CC BY
134
текстологические исследования
идея патриотизма в национальном корпусе русского языка
Сергей Григорьевич Воркачев,
доктор филологических наук, профессор кафедры научно-технического перевода Кубанского государственного технологического университета
На материале текстов корпусной лингвистики исследуется речевое употребление лексем «родина», «отечество» и «отчизна». Устанавливается, что в тексте Корпуса представления об этнической родине, обозначаемой преимущественно именем «родина», превалируют над представлениями о родине гражданской, обозначаемой именем «отечество».
Ключевые слова: идея патриотизма, любовь к родине, родина, отчизна, отечество.
patriotic idea in the russian national corpus
Sergey G. Vorkachev,
Doctor of philology (advances doctorate), professor of the science-tech translation department, Kuban state technological university
The speech usage of the words "rodina", "otechestvo" and "otchizna" is studied on the material of the Russian National Corpus. It is established that the conception of ethnic homeland usually designated by the name "rodina" prevails over this of civil one designated by the name "otechestvo".
Key words: patriotic idea, love to the native country, motherland, fatherland, homeland.
Появлению в конце ХХ века корпусной лингвистики и практики создания текстов, собранных в соответствии с определенными принципами, размеченных по определенному стандарту и обеспеченных специализированной поисковой систе-
мой (Британский Национальный Корпус, Чешский национальный корпус, Машинный фонд русского языка и пр.), безусловно, способствовало развитие вычислительной техники и информационных технологий.
Корпус как информационно-справочная система, основанная на собрании текстов в электронной форме на каком-либо языке и представляющая данный язык на определенных этапах его существования во всем многообразии типов дискурса, речевых жанров, стилей, территориальных и социальных вариантов, характеризуется, прежде всего, представительностью и сбалансированностью: в него включаются по возможности все типы письменных и устных текстов, представленные в данном языке (художественные разных жанров, публицистические, учебные, научные, деловые, разговорные, диалектные и т. п.), причем все эти тексты входят в корпус по возможности пропорционально их доле в языке соответствующего периода. В то же самое время обращение к электронным базам данных практически снимает ограничения, накладываемые на исследователя-лингвиста «ручным» характером сбора иллюстративного материала, не позволяющим обрабатывать большие массивы текстов, - возможности корпусной лингвистики позволяют работать с массивами в десятки и даже сотни миллионов словоупотреблений и отслеживать на протяжении нескольких веков не только тонкие и непрерывные процессы языковых изменений, но и эволюцию базовой и модальной языковых личностей, воплощающих определенные этнические константы.
Идея патриотизма в представлении «патриотической триады» - лексем «родина», «отечество» и «отчизна», из которых только одна («родина») входит в число первых пяти тысяч наиболее частотных слов (см.: [15]), - исследуется на материале сплошной выборки из Интернет-версии «Национального корпуса русского языка» [9], содержащего 35000000 словоупотреблений из текстов середины XVIII - начала XXI веков различных типов дискурса и различных речевых жанров, причем доля художественной литературы (включая драматургию и мемуары) здесь составляет не более 40%.
Как представляется, данные корпусной лингвистики позволяют проверить и продублировать результаты, полученные при исследовании вербализации патриотической идеи в этических и поэтических текстах (см.: [3; 4; 6: 19-27, 47-57]).
В составе «патриотической триады» лексема «родина» носит, безусловно, доминантный характер: она стилистически нейтральна и наиболее частотна, причем ее частотность напрямую зависит от ее многозначности - способности отправлять как к «родине большой» - стране рождения или гражданства, - так и «родине малой» -месту рождения и «взросления» человека.
В советской школе учили различать «большую родину» от «родины малой» орфографически - если пишется с прописной буквы, то это родина-страна, если со строчной - то это родина-сторона («Вот насчет родины я помню даже / как я в школе учился / нам учитель говорил / что родины две / первая с большой буквы родина / страна и родина с маленькой / где ты родился» - Беседа с социологом на общественно-политические темы), а отступление от этого правила воспринималось как признак деградации патриотического чувства. Однако на практике этот принцип
не соблюдался даже в советские времена, не говоря уж о досоветских и постсоветских. Решающим же при разделении значений «большой» и «малой родины», как представляется, выступает присутствие в контексте указаний на «локус родной земли»: если она находится внутри родной страны («Кубань, ты наша родина»), то это «родина малая», если же совпадает с ней («Россия, родина моя»), то это «родина большая».
