CC BY
53
Александров В. Б. 2
Идея социальной иерархии |
в русской религиозной философии *
X
Александров Владимир Борисович ^
Северо-Западный институт управления — филиал РАНХиГС (Санкт-Петербург) \—
Профессор кафедры философии и культурологии Доктор философских наук, профессор [email protected]
РЕФЕРАТ
В статье определяются основные культурные универсалии, формирующие видение общества в отечественной культурной традиции. Показывается, что центральное место среди них принадлежит категории «иерархия», значение которой связано не только с применением системного подхода к исследованию общества, но и с ее ценностно-смысловой природой, через соотнесение с которой человек, укорененный в соответствующей культурной традиции, осознает и реализует себя в общественной жизни.
Особый акцент делается на выдвинутой русскими мыслителями идее, согласно которой, духовное значение иерархии раскрывается в начале служения, понимаемого не как служба, предполагающая слепое и нерефлективное выполнение некоторой функции, а как деятельность, с одной стороны, захватывающая всю полноту личности, а с другой, — выступающая условием ее развития. Отмечается, что принцип иерархии лежит в основе свойственного русской культурной традиции отношения к теме прав человека, согласно которому, права человека подчинены его обязанностям.
В статье указывается, что философия служения, развиваемая русскими мыслителями, противостоит философии интереса, доминирующей в современной социальной мысли.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
культурная универсалия, единство, целостность, иерархия, служение, обязанности и права человека, «качественная годность» человека
Alexandrov V. B.
Idea of Social Hierarchy in the Russian Religious Philosophy
Alexandrov Vladimir Borisovich
North-West Institute of Management — branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public
Administration (Saint-Petersburg, Russian Federation)
Professor of Chair of Philosophy and Cultural Science
Doctor of Science (Philosophy), Professor
ABSTRACT
In article the main cultural universaliya forming vision of society in domestic cultural tradition are defined. Is shown that the central place among them belongs to the category "hierarchy" which value is connected not only with application of system approach to society research, but also with its valuable and semantic nature, through correlation with which, the person implanted in the corresponding cultural tradition, realizes and realizes itself in public life.
The special emphasis is placed on the idea put forward by the Russian thinkers according to which spiritual value of hierarchy reveals at the beginning of service, understood not as the service assuming blind and not reflective performance of some function, and as activity, on the one hand, taking all completeness of the personality, and with another, acting as a condition of her development. It is noted that the principle of hierarchy is cornerstone of the relation peculiar to the Russian cultural tradition to a subject of human rights according to which human rights are subordinated to its duties.
In article it is specified that the philosophy of service developed by the Russian thinkers, resists to the philosophy of interest defining the majority of the directions to modern social thought, dominating in modern social thought.
KEYWORDS
cultural universal, unity, integrity, hierarchy, service, duties and human rights, "the qualitative validity" of person
х Известно, что образ социума, формирующийся в общественном сознании нации, о в значительной степени определяется культурной традицией, закрепляющей ее о исторический опыт. Культурная традиция «навязывает» специфические ментальные схемы, которые мало зависят от исторически сложившихся условий. Конкретизация этого общего положения предполагает экспликацию культурных универсалий, вокруг которых происходит «кристаллизация» соответствующего данной традиции способа мышления. При этом следует иметь в виду, что культурные универсалии или категории культуры отличаются от категорий мышления тем, что их содержание не сводится к отражению некоторых общих сторон социальной реальности. Наряду с ними, они включают в свое содержание их ценностно-смысловое истолкование, так или иначе определяющее самосознание человека, принадлежащего к соответствующей культуре.
Установление культурных универсалий происходит в работах философов, чья интуиция, обусловленная личным опытом пребывания в определенной культуре, получает свое обоснование в более или менее развитых концептуальных построениях. Конечно, видение социальной реальности различными мыслителями может существенно разниться. Однако подобие личного опыта обусловливает наличие общих тенденций, прослеживаемых в трудах наиболее глубоко мыслящих представителей национальной философской мысли.
В данной статье мы попытаемся представить «блок» культурных универсалий, определяющих понимание природы общественной жизни и соответствующего ему смысла человеческого существования так, как он видится представителям русской религиозной философии.
