя, обладающего энергией и активностью и получающего возможность реализовать свои усилия на общественном поприще. Демонстрируя
вдумчивость Масандила, его способность к самоанализу и самооценке, писатель показывает стремление героя к осознанию своих возможностей.
Итак, Масандил - не только объект внимания со стороны автора, но и судья самому себе. Масандил большей частью анализирует и оценивает не суть своих мыслей, не их содержание, а свою способность мыслить, чувствовать и действовать. При этом он наблюдает за тем, как рождаются и формируются его чувства, как они переходят в поступки, к какому результату это приводит.
Избранная Магомед-Расулом романная форма позволила ему обратить внимание на сущность характеров того типа людей, которые более всего достойны стать персонажами его произведения. Писатель сумел не только учесть опыт русской советской литературы, но и развить его, обогатив наши представления о национальной личности, об истоках ее сознания и путях ее существования.
В заключение вернемся к названию романа «Отец пророка». Исходя из его контекста, отметим, что оно носит характер восточного фразеологизма и звучит в произведении, с одной стороны, как ирония над поступками главного героя и всех лачинцев, с другой - как некий философский постулат, определяющий жизненное кредо лачинцев. Герои романа ищут своего пророка, того, кто открыл бы им правду жизни, научил праведности, но если нет такого пророка и Лачину не суждено стать его родиной, то учиться жить придется самим. Поэтому финал романа звучит символически - Масандил отправляется в город для того, чтобы решить проблему создания художественного комбината. И это не просто будущие рабочие места для лачинцев и надежда на возрождение села - это символ веры, без которой никому, не только лачинцам, нет смысла жить.
Примечания
1. Магомед-Расул. Отец пророка. - Махачкала, 1996. - 802 с.