Словарные значения единиц «патриотической триады» в зависимости от орфографии удваиваются, и предполагается, очевидно, что за именами «Родина», «Отечество», «Отчизна» и «родина», «отечество», «отчизна», отправляющими к родине-стране (большой родине), стоят различные концептуальные сущности (см.: [11: 7]).
Уже установлено (см.: [2: 28]), что идея патриотизма образуется сочетанием двух основных семантических блоков: предметного, дейктического, отправляющего к хронотопу определенной страны, и прагматического, включающего эмоционально-императивные рефлексы носителей этой идеи.
С большой долей вероятности начальная строчная буква в написании имен патриотической триады появляется в контекстах нейтрализации прагматической составляющей в значении этих лексем - в высказываниях с предикатами пространственного нахождения или перемещения, где «родина», «отечество» и «отчизна» отправляют всего лишь к стране рождения и постоянного пребывания: «Уже одно то, что мы опять на родине, среди русских и всего русского, представляло для меня величайшее счастье» (Достоевская); «Наконец я возвратился в отечество, где лавры и мирты ожидали меня (Карамзин).
В свою очередь, прописная буква в написании этих лексем свидетельствует преимущественно об их прагматической маркированности и появляется главным образом в высказываниях с предикатами «патриотической любви»: «Одни говорят, что любят Родину, все делали во имя Родины (пусть она и отвечает - не потому ли столько слов о любви к ней?» (Алексиевич); «Патриотизм достигается путем сдерживания личных амбиций, патриотом может называться человек, который любит Отечество хотя бы чуточку больше самого себя (Похитайло).
В целом же прописанная буква в начале «имен родины» - свидетельство эм-фатизации прагматической составляющей их семантики и отражает «трепетное», пиететное отношение человека к идее патриотизма. Не случайно в романе Вадима Кожевникова «Щит и меч» прописная буква в сочинениях русских курсантов немецкой разведшколы для главного героя романа выступает знаком возможности их перевербовки: «Он хранил в памяти клички курсантов, в сочинениях которых можно было подметить уклончивое двусмыслие или даже такую деталь, как начертание слова "Родина" с большой буквы, и много других тонкостей» (Кожевников). Следует, однако, отметить, что патриотический пафос и эмфатизация прагматической составляющей в семантике «имен родины» не связаны жестко с орфографией и употребление прописной буквы здесь носит скорее стохастический, вероятностный характер.
«Чувство родины в России сильнее, чем в Европе», - заметил Михаил Пришвин в своих «Дневниках», и это, наверное, действительно так, поскольку это чувство,
чувство любви эмоционально закреплено уже в самом слове «родина»: «Любовь к родине и тоска по родине - это и есть сама родина, не предметы, на которые направлены чувства, а сами чувства - любовь и тоска» (Баткин). Мы убеждены, что «главное чувство человека - любовь к родине» (Крупин). В то же самое время русское языковое сознание, весьма трепетно относящееся и к самим именам «патриотической триады» («Ах, какую страшную магическую силу имеет самое слово "Родина"!» - Лидия Вертинская; «Прелестей исполненное именование, отечество, отечество» - Радищев), в отличие от британского, например (см.: [13: 176]), характеризуется прямо каким-то вербальным эксгибиционизмом в выражении своей эмоциональной привязанности к родной стране: «Родина милая, я тебя все равно люблю!» (Трушкин); «Я люблю мое отечество, как Петр Великий научил меня любить его» (Бердяев).
Говоря о родной стране, мы не скупимся (вернее, не скупились) на «любовные имена» («любимая», «родная» и пр.): «Как на камне, выбиты слова о любимой родине и ее жестоком враге» (Ваншенкин); «Каково мне тут сидеть и все видеть, все предвидеть и чувствовать свое бессилие на пользу любимого отечества» (Игнатьев); «За Москвой Волгограды лежат терпеливые, вон печальная полупустая земля, сгорит молоко в груди, рощица поле и все, поезда в Волгоград, нищая-нищая моя родимая родина, Боже мой, поцелуй меня землею своею» (Садур).