Анализ произведений представителей отечественной философской мысли позволяет заключить, что фундаментальным принципом русского мировоззрения, определяющим понимание общества, является категория «единство», что отражает сложный и противоречивый опыт «собирания земель», совместного, общинного противостояния разрушительным силам природы и социальной среды, проходящий красной нитью через всю историю России. Выдвижение принципа единства на первый план в той или иной форме можно встретить в трудах многих русских мыслителей. К их числу относятся такие корифеи отечественной философской мысли, как К. Н. Леонтьев, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк и др. В частности, согласно Леонтьеву, законом существования развитых форм общественной жизни является единство, делающее возможным ее сложность. С. Л. Франк полагает, что «общество как совместная бо-гочеловеческая жизнь, есть свободное всеединство» [5, с. 124] и т. д.
Конкретизация принципа единства русскими мыслителями осуществляется с помощью категории целостности. Соответственно, общество трактуется ими как органическое целое. При этом функциональная эффективность органического целого связывается ими с его сложностью, которая (в терминологии К. Н. Леонтьева — «цветущая сложность») является важнейшим показателем уровня развития общества. В свою очередь, сложность для своего сохранения предполагает внутреннюю организацию, важнейшим условием которой выступает иерархия соподчиненных уровней.
Иерархия — это центральная категория, организующая систему универсалий, определяющих видение общества в русской общественной мысли. С одной стороны, за выведением на первый план этой категории стоит логика, в полной мере соотносимая с логикой системного мышления, получившей в настоящее время широкое распространение. Так, в частности, приводимое ниже рассуждение С. Л. Франка,
изложенное в 20-х гг. прошлого века, вполне укладывается в парадигму системного < подхода, устанавливаемую в трудах современных авторов. «Общество, как все жи- ^ вое, — пишет русский философ, — не есть однородная груда или куча отдельных ^ частей: оно есть сложное целое, части которого суть его члены или органы, испол- ^ няющие определенную функцию в целом <...> чем богаче и полнее общество, тем ^ оно сложнее, т. е. тем длиннее цепь звеньев, связующих высшую инстанцию с низ- ^ шими. Упрощение этой иерархии равносильно упадку общества, ее уничтожение о равносильно разложению общества, превращению его в неорганическую массу» [Там о же, с. 118-119]. В этом же плане рассуждает и Леонтьев, для которого органичность, связанная с иерархичностью общественного устройства, является условием «цветения» общества, его «цветущей сложности». Органичность в применении к обществу предполагает централизацию власти или даже, по выражению Леонтьева, «деспотизм». «Высшая точка развития не только в органических телах, но и вообще в органических явлениях, есть высшая степень сложности, объединенная таким внутренним деспотическим единством» [4, с. 69].
Сложность, необходимая для органичности общества, предполагает неравноценность и неравенство по самым разным критериям элементов, составляющих те или иные срезы общественной жизни. Эта неравноценность, связанная с отношениями соподчинения элементов и сторон общества и означающая, по существу, иерархичность общественной жизни, предполагает централизованную власть. «Пока есть сословия, пока провинции несходны, пока воспитание различно в различных обществах, пока претензии неодинаковы, пока племена и религии не уравнены в общем индифферентизме, до тех пор власть больше или меньше централизованная есть необходимость» [Там же, с. 96]. Разрушение иерархически организованной сложности в рамках разного рода уравнительных тенденций, за которыми стоит, согласно К. Н. Леонтьеву, либеральная идеология, представляет собой деградацию. «Эгалитарно-либеральный процесс есть антитеза процессу развития» [Там же, с. 76].
Однако принцип иерархии не является следствием сугубо социологического или, по выражению Франка, механического подхода. Логическое обоснование принципа иерархии должно сопрягаться с установлением его ценностно-смысловой природы, через соотнесение с которой человек, укорененный в соответствующей культурной традиции, осознает и реализует себя в общественной жизни. Ценностно-смысловая природа иерархически организованного общественного целого связана с тем, что органическая природа общества (в отличие от органической природы живых систем) укоренена в определенным образом понимаемом духовном начале. Именно этим «органицизм» русских философов отличается и от целостного видения общества как следствия естественного процесса организации человеческой деятельности, направленной на производство общественной жизни, в духе марксизма, и от биологизаторского органицизма Спенсера.
Согласно русским философам, дело заключается в том, что «общественная жизнь по самому своему существу не простое удовлетворение субъективных нужд людей, а строительство и воплощение абсолютной божественной правды» [5, с. 121]. Сохранение единства является божественным заданием, которое люди как существа, наделенные Богом свободной волей, должны стремиться выполнить. Иерархия как важнейшее условие такого единства «онтологически необходимо присуща обществу», и в силу этого иерархичность «есть незыблемый божественный закон, определяющий само существо человека и общества» [Там же].
Другой оттенок в понимании основания иерархичности, углубляющий ее понимание как божественного закона, устанавливает Бердяев, который исходит из того, что иерархичность земной жизни укоренена в иерархической природе космоса. «Космическая жизнь, — пишет философ, — иерархична. Иерархична и жизнь общественная, поскольку есть в ней космический лад и не разорвана органическая
< связь с космосом <...> всякое разрушение космической иерархии атомизирует н бытие, разрушает реальность общего и реальность индивидуального (государства, ^ нации и другие реальные общности в такой же мере, как и личности) и сцепляет, V сковывает атомы в механические коллективы» [2, с. 39]. Иерархия противостоит ^ космическому хаосу и, соответственно, хаосу в общественной жизни, в чем и со-^ стоит ее огромное значение.
о Конечно, «иерархическое начало, как и все в этом мире, может вырождаться ся <...> иерархическое начало может сделаться косным и инертным и ставить препятствие всякому творческому движению» [Там же]. Когда это происходило в истории, то «подымались темные хаотические волны и грозили смести общественный космос, уничтожить всякий космический лад в общественной жизни» [Там же, с. 40]. Причины такого вырождения, как отмечает Франк, заключаются в том, что «власть и привилегированное положение <...> суть соблазны, легко используемые не в интересах общества и объективной правды, а в личных интересах отдельного человека» [5, с. 122]. Основным источником такого вырождения является замкнутость групп и классов, осуществляющих управленческие функции.
Духовное значение иерархизма раскрывается в начале служения, т. е. ответственной деятельности во имя сохранения целостности общественной жизни, а значит, воплощения в жизни божественной правды. Служение — это еще одна культурная универсалия, определяющая видение общественной жизни и понимание смысла деятельности самых разных категорий населения, в том числе и тех, которые считаются привилегированным сословием. «Основание всякой привилегии, всяких особых прав, всякого высшего положения человека или общественной группы и класса лежит в одном: в их надобности для выполнения объективно-необходимой общественной функции в деле общего служения правде» [Там же, с. 121].
Универсальная значимость принципа служения проявляется, в частности, в том, что он позволяет определить истинный смысл демократии. «Демократия есть не власть всех, а служение всех. Не хищническое, корыстное или властолюбивое желание всех людей или „народа" быть хозяином и распорядителем своей судьбы, державным властителем жизни, есть ее основание, а чувство обязанности активного соучастия всех в общем служении правде» [Там же, с. 124].
Этот подход Франк отличает от того, который свойственен «индивидуалистически-демократическому» мышлению. Для последнего иерархизм, который для русских мыслителей является источником начала служения, наполняющим его духовным смыслом, выступает лишь как дань, «платимая верховными началами „воли большинства" и индивидуальной свободы — естественной необходимости, нечто вроде неизбежного трения в ходе общественной машины. Идеалом при этом остается возможный минимум иерархичности» [Там же, с. 120-121].
Между тем, иерархия не только не исключает возможность индивидуальной свободы и развития личности, но и, по словам Бердяева, является условием, определяющим содержание личностного бытия, поскольку она, так или иначе, устанавливает те специфические для каждого человека связи и отношения, в которых он осознает свою особенность, неповторимость и ответственность перед обществом. Провозглашая эту позицию, Бердяев практически развивает ход мысли Франка, связавшего иерархизм с началом служения. «Личностное начало связано с иерархическим началом <...> и гибнет в хаосе <...> личность не терпит хаотического смешения, плебейского стирания всех границ и различий [2, с. 41]. Иными словами, служение представляет собой не «службу» как слепое и нерефлексивное выполнение некоторой функции, обусловленной способом включения в социальную иерархию, а действие, с одной стороны, захватывающее всю полноту личности, а с другой, — выступающее фактором ее развития.