Родная страна для нас - средоточие всех ценностей, мы называем ее «дорогой», «драгоценной», «святой»: «Я говорила себе, что готова на все невзгоды, на бедность, на нищету даже, но лишь бы жить на столь для меня дорогой родине, которою я всегда гордилась» (Достоевская); «Вы были горды и капризны, / И Бог спасал вас много раз, / Чтоб горький дым святой отчизны / Не выедал слезы из вас» (Окуневская).
Прилагательные «милый» и «любезный» превратились в эпитеты Родины и Отечества, соответственно, а словосочетания «милая родина» и «любезное отечество» практически фразеологизировались подобно «доброму молодцу» и «красной девице»: «Полюби меня выше всего на свете: выше отца и матери и милой родины -и тогда ты поймешь меня» (Бестужев-Марлинский); «Я хочу жить и умереть в моем любезном отечестве, но после России нет для меня земли приятнее Франции, где иностранец часто забывается, что он не между своими» (Карамзин).
Следует, однако, заметить, что речь обитателей современной «новой России» заметно беднее хвалебными эпитетами в отношении своей страны - «любовно-патриотическая лексика» появляется здесь почти исключительно в иронических контекстах: «Смылся, унес на подошвах сапог немалый кусок любимой родины -расслабься и получай удовольствие» (ПОЛИТКОМ.РУ, 2003.08.04); «Очень просто - сила этих чувств прямо пропорциональна тому, насколько человек глупеет без родины милой» (ПОЛИТКОМ.РУ, 2003.08.04).
Как представляется, частотное преобладание в «патриотическом дискурсе» лексемы «Родина» либо лексемы «Отечество» в истории языка определялось главным образом исторической или политической модой. «Отечество», обозначавшее в XVII веке петровское государство, где-то двести лет спустя было официально
заменено на «государство» же («Так, например, предписано было не употреблять некоторых слов, например, говорить и писать "государство" вместо "отечество"; "мещанин" вместо "гражданин"; "исключить" вместо "выключить"» - Греч), а его место заняла «Родина»: «Гораздо легче пожертвовать жизнью, чем честью, но и на эту жертву я готов ради любви к Родине» (Врангель). Сразу же после 1917 года большевики вывели из употребления всю «патриотическую триаду» целиком вместе с патриотической идеей вообще, поскольку, как известно, «пролетариат не имеет отечества». В середине 30-х годов прошлого века идея патриотизма вернулась к нам в облике сталинской Родины («С 1934 года, когда нам возвращен был термин Родина, были и сюда вставлены подпункты измены Родине - 1-а, 1-б, 1-г» - Солженицын), которая была «отменена» в 1991 году, но возвращается мало-помалу с начала двухтысячных.
В то же самое время любимая страна далеко не всегда предстает для отчизно-любцев заботливой и нежной матерью - она их и отвергает, и предает, и обманывает, и обирает: «Поймите правильно / осознавать / выполняя приказ Родины / что собственная Родина тебя еще пинает и шпыняет / это далеко не самое лучшее» (Эхо Москвы); «В России офицер, самый преданный Родине человек - это самый преданный Родиной человек» (Морозов).
В свою очередь, любящие сыны награждают свое единственное «родное существо» (Франк) отнюдь не лестными эпитетами: «Ох, и неразумная у нас Родина» (Виктор Некрасов); «Родина - вообще, я считаю, скотина» (Вестник США, 2003.12.24); «Произвол, нищета, казнокрадство, темнота и безграмотность - вот болезни отечества» (Борис Васильев).
И, вообще, взаимоотношения матери-Родины и ее верных сынов далеко не безоблачны - они амбивалентны и сотканы из противоречий - свою Родину мы любим «странною любовью», «любовью-ненавистью» [Сандомирская, 2001: 15] («Да-с; я и люблю и ненавижу свою Россию, свою странную, милую, скверную, дорогую родину» - Тургенев), от которой всего лишь шаг к печеринской сладостной ненависти.