С этой установкой соотносится и наиболее проблемный аспект понимания иерар- < хии как смыслообразующего начала общественной жизни — представление об ие- ^ рархии как основании культуры. Это представление связано с известной и весьма ^ спорной концепцией Бердяева, согласно которой, культура укоренена в культе, за- ^ крепляющем иерархические отношения в обществе. Именно поэтому «культуре пере- ^ дался иерархический характер культа» [Там же, с. 218]. Эта точка зрения приводит ^ философа к заключению, что «культура — благородного происхождения», ее развитие о является привилегией духовной аристократии. «Культура всегда идет сверху вниз, о путь ее аристократический» [Там же]. Данная позиция представляет собой результат весьма тенденциозной трактовки идеи иерархизма применительно к культуре.
Конечно, многое зависит от того, как понимать культуру. Если культура — это высшие достижения духовной жизни нации, то Бердяев, несомненно, прав. Однако подобный подход к трактовке феномена культуры приводит к утрате ее сущности как важнейшей формы кодирования исторического опыта, в которой зашифрованы основные смыслы бытия людей, составляющих некоторую общность — этническую, социальную, поселенческую или какую-то иную. Сохранение такого понимания культуры означает невозможность ее сведения к высшим достижениям в искусстве, литературе или философской мысли. Культура — это творение всего народа, и представитель высокой культуры является, выражаясь словами Маяковского, сказанными о Есенине, «подмастерьем народа-языкотворца». Значение иерархии в культуре проявляется в том, что духовная элита осуществляет специфическую функцию, наполняя культурную традицию рефлексией, глубоким личностным переживанием, художественной образностью, религиозными смыслами, находящими свое выражение в произведениях искусства, философских трактатах, богословских текстах и пр., но не в создании культуры, ее основных ценностей и смыслов.
За взглядами Бердяева на природу культуры стоит свойственное многим русским мыслителям рассмотрение в качестве одной из основ общественной жизни принципа аристократии. В соответствии с ним, и власть в обществе, и все, что связано с созданием духовных скреп общественной жизни, должно принадлежать лучшему меньшинству. По словам Бердяева, «возникновение аристократического начала было в мире борьбой света с тьмой, рождением личности, освобождением духа» [Там же, с. 42]. Оно, будучи, по своей сути, аполлоническим началом, противостоит разгулу революционного дионисийского начала. Вообще, по Бердяеву, «всякий жизненный строй иерархичен и имеет свою аристократию, неиерархична лишь куча мусора, и лишь в ней не выделяются никакие аристократические качества» [Там же, с. 107].
В этом же направлении развивается и мысль Франка, утверждавшего, что «всякое общество есть аристократия» [5, с. 119]. Согласно его рассуждениям, это касается и обществ, считающих себя демократическими, и обществ, в которых утверждается тоталитарная власть. «Верхушки парламентских партий в демократии или одной партии при партийной диктатуре (как в советской России „политбюро" коммунистической партии) суть такая же олигархия, как власть высшей аристократии в сословном государстве» [Там же].
Но каким образом формируется аристократия, имеющая право навязывать свою волю обществу? Согласно Франку, основанием авторитета представителя аристократии является «харисма», т. е. «сознание не произвольной человеческой избранности, а объективно-божественной избранности человека, его предназначенности для общественного водительства» [Там же, с. 121]. Аналогично рассуждает и Бердяев, согласно которому, «возможна и оправдана лишь аристократия Божьей милостью, аристократия по духовному происхождению и призванию и аристократия по благородству происхождения и по связи с прошлым» [2, с. 109].
Эта позиция связана с общей установкой, свойственной русской философии, о необходимости признания принципа качественной годности людей. «Строение
< общества должно отражать на себе различие в авторитетности, качественной год-н ности, онтологической значительности отдельных его членов и участников» [5, с. 121]. ^ Для пояснения этой позиции Франк приводит фрагмент Нового завета из послания V апостола Павла коринфянам: «.иная слава солнца, иная луны, иная звезд, и звезда ^ от звезды разнится в славе» (1Кор. 15:41). Подобные размышления можно встретить ^ и у И. А. Ильина в его рассуждениях о человеческом ранге и о том, что власть в о обществе должна принадлежать лучшим (подробнее о взглядах Ильина по данному о вопросу см.: 1). В этом же духе высказывается и Бердяев: «Пока жив дух человеческий и качественный образ человека не задавлен окончательно количеством, будет стремиться человек к царству лучших, к истинной аристократии» [2, с. 105]. Еще раньше аналогичную мысль высказал К. Н. Леонтьев: «.те исторические миры были и плодовитее и могущественнее других, в которых при монархических склонностях, сверх того еще и аристократия родовая держалась упорнее» [4, с. 113].