В самом деле, «наша любовь к Родине - сложное, противоречивое чувство» (Ухова): мы одновременно гордимся просторами, богатством и мощью родной страны, в которых усматриваем собственное величие («Ах, какая у нас, батюшка, могучая родина то!» - Гуль), и жалеем ее за нищету, страдания и убогость («Эта страна, пусть больная, убогая, - моя Родина!» - Доценко).
Прилагательные «многострадальная» и «несчастная» стали чуть ли не эпитетом родной страны: «Дворянин, интеллигент, умнейший человек, горячо любивший свою многострадальную Родину, за несколько месяцев до смерти был реабилитирован "за отсутствием состава"» (Доценко); «Многострадальное наше Отечество, пережив разрушительные годы лихолетья, сегодня постепенно возрождается к новой жизни» [Жизнь национальностей, 2000]; «Теперь, когда наша несчастная родина переживает исторический момент, мы обязаны нанести противнику сокрушительный удар» (Борис Васильев); «Выбор исполнителей основан на фаворитизме; заслуги здесь ни при чем, одним словом, мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию» (Чулков).
В русской культуре любовь делает любовью каритативная составляющая - способность сочувствовать, сострадать, понимать и прощать (см.: [5: 134]). Как представляется, именно жалость, вызываемая не в последнюю очередь незаслуженностью несчастий и страданий, выпавших на долю родной страны, и составляет отличительную черту российского отчизнолюбия: «Когда читаешь хорошие, правдивые книги, когда наблюдаешь за жизнью, когда слушаешь рассказы людей, бывших за границей, - мне становится жалко свою великую Родину, свой русский народ». Ведь и родину мы любим не за что, а вопреки - независимо от ее объективных качеств и отношения к нам: «Счастливую и великую Родину любить не велика корысть» (Дубова).
Русский народ от века народ-державник - как показывают социологические опросы, чуть ли не каждый пятый здесь воспринимает Россию не как национальную колыбель, а как государство со статусом великой державы (см.: [12: 123]), мощью и величием которой можно гордиться: «В одном из писем есть замечательные слова: "Русский тем счастлив, что его Родина в величии"» (Кузин). В то же самое время, несмотря на то, что русские создали крупнейшее государство, «Россия - самая безгосударственная ... страна в мире» [1: 274], а «вся история России - это история конфронтации народа и государства» [8: 354], государства, которое мы старательно отделяем от Родины: «Ведь государство - это еще не моя милая Родина» (Гурченко). Более того, беззаветно любя Родину, государство, мы не просто от нее отделяем - мы его ненавидим: «Да / я люблю родину / но я ненавижу наше государство / это вообще не пойми что» (Беседа с социологом на общественно-политические темы); «Я государство ненавижу, но очень Родину люблю» (Розенбаум).
Как представляется, двусмысленность отношений русского человека со своей страной производна от более глубоких противоречий, вырастающих из того, что «родная страна» выступает для него одновременно как Родина этническая, «врожденная», которую нельзя поменять, как нельзя поменять биологических родителей, и как Родина гражданская, определяемая самим фактом проживания в каком-либо определенном социуме и определенном государстве и тем самым благоприобретенная.
Если этническая Родина, представляя собой материальную и духовную среду обитания народа (этноса), в определенном смысле порождает и формирует этот народ, то Родина гражданская как среда обитания нации - более позднее образование, которое, скорее, само создается и формируется национальными институтами, главным из которых является государство со всеми своими атрибутами: суверенитетом, идеологией, границами, армией, правительством и пр.
Родина этническая и Родина гражданская - это, по сути, «два в одном»: они отличаются не столько своим семантическим составом и денотатной отнесенностью, которые у них практически совпадают, а иерархией и аксиологической нагруженно-стью своих конституирующих признаков. У каждого одна Родина и у каждого своя Родина. Если здесь «одна Родина» - это этническая Родина как страна, в которой человек родился, язык и культуру которой он усвоил, к которой он привязан эмоционально и которую, в принципе, нельзя поменять, а «своя Родина» - это Родина граж-
данская, в представлениях о которой главенствуют социальное устройство и идеология, то эти суждения друг другу не противоречат. При этом этническую Родину мы любим на генетическом уровне, бессознательно, некритично и безответно. К Родине гражданской «хорошо относимся», требуем от нее лояльности («взаимности»).
При описании в Корпусе представлений о родной стране модель базовой языковой личности - «усредненного» носителя русского языка, в том виде, как она используется в «Русском ассоциативном словаре», например, (см.: [10, т. 1: 5-7]), в полной мере не работает, поскольку здесь выделяются, как минимум, два типа языковой личности, резко противостоящих друг другу, из которых один тип является преобладающим, модальным.
Модальным, как и можно было ожидать, оказывается тип личности, аккумулирующий представления о Родине этнической как о некой интуитивно постигаемой духовной сущности, существующей до человека и независимо от человека и представляющей собой верховный идеал и высшую ценность. В тексте Корпуса подобные представления встречаются чуть ли не в три раза чаще представлений о гражданской Родине как о продукте «договорных отношений» личности и общества, личности и государства.
Этнические, «примордиалистские» представления о родной «среде обитания» были заложены в русской лингвокультуре еще в трудах А. С. Шишкова [16] и А. С. Хомякова [14: 216] и развиты И. А. Ильиным [7: 257-285], гражданские, рационализированные - П. Я. Чаадаевым, утверждавшим, что путь на небо ведет «не через родину, а через истину».
Родина в представлении «этнической языковой личности» - это высшая ценность, ради сохранения которой можно и нужно идти на любые жертвы. Родина -это некая «примордиальная» сущность - «духовное сокровище» (Ильин), принимаемое и постигаемое человеком интуитивно: «Мне кажется, что родина - понятие физическое, плотское» (Генис); «Поверьте мне, отечество не местная привычка, не пустое слово, не отвлеченная мысль; оно живая часть нас самих; мы нераздельная мыслящая часть его, мы принадлежим ему нравственно и вещественно» (Бесту-жев-Марлинский). Понятие Родины - врожденное, получаемое нами в наследство от наших предков, и его невозможно приобрести прижизненно: ««Родина у любого человека, бедного и богатого, либо есть, либо ее нет» (Розенбаум).
Родина у человека одна раз и навсегда, ее невозможно менять и выбирать: «Плохая вот Родина / в хаосе / в беспределье / но все равно у нас она одна» (Беседа с социологом на общественно-политические темы); «Отечество, как и родную мать, выбрать нельзя» (Жизнь национальностей, 2002). В обладании Родиной человек находит смысл жизни и основу своего существования в мире: «Мне нужно, чтоб со мной была она, / Ведь без отчизны нету смысла жизни» (Утесов). С Родиной человек связан внутренней, неразрывной связью, которая в него вживлена («Человек ощущал свою внутреннюю связь с определенной частью пространства, находившейся в его обладании и являвшейся его родиной» - Гуревич), без нее он не способен существовать («Человеку никак нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца» - Паустовский).
Родина всегда права («Может, страна не права, но она моя Родина» - Солдат удачи, 2004), она не может быть злой («Люди могут ошибаться, могут быть неправыми, даже злыми, но родина злой быть не может, ведь правда?» - Борис Васильев), на нее нельзя обижаться и нужно принимать ее такой, какой она есть, и все ей прощать. Самым страшным наказанием для человека является отлучение от Родины («Но последовали завету Ленина, который как-то сказал: врагов нашего образа жизни будем карать самым страшным наказанием - изгнанием с Родины» -Молчанов), человек без родины - презренный тип («А раз нет родины - значит, человек - безродный бродяга, подозрительный тип» - Маркиш), все достойные люди живут у себя на родине («Я был в Грузии / в Армении / в Азербайджане / во всех республиках / они не уважают тех / кто приезжают и здесь стоит у нас на рынках / потому что настоящие люди живут у себя на родине» - Беседа с социологом на общественно-политические темы).
Любовь к Родине - естественное, врожденное, бессознательное, интимное и потаенное чувство («Интимное, потаенное, проникновенное чувство любви к Родине, о котором Достоевский писал как об одном из самых стыдливых чувств, присущих человеку» - Дубова), которое обеспечивает человеку душевное здоровье («Все душевные болезни лечатся любовью к родине» - Алексей Иванов).