Оценивая эти рассуждения, следует, по-видимому, признать, что они во многом навеяны отрицательным отношением, с одной стороны, к известному им опыту демократического правления в западных странах, а с другой, — к опыту тоталитарной организации власти в СССР. Русские философы ведомы имеющим давнюю историю стремлением установить социальные основания преодоления и исключения из общественной жизни практики злоупотребления властью, ее использования или в корыстных целях, или как репрессивного аппарата, применяемого для осуществления некоторой сверхценной идеи. Кроме того, нельзя отрицать, что исторический опыт России убеждает в том, что в качестве образцов подлинного служения обычно выступали представители русской аристократии, дворянство и офицерство.
Вместе с тем, рассуждения о роли лучших людей, о человеческом ранге, о «качественной годности людей» и т. п. отражают общую для русской общественной мысли тенденцию к умозрительности, стремление смотреть поверх практических задач, решение которых необходимо обществу в некоторой исторической перспективе. И никуда не деться от того, что для решения многих из таких задач, на сегодняшний день, не найдено лучших механизмов, чем те, которые заложены в идее демократии. Тем не менее, несмотря на то, что рассуждения русских философов кажутся малоприменимыми в конкретной практике, нельзя отрицать их значение как определенного опыта постижения природы власти, могущего сыграть определенную роль в дальнейшем теоретическом поиске, направленном на установление оптимальных форм ее организации.
Принцип иерархизма лежит в основе особого, свойственного русской культурной традиции отношения к теме прав человека, принципиально отличающегося от развиваемого западной идеологией учения о правах человека. Главной посылкой русской философии является подчинение прав человека его обязанностям. «Обязанности человека глубже прав человека, — пишет Н. А. Бердяев, — они и обосновывают права человека. Право вытекает из обязанности. Если все будут очень сильно сознавать свои права и очень слабо свои обязанности, то права никем не будут уважаться, и не будут реализованы» [2, с. 126]. При этом и права, и обязанности человека обретают свой смысл только лишь при понимании человека как существа богоподобного, являющегося носителем божественного начала.
Противоположная точка зрения, укореняющая права человека в его интересах и притязаниях, рассматривающая человека как «рефлекс внешних условий» (Бердяев), утрачивает ту абсолютную основу, делающую возможным исполнение своих обязанностей и осуществление прав. «Права человека должны иметь онтологическую основу, они предполагают бытие человеческой души в вечности, и бытие, бесконечно превышающее эту душу, бытие Божье» [Там же]. Эту точку зрения разделяет и С. Л. Франк. Ее обоснование он находит в том, что не существует «„прирож-
денных", первичных прав и притязаний человека; права человека вытекают из его < обязанностей, суть производные следствия из его единственного права — права ^ на служение» [5, с. 122]. ^
Кроме того, в самой области прав, согласно русским мыслителям, не может ^ быть равенства. Неравенство является оборотной стороной иерархизма. «Обще- ^ ственная жизнь, поскольку она по своему существу есть единство, основанное на ^ верховном начале служения, предполагает, прежде всего, обратное начало нера- о венства, начало иерархизма» [Там же, с. 118]. о
Это неравенство касается не просто очевидного различия в природных способ- И ностях и в условиях рождения. Оно имеет в виду неравенство прав субъектов, находящихся на различных ступенях иерархической лестницы. Критикуя либеральное учение о правах человека, Франк представляет его следующим образом. Идея равенства прав вытекает «из идеи абсолютной ценности самодовлеющей личности, из обоготворения каждого отдельного человека как такового. Равенство есть здесь абстрактное равенство, одинаковость всех людей, взятых каждый поодиночке, одинаковость ряда величин, каждая из которых имеет значение величины бесконечной» [Там же].