Любовь к Родине по определению жертвенна («Когда мы перестаем жертвовать во имя родины /мы перестаем любить родину / какими бы патриотическими фразами мы ни прикрывались» - Круглый стол «Демографическая катастрофа в России и проблемы ее преодоления»), подобно любви к женщине, «пристрастна» (Шишков) («И так чувство родины у всех них совершалось, как чувство любви к женщине» - Пришвин) и соматически выглядит как страсть («От любви к Родине: расстройство чувств, нарушение координации, дрожь в руках, в висках боли» - Венедикт Ерофеев). Любви к Родине, как и любви вообще, нельзя научить - она либо есть, либо ее нет, и, видимо, именно об этом говорит столь употребимый в речи иронический фразеологизм армейского происхождения «учить Родину любить»: «В армии карантином называют специальное место, где молодых бойцов учат любить Родину, правильно ходить строем, рыть окоп полного профиля, стрелять в цель и много чему еще» (Столица, 1997.07.01).
В свою очередь, Родина в представлении «гражданской языковой личности» -это если и ценность, то отнюдь не высшего порядка - она уступает в аксиологическом ранге истине и свободе личности: «Свобода личности понятие более священное / чем Родина» (Беседа с социологом на общественно-политические темы).
Отношения «гражданской языковой личности» с Родиной строятся на договорных, рациональных основаниях, на принципе взаимовыгоды - do ut des («ты мне, я - тебе»). Родина гарантирует человеку его гражданские права у себя дома и защиту за рубежом, а человек заимообразно берет на себя обязательства эту Родину защищать и быть ей лояльным - по сути это уже не любовь, а хорошие отношения: «Патриотизм как я понимаю / это надо любить свою Родину / а любовь как мы знаем / это чувство взаимное» (Беседа с социологом на общественно-политические темы); «Как Родина относится к тебе /так и ты относишься к Родине» (Беседа с социологом на общественно-политические темы).
Если же Родина «нарушает конвенцию», то договорные отношения с ней можно разорвать («Если Родине на тебя наплевать / то мне будет более ценна свобода своей личности» - Беседа с социологом на общественно-политические темы), вполне допускается мысль, что Родину можно и не любить («Может, поймут, что родину можно не любить, если не находишь в ней приятных для себя черт; что родителей можно не уважать, хотя вынужденно и есть их хлеб - Щербакова), а в случае необходимости можно ее поменять.
Гражданская Родина практически отождествляется с государством: «Однако все вопросы с этим памятником Москва взялась решить самостоятельно, без помощи России, о чем правительству Родины было сообщено специальным письмом» (Столица, 1997.03.18); «Поэтому, пройдя большую часть пути, делюсь всем тем, что накопил в душе как человек, представитель своего народа, гражданин своей Родины» (Жизнь национальностей, 2004). Следует заметить, что именем «гражданской Родины» в тексте Корпуса выступает «Отечество», практически синонимизируемое с «государством», реже «обществом»: «Русский человек всегда представлялся человеком государственным, не различающим понятия Отечество и Государство» (Лебедь, 2003.06.16).
Таким образом, в тексте Корпуса единый концепт родной страны выступает в двух ипостасях: Родины этнической, «примордиальной», являющей собой высшую ценность в аксиологической области патриота и отделяемой им от государства и его институтов, и Родины гражданской, отождествляемой с государством и обществом. Представления об этнической Родине, обозначаемые преимущественно именем «Родина», в русском языковом сознании явно превалируют над представлениями о Родине гражданской, обозначаемыми именем «Отечество».
литература
1. Бердяев Н. А. Судьба России: Сочинения. М.-Харьков: ЭКСМО-ФОЛИО, 2004. 736 с.
2. Воркачев С. Г. Слово «Родина»: значимостная составляющая лингвоконцеп-та // Язык, коммуникация и социальная среда. Воронеж, 2006. Вып. 4. С. 26-36.