Франк утверждает, что равенство, в абсолютном смысле слова, «есть начало, в общественной жизни совершенно неосуществимое». Как люди всегда не равны по своим физическим и душевным свойствам, так они не равны по своему социальному положению, по своим правам и обязанностям. «Неравенство между каким-нибудь якобинским или большевистским диктатором и рядовым обывателем или низшим служащим не меньше, чем неравенство между монархом и последним бедным крестьянином» [Там же]. Это неравенство является следствием установленного выше факта иерархической организации общественной жизни. Возможность существования особых прав «лежит только в одном: в их надобности для выполнения объективно необходимой общественной функции в деле общего служения правде. Ибо не только подчинение, но и власть, и главенствование есть служение и потому оправдано в качестве такового» [Там же, с. 121].
Отрицание единых прав, утверждение неравенства людей не означает полного исключения темы равенства. В русской религиозной философии предлагается такое понимание равенства, которое только и может быть совместимо с началом иерархизма. Согласно Франку, «есть только одно отношение, в котором все люди действительно, т. е. онтологически, равны и в котором поэтому они должны блюсти равенство: это есть их отношение к Богу» [Там же, с. 123]. Отсюда следует, что поскольку Бог — существо абсолютно совершенное, постольку люди перед лицом Бога в равной степени исполнены бессилия и греховности. «Из этого отношения следует не равенство прав и притязаний, а равенство нищеты, недостоинства и смирения; никто не вправе считать себя выше других в этом онтологическом отношении, не видеть в другом человеке равного себе соучастника общей нужды и общей задачи совершенствования. Принцип равенства выражается здесь не в эгоистической обиде за себя и желании, оглядываясь на другого, получить столь же, сколько и он <. > принцип равенства есть здесь, иначе говоря, иной аспект начала солидарности, любви к ближнему» [Там же]. Примеры такого типа отношений Франк находит в аристократических корпорациях, в частности дворянстве, в котором объединяются самые захудалые и бедные дворяне со знатнейшими вельможами, в офицерском сообществе и т. п. Поэтому «равенство в истинном, онтологически обоснованном своем смысле есть не что иное, как всеобщность служения» [Там же, с. 124].
По поводу приведенных идей русских мыслителей можно отметить следующее. Несомненно, в настоящее время, когда права человека становятся общепринятой ценностью, зафиксированной в Конституции и определяющей риторику самых
< разных политических сил, и их обеспечение является одним из важнейших условий н для установления взаимопонимания в межгосударственных диалогах, идея под-^ чинения прав человека его обязанностям обретает, на первый взгляд, своеобраз-V ный музейный оттенок. Тем не менее, нельзя отрицать, что высказанные русскими ^ мыслителями аргументы заключают в себе важные возможности для углубления ^ рефлексии на тему социального смысла идеологии прав человека. о Эти аргументы ориентируют на более глубокий анализ тех следствий, которые о могут проистекать из некритического принятия идеологии, базирующейся на догматическом понимании положения о правах человека, безоговорочного подчинения этому положению других ценностей и оснований общественной жизни. Актуальность подобного рода размышлений становится тем более очевидной сегодня на фоне сложных процессов в общественной жизни, связанных с утверждений прав разного рода меньшинств, требованиями развития ювенальной юстиции, периодически поднимаемой темой прав осужденных, в том числе и за самые тяжкие преступления и т. п.
Кроме того, нельзя не видеть, что идеология прав человека, претендуя на общечеловеческую значимость, хотят того ее адепты или нет, приобретает особый смысл в различных культурах, в контексте различных культурных традиций. Поэтому одной из важнейших задач общественной мысли является, на наш взгляд, внимательное соотнесение тех ценностей, которые предлагаются обществу как фундаментальные принципы общественного устройства, имеющие общечеловеческое значение, с культурной традицией, которая может более или менее успешно ассимилировать эти ценности или отвергать их.
Эти «далекие от реальной жизни» идеи русских философов выражают благородную попытку духовного поиска путей к исключению перерождения общественной активности и, в частности, политической деятельности, в борьбу за сиюминутные интересы, закрывающую видение основного смысла человеческой истории, в качестве которого они видели духовное возвышение личности. Именно на это ориентирует философия служения, развиваемая русскими мыслителями.
Кроме того, философия служения углубляет понимание общественной жизни по сравнению со свойственным марксизму сугубо «технологическим» подходом. Согласно этому подходу, «организованность общественных систем объясняется самим характером деятельности людей в процессе общественного производства своей жизни, элементами которого выступают производство материальных средств жизни, производство людей как общественных индивидов и производство „самой формы общения", т. е. наличного типа отношений между людьми» [3, с. 121]. Нельзя отрицать, что на основе этого подхода марксистская социология создала логически стройную модель человеческого общества. Однако нельзя не видеть и того, что эта модель существенно упрощает тему смысловых основ бытия человеческой личности, сводя ее к удовлетворению жизненно значимых интересов. Этой философии, которую можно определить как философию интереса, русские мыслители противопоставляют философию служения, наполняющую деятельность человека глубоким духовным содержанием.
Конечно, философия служения не может исключить интереса как некоторого способа понимания смысла человеческого существования и принципа общественной жизни. Более того, философия служения должна включить в себя интерес, поскольку служение, в подлинном смысле этого слова, если мы не хотим превратить общество в собрание бездумных исполнителей, должно предполагать личностную вовлеченность субъекта, осуществляющего свое служение. Это будет возможным только в том случае, когда служение станет предметом интереса субъекта. Интерес как ориентирующий фактор проявляется на этапе и определения сферы
деятельности, и формулирования ее конкретных целей, и конкретизации ее цен- < ностного обоснования. ^
Однако сказанное не означает, что философия служения не имеет самостоя- ^ тельного значения. Выдвижение на первый план идеи служения заключает в себе ^ важное требование соотнесения человеком своей деятельности с высшим смыслом ^ общественной жизни — сохранением целостности и внутренней гармонии обще- ^ ства, в рамках которого только и может быть достигнуто духовно наполненное о бытие человеческой личности. о
В заключение отметим, что сформулированное в русской философии понимание общества как иерархически организованного целого, имеющего духовную основу, смысл которой заключен в общем устремлении к Богу, во многом отражает отечественную культурную традицию. Это понимание задает особое видение многих, казалось бы, очевидных ценностей, в том числе и тех, которые приобрели статус общечеловеческих. Думается, что учет этого видения необходим не только для углубления философской рефлексии на тему смысла общественного бытия, но и для определения практических путей гармонизации общественных отношений и процессов, протекающих в общественном сознании.
Литература
1. Александров В. Б., Кольцова А. А. Идея человеческого ранга в философии И. А. Ильина // Управленческое консультирование. 2013. № 12.
2. Бердяев Н. А. Философия неравенства // Русское зарубежье. Из истории социальной и правовой мысли. Л., 1991.
3. Левада Ю. А. Общество // Философская энциклопедия. В 5 тт. Т. 4. М. : Советская энциклопедия, 1967.
4. Леонтьев К. Н. Византизм и славянство // Избранное. М., 1993.
5. Франк С. Л. Духовные основы общества. Введение в социальную философию //Духовные основы общества. М., 1992.
References
1. Alexandrov V. B., Koltsova A. A. Idea of a human rank in the philosophy of I. A. Ilyin [Ideya chelovecheskogo ranga v filosofii I. A. Il'ina] // Administrative consulting [Upravlencheskoe konsul'tirovanie]. 2013. N 12.
2. Berdyaev N. A. Philosophy of an inequality [Filosofiya neravenstva] // Russian abroad. From history of social and legal thought [Russkoe zarubezh'e. Iz istorii sotsial'noi i pravovoi mysli]. L., 1991.
3. Levada Yu. A. Society [Obshchestvo] // Philosophical encyclopedia [Filosofskaya entsiklopediya]. In 5 vol. Vol. 4. M. : Soviet Encyclopedia [Sovetskaja jenciklopedija], 1967.
4. Leontyev K. N. Byzantism and Slavdom [Vizantizm i slavyanstvo] // Selected works [Izbrannoe]. M., 1993.
5. Frank S. L. Spiritual bases of society. Introduction in social philosophy [Dukhovnye osnovy ob-shchestva. Vvedenie v sotsial'nuyu filosofiyu] // Spiritual bases of society [Dukhovnye osnovy obshchestva]. M., 1992.