3. Воркачев С. Г. «Славься, Отечество...»: идея патриотизма в русской лингво-культуре // Язык и национальное сознание: проблемы сопоставительной лингво-концептологии. Армавир, 2007. Вып. 2. С. 16-23.
4. Воркачев С. Г. Идея патриотизма в жанре русской гражданской лирики // Жанры речи. Вып. 5: Жанр и культура. Саратов, 2007. С. 311-320.
5. Воркачев С. Г. Любовь как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2007. 284 с.
6. Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРА-М, 2013. 151 с.
7. Ильин И. А. Почему мы верим в Россию: Сочинения. М.: ЭКСМО, 2007. 912 с.
8. Лурье С. В. Историческая этнология. М.: Аспект Пресс, 1997. 448 с.
9. Национальный корпус русского языка. URL: www.ruscorpora.ru.
10. Русский ассоциативный словарь: в 2 т. М.: Астрель-АСТ, 2002.
11. Сандомирская И. И. Книга о родине: Опыт анализа дискурсивных практик мира. Wien: Wiener Slawistischer Almanach Sonderband 50, 2001. 278 с.
12. Сикевич З. В. Национальное самосознание русских. М.: Механик, 1996. 204 с.
13. Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово, 2000. 624 с.
14. Хомяков А. С. Избранные сочинения. Нью-Йорк: Художественная литература, 1955. 413 с.
15. Шаров С. А. Частотный словарь русского языка. [Электронный ресурс]. Российский НИИ искусственного интеллекта.
16. Шишков А. С. Рассуждение о любви к Отечеству. СПб.: Медицинская типография, 1812. 54 с.
references
1. Berdjaev N. A. Sud'ba Rossii: Sochinenija. M.-Har'kov: JeKSMO-FOLIO, 2004. 736 s.
2. Vorkachev S. G. Slovo «Rodina»: znachimostnaja sostavljajushhaja lingvokoncep-ta II Jazyk, kommunikacija i social'naja sreda. Voronezh, 2006. Vyp. 4. S. 26-36.
3. Vorkachev S. G. «Slav'sja, Otechestvo...»: ideja patriotizma v russkoj lingvo-kul'ture II Jazyk i nacional'noe soznanie: problemy sopostavitel'noj lingvokonceptologii. Armavir, 2007. Vyp. 2. S. 16-23.
4. Vorkachev S. G. Ideja patriotizma v zhanre russkoj grazhdanskoj liriki II Zhanry rechi. Vyp. 5: Zhanr i kul'tura. Saratov, 2007. S. 311-320.
5. Vorkachev S. G. Ljubov' kak lingvokul'turnyj koncept. M.: Gnozis, 2007. 284 s.
6. Vorkachev S. G. Strana svoja i chuzhaja: ideja patriotizma v lingvokul'ture. M.: INFRA-M, 2013. 151 s.
7. Il'in I. A. Pochemu my verim v Rossiju: Sochinenija. M.: JeKSMO, 2007. 912 s.
8. Lur 'e S. V. Istoricheskaja jetnologija. M.: Aspekt Press, 1997. 448 s.
9. Nacional'nyj korpus russkogo jazyka. URL: www.ruscorpora.ru.
10. Russkij associativnyj slovar': v 2 t. M.: Astrel'-AST, 2002.
11. Sandomirskaja1.1. Kniga o rodine: Opyt analiza diskursivnyh praktik mira. Wien: Wiener Slawistischer Almanach Sonderband 50, 2001. 278 s.
12. Sikevich Z. V. Nacional'noe samosoznanie russkih. M.: Mehanik, 1996. 204 s.
13. Ter-Minasova S. G. Jazyk i mezhkul'turnaja kommunikacija. M.: Slovo, 2000. 624 s.
14. Homjakov A. S. Izbrannye sochinenija. N'ju-Jork: Hudozhestvennaja literatura, 1955. 413 s.
15. Sharov S. A. Chastotnyj slovar' russkogo jazyka. [Elektronnyj resurs]. Rossijskij NII iskusstvennogo intellekta.
16. Shishkov A. S. Rassuzhdenie o ljubvi k Otechestvu. SPb.: Medicinskaja tipografi-ja, 1812. 54 s.
